Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 105 (всего у книги 125 страниц)

34.8. Бегство в тюрьму

Накануне морского сражения перед флотом Чжэн Хэ ([1371–1434,] см. 12.7, 35.2) в романе XVII в. Ло Маодэна [жил в эпоху Ваньли, 1573–1620] «Записки о путешествии евнуха по прозвищу Три Драгоценности по Западному океану» [ «Саньбао тайцзянь сиян цзи тунсу яньи» (сокр. «Сиян цзи»), 1597] (см. Ро-дерих Птак (Ptak). «Приключения Чжэн Хэ в пьесе и романе минской поры. «[Фэн тяньмин Саньбао] ся сиян»: перевод и исследование; «Сиян цзи»: попытка истолкования» («Cheng Hos Abenteuer im Drama und Roman der Mingzeit. «Hsia Hsi-yang»: Eine Übersetzung und Untersuchung; «Hsi-yang chi»: Ein Deutungsversuch»). Штутгарт, 1986) появилось судно с двенадцатью воинами вражеского государства Лаво.[448]448
  Кит. Лоху – древнее монское государство Дваравати в Юго-Восточной Азии, существовавшее до X в. Первоначально занимало область близ устья р. Меконг и было вассалом империи Фунань. Как независимое государство впервые упоминается в китайских летописях VII в. К этому времени территория Дваравати охватывала южную часть территории Таиланда и Бирмы. Дваравати поддерживало дипломатические и культурные связи с Индией и Китаем. В VIII–IX вв. столицей Дваравати стало Лонбури (Лаво), и все государство получило то же название; в X в. Л аво-Дваравати было завоевано кхмерами. – Прим. пер.


[Закрыть] Воины сказали, что хотят сдаться по причине тяжкого наказания, которому подверг их собственный военачальник за нерадение: им дали по сто палок и отрезали уши. Китайский военачальник возразил: «Мне с трудом в это верится». Тогда перебежчики показали свои раны, но и это не убедило китайца: «Раны связаны со стратагемой членовредительства». «В таком случае временно заприте нас, а после сражения выпустите», – предложили беглецы. «Хорошо», – согласился китаец и повелел заключить в темницу всех двенадцать.

Этот эпизод романа показывает крайнее внимание китайского военачальника к стратагемам. Из самого романа не ясно, оказались ли прибывшие настоящими или мнимыми перебежчиками. В любом случае китаец не поверил сказанному, повелев ради безопасности запереть их. Тем самым, помогая прибывшим скрыться от своих, он при этом ничем не рискует. Это пример оказания помощи беглецам, но в соединении с взвешенной, основанной на стратагемном анализе самозащитой.

34.9. Черт бы побрал срамную щель твоей матери!

В романе [Юй Ваньчуня (1794–1849) «История усмирения бандитов» (гл. 9 (79)) с подзаголовком] «Полное заключительное повествование о Речных заводях» [ «Цзе шуйху цюань чжуань»] повстанцы похищают дочь и зятя канцлера Цай Цзина (1047–1126). За освобождение пленников разбойники требуют смерти военачальника Ян Тэнцзяо, нанесшего им чувствительное поражение и убившего двоих повстанцев. Цай Цзин сулит Ян Тенцзяо повышение в восточной столице Кайфэне, куда сопровождать его будет удалец Лю Шижан, которому и поручено убить в пути генерала. По дороге в Кайфэн однажды вечером они останавливаются на постоялом дворе, где, сидя за трапезой, приглашают к себе певичку А Си, спевшую несколько песен. Лю Шижан не преминул потискать ее. Стоило ей удалиться со сводней Бо Эр, как она возвращается обратно вся разъяренная, потому что пропала ее зеленая шпилька, которую ей одолжила сводница. Лю Шижан говорит ей, что, когда она уходила, шпилька была в ее прическе. А Си не верит ему: она все обыскала, но безуспешно. Остается одно – развлекаясь с ней, постояльцы улучили момент и спрятали украшение. Вот почему она вернулась. Простодушный Ян Тэнцзяо недоумевает: «Кто мог сыграть с тобой столь злую шутку? Но если и так, тебе вернут твое украшение. Только успокойся». Ян Тэнцзяо отодвигает стул и принимается за поиски. Его примеру следует и половой. Однако шпильки нигде нет. И тут Ян Тэнцзяо видит, как сводня, тыча пальцем в девицу, начинает поносить ее: «Ты, сучье отродье, выковырянный из грязной срамной щели недоносок! Черт побери срамную щель твоей матери! Как тебя угораздило потерять голову! Следовало бы ободрать срамную щель твоей матери и пустить на иное дело!»

