Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 125 страниц)

11.3. Как провели забияку

Ди Цин (1008–1057) рано потерял родителей и жил со старшим братом Ди Су, бедным, но глубоко порядочным крестьянином. Однажды Ди Цин относил обед Ди Су, работавшему в поле. По дороге встречная женщина крикнула ему, что его брат дерется на берегу реки с Железным Лоханем.

Железный Лохань был местный хулиган. В тот день он напился и пошел в поля искать, с кем бы подраться. У одного добропорядочного крестьянина он отнял и съел пампушку. Крестьянину это не понравилось, и он полез в драку. В результате схватки малорослый крестьянин оказался на земле. До сих пор Ди Су спокойно наблюдал происходящее, но тут рассердился и ударил Железного Лоханя кулаком. Так началась драка между Железным Лоханем и Ди Су, а они оба были люди сильные. Женщина как раз принесла в поле обед, увидела драку и поспешила за помощью. Когда Ди Цин прибыл на место происшествия, драка уже кончилась. Его брат Ди Су сидел на камне и тяжело дышал. Лоб его был изборожден заботой – он понимал, что попал в скверную историю. Ди Цин взглянул на реку и увидел, что Железный Лохань, не умевший плавать, отчаянно борется за свою жизнь. Ди Су толкнул его так, что тот упал в реку. Ди Цин знал, что, если парень утонет, его брату грозит большая опасность, по законам Сунской династии – смертная казнь. И Ди Цин бросился в воду, чтобы спасти Железного Лоханя.

Тот неуверенно боролся с течением и уже совершенно выдохся. Вдруг он заметил, что к нему спешит помощь. Он протянул руки и изо всей силы вцепился в воротник ветхой рубахи Ди Цина. Др-р-р-р – и у него в руке остался жалкий клочок материи. Ди Цин ухватил тонущего за волосы и вытащил на берег. При этом он прошептал ему в ухо: «Я – Ди Су и спас тебе жизнь».

Железный Лохань наглотался воды и был почти без сознания. Он неспособен был понять, кто спас его – Ди Цин или Ди Су. Едва достигнув берега, он упал в обморок и лежал как мертвый.

«Ясно, я его убил, – сказал в ужасе Ди Су. – Я должен за это заплатить жизнью. Что же будет с тобой, братец?» И слезы покатились у него по щекам.

«Брат, успокойся, я думаю, что он просто обессилел, он жив», – сказал Ди Цин.

«Все равно плохи мои дела. Я явно повредил ему, и меня потребуют к ответу».

Со всех сторон уже спешили односельчане. Они стали утешать Ди Су: «Не беспокойся, ты нападал в праведном гневе, чтобы помочь другому. Мы замолвим за тебя словечко».

Тут появился местный староста. Он закричал: «Ди Су, император нашей династии издал закон, по которому тот, кто начнет драку и убьет противника, заплатит своей жизнью!»

Ди Су молча встал и ждал, пока на него наденут наручники.

«Стойте!» – крикнул тут младший брат.

«Малыш, ты смеешь возражать?» – проговорил староста с каменным лицом.

Ди Цин воскликнул: «Вы спутали капусту с репой. Точно установлено, что Железный Лохань обидел более слабого односельчанина. Я, разозлившись, из сочувствия стал помогать слабому. Этот хулиган был недостаточно предусмотрителен, да к тому же и пьян. Потом мой брат вытащил его на берег и тем спас ему жизнь».

Староста с сомнением взглянул на Ди Цина и повернулся к толпе, как бы спрашивая: «Так ли?»

Тут же некоторые сельчане отозвались: «Верно, мы можем подтвердить это».

Ди Цин еще подбросил: «Видите, у него в руке воротник от моей рубашки».

Староста наклонился и схватил Железного Лоханя за судорожно сжатую руку, в которой действительно был разодранный воротник. Тут староста велел заковать Ди Цина. Но тот воскликнул: «Еще не установлено, что Железный Лохань умер!»

«Ну что ж, давайте это выясним», – волей-неволей приказал староста.

Ди Цин выскочил вперед, уселся верхом на Железного Лоханя и стал массировать ему желудок. Вскоре Железный Лохань открыл рот, и оттуда пошла грязная вода. Тут он очнулся. В этот момент Ди Цин нагнулся над ним и что-то прошептал ему на ухо.

