Текст книги "Возвращение к любви"
Автор книги: Георге Георгиу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц)
– Хорошо, товарищ Анна, пусть будет по-вашему…
– Благодарю, Максим Дмитриевич! – Голос у Анны задрожал. – И тебя, Михаил, за внимание… В следующий раз я буду сговорчивей, – и торопливо вышла из кабинета.
Михаил проводил ее до «Волги» и сказал Горе, чтобы он отвез Анну в Албиницу. Он сокрушался, что ему не удалось уговорить Анну зайти к ним. Пересолил он со своими шуточками: «Сегодня командую я…» Глупости! Бывают такие минуты, такие ситуации, когда действует не приказ, а простое, теплое слово. Знать бы только такое слово!…
Михаил нахмурился: то-то и оно – знать бы!..
Мога встретил его вопросительным взглядом: ну что?
– Она, бедняжка, сама не знает, что делать, – сказал Михаил, все еще думая об Анне.
– Чем закончилась твоя беседа у Вели? – на этот раз в лоб спросил его Мога. – Что вы решили?
– Ничего. Только чтобы я был готов в любом случае… Разговор шел и о тебе… Лучшей кандидатурой на место Моги может быть только сам Мога. Это мое мнение, и я высказал его Веле… Знаешь, зачем приехал Фабиан? – сменил он тему. – Проверять жалобу Мирчи.
Это известие Мога пропустил мимо ушей:
– У меня был долгий разговор с Анной. Лишь теперь я понемногу стал узнавать ее. Ты представляешь себе, какой была бы ее встреча с Фабианом сегодня?
– Ты прав, – согласился Михаил. – Если это не тайна, до чего вы договорились?
– Я не такой скупой на откровенность, – как ты, – улыбнулся Мога. Он позвал моша Костаке, велел ему найти Марку и послать его домой к Михаилу за Фабианом.
– И ты отказываешься от моего приглашения? – рассердился Михаил.
– Сначала покончим с официальной стороной, – ответил Мога. – А после этого – пожалуйста!
– Да будет воля твоя, как ты недавно сказал Анне, – согласился Михаил. – Я готов выслушивать твои приказания еще десять лет…
– Ты вроде хотел знать, о чем я беседовал с Анной? – с легкой иронией спросил Мога.
– Хорошо, слушаю…
6
Спускались серые сумерки, растревоженные бурным снегопадом. В селе зажглись огни. Одно за другим вспыхивали окна в сумеречной тьме, как фары в тумане. Гомон голосов, рокот машин, звонкие крики детишек… Павел вышел на крыльцо и закурил.
Когда-то он чувствовал себя здесь как дома, а теперь этого нет. То ли потому, что слишком внезапно всплыли воспоминания, которые он старался предать забвению, то ли потому, что попал он сюда в особенную для хозяев минуту, когда они на пороге важного решения.
Совсем близко пронеслась машина, просверлив своими огненными очами темень. Снежная пелена затрепетала, забилась в воздухе, нарушив ночную тишину… И Фабиан почувствовал, что последний холод этой зимы пробирает и его.
Он тесней запахнул пальто, провел рукой по припорошенным снегом волосам… Годы несутся галопом, тридцать шесть уже пролетело. Однажды он увидит себя белым, как эта земля… Но тут появилась Валя.
– Пошли в дом! – сказала она. – Ты замерз!
– Давно я не видел такого снегопада, кругом бело, – проговорил Павел.
– «…Поглядите, какой чистой стала земля в белом одеянии. К красоте нельзя прикасаться грязными руками! Мы никому этого не позволим!..» – сказала Валя, как бы декламируя. – Ты помнишь? Это твои слова на том давнишнем процессе… Да, тогда земля была такой же белой и чистой, как сейчас! А ты стрелял словами, как дробью, и прямо-таки огорошил меня… Ты помнишь?
Он помнил. И сейчас видел Анну как наяву, ее испуганные, устремленные на него глаза…
– Я не смогла досидеть до конца. Оставила Анну одну… Потом она мне повторила твои слова…
Они вошли в дом. Павел остановился у дверей, не раздеваясь, словно зашел на минутку, поглядеть, что поделывают соседи в такой снегопад. Только потому, что хозяйка завела с ним беседу и разговор затянулся, Фабиан повесил пальто на вешалку и опустился на стул.
