Текст книги "Возвращение к любви"
Автор книги: Георге Георгиу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)
Вытащив «Волгу» на расчищенное место, Савва принялся прокладывать дорогу к ферме.
Вскоре Лянка въехал в село. В ту же минуту появился грузовик, в кузове которого несколько парней танцевали сырбу. При виде «Волги» грузовик остановился, но парни продолжали танцевать.
Лянка затормозил, удивленный этим весельем.
Из кабины грузовика вылез Горе и бегом бросился к своей машине.
– Это что за свадьба, Горе? – спросил Лянка.
– Наши танцоры, Михаил Яковлевич, – улыбнулся Горе. – Когда мне было время созывать народ? Они были на репетиции, вот я и мобилизовал их. Я заставил бы их станцевать бэтуту вокруг машины, и мигом получился бы бетон. А вы как выбрались?
– Савва Ходиниту меня вытащил.
– Был у меня зуб на него за одну, пьяную выходку… Но бог с ним! Прощаю его! – сказал Горе.
– Занимай свое место, и поехали! Приедем хоть к шапочному разбору, – сказал Лянка.
Тем временем грузовик повернул обратно и направился ко Дворцу культуры под веселое гиканье парней.
– Возвращаемся торжественным шествием, – удовлетворенно сказал Горе, держа руки на баранке «Волги».
– С шествием или без него, все равно мы опоздали, – огорченно сказал Лянка.
А Мога, Веля, Назар и все остальные уже вышли на крыльцо правления. Веля на ходу еще продолжал разговор.
По Лянке показалось, что они вышли встречать его, и он несколько смущенный вылез из машины.
– Андрей Васильевич, что скажете о новом председателе? – услышал Михаил могучий голос Моги и невольно посмотрел на Велю.
Первый секретарь закурил папиросу и протянул пачку Лянке, правильно истолковав его вопросительный взгляд.
Лянка взял папиросу, но так и остался с ней в руке.
– Вы готовы к собранию? – спросил Могу Веля.
– Готов, – ответил Мога и тут же набросился на Михаила: – Да закури же ты наконец эту папироску, чего мнешь ее пальцами? Как будто не знаешь, с какой стороны она закуривается!..
Эта вспышка Моги в то время, когда вопрос уже был решен, казалась неуместной, и все же все сразу почувствовали облегчение.
До общего собрания оставалось несколько дней.
13
Валя любила, когда в доме было полно гостей, особенно после трудных часов, проведенных в больнице. Она старалась, чтобы гости чувствовали себя непринужденно, была ко всем внимательна, приветлива – одним словом, была душой общества. Иногда Назар и Лунгу приходили вместе с женами, иногда собирались одни мужчины. Дом наполнялся шутками, смехом, затевались горячие споры, часто из-за невинной реплики или фразы…
Когда гости слишком расходились, Валя говорила в шутку:
– Мои мужчины станут безголосыми!
Так она всегда говорила: «Мои мужчины», и они так привыкли к этому, что, если бы Валя хоть раз сказала иначе, каждый решил бы, что она сердится.
И на этот раз после метельного, тревожного дня в уютном, светлом доме Лянки собрались одни мужчины. Они зашли прямо из правления, Валя была еще в больнице, и Михаил позвонил ей и попросил скорее прийти домой.
– Гости ждут, а ты не торопишься домой, – шутливым упреком встретил ее Назар. – Когда я вошел и увидел, что тебя нет, мне показалось, что я ошибся адресом. Дом без тебя как день без солнца.
– Мужчины умеют находить солнце на донышке стакана, – заметила Валя, увидев на столе кувшин с вином и полные стаканы.
– Неправда, – энергично запротестовал Мога. – Без горячей мамалыги с брынзой и шкварками вино не идет. Михаил уже объявил об этом по радио…
– Потому-то бедняга Михаил и взялся сам варить мамалыгу, – улыбнулся Назар, на что Мога тут же возразил:
– Мы все начинали с мамалыги! Теперь его черед!
Мога был в хорошем настроении, довольный результатами заседания – он и здесь победил…
Валя прошла на кухню. Тут же появился и Назар с книгой в руке.
– Я привез ее тебе из Ленинграда. «Психология в хирургии», – сказал он Вале. – Ты же хочешь быть в курсе всех новинок.
