Текст книги "Возвращение к любви"
Автор книги: Георге Георгиу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)
– Твое присутствие подбадривает меня, – улыбнулся Михаил. Он снял шляпу и вытер вспотевший лоб. – Фу, как жарко!.. Уже идет весна, – Лянка попробовал переменить разговор. – Знаешь, я очень люблю весну. Она всегда приходит как обновление, как надежда… Как чистая любовь… Недаром крестьяне возлагают все свои надежды на это время года… Соки земли переходят в растения, солнечный свет проникает в них, обогревает и нас… Но мы, как правило, не замечаем этого, нам некогда, мы вечно заняты.
– Причина не в этом, – поддержал разговор Фабиан. – Мы боимся, как бы не впасть в лирику… Мы стараемся не замечать поэзию природы, поэзию, живущую в нас самих, и держим ее за семью замками, чтобы не дай бог не выскользнула на свободу, не нарушила наш покой. Мы суровы, расчетливы, не любим заниматься пустяками, восхищаться голубым небом, зеленеющими полями, в то время как крестьянин всем существом живет природой, живет среди чудесных красок, с весны до белой зимы… Гляжу вот на ваши дома и вижу в них много поэзии… Они – как порыв любви к прекрасному, желание человека окружить себя не только достатком, но и поэзией. И эти порывы надо поддерживать и развивать – красоту, чистоту души. Чтоб не оказалось вдруг, что дома и вещи захватили все свободное пространство и не осталось места для души… Если в человеке жива поэзия, то теплей и ему, и окружающим…
– Это по части Назара, – улыбнулся Михаил. – Григоре, гони к Антохи.
– А меня подкиньте к правлению, хочу закончить с жалобами Мирчи, – сказал Фабиан.
– С поэзией покончено? – улыбнулся Михаил.
– Нет, но я ношу ее в себе, вот здесь, – и Фабиан указал на сердце. – Мирча на нее не повлияет.
– У меня создалось впечатление, что ты большой эгоист и хранишь эту поэзию только для себя одного, – сказал Михаил. – Поедешь со мной, в швейную мастерскую. Ты должен знать, что у нас не только красивые дома, но и одеваться умеем красиво, со вкусом… Эту проблему мы, пожалуй, тоже разрешили. Открыли ателье, есть у нас закройщик, какого не встретишь и в Кишиневе. Он одел почти всю Стэнкуцу…
Горе резко затормозил прямо у ателье. Как раз в это время оттуда вышла Наталица. Увидев Лянку и Фабиана, она остановилась, поздоровалась с ними, спустилась на одну ступеньку и, обернувшись к Фабиану, улыбнулась ему. Михаил заметил это и дружески потрепал его по плечу:
– Ты все еще нравишься девушкам, старина! Браво!
– Это по части нашего Григоре. Гляди! – и Фабиан кивнул в сторону машины.
Горе преградил путь Наталице, взял ее за руку и предложил сесть в машину. Но она отрицательно покачала головой, высвободила руку и торопливо удалилась.
Михаил и Павел зашли в ателье. Их встретил Антохи, мужчина лет сорока, красивый, ладно сложенный. На шее у него, спадая на белую рубашку, висел желтый «сантиметр», он щеголял в хорошо отутюженных брюках, начищенных до блеска черных туфлях. Как выразился позже Лянка, Антохи совершенствовал свое ремесло и свой внешний вид исключительно для того, чтобы привлечь как можно больше женской клиентуры.
– Чем похвалишься, мастер? – спросил Михаил, оглядывая салон. – А это чья работенка? Наших парней? – указал он на разбитое стекло.
– Беда с ними, – вздохнул Антохи. – Всем не угодишь. Разрываюсь на части, из кожи вон лезу, но… Все село завалено журналами… Хитрецы они, эти из редакции. В каждом номере – новые модели… Знают они женские слабости… Не успеет номер выйти, как суют его тебе под нос: вот так и шейте мне, это модно! Я стараюсь, а видите, как мне за это платят? – То ли жаловался Антохи, то ли, напротив, был очень доволен, трудно понять. Но улыбка у него до ушей. – Вы же встретили эту кривляку Наталицу. Хочет, чтобы я сшил ей юбку. Просто замучила меня своими выдумками. Требует самую коротенькую мини. Я снимаю ей мерку, на два пальца выше колен, она приказывает еще короче. Подымаю еще на два сантиметра. «Еще короче, товарищ Антохи, разве не понимаете?!» – и подтягивает юбку чуть ли не на ладонь. «Вот так, видите?» Меня аж в жар бросило. С досады, ей-богу… Видел я такие фасоны! Поседел от них, право!..