– …Те слова заставили меня понять, – вспоминала Валя, – что нужно обладать сильной волей и твердым характером, чтобы принять такое суровое решение… Но тогда я не понимала тебя… – Тогда, при первом знакомстве, Фабиан произвел на Валю весьма неприятное впечатление.
– В некотором роде я такой же врач, как и ты. Иногда и мне приходится резать по живому, – ответил Павел. – Как это ни больно. Ведь бывает, что нет другого способа вернуть человека к жизни. К настоящей жизни, к тому счастью, которое он сам затоптал ногами.
Валя удивленно посмотрела на Павла. Врач действительно утоляет боль людей, старается возвратить страдающему радость жизни, возможность трудиться, любить… И вот Фабиан говорит то же самое. Она никак не могла понять, что путь, которым ведет человека Фабиан, гораздо труднее, мучительнее. Но человек, однажды вернувшийся к счастью таким путем, будет стараться сохранить его, всю оставшуюся жизнь защищать его, как святыню…
А Павел продолжал:
– Я часто получаю благодарственные письма от осужденных… И от одного из тех, кто был замешан в том деле, тоже получил письмо. Он уже несколько лет как освободился, устроился на работу на севере республики, обзавелся семьей… Мы как-то встретились, и он искренне обрадовался…
– Ты наталкиваешь на мысль, что в борьбе за счастье других ты полностью забываешь о своем личном счастье, – посетовала Валя.
– Что ты хочешь этим сказать?
С минуту Валя стояла задумавшись, словно не осмеливалась ответить.
– Прости за женское любопытство… – начала она издалека. – Скажи-ка мне… ты решил всю жизнь оставаться холостяком?
– Я ничего не решал… Очевидно, еще не пробил час, – натянуто улыбнулся Павел.
– Ты знаешь, когда я звонила тебе в Кишиневе, я была вместе с Анной…
– ?..
– Я не решалась позвонить второй раз… Да и Анна не пустила меня… Ты не сердишься?
Павел пожал плечами. Странно, эта новость не волнует его. Может, потому, что он мысленно встречается с Анной постоянно.
С минуты на минуту могла появиться сама Анна вместе с Михаилом, но Валя боялась сказать это Павлу. Она знала, что встреча с Анной обрадует его, но и разбередит старую рану. Вале не хотелось видеть, как он страдает… Ох, тяжело порой произнести самые простые слова! Валя осторожно дотронулась до его плеча.
– Допивай, я еще налью тебе.
– А ты так долей…
– К старому вину нового не подольешь…
– Так и любовь… – сказал Фабиан, как бы давая ей понять, что больше говорить об Анне не следует.
Оба подняли стаканы.
Валя держала стакан в руке на уровне глаз, чтобы Фабиан не заметил ее волнения, и сказала подчеркнуто спокойно:
– Анна развелась с мужем, Павел.
Он вздрогнул. Странный, холодный, сдержанный голос продолжал:
– Флоря женился на другой.
Глядя поверх стакана, Валя увидела побледневшее лицо.
– Может быть, так лучше для нее? – спросила она и сама же ответила: – Да, так будет лучше для нее!.. Михаил сказал мне, что Анна уезжает из Албиницы… – Валя пристально посмотрела на Павла: – Я спрашиваю тебя, что же ты будешь теперь делать? Не удивляйся, я ведь тоже кое-что понимаю.
– ?..
– Ты еще любишь ее, – вздохнула Валя. – Не отрицай! Ты не женился, в течение пяти лет не появлялся здесь… Почему? И почему, наконец, ты приехал именно сейчас? Что-то предчувствовал, что-то толкало тебя сюда… Не так ли?
Фабиан с трудом сдерживал волнение. «Анна развелась с мужем!..» Он не строил себе иллюзий. Прошли годы, время безжалостно, в подобных случаях оно нередко бесследно стирает все…
Валя продолжала:
– Анна в правлении. Она недавно приехала. Это совпадение, конечно. С минуты на минуту они должны быть здесь…
– Почему Михаил сразу не сказал? – спросил Павел чужим голосом, и печальная улыбка появилась на его лице. Он постоял у дверей, затем шагнул к столу, взял сигарету из оставленной Михаилом пачки. Валя чиркнула спичкой, дала ему прикурить. Клубы голубого дыма закружились между ними.