Лицо А Си зеленеет от ужаса, ее охватывает дрожь. Бо Эр подходит к ней и отвешивает ей оплеуху, да такую, что А Си покачнулась. Она начинает плакать. Ян Тэнцзяо жалко девицу, и он спрашивает о стоимости украшения. Но тут его спутник Лю Шижан наступает ему на ногу, давая знак не вмешиваться. Бо Эр, продолжая ругаться: «Поплачь мне, поплачь!», вновь приближается к А Си с намерением ударить ее. Но половой удерживает руки сводницы. Вскоре вся троица покидает комнату. Тогда Лю Шижан обращается к Ян Тэнцзяо: «Это обычная для публичных заведений уловка с членовредительством. Не принимай происходящее всерьез!» Тем временем снаружи слышатся звуки, напоминающие удары палкой или кулаками, а затем крики сводни и душераздирающие рыдания певички.

Лю Шижан истолковывает поведение сводницы и певички с точки зрения стратагемы 34. Он обвиняет женщин в том, что сводница устроила болезненное для А Си представление, чтобы вызвать у мужчин сочувствие и заставить их раскошелиться. На следующий день Лю Шижан признается Ян Тэнцзяо, что украл заколку, когда тискал А Си. Стратагемный разбор шумной ссоры между сводней и девицей он провел только с целью успокоить Ян Тэнцзяо и отвлечь его внимание от девицы, с которой столь дурно обошлись. Для этого Лю Шижан и воспользовался стратагемой 19 (см. 19.38).

34.10. Изображать больного при смерти

«Дабы иметь возможность жениться на барышне Цяо, я воспользовался уловкой тетушки Инь и изобразил больного. Собственно, это была уловка нанесения себе увечья… С тех пор как я стал изображать больного, меня непрестанно мучает голод, я вынужден испытывать печаль и терпеть неудобства. Так недолго и ноги протянуть. Если ничего не сладится, стало быть, я напрасно затеял уловку с собственным увечьем…»

Так говорит молодой господин Люй в 29-м явлении пьесы Самка феникса ищет самца [ «Хуан цю фэн»] Ли Юя (1611–1679).

Уже женатому на двух красавицах [Сюй Сяньчоу и Цао Ваньшу] господину Люй [Шэну] приглянулась прелестная госпожа Цяо [Мэнлань], тоже благоволившая к нему. Его обе супруги ни за что не хотели иметь рядом еще одну женщину. И тогда молодой Люй обратился к тетушке Инь. Она сказала ему, что жены его достаточно богаты и никакими подарками их не растрогаешь. А ведь, только завоевав их сердце, можно на что-то рассчитывать. Без Люя они не смогут жить. Если он умрет, жизнь для них утратит всякий смысл. Лишь одна его готовность умереть позволит достичь вожделенной цели. Молодой человек воспротивился. Дескать, ради женщины он не собирается топиться или вешаться. «Этого и не надо, – возразила тетушка. – Смерть должна лишь наметиться, но до печального конца дело не дойдет. Слушай, что я тебе скажу». И тетушка Инь поет:

«Я не требую, чтобы ты бросился в пучину вод и расстался с жизнью.

Я не требую, чтобы ты испил чашу с ядом… Тебе нужно лишь изобразить тяжкий недуг…»

Предложенную тетушкой стратагему 27 молодой господин Люй использует столь усердно, что в итоге она обращается в стратагему 34. Об этом он и упоминает дважды в своей приведенной выше жалобной песне. Стратагема завершается счастливым концом. Опасающиеся за жизнь своего господина обе женщины соглашаются, прислушавшись к словам заранее подговоренного гадателя, на брак господина Лю с госпожой Цяо.

34.11. Дать отколотить себя, чтобы добиться любви

своей возлюбленной Риты. Том договорился с двумя своими сокурсниками, крепкими парнями, после чего позвонил Рите и назначил ей встречу в парке. К ее приходу приятели были уже там. «Эй ты, козел», – обратился первый к Тому и ударил его в лицо. Второй ударил по почкам, так что Том упал, после чего оба стали топтать его ногами. Рита закричала: «Том, что происходит?» Увидев ее, ребята бросили Тома и убежали.

