Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 125 страниц)

8.9. Брачное посредничество

В рассказе «О храброй деве», который сочинил маньчжур Вэнь Кан в первой половине XIX в., молодой ученый Ань Цзи предпринимает путешествие в 3000 миль, чтобы быть со своим отцом, который из-за интриг недоброжелателей лишился поста смотрителя дамбы в южной богатой речной области Китая и приговорен к уплате значительной суммы денег. По пути Ань Цзи приезжает в монастырь, монахи которого в действительности – переодетые бандиты. Героиня романа – сестрица Тринадцать – спасает его в последнюю минуту от смертельного удара настоятеля и убивает как самого настоятеля, так и остальных обитателей монастыря. При этом она заодно освобождает пожилую пару Чжан и их семнадцатилетнюю дочь Цзиньфэн (Золотой Феникс). Семейство Чжан во время засухи решило оставить родину и отправиться к старшему брату отца Чжана в Пекин. По пути семья заехала в этот монастырь и попала в плен к бандитам. Когда после всего пережитого родители Чжан и молодой Ань Цзи готовят еду на монастырской кухне, сестрица Тринадцать отводит Цзиньфэн в сторонку и осведомляется прежде всего о ее гражданском состоянии. Когда сестрица Тринадцать узнает, что Золотой Феникс еще не обручена, она предлагает ей свои услуги в качестве свахи. При этом она думает о господине Ань Цзи. Золотой Феникс в глубине души не имеет ничего против такого брачного союза, но чувствует некоторое беспокойство и сомнение.

Ведь эта сестрица Тринадцать для нее малознакомая, случайная попутчица. Конечно, она благородно помогла ей в нужде, спасла ее из тяжелого положения и даже от смерти, а теперь хочет обеспечить ей семейное счастье с этим симпатичным молодым человеком Ань Цзи. При этом она говорит об этом очень горячо и настойчиво, согласно своему характеру, пытаясь вытянуть из Цзиньфэн короткое и ясное «юаньи» («да»).

Это против всякой нормы. Какую цель она преследует этим благородным, но совершенно непрошеным посредничеством? Что-то за этим кроется, говорит рассудок деревенской девушки Золотой Феникс. И в ее головке происходит дальнейшая работа.

«Она ведь такая же девушка, как я, – говорит она себе. – И так похожа на меня внешностью и возрастом. Тогда она подвержена тем же человеческим правилам и природным законам, что и я. Почему же тогда она отходит сама в сторону и предлагает мне такой прекрасный союз? Почему она обеими руками предлагает мне этот подарок, мне, совершенно ей чужой? Нет ли у нее чего на уме? Конечно, она надеется на такой же союз для себя. Поскольку она не может предложить его сама, она выбрала обходной путь через меня. Для вида она «чинит деревянные мостки», втайне же «направляется в Чэньцан».

Здесь Золотой Феникс рассматривает предлагаемое сватовство – по китайским понятиям, само по себе совершенно нормальное – как выставляемую напоказ «починку деревянных мостков» и подозревает, что сестрица Тринадцать втайне планирует «поход на Чэньцан», то есть собственный брак с Ань Цзи с помощью обходного пути через брак его же с Цзиньфэн. Известно, что в Китае было возможно многоженство.

Действительно, любой, кому предложат неожиданную помощь, прежде всего спросит: почему? Примечателен в этом примере тот факт, что Золотой Феникс делает еще один шаг и находит ответ в стратагеме, которую приписывает сестрице Тринадцать. Золотой Феникс полагает, что сестрица Тринадцать помогает ей выйти замуж только затем, чтобы впоследствии Золотой Феникс и ее родители помогли ей стать женой того же человека. Здесь может проявляться определенная оригинальность менталитета, характерная не только для Цзиньфэн: сами по себе нормальные, неизвращенные отношения прощупываются в соответствии с определенными стратагемами, которые, предположительно, лишь маскируются нормальностью. Примечателен способ, каким Золотой Феникс пытается обосновать свои подозрения, что сестрица Тринадцать преследует на свой манер исключительно собственные интересы, а именно собственный брак с Ань Цзи.

