Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 125 страниц)

21.8. Ввести в заблуждение простыми бивуачными кострами

Весьма малыми затратами обошелся в ходе Семилетней войны Фридрих Великий (1712–1786) в битве при Лигнице в августе 1760 г. Его армия была обложена с трех сторон, так что противники уже шутили, говоря: «Мешок открыт, осталось только завязать». Ночью Фридрих изменил свое расположение, оставив гореть бивуачные костры на прежнем месте и тем самым обманув противников, уверовавших в свою победу (см. Михаэль Гиммерталь (Gimmerthal), Kriegslist und Perfiedeverbot… («Военная хитрость и запрещение вероломства…», 1990, с. 29).

21.9. Из черниц в жены

«В эру Обширного Благоденствия[302]302
  Эра Обширного Благоденствия (Хун-си) – один год правления императора Жэнь-цзуна: 1125 г.


[Закрыть] за восточными воротами областного града Хучжоу жила семья, принадлежавшая к кругу ученых. Глава семьи к тому времени, о котором идет речь, уже умер, и в доме оставалась вдова с двумя детьми: мальчиком и юной девушкой. Двенадцатилетняя дочка вдовы была умна и хороша собой – ну прямо чудесный цветок. Одна лишь беда: оттого ли, что в малолетстве она часто недоедала, напала на нее хворь, которая доставляла матери большое беспокойство. Понятно, что вдовица делала все возможное, чтобы оградить дочку от злых напастей. Как-то раз в их доме появилась монахиня-настоятельница ханчжоуского храма Цуйфуань, что значит «Обитель Плывущей Бирюзы». Мать и дочь в это время занимались рукоделием. Вдова обрадовалась гостье, с которой водила знакомство вот уже несколько лет. Надо сказать, что монахиня была редкой мастерицей плести лживые речи, то есть, как говорится, имела цветистые уста и лукавый язык. К тому же горазда она была и поблудить. Не случайно, что вместе с нею в обители проживали две молоденькие ученицы, которые, как и настоятельница, занимались непотребными делишками. Игуменья пришла к вдовице с подарками: принесла кулек южных фиников, жбан чаю осеннего, два блюда с каштанами и спелыми фруктами. Женщины обменялись приветствиями, которые обычно говорятся при встрече. Внимание гостьи привлекла девочка, сидевшая рядом с матерью.

Красавица станом тонка и стройна.

Мила и во всем грациозна она.

Бела, словно грушевый цвет, омытый дождем поутру.

Нежна, как персика лепесток, трепещущий на ветру.

Поступь воздушна, шаги так легки.

Вдруг из-под платья мелькнут

Изящные ножки – молодого бамбука ростки.

Смущенья полна, только речь поведет.

Губы – спелые вишни.

Влажно алеет прелестный маленький рот.

Дрогнет даже сердце Фэн Шэ,[303]303
  В одном из рассказов сунской антологии «Обширные записи годов Великого мира» («Тай-пин гуан-цзи») говорится об ученом Фэн Шэ, к которому ночью явилась небожительница. Она стала домогаться его любви, однако Фэн Шэ отверг ее четырежды, пока фея от него не отступилась.


[Закрыть] так она хороша! Луский молодец[304]304
  Существовала притча об одиноком мужчине из Лу, к которому однажды ночью кто-то постучал в дверь. Оказалось, что это красавица-вдова, просившая ночлега. Однако хозяин не пустил ее, подозревая в нечистых помыслах. Луский молодец, или Луский мужчина, стало нарицательным именем для женоненавистника.


[Закрыть] не устоит – вмиг встрепенется душа!

– Сколько годков вашей дочке? – поинтересовалась игуменья.

– Двенадцать! – ответила вдова. – Во многих делах она у меня искусница. Одна беда – очень уж слабенькая, из болезней не вылезает. Тревожусь я за нее и душою болею. Ради нее жизнь свою готова отдать!

– А молились ли вы за нее, почтенная? Высказывали ли свое сокровенное желание?

– Чего только не делала! Молила и духов, и Будду, даже звездам тайну свою поверяла. Ничего не помогло! Сидит в ней проклятая хворь, и все тут! Видно, судьба ее столкнулась с какой-то злою планетой, которая так и крутится вокруг нее!

– Да, все от судьбы зависит! – согласилась игуменья. – Хочу я взглянуть на знаки жизни девицы. Поразмыслить над ними.

– Оказывается, ты и гадать умеешь, матушка! Вот не думала! – воскликнула женщина и показала монахине знаки жизни дочери. Монахиня, напустив на себя важный вид, принялась что-то подсчитывать.