Железный Лохань пошевелился, встал, на слабых ногах подошел к Ди Су, скрестив руки на груди, склонился перед ним и сказал:

«Благодарю тебя за то, что ты спас мне жизнь». Сказал и поплелся прочь.

Ди Су очень удивился. Надвигавшаяся на него буря внезапно рассосалась. Зеваки поняли, что глазеть больше не на что, и разошлись.

По дороге домой Ди Су спросил Ди Цина:

«Младший братец, я не могу понять, почему Железный Лохань, который дрался со мной не на жизнь, а на смерть, стал меня благодарить. Что произошло?»

Ди Цин отвечал:

«Когда Железный Лохань отнял у крестьянина пампушку, а затем подрался с ним и с тобой, он был сильно пьян. Он не может ничего об этом четко припомнить. Потом он упал в реку. Когда я вытаскивал его на берег, я обманул его, прошептав на ухо: «Я – Ди Су и спасаю тебя». Когда он приходил в сознание, я опять подсказал ему, что он должен поблагодарить Ди Су. Он так и сделал». Ди Су был изумлен искусством Ди Цина в применении стратагем, которое спасло его от бесчестья. Как пишут Ян Ю и Чэ Юньян в «Эртун шидай», Ди Цину было всего 15 лет. Неудивительно, что впоследствии он сделался выдающимся военачальником. Что он и в этом качестве не пренебрегал стратагемами, показывает история, уже приведенная выше (8.4: Десятидневный отдых Ди Цина).

11.4. Из истории «Ста дней реформ» 1898 г

Формулировка Стратагемы № 11 использована – как в отношении братьев, так и в чисто поэтическом смысле – ученым, государственным деятелем и дипломатом Хуан Цзуньсянем (1848–1905) в стихотворении о событиях «Ста дней реформ» 1898 г.:

Сливовое дерево засыхает за персиковое; Деяние младшего из братьев трогает до слез.

Как поясняет Цянь Чжунлянь в комментарии к этим строкам, речь идет о Кан Гуанжэне (1867–1898), который после провала реформы его старшего брата Кан Ювэя (1858–1927), прогрессивного реформатора, покончил с собой в надежде, что из-за его смерти Китай пробудится к реформам.[167]167
  Брат Кан Ювэя – Кан Гуанжэнь (Кан Юпу, Кан Юбо) – был одним из наиболее активных сподвижников великого китайского реформатора. В период нахождения Кан Ювэя у власти Кан Юпу принимал участие в подготовке различных правительственных документов и поддерживал контакты между реформаторами и столичной интеллигенцией. Заметной фигурой Кан Юпу был и в ходе движения против давнего обычая – бинтования ног женщинами Китая.
  Он не покончил с собой, как повторяет вслед за современным китайским комментатором Харро фон Зенгер, а был арестован 21 сентября 1898 г. и затем убит. Вот как описывает данное событие наиболее компетентный исследователь истории этого реформаторского движения, академик С. Л. Тихвинский: «После полудня 21 сентября отряд из 300 человек, возглавляемый командующим войсками Пекинского гарнизона маньчжуром Чун Ли, по приказу Цы Си окружил гостиницу наньхайского землячества в Пекине, где обычно проживал Кан Ювэй. Не найдя Кан Ювэя, они арестовали и увели с собой его брата Кан Юпу и его учеников – участников движения за реформы Чэнь Цзыляна и Цянь Цзюньбо (он же Цянь Вэйцзи), – а также двух слуг. На отдельных повозках их доставили в штаб гарнизона и там тотчас подвергли допросу, чтобы узнать, где находится Кан Ювэй. Арестованные показали, что Кан Ювэй выехал в Тяньцзинь, намереваясь затем следовать в Шанхай». Уже 28 сентября в числе других руководителей движения за реформы фактически без суда и следствия Кан Юпу был казнен по распоряжению императрицы Цы Си (см.: Тихвинский С. Л. Движение за реформы в Китае в конце XIX века. Изд. 2-е, дополненное. М., 1980. С. 193–194, 238, 240).


[Закрыть]

11.5. Подмененное платье короля

Во время освободительной войны Вьетнама (1418–1427) при китайской династии Мин (1368–1644) вьетнамская армия под командованием крестьянина Ле Лоя в 1419 г. попала в окружение под Чилином (нынешняя провинция Тханьхоа в Центральном Вьетнаме). Тогда его подчиненный Ле Лай сказал Ле Лою: «Дайте мне вашу одежду! Нарядившись в нее, я выйду из лагеря».

