Текст книги "Возвращение к любви"

Автор книги: Георге Георгиу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 44 страниц)

Только Виктор Станчу не изменил своего отношения, по крайней мере открыто, оставаясь для него таким же заботливым опекуном. Как ни сложились бы в будущем отношения между ним и Могой, Станчу полагал, что не лишне иметь своего надежного человека в генеральной дирекции. Станчу, конечно, умел отлично выходить из любого положения и без посторонней помощи, но, предусмотрительный и запасливый, никогда не пренебрегал лишним дружком, так же как не отказывался от новой цистерны для винзавода, даже если в запасе у него была уже целая сотня.

И оставалась еще Адела, неизменная в своей любви…

Телефонный звонок прервал течение этих мыслей. Не успел Томша поднять трубку, как на пороге возникла Адела:

– Кэлиману!

Такая манера была у Аделы сообщать ему, кто звонит: одним-двумя словами, после чего она застывала у двери, неотрывно на него глядя. И если Томша не велел ей знаком выйти, она оставалась до конца разговора, счастливая уже тем, что может видеть его и слышать.

– Не, не приходил… Хорошо, Александр Степанович, как только появится, сообщу… До свидания… – Положив трубку, он сказал Аделе: – А Мога-то исчез. Был замечен в машине перед райкомом, после чего внезапно испарился. Никто его больше и не видел.

– Может, передумал и уехал обратно? – с надеждой во взоре предположила она.

Томша не успел ответить: в приемной послышались тяжелые торопливые шаги. Может, то был Мога? Адела и Томша застыли в ожидании.

Вошел Ион Пэтруц, главный бухгалтер объединения. До поступления сюда он несколько лет работал в райфинотделе. В былые годы он тоже знал Могу, и тоже по Пояне, как и Виктора Станчу, как и Драгомира Войку из районного статуправления. При появлении Пэтруца Адела выскользнула из кабинета.

– Звонил товарищ Кэлиману, – сказал тот. – Потерял Максима Дмитриевича, и все…

– Он и мне звонил, – ответил Томша и умолк, думая о том, что теперь удобно выяснить мнение Пэтруца о Максиме Моге. Бухгалтер ни разу еще не заводил речи о генеральном директоре, и Томша не решался его спросить. Ион Пэтруц не был разговорчив; может быть, за годы дружбы с цифирью он заразился ее немотой. Цифры ведь говорят только тогда, когда их спрашивают всерьез.

– Баде Ион, – обратился к нему Томша, приглашая к интимности, – что он за человек? Мне о нем столько наговорили, что и не знаю уже, какого мнения держаться.

Ион Пэтруц хитро улыбнулся:

– Узнаешь, как только увидишь.

По его глазам молодой агроном понял, что более ясного ответа не будет. Поэтому настаивать не стал. Но беседу, поскольку она начата, надо было завершить, и он не нашел ничего лучшего, как заявить:

– В сущности, самое верное мнение – то, которое мы выносим сами.

– Именно это я и хотел сказать, – подтвердил Ион Пэтруц. Направившись к двери, он уже с порога добавил: – Мне надо в банк. Если не успею вернуться до прихода Максима Дмитриевича, скажи ему, пожалуйста, где я нахожусь.

Вскоре позвонил Драгомир Войку с тем же вопросом: «Где Мога?» Звонил и Антон Хэцашу из общества охотников и рыболовов: «Мога уже у вас?»

Весть о том, что генеральный директор приехал, разлетелась по всей Пояне, все слышали, что он уже здесь, но никто его не видел. Это казалось странным, тем более, что пока Мога находился в Стэнкуце его присутствие в Пояне чувствовалось везде; и вот, наконец, появился, но попробуй найди!

Виктор Станчу тоже не показывался. Да, странно!.. А время шло, не задерживаясь. Сколько можно еще ждать? Томша не находил себе места. Ему надо было побывать на виноградниках, потом заехать в прививочные мастерские, выяснить, почему рабочие не выполняли нормы.

– Скоро вернешься? – спросила Адела, увидев, что он уходит. Каждый раз, обращаясь к нему, девушка немилосердно краснела, казалось, ее щеки вот-вот вспыхнут огнем. Она любила Томшу и побаивалась его, каждая встреча с ним была для нее настоящим праздником. Зато любая разлука, даже самая недолгая, заставляла ее тосковать и чувствовать себя беззащитной.