Лянка хохотал от всей души, заражая и Фабиана своим смехом, а Антохи смущенно опустил глаза.
– Брось, мастер, не прибедняйся, это мини от тебя и пошло. Недаром ты не успеваешь вставлять стекла в окнах, – кольнул его Лянка и сказал Фабиану: – Только снимет мерку с какой-нибудь девушки, как ему бьют окна…
– Возьмите себе учеников…
– Есть у меня четверо… один к одному, – ответил Антохи без всякого выражения, так что нельзя было понять его мнения об учениках – хорошие они или плохие.
– Предоставьте и им снимать мерки, – посоветовал Фабиан.
– У ребят еще мало опыта… Михаил Яковлевич, ваш костюм готов.
– Когда же ты успел? – удивился тот. – Говорил, не раньше той недели.
– Я слышал, что на днях состоится большое колхозное собрание и вам понадобится костюм, – снова невыразительным голосом объявил Антохи.
Михаил прошел за голубую плюшевую штору и через несколько минут вышел в новом костюме, ладно сидевшем на нем. Антохи крутился вокруг, оглядывая с боков, со спины, разглаживал плечики, снял двумя пальцами ниточку с рукава и попросил Фабиана:
– Посмотрите и вы. Знаете, свежий глаз…
– Прекрасно! Лучше и нельзя, – искренне сказал Фабиан.
– Очень рад, что вам понравилось, – равнодушно сказал Антохи. Он-то заранее был уверен, что костюм понравится, и его вид говорил: поищите, мол, другого такого мастера. – Михаил Яковлевич! – заговорил он заискивающе. – Можете прямо сейчас выходить на трибуну!
Михаил сделал вид, что не понимает намека, снова исчез за плюшевой шторой, откуда вышел с костюмом в руках, и попросил Антохи завернуть его.
– Я тебе ничего не должен? – спросил Михаил.
– Что вы… товарищ председатель! Все уплачено! – ответил Антохи тем же заискивающим тоном.
Михаил улыбнулся:
– Знаешь, мастер, ты что-то путаешь. Я не собираюсь быть председателем.
Антохи смутился, взгляд его потускнел. И, чтобы как-то выйти из положения, он обратился к Фабиану:
– У нас такой порядок – клиент платит вперед всю сумму… Может, и вам пошить костюмчик?
– Идея! – воскликнул Михаил. – Свадебный костюм. Что скажешь на это? – обратился он к Фабиану.
Фабиан пожал плечами и вышел из мастерской.
12
Еще издали Мирча заметил у ворот Тинки Урсаке голубой «Москвич». Что за гости нагрянули к ней?
Больше года Тинка жила одна. Она выгнала мужа за вечные гулянки и скандалы, он завербовался на какую-то уральскую стройку и не подавал признаков жизни. Тинка не ждала его. Но, видимо, не спешила заводить и новое гнездышко…
Мирче самым невероятным казалось то, что с тех пор, как Тинка осталась одинокой, не ходило про нее никаких дурных слухов.
Неужели у нее нет никого? Он сам не раз подкатывался к Тинке, но ока дальше порога его не пускала. Если бы Мирча не увидел эту машину у ворот, он, конечно, прошел бы мимо, – спешил к участковому Шандре, чтобы пожаловаться на Гырнеца.. Но «Москвич» стоял на пути, и он никак не мог миновать его.
Кто бы это мог быть у Тинки в доме?
Мирча стал строить всевозможные предположения, представляя себе красивую, соблазнительную Тинку в чужих объятиях. Черт побери!..
Мирча подошел к забору, посмотрел на окна, но что увидишь издалека, даже если окна не занавешены?
Вот тебе и Тинка!