8.10. Самопожертвование Будды

Золотой Феникс думает дальше: «Почему бы мне не согласиться на эту любовь втроем? Я бы ничего не имела против. Я бы таким образом выразила благодарность ей за все, что она для меня сделала, и могла бы показать ей, как искренне я ей преданна. Но как мне узнать, действительно ли она этого хочет?» Наконец, после усиленных раздумий, она решает пойти по менее щекотливому литературному пути. «Сестрица, я несколько лет усердно изучала литературу и знаю немало историй из древних и новых времен, но кое-что в одном древнем тексте остается мне до сих пор непонятным. Не будешь ли ты столь добра, чтобы разъяснить мне это темное место?»

Сестрица Тринадцать сразу же догадалась, что за этими словами скрывается что-то иное. «Я – вся слух», – дружелюбно отвечала она девушке.

«Я припоминаю одно место в Махаяна-сутре, где речь идет о Будде-человеке, как жил он в горной глуши и трудился над самосовершенствованием, пока не превратился в Будду-божество. Там говорилось, что однажды он встретил голодного тигра и, пожалев его, отрезал кусок собственной плоти и скормил ему. А в другой раз встретил он голодного стервятника и насытил его куском собственных внутренностей. Так проявилось сочувствие Будды-человека к хищной птице и дикому зверю и зашло столь далеко, что он не пожалел собственной плоти и собственных внутренностей. Разбираешься ли ты в таком самопожертвовании?»

Проницательный ум сестрицы Тринадцать не уступал по утонченности той тончайшей булавке, которая была спрятана в этом вопросе и никогда не была бы доступна для обычного женского рассудка.

С коротким довольным смешком и долгим вздохом сказала она серьезным и даже мрачным тоном: «Сестричка, мы так хорошо понимаем друг друга, но на дно моей души ты заглянуть не можешь. Это я должна сохранить в себе. Короче говоря, о том, о чем идет речь, о счастливом брачном союзе, для меня говорить нечего. В том, что люди этого мира зовут счастливым выбором супруга, для меня в этой жизни доли нет».

Золотой Феникс своим притчеобразным вопросом, по-видимому, отреагировала на уровне той самой Стратагемы № 8, которую подозревала у сестрицы Тринадцать. Прямым вопросом относительно самопожертвования Будды она прикрыла косвенный вопрос о мотивах самопожертвования сестрицы Тринадцать.

8.11. Критики эклектики

В рамках культурно-революционной критики конфуцианства Ло Сыдин обнажает шпагу против эклектики – «как-бы-тоже-философии». Ло Сыдин – это контролировавшийся «бандой четырех» авторский коллектив в Шанхае. Эклектика представляет собой для бескомпромиссной коммунистической идеологии как бы соринку в глазу, поскольку ей свойственно вместо борьбы искать мирного уравновешивания позитивных аспектов той и другой стороны. Уже после «культурной революции» Шэнь Таошэн (в «Жэньминь жибао») высказывает предположение, что во времена Конфуция любая клика, которая в этот период рассвета феодализма стремилась реставрировать исторически отсталое рабство, выступала с эклектических позиций.

Так что сама по себе критика эклектики у Ло Сыдина была совершенно справедливой. Однако, если внимательнее прочесть обвинения Ло Сыдина в адрес эклектики, оказывается, что в эклектичности всегда обвиняется какой-нибудь древнекитайский первый министр. Эта особенность обнаруживается в такой формулировке, как эклектичный первый министр династии Хань стремился прежде всего к сглаживанию отношений и потому никогда не занимал четкой позиции, и ей подобных. Все эти формулировки явно направлены прямо на одного первого министра – Чжоу Эньлая. Итак, нормальная сама по себе критика эклектики (указывает «Жэньминь жибао») представляет собой как бы «починку мостков», за которой скрывается атака на Чжоу Эньлая – «поход на Чэньцан».

Подобным же образом, следуя пассажу в комментарии к гексаграмме И («умножение») в классической китайской «Книге перемен», пекинская книга о стратагемах извлекает из более высоких сфер сравнение с движением ветра, который неожиданно врывается в образовавшуюся пустоту.