– Постараюсь, – Томша благожелательно улыбнулся. – Смотри, никуда ни шагу. Если Мога появится до моего возвращения, доложи ему, что я на территории. В мастерских, на виноградниках…

Он вышел. Поднял воротник пальто.

Дул холодный ветер, по небу неслись рваные тучи, только что, казалось, вырвавшиеся из зубов целой стаи взбесившихся псов. Томша в раздумье поднял глаза к изодранному небосклону. Март собирался в отход; первый весенний месяц не оказался щедрым на тепло. Зато, по крайней мере для Томши, не скупился на неожиданности, на радости и на неудачи, то на светлые, то на мрачные минуты.

Глава третья

1

Максим Мога вышел из машины на перекрестке, с которого одна улица, асфальтированная и широкая, выводила путешественников из Пояны, а другая, вымощенная на протяжении километра гранитными булыжниками, упиралась в главную совхозную усадьбу. Горе очень хотелось довезти его до конца, но Мога не согласился.

– Оставь, Горе… Пройдусь пешком – пускай ноги привыкнут к здешним дорогам.

Примерно на полпути навстречу ему выскочил старенький, забрызганный грязью «газик». Рядом с шофером восседал молодой человек в красавице-шапке из ондатры.

Взгляд Моги и незнакомца на мгновение встретились. Так произошла первая встреча генерального директора объединения с его заместителем – молодой человек в машине был Козьмой Томшей, – о чем оба еще не знали. Но Мога, продолжая путь, несколько раз возвращался мыслью к этому человеку. В память невольно запал взгляд встречного – чем-то недовольного, раздосадованного.

Здание дирекции было видно издалека – стены из красного кирпича, большие окна, обведенные белой краской. Как еще помнил Мога, когда-то этот дом принадлежал помещику Мантя, а в первые послевоенные годы здесь учили детей. Теперь в Пояне было уже три школы – две средние и одна восьмилетняя. Перед зданием Мога замедлил шаг. И, к своему удивлению, отметил, что сердце забилось быстрее. Он был взволнован, как в канун долгожданной встречи. Приблизился к двери, взялся за ручку, прислушался; внутри не слышалось никакого движения.

Мога открыл дверь и оказался в узком коридорчике, метра в четыре длиной, упиравшемся в другую дверь. Справа, на двери, обитой дерматином, виднелась табличка: «Директор». Слева от двери, на стене, на уровне той же таблички была прикреплена другая, побольше: «Прием – по четвергам, с 17 до 20 час».

«Вот и попал я сюда в день приема!» – подумал Мога и решительно переступил порог. Он оказался в не слишком просторной приемной, с маленьким письменным столом у двери в кабинет; за столом сидела девица, при его появлении вскочившая на ноги. Девушка была смугленькой, плотненькой; умные глаза, открытый взгляд. Моге она понравилась. Он поздоровался:

– Здравствуйте.

Великаний рост и внезапное появление Моги произвели на бедную девушку такое впечатление, что у нее словно отнялась речь.

– Это вы – секретарь директора? – улыбнулся Мога, поняв ее состояние.

– Да, – пришла в себя Адела и зарделась, отчего стала еще симпатичнее. – Адела Спиру…

– Очень хорошо. – Он протянул руку, и Адела увидела, как ее ладонь без остатка исчезла в ней, словно в медвежьей берлоге. – Мога… Максим Дмитриевич Мога. Есть там кто-нибудь? – кивнул он в сторону кабинета.

– Да… То есть нет… Мога Максимович! – Адела враз затихла, заметив свою обмолвку, сердце в ее груди заледенело. Долго еще после этого каждый раз при встрече с Могой этот холод будет возникать в ее душе; но теперь она нашла силы извиниться: – Простите, Максим Дмитриевич. – Голос девушки, однако, еще дрожал. – Товарищ Томша… Козьма Митрофанович… Он ждал вас. И уехал.