Павел неумело посасывал сигарету, как человек, курящий раз в году, и глядел сквозь окно в ночную темень в каком-то мучительном ожидании. Сейчас он был один со своими мыслями, со своею болью, со своим ожиданием.
– Странное совпадение, – сказал он после небольшой паузы. – Вот и не верь после этого в чудеса! – В его голосе звучала горькая ирония. – А девочка? Она с ней, конечно? – задумчиво спросил он.
На улице послышалось тарахтение мотора, и два огненных глаза заглянули в комнату через окно, словно кто-то хотел убедиться, что хозяева дома. Затем послышался скрип калитки. Павел вздрогнул и отошел от двери. И он и Валя ждали молча.
Раздался стук в дверь. Неужели одна только Анна? Обычно Михаил просто врывался в дом, в особенности когда бывал чем-то взволнован. Стук повторился, и Валя поспешила открыть. Это был Марку, шофер.
– Что случилось? – услышал Павел недоумевающий голос Вали.
– Меня прислал товарищ Мога за товарищем Фабианом.
– Разве они не приедут сюда? Что делают там?
– Не могу знать.
– Кто еще там с ними?
– Никого, только Максим Дмитриевич и товарищ Лянка.
Фабиан оделся, вышел в переднюю и с горечью сказал Вале:
– Чуда не произошло.
7
В приемной его встретила Наталица, секретарша Моги. Девушке что-то показалось неестественным, необычным во внешнем виде незнакомца, явившегося в правление в такой поздний час, когда обычно посетители не приходят, а уходят. Несмотря на тронутые сединой волосы и мелкие морщины вокруг печальных глаз, незнакомец показался ей удивительно молодым.
– Прошу вас доложить товарищу Моге, что явился Фабиан, – сказал Павел.
Наталице показалось необычным и это обращение незнакомца. Зовут его, значит, Фабиан, но кто он, откуда?
Она прошла мимо Фабиана опустив глаза, исчезла за дверьми кабинета и тут же, вернувшись и словно желая расплатиться с гостем за его вежливость, улыбнулась ему:
– Пожалуйте!
В тот же миг со стороны окна донеслась нежная мелодия, которая заставила Фабиана помедлить. Он увидел транзистор и застывшую у дверей секретаршу, как бы предлагающую ему послушать музыку:
Счастье, черт тебя подбил
С сердцем разминуться…
Сердце, где горит любовь…
Эта стройная, высокая девушка с небесными глазами и подсиненными веками будто знала о его приезде, о его любви и специально заказала песню о беспокойном сердце… Новая песня или старая, Фабиан не знал, он никогда не бывал в курсе музыкальных новинок, но это была хорошая песня, услышанная случайно, но оставшаяся жить в его сердце.
Нежная мелодия еще звучала в нем, когда он вошел в кабинет Моги.
– Вот так сюрприз! – воскликнул Мога и бросился Павлу навстречу. От его шагов затрясся стол. – Значит, вы и есть тот самый таинственный сотрудник республиканской прокуратуры, приехавший требовать от меня отчета за совершенные здесь преступления? – Он обхватил Фабиана за плечи и усадил его на стул рядом с Михаилом, который сидел угрюмый, словно появление Павла сосем не радовало его. В действительности же все было иначе: Мога, рассказав ему о своей беседе с Анной, снова вернулся к вопросу о председательстве, да так нажимал на Михаила, что, казалось, вот-вот вырвет его согласие… У обоих был вид борцов, утомленных схваткой.
– Вы приехали вовремя. Я мог бы убить человека, – сказал Мога Павлу.
Фабиан внимательно глядел на него. Мога продолжал стоять, и в какой-то миг Фабиану показалось, что перед ним высится красавец дуб, проросший корнями в самое сердце земли. Да и кабинет был таким просторным, точно строился специально для такого, как Мога. Для любого другого это помещение было бы слишком велико, и Павел улыбнулся при мысли, что Михаил утонет в кресле председателя.
– Не надо обострять ситуацию, – шутливо сказал он. – Я приехал сюда восстановить справедливость, и только.
– Ну да, естественно, – пробурчал Мога, словно Павел испортил ему настроение.
– Максим Дмитриевич, я постараюсь быть объективным, – сказал Фабиан. – Вы не могли бы пригласить сюда Мирчу?