Когда китайцы увидели его, они приняли его за Ле Лоя, взяли в плен и убили. Благодаря этому настоящий Ле Лой смог спастись и впоследствии войти в историю как король Ле Тхай То, основатель вьетнамской династии Ле (1428–1793). Доныне пословица «Ле Лай спас короля» и название улицы – «улица Ле Лая» – в бывшем Сайгоне, нынешнем Хошимине призваны напоминать об этом вьетнамском применении Стратагемы № 11 (см.: Вьетнам су луоч (Очерк истории Вьетнама). Сайгон, 1971.T. 1.C.219).

11.6. Ненастоящий маркиз на гильотине

В 1775 г. Шарль Сент-Эвремонд, почувствовав отвращение к тирании французской аристократии, и в особенности к своему дяде, маркизу Сент-Эвремонду, эмигрировал в Англию. Там он под именем Чарлза Дарнея преподавал французский язык. Позже он женился на Люси, единственной дочери французского врача Александра Манетта. Когда разразилась Великая французская революция, Шарль предпринял мужественную, но необдуманную попытку спасти от мести революционеров верного слугу своего семейства, для чего отправился в Париж. По доносу трактирщицы Дефарж, семью которой погубил дядя Шарля, Шарль был приговорен к смерти казни. Сам доктор Манетт, последовавший за ним в Париж вместе Люси, не сумел ему помочь, хотя был на хорошем счету у революционеров. Спасение Шарля организовал спешно прибывший в Париж из Лондона английский чиновник Сидней Картон. Поразительно схожий с Шарлем внешностью, Картон уговорил англичанина Барсада, поступившего к революционерам на службу и работавшего сторожем в тюрьме, впустить его в камеру Шарля за несколько часов до казни.

Шарль, под воздействием могучей воли Картона, надел его сапоги поменялся с ним галстуками и дал снять у себя с волос ленту и взъерошить волосы так, как они обычно торчали на голове у Картона. Затем Картон с помощью наркотика погрузил Шарля в бессознательное состояние, поменялся с ним одеждой, завязал волосы лентой и вызвал Барсада, которому приказал отнести потерявшего сознание «англичанина» в приготовленную карету, где ожидали Люси Манетт, ее отец и ее дочь, а также английский банкир Джарвис Лорри. Лорри заранее получил от Картона его паспорт и пропуск. В качестве Сиднея Картона Шарль Сент-Эвремонд в бессознательном состоянии покинул Париж. Картон был гильотинирован вместо него.[168]168
  Печальная судьба маркиза д'Эвремонда является фабулой известного исторического романа Ч. Диккенса «Повесть о двух городах» (см.: Дик енс Ч. Собр. соч. Т. 22 / Пер. с англ. С. П. Боброва и М. П. Богословской. M., 1960). Два города – это Париж и Лондон. Роман был написан в апреле – ноябре 1859 г. под непосредственным воздействием Крымской войны. Ситуация в Англии накануне войны и в ходе ее грозила социальным взрывом. В романе Диккенс стремился показать положение в стране, полностью охваченной революцией. Диккенс был противником насилия, он сравнил «нормальное» общество – действие начинается за полтора десятилетия до первых революционных залпов во Франции – с тем, которое возникает в ходе катаклизма. Следует заметить, что это произведение художественными средствами развивало «антитеррористическую» направленность знаменитого труда Томаса Карлейля «Французская революция», который был настольной книгой Ч. Диккенса.


[Закрыть]

Излишне было бы указывать на то, что, согласно китайскому стратагемному анализу, Сидней Картон сыграл роль сливового дерева, а Шарль Сент-Эвремонд – персикового.

11.7. Арест Чан Кайши

После великого похода Красной армии (1934–1935) и ее прибытия в Северную Шаньси Чан Кайши (1887–1975) предпочел борьбу с «коммунистической опасностью» противостоянию захватившим Китай японцам. Поэтому он отправил в Сиань, столицу провинции Шаньси, группу генералов для действий против коммунистов; они должны были уничтожить вынесенные за пределы Яньани опорные пункты. Обладавшим наибольшей властью среди них был Чжан Сюэлян (род. 1898). Для тогдашней ситуации была характерна, с одной стороны, нарастающая волна патриотизма и призывов к борьбе с японцами, а также прекращению гражданской войны; с другой стороны, Коминтерн хотел организовать единый фронт коммунистов и некоммунистов.