Максим Мога заметил, как посветлели глаза девушки, когда она произнесла имя его заместителя, и улыбнулся. Надо думать, Томша был из тех молодых людей, в которых постоянно влюбляется вся женская половина человечества. И в памяти опять возник пассажир старенького «газика».

– Уехал, значит, на виноградник? – сказал он приветливо. – Правильно сделал, что не стал ждать, если были срочные дела. Ничего, мы встретимся с ним вечером.

Он вошел в кабинет. И остановился у порога в безмерном удивлении.

За столом восседал Виктор Станчу. Он переворачивал страницу газеты и, когда услышал, что дверь открылась, поднял глаза. На мгновение он застыл, продолжая держать газету; затем лицо его порозовело, как от искренней радости. Большими шагами Станчу поспешил навстречу Моге, собираясь, по-видимому, его обнять, но помешала газета, которую он забыл оставить на столе. Станчу бросил газету, но и тогда ему не удалось заключить нового директора в объятия, ибо тот наклонился и поднял ее.

– Рад видеть тебя, Виктор, – Мога сердечно пожал ему руку. – Тебя тоже перевели в наше объединение?

– Я знал, что ты должен приехать и приступить к работе, – пояснил Станчу. – И сказал себе утром: «Подскочу-ка в Пояну, в совхоз, встречу старого друга…» Был уверен, что увижу здесь Томшу, Ивэнуша и вместе с Пэтруцем поздравлю тебя с возвращением в наш край. А тут – ни души. Пустой кабинет. И я подумал: теперь ты, Станчу, просто обязан остаться и встретить как следует Могу. Это никуда не годится – чтобы человек приехал, и никто его не встречал!

– Почему же – никто? Меня встретила секретарь, Адела. Очень симпатичная, воспитанная девушка, – прервал Мога его речь. Он успел уже снять и повесить на вешалку пальто и кушму и застыл в середине помещения, с любопытством осматриваясь. Кабинет не был большим, и мебель – старая, зеленый бархат обивки на стульях был порядком потерт; два окна кабинета выходили на главную улицу, а одно – на просторный двор, в глубине которого виднелся гараж для машин.

Одна из стен была снизу доверху заставлена полками, изготовленными когда-то, по-видимому, на заказ, лакировка их давно утратила блеск. На них, как в любом совхозе-заводе, выстроились ряды бутылок с этикетками, одни – поярче, другие – поскромнее. На средней полке, в отдельности от других, стояло несколько бутылок с винами, выпускаемыми совхозом. Здесь были и ординарные, и выдержанные напитки: обязательная для этих мест Изабелла, здешними жителями прозванная «клубничкой» за специфический аромат, знаменитое каберне, пользующиеся широкой известностью фетяска, алиготе, рислинг; был и непременный портвейн с кричащей наклейкой и приторным названием «Поляна мечты».

Затем взгляд Моги ненадолго остановился на директоре из Драгушан. Следовало признать: старый друг удачно вписывался в обстановку кабинета. «Видимо, он здесь частый гость…» – сказал себе Максим и снова вернулся к полкам с бутылками. Взял одну, с надписью «Изабелла», посмотрел ее на свет: вино отливало рубиновыми бликами.

– Любопытно, – промолвил Мога, – давно ли она здесь стоит?

– В моей винотеке осталось несколько бутылок Изабеллы урожая 1963 года, – бесстрастно произнес Станчу, скрывая нотки хвастовства, но поглядывая в то же время на Максима зелеными живыми и умными глазами.

– У тебя своя винотека?

– Да нет же, я имел в виду совхозную, – поспешил уточнить Станчу. – У нас сейчас законный повод раскупорить бутылочку…

– Не будем нарушать коллекцию, – покачал головой Максим.

Он двинулся дальше по кабинету тяжелыми шагами, стараясь ступать осторожнее, испытывая необычное состояние. Привычная уверенность изменила вдруг Максиму; он никак не мог решиться на то, что должен был сделать сразу, – занять место за письменным столом. Может быть потому, что застал в своем кресле Станчу? «Ну и что? – спрашивал себя Мога, продолжая вышагивать по кабинету. – Что это, святая святых, неприкосновенный уголок?» Но сесть все-таки не сел.