Том, лежа весь в крови, улыбался ей. Улыбался он и когда она, поддерживая, привела его к себе в комнату, когда уложила в свою постель, когда останавливала кровь из носа и обрабатывала разбитые губы. Он перестал улыбаться, лишь когда обхватил ее голову руками и поцеловал. Через два месяца он решил представить ей обоих своих приятелей. Глядя на него влюбленными глазами, она засмеялась и сказала, что мысль дать избить себя – самое чудесное, до чего он додумался в своей жизни. Ведь иначе он никогда не заполучил бы ее» (Константин Зайбт (Seibt). «Три правдивые истории из Цюриха». Multisexuell. Цюрих, ноябрь, 1994.)

34.12. Беспомощный мальчик

«Господин К., рассуждая о том, дурна ли привычка молча проглатывать нанесенную обиду, рассказал следующую историю. «Прохожий спросил тихо всхлипывавшего мальчика, почему он плачет. «Я скопил две монетки на кино, – ответил мальчик, – а потом пришел вон тот парень и одну вырвал у меня из рук». – И он указал на видневшуюся в отдалении фигуру. «Что ж ты не позвал на помощь?» – спросил прохожий. «Я звал», – ответил мальчик и заплакал громче. «И никто тебя не услышал?» – допытывался прохожий, ласково погладив его по голове. «Нет», – прорыдал мальчик. «Значит, громче кричать ты не можешь?» – спросил мужчина. «Нет», – сказал мальчик и посмотрел на вопрошающего с надеждой, ибо тот улыбался. «Тогда давай сюда и вторую!» – сказал человек и, отобрав у мальчика последнюю монету, беззаботно зашагал дальше» [Бер-тольд Брехт. «Рассказы господина Койнера», рассказ «Беспомощный мальчик»: Брехт. «Избранное. Пьесы, рассказы». Пер. с нем. Э. Львовой. М.: Радуга, 1987, с. 330].

Мальчик хотел добиться сострадания и сочувствия, плача и выказывая свою беспомощность. Но это не сработало, даже напротив: он потерял еще больше. Данный случай может служить предостережением от ненужного использования стратагемы 34. Бертольд Брехт (1898–1956) своим рассказом о господине Койнере предостерегает от желания разжалобить других ради получения помощи. Даже в трудное время необходимо оставаться хозяином своей судьбы.

34.13. Ежедневно вкушая горечь желчи

«Когда уский ван (Фу Ча) узнал о выступлении (юэского вана Гоу Цзяня), он собрал все свои отборные войска, ударил по Юэ и нанес поражение армии Юэ у Фуцзяо (горы Фуцзяошань, находятся в современном уезде Усянь провинции Цзянсу).

Юэский ван с оставшимися пятью тысячами воинов укрылся на высоте у Гуйцзи (другое возможное чтение – Куайцзы, гора в современной провинции Чжэцзян к востоку от уездного города Шаосин). Уский ван, преследуя его, окружил юэсцев там… Как только уский правитель помиловал юэского вана (благодаря уговорам подкупленного тем главного управителя делами в царстве У тайцзая (главный управитель делами княжества) Бо Пи), Гоу Цзянь вернулся в свое царство. Страдая душой и телом, он повесил над собой [мешок] с желчью, чтобы всегда – сидя и лежа – видеть его и помнить [о своем позоре]. Даже в еду и питье он добавлял желчь, твердя при этом: «Ты не забыл о своем позоре под Гуйцзи?» [ «Ши цзи», гл. 41: Сыма Цянь. Исторические записки, т. 6. Пер. с кит. Р. Вяткина. М.: Восточная литература РАН, 1992, с. 17–18]. Позже ему удалось уничтожить царство У (см. также 10.3).

Гоу Цзянь обратил стратагему 34 против самого себя, чтобы постоянно будоражить свое чувство мести. «Лежать на хворосте и пробовать на вкус желчь» («во синь чан дань») – известное китайское выражение, означающее «постоянно напоминая себе об испытанном унижении, черпать тем самым силы».