– Значит, так получается!.. Не следует ей более находиться при вас, почтенная! – проговорила монахиня.

– Старая я! Жалко мне ее от себя отпускать… Но я на все согласна, лишь бы она поправилась!.. Только вот куда ее определить? Разве в какой чужой дом, в приемные дочери? Больше некуда!

– Девица ваша просватана? – Не сподобилась еще!

– Вот в чем дело… Ее судьба столкнулась со звездой одиночества, а потому от замужества ее болезнь только усилится! Ну а так в ее знаках как будто пет ничего дурного. Лета жизни у нее будут долгими, а здоровье – отменное… Понимаю вас, почтенная, трудно вам с нею расставаться, потому даже боюсь что-либо предлагать…

– Главное, чтобы она была здорова… Пусть тогда идет куда хочет!

– Если вы готовы расстаться с дочкой, лучше всего отправьте ее к Вратам Будды. Стоит ей покинуть сей суетный мир, как все ее беды исчезнут, радости преумножатся! Это лучший для нее выход.

– Верные слова говоришь, мать-игуменья! Потому как добрые поступки непременно отражаются в небесном лике нашего Будды… Конечно, жалко мне расстаться с дочкой, но что поделаешь? Глядишь, еще сильнее заболеет, а то, не дай бог, умрет! Тогда все прахом пойдет!.. Да, видно, судьба у нее такая!.. Матушка-настоятельница, прошу тебя как старую знакомую: возьми дочку к себе в учение. Если ты, конечно, не против.

– Ваша девочка отмечена звездою счастья… А если она станет жить у нас в ските, частица счастья коснется и нашей обители, отчего лик Будды засверкает яркими красками. Только вот что, почтенная, ничтожная инокиня вряд ли достойна быть ее наставницей!

– Ну к чему ты так, матушка! – воскликнула вдова. – Окажи ей хоть немного своей милости, я и тем буду довольна!

– Разве могу я проявить небрежение к вашей дочери?.. Скит наш, конечно, не из богатых, но все же, благодаря заботам прихожан-дарителей, мы не испытываем недостатка ни в пище, ни в одежде. Так что об этом не беспокойтесь!

– Коли так, выберем подходящий день, и забирай дочку с собой! – проговорила вдовица и, взглянув на численник, вытерла набежавшие слезы. Монахиня принялась ее утешать.

Гостья прожила в доме два дня. В назначенный день мать и дочь, горько плача, простились друг с другом, и девушка с игуменьей сели в нанятую лодку, которая должна была отвезти их в Обитель Плывущей Бирюзы. Познакомившись с монахинями, девушка совершила перед настоятельницей положенные поклоны и, приняв постриг, получила монашеское имя Цзингу-ань, что значит «Воплощенное Безмолвие». Так девица из семьи Ян стала инокиней в Обители Плывущей Бирюзы. А произошло все из-за оплошности ее матери, о чем лучше всего можно сказать стихами:

Девицу терзает жестокий недуг – телом стала слаба. Но неужели бесовский план уготовила ей судьба?! Неразумная мать послала ее к порогу Пустотных врат. Сама нашла ей такую обитель, где свил гнездовье разврат.

Вы, конечно, спросите: почему игуменья посоветовала вдовице отдать дочь в монахини? А дело все в том, что нужна ей была приманка, чтобы заполучить для своих непотребных дел молоденьких смазливых учениц, а красивая девушка могла всколыхнуть любое мужское сердце. Вот почему настоятельница с помощью лживого своего гадания коварно уговорила вдову отдать дочь в монахини. Хитрая игуменья знала, что вдова согласится. Какая мать не пожелает видеть дочь здоровой и счастливой?

Как мы знаем, девушке в ту пору исполнилось всего двенадцать лет, и она, понятно, многого еще не понимала. Будь она повзрослее, ни за что бы не согласилась идти за монахиней. Но дело сделано!

После пострижения девушка несколько раз в год посещала мать, иногда одна, а порой вместе с игуменьей. Надо вам сказать, что, когда девушка жила с матерью, вдова, души не чаявшая в дочери, всякую ничтожную хворь принимала за тяжкий недуг, отчего постоянно за нее тревожилась. После того как дочь ушла в монастырь, печали матери намного поубавилось, так как болезнь дочки уже не была у нее перед глазами. К тому же дочь, навещая ее, казалась вполне здоровой и всякий раз успокаивала мать, говоря, что старый недуг как будто ее покинул. Словом, женщина уверила себя, что сделала правильно, отдав дочь в монастырь, и мало-помалу успокоилась.