У Станчу молчание Максима вызвало неуверенность. Возможно, генеральный директор недоволен, что не застал никого, кто мог бы ввести его в курс текущих совхозных дел? – подумал было он, и снова пытался завязать разговор:

– Если тебя интересует, что происходит в Пояне, могу сделать подробный доклад. И хочу еще сказать: в любое время дня и ночи я – в твоем распоряжении.

– Отлично! – оживился вдруг Максим, бросив в сторону пустого кресла быстрый взгляд. – Давай проедемся по району. У тебя есть машина?

– Что за вопрос! – засмеялся Станчу и посмотрел на часы. – Через две минуты она будет здесь. Шофер отправился за запчастями. Впрочем, вот он, уже явился! – добавил Станчу, кивнув в сторону окна.

Мога увидел внизу «Волгу» цвета кофе с молоком и взялся за пальто.

– Попрошу тебя рассказать мне все, что тебе известно, – обратился он к Станчу. – Чтобы не явиться с пустыми руками на завтрашнее бюро. Тем более что будут директора всех совхозов. Я должен знать общее состояние дел.

– Положись на меня, Максим! – Виктор Станчу покровительственным жестом положил ему руку на плечо. – Информация будет надежной: Виктор Станчу всегда располагает конкретными, точными данными. – Виктор опять с удовольствием почувствовал себя в роли покровителя. Как здорово получается – он будет полезным Моге в самом начале его работы, в самые трудные дни. Станчу распахнул дверь и жестом пригласил Максима пройти вперед.

Увидев обоих, Адела вскочила, устремив взор на Могу: какие будут указания? – спрашивали ее ясные, карие глаза. Но тут зазвонил телефон, и она бросилась к нему, обеими руками схватившись за трубку.

– Да!.. да!.. Есть! – крикнула она и с удивлением посмотрела на Максима: едва появился, ему уже звонят! – Прошу…

Мога взял трубку. И не успел сказать «слушаю!», как с другого конца провода раздался деланно сердитый голос:

– Сколько можно вас ждать, товарищ генеральный директор! Вся Пояна волнуется: вроде бы вы приехали, а вас нигде не сыскать! Кто ты такой – директор или невидимка?!

– Прошу прощения, товарищ Войку, – в тон ему отвечал Мога. – Но кто вправду хотел меня видеть, тот меня нашел… Кто это? Виктор Станчу, например.

– Станчу – старая лиса, – рассмеялся Драгомир Войку. – Мгновенно берет след.

– Скажи лучше: ты очень занят? – повернул разговор Мога. – Мы с Виктором собрались тут прокатиться по району. Не хочешь ли съездить с нами?

Последовало короткое молчание; Войку, казалось, колеблется. Затем прозвучал ответ:

– Заезжайте за мной.

2

Максим Мога и Драгомир Войку работали в прошлом вместе в райкоме комсомола; Войку был вторым секретарем, а после отъезда Моги из Пояны – первым. В ту пору это был высокий, стройный парень с волнистой шевелюрой цвета спелого льна, с голубыми глазами, прямым носом и красиво очерченными губами – не парень, а мечта. Женился Войку поздно, после окончания сельхозинститута, на сестре Пантелеймона Бырсана, первой в Пояне докторше, которую Мога знал еще тогда, когда она была школьницей. Войку и теперь еще был довольно видным мужчиной – сухощавый, чуть-чуть сутулый, словно нес нелегкую ношу; волосы его поредели, поседели, но глаза оставались красивыми. Только щеки казались бледными. Мога даже спросил, не болеет ли чем-нибудь Войку, так что Станчу поспешил внести ясность:

– Болеет, конечно. Кабинетной болезнью. Не вылезает оттуда неделями. Не то, что я! – он поднес ладони к своим румяным, пышущим здоровьем щекам. – Как видите, жаловаться грех!

– Что твое – то твое, – кольнул его Войку.

– И вправду, не могу понять, как ты решился на такое – променять поле и трактор на прокуренный кабинет, без капельки кислорода? – Мога устроился на заднем сиденье, где занял сразу два места, так что Войку оказался прижатым к дверце машины. Станчу восседал рядом с шофером.

– Курит что твой турок, наш Драгомир. Поэтому и высох, как щепка, и выглядит, словно его век держали в коптилке, – усмехнулся Виктор.

