Текст книги "Таганка: Личное дело одного театра"

Автор книги: Елена Леенсон

Соавторы: Евгения Абелюк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)

Вот и все. Извините, к сожалению, я не имею права говорить долго и подробно. Я его плохо знал.

Ю. П. Любимов. Благодарю Вас, Альфред Гаррич.

А. А. Аникст. Все мы сходимся на том, что нужно уйти от того Высоцкого, который нравится обывателям и мещанам, вернее, от того, что они в нем видят и что хотели бы из него сделать. Всякий поэт где-то больше самого себя, больше собственной личности. Вот это большое нам и надо выявить. ‹…› Я бы проделал ту работу, которую уже начал Юрий Петрович. Я бы прослушал не 5, а все 15 пленок и из этих пятнадцати пленок выбрал бы те 10–15 песен, в которых выражается самое существо его, и тогда поэт сам нам скажет, что в нем сильное и слабое.

…сильное в нем то, что народ почувствовал в нем своего поэта. Именно народ. И Высоцкий потому … сыграл такую важную роль, потому он был так горячо любим, принят, встречен, потому его похороны превратились в событие для жизни народа, что он говорил о том, о чем официальная поэзия не говорит. Он говорил о той стороне жизни, которую очень точно знает и чувствует. Он говорил о всякой боли, об обидах, он говорил о том, что в жизни не получается, он говорил о том, что люди, которых, казалось бы, списали со счетов, живут и хотят жить, и живут какой-то своей жизнью. …[Надо] выявить в его поэзии… глубоко человеческое: то, что задевает струны сердца многих людей, и то, что действует одинаково и на людей, высокообразованных и интеллигентных, и совершенно не образованных и не интеллигентных, …вот тогда он встанет перед нами, как значительная величина, и тогда отойдет на второй план вопрос о том, в какой мере совершенны его песни как стихи… Вот это Высоцкий – Высоцкий, который больше того Володи, которого мы знали. Он должен таким в этом спектакле быть. Как это практически решается, не нам, конечно, решать, – это творческая фантазия Юрия Петровича, коллектива найдет к этому пути. Но на первом плане должна быть его поэзия, запечатленная в песнях, через нее надо искать, исходить. Надо найти костяк, тогда раскроется разнообразие речи, тот нерв, который ощущается всеми.

Будет ли это воспроизведение «Гамлета»?.. Может быть, и хорошо пустить занавес^[984], но только как поэта его представлять нельзя. Надо, чтобы он вырос на сцене этого театра – он был человеком этого театра, хотя он говорил какие-то свои вещи в стихах и песнях. Но говорил-то он то, что составляет основу жизни этого театра. Это был большой разговор о нерешенных вопросах нашей жизни, о том, что заставляет всех нас болеть, мучиться, чувствовать, что что-то не так и за что-то надо браться. Вот эти вот направления, мне кажется, очень важны для спектакля, чтобы он мог вырасти в поэтическое художественное явление, и вместе с тем чтобы он соответствовал тому гражданскому, гуманистическому духу, который является основой жизни Театра на Таганке.

Ю. Ф. Карякин. Ну, я могу говорить о будущем спектакле пока только на уровне мычания. Попробую определить, в какую сторону это мычание направлено. Это должно быть абсолютно неожиданное решение: не концерт памяти, не дорогое надгробие, не букет, а какое-то абсолютно неожиданное решение, которое должно быть очень точно адресовано. Может быть, я не так понял насчет обывателя. По-моему, одна из тайн Володи состояла в том, что он из обывателя умел сделать – превратить его в человека. Народ – это и есть обыватель, в значительной своей части, и в этом вся тайна. Т. е. адрес должен быть не для нас самих: вечер воспоминаний, и каждый будет умиляться, как он знал, или клясть себя за то, что пропустил, будучи близким и прочее и прочее… Нет. В Евангелии, по-моему, сказано: «Пришел не к здоровым, а к больным». Если вам удастся посредством этого спектакля, ну, хоть одного человека направить на путь истинный… Т. е. адрес должен быть, если угодно, – обыватель. ‹…› Дальше: либо не понял, либо не согласен с Юрием Петровичем… Мне кажется, эту легенду не надо разбивать…, что никто, кроме него, не мог исполнить…

В. С. Золотухин. Не «не может», а «не должен».