– Спасибо, Антип Леонтьевич! – Валя приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Из-за вас мамалыга не доварится, – улыбнулся Михаил.
– Помочь тебе? – обратился Назар к Михаилу.
– Подержи казанок. Посмотрим, сумеем ли мы вдвоем справиться?
Валя накрыла на стол и вернулась на кухню. В этот вечер она была более сдержанной, минутами будто забывалась и уходила в себя.
– Михаил, возьми тарелку с брынзой, а вы, Антип Леонтьевич, несите мамалыгу.
– Разделение труда? – пошутил Назар.
Когда Михаил вышел, Валя озабоченно спросила Назара:
– Антип Леонтьевич, правильно ли поступил Михаил?..
Назар пристально посмотрел на Валю.
– Именно?
– Я имею в виду должность председателя…
– А-а-а!.. Почему бы и нет? Мы хорошенько замесили его, так что можешь не беспокоиться.
– Не знаю… Все равно я боюсь. Ему нужна подпорка.
Назар взял в руки дощатый круг, на который Валя вывалила мамалыгу, и, держа его обеими руками, как подарок, сказал:
– С такой подпоркой, как ты, он не пропадет!
Валя покачала головой, словно укоряя его за легкомысленное расположение духа.
– …И, как я обещал тебе, дорогой Михаил, ты получишь возможность осуществить свою мечту, – с жаром говорил Мога, когда Валя и Назар появились с мамалыгой. – Я тебя держал в узде, как ты мне когда-то сказал… А теперь у тебя свободные руки… Строгая специализация… Каберне, рара-нягрэ, мускат, коарнэ… Комбинат но выращиванию саженцев… Сады апельсиновые, лимонные… Холодильники…
Произнося все это, Мога вдруг почувствовал себя отчужденно: он видел через окно освещенное село, но оно казалось скрытым сугробами, он обращался к Лянке и не ощущал его рядом с собой, а сам точно стоял занесенный снегом где-то далеко на белой дороге.
– Вот так, Михаил, – продолжал он, не отрываясь от окна. – Собирайся с духом и… в путь…
– Послушай, Максим, – попросил его Михаил. – Вернемся на минуточку к делу. Ты уезжаешь, я как же будет с орошением? Работы приостановлены, материалов не хватает… И нет специалистов. Разреши эти вопросы, пока ты еще у власти здесь! Нам легче будет, как ты сказал, отправиться в путь..
Мога забарабанил пальцами по столу. Казалось, он печатал на машинке решение, которого так ждал Михаил. Но не допечатал до конца, пальцы легли на стол. И вдруг стал напевать:
Лист пиона и камыш.
Легче, легче мой малыш.
А за песней билась мысль: «Решение… Конечно – это просто… Но его должен принять Михаил, пусть сам решает!..»
Михаил, который поднял стакан, приглашая этим выпить гостей, медленно поставил стакан обратно на стол и смерил Могу тяжелым взглядом. Равнодушие и спокойствие, написанные у Моги на лице, разгневали его. Валя перехватила его взгляд, увидела красные пятна на его щеках – сейчас взорвется ее Михаил, вот и губы задрожали, – и поднялась со стула, подошла к мужу и мимоходом провела рукой по его черным волосам, потом отошла к окну и открыла форточку. Все это должно было означать, что ничего не случилось, – шутка, и все…
Ворвавшийся в комнату холодный воздух, пахнущий свежим снегом, сразу изменил атмосферу в комнате.
Михаил глубоко вздохнул и залпом выпил вино.
Мога посмотрел на часы, сказал, что уже поздно, поднялся и накинул пальто.
Его массивная фигура заняла чуть ли не полкомнаты. Мога сделал жест, как бы благословляя этот дом и его обитателей, резко повернулся, нахлобучил шапку и шагнул к дверям.
Он уходил отсюда с чувством вины: многое он дал окружающим, многому научил их, но, как видно, не сумел развить в них самостоятельности, а может, он просто не давал им возможности самоутвердиться? Теперь они сами должны будут учиться этому – брать на себя ответственность за все. И это будет нелегко…
Валя вышла проводить его.