А почему бы и нет? Неужто ей век вековать одинокой! Его-то она прогнала, а других, может, нет. «Подожду, погляжу, кто там!» – решил Мирча, чувствуя, как все в нем закипает. Он еще не остыл после драки с Гырнецом и сразу настроился против Тинки – столько времени строила из себя мироносицу!..
Будто он самый последний человек в Стэнкуце!
Ему показалось, что уже целый век он стоит у ее ворот, и был готов ворваться в дом, но дверь вдруг отворилась, и Мирча чуть не ахнул от удивления: из дома выходил Стеля Кырнич. Главный инженер колхоза. И, возможно, будущий председатель…
«Так, значит… Меня не приняла, а его… Не постыдилась – средь бела дня? И ты хорош, Стеля! Я бьюсь, уговариваю народ выбрать тебя председателем, дерусь со всякими полоумными, а твоя милость в это время нежится в объятиях Тинки. Хорошенькое дело!..»
И Мирча разъярился: «Кырнич воображает себя неотразимым петухом!.. Петухом на машине!.. Тоже мне!.. А мы и без всякой машины!..»
Тинка сидела перед телевизором и смотрела передачу. Две недели он у нее не работал, и она тосковала по вечерам в доме, который казался ей пустым и чужим. И вот сегодня к ней постучался Кырнич, попросил ведро воды, чтоб залить в радиатор. Она вынесла ведро и, когда Кырнич принес его обратно, осмелилась спросить, не разбирается ли он в телевизорах, не может ли исправить его. «Посмотрю-ка я, чего ему не хватает», – ответил ей Кырнич, и она провела его в дом.
Кырнич попробовал – телевизор не включается. Глянул на розетку а та почти совсем вылезла из стенки. Он разобрал ее, исправил, и телевизор заработал.
Тинка обрадовалась и вынула из ящика стола деньги.
«В другой раз рассчитаемся!» – улыбнулся Кырнич и поспешил уйти. Тинка едва успела поблагодарить его с порога.
Сидя перед телевизором, Тинка с грустью думала, что давно уже ни один мужчина не переступал порога ее дома, а вот сегодня заходил молодой, скромный, но не ее…
Тут дверь скрипнула. На пороге стоял Мирча.
– Ты рада такому гостю, как я? – с деланным весельем спросил он.
– Если гость пришел с добром…
– Так вот подумал я, ты одна-одинешенька…
– Почему? – улыбнулась Тинка. – У меня сегодня нет отбою от гостей. Побывал Кырнич, теперь вы… – Лицо у Тинки было бледное, как у человека, который долго не выходил из дому. Зато губы полные, румяные, они так и притягивали к себе Мирчу.
– Кырнич побывал? И по какому такому делу?
– Я его пригласила. Он исправил ту штуку на стенке. Из-за нее телевизор не работал.
По ее прямому взгляду и четкому ответу Мирча понял, что напрасно подозревал Стелю Кырнича. Обрадовался, сам не зная почему, и весело сказал:
– Дорогая Тинка, в следующий раз зови меня чинить твою розетку!
– Да? Спасибо… – улыбнулась Тинка. Она стояла прямо перед ним, и Мирча, не долго думая, положил ей руки на плечи.
– Оборву тебе уши, – сказала она, но не отстранилась. С Мирчей она чувствовала себя свободней, она хорошо знала его Кристину, бывала у них в доме. Это, собственно говоря, и заставляло ее не открывать ему двери. А теперь Мирча вошел без разрешения. – Вернешься домой без ушей и посмотришь, что тебе скажет жена! – добавила она.
– Не беспокойся, – усмехнулся Мирча. – Пока дойду до дому, уши отрастут, и она ничего не заметит. – Он прикоснулся ладонью к вискам Тинки и пальцами стал разглаживать ее волосы. – Слушай Тинка, дорогая, что я хотел сказать…
– Веди себя приличнее и говори, в чем дело, – увернулась Тинка и села на диван.
– Скажу, Тинкуца, скажу… – заторопился Мирча и сел рядом с ней. Почувствовав ее близость, он смешался.
– Так что же ты хотел мне сказать?..
– Ты знаешь, что Мога уезжает? – Мирча наклонился к Тинке, стараясь заглянуть в глаза, как бы ища в них ответа, но, увидев ее полураскрытые губы, мягко, боясь напугать, обнял ее за талию. Ее тело было таким горячим, что Мирче показалось, что рука его может растаять от такого жара.