34.14. Причесываться ветром и мыться под дождем

Совершенно иными по сравнению с Гоу Цзянем были тяготы Великого Юя (ум. якобы 2177 до н. э.). Уже через четыре дня после женитьбы Юй покинул свою молодую жену [Нюй-цзяо], чтобы согласно повелению Шуня бороться с наводнением, постоянно обрушивающимся на страну. «Юй прочистил русла девяти рек, прорыл стоки из рек Цзи и Та (или Лэй) и спустил излишки вод в море. Он пробил путь рекам Жу и Хань, сделал стоки для рек Хуай и Сы и спустил их воды в длинную реку Цзян (именуемую европейцами Янцзы). Только после этого удалось обрести Срединное владение и кормиться в нем. В те годы Юй восемь лет находился на чужбине. Он трижды проходил мимо ворот своего дома, но не входил в них» [ «Мэн-цзы», гл. 5.4: пер. В. Колоколова, с. 82]. «Молодой дракон (Юй) сам брал в руки мешки и лопату… Умывал [его] проливной дождь, причесывал быстрый ветер («цзе шэнь фэн, му цзи юй»)» [ «Чжуан-цзы», гл. 33 «Поднебесный мир» («Тянь ся»). Пер. Л. Позднеевой // «Мудрецы Китая. Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы». СПб: «Петербург – XXI век», 1994, с. 357]. Сообразуясь с его образом, философ Чжуан-цзы сказал: «Не отдыхать ни днем ни ночью и считать высшим [благом] тяжкий труд» [(«жи-е бу сю, и цзы ку вэй цзи»), речь идет о последователях Мо-цзы; там же, с. 357]. В самоистязании выдающихся правителей вроде Великого Юя видны отзвуки стратагемы 34, ибо оно должно было постегивать подданных и подвигать на большие свершения.

34.15. Мучения обратить в боевой дух

Ни убийство, ни пожар, ни узилище,

Ни вдобавок крайность положения;

Тут надобно нечто более сильное,

Что возымело бы действие.

Вы должны стать нищими,

Умирать все с голоду;

Быть проклятыми и обреченными

На мучения и страдания.

Жизнь вам должна

Опостылеть настолько,

Что будете готовы с ней расстаться

Как с мукой и тяготой.

И, возможно, тогда пробудится

В вас иной дух,

Дух, который через мрак ночи

Все же подвигнет вас к свободе.

Это стихотворение Гофмана фон Фаллерслебена (1798–1874) напоминает стратагему 34. У людей, прижатых крайними обстоятельствами, могут пробудиться силы, с помощью которых они сумеют преодолеть эти обстоятельства. Обрушившееся на людей несчастье может оказаться полезным в смысле стратагемы 34, поскольку отчаянное положение становится средством мобилизации сил. В данном случае стратагема 34 выступает не стратагемой обмана, а стратагемой извлечения выгоды.