В комнате сразу стало просторнее. Михаил поднялся из-за стола и нервно зашагал от стола к буфету, от буфета к окну, остановился у печки, погрел ладони и снова нервно заходил по комнате. Закурил папиросу, выпустил несколько клубов дыма, папироса дрожала в его пальцах, и он выбросил ее через форточку, словно сорвав на ней всю свою злость.
– Он ушел?
– Не навеки, – спокойно сказал Назар.
Лянка вопросительно посмотрел на секретаря.
– Я хотел сказать, что Мога еще долго будет присутствовать среди нас.
– Ты всегда защищал его, – сказал Михаил.
Валя вернулась в комнату. Мужчины выглядели вполне спокойными: Назар был таковым на самом деле, а Михаил – Валя хорошо знала его! – старался таким казаться. «Позаботься о Михаиле», – сказал ей Мога на прощание. Она проводила его до ворот. Мога поцеловал ей руку и повторил свой наказ. «Постараюсь», – ответила Валя и, глядя, как он ступает в ночи, подумала, что Мога теперь один, он тоже нуждается в доброй улыбке, в то время как Михаил остается с селом, с семьей…
– Почему стоишь на пороге? Не бойся, мы не передеремся! – нервно усмехнулся Михаил.
– Зима вернулась, я не хочу пускать ее в дом. Валит снег, – сказала Валя и провела рукой по волосам, где сверкали капельки от растаявших снежинок.
– Несуразная весна! – произнес Назар. – Есть в ней что-то и от человека, от его переменчивости.
Михаил глянул в окно, в свете фонарей увидел падающий снег и подумал, что его размолвка с Могой перед самым его отъездом была действительно несуразной.
– На нас похоже… Но в нас, как и в природе, есть и постоянство! – продолжал Назар. – Иначе как жить, работать, любить? Быть преданным нашим идеалам?
Михаил потерял нить беседы. Только глаза выдавали внутреннее напряжение. Казалось, он спорил с самим собой, решая какую-то важную проблему. Лишь Мога и он, он и Мога были здесь.
«Допустим, – говорил он Моге, – что мне удастся вытравить из себя тебя, твой дух, который давит на меня, мешает быть собой. А другие? Они выращены, воспитаны тобой, привыкли думать, как ты!..»
«И им придется пройти сквозь это, – отвечал ему Мога. – В интересах колхоза…»
Михаил стоял у окна, словно ожидая кого-то, но тот все не показывался, и Михаил не знал, что делать: ждать или запереть дверь? «Может быть, Мога вернется?» По никто не появлялся, зима намела огромные сугробы на пути того, кто должен был прийти…
Назар понимал, что происходит в душе Михаила, и оставил его наедине со своими мыслями. Пусть сам распутывает их, будет лучше знать, что делать. Назар всегда чувствовал, когда нужно предоставить человека самому себе и когда нужно прийти к нему на помощь…
Внезапно Михаил обернулся к Назару и задумчиво спросил его:
– Как ты думаешь, не нужно ли нам сделать что-то с этим снегом? Жаль терять такое добро! Скажем завтра Моге, чтобы вывести в поле все трактора укатать снег?!
Назар улыбнулся.
– Оставим Могу в покое. Это теперь наши метели, и мы должны сами с ними справиться.
14
Белое село было погружено в белый сон. Белые дороги, белые деревья, крыши домов, покрытые белой ватой, как на старинных открытках в альбоме, а с сизых высот, лениво покачиваясь, все летели рои крупных, бархатистых хлопьев снега.