Ю. Ф. Карякин. А я вам на это скажу – попробуйте! Человек бегает сотку в 9 секунд, а больше никто не может.

Ю. П. Любимов. А если спектакль не пробежит, тогда не надо его ставить, лучше сразу разойтись.

В. С. Золотухин. А зачем сотку за 9 секунд бежать, как Высоцкий, – ее можно пешком пройти…

Ю. Ф. Карякин…. все равно в народе – смерть открыла нам поэта, смерть певца открыла поэта… ‹…› Я читал стенограмму. Я на прошлом Худсовете не был… Белла говорила о зияющей пустоте, не заполнимой ничем… Силуэт здания, дворца какого-то – и жуткая черная дыра. Вот это должно быть – ощущение незаменимости.

И еще об одном: мне кажется, что спектакля не может быть, не получится, если не будет конфликта,… мне нравится эта сшибка, этот контрапункт: Гамлет и вагон. Эта странническая Русь и высоты духа…

Ю. П. Любимов. Конфликт заложен в «Гамлете» – на все века, на все народы. Это конфликт вечный. Николай Робертович … и то говорил: «Как кто пишет – понимаю, про Владимира не понимаю…» Он все именно глазами хотел увидеть его стихи.

Ю. Ф. Карякин. И последнее – не забыть бы одну черту: он всегда «придуривался», якобы юродивость – это была форма существования, форма провоцирования вас на что-то, и всегда была самоирония … обязательно в этом спектакле должна быть и самонасмешка…

Ю. П. Любимов. Спасибо, Юра.

Н. А. Крымова. Я давно не была у вас в театре. А позавчера окунулась не без содрогания, в этот поток… Не знаю, как это назвать… ‹…› Духовная жажда. ‹…› И вот, погрузившись в это, я испугалась,… когда-то сказал Шкловский о Маяковском: «Поэтов убивают дважды… Судьбы эти известны…» ‹…› Мы вечером остались вдвоем с Эфросом^[985], промолчав весь день,… и потом, когда приехали на дачу, я сказала: «Знаешь, мне хочется сказать такое слово; оно совершенно кощунственное…» (Потом я то же самое прочитала у Карякина)^[986]. Это было слово «праздник». На такой высоте внутренней я никогда не была. Почти невозможно было осознать, что это дано на один день, а что с завтрашнего дня начнется другое. ‹…› Но у меня своя цель. Я хочу написать о Володе^[987]. ‹…›

То, что говорили – Валерий, Белла, – я очень с этим согласна. Надо делать произведение искусства о человеке, которого все прекрасно знали, но все его и не знали. ‹…› Я про себя думаю: в чем уникальность Высоцкого, кроме того что написано и сказано о народности героев… ‹…› Чем отличается этот поэт от, может быть, даже больших, чем он, по масштабу поэтов. Это поэт, рожденный театром^[988]. Это мое глубочайшее убеждение. Это очень серьезная вещь, потому что я говорю: и данным театром и вообще театром.

Мы не знаем, как бы сложилась его жизнь, творчество, если бы он не попал на Таганку. Возможно, примерно так бы и сложилось, не знаю. Он слишком много впитывал от всех вас. Дальше он превращался в великого блудного сына, которого вы арканами, веревками, любовью, дисциплиной, рабочими установлениями – чем угодно привлекали обратно. Он привлекался не только потому, что он здесь родился и без этого не мог. А потом уходил, и все вы становились чуть-чуть в отдаленьи… ‹…› Его все любят, и он абсолютно одинок. Он говорит за всех и, кажется, не сказал чего-то главного. Он как бы прожил очень мало, но прожил очень много. И ни один из нас в этом ему не подобен. А рожден он тут. И все, все, все ручейки ваши, каждого человека, все вошло в него. И все вы. ‹…›