34.10. Освободиться, сдавшись

«В стане разбойников в горах Шаохуашань три предводителя держали между собой совет. Главный из них, Чжу У, родом из уезда Динъюань, умел сражаться двумя мечами сразу и, хотя особыми талантами не обладал, отлично разбирался в военном деле. Кроме того, в голове у него всегда роилось множество планов. Второй удалец, по имени Чэнь Да, родом из уезда Ечэн провинции Хэнань, был искусен в метании стального дротика. Третий, по имени Ян Чунь, был уроженцем уезда Цзелян области Пучжоу. Этот в совершенстве владел мечом с длинной рукоятью. В тот день Чжу У, беседуя с Чэнь Да и Ян Чунем, сказал: «Сегодня я узнал, что в уезде Хуаинь власти обещают три тысячи связок монет в награду тому, кто нас изловит, и уж тогда нам придется обороняться. Но деньги и провиант у нас на исходе. Почему бы нам не отправиться на добычу, чтобы пополнить запасы на случай, если придут войска и осадят нашу крепость?» Чэнь Да согласился с ним: «Ты рассудил правильно! Отправимся в уезд Хуаинь и для начала попросим тамошних жителей одолжить нам продовольствия, посмотрим, что они скажут». «Нет, – возразил Ян Чунь, – идти следует не в Хуаинь, а в Пучэн. Там нас ждет верная удача». На это Чэнь Да заметил: «В Пучэне жителей мало! Ни денег, ни продовольствия мы там не добудем. Лучше уж отправиться в Хуаинь. Население там богатое, а деньги и зерно у них всегда в изобилии». Тогда Ян Чунь сказал: «Разве ты, дорогой брат, не знаешь, что в уезд Хуаинь можно попасть, пройдя через поместье, которым владеет Ши Цзинь. А ведь он храбр как тигр. Не стоит раздражать его! Все равно он нас не пропустит!» «Брат мой, – промолвил Чэнь Да, – ну и труслив же ты! Если ты не решаешься пройти через какую-то деревушку, то как же ты будешь отбиваться от настоящего войска?» «Друг мой, – стоял на своем Ян Чунь, – не следует свысока относиться к этому человеку, еще неизвестно, на что он способен!» Чжу У поддержал Ян Чуня: «Я тоже слышал, что Ши Цзинь настоящий герой и обладает большими талантами. Лучше нам туда не ходить». Возмущенный Чэнь Да вскочил с места и закричал: «Заткните свои глотки! Преувеличивая силу других, всегда преуменьшаешь свою! Он только человек – и у него не три головы и не шесть рук! Я не верю никаким россказням. – И, обернувшись к другим членам шайки, приказал: – Подать коня, да побыстрее. Я сегодня же разгромлю деревню Шицзяцунь (?) и потом захвачу весь уезд Хуаинь». Как ни отговаривали его Чжу У и Ян Чунь, он не изменил своего решения. Быстро собравшись, Чэнь Да вскочил на коня и во главе своего отряда, в котором было около полутораста человек, под грохот барабанов и удары гонга двинулся с гор прямо к поместью Ши Цзиня. А Ши Цзинь в это время находился в своей усадьбе, готовясь к нападению разбойников, проверял оружие и коней. Вдруг прибежал слуга и сообщил, что разбойники приближаются к усадьбе. Ши Цзинь тотчас же приказал ударить в бамбуковые колотушки. Деревенские жители, услышав этот сигнал, сбежались в усадьбу кто с пикой, кто с палицей и увидели Ши Цзиня в боевом одеянии. Волосы его были повязаны косынкой, концы которой ниспадали ему на плечи. На нем был халат из синей парчи, одетый поверх ярко-красной кольчуги, подпоясан он был кожаным ремнем, на ногах – расшитые зеленые сапоги, грудь и спину покрывали железные латы. При нем был лук и колчан со стрелами, а в руках он держал меч с тремя гранеными зубцами, каждое острие которого имело два лезвия и желоба для стока крови. Слуга подвел огненно-рыжего коня, и Ши Цзинь вскочил в седло, потрясая трехгранным мечом. Впереди построились тридцать-сорок дюжих крестьян, а за ними еще человек восемьдесят-девяносто. С воинственными криками они двинулись к северной окраине деревни.