Стояла полная тишина. Моге казалось, что он слышит не шорох снежинок, а далекий шелест листвы. Может быть, этот тихий снегопад создавал иллюзию полной тишины и гармонии. Но сколько страстей и волнений скрывается за этим спокойствием, думал Мога, медленно шагая по пустынной улице. Он оставил Михаила Лянку в час нелегкого испытания, из которого он должен выйти самостоятельно, чтобы уметь потом осилить и другие испытания. Назар и Валя остались с Михаилом делить заботы. На белой постели в этой тиши борется со смертью старый Жувалэ… Отправился на поиски своей первой любви и Павел Фабиан, терзаясь сомнениями, надеждой…
«Мы ищем покоя, желаем его, но когда он приходит надолго и сжимает нас в своих объятиях, нам хочется прогнать его» – так думал Мога. Наверное, именно поэтому и почувствовал себя таким одиноким к концу совещания, слишком спокойно оно проходило. Словно разговор шел не о самом важном…
Ему припомнилось первое совещание восьмилетней давности. Тогда казалось, что десятки стрел направлены были на него и готовы в любой момент вонзиться в сердце. Другая была ситуация, другие люди, не такие близкие – он уехал из села юношей, а вернулся зрелым мужчиной, сильным, высоким, едва не касался головой потолка тесного кабинета. Из всех, кто присутствовал на том заседании, только Назар и Триколич прошагали рядом с ним весь путь. Лянка появился позднее, а еще позже Оня и Кырнич…
Ему вспомнились люди, события, хорошие и плохие, длительные поездки, которые надолго удерживали его вдали от колхоза, самая последняя – в Москву, на съезд колхозников; ежедневные поездки по землям колхоза или по районным дорогам он не принимал в расчет, хотя и они составляли часть его жизни. И опять он мысленно вернулся к своим ближайшим соратникам, с кем делил радости, горести, славу… Он всегда думал о людях. «Человек борется за человека», – говорил он и частенько повторял самому себе, что всем, что есть лучшего в нем, он обязан людям: от хороших научился быть хорошим, а плохие показывали ему, чего надо избегать…
«…Столько народу окружало меня в эти годы… Не было человека, который с чем-нибудь не обратился бы ко мне, не было вопроса, который решался бы без моего участия, не было дома в селе, который не открывал бы мне двери в радости и горе…» Но в эти минуты Моге казалось, что все это погружено в снег, белая пелена встала между ним и тихими домами, прожитой здесь жизнью, которая обратится в воспоминания.
Его охватила острая боль от расставания с селом. Он сожалел даже о людях вроде Мирчи и о трудностях, через которые пришлось пробиваться. Так обычно и бывает: о трудностях, оставшихся позади, вспоминаешь с радостью, потому что было достаточно сил одолеть их в свое время…
Уезжая отсюда, Мога увозил с собой воспоминания. Даже если бы и захотел, он не мог бы отделаться от них. Ведь им конца не было. Они походили на поляну, заросшую множеством разных цветов: сорвешь один – другой встает тебе навстречу…
Они, воспоминания, сопровождали Могу и сейчас, в его одинокой дороге домой. Его тень по белой земле то вырывалась вперед, то отставала, как бы желая остаться в селе, то снова появлялась и молча следовала за ним, подслушивая его мысли в ночной тишине…
Мысли наслаивались, на миг всплывали давно знакомые слова, так ясно встающие в памяти, словно он читал их по книге.
…Благословляю все, что было,
Я лучшей доли не искал…
Мога не мог пожаловаться на судьбу и в любое время готов был начать все сначала с тем же непреклонным постоянством в убеждениях, с чувством долга перед той жизнью, которую ему суждено было прожить.
Одиночество, которое он ощутил в эту ночь, было скорее кажущимся. Потому что он уносил с собой не увядшие воспоминания, а живые дела, как поруку перед новой дорогой. Кто знает, с чего бы он начал в Пояне, не будь Стэнкуцы…
Молчанием встретил его дом, привыкший терпеливо ждать своего хозяина. Мога сунул руку в карман за ключом, но нащупал ключ от кабинета. Он вытащил его и долго рассматривал, ощущая холодок металла в руке. Более четырех лет он не расставался с этим ключом – с тех пор как построили новое правление. Больше он ему не нужен. Может быть, поэтому так холоден металл?
Он постоял немного, глядя на заснеженное село, словно дожидался Михаила, чтобы вручить ему ключ.
Не слышно было ни звука, ни шороха. Угомонилась, успокоилась Стэнкуца. Теперь можно отдыхать…
Внезапно Мога ощутил теплое дыхание на лице. Ветер переменился, подул с юга, принес из степных просторов весенний запах. Снегопад прекратился, сразу посветлело. И, как земля под снегом, Мога почувствовал в глубине души теплоту, которая разрасталась, готовясь выпустить на свет нежный, зеленый росток. Как наяву он услышал шелест цветущих садов и посевов под полуденным солнцем.