Здесь наша история разделяется на две части, и мы сейчас расскажем вам об одном сюцае по фамилии Вэньжэнь, а по имени Цзя, который проживал в Желтопесочном переулке города Хучжоу. Вообще говоря, молодой человек был уроженцем Шаосина, а попал сюда потому, что в свое время его дед, получив в Учэне место учителя, перебрался туда вместе со своей семьей. Семнадцатилетний сюцай был красив, как Пань Ань, а умен, как Цэыцзянь, однако из-за крайней бедности своей до сих пор не обзавелся семьей и жил с матерью, которой было в ту пору сорок лет. Приятели любили и уважали юношу за утонченные и в то же время свободные манеры, а также за его живость и непосредственность, чем он действительно выделялся среди других. Неудивительно, что многие старались помочь ему деньгами или, что бывало чаще, приглашали его на пирушки. Ни одно застолье, пожалуй, не обходилось без него, а если он по какой-то причине отсутствовал, все чувствовали, что пиршеству чего-то не хватает.

Как-то в середине января, в ту пору, когда начинает пышно цвести мэйхуа, друг Вэньжэня предложил ему проехаться по местам Ханчжоуских увеселений, а потом посетить Сиси – Западный Ручей и полюбоваться там цветами мэйхуа. Вэньжэнь, как водится, доложил об этом своей матушке, и друзья тронулись в путь. Прошел один день и одна ночь, когда они наконец добрались до Ханчжоу.

– Давай поначалу съездим к Западному Ручью, посмотрим на мэйхуа, а потом уж отправимся в город! – предложил друг.

Он велел лодочнику повернуть к Сиси. Часа через два с небольшим лодка остановилась, и юноши вышли на берег. За ними последовали слуги со жбанами вина и с коробами, в которых находилась снедь. Пройдя не более половины ли, они очутились у соснового бора. Среди огромных, в обхват толщиной, сосен белели стены одинокого скита. Кругом царило безмолвие, которое нарушало лишь журчание ручья. Юноши подошли к воротам, напоминавшим по форме иероглиф «восемь».[305]305
  Иероглиф «восемь» изображается в виде двух черт, наклоненных друг к дру!у своими верхними частями.


[Закрыть] Ворота оказались на запоре. Однако спутники почувствовали, что за ними кто-то наблюдает.

– Какое тихое и приятное место! – проговорил друг. – Давай постучим и попросим у монахов чашку чая! Согласен?

– Нет, сначала полюбуемся цветами, ведь мы же за этим приехали! А сюда мы успеем зайти и потом! – возразил сюцай.

– Пусть будет по-твоему!

И они, удалившись от скита, направились к тому месту, где цвели мэйхуа. Вот что можно сказать по этому поводу:

Словно кипящее серебро, цветочная пена бела.

Словно волшебный нефрит разбросан вокруг без числа.

Чудные запахи мягкий принес ветерок.

Слаще они того аромата, что ученого Ханя увлек,[306]306
  В одной из старых историй говорится о некоей красавице Цзяо, которая украла у своего отца редкие благовония, чтобы приворожить возлюбленного.


[Закрыть]

Сиянье цветов и солнце затмит.

Блеск украшений самой Сиши[307]307
  Сиши– знаменитая красавица древности. В одной из легенд говорится, что она была дочерью дровосека. О ее несравненной красоте прослышал правитель царства Юэ по имени Гоу Цзянь и решил подарить Сиши своему политическому противнику – государю У. Правитель У, увлекшись красавицей, забросил дела и вскоре был разгромлен.


[Закрыть] яркостью посрамит!

Похоже, дракон из пены возник, споря с инеем белизной.

Первые тени на землю легли, призывая ветер с луной.

Праздным гулякам раздолье здесь – пей вино без забот.

Хорошо и поэтам стихи читать ночи и дни напролет.

Друзья взирали на эту картину с восхищением, а потом, велев слугам раскрыть короба, принялись за яства и напитки. Между тем стало темнеть. Захмелевшие от вина приятели поднялись и поспешили к лодке. Скит они обошли стороной, не решившись заходить туда в такое позднее время. Прошла ночь, а утром друзья вновь направились к сосновому бору.