Войку Драгомир пропустил эти слова мимо ушей, собираясь ответить Моге, чей вопрос задел его за живое. Когда-то он работал на машинно-тракторной станции, потом – в совхозе. Но не поладил с тогдашним директором, самолюбивым, ограниченным и властным человеком…

– Разве дело было именно в этом? – спросил Мога, когда Войку окончил свой рассказ. – Подчиненные не так уж редко расходятся в мнениях с начальниками, но работать вместе продолжают. Может, тебя соблазнила возможность быть самостоятельным, ведая статистикой?

– Стоило ли огород городить! – пожал плечами Войку. – Еще недолго, и все мы будем на пенсии!

Максим Мога повернулся было к Войку, готовый к спору: вот уж хватил, заговорил о пенсии! Но в ту минуту машина остановилась на краю шоссе, и Виктор Станчу слегка наклонился к ним:

– Ребята, надо уточнить наши планы. Откуда начнем и где завершим наше путешествие? Это во-первых. Во-вторых, сегодня я ваш гид, ваш руководитель и прошу покорно оставить споры. Присматриваться, прислушиваться и только!

– Давайте начнем с Драгушан! – предложил Войку. – Это шоссе ведет прямиком к Станчу в совхоз. Увидишь, Максим, какой дегустационный зал наш друг устроил на своем винзаводе! Лучший в республике!

– Можно подумать, ты во всех уже побывал, – засмеялся Мога. – Если так, завидую тебе от души!

– Не веришь – не надо! – притворился обиженным Войку. – Только для всех важных гостей района поездка начинается с Драгушан.

– Тогда, поскольку я уже не гость, предлагаю завершить дело в Драгушанах.

Станчу оба варианта вполне устраивали. Но выбрал он последний, в знак уважения к новому генеральному директору.

– Стало быть, начнем с Боурен, – предложил он. – Директором там дама. Зовется Элеонорой Фуртунэ.

Максим Мога поднял одну бровь.

– Значит, нам бури не миновать, – улыбнулся он. – Прекрасно![5]5
  Игра слов: по-молдавски «фуртунэ» значит «буря».


[Закрыть]

– Элеонора Аркадьевна Фуртунэ, – уточнил Войку. – Муж был весьма знающим технологом. Погиб два года назад в автомобильной катастрофе. Шофер был навеселе и свалил машину в овраг… Элеонора осталась вдовой, детей у них не было. Женщина она энергичная, образованная, умна и довольно приятна. К тому же, ей всего сорок лет. Она должна тебе понравиться, честное слово!

– Правда? – проронил Мога, словно сомневаясь в сказанном. – Ты меня заинтриговал. Тем более, что я холостяк.

– У нашего Войку большой недостаток: то, что нравится ему, должно быть по вкусу всем прочим. Особенно если речь идет о женщинах, – пошутил Виктор Станчу. И добавил серьезно: – Что касается меня, держусь от них подальше. Пока ты молод, пока душа любви просят – еще куда ни шло. А потом, когда жизнь закружит в своем колесе… – Станчу устало махнул рукой. – Только любви и не хватает тогда человеку!

– Этим утром я побывал на кладбище, на могиле Нэстицы, – неожиданно признался Мога.

Станчу и Войку посмотрели на него с удивлением: до сих пор, значит, не забыл… Некоторое время прошло в молчании, словно все вернулись к пролетевшей молодости и провели с нею несколько минут.

3

Визит в Боурены окончился полной неудачей: Элеонора Фуртунэ отсутствовала, секретарь партийной организации отсутствовал, главный агроном отсутствовал, бухгалтер тоже. Дирекция была пуста. Дежурный сказал, что агроном – на винограднике, секретарь – тоже, бухгалтер уехал в Пояну. Поскольку же теперь обеденное время, все равно они бы никого здесь не застали.

– А директриса-то где? – поинтересовался Максим Мога.

– Элеонора Аркадьевна? – спросил дежурный и ответил: – Элеонора Аркадьевна уехала в Кишинев.

Максим Мога направился к машине. Бросил на ходу:

– Поехали на виноградник! Садитесь с нами, – приказал он дежурному, – укажите дорогу.