– Сиди спокойно…
Но Тинка не оттолкнула его, ей нравилось сидеть рядом с этим молодым мужчиной, который обнимал ее сильной рукой. Словно она неожиданно нашла в нем надежную опору… А Костика отыскал ее губы и стал отчаянно целовать их.
Тинка пыталась освободиться из его объятий, но почувствовала вдруг, что силы покидают ее, и подчинилась ему…
Диктор объявил вечернюю программу передач. На какую-то секунду он мелькнул перед нею, и ей показалось, что молодой человек с экрана иронически улыбается… Она мысленно содрогнулась оттого, что в этой комнате присутствует кто-то третий. Тинка зажмурилась, и, когда снова открыла глаза, диктор исчез с экрана.
– Вот, значит, как… – обернулась она к Мирче и потянула его за кончик уха. Затем вскочила с дивана, вышла в переднюю, повернула ключ в дверях и вернулась в комнату.
– Глянь, как ты измял мне блузку, – сказала Тинка и, словно желая расправить складки, задумчиво провела рукой по упругой груди, затем опустила ее. – Жаль портить такое добро, – она несколькими движениями сбросила с себя блузку и юбку, оставшись в одной рубашке.
– Раз ты польстился на чужую женщину… – засмеялась она и обхватила его своими мягкими руками, – теперь уж не отделаешься…
Их обоих словно захватил налетевший вихрь…
13
Появление в селе нового человека никогда не проходит незамеченным. Поэтому Савва Ходиниту, узнав, что приехал прокурор из самого Кишинева, сильно испугался. Он был уверен, что прокурор приехал из-за него. Кроме того, как он слышал, кишиневский гость – это Павел Фабиан, бывший друг Михаила Лянки. Наверняка агроном его и вызвал.
И с минуты на минуту Ходиниту ждал вызова. Он был выбит из колеи и ничего не мог делать ни по дому, ни на работе. Часа два он валялся в постели, затем какая-то неведомая сила подняла его на ноги и выгнала вон. Он крутился во дворе – то подметал снег, то возился в сарае, то хватался за лопату и начинал сгребать уголь, который и без того хорошо уложен, то спускался в погреб нацедить кувшинчик вина и тут же махал на это рукой – не было никакой охоты выпить… То и дело поглядывал на ворота: не видно ли где милиционера? Люди проходили мимо, кое-кто с ним здоровался, спрашивал, что поделывает, на что Савва угрюмо отвечал: «Вот, стою!» – но зачем он стоит у ворот, не мог бы объяснить даже Килине. Он, замирая, думал, что, когда Килина вернется из больницы, она может не застать его дома…
Терпеть такую муку было свыше сил. И вот сегодня после обеда, намаявшись от беготни к воротам и обратно, Савва Ходиниту надвинул шапку до бровей и, как был, в одном костюме, торопливо направился в правление.
Но вошел не сразу. Несколько раз он прогулялся под окнами кабинета Моги, высматривая в них Лянку. По дороге у него немного прояснилось в голове, и Савва решил, что должен обязательно найти агронома и на коленях просить у него прощения.
Но в кабинете никого не было видно, и тогда Савва открыл дверь в вестибюль и спросил моша Костаке, где агроном.
– Был здесь утром с прокурором из Кишинева, – ответил тот.
– Не знаешь, придет ли еще сюда?
– Может, и придет… Если он тебе нужен, жди! Я слышал, ты сделал новые ворота для больницы? – поинтересовался мош Костаке.
– Сделал… в тот же день… – ответил Савва. – Повезло мне с мастером Жувалэ…
– Хороший мастер, эге-ге… – вымолвил дед Костаке.
– Божий он человек, не просто мастер! – сказал Савва с каким-то умилением в голосе. – Если бы не он, кто знает, чего бы я натворил еще! Словно ума лишился!… – Савва обрадовался, что нашелся человек, которому можно объяснить, что произошло тогда с ним в больнице. – Дай бог ему здоровья!..
– С каких это пор ты в таких хороших отношениях со всевышним? – спросил мош Костаке. – Еще недавно ты поминал его совсем иначе… – с иронией продолжал старик, который слышал не раз, как Савва матерился за стаканчиком вина.