Эта пустота, по интерпретации Стратагемы № 8 в книге о наиболее употребительных китайских поговорках, вышедшей во Внутренней Монголии в 1978 г., возникает за счет того, что при проведении отвлекающего действия направление зрения и слуха человека отклоняется в сторону, откуда возникает свободное пространство для воплощения совершенно другого намерения.

Стратагема № 9. Наблюдать за огнем с противоположного берега

Четыре иероглифа

Современное китайское чтение: гэ / анъ / гуань / хо

Перевод каждого иероглифа: противоположный / берег / наблюдать / огонь

Связный перевод: Наблюдать огонь с противоположного берега.

Сущность: Наблюдать за пожаром на противоположном берегу, якобы не имея к нему отношения. Якобы безучастно наблюдать за тем, как противник оказался в кризисной ситуации, в тяжелом положении. Бездействие: никакой помощи, никакого спешного вмешательства или преждевременного действия, пока тенденции не разовьются в твою пользу, и лишь тогда можно действовать и пожинать плоды. Стратагема невмешательства. Стратагема выжидания, задержки.

Краткая формулировка вызывает в воображении сцену из знаменитого романа «Троецарствие»: Лю Бэй, впоследствии основатель одного из трех царств, и его советник Чжугэ Лян наблюдают с горы Фанькоу за озаренной пожаром битвой у Красных стен.[147]147
  См. комментарий к Стратагеме № 3.


[Закрыть]

9.1. Победители-наблюдатели

В 208 г. н. э. Чжугэ Ляну удалось заполучить в коалицию против Цао Цао, властителя Северного Китая, располагавшего более чем двухтысячным войском, Сунь Цюаня, правителя У. Цао Цао расположился лагерем на северном берегу Янцзы, уский военачальник Чжоу Юй (175–210) со своей армией – на южном. В том месте вздымалась высокая гора. Там, где она отходила от берега, на ней были вырублены два иероглифа: «Красные стены». Отсюда битва между Чжоу Юем и Цао Цао получила название «Битва у Красных стен».

Чжоу Юю удалось хитростью склонить неопытного в сражениях на воде Цао Цао последовательно сцепить свои корабли для переправы через Янцзы. Таким образом пехота Цао Цао должна была пересечь реку, как посуху. Чжоу Юй же рассчитывал с помощью юго-восточного ветра сжечь весь флот Цао Цао, скрепленный вместе.

Непосредственно перед началом битвы Чжугэ Лян, который и сопровождал Чжоу Юя в походе, и давал ему советы, вернулся к своему господину Лю Бэю, с которым направился на гору Фанькоу, чтобы оттуда наблюдать за пожаром и битвой на другом берегу. Таким образом, Лю Бэй оказался в выгодном положении, из которого мог, во-первых, рассматривать бой своего союзника Сунь Цюаня со своим заклятым врагом Цао Цао издали и, во-вторых, воспользоваться победой Сунь Цюаня, достигнутой благодаря искусному маневрированию, для собственного усиления.

Ни в одной из вышедших в КНР, Гонконге и Тайване книг о стратагемах не приводится примера о Стратагеме № 9, в котором действительно шла бы речь о пожаре на противоположном берегу. Приведенная сцена из «Троецарствия» в этой связи в китайской литературе о стратагемах не упоминается.

Краткая формулировка стратагемы легко поддается толкованию. «Огонь» символизирует кризисную ситуацию, «другой берег» выступает для обозначения попавшей в кризисную ситуацию противной стороны, а «наблюдение» относится к третьему лицу, которое по виду не участвует в кризисе, но собирается извлечь из него выгоду. Поэтому неудивительно, что в процессе многократного применения Стратагемы № 9 образные выражения в краткой формулировке совершенно скрылись за абстрактным смыслом и перестали ощущаться как ссылка на «Троецарствие».