– Не надо, – вмешался Станчу, – я знаю здешние места. – И объяснил шоферу, что ехать надо прямо, а после выезда из села повернуть направо, мимо стройки нового винзавода. Максим Мога тут вспомнил, что секретарь райкома говорил ему об этой стройке – работа подвигается медленно, не хватает материалов, рабочей силы. Может, как раз за этими материалами и поехала директриса?

Вскоре позади остались последние дома, открылась панорама строительной площадки. Завод был построен наполовину. От фундамента до самого верха стены клали из красных кирпичей. Желто-красный кран недвижно возвышался в сторонке, тогда как кирпичи и цемент поднимали наверх на блоках. Было мало рабочих. Всюду громоздились кучи кирпича; поставленные в ряд зеленые цистерны тщетно ожидали, чтобы их поставили на место.

В ту минуту, когда Максим Мога в сопровождении Станчу и Войку выходил из машины, появился самосвал, нагруженный кирпичом. Шофер подъехал к одной из куч, привел в действие сваливающее устройство, и кирпичи с грохотом посыпались вниз, наслаиваясь друг на друга, раскалываясь. В несколько шагов Максим Мога оказался рядом с кабиной грузовика, из которой шофер, наполовину высунувшись наружу, следил за тем, как высыпается его поклажа, словно остатки окаменевшей лавы.

– Это как называется, парень?! – неожиданно загремел голос генерального директора, покрывая весь шум. Лицо Максима покраснело от гнева.

– А вы, товарищ, такого еще не видели? – засмеялся шофер. – Это зовется кирпичами.

Невесть откуда появился еще один молодчик, в дубленке, без шапки, с сигаретой в руке.

– С кем имею честь? – молодой человек глядел на Могу свысока, словно спрашивая: «А ну, поглядим, по какому праву ты лезешь в наши дела».

– Это Максим Дмитриевич Мога, – представил его Станчу. – Новый генеральный директор агропромышленного объединения.

– Илие Прока. Инженер-строитель.

– Инженер-строитель? – пронзил его взглядом Мога. – И допускаете такое издевательство? – показал он груды битого кирпича. – Такую бесхозяйственность?

– А почему вы сами не стали разгружать самосвал, товарищи? – насмешливо ухмыльнулся инженер. – У меня для этого нет людей! – Он поднялся в кабину грузовика, и машина рванула с места.

– Черт с ним, Максим, – пытался успокоить его Войку. – Эти ребята – из передвижной механизированной колонны; с ними надо поосторожнее, иначе соберут манатки – и ищи их свищи! Мало ли других строек, где ждут их не дождутся!

– Разве дело только в этих кирпичах? – Максим еще кипел от негодования. «Завтра на бюро попрошу обсудить этот возмутительный случай», – решил он про себя.

…Зато виноградники были в порядке, что позволило Станчу заметить:

– Вот видите, в своем деле Элеонора – отличная хозяйка. Поехали дальше. Костя, в Варатик!

Они проехали еще километров семь по дороге, змеившейся вдоль озера, с берегами, поросшими ивами и кустарником. Прилегающие поля, по-видимому, орошались: тут и там виднелись дождевальные установки, выглядевшие забытыми, брошенными как попало. Мога проводил их долгим взглядом. Потом дорога свернула, оставив слева большой, наполовину вспаханный сад, поднялась на длинный, пологий холм, после чего вступила в царство виноградников. Между казавшимися нескончаемыми рядами кустов тут и там виднелись группы рабочих, занятых подвязкой лозы. Станчу приказал шоферу остановиться возле человека, трудившегося ближе к дороге, и спросил, не знает ли он, где же их директор.

– Знаю, как не знать! – ответил рабочий, не скрывая любопытства: никак, бог послал комиссию? – Недавно здесь проезжал, а теперь, должно быть, уже в селе. Макар Митрич полдничает завсегда дома.

– Макар Митрич? – переспросил Мога; это имя показалось ему знакомым.