Следом за Могой в Пояну придет весна и поведет его по новым дорогам, к новым людям, к новым волнениям.
«Хорошо сказал поэт: покой нам только снится…» – подумал Мога и переступил порог дома.
15
Мога возвращался из парикмахерской. Будь его воля, он никогда не прибегал бы к услугам парикмахеров. Каждый раз он предупреждал их, чтобы не мучили его долго, нет времени на подобные пустяки, и каждый раз мастера поступали с ним наоборот: еле двигались. Они очень старались, чтобы их председатель выглядел как можно красивее. Но сегодня он не торопил их, никуда не спешил – оставил все хозяйство на Лянку. Но как раз сегодня мастер неожиданно быстро закончил стрижку. А может, так показалось?
«…Где сейчас Лянка? – вернулся он к своим мыслям, не дававшим покоя с утра. – Чем занимается? Может, он нуждается в моей помощи?» И хоть сердце и подталкивало его пойти разыскать Лянку, он не изменил своего вчерашнего решения. «Пусть разбирается сам! Словно меня здесь нет, я уже уехал…»
Мога увидел наполовину пустой автобус «Мирешты – Кишинев», задержавшийся на остановке, и невольно остановился рядом с ним.
– Вам в Кишинев? – спросил его шофер. – Садитесь скорей… Пассажиры сегодня как зареклись не выходить из дому. А кто план будет выполнять?
– Ну, если речь идет о плане… – Мога улыбнулся и полез в машину. Окинул взглядом автобус – ни одного знакомого. Но не это интересовало его. Он чувствовал себя неловко, словно впервые в жизни ехал в автобусе и не знал, какие тут порядки и куда можно сесть…
И лишь когда Стэнкуца осталась позади, его охватило недоумение: куда же он едет? Никому ничего не сказал, никого не предупредил. Как какой-то беглец…
Но, в конце концов, не делать же из этого проблемы!
Он ехал как простой пассажир, впервые отправляющийся в дорогу. Старенький автобус качал и подбрасывал его, и все же он чувствовал себя прекрасно: взял и разом освободился от всех забот!
Еще не проснувшиеся сады были залиты солнцем, как и заснеженные поля, долины. Сверкало даже шоссе, и было большим удовольствием ехать в такой день, как этот.
На одном из перекрестков Мога увидел из окна автобуса указатель с надписью голубыми буквами: «Пояна – 10 км», и сделал знак шоферу.
– Что случилось? – обернулся шофер.
– Мне в Пояну, – ответил Мога.
– Надо было заранее предупредить, товарищ. Не буду же я давать задний ход, – недовольно сказал шофер.
Мога сошел и свернул на шоссе, ведущее в Поляну, которое полого спускалось вниз, скрывалось где-то в невидимой отсюда долине и затем поднималось на противоположный склон. По обеим сторонам шоссе, как почетный караул, тянулись виноградники Пояны с порыжевшими сплетенными лозами, точно доспехи, защищающие лицо земли.
«Виноградники как в Стэнкуце. Только склон круче и длиннее и горизонт кажется дальше. Может, это потому, что я иду пешком и расстояние медленно укорачивается? Не так, как на машине, – со скоростью сто километров в час… По ту сторону холма должно быть ровное поле с жирной, урожайной землей – около пятисот гектаров… В давние времена здесь было имение Манти, а теперь, наверное, земля засеяна пшеницей… А вскорости за плато виноградники жителей Пояны. Так было раньше. Они давно исчезли, эти виноградники, делившие землю на квадраты, как в игре в классы…
Нет и виноградника Нэстицы… И самой Нэстицы…»
Гул мотора обрушился на тишину полей и на раздумья Моги. Он увидел грузовик, мчавшийся по сверкающему асфальту. Кузов был нагружен белыми полиэтиленовыми мешками, похожими под лучами солнца на глыбы искусственного льда.
Мога поднял руку, и машина остановилась, как по красному сигналу светофора.
– Ты, парень, в Пояну?
– Чуть поближе. До аэродрома. Если вам подойдет…
– Спрашиваешь!
Мога с трудом уместился в кабине рядом с шофером, который, воспользовавшись стоянкой, закурил папиросу, протянул пачку и Моге:
– Курите?