9.2. Бегство в смерть

Юань Шан и Юань Си были единственными оставшимися в живых сыновьями Юань Шао (ум. 202 н. э.), бывшего при жизни соперником Цао Цао. Будучи преследуемы Цао Цао, братья решили с несколькими тысячами человек бежать в Ляодун (Южная Маньчжурия), хотя правитель Ляодуна Гунсунь Кан был противником их отца. Отец неоднократно пытался захватить Ляодун, но, поскольку Ляодун находился далеко от театра сражений между Цао Цао и Юань Шао, Гунсунь Кан не сражался также и на стороне Цао Цао. Поэтому братья надеялись найти у Гунсунь Кана убежище. Они рассчитывали, если подвернется случай, его убить, чтобы затем из Ляодуна покончить с Цао Цао. Последний в это время был близок к тому, чтобы установить свое господство над Северным Китаем.

Что было естественнее для Цао Цао, чем преследовать этих опасных братьев во время их бегства в Ляодун? Но Цао Цао прислушался к совету своего доверенного лица Го Цзя (170–207), согласно которому Гунсунь Кана и братьев лучше всего было оставить в покое. Тогда вскоре Гунсунь Кан убьет их. И действительно, довольно скоро Гунсунь Кан передал головы обоих братьев Цао Цао. Военачальники Цао Цао спросили его: «Каким образом произошло устранение братьев?» Согласно древнейшему «Трактату о 36 стратагемах», Цао Цао объяснил происшедшее так: «С одной стороны, Гунсунь Кан опасался стремления братьев к захватам. То, что они скрывались в Ляодуне, должно было пробудить в нем подозрение. С другой стороны, Гунсунь Кан опасался моего нападения на Ляодун. Если бы я стал преследовать братьев по пятам, то Гунсунь Кан объединился бы с ними против меня. Но я отпустил поводья и отказался от похода на Ляодун. Моя пассивность привела к тому, что Гунсунь Кан и братья схватились друг с другом».

Так Цао Цао устранил двух своих врагов тем, что, ввиду смертельного антагонизма между ними и Гунсунь Каном, взял на себя роль наблюдателя.

9.3. Взятие Чанчуня в 1948 г

Во время гражданской войны в Китае (1945–1949) в июне 1948 г. Красная армия начала осаду Чанчуня (ныне столица провинции Цзилинь). Город, оборудованный мощными укреплениями, обороняло около 100 000 солдат гоминьдановских войск Чан Кайши. Однако съестные припасы в Чанчуне подходили к концу. Наконец начались вооруженные столкновения среди гоминьдановских солдат за продовольствие, которое доставлялось только по воздуху.

Красная армия не снимала осаду, но и не пыталась напасть на город. Таким образом она позволяла «созреть» внутренним, раздиравшим противника «противоречиям». «Противоречия» в КНР – обычное обозначение для оппозиции, разлада, ссор и трудностей любого порядка.

Преждевременное военное нападение на Чанчунь объединило бы гоминьдановские войска и задушило бы в корне их противоречия. В это время пришло известие о больших успехах Красной армии в Цзиньчжоу. Под военным и политическим давлением Красной армии Цзэн Цзэшэн, командующий юньнаньскими войсками Чанчуньского гарнизона, отказался выполнять приказ Чан Кайши о прорыве окружения Чанчуня. 17 октября 1948 г. части Цзэн Цзэшэна взбунтовались. За этим последовала капитуляция остальных гоминьдановских войск в Чанчуне.

Не пролив ни единой капли крови и без единой военной акции (согласно пекинской книге о стратагемах), Красная армия овладела Чанчунем.