– Макар Сэрэяну. Не помнишь? – поспешил на помощь Войку. – Был такой у нас парнишка, совсем заморыш, но живой – огонь; по-нашему – Мэкэрел, комсомольский вожак в Варатике. Как-то на бюро мы дали ему строгача – за то, что его мать была кумой на крестинах у соседей, с которыми состояла в родстве. Теперь он директор. Институт окончил с отличием, награжден орденом Трудового Красного Знамени. Отец троих детей, один сын женат, Макар – уже дедушка. Вес его – девяносто килограммов…

– …Отца его, Митраке Сэрэяну, фашисты расстреляли в первые дни оккупации за хранение оружия и связь с партизанами. Старший брат, мобилизованный в сорок первом, всю войну сражался на фронте, брал Берлин и после Победы был председателем сельсовета. Как видишь, я тоже не все еще забыл, – с улыбкой добавил Мога. – И, если не ошибаюсь, их род восходит к армянам, бежавшим в наши места от турецкой резни. Не так ли?

– В таких вопросах лучше разбирается Рэдукану, – ответил Войку. – Уж он-то изучил историю нашего райского уголка с древнейших времен.

– Вот бы повидать и его! – воскликнул Мога. Смутное беспокойство, подобное отдаленному сигналу тревоги, коснулось вдруг сердца. Из всех здешних друзей только Рэдукану давно не встречался Максиму. Работал он учителем истории в Зоренах. Год назад Мога узнал из газет, что Рэдукану присвоено звание заслуженного учителя, и послал ему поздравительную телеграмму.

– Рэдукану – в Пояне. Лежит в больнице, – сообщил Войку. – Перенес операцию на желудке. Состояние удовлетворительное, так что мы сможем побывать у него сегодня же вечером.

Виктор Станчу повез их прямо к дому Макара. Сэрэяну выглядел в точном соответствии с описанием Драгомира Войку – среднего роста, плечистый и плотный, с могучим торсом и сильно выдавшимся вперед животом – он никогда не застегивал пиджак, стараясь хоть этим сгладить округлость фигуры. Узнав Могу, Сэрэяну растерялся и едва осмелился протянуть ему руку. Было видно, как ему неприятно, что директор застал его дома, когда работа была в разгаре.

– Здорово, Макар! – улыбнулся Мога, видя его смущение.

Сэрэяну обрел наконец голос:

– Добро пожаловать, Максим Дмитриевич. – Он зарделся, как маков цвет, начал торопливо закуривать сигарету, сделал несколько затяжек, после чего, словно школьник, застигнутый учителем, спрятал руку с сигаретой за спину.

Они стояли на улице вчетвером. Из-за спины Макара Сэрэяну лениво поднималась струйка дыма. Мога следил за тем, как она пытается образовать вокруг головы Макара подобие нимба, но подул легкий ветерок, и нимб распался. Максим невольно подумал о встреченном в тот день молодом строителе, наглом и безответственном. Уж его-то он непременно разыщет! Вспомнились также поля вокруг озера, и он спросил:

– Кому принадлежит орошаемый участок возле водоема?

Макар обронил сигарету, упавшую у самого каблука его сапога, яростно растоптал ее и лишь затем ответил:

– Это наш. Оросительные установки устарели, этой весной надеемся заменить их новыми. – Макар говорил словно через силу, неизменно ощущая тяжелый взгляд Моги.

– У вас большой сад?

– Двести гектаров. Самый крупный в районе, – несколько оживился Макар.

Но Мога тут же вернул его к прежнему состоянию:

– Зато не очень-то ухоженный. Деревья до сих пор не обрезаны.

– Не успеваем, Максим Дмитриевич, поверьте! – Макар прижал руку к груди. – Скоро наведем порядок, честное слово!

– Прошу прощения, мне надо на минутку отлучиться, – заявил вдруг Виктор Станчу. – Надо позвонить. Можно от вас, Макар Митрич?

– Да, да, прошу! – Сэрэяну заторопился в дом, сопровождаемый Станчу.

«Кому понадобилось вдруг звонить?» – подумал Мога. Но внезапно острая боль пронзила ему сердце, заставив схватиться за грудь.

Войку забрался в машину, оставив дверцу открытой, чтобы вышел табачный дым, и ничего не заметил.