Костаке был в курсе всех новостей и событий, помнил, кто, когда и с чем пришел в правление, да и к тому же исполнял роль курьера.
Открылась парадная дверь. Савва испуганно оглянулся. Это был Василе Бошта, раскрасневшийся, как после хорошей гонки. Глаза его сверкали.
– Михаил Яковлевич есть?
– С самого утра все ходят тут… – недовольно пробурчал мош Костаке. «Максим Дмитриевич еще не уехал, а эти уже ищут нового хозяина!» – подумал он, огорченный и недоумевающий, почему же эти люди так скоро меняются. А Боште ответил: – Если Михаил Яковлевич звал тебя, то жди…
Василе Бошта не ответил, звали его или не звали, он подошел к стене, где висели яркие плакаты.
– «Интенсификация сельского хозяйства – гарантия высоких и стабильных урожаев!» – по складам прочитал бывший председатель, затем повторил еще раз, стараясь вникнуть в смысл написанного.
…Интенсификация сельского хозяйства… За два года своего председательства он никогда не слышал таких слов. О высоких урожаях – да! На каждом заседании, на каждом собрании – в колхозе ли, в райцентре ли – на повестке дня постоянно стоял этот вопрос. И все же урожайность росла медленно, очень медленно. Тогда и в голову не приходило, что один гектар может дать пятьдесят центнеров зерна, как этим летом. «Интенсификация»… Это было именно то, чего он не знал в свое время. Он и сегодня не понимал, что за этим кроется, и сильно досадовал на себя.
Бошта глянул на другой плакат. Прочел раз, другой, третий. Он редко заходил сюда. Едва переступал порог правления, как тут же вспоминались те времена, когда он здесь командовал, он решал. Где-то в глубине души гнездилась боль, что не смог он добиться того, что сумел Мога…
Автоматизированная система управления… – разобрал он слова и нахмурился. Порознь эти слова были понятны каждому, но вместе… «Раньше, чтобы управлять, приходилось порой брать человека за шиворот… А теперь достаточно взглянуть на плакат, и все приходит в движение. Чертовщина какая-то! Новые выдумки!» Василе просто разъярился.
Время бурно мчалось мимо него, он и не заметил, как отстал…
– Что вы здесь скучаете?
Василе Бошта вздрогнул. На какой-то миг ему показалось, что заговорил его внутренний голос, что это скорее приказ, чем вопрос: нечего тебе здесь искать, возвращайся к себе на склад, там твое место!
И встретился взглядом с Михаилом Лянкой и Павлом Фабианом. Лянка заговорил с Саввой Ходиниту, и старый Бошта почувствовал облегчение. «Выпил стаканчик вина, и меня занесло», – сказал он себе, стараясь таким образом объяснить свои путаные мысли. Но еще хмурился, чувствуя в душе горечь.
– Я пришел, Михаил Яковлевич… – Савва попытался объяснить свое появление здесь, но Лянка прервал его:
– Что у тебя за дело?
– Я пришел… – механически повторил Савва и глядел на Фабиана, который отошел в сторону, – Михаил Яковлевич, я виноват, я…
Лянка метнул на него грозный взгляд:
– Послушай, Савва, у тебя другого дела нет?
– Есть, Михаил Яковлевич, есть, – поспешил ответить Савва. – Ремонтируем тракторы.
– Тракторы ремонтируются в мастерских, а не здесь!
– Иду, Михаил Яковлевич… Вот уже иду! – радостно ответил Савва и вышел, пятясь к выходу и глядя на агронома полными признательности глазами.
«Вот так и должен командовать руководитель. Коротко и ясно, – Василе внутренне одобрил поведение Лянки. – Раз-два – и на работу». Он все еще стоял у стены с плакатами, но уже спиной к ним, и сейчас, не видя их, чувствовал себя уверенней.
– Мне нужно поговорить с вами, – обратился он к Лянке суровым тоном, словно он пригласил агронома на беседу.
– Пожалуйста, дядя Василе, – Лянка попросил моша Костаке открыть кабинет Моги.
– Благодарю!
Бошта вошел, взял стул, поставил его поближе к письменному столу, бросил взгляд на висящие на стене диаграммы. «Здорово составил их Мога, все понятно с первого взгляда!» – с удовольствием констатировал он тот факт, что есть вещи, понятные и ему.