– Послушай, Павел, – вмешался Михаил. – Неужели ты затосковал по Мирче? Не можем ли мы после того, как не виделись столько лет, поговорить о чем-нибудь другом и думать не только о делах?
– Пожалуйста, если тебе так хочется. Я слушаю тебя.
– Ну вот! «Слушаю тебя»!.. Словно ты находишься в своем кабинете в Кишиневе. Рассказал бы нам лучше, что нового в столице, что там слышно…
– Слышно, что товарищ Мога переводится в другой район, а товарищ Лянка остается на его месте, – лукаво ответил Павел.
– Ну и ну! Что за ясновидящий человек! – смеясь, воскликнул Михаил. – Особенно в том пункте, который касается товарища Лянки! Ему суждено всевышним остаться здесь на всю жизнь! Хотя, может быть, он тоже хочет жить в большом городе, в доме с паровым отоплением, газом, ванной, ходить в театр на концерты! Или все это только для избранных?..
– Ты хочешь перевестись в столицу? – спросил Фабиан. – Пожалуйста, я не против. Был бы даже рад. Я готов замолвить за тебя словечко.
– Благодарю, Я буду обязан по гроб жизни. Лучше посижу еще здесь, попотею, чтобы у тебя было что есть там, в столице, – угрюмо ответил Михаил. – Мое дело – виноград. Хлеб, мясо и молоко пусть тебе дает другой. Или знаешь что? У меня идея! – оживился Лянка. – Почему бы нам не избрать тебя председателем вместо Моги? Я уверен – потянешь! Послушай, – обратился он к Максиму помнишь тот случай с журналистом? Отправился он в один колхоз за материалом, посидел там с недельку, побеседовал с активом, с колхозниками изучил положение вещей и выдал целую серию предложений, как можно поднять хозяйство. Понравилось людям, что этот журналист хорошо разбирается во всем, знает, что нужно делать, и выдвинули его в председатели. И что ты думаешь? – спросил он Фабиана.
– Его избрали, – ответил тот.
– Говорил же я, что ты ясновидящий! – с легкой иронией сказал Михаил. – Да, избрали. Он и сейчас работает. Не знаю, каким он был журналистом, а председатель оказался отменный – вывел колхоз на первое место. Ну, что теперь скажешь? Я подыму за тебя весь колхоз. Или… – Михаил сделал маленькую паузу, глянул на Могу, как бы спрашивая его согласия продолжать, – или подыму все село против ухода Максима, и это будет, пожалуй, лучшим решением…
– Самым мудрым, сказал бы я, – равнодушно уточнил Мога. – Итак, действуй, не теряя времени…
– Ей-богу, сделаю это, Максим! – воскликнул Лянка. – Зачем тебе эта Пояна? Стэнкуца твоя родина, и ты, ее сын, обязан еще выше поднять село, чтобы оно сверкало как звезда…
– Как Полярная звезда? – спокойно спросил Мога.
Михаил рассердился:
– Я серьезно говорю.
– Хорошо, поговорим серьезно, – согласился Мога. – Но буду говорить в твоем стиле. Это верно, я сын Стэнкуцы и горжусь этим. Но не забывай, что и ты ее сын… приемный, правда, но и приемный сын имеет свои обязанности.
– Я свой долг выполню, будь спокоен, – заверил его Лянка, не уточняя, какой именно долг.
– Хорошо, – Мога, казалось, был доволен ответом Михаила. – Следовательно, первый стоящий на повестке дня вопрос мы успели запутать с большим искусством… На сегодня оставим его в покое… Что же следует за этим? – спросил он и открыл массивный серебряный портсигар, который держал всегда полным в ящике письменного стола. Он мог обслужить целую бригаду. – Прошу вас.
Лянка вдруг повернулся всем телом к Фабиану:
– Ты знаешь, что Анна была здесь?
Фабиан посуровел, взгляд его стал холодным, прикрывая, как щитом, охватившее его волнение. Он не хотел говорить об Анне.