Чэнь Да во главе своего отряда быстро помчался с горы и расставил своих людей в боевом порядке. Взглянув на врага, Ши Цзинь заметил, что голову Чэнь Да украшает высокая ярко-красная повязка, примятая посередине, на нем были золоченые латы и красный халат, сапоги на толстой подошве и пояс не менее семи футов длиною. Чэнь Да гарцевал на горделивом белом коне и держал наперевес пику с восемью насечками. Тут разбойники издали боевой клич, и начальники отрядов выехали друг другу навстречу. Приподнявшись в стременах, Чэнь Да приветствовал Ши Цзиня учтивым поклоном. Но Ши Цзинь в ответ закричал: «Эй, вы, поджигатели и убийцы! Грабители и разорители честных людей! Ваши преступления оскорбляют само небо, всех вас надо уничтожить. Чего вы молчите? Или оглохли? Не слышали обо мне? Как же вы обнаглели, что решили заявиться сюда?!» Придерживая коня, Чэнь Да отвечал ему: «В нашем стане не хватает провизии, мы хотим пройти в Хуаинь, чтобы одолжить там продовольствие. Но путь наш лежит через ваши владения, и я прошу разрешить нам проехать. Мы не тронем ни травинки в вашем поместье. А на обратном пути, разумеется, отблагодарим вас». «Что за вздор! – отвечал Ши Цзинь. – В нашей семье испокон века все были старейшинами этих мест, и я решил переловить вас, разбойников, и установить порядок! Но вы сами сюда пожаловали. Если б я даже позволил вам беспрепятственно пройти через мои владения, начальник уезда, узнав об этом, впутал бы и меня в ваши грязные делишки». Чэнь Да ответил на это: «Среди четырех морей все люди братья. Я прошу вас пропустить нас». «К чему эти глупые разговоры? – крикнул Ши Цзинь. – Если даже я пойду на это, найдется другой, кто откажет. Вот спроси хотя бы его. Если он разрешит, ты сможешь пройти по землям моего поместья». «Почтенный господин, но у кого же я должен спрашивать?» – удивился Чэнь Да. «Спроси мой меч. Если он пожелает, я разрешу тебе пройти». Тут Чэнь Да рассвирепел и закричал: «Когда преследуешь человека, не доводи его до того, чтобы он показал все, на что способен». Ши Цзинь тоже вскипел. Взмахнув мечом, он пришпорил коня и ринулся в бой. Чэнь Да вытянул свою лошадь плетью и с пикой наперевес бросился навстречу Ши Цзиню. Завязался бой. Долго противники безрезультатно бились друг с другом, пока Ши Цзинь не сделал вид, что промахнулся. Когда же противник направил ему пику прямо в сердце, он с быстротой молнии отстранился, и копье Чэнь Да зацепилось за его одежду. Сам Чэнь Да, не удержавшись, повалился прямо на Ши Цзиня. Тогда Ши Цзинь мгновенно протянул проворные, как у обезьяны, руки, выгнул спину, подобно волку, и, схватившись за копье врага, стянул его с расшитого узорами седла. Ухватив Чэнь Да за тканый пояс, Ши Цзинь швырнул его на землю. Лошадь Чэнь Да умчалась как ветер. Ши Цзинь приказал связать пленника. Поселяне накинулись на разбойников и обратили их в бегство. Возвратившись в усадьбу, Ши Цзинь взял веревку и привязал Чэнь Да к столбу на площадке перед домом. Он принял решение поймать двух других главарей, передать всех их властям и получить обещанное вознаграждение. Затем Ши Цзинь, прежде чем отпустить по домам своих соратников, приказал подать вина и в знак благодарности всех угостил. Все пили и ликовали: «Поистине правы те, кто называет тебя храбрецом, господин!»

Не будем рассказывать, сколько на радостях было выпито вина. Вернемся к двум другим главарям – Чжу У и Ян Чуню, которые оставались в лагере. В тревоге гадали они, что могло случиться с теми, кто ушел. Наконец они послали несколько своих молодцов на разведку. Но те, издали увидев отступающих и лошадь Чэнь Да, которую вели под уздцы, кинулись назад в горы с громкими криками: «Беда! Беда! Почтенный господин Чэнь не послушался советов других наших предводителей и поплатился жизнью!..» Чжу У стал расспрашивать очевидцев, а те кратко рассказали о схватке, закончив свой рассказ словами: «Кто же может устоять перед отважным Ши Цзинем!» «Чэнь Да не послушался моих слов, – произнес Чжу У, – потому-то и произошло несчастье». Тогда заговорил Ян Чунь: «Нам нужно собрать все наши силы и двинуть на Ши Цзиня. Как ты думаешь?» «Нет, это тоже не годится, – отозвался Чжу У. – Если уж он победил Чэнь Да, то лучше нам не тягаться с Ши Цзинем. У меня есть план разжалобить («куцзи») его. Если и это не поможет нам выручить Чэнь Да, то мы погибли». «Что же это за план?» – спросил заинтересованный Ян Чунь. Чжу У наклонился к нему в что-то прошептал на ухо, потом громко закончил: «Иначе поступить нельзя!» «Отлично! – воскликнул Ян Чунь. – Я отправлюсь с тобой немедленно. Не будем терять времени!»

Теперь возвратимся к Ши Цзиню. Он находился в своем поместье, и гнев его еще далеко не утих, когда внезапно он увидел своего слугу, стремительно вбежавшего к нему с криком: «Чжу У и Ян Чунь спустились с горы и идут сюда!» «Ну что ж, я покончу и с ними! – заявил Ши Цзвнь. – Сразу всех трех сдам властям. Скорее подайте мне коня!» Он приказал бить в бамбуковые колотушки, и народ снова сбежался к нему. Ши Цзинь вскочил на коня и едва успел выехать из поместья, как увидел обоих главарей Чжу У и Ян Чуня, которые подходили к поместью. Приблизившись, они смиренно стали на колени. По их лицам ручьем струились слезы. Ши Цзинь спешился и грозно закричал: «Что хотите сказать вы, валяющиеся у моих ног?» Тогда Чжу У, рыдая, воскликнул: «Мы трое, ничтожнейшие из людей, всегда подвергались преследованию властей, и нам ничего не оставалось, как только скрываться в горах и заниматься разбоем. Когда-то мы поклялись, что умрем в один и тот же день. Может быть, мы и не обладаем мужеством и доблестью нареченных братьев Гуань Юя, Чжан Фэя и Лю Бэя, о которых повествует «Троецарствие», но сердца наши так же слиты воедино, как у этих прославленных героев. Сегодня наш младший брат Чэнь Да не послушался нашего совета. Он оскорбил ваше достоинство, вы взяли его в плен и держите в своем поместье. Мы не можем рассчитывать на вашу милость и поэтому просим позволить нам умереть вместе с ним. Мы умоляем вас, достойный герой, передать всех нас в руки властей и получить за это положенное вознаграждение. Мы не затаим против вас обиды, что бы ни случилось! Убейте нас, и мы умрем без ропота!..»