4

Боль постепенно прошла, словно растаяла в груди. Мога глубоко вздохнул, почувствовав огромное облегчение. Из дома вышел Виктор Станчу; что-то, видно, вконец его расстроило, ибо на нем лица не было. Следом шагал Макар, щеки которого пылали.

– Поехали, Максим Дмитриевич! – глухо, сказал Станчу и полез в машину, сердито захлопнув за собой дверцу.

– До скорого, Макар Митрич, – попрощался Мога; он подождал, чтобы хозяин дома спустился к ним, приличия требовали, чтобы он их проводил, но Сэрэяну застыл возле двери, и Мога в недоумении направился к «Волге».

– Расскажи-ка, о чем говорил ты с Макаром в доме, почему бедняга не смел более раскрыть рта? – спросил Максим Станчу и снова невольно схватился за грудь.

– Что с тобой, Максим? – забеспокоился Войку. – Сердце?

– Все в порядке, – спокойно отвечал Мога. – И все-таки, что ты сказал Макару? – продолжал он допрашивать Станчу.

– Пару слов, лишь для его ушей! – сердито ответил Виктор. Он сидел, повернувшись слегка вправо, и сосредоточенно глядел на дорогу, с головокружительной быстротой разворачивающуюся под колесами. «Может, я и поступил с ним не по-человечески, но душа не стерпела, – думал Станчу. – Да и стыдно стало, как он мог себя так повести! Не пригласить Максима в дом! «Я не знал, что вы пожалуете, иначе бы приготовился!» – оправдывался Макар. А стол в его доме ломился от всякой вкуснятины!»

Приехали в Зорены, шофер остановил машину перед совхозной усадьбой. С Макара Виктору пришлось переключиться мыслью на Аксентия Трестиоарэ, здешнего директора. С этим нужно было держать ухо востро. Но директор отсутствовал, и Станчу сказал Моге, что искать его бесполезно, Трестиоарэ обладает даром находиться везде и всюду, но только не там, где он нужен и где надеешься его встретить.

– Если же хочешь непременно ознакомиться с положением в этом хозяйстве, можешь поговорить с главным агрономом, – сказал он Моге.

– Сегодня командуешь ты, мы же договорились, – напомнил Войку. Он заметил, что Мога хранит сосредоточенное молчание, словно чего-то ждет.

– В таком случае – за мной! – Станчу первым вернулся в машину. – Проедем через Селиште, оттуда – в Драгушаны. Заметано? – спросил он, повернувшись всем телом к сидевшим позади.

– Селиште мне когда-то нравилось, – несколько оживился Мога. – Жив ли еще старый сад с яблонями-дичками возле пруда? Или все перепахано плугом времени и преобразований?

– Жив, представь, – ответил Войку. Затянувшееся путешествие начало его тревожить: ему не нравилось состояние Максима. Разумнее всего было бы ехать прямо в Пояну. Он завел было об этом разговор, но Мога прервал его:

– Видишь ли, Драгомир, у меня такое правило: первым делом получить полную информацию на месте. Виктору я уже сказал: завтра меня должны утвердить в должности. Не мешало бы, значит, мало-мальски сориентироваться в конкретных обстоятельствах. Надо предпринять несколько вот таких рейдов. Объединение только-только начинает работу, и я должен знать, какие у нас возможности, с чем мы отправляемся в путь.

– Точно! – подтвердил Станчу.

– Видел, как идет строительство винзавода, сколько материалов там пропадает, какие потери? Ведете ли вы, в статистическом управлении, учет потерям? Нет? Но это уже другая проблема. – Максим Мога окончательно избавился от оцепенения, некоторое время владевшего им. – В ближайшем будущем объединение приступит к выполнению довольно большого объема промышленного и социально-экономического строительства. Чего мы добьемся, если будем работать в стиле тех деятелей из механизированной колонны? Во сколько все обойдется нам при таком разбазаривании материалов? Следовательно, со времени объединению придется взять на себя руководство строительством.

– Я полностью согласен с Максимом! – объявил Станчу торжественным тоном, на который Войку отозвался шуткой:

– Не можешь же ты быть несогласным со своим генеральным директором! – И добавил серьезно: – Наша статистика, к сожалению, еще не в состоянии вести точный учет таким нежелательным явлениям. Хотя им у нас и не место.