– Есть грешок, – признался Мога. – Удобрения везешь?
– Да. На аэродром. Не на старый, а на новый – сдали в эксплуатацию месяц назад. Там построили такие склады для удобрений, что все село может поместиться. Мы будем обслуживать объединение «Пояна». Слышали про него? Большое дело… Индустриализация сельского хозяйства.
Мога улыбнулся.
Парень хвастался, словно все это было делом его рук. И добавил, что рядом с аэродромом построен и новый двухэтажный дом, где живут технический персонал сельхозавиации и все другие, кто «принял на себя обязательство бороться с врагами земли».
– Приехало несколько молодых летчиков, и наши девчата сразу открыли в себе интерес к авиации, – засмеялся шофер. – Все хотят летать…
– Хорошая профессия, – сказал Мога.
– Так-то оно так, но если все девчата начнут летать, то что останется нам? – рассмеялся шофер, снижая тем временем скорость. – Самые красивые из них уже устроились работать на аэродроме. Могу перечислить всех по именам… Глядите! – указал он головой направо.
На асфальтированной дорожке, проходящей по краю ровного поля, был виден силуэт девушки, спешащей к центральному зданию аэродрома.
Шофер вздохнул.
– Была в Пояне девушка, звала меня Ионел-Рындунел…[3]3
Ионел – уменьшительное от Ион, Рындунел – ласточка.
[Закрыть] Пока не появились эти стрижи, – указал он на аэродром. – Знать бы мне, когда уходил в армию, просился бы в авиацию… Стал бы летчиком, это точно! Летчик Ион Бырсан. Это мое имя, – уточнил он. – Вот мы и приземлились. Мне направо.
– Спасибо, товарищ Бырсан, – Мога поднес было руку к карману, но вовремя остановился. Он, конечно, оскорбил бы деньгами парня, который так просто, как другу, раскрыл свою душу.
– Идите прямо и через пятнадцать минут будете в центре села, – сказал Бырсан.
Мога еще раз поблагодарил его и пошел по обочине шоссе. Перед ним открывалась панорама Пояны, как когда-то прочитанная книга, к которой возвращаешься с другим пониманием жизни, ее сути, и судеб людских.
Много лет назад Мога спускался впервые пешком в Пояну, молодой, непреклонно верящий в свое призвание созидателя нового мира. Того самого мира, о чьих истоках Ион Бырсан узнавал теперь только из книг или понаслышке.
И вот придется начать новый круг жизни, в который войдут и Ион, и Матей, и все их погодки, чтобы принять на свои плечи эту ношу в свое время.
Незаметно он дошел до центра. Обширная площадь, окруженная высокими белыми зданиями… Небольшой городок, радующийся весеннему солнцу.
– Максим!
Мога обернулся. Голос показался ему знакомым, но он не узнал его хозяина среди других людей.
– Мога!
Быстрым спортивным шагом широкую площадь пересекал худощавый мужчина. Его лицо расплылось в улыбке, руки были протянуты для объятия.
Еще миг – и мужчина обнимал Могу за плечи:
– Добро пожаловать, товарищ генеральный директор!
– Войку! – радостно узнал его Мога.
С Драгомиром Войку Мога работал в райкоме комсомола. Мога был первым секретарем, Войку – вторым, а после отъезда Моги Войку некоторое время работал первым.
– Значит, приехал на разведку. Очень хорошо, – сказал Войку. – Если ничего не имеешь против, давай покажу твои будущие владения. Ты на машине?
– Я сначала автобусом, потом меня подвез симпатичный парень, Ион Бырсан, а с аэродрома уже пешком, – объяснил Мога.
– Так Ионикэ – племянник моей жены. Болтун, да? – улыбнулся Войку. – Послушай, Максим! А может быть, начнем разведку с ресторана «Ливада»? Ты не голоден?
– Даже очень.
– Ну и прекрасно. А после я познакомлю тебя с моим предприятием. Районная машинно-счетная станция. А я, такой, как видишь, имею честь быть ее начальником. Тебе подходит?
– Подходит, – улыбнулся Мога. – Я преклоняюсь перед новой техникой!