«Неужели Анна уже не интересует его? – недоумевал Михаил, и впервые ему пришло в голову, что, возможно, только он, Михаил, и думает, что Павел все еще любит Анну, в то время как в действительности он давно ее забыл…
– Ясно! – сказал Михаил, хотя ничего ему не было ясно. – Я надеялся, что, вместо того чтобы заниматься каким-то негодником, ты попытаешься спасти мятущуюся душу, любовь, черт бы ее побрал! Иногда думается, что она вечная, а она – сегодня есть, а завтра нет, как весенний снег…
– Я приехал разбирать дело Мирчи, – сухо и недружелюбно ответил Фабиан. – И я разберусь в нем.
Мога нажал на кнопку звонка, появилась Наталица, и в кабинет словно ворвалась струя чистого, свежего воздуха. Павлу припомнилась недавняя песня. В такой снегопад Анна уехала отсюда.
– Принеси Павлу Алексеевичу папки с делом Мирчи, – сказал ей Мога. – Будь в его распоряжении, может быть, ему потребуются и другие материалы. – Наталица вышла так же молча, как и вошла. – Мое присутствие необходимо? – обратился Мога к Фабиану.
– Пусть поработает один, – ответил вместо Фабиана Лянка. – Пусть спокойно разберется во всем и найдет истоки человеческих слабостей… Может быть, поймет и свои слабости…
8
Оставшись один в огромном кабинете, Фабиан прошелся по ковру, чтобы немного размяться. Взгляд его упал на кресло Моги, и лишь теперь он заметил, что это старое кресло, принесенное из прежнего здания правления, резко выделяется среди новой мебели кабинета.
Фабиана так взволновало это открытие, будто он повстречал старого друга. Он удобно расположился в кресле, осмотрелся…
Некогда кабинет Моги находился в тесной комнатушке. У задней стены стоял обыкновенный письменный стол, и когда Мога опирался на него локтями, то занимал его весь своим массивным телом. Над столом висел старомодный цветастый абажур, из тех, что сегодня попадаются лишь на толкучке, да и то не находят любителя. Но тогда считали, что такой абажур создает интим. После того процесса, о котором ему напомнила Валя, Мога подготовил «банкет». На двух тарелках лежали мелко нарезанные ломтики брынзы и крупные куски колбасы. Вокруг кувшина с вином – несколько стаканов. Вот и все. Так было у них принято. Фабиан подумал тогда, что новый председатель скуповат, пожалел курицу или ягненка…
Но вскоре стол стал просто великолепным – его украсило присутствие Анны. Тогда и познакомился с ней Фабиан.
Вот и сейчас игра судьбы свела их, как на школьную годовщину.
Если бы вместе с креслом можно было перенести сюда дни их молодости!
Но прошлого не вернуть!
Сегодня Анна была здесь и уехала сразу, как только узнала, что и он в Стэнкуце. Бежала от прошлого…
На одном из этих стульев она сидела. В этих стенах звучал ее голос. Но звуки не сохранились в просторах этого кабинета. А тогда скромная комнатушка была наполнена звонким ее смехом.
Павел сидел, погруженный в кресло, и не мог заставить себя думать о Мирче. Воспоминания упрямо тянули его назад, к минувшей молодости, и ему казалось, что с той поры прошла вечность и сам он давно старик.
Вошла Наталица, положила на письменный стол несколько папок и остановилась в ожидании. Павел поблагодарил ее, глянул на белые, серые, розовые папки, взял верхнюю, открыл, все еще находясь под властью воспоминаний.
В папке были материалы разных комиссий. Он взял вторую. Не спеша перелистал ее. У него пропал всякий интерес к делу Мирчи. Открыл третью, и только она вывела его из задумчивости. Он сам не мог бы сказать почему. Может быть, потому, что все материалы были напечатаны на машинке, а может быть, интуиция подсказала начать именно с этой…
Сверху была подколота выписка из протокола заседания правления. Затем следовал акт. Затем приказ на целую страницу. Еще приказ. Снова выписка… Снова приказ, заявление, подписанное: «К. Мирча», и снова приказ…
«Так не пойдет, – решил Фабиан. – Надо читать подряд!»
Видя, что Фабиан занялся папками, Наталица вышла из кабинета, оставив приоткрытой дверь, и включила радио. До Фабиана донеслись еле слышные звуки музыки.