Таким образом, войска в Сиани находились под непосредственным воздействием лозунга, брошенного Компартией Китая: «Китайцы не должны убивать китайцев, но должны объединить все силы для борьбы против японцев».

Чжан Сюэлян разделял эту точку зрения и в июне 1936 г. объединился с Чжоу Эньлаем (1898–1976), заключив с ним тайное соглашение о фактическом прекращении военных действий. В августе 1936 г. в штаб Чжан Сюэляна был послан неофициальный представитель Коммунистической партии Китая. Информация об этом достигла Нанкина, тогдашней столицы Китая, и побудила Чан Кайши в конце октября отправиться в Сиань, как раз в момент японского наступления в Суйюане.[169]169
  Сближение позиций Чжан Сюэляна и руководства КПК произошло в ходе его секретных переговоров с Чжоу Эньлаем, проходивших ночью в помещении церкви в Сиани. Сианьским событиям посвящена огромная литература. На основе ранее секретных документов перипетии «сианьского инцидента» наиболее подробно и глубоко проанализированы в новом фундаментальном исследовании академика С. Л. Тихвинского «Путь к объединению и независимости Китая» (М.: Институт Дальнего Востока РАН, 1995. Рукопись. С. 1016–1023).


[Закрыть] Это наступление вызвало многочисленные антияпонские забастовки, прежде всего в Шанхае и Циндао. Военные представители из Гуанси и Гуандуна потребовали от Чан Кайши прекратить внутрикитайские стычки и организовать сопротивление Японии. Эти требования Чан Кайши отклонил, так же как и требование Чжан Сюэляна об образовании единого антияпонского фронта. Точно так же он отказался перевести хотя бы часть гарнизона из Сиани в Суйюань. 4 декабря, находясь в Сиани, Чан Кайши призвал ко всеобщему походу против коммунистов с 12 декабря, но его обращение к Чжан Сюэляну и Ян Хучэну, который в это время исполнял функцию так называемого комиссара примирения в Шаньси, не возымело успеха. Когда Чан Кайши 10 декабря 1936 г. лишил Чжан Сюэляна поста, оппозиция перешла в наступление. 12 декабря 1936 г. отборная группа личной гвардии Чжан Сюэляна арестовала Чан Кайши.

Затем Чан Кайши было предъявлено восемь требований и указано на важность единого фронта против Японии.

Арест Чан Кайши вызвал большой отклик в Китае и во всем мире. Руководство Коммунистической партии Китая немедленно направило в Сиань делегацию во главе с Чжоу Эньлаем. После долгих и сложных переговоров Чан Кайши принял поставленные ему требования и 25 декабря 1936 г. в сопровождении Чжан Сюэляна вернулся в Нанкин, где Чжан Сюэлян предстал перед судом, был лишен всех званий и приговорен к десятилетнему заключению. Это заключение уже после 1949 г. продолжалось на Тайване. Теперь (в 1988 г.) Чжан Сюэлян продолжает жить на Тайване как более или менее свободный человек.[170]170
  Чжан Сюэлян, которому исполнился 91 год, в настоящее время живет у дочери в Сан-Франциско. Правительство КНР неоднократно приглашало его вернуться на родину, гарантируя ему возвращение имущества и высокий статус.


[Закрыть]

Гонконгская книга о стратагемах предполагает, что Чжан Сюэлян взял на себя перед военным судом полную ответственность за захват Чан Кайши, чем спас своих сообщников, в особенности Ян Хучэна.[171]171
  Перед бегством на Тайвань Чан Кайши расправился с Ян Ху-чэном.


[Закрыть] Как подчеркивает издатель гонконгской книги, этим благородным делом Чжан Сюэлян сходен со сливовым деревом, которое жертвует собой за персиковое.

Но не во всех более чем многочисленных примерах использования Стратагемы № 11 сливовое дерево приносит свою жертву добровольно. По этому поводу можно привести один исторический и один литературный пример.

11.8. Пожар в Чанша

Во второй половине 30-х годов, когда китайцы боролись с японскими захватчиками, губернатором провинции Хунань, имевшим резиденцию Чанша, был Чжан Чжичжун (1890–1969). В тайбэйской книге о стратагемах, в главе о стратагеме «Сливовое дерево засыхает вместо персикового дерева», приводятся детали некоего происшествия из хунаньских лет Чжан Чжичжуна, не попавшие в официальные исторические труды.