Ресторан был закрыт, и Войку провел его через служебный ход. Они больше разговаривали, чем ели. Бутылка вина «Кодрянка» осталась наполовину недопитой. Опершись о стол, Войку рассказал о Пояне, завел разговор и про объединение, он знал нескольких специалистов, которые там работали, вспомнил еще одного своего друга, который временно занимает пост директора, Козьму Томшу, очень способного агронома.
– Ты найдешь с ним общий язык, увидишь: он с нетерпением ждет тебя… Я ему рассказывал о тебе, о твоем назначении сразу стало известно, сам знаешь, как быстро разносятся такие вести…
Мога слушал, запоминая все, что рассказывал ему Войку. Он поймал себя на мысли, что у него нет точного представления о Пояне, что сначала нужно отрешиться от мира Стэнкуцы, который еще владеет им, и вникнуть в новый, здешний мир, о котором ему с таким пафосом рассказывает Войку… Его охватило нетерпение – как можно скорее обосноваться в Пояне.
– …Год тому назад, – продолжал Войку, перескакивая с одной темы на другую, – сам не знаю, как это произошло, собрались мы все вместе, бывшие работники райкома комсомола, – Станчу, Рэдукану, Пэтруц, Хэцашу, я… И Станчу говорит: «Нет только Моги, тогда мы могли бы открыть заседание бюро». И вот ты приехал. Станчу сейчас директор совхоза «Драгушаны», Рэдукану – учитель в Зоренах, Хэцашу руководит обществом охотников, а Пэтруц несколько дней назад возглавил бухгалтерию «Пояны». Сначала он ни за что не хотел браться за это, но, когда услышал о твоем назначении, тут же дал согласие… Как видишь, ты не будешь здесь среди чужих… Старая гвардия с тобой! И я тоже: ведь без моей помощи ты не обойдешься. То есть без машинно-счетной станции. Пошли в райком?
– Нет, – сказал Мога. – Не надо преждевременно беспокоить людей.
– Тогда в твою будущую резиденцию?
– И не туда.
Войку внимательно посмотрел на Могу. Перед ним был не тот человек, которого он знал, загоравшийся от первой же искры. Теперь он казался немного растерянным, а может быть, просто взволнованным встречей с некогда дорогими ему местами?
– Знаешь что? Я позвоню Хэцашу, чтоб он организовал нам охоту на дикого кабана, – предложил Войку.
– Я не взял с собой ружья, – улыбнулся Мога.
– Ружье мы найдем, – заверил его Войку. – Сколько ты пробудешь здесь?
– Сегодня или до завтра… Нужно заскочить и в Кишинев, решить некоторые вопросы, пока я еще глава в Стэнкуце…
– Значит, завтра после двух – на охоту, – решил Войку.
Когда они выходили из ресторана, на просторную площадь ворвался свадебный кортеж: две «Волги», украшенные гирляндами живых цветов, в сопровождении двух грузовиков, переполненных шумными дружками, которые своим гиканьем заглушали оркестр. Кортеж объехал всю площадь, потом еще раз, как бы совершая ритуал, а после третьего круга рванул на полной скорости по главной улице. Гиканье, музыка, летящие в воздух шапки, белые полотенца, привязанные к бортам машины, развевающиеся, как крылья. И на Могу опять нахлынули воспоминания, и боль неисполненной мечты сжала ему сердце: мечтал когда-то и он проехать с Нэстицей рядом по улицам Пояны, мечтал о комсомольской свадьбе, которая положит начало новому обряду… Этот обряд теперь укоренился, его установили другие, а он остался только со своей мечтой…
Мога пообещал Драгомиру прийти к нему вечером. Драгомир дал ему свой домашний адрес: улица Первых комсомольцев, дом 17, – предупредил, что соберется вся «старая гвардия» и если он не придет, то конец их дружбе.
16
Михаил с трудом открыл глаза – уже наступил день, а он еще лежал в постели, – солнечный свет заставил его зажмуриться.
– Валя-Валентина, какой сегодня день? – спросил он сквозь сон.
– Пятница.
Она стояла перед зеркалом и причесывалась. Длинные черные волосы сверкали в лучах солнца и прикрывали одно плечо, как бы лаская его.
Михаил долго глядел на жену. Ему нравилось смотреть, как Валя причесывается. Это был маленький тайный и волнующий ритуал их жизни.