9.4. Наблюдать скрестивши руки

В органе китайского комсомола «Чжунго циннянь бао» («Китайская молодежная газета») от 18 апреля 1981 г. Чжу Цзяньго во внешнеполитическом разделе, анализируя реакцию Советского Союза на ирано-иракскую войну, приходит к выводу, что Советский Союз удовлетворится тем, что будет «наблюдать пожар с противоположного берега». Здесь краткая формулировка приведена не в качестве стратагемы, а лишь для описания предположительного поведения Советского Союза ввиду ирано-иракского конфликта. Если бы Советский Союз открыто поддержал Ирак, то скорее всего он этим подтолкнул бы Иран в объятия США. Если же, напротив, Советский Союз поддержал бы Иран, то должен был бы ожидать вражды со стороны большинства арабских государств. Поэтому Советский Союз мог только «наблюдать за пожаром на противоположном берегу», но не «таскать никаких каштанов из огня». Подобным же образом, так сказать, нестратагемно, ту же краткую формулу применил Лу Синь (1881–1936), один из самых признанных в КНР китайских писателей XX столетия. В докладе от 21.12.1927 г. он сказал, что китайская литература и искусство раньше «наблюдали за огнем с противоположного берега», то есть служили в основном для времяпрепровождения и удовольствия и не касались волнующих каждого жизненно важных вопросов. В интервью издателю «Театра», приложения к шанхайской газете «Чжунхуа», 14 ноября 1934 г. он отмечает, что приписывание разоблачительных историй к каким-нибудь действительно существующим местностям приводит лишь к тому, что читатели из этих местностей в порыве местного патриотизма обращают свою ненависть на автора, а читатели из других местностей безучастно «наблюдают за пожаром с противоположного берега» (то есть за ссорой упомянутой местности с писателем), не принимая саму историю и ее мораль близко к сердцу. Чтобы иметь своим адресатом возможно большее число читателей, Лу Синь поэтому лишь в некоторых своих рассказах указывал место действия.

В КНР критиковалось также «наблюдение за пожаром с противоположного берега» в смысле поверхностного, проведенного не на месте события, анализа проблемы – например, в появившемся в 1983 г. в провинции Цзилинь 5-м издании «Философских принципов марксизма». В другой связи «наблюдение за пожаром с противоположного берега» бичуется как выражение чисто эгоистического стремления оставаться вне любого события, которое непосредственно тебя не касается, и не пытаться применить свои знания и умения на пользу человечества. Эта самовлюбленная позиция часто обозначается также выражением Фэн Мыньлуна (1574–1646): «Каждый отгребает снег только от собственной двери и не заботится о льде на крыше соседа».

Но как в каждом отдельном случае отличить действительно равнодушного наблюдателя от притворяющегося равнодушным? Так, в романе «Троецарствие» Лу Су, советник Чжоу Юя, перед походом на Цао Цао спрашивает Чжугэ Ляна, почему тот в полном бездействии со скрещенными на груди руками наблюдал, как верного Хуан Гая наказали пятьюдесятью ударами и тяжко поранили.

Чжугэ Лян, улыбаясь, ответил: «Вы огорчаете меня. Разве вы не заметили, что эта сцена избиения была не чем иным, как проведенной по предварительному договору между всеми участниками стратагемой для обмана Цао Цао? Как же я мог бы в нее вмешаться?»

9.5. Сидя на горе, наблюдать за борьбой тигров

Это другая краткая формулировка Стратагемы № 9. По-китайски она звучит так:

Пять иероглифов

Современное китайское чтение: цзо / шань / гуань / ху /доу

Перевод каждого иероглифа: сидеть / гора / наблюдать / тигр / битва

Эта краткая формулировка восходит к описанию события из времен циньского царя Хоя (337–311 до н. э.) в «Исторических записках» Сыма Цяня.

Государства Хань и Вэй воевали друг с другом. Царь Хой из Цинь хотел также вступить в войну и стал советоваться об этом намерении со своими министрами. Одни одобрили его план, другие отклонили. Царь был в нерешительности. Наконец он обратился к Чэнь Чжзню. Тот после долгого раздумья сказал: «Знаете ли вы историю о том, как Бянь Чжуанцзы охотился на тигра? Однажды Бянь Чжуанцзы увидел двух тигров, которые пожирали бычью тушу. Он уже вытащил из ножен свой меч и хотел напасть на тигров, но тут его спутник, Гуань Чжуцзы, схватил его за руку и сказал: «Эти два тигра еще только начали есть. Погоди, пока алчность пробудится в них по-настоящему. Тогда они обязательно нападут друг на друга. Большой тигр, конечно, загрызет маленького, но и сам будет ранен в битве. Дождись этого момента, и ты сможешь без особого труда уложить двух тигров».