А теперь мы расскажем о том, что происходило в Обители Плывущей Бирюзы, где, как мы знаем, жила дочка вдовы, которая постриглась в монахини. К тому времени Цзингуань (как нарекли ее в постриге) исполнилось шестнадцать лет. Это была на редкость прелестная девица, нравом застенчивая и замкнутая. В храме часто появлялись богомольцы, а среди них разные грубияны, которые таращили на красавицу глаза или отпускали по ее адресу рискованные шутки, а порой пытались заигрывать с ней. Другие монахини, ее подруги, обычно увивались вокруг таких богомольцев, принимали ухаживания с большой охотой. Но девушка была с ними холодна, оставляя их заигрывания без внимания. Она также старалась не замечать мерзких делишек, которыми занимались инокини. Запрет, бывало, дверь своей кельи и сидит, погрузившись в молчание, а то читает древние книги или сочиняет стихи. Без причины она старалась не выходить наружу. И надо же так случиться, что в этот самый раз, когда сюцай с приятелем оказались возле ворот, монахиня Цзингуань вышла из кельи прогуляться на воздухе. Ненароком она заглянула в щелку и увидела Вэньжэня, обликом прекрасного, манерами изящного, словом, совершенно непохожего на простых смертных из нашего бренного мира. Девушка не могла оторвать глаз и жадно его разглядывала, пока он не удалился. Ах, броситься бы за ним следом, чтобы еще раз взглянуть на прекрасного незнакомца!.. Растерянная, с растревоженной душой, она вернулась в свою келью.

«Есть же на свете такие красавцы! – подумала она. – Ну прямо небожитель, спустившийся на землю! Какое было бы счастье вверить себя этому юноше и прожить с ним всю жизнь вместе! Только мне этого не дано!» Она вздохнула, и на ее глазах выступили слезы. Как говорят:

Однажды немой задумал вкусить плод незрелый совсем. Другой бы от горечи завопил, а он-то, бедняга, нем.

Любезные слушатели, надо вам знать, что ушедший из мира инок, если он вправду хочет стать учеником Будды, должен отринуть прочь все суетные мысли и ступать по земле, словно пребывая в пустоте, имея в груди застывшее сердце, в котором не трепещет ни одна жилка. Только совершенствуя себя денно и нощно, можно достичь успеха на этом пути. В нашей же жизни происходит обычно не так. С малолетства отрок зависит от неразумной прихоти родителей, которые отправляют его к Вратам Пустоты, проявляя излишнюю волю свою. И то, что вначале кажется легким, потом оборачивается большими печалями. Вырос отрок, раскрылись чувства его, и познал он вкус жизни. И тут неожиданно он понимает, что все произошло вопреки его желанию, по глубокому настоянию других. Вот так и рождаются люди, которые своим непотребным действом оскверняют обитель Будды! Можно ли тогда толковать о достижении святой радости? Не лучше ли подумать о том, как вовремя избежать преступления! Я обращаюсь к вам, ныне живущим: не направляйте своих сынов и дочерей по такому пути! Однако бросим праздные разговоры и вернемся к нашему рассказу.

Прошло более четырех месяцев с тех пор, как сюцай Вэнь-жэнь вернулся из Ханчжоу домой, но, поскольку в этом году проходили Большие испытания, он должен был снова ехать туда, так как ему удалось в родном округе занять первое место. Стояла шестая луна, погода была нежаркой. Юноша принялся складывать свой незамысловатый скарб и готов был тронуться в путь. В Ханчжоу он решил временно остановиться у своей тетки-вдовы, которая после смерти мужа Хуана жила одна в большом доме, а потом при случае он собирался снять удобную и прохладную комнатку, где можно было пожить в полном уединении. Приятели дали ему денег на дорожные расходы, и в один из дней, сказав своей матушке слова утешения, он со слугой Асы, который нес его книги, сел в лодку и отправился по назначению. Суденышко, оставив позади Восточные Ворота, продолжало свой путь, когда вдруг на берегу возникла фигура молоденького монашка.

– Куда плывете? Не в Ханчжоу? – крикнул монашек. Судя по выговору, он был уроженцем Хучжоу.

– Туда едем! – ответил лодочник. – Везу господина сюцая на экзамены.

– А меня не захватите? Я не поскуплюсь на расходы!

– А зачем тебе туда, наставник? – поинтересовался лодочник.

– Монашествую я там – в Линъиньсы – Обители Сокровенного Духа.[308]308
  Здесь назван известный мужской монастырь.


[Закрыть] А сейчас возвращаюсь после побывки у родных…

– Сам я не волен решать, – сказал хозяин суденышка. – Надобно спросить у господина сюцая.

Челядинец Асы, который в это время пробрался на нос лодки, закричал:

– Эй, ты, безволосый! Осел непутевый… Катись подобру-поздорову! Мой хозяин едет на экзамены, удачу свою ищет, а ты, плешивый, только беду накличешь! Проваливай прочь, не то окачу вот из этой бадьи! Умою тебя, башка твоя смутьянская!