После того как японцы в октябре 1938 г. захватили город Ухань (провинция Хубэй), положение Чанша, где находился Чжан Чжичжун, стало выглядеть шатким. На основании неверного толкования донесений Чжан Чжичжун решил, что японские войска уже заняли Синьцянхэ, находящийся всего в нескольких километрах от Чанша. В панике он приказал поджечь Чанша, чтобы таким образом разделаться с войсками противника, закрепившимися в Цинъе. И 12 ноября 1938 г. столица Хунани была охвачена пламенем. Пожар удалось потушить только 14 ноября; погибли более 30 000 жителей.[172]172
  Пожар в Чанша, погубивший, по разным сведениям, от 20 до 30 тысяч жителей и уничтоживший свыше 50 тысяч зданий, был результатом не только паники и необдуманных распоряжений Чжан Чжичжуна. Как отмечает С. Л. Тихвинский, «поздно ночью 12 ноября гоминьдановское командование, давно вынашивавшее авантюрный план устройства в каком-либо китайском городе огненной ловушки японским войскам по примеру пожара Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 г., поверив непроверенным слухам о вступлении в Чанша японской армии, приказало поджечь город со всех сторон» (Тихвинский С.Л. Путь к объединению и независимости Китая. С. 638). В пламени пожара едва не погибли Чжоу Эньлай и E Цзяньин, участвовавшие 12 ноября в проходивших в Чанша торжествах, посвященных дню рождения Сунь Ятсена. Вообще же, такого рода «стратагемный поджог» является частью традиционного китайского военного искусства. В трактате Сунь-цзы имеется специальный раздел, посвященный использованию огня в боевых действиях.


[Закрыть]

Но никаких японцев и в помине не было. Более точная разведка показала, что речь в предыдущем донесении шла о находящемся в нескольких дюжинах километров от Чанша опорном пункте Синьхэ, а не Синьцянхэ.

Безрассудное сожжение Чанша возбудило всеобщее возмущение. Для Чжан Чжичжуна требовали смертной казни. Начальство начало расследование. Но Чжан Чжичжун защитился с помощью стратагемы. Он обратился к коменданту гарнизона Фэн Ти, начальнику полиции Вэнь Чжунфу и командиру группы безопасности Сю Куню: «Этот промах – наш общий. Мы не можем уйти от ответственности. Но если мы все окажемся под арестом, это будет конец. Потому лучше будет, если вы сейчас возьмете все на себя, а я отправлюсь в Центр и там приведу все в порядок. Наверняка еще можно спасти положение».

Трое подчиненных согласились. Так Чжан Чжичжун избежал ответственности. Он отправился в Чунцин, тогдашнюю столицу Китая, где, конечно, ничего не стал предпринимать, чтобы спасти своих подчиненных, а, наоборот, еще подлил масла в огонь. По его настоянию они были расстреляны, и таким образом он избавился от свидетелей своего промаха.

В этом случае три сливовых дерева были одурачены персиковым и принесены в жертву. А Чжан Чжичжун сделал впоследствии головокружительную карьеру в КНР.

В «Энциклопедическом словаре новейшей истории Китая» (Пекин, 1985) вина за пожар в Чанша и казнь троих мнимо виновных приписана гоминьдановскому правительству, которое якобы свалило все с себя на трех козлов отпущения. О Чжан Чжичжуне сказано только, что он «также был наказан».

11.9. Вышитая туфелька

Стратагемой № 11 воспользовался также Пу Сунлин (1640–1715)[173]173
  По другим источникам, Пу Сунлин родился значительно раньше. Так, Н. Т. Федоренко в предисловии к переводам новелл Пу Сунлина, выполненным В. М. Алексеевым, отмечает: «Выдающийся китайский новеллист Пу Сунлин, писавший под псевдонимом Ляо Чжай, родился в провинции Шаньдун в 1622 году и умер в 1715 году» (Пу Сунлин (Ляо Чжай). Указ. соч. С. 7).


[Закрыть] в своем знаменитом произведении – собрании 490 рассказов под заглавием «Странные истории из кабинета Ляо», в новелле «Яньчжи».

Жил в Дунчане знахарь-ветеринар Бянь. Его дочь Яньчжи была образованна и красива, и он хотел выдать ее замуж за ученого. Но из-за его низкого положения и бедности это желание не могло исполниться. Так Яньчжи дожила до пятнадцати лет и все еще не была сговорена.