Бянь Чжуанцзы последовал этому совету, спрятался за камнем и стал наблюдать за тиграми. Через некоторое время они действительно подрались. Маленький тигр был убит, большой ранен. Теперь Бянь Чжуанцзы выскочил из-за камня, обнажил меч и прикончил раненого тигра. Так он без труда добыл двух тигров.

Теперь сражаются государства Хань и Вэй. Война длится уже целый год. Вступать в нее бесполезно. В конце концов могучее государство Вэй покорит маленькое Хань, но и само жестоко пострадает в войне. Тогда вам и надо будет воспользоваться обстоятельствами и таким образом присоединить оба государства к вашему».

И действительно, так и случилось.

Мао Цзэдун неоднократно обосновывал внутри– и внешнеполитические события с помощью этой краткой формулировки Стратагемы № 9– Так, 30 июня 1939 г. Мао обвинил зарубежные круги в том, что «они попустительствуют агрессии Японии против Китая, а сами «следят с горы за борьбой тигров», дожидаясь благоприятного момента, чтобы устроить так называемую Тихоокеанскую конференцию по мирному урегулированию и оказаться в выгодном положении «третьего радующегося».[148]148
  Речь идет о работе Мао Цзэдуна «Против капитулянтства» (см.:Мао Цзэдун. Избр. произв. Т. 2. С. 313–319).


[Закрыть]

11 марта 1940 г. Мао в статье «Актуальные проблемы тактики в антияпонском объединенном фронте» утверждал, что США опять же проводят политику «сидя на горе, наблюдать за битвой тигров».[149]149
  11 марта 1940 г. Мао Цзэдун выступил на совещании высших руководящих партийных работников в Яньани с тезисами «Нынешняя тактика в едином антияпонском фронте», в которых отметил, что «США продолжают держаться выжидательной политики, «следя с горы за борьбой тигров»» (там же. С. 539).


[Закрыть]

24 апреля 1945 г. Мао обвинил гоминьдановское правительство Чан Кайши в пассивном ведении войны против Японии, это «перевалило всю тяжесть войны на фронт освобожденных областей, районов, принадлежащих Коммунистической партии Китая, – и облегчило японским захватчикам проведение широко задуманных наступательных планов против Освобожденных районов, в то время как сами гоминьдановцы, сидя на горе, наблюдают за битвой тигров».[150]150
  Это высказывание было сделано Мао Цзэдуном на VII съезде КПК в докладе «О коалиционном правительстве» (см.: Мао Цзэдун. Избр. произв. Пекин, 1969. Т. 3. С. 275–276).


[Закрыть]

Относительно европейского театра военных действий 1 сентября 1939 г. Мао заметил:

«В последние годы международная реакционная буржуазия, и прежде всего реакционная буржуазия Англии и Франции, неизменно проводила по отношению к германской, итальянской и японской фашистской агрессии реакционную политику так называемого «невмешательства». Эту политику она проводила с той целью, чтобы, попустительствуя агрессивной войне, извлекать из нее выгоды для себя. Поэтому Англия и Франция категорически отвергали неоднократные предложения СССР об организации подлинного фронта борьбы против агрессии, заняли позицию «невмешательства» и, попустительствуя германской, итальянской и японской агрессии, ограничивались ролью сторонних наблюдателей. Они ставили себе целью дать воюющим сторонам истощить друг друга, чтобы потом выступить на сцену и вмешаться… Политика «невмешательства», которую проводила международная, и прежде всего англо-французская, реакция, – это политика «следить с горы за борьбой тигров», это в чистейшем виде империалистическая политика поживы на чужой счет».[151]151
  Такую оценку Мао Цзэдун дал в его «Беседе с корреспондентом «Синьхуа жибао» о современной международной обстановке» (см.: Мао Цзэдун. Избр. произв. Т. 2. С. 328–329).