Вы, конечно, полюбопытствуете, отчего Асы обругал монашка такими словами? А все оттого, что в былые времена гуляла этакая едкая шутка, которая монашеский люд высмеивала: «У монаха на плечах не спокойная глава, а смутьянская башка!» Заметим, между делом, что слово «смутьянский» но звучанию сходно с другим словом, не слишком пристойным.[309]309
  Слуга употребил китайское слово «луаньдайтоу», которое можно понимать двояко: как «голова смутного времени» и как «мешочек с яичками».


[Закрыть] Вот отчего слуга обругал монаха, видя к тому же, что его шутка повеселила присутствующих.

– Чего срамишь? Что я, обидел кого?.. Посадите – хорошо, не посадите – не надо!

Сюцай, высунувшись из оконца каюты, с удовольствием рассматривал монашка, такого складного и миловидного. На него было просто приятно смотреть! Услышав название храма, молодой сюцай подумал: «Вокруг обители, как говорят, прекрасные места! Погуляю там, а монашек будет мне провожатым!»

Он быстро вышел из каюты.

– Эй, Асы! Хватит безобразничать! Молодой наставник, как видно, из наших мест. Если ему нужно в Ханчжоу, пускай садится в лодку! Вместе поедем. Что здесь такого?

Лодочник, приняв слова сюцая за приказание, пристал к берегу, и молодой монах забрался на суденышко. Увидев сюцая, он будто остолбенел, а потом, поклонившись, вошел в каюту.

«Никогда не видел такого красивого юноши! – подумал сюцай. – Ликом своим он похож на девицу. Одень его в женское платье, будет писаная красавица! Какая жалость, однако, что он монах!»

Ветер надул паруса, и суденышко стрелой полетело вперед. Сюцай и монашек сидели в каюте. Они спросили друг у друга фамилии и место, откуда родом, но уже по выговору было ясно, что они земляки, и это сразу же их сблизило. Сюцаю понравилась речь молодого монаха, исполненная благородства и изящества.

«Необычный инок!» – подумал он.

Между тем монашек продолжал внимательно рассматривать сидевшего перед ним молодого сюцая.

Надо сказать, что в тот день погода была изрядно жаркая, и ученый предложил спутнику скинуть верхнее платье.

– Ничтожный инок жары не боится! – ответил монашек. – Доставьте сами себе такое удобство, сударь!

Стемнело. Они поужинали, и Вэньжэнь решил совершить вечернее омовение, от чего монашек решительно отказался. Сюцай, умывшись, лег в постель и, утомившись за день, сразу уснул. Асы, как ему было положено, отправился спать на корму. Дождавшись, пока все уснули, монашек загасил лампу и, раздевшись, лег на ложе рядом с сюцаем. Однако ему не спалось. Он ворочался с боку на бок и вздыхал. Видя, что сюцай продолжает сладко спать, монашек тихонько придвинулся к нему и, протянув руку, стал его гладить. И вдруг рука коснулась чего-то твердого и даже будто бы остроконечного. Монах сжал ладонь. В этот момент Вэньжэнь распрямил тело и проснулся. Монашек быстро отдернул руку и, стараясь не делать лишнего шума, отодвинулся в сторону. Но сюцай сразу смекнул, в чем дело.

«Монашек, как видно, не промах! – подумал он. – Наверное, его наставник не обошел красавчика своим вниманием, приучил к подобным проделкам!.. А почему бы мне с ним не порезвиться – шуткой мужской не потешиться? Как говорится: «Коли мясо возле уст, кусай – не зевай!»

Распалившись от подобных мыслей, сюцай повернулся к монашку, так что их головы оказались рядом. Монах, сжавшись в комочек, безмолвствовал и, казалось, спал. Рука сюцая устремилась к нему и вдруг нащупала два мягких полушария. «Вот тебе на! – изумился юноша. – Инок вроде телом совсем не мясист, однако ж, гляди-ка, какие округлости!» Рука продолжала скользить вниз, пока не коснулась выпуклости дальней залы. Монашек вздрогнул всем телом, будто испугался чего-то, а потом, перевернувшись, лег лицом вверх. Рука Вэньжэня продолжала гладить его тело, и вдруг, к своему изумлению, сюцай почувствовал, что гладит мясистую припухлость, вроде пресной пампушки маньтоу.

– Что за чудеса! – воскликнул сюцай в крайнем изумлении. – Отвечай, кто ты!

– Прошу вас, сударь, не кричите так громко!.. Откроюсь вам, я монахиня. Просто я переоделась мужчиной, так в дороге удобнее!

– Видно, нас свела сама судьба!.. Теперь я тебя не отпущу! – И он, недолго думая, взгромоздился на юную монахиню.