Выслушав это и поразмыслив, Ши Цзинь сказал себе: «Если они действительно так благородны, а я сдам их властям и потребую за это награду, то все достойные люди будут надо мною насмехаться. Что станут они думать обо мне? Недаром с древнейших времен говорится: «Тигр не ест падали». Вслух же он произнес: «Следуйте за мной». Чжу У и Ян Чунь нисколько не испугались и вошли с Ши Цзинем во внутренние покои его дома. Там они снова опустились на колени и настойчиво просили связать их. Ши Цзинь несколько раз приказывал им встать, но они отказывались сделать это. Издревле существует поговорка: «Умный поддерживает умного, храбрец распознает храбреца». Поэтому Ши Цзинь сказал им: «Я считаю ниже своего достоинства сдать властям людей такого душевного благородства. Что вы скажете, если я освобожу Чэнь Да и верну его вам?» «Не навлекайте на себя беды столь опрометчивым поступком, – ответил Чжу У, – лучше уж передайте всех нас в руки властей и получите награду». Но Ши Цзинь с негодованием отверг это предложение: «Я не могу совершить такой низкий поступок! Спрашиваю вас, согласны ли вы сесть за мой стол и откушать со мной?» «Если мы не страшимся самой смерти, – промолвил Чжу У, – то станем ли мы опасаться вашего угощения?» Ши Цзинь, обрадованный их ответом, развязал Чань Да и приказал слугам принести вина и мяса. Когда угощение было готово, он пригласил трех главарей к столу. Чжу У, Ян Чунь и Чэнь Да от души поблагодарили Ши Цзиня за его великодушие. По мере того как они пили вино, их лица все более и более прояснялись. Когда все вино было выпито, они еще раз поблагодарили Ши Цзиня и ушли в горы. Проводив их до ворот, Ши Цзинь возвратился в усадьбу.

Теперь расскажем о том, как, добравшись до своего лагеря, Чжу У, Чэнь Да и Ян Чунь стали держать совет. Чжу У сказал: «Если бы мы не пошли на хитрость, мы бы больше здесь уже не встретились. Спасти Чэнь Да удалось только потому, что Ши Цзинь оказался человеком редкого благородства и отпустил нас. Нам надо скорей послать ему подарки, чтобы отблагодарить за великодушие и спасение нашей жизни» [ «Речные заводи», гл. 1: Ши Найань. Речные заводи, т. 1. Пер. с кит. А. Рогачева. М.: Гослитиздат, 1959].

Рассказ об удачном применении стратагемы страдания взят из романа Речные заводи, написанного около 1330 г., как считается, Ши Найанем [1296–1370]. Приведенный пример показывает, как в данной стратагеме свою жизнь вверяют противнику, чтобы тем самым обезоружить его психологически и склонить на свою сторону. По-китайски речь здесь идет о «куцзи», дословно «стратагеме страдания». Имеется в виду страдание в крайнем его проявлении, т. е. связанное с лишением жизни. «Куцзи» и выражение для стратагемы 34 отличаются лишь отсутствием или соответственно наличием слова «плоть/тело». Выражение для стратагемы 34 ясно ограничивает страдание плотью, тогда как при стратагеме страдания на чашу весов бросают высшее достояние – собственную жизнь. Как близнеца стратагемы 34 ее используют «в безвыходном положении» (Большой словарь китайского языка [в 13 тт. («Ханьюй да цидянь»)], т. 9. Шанхай, 1992, с. 321).