[Закрыть]

28 сентября 1939 г. Мао сообщил:

«Правительства Англии, США и Франции вовсе не имели искреннего намерения предотвратить войну, – напротив, они способствовали ее возникновению. Своим отказом от соглашения с Советским Союзом, отказом от заключения с ним действенного соглашения о взаимной помощи на основах равноправия и взаимности они показали, что хотели не мира, а войны. Общеизвестно, что в нынешней международной обстановке отвергнуть Советский Союз – значит отвергнуть мир. Это известно даже такому представителю английской буржуазии, как Ллойд Джордж. В этой обстановке в этот момент Германия выразила готовность прекратить антисоветские действия, отказаться от «антикоминтернов-ского пакта» и признать неприкосновенность советских границ; вот тогда-то между СССР и Германией и был заключен договор о ненападении. Англия, США и Франция рассчитывали толкнуть Германию на войну с Советским Союзом, а сами хотели «следить с горы за борьбой тигров»: пусть-де Советский Союз и Германия истощат друг друга вконец, а тогда мы выступим на сцену и наведем порядок. Этот заговор был расстроен заключением советско-германского договора о ненападении… Когда речь шла об Испании, о Китае, об Австрии и Чехословакии, эти заговорщики не только не имели ни малейшего намерения пресечь агрессию, но, наоборот, попустительствовали агрессии и разжигали войну, стремясь втравить других в драку, чтобы самим на их счет поживиться. Благозвучия ради это именовалось «невмешательством», в действительности же это означало «следить с горы за борьбой тигров».[152]152
  Анализ причин советско-германского пакта о ненападении был дан Мао Цзэдуном не только в упомянутой беседе с корреспондентом «Синьхуа жибао», но и в цитируемой Зенгером специальной статье «Единство интересов Советского Союза и всего человечества», подготовленной по просьбе Китайско-советского культурного общества к 22-й годовщине Октябрьской революции (см. там же. С. 345–356).


[Закрыть]

В 1981 т. Чжан Цзянь с экономического факультета Уханьского университета пошел по стопам Мао в своем анализе советской внешнеполитической стратегии. Этот анализ был опубликован в «Китайской молодежной газете» от 24 января 1981 г. Согласно Чжан Цзяню, определенные западные крути исходят из ошибочного положения, что советское вторжение в Афганистан служит в первую очередь цели блокирования Китая. На основании этого предположения эти круги впадают в иллюзию, будто противоречия между Китаем и Советским Союзом могут от этого обостриться и именно Китай должен будет нести основной груз сдерживания советской экспансионистской политики. И тогда Запад сможет, «сидя на горе, наблюдать за битвой тигров». Согласно Чжан Цзяню, однако, нападение Советского Союза на Афганистан может быть удовлетворительно обосновано только в рамках общей стратегии советской мировой политики, нацеленной на достижение мировой гегемонии. Ядерная проблема для достижения мировой гегемонии – контроль над Западной Европой. Для этого необходима стратегическая блокада Западной Европы. Два направленных против Западной Европы кольца блокады Советским Союзом протянулись от Ледовитого океана до Черного моря и от Черного моря до Тихого океана. Афганистан, по-видимому, является пунктом пересечения обоих этих колец и плацдармом не только для действий против Западного Китая, но также и в направлении против арабских нефтяных государств и портов Индийского океана. Пекинская книга о стратагемах рассуждает:

«Если в лагере противника ежедневно проявляются противоречия и внутренние трения, тогда следует «следить с горы за борьбой тигров». В этом случае было бы неправильно извлекать пользу из нужды другого и пытаться «использовать пожар для грабежа». Торопливое нападение быстро заставит враждующие стороны вновь объединиться и увеличит опасность ответного удара. Так что лучше здесь отойти в сторону и ждать, пока противоречия между противниками не разовьются настолько, чтобы противники вступили в схватку и покончили друг с другом».

Стратагема № 9, таким образом, не заключается в простом ожидании. Когда приспеет время, ожидание должно перейти в заранее подготовленные действия.

Тем самым Стратагема № 9 находится под знаком ожидания, попустительства и предусмотрительности, которые советует уже Сунь-цзы в 12-й главе своего трактата о военном искусстве.

Перефразируя мысль Лао-цзы, можно было бы сказать:

Кажущееся бездействие – это высшая форма действия.