– Пожалейте бедную инокиню, сударь! – взмолилась монашка. – Я еще девушка, телом не оскверненная.

Но сюцай, пылавший от любовного огня, не стал ее слушать.

Но вот, как говорится, дождь кончился, а тучи рассеялись.

– Встретился я с тобою нежданно-негаданно, – промолвил сюцай, – как во сне с небожительницей. Думаю, что с тобою будем видеться и впредь!.. Расскажи о себе поподробнее!

– Я из семьи Ян, что живет за Восточными Воротами в Хучжоу. Моя матушка как-то сгоряча решила сделать из меня монахиню. Вот так я и оказалась у Врат Пустоты – в Обители Плывущей Бирюзы, что возле Западного Ручья. Нарекли меня именем Цзингуань… В храм наш ходит много людей, но все больше люди деревенские, неотесанные и грубые. Смотреть на них тошно! Как-то в первую луну нынешнего года я гуляла за оградой обители и случайно увидела вас – вы как раз стояли возле наших ворот. Ваш благородный облик всколыхнул всю мою душу, и после той встречи я долго думала о вас. И вот сегодня неожиданно встретились вновь и соединились вместе, будто рыба с водою. Только не подумайте, что я какая-то развратница. Просто наш союз, видно, определила судьба! Не смотрите на нашу сегодняшнюю встречу как на случайную или пустячную забаву! Ах, сударь, как мне хочется быть всегда с вами!

– А твои родители, живы ли они?

– Мой отец умер давно, и остались у меня только мать да меньшой братец. Я вчера как раз была у них в гостях! А вы, сударь, женаты?

– Нет, еще не женился! – ответил сюцай. – Какое счастье, что я тебя встретил! Мы схожи и возрастом, и ликом своим… к тому же ты тоже из ученой семьи, а в довершение всего – моя землячка. По всем статьям ты подходишь мне в жены! Нечего тебе больше прозябать в монастырской обители!.. Сейчас мы с тобой подумаем, что делать дальше!

– Я уже все для себя решила… отдала вам и тело, и душу! Но торопиться не следует, надо подождать подходящего случая! Вот что я думаю! Наш скит недалеко от города, а место у нас тихое, прохладное Устраивайтесь вы у нас, выбирайте келью по вкусу и читайте себе книги с утра до вечера. А о расходах не беспокойтесь. Я всегда смогу собрать денег монашеским подаянием… В ските мы сможем часто встречаться, а при удобном случае уедем в другое место. Что скажете, сударь?

– Скажу, что прекрасно!.. Но как посмотрят на это другие монахини? Они могут воспротивиться…

– Что вы?.. Настоятельница сама горазда до любовных утех, хотя ей уже под сорок. Под стать ей две другие распутницы-монашки, этим лет по двадцать с небольшим. Все их блудливые проделки у меня перед глазами. Я уверена, что мимо такого красавца, как вы, они просто так не пройдут и будут вас всячески обхаживать. Постарайтесь с ними сойтись, чтобы из этого знакомства извлечь для нас пользу. Боюсь только, что вы не согласитесь!

– Отчего же? Превосходный план! – обрадовался сюцай. – Я без промедления поеду к сосновому бору, а слугу отошлю домой. Какая прелесть, что мы будем вместе!

Они разговаривали, тесно прижавшись друг к другу, а потом снова сыграли в любовную игру. Как говорится:

Проникнуть в сказочный сад цветов ни один из них не мечтал. А когда очутились вдруг в этом саду, от страха их холод объял.

Никак понять они не могли, что это – явь или сон?

Казалось, путь, по которому шли, в волшебную мглу погружен.

Наступил рассвет. Со всех сторон заголосили звонкие петухи. Цзингуань, боясь, что ее могут увидеть, поспешно оделась. Лодочник снова поднял паруса, и лодка устремилась вперед.

В каюту вошел Асы. Он помог хозяину умыться и привести себя в порядок, после чего приступили к завтраку.

– Хозяин, где приставать лодке? – спросил Асы. – Ведь надобно заехать к Хуанам, узнать о жилье.

– С этим не торопись, – ответил Вэньжэнь. – Мы пока остановимся возле соснового бора. Наш молодой наставник рассказал, что у них в ските пустуют кельи.

Когда лодка причалила к берегу у соснового бора, сюцай нанял носильщиков, которые снесли его вещи к монастырю Линъиньсы.