– Как ваше здоровье, дядя Василе? – спросил Михаил, чтобы завязать беседу, не зная, что привело старика в правление.
– По-стариковски! – спокойно ответил Бошта. – Что поделаешь? Таков уж человек: не успел оглянуться – уже постарел, – вздохнул он. – Да что жаловаться – оживился он. – Нацедишь стаканчик каберне из бочки, попробуешь – и сразу молодеешь!
– Хорошее лекарство, дядя Василе, – засмеялся Лянка. – Поберегите его… Может быть, и другим понадобиться, а? Не правда ли? Все мы люди, все стареем!
– А я как раз бережливый, товарищ агро… председатель, – он резко умолк и смущенно посмотрел на Лянку. «Ну вот, дернул стакашек и разболтался…» – Мы-то собрались в погребке поболтать, не то чтобы пить. Перед общим собранием как людям не поговорить?.. – попытался Бошта исправить ошибку.
– Да, конечно, – прервал его Лянка. – Но лучше держать погребок закрытым. Вы же наше доверенное лицо…
– Чем пачкать свое лицо, я, Михаил Яковлевич, лучше передам свое место другому, а сам пойду на прашовку, – вспыхнул Бошта.
Михаил засмеялся, Фабиан тоже. Василе Бошта растерянно посмотрел на них: чего это они смеются?
– Какую прашовку, дядя Василе? – удивленно спросил Лянка. – Вы видели, чтобы кто-то ходил с сапой на прашовку?
– Так ведь… – старик вздохнул, словно жалея о прошедших временах, когда было достаточно взять сапу на плечо и ты уже имел специальность: прашовщик. – И заработок. «Как было написано на том плакате: «Автоматизированная система управления». Ишь ты, как отпечаталось у меня в голове, – удивился старик. Возможно, это какая-то установка, поставишь ее в кабинете и видишь все, что делается в колхозе». – Вот о чем я хотел просить руководство, Михаил Яковлевич, – возобновил он свою речь. – Погребок я запер, склад тоже. И если мне нет дела, значит, пора подлечиться немного. Давно у меня ломит косточки, болит поясница…
– Полезайте на печь и лечитесь сколько угодно, дядя Василе, – благодушно ответил Лянка.
– Нет уж, вы дайте мне путевку в Сочи! – повысил голос Василе Бошта, думая, что Лянка смеется над ним, напоминая про печь. – У меня есть право, я работаю честно, занимаю ответственный пост, как вы сами сказали!
– В Сочи? – Михаил с удивлением посмотрел на него. Уж не выпил ли старик лишнего? И чего ему вдруг захотелось в Сочи? – Как же вы доберетесь туда, дядя Василе, ведь Черное море замерзло! – шутливо ответил он.
– Полечу самолетом, товарищ агроном. Самолетом, – повторил Бошта, давая этим понять, что говорит вполне серьезно.
Лянка пожал плечами:
– Если вы так настаиваете, пожалуйста. Напишите заявление, и правление рассмотрит вопрос.
– Какое правление, старое или новое?
– А вам не все равно? Лишь бы удовлетворили вашу просьбу, – улыбнулся Лянка.
– Ты слышал? – обратился он к Фабиану после ухода старика. – Товарищ агропредседатель… Красиво, не так ли? – Михаил уселся в кресло председателя и раскинул руки в стороны. Невольный жест – то ли чтоб размяться, то ли пробуя, сможет ли он обхватить стол. – Да, не по моей мерке! – засмеялся он и встал с кресла. – Может быть, и мне взять путевку на море и исчезнуть на какое-то время, пока все не уладится?
– Подай заявление на имя товарища Лянки, он и решит этот вопрос, – ответил Фабиан.
– Так ты думаешь?
– Не думаю, а вижу, старик обращается к тебе как к председателю.
– Дядя Василе – старая лиса, он пронюхал ситуацию… Знаешь что? Давай бросим все дела и пойдем ко мне домой! – В голосе Лянки почувствовалось волнение. – Валя, наверное, уже пришла с работы… Мы ведь не успели посидеть вместе и не побеседовали по-человечески. То ссоримся и пререкаемся с самого утра, то на ночь глядя уходим из дому, словно бежим от самих себя.