Он не обращал на нее внимания. По мере чтения он видел, как разгорается борьба Мирчи и Моги. Обвинения Мирчи были однообразны: его, Мирчу, незаконно уволили с должности главного ветеринара, в которой он проработал два года. Мога мстит Мирче за то, что тот посмел критиковать его действия… Руководство колхоза не создало ему, Мирче, подходящих условий для работы… Мога – тиран, делает в колхозе все, что захочет, грубо обращается с людьми…
Но все документы, которые просматривал Фабиан, говорили о виновности Мирчи: не принял вовремя профилактических мер, из-за чего заболело большое количество скота на фермах. Все члены правления, созванные на специальное заседание, подтвердили вину Мирчи. Все требовали самых суровых мер. То же самое вытекало из актов, составленных различными комиссиями, из анкеты районного прокурора.
Один лишь Мога, как установил Фабиан, пробовал защитить Мирчу. Изучая страницу за страницей, Фабиан пытался понять, откуда идет эта ненависть Мирчи к Моге? Из некоторых фактов было ясно видно, что Мирча обвинял и Назара, и Лянку, и Оню… Все они были виноваты, только не он.
Это опротивело Фабиану. Он оторвался от чтения и, подняв глаза, увидел стоящую у дверей Наталицу. Она словно сторожила его. «Ах да, Мога же сказал, что она в моем распоряжении!» – вспомнил Фабиан.
– Вас не беспокоит музыка? – спросила Наталица.
– Нет, – ответил он и лишь сейчас услышал веселый мотивчик, пробивавшийся в кабинет. – Если у вас нет других дел, вы можете уйти.
– Мне приказано… Максимом Дмитриевичем, – проговорила Наталица, покраснев.
По ее глазам было видно, что ей не хочется уходить…
Павел снова склонился над материалами, но присутствие Наталицы стало раздражать его.
Через несколько секунд послышался скрип двери, и Павел обрадовался, подумав, что Наталица все же ушла.
Но вошел Горе. Он увидел свет в кабинете и решил, что Мога еще здесь. Но наткнулся на Фабиана и Наталицу.
Горе был в смятении: рушился его мирок, где он чувствовал себя до сих пор так хорошо. Уезжает Мога, вот и Наталица пялит глаза на этого Фабиана. Нет у нее стыда – одна с посторонним человеком!..
Он поздоровался с Фабианом, поглядел на Наталицу.
Она не удостоила его взгляда.
Фабиан продолжал заниматься своим делом.
Григоре постоял молча и вдруг в сердцах произнес:
– Был бы я начальником, послал бы всех этих девчонок в поле, чтоб зря не просиживали здесь.
Наталица повернулась к нему спиной.
– Вот чертовка! – вздохнул Горе. Попрощался с Фабианом и пошел.
Фабиан услышал короткий разговор Горе и Наталицы в приемной, хлопнула дверь, раздался скрип удаляющихся шагов…
Потом наступила тишина.
Хотя Фабиан и остался один, он уже не мог вернуться к лежащим на столе папкам.
Перед ним, как наяву, возникла маленькая комнатушка с двумя узенькими окошками, глядящими во двор своими стеклянными глазами. Железная никелированная кровать, застеленная зеленым шерстяным одеялом, вытканным тетушкой Иляной еще в молодости. Над кроватью крестьянский ковер с красными и желтыми тюльпанами, желтый гардероб с зеркалом, треснутым посредине, словно кто-то разрезал его алмазом. В правом углу маленькая деревянная иконка, почерневшая от времени, в золоченой рамке. На стене с десяток фотокарточек, одни постаревшие, другие новенькие. Стол, два стула, на полу дорожки, сшитые из лоскутов.
Но это была удивительно прекрасная комната – здесь жила Анна, и для него не существовало более дорогого места.
Павел тихо стучал, открывала ему тетушка Иляна и радовалась его приходу… Затем открывалась другая, голубая дверь, и на пороге показывалась Анна.
«Вернулась ли она обратно, в дом, который когда-то оставила, веря, что идет навстречу своему счастью? Откуда она могла знать, что ее ждет? Знал ли я, что, приехав сюда, попаду в такую обстановку?»
Павел захлопнул последнюю папку и положил ее сверху на остальные…
«Моя командировка в Стэнкуцу имела свой смысл», – только сейчас сказал себе Фабиан. Из собственного опыта он знал, что некоторые трудные дела можно разрешить сразу, разрубив, как гордиев узел. Дело Мирчи, хоть и мелкое, было уж очень запутанным. Его личный вопрос перерастал в общественный, втягивал Могу, Лянку и все село…
И почему Мога каждый раз выгораживал его?