– Асы, – наказал он слуге, – ты возвращайся на этой же лодке обратно. Передай поклон родным и скажи, чтобы они обо мне не беспокоились. Я буду это время жить в обители у нашего монаха и готовиться к испытаниям. А когда сдам экзамены, тотчас приеду домой. И не присылайте ко мне никого и не торопите письмами.

Отдав такое распоряжение, сюцай подождал, пока лодка не отплыла от берега, после чего сел с Цзингуань в паланкины, и они направились в Обитель Плывущей Бирюзы. За паланкинами шествовали носильщики с вещами. До назначенного места они добрались довольно быстро. Расплатившись с носильщиками и паланкинщиками, сюцай вслед за Цзингуань вошел в скит. Им навстречу вышли монахини.

– Этот господин хочет снять у нас келью, – объяснила Цзингуань. – Он приехал на экзамены.

Монахини, широко улыбаясь, стали пристально разглядывать гостя и, как видно, остались им очень довольны. Соблюдая почтительность и радушие, они напоили молодого сюцая чаем, а потом проводили в чисто прибранную комнатку, где уже стояли его вещи. После ужина, свершив вечернее омовение, сю-Цай собирался отойти ко сну, но неожиданно пришла игуменья, с которой ему пришлось провести вместе всю ночь. На следующий вечер появилась еще одна монахиня, а за ней вторая, и так каждый день. Цзингуань не мешала им в этих любовных игрищах, за что они были ей очень признательны. Так прошло больше месяца. От могучего натиска любвеобильных монахинь молодой человек скоро почувствовал некоторую усталость и был вынужден прибегнуть к помощи укрепляющих настоев из женьшеня и ароматного гриба сянжу, а также из лотосового семени и экстракта корицы.

Так, в утехах текло его время, пока незаметно не подошел седьмой день седьмой луны, или, как его еще называют, Праздник Продевания Нити в Иглу.[310]310
  В праздник Продевания Нити в Иглу люди молили богов о том, чтобы те даровали им разные умения и искусства (это называлось «просить умения» – ци цяо). Этот Праздник Двойной Семерки (как его еще называют) связан с известной легендой о небесной фее Ткачихе и Пастухе, которые стали мужем и женой, но были разлучены по воле богини Си-ван-му. Потом, однако, Си-ван-му смилостивилась и разрешила им встречаться раз в год на мосту, перекинутом через Млечный Путь сороками.


[Закрыть] В середине седьмой луны ожидался торжественный Праздник Чаши Юипань.[311]311
  Праздник Чаши Юйлань (Юйлань хуэй, или Юйлань пэнь-хуэй) – буддийское торжество, происходившее в 15-й день 7-й луны. Этот праздник связан с историей верного последователя будды Шакьяму-ни – праведного отрока Муляня. С чашей для подаяний он отправился в ад искать свою мать, которая за нарушение буддийского запрета не есть мясной пищи попала в один из страшных его отделов – круг Голодных Духов. Мулянь, претерпев суровые испытания, наконец добрался до ада и попросил Будду спасти его мать. Божество дало ему священную сутру «Юйлань пэнь цзин» и повелело 15-го дня 7-й луны совершать торжественный молебен. В этот день (иначе он называется Днем Умилостивления Голодных Духов) богомольцы делают подношения духам, молятся за усопших и особенно за души бесприютные.


[Закрыть]

По старым обычаям жители Ханчжоу во время празднества возносят моления и зажигают огни на реке.

В двенадцатый день седьмой луны в ските появился слуга из богатого дома. Его хозяин приглашал инокинь к себе отслужить молебен и прочитать священные сутры. Игуменья дала согласие, а монахиням наказала:

– Мы отправимся служить молебен все вместе и пробудем там три дня: с тринадцатого по пятнадцатое. А наш гость, господин Вэньжэнь, поживет здесь. Причем, конечно, кто-то должен будет остаться для его удобства…

Обе молодые монахини стали предлагать свои услуги. Цзин-гуань молчала.

– От молебна отказываться никак нельзя, ехать все равно придется, – сказала игуменья. – Что до вас двоих, то вы предостаточно пользовались расположением нашего гостя, поэтому поедете вместе со мной. С ним же останется Цзингуань, которая привела его в наш скит. Так будет справедливо!

– Верно решила, матушка! – согласились монахини и отправились складывать пожитки, молитвенные принадлежности и сутры. Цзингуань, проводив их за ворота, пошла к сюцаю.

– Вам не следует дольше оставаться здесь и тешить себя одними удовольствиями, – сказала она. – Надо подумать о деле! Близится срок ваших экзаменов. Если вы по-прежнему будете лишь развлекаться, вы их не сдадите. Да и здоровье свое подорвете в этом любовном дурмане!