В доме напротив жила госпожа Ван, супруга Гуна, подруга Яньчжи. Госпожа Ван была женщина легкомысленная и любила розыгрыши. Однажды, когда Яньчжи провожала бывшую у нее в гостях госпожу Ван до ворот, она увидела проходившего мимо молодого человека, одетого в белое. Яньчжи будто пламя охватило. Глаза ее следовали за юношей неотрывно. Когда он удалился, она еще раз взглянула ему вслед. Госпожа Ван заметила это. Она шутливо сказала Яньчжи, что это был бы для нее подходящий муж. Яньчжи покраснела, но ничего не ответила. Госпожа Ван сообщила, что раньше жила на той же улице, что и родители этого молодого человека, что его зовут E Цючжунь и что нет человека более покладистого и мягкого по характеру. У него умер отец, а недавно также и жена, поэтому он носит траур. Она могла бы обратиться к E Цючжуню и уговорить его просить через посредника руки Яньчжи. Яньчжи ничего не сказала, и госпожа Ван, смеясь, ушла домой.

С тех пор прошло много дней, а ничего не происходило. Яньчжи начала сомневаться, выполнила ли госпожа Ван свое обещание. А может быть, она, Яньчжи, слишком низкого рода? Она начала грустить, ничего не ела и не вставала с постели. Тут к ней пришла в гости госпожа Ван. Она осведомилась о причине болезни. Яньчжи отвечала, что не имеет об этом понятия; после последнего посещения госпожи Ван она дурно себя почувствовала и теперь лежит при смерти и не знает, что будет с нею завтра.

Госпожа Ван сказала, что ее муж уехал по делам и потому она еще не передала господину E весточки. Может быть, поэтому Яньчжи заболела? Услышав это, Яньчжи покраснела. Госпожа Ван пошутила: «Если твои дела обстоят так и ты из-за этого болеешь, что поделать! Я позову господина E прийти к тебе ночью, дабы вы с ним счастливо соединились. Он не сможет тебя отвергнуть».

Яньчжи отвечала: «В нынешних обстоятельствах стыдиться мне нечего. Если мое положение не слишком для него низко и он пришлет посредника, ко мне тут же вернется здоровье. Но на личную встречу с ним я никак не могу согласиться».

Госпожа Ван ушла от нее, покачивая головой.

С юных лет госпожа Ван имела связь со своим соседом Суцзе.

В замужестве она часто посещала Суцзе, когда ее муж бывал в отъезде. Как раз в это время Суцзе пришел к ней, и она рассказала ему историю Яньчжи в качестве забавного анекдота. Суцзе знал, что Яньчжи очень хороша собой. Он решил воспользоваться обстоятельствами, чтобы достигнуть своей цели, но, боясь ревности госпожи Ван, не выказал интереса, однако выведал у нее, как расположена комната Яньчжи. На следующую ночь он взобрался по стене к окошку Яньчжи и постучал в окно.

«Кто там?» – спросила она.

«Е Цючжунь».

Яньчжи сказала: «Днем и ночью думаю я о вас, желая вместе с вами состариться и поседеть, но не наслаждения одной ночи. Если вы меня действительно любите, срочно пришлите посредника для законного заключения брака. Тайно же быть с вами наедине я не соглашусь».

Суцзе ничего не оставалось, как для начала с нею согласиться. Однако он настаивал на том, чтобы хотя бы пожать ей руку в знак заключения брачного договора. Яньчжи не хватило духу противоречить ему во всем; она с трудом поднялась с постели и отворила окно. Суцзе ворвался в комнату, обнял ее и попытался принудить к любви. Яньчжи была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она упала на пол и тяжело дышала. Суцзе хотел поднять ее, но она пригрозила, что закричит.

Суцзе боялся, что его ложь раскроется, и не решился больше ничего предпринять. Он лишь просил назначить день следующего свидания, Яньчжи сказала, что этим днем будет день их свадьбы. Тогда Суцзе схватил ее за ногу, сорвал вышитую туфельку и исчез.

После этого он отправился прямо к госпоже Ван. В то время как он лежал у нее в постели, он вдруг вспомнил про туфельку и попытался нащупать ее у себя в рукаве, но напрасно. Туфли там не было. Он все обыскал, но безуспешно. Наконец пришлось ему во всем признаться госпоже Ван, но даже общими усилиями туфельку не нашли.