Но на этот раз Валя почувствовала во взгляде Михаила, как и в его голосе, едва сдерживаемое беспокойство. Она прекрасно понимала, что его ждут куда более сложные проблемы, чем их семейные недоразумения, и она должна быть рядом с ним со всей своей любовью.
– В среду у нас общее собрание. «Генеральная ассамблея…» – подчеркнул Михаил, пряча за улыбкой свою тревогу.
Валя подошла и присела на край постели.
– Оставь это сейчас, – сказала она и прикрыла ему рот ладонью.
Михаил поцеловал ее ладонь, обмял за талию и привлек в себе. Валя опустила голову рядом с ним на подушку. Он спрятал свое лицо у нее на груди, и Валя любовно гладила его по голове, как бы жалея. Сколько бессонных ночей ждет его впереди!
Михаил почувствовал сквозь кружево рубашки, как стучит ее сердце, и приник губами к дурманящей теплоте ее груди.
– Будь умницей… – прошептала Валя, но он уже не слышал ее, очарованный трепетным волнением ее горячего тела. И все поплыло в сторону – заботы, тревоги предстоящего дня, – все исчезло бесследно.
Солнечные лучи легко скользили по ним, согревая и благословляя их праздник.
Спустя некоторое время Михаил увидел в окно белую колхозную «Волгу», остановившуюся у ворот. Она точно звала его в дорогу.
– Валя-Валентина, что ты скажешь, не поехать ли нам в новое свадебное путешествие? – с улыбкой спросил он и снова нежно обнял ее.
Зазвонил телефон.
– Это, должно быть, Мога, – сказал Михаил, хотел соскочить с кровати, но Валя опередила его, быстро вышла в коридор и подняла трубку. «Минутку!» – сказала она невидимому собеседнику, взяла аппарат и вошла с ним в спальню.
– Пожалуйста! – Валя протянула мужу телефон, а сама, не подходя к зеркалу, стала поправлять прическу.
Звонил Фабиан из Кишинева. Извинялся, что уехал не попрощавшись, но так уж случилось!.. «Я скоро заеду и исправлю ошибку… Я оставил у вас портфель…»
– Мы совсем забыли о Павле, – упрекнула себя Валя, узнав, что звонил Фабиан. – С первой же минуты, как он попал к нам, мы заморочили ему голову нашими охами-вздохами, а самому ничем не помогли.
– Как бы там ни было, но он побывал в Албинице, – возразил ей муж. – Может быть, хоть немного распутал свой узел?!
– А если запутал еще сильнее?
– Думаю, что нет…
Михаил глянул на часы: половина десятого. «Как же это случилось, что до сих пор меня никто не искал? Ни Мога, ни Назар…» Недавнее беспокойство снова завладело им. Он чувствовал себя как бы покинутым на перекрестке. Оставшись один-одинешенек, он не знал, и какую сторону идти…
Михаил быстренько поел, выпил кофе и вышел.
«Волга» встретила его урчащим мотором. Михаил поздоровался с Горе и сел в машину. «Мога старается, чтобы я поскорее почувствовал себя председателем…» – подумал он, и вечерняя беседа ясно всплыла в его памяти со всеми подробностями. Как наяву видел он Могу, тяжело подымающегося со стула и выходящего из комнаты, едва попрощавшись, представил его себе одиноко идущим к своему дому, где его никто не ждет…
С какими мыслями пришел он домой? С какими мыслями пришел на работу?.. Конечно, он снова взял в свои руки бразды правления. Значит, они вместе смогут решить кое-какие вопросы…
В правлении Лянку встретил мош Костаке и сказал, что Мога оставил ему ключи от кабинета.
– А сам он где? – спросил Михаил.
– Не знаю.
– Когда вернется?
– Он ничего не сказал.
– А где Антип Леонтьевич?
– Назар готовится к семинару и, чтобы его не беспокоили, заперся в одном из кабинетов Дома культуры.
Лянка посмотрел на ключ, подбросил его на ладони, как бы взвешивая, покрутил в пальцах: почему Мога оставил ему ключ? Неужели решил больше не заглядывать в правление?
«А мне что делать?» – спросил он себя, входя в кабинет и не зная, за что приняться.