– Ладно, пошли, – согласился Фабиан.
Уходя, Михаил сказал Наталице, что и она может идти домой, в правлении больше делать нечего. Девушка вопросительно посмотрела на Фабиана, но он не заметил ее взгляда.
Мога вернулся из Кишинева вместе с Назаром часов в семь вечера. По дороге у него было достаточно времени, чтобы ввести Назара в курс событий. Секретарь вроде вполне спокойно выслушал вести, и Мога знал, что за показным спокойствием Назар прячет свои истинные чувства. Назар только спросил, нельзя ли было отказаться от Пояны? На что Мога ответил:
– Ты прекрасно знаешь – есть партийная дисциплина и долг коммуниста… А мы – ни я, ни ты – не вышли на пенсию, не так ли?
– К счастью, так!
Стэнкуца встретила их спокойно, словно за это время улеглись все волнения и теперь она могла отдыхать без тревог. Мога сидел на заднем сиденье рядом с Назаром и не видел ничего, кроме серой, ленты шоссе, убегающей в ночь. Давно, очень давно Мога не ездил по этой дороге простым пассажиром.
– Я совсем замерз, – сказал он Назару.
– Поехали ко мне, согреемся. У тебя дома, наверное, такой же холод, как и на дворе, – засмеялся Назар. – Холостяком приехал ты в Стэнкуцу, холостяком и уезжаешь, – добавил он грустно. – А мы даже не постарались подыскать тебе подходящую жену…
– Не надрывай себе сердце, Антип, – рассмеялся и Мога. – Красавицу Стэнкуцу увел гайдук Новак, а другую, какой бы она ни была, не хочу. Марку, – обратился он к шоферу, – завернем к дяде Василе и заберем его в погребок… Попробуем Лянкин «Норок».
– Ты стал искать счастье на дне стаканчика? – в шутку спросил Назар. – Смотри!
– Учтем, – ответил Максим.
Через несколько минут Марку притормозил у дома Бошты.
– Извините, Максим Дмитриевич, – сказал старик, словно стесняясь чего-то. – Прошу ко мне в хату… Такого винца, как у меня, вы нигде не найдете…
– Спасибо, дядя Василе, но мы с дороги, а Антип Леонтьевич спешит домой. Если зайдем к вам, то задержимся.
– Видите ли, Максим Дмитриевич, сегодня было… знаете… – стал путаться Бошта, но потом выложил все начистоту: – Михаил Яковлевич приказал мне запереть погребок и не прикасаться к бочкам… Прошу вас, зайдите в дом, – настаивал он.
– Ну, если таков приказ, мы подчиняемся.
Моге не столько хотелось выпить стаканчик вина, сколько было интересно узнать, почему Лянка дал такое распоряжение.
– На первый взгляд, ничего особенного не случилось… Пришел Кирика Цугуй… он же член ревизионной комиссии… Затем зашел Леонте Пуйка… – спокойно рассказывал Бошта, перечисляя факты, – спустился в погребок и Волчок, извините, Тоадер Негарэ… Затем появился Мирча… – Только Триколича Бошта не упомянул. Они когда-то работали вместе, в полном согласии, и Бошта до сего дня уважал его. Зачем его вмешивать?
– Зашевелился народ, – сказал Назару Мога, выйдя от Василе Бошта. – Даже мой крестник Мирча, и тот осмелел…
– Хуже, если бы все оставались равнодушными, – возразил ему Назар. – Кое-кто думает только о себе, а своем благе, но большинство печется о будущем колхоза, хочет знать, в чьих руках он будет.
– У меня создается впечатление, что в хороших, – улыбнулся Мога, вспомнив приказ Лянки. – В капле росы можно увидеть все небо.
В ту ночь Мога остался ночевать у Назара. Спать они легли после третьих петухов.
Впервые старый дом с боковой улочки напрасно ожидал своего хозяина, прислушиваясь к шороху снегопада, который снова начался около полуночи и до утра одел землю в новый белоснежный наряд, покрыл все дорожки, присел на завалинки, шарил по окнам в поисках щелей, через которые мог бы проникнуть в дома. Шел тихий белый снег и приглаживал жесткие углы того тревожного дня.