На той же улице проживал один бездельник по имени Мао Да. Он одно время безуспешно ухаживал за госпожой Ван и знал о ее связи с Суцзе. Он хотел как-нибудь поймать их тепленькими, чтобы потом шантажировать госпожу Ван. Тем вечером он подошел к ее дому, открыл садовую калитку и на цыпочках прокрался в сад. Вдруг он наступил на что-то мягкое. Поднял: женская туфля! Мао Да подкрался к окну и услышал в точности, что рассказывал

Суцзе о своем визите к Яньчжи. После этого он, удовлетворенный, ушел.

Еще через несколько дней Мао Да вечером перебрался через стену сада при доме Яньчжи. Плохо ориентируясь, он оказался близ комнаты ее отца. Тот выглянул наружу и увидел мужчину. Отец сразу подумал, что тот явился к его дочери. Распалившись гневом, он схватил нож и выскочил наружу. Мао Да испугался и побежал. Только он хотел перебраться через стену, как отец его догнал. Мао Да повернулся и отнял у него нож. Тут еще мать Яньчжи подняла крик. Загнанный в угол, Мао Да убил отца Яньчжи и сбежал.

Яньчжи прибежала с фонарем, увидела мертвого отца и рядом, у подножия стены, свою туфлю. Мать спросила ее о туфле, и она, плача, рассказала, как было дело, только не решилась вмешать госпожу Ван и говорила только о E Цючжуне.

На следующий день окружной суд поднял дело против E Цючжуна. E был арестован; ему было всего 19 лет, и во многих отношениях он был как дитя. Когда его заковали, он ошалел от страха, а представ перед судом, не знал, что сказать. Он ничего не отрицал, а только дрожал. Суд все более убеждался, что E и есть преступник. Его подвергли допросу с пытками, так как в императорском Китае приговорить можно было только того, кто признался в преступлении. Молодой ученый не выдержал боли, взял все на себя и получил смертный приговор. Приговор был отправлен на утверждение высшей инстанции в Цзинань.

Цзинаньский начальник полиции с первого взгляда на E усомнился в его виновности. Он тайно подсадил к нему в камеру агента, чтобы E получил возможность высказаться не под давлением. Полученная таким образом информация еще укрепила веру начальника полиции в невинность молодого человека. Очная ставка Яньчжи с E Цючжуном и последовавший допрос госпожи Ван навели наконец на след любовника госпожи Ван Суцзе. Тот признался в своей авантюре с Яньчжи, но отрицал, что убил ее отца. Но под пыткой он признал убийство и был приговорен к смерти. В отчаянии он письменно обратился к почтенному наместнику Ши Юшаню. Последний пришел к убеждению, что в деле концы с концами не сходятся, и затребовал к себе все бумаги.

С помощью дальнейших допросов госпожи Ван Ши Юшань узнал имена еще нескольких мужчин, ухаживавших за ней, и среди них имя бездельника Мао Да, которого сразу же заподозрил в преступлении. Но поскольку Мао Да не сознавался, Ши Юшань сказал: «Теперь пусть духи храма покарают преступника».

Все приятели госпожи Ван должны были с голыми спинами зайти в неосвещенный буддийский храм и встать у стенки. Там Ши Юшань объявил им: «На спине виновного дух поставит знак». Через некоторое время он вызвал всех мужчин из храма и осмотрел их спины. После этого он указал на Мао Да и сказал: «Ты – убийца». Дело в том, что Мао Да крепко прижимался спиной к вымазанной перед тем золой стене, чтобы дух не смог коснуться его спины. Так Ши Юшань добился от него признания.

В решении суда Ши Юшань, в частности, утверждал, что Суцзе пытался засушить сливовое дерево вместо персикового, назвавшись E Цючжунем при ночном свидании с Яньчжи. Мао Да, по его выражению, будучи захвачен на месте преступления, попытался надеть шляпу Чжана вместо головного убора Ли – то есть свалить свое злодеяние на Суцзе, оставив там вышитую туфлю.

До сих пор во всех приведенных примерах действовали две стороны. Либо сливовое дерево жертвовало собой ради персикового по собственному побуждению, либо персиковое вынуждало его к жертве. На следующем уровне интерпретации Стратагемы № 11 в действие вступает третья сила, которая навязывает одному из участников роль сливового дерева.