– Я и сам это чувствую. Только милуюсь я с ними без особой охоты. Мне жалко расставаться с тобой!

– Помните, в день нашей встречи я сказала, что хочу вместе с вами отсюда убежать… Но тогда это было опасно. Исчезни я тогда посреди дороги, игуменья непременно отправилась бы ко мне домой. А вот сейчас – другое дело. Поскольку их здесь нет, мы вполне можем бежать. Уверена, что меня искать не будут, так как знают, что у них рыльце в пушку. Они сами греховодили с вами и, думаю, шум поднимать побоятся!

– Это верно, но… Я все же сюцай, и дома у меня осталась мать. Если мы вместе приедем в наш дом, матушка сильно огорчится, и получится неприятность. К тому ж игуменья начнет свои поиски, поднимет на ноги местные власти, а это повредит моей карьере! Что тогда делать? Куда тебя дену?.. Нет, это не выход! Думаю, что прежде мне надобно сдать экзамены. Если я займу первое место, все вопросы разрешатся.

– Вы все равно не сможете жениться на монахине, даже когда станете цзюйжэнем, – промолвила девушка. – Ну а если не сдадите, что тогда? Нет, это тоже не лучший выход… Вот что я думаю… С тех пор как я постриглась в монахини, я собрала перепиской сутр и заклинаний кое-какие деньги. Сейчас у меня набралось свыше сотни лянов. На эти деньги я вполне могу снять приличное жилье, после того как отсюда убегу. Я буду ждать вас, а когда вы получите ученую степень, мы сможем наладить нашу жизнь. Ну как?

– Вот это другое дело!.. У меня есть тетя – она живет за городской заставой. В свое время ее выдали сюда замуж за некоего Хуана, но он умер, и она осталась одна. Старуха очень чтит буддийскую веру и у себя дома даже устроила молельню, в которой с утра до позднего вечера курятся благовония и горят лампады. Следит за ними старая монашка – моя бывшая кормилица. И вот мне пришла в голову мысль: что, если рассказать о тебе тете и попросить ее оставить тебя в ее доме при молельне, а кормилица могла бы тебе прислуживать. Семья тетки чиновная, так что вряд ли кто тебя станет там тревожить, а когда я добьюсь удачи на экзаменах, ты уже отрастишь волосы, и я смогу взять тебя в жены по всем правилам. И все будет в порядке!.. Если даже мне не повезет, то все равно беды никакой не случится, потому как волосы к тому времени уже отрастут, а значит, не будет для нашей женитьбы помех.

– Прекраснейший план! Не будем откладывать! Надо сейчас же идти к твоей тетке и все обговорить. Может оказаться, что через три дня будет уже поздно!

Вэньжэнь немедля отправился в дом тетки.

– Почему только сегодня у меня появился? – спросила тетка, после того как они обменялись приветствиями. – Я слышала, что уже давно должен был приехать на экзамены! Или жилье другое нашел?

– Верно, тетушка! Я действительно подыскал другое пристанище. И случилась у меня там одна история… Очень прошу тебя помочь мне!

– Что же с тобой приключилось? Вэньжэнь решил схитрить.

– Был у меня учитель по фамилии Ян. Сам он давно уже помер, но у него осталась дочка, с которой я был знаком с малолетства. И вот однажды ее обманом увела монахиня, и с тех пор не было о девчонке ни слуху ни духу. Вдруг недавно я случайно попал в скит под названием Обитель Плывущей Бирюзы, что у Западного Ручья. Келью решил там снять для занятий. Там неожиданно я увидел мою старую знакомую, которая стала совсем взрослой девушкой. Она мне призналась, что монашество ей опротивело и она готова уйти со мной хоть на край света. Понятно, не мог я ей отказать, ведь мы с нею старые друзья и как бы связаны судьбами. Но сейчас у меня скоро экзамен, и я боюсь, не вышла бы из-за этого неприятность. Конечно, я мог бы отвезти ее к себе домой, да только неудобно. Словом, пустая эта затея. К тому же инокиня может подать жалобу, а у меня, как на грех, для суда нет ни времени, ни денег. И вот тогда я подумал: а что, если ты, тетушка, оставишь на время девицу у себя?

Помнится, есть у тебя в доме молельня, где моя старая кормилица следит за лампадами и благовонными свечами. Девушка могла бы пока пожить в молельне. Коли хватятся ее и узнают, где она, то беды из этого не будет, потому что живет она в доме, где только одни женщины, к тому же следит в домашней молельне за лампадами… А после моих экзаменов, если ее не потребуют обратно в скит, я женюсь на ней. Что ты на это скажешь, тетушка?