Фабиан остановился, словно эта мысль пригвоздила его к месту. Без всякой цели еще раз осмотрел кабинет – телефоны молчали, спали стулья, люстра тускло освещала потолок, и все пространство кабинета было охвачено какой-то неприятной, гнетущей дремотой, и Фабиан чувствовал, что ему не хватает воздуха, хоть и был здесь один-одинешенек. А может быть, именно потому он и не мог больше здесь оставаться! Захотелось хоть на несколько минут выйти на улицу. Ему всегда нравились тихие снегопады, они приносили покой и очищение.
Фабиан шел по обочине, слабо освещенной фонарями. Черный небосвод сонно стряхивал с себя хлопья снега, надо всем царила молчаливая, но напряженная ночь. Улица была пустынна, лишь кое-где пробивался свет из окон домов.
Он услышал позади себя мелкие шаги, которые словно спешили догнать его, и с удивлением обернулся. В желтовато-белом свете фонаря выплыл черный силуэт Наталицы. Когда он уходил, она еще оставалась в правлении, и Фабиан с недоумением спрашивал себя, что она делает там так поздно.
Девушка остановилась перед ним:
– Вы не сказали мне, вернетесь или нет.
– Вас часто так задерживают в правлении?..
– После шести часов никто не имеет права задерживать меня на работе, – уверенно проговорила она. – Просто я думала, что могу вам понадобиться…
Фабиан поблагодарил ее и сказал, чтобы она не беспокоилась, он больше не будет работать сегодня.
– Я провожу вас до дому. Уже ночь. Это из-за меня, – сказал он.
Снегопад позади них как бы ткал белую пелену. Фабиан был по-прежнему захвачен своими мыслями, и только голос Наталицы вернул его к действительности.
– Вот мы и дошли, – с сожалением проговорила она.
Они стояли лицом к лицу. Наталица глядела ему прямо в глаза, затем потупилась и стала ворошить снег кончиком красного сапожка, как козочка в поисках пищи…
– Спокойной ночи! – сказал Фабиан.
Наталица грустно вздохнула. Секунду-другую она стояла неподвижно, словно в ожидании чего-то…
Фабиан протянул ей руку. И ощутил неожиданно крепкое молодое пожатие.
– Спокойной ночи, – повторил он и поспешил уйти в ленивый снегопад, который постепенно поглотил его.
Наталица повернулась на каблучках, толкнула калитку и стремительно вбежала во двор, словно настоящая дикая козочка.
9
Еще не рассвело, когда пронзительно зазвенел телефон. Первым проснулся Фабиан – сказывалась выработанная за долгие годы привычка: телефонный звонок в любой час дня или ночи сразу подымал его на ноги. Он знал, что каждую минуту может возникнуть что-то спешное. На какой-то миг ему показалось, что он у себя дома, но, когда включил свет, понял: он у Михаила. Следовательно, звонят не ему. И все же поднял трубку, чтобы не разбудить остальных, – они легли поздно, их беседа затянулась до трех часов.
– Алло! Ну и спите же вы! – кричала трубка, пока Фабиан подносил ее к уху. Он узнал голос Моги, благодушный и одновременно иронический.
– Вам следовало бы уважать людской сон, – в тон ему ответил Фабиан. – Ведь не осыпается же пшеница…
– Товарищ Фабиан? – понижая голос, спросил Мога. – Извините, я хотел разбудить Михаила.
– Не таким ли способом вы будите его каждое утро?
– Кто там? Мога? – спросил сонный Михаил, выходя из спальни и глядя на телефон еще полузакрытими глазами.
– Он. Возьми трубку.
– Что случилось? – хмуро спросил Михаил. – Пожар?
– Послушай… Я забыл предупредить тебя вчера… Так всегда, когда все сходится одно к одному. Так вот… я уезжаю в Кишинев. Вчера получил сообщение, что проект кинотеатра готов, мы должны рассмотреть его и окончательно договориться… На обратном пути заберу и Назара. Он прилетает в двенадцать самолетом… Ты слышишь?
– Нет, сплю у телефона!
– Прекрасно… Прошу тебя присмотреть за хозяйством… Пусть все свободные машины возят удобрение в поле… Триколич знает куда, Арнаут тоже… Проверяй…
– Мне проверять Триколича? Как будто ты его не знаешь! – рассмеялся Михаил.
– На ферме вчера вечером испортилась аппаратура, – невозмутимо продолжал Мога. – Проверь исправили ли ее.
– Ладно…
– Скажи Оне, чтоб зарезал ягненка для сварщиков с табачного. Люди работают на холоде, надо хорошо кормить…
– Эти люди получают жирные денежки, столовая в их распоряжении, и там готовят лучше, чем в ресторане…
Последовала короткая пауза. Михаил услышал, как Мога глубоко вдохнул воздух. «Сейчас разразится!» – подумал Михаил, но ошибся. Мога спокойно ответил:
– Ну что ж, поступай, как находишь нужным…
– Зачем? Я не председатель! Если прикажешь…
– Ты еще не председатель, а хочешь оставить рабочих голодными? – спросил Мога.
– Привет Кишиневу! – крикнул Михаил и повесил трубку. – Слышишь?.. Решай как знаешь!.. Как будто я здесь всему голова! – с недовольным видом сказал он Фабиану. – Проходи в ванную и умойся. Можешь стать под душ, потом я. Надо взбодриться, чтобы выполните все указания Моги.
– Живешь как в столице! – заметил Павел. – А вчера жаловался… У многих такие удобства?
– Откуда я знаю? Статистикой не занимаюсь. Это дело Симиона Лунгу…
Минут через десять Фабиан вышел одетый, выбритый, с освеженным лицом, тщательно причесанный. На буфете белели свежие газеты. Павел взял их и стал листать. Из спальни не доносилось ни шороха. Валя еще спала или не хотела выходить. Михаил умылся. Не могла же она не слышать телефонного звонка и разговора… Конечно, она слышала, но, должно быть, все еще сердилась на Михаила. «Вот и они – такая счастливая семья – не знают покоя… А нужен ли нам покой, – раздумывал Павел, – о котором мечтает Валя и которого, в сущности, и у нас нет? Тихого, снежного покоя, когда все охвачено сладкой дремотой, что убаюкивает тебя, твои чувства, мысли… Ни один из нас не создан для этого. Но иногда, в минуты большого напряжения и волнения, хочется покоя. Небольшой передышки для перегруппировки сил, как на фронте перед новой атакой…»
Павел машинально листал газеты, задерживался на заголовках, на коротеньких информациях, проглядывал их мельком, не стараясь удержать в памяти. Он думал о ночном споре Вали и Михаила и сожалел о том, что не сумел примирить их. В какой-то момент Михаил заявил, что по сути он не против своего избрания председателем, на что Валя ответила иронически: «Пожалуйста, если тебе хочется сделать карьеру…» Это замечание вывело Михаила из себя…
Скользя глазами по заголовкам, Павел наткнулся на «Один день председателя», набранный крупным шрифтом. Он хотел миновать статью, но заметил в тексте фамилию Моги и стал читать.
Фабиану уже попадались во многих газетах республики заметки и статьи, касающиеся колхоза «Виктория», и во многих из них Могу не только хвалили. В одном из «писем в редакцию», опубликованном приблизительно через год после избрания его председателем колхоза, Могу сурово критиковали. Речь, кажется, шла о самовольничестве. Мога распустил бригаду без ведома правления и распределил трактористов по другим бригадам… Фабиан хорошо помнил то письмо.
И вот эта бригада снова упоминается в статье Будяну. Но тогдашнее «самоволие» Моги здесь принимает уже другой оборот: рискованный, на первый взгляд, эксперимент дал прекрасные результаты, оказался весьма полезным с хозяйственной точки зрения. Мога представал совсем другим человеком, поднявшим на своем горбу Стэнкуцу, вложившим в нее свое сердце, бессонные ночи… Он, Мога, был той гранитной опорой, на которой держалось все здание. Павел припомнил вчерашнюю стычку в правлении, увидел стоящих лицом к лицу Могу и Михаила – двух совсем разных людей: одного – рассудительного, хорошо владеющего собой, и другого – вспыльчивого, мгновенно принимающего решения. И все же что-то объединяло обоих – вероятно, забота о будущем Стэнкуцы…