В этом году я впервые попала на Ваганьковское кладбище, на котором не была много лет. Я ходила туда на похороны Есенина, девчонкой^[989]. Это поразительно, если сопоставить, что было тогда, что стало потом. Во что превратилась есенинская могила, что происходит сейчас с Володей… А тогда, во время войны, стоял маленький крест из рельсов – я покрасила его черной краской. Я поставила загородку, привела могилу в порядок. Потом я пришла, когда поставили «Гамлета»^[990], потом я перестала там бывать.

Видимо, мы должны последовать высокой поэзии Шекспира и Пастернака. Спектакль должен опираться на высоту русской поэзии вообще, на наше знание Высоцкого, на то,… что вы в отсутствие Гамлета. Мне кажется – это замечательная основа. ‹…›

Ю. П. Любимов. Спасибо… Кто еще хочет сказать?

А. С. Демидова. Вы говорили об опыте поэтических спектаклей – мне кажется, что он будет мешать. Эти спектакли себя исчерпали, они кончились. Нужно говорить о том, какой ценой он пришел к бессмертию. Пропаганда, конечно, не нужна. Но и о срывах, о резкостях умершего говорить не нужно. Нужно говорить о своих тупиках: о сорокалетних, которые ищут и уперлись в стену.

«Гамлет» – очень хорошая идея: трагическое ощущение, не высказанное словами, то, что ощущается внутренним слухом. Это в «Гамлете» есть и это нужно.

Ю. П. Любимов. Поэтические спектакли не кончились. Просто будем искать новые формы. Опыт не может быть в тягость. В тягость может быть только штамп.

Спектакль пойдет своей колеей – как у Володи есть такая песня «Важно только идти по своей колее»^[991]. ‹…›

Б. А. Мессерер^[992]. Какова интрига спектакля? … Жизнь поэта. Юрий Петрович уже испытал столкновение, когда Володя просил роль Гамлета. Он рвался к вершинам поэзии. Контраст между Гамлетом и самой поэзией Высоцкого. Вот уже и конфликт. В этом уже заложена интрига.

Встает другой вопрос: как соединить несоединимое? ‹…›

Весь путь его очевиден – вы можете его только подтвердить еще раз. Выбор Гамлета – абсолютно точное решение для канвы. А мы можем участвовать только в создании связок – вот в этом мы можем помочь. И Белла права: не нужно лишней сентиментальности, которую могут дать личные воспоминания близких, друзей – вот и от этого мы тоже можем предостеречь. ‹…›

А. А. Вознесенский. Гамлет – вагон – это очень остро и точно, я помню, Юрий Петрович, что Вы в нескольких словах говорили о Гамлете. Действительно: смерть показала, что он [Высоцкий] был связан не с толпой, а с народом. И должна быть масштабность, которая есть в Гамлете. Заземленность, сантимент, по-моему, тоже нужен. ‹…›

Ю. П. Любимов (Антипову). Феликс, ты будешь говорить? (Боровскому) Давид?

Д. Л. Боровский. Важнее всего, мне кажется, знать, чего в этом спектакле не должно быть.

В. С. Золотухин. Вот говорили, что сантимента не должно быть – и мне так кажется, – а Андрей сказал, что должен быть…

Д. Л. Боровский. Прежде всего должна быть Россия и – Гамлет. Гамлет мне представляется – как, а вот как передать Россию… это и просто, и трудно.

Я еще хочу сказать о другом: зачем все чаще и чаще, даже в объявлениях, стало появляться слово «музей»? Есть хорошее слово «архив», все, что театр собирает, это и есть архив. А собирать о Высоцком все, что только возможно, обязательно нужно.

П. М. Леонов. Можно и не называть музеем, но материалов к нам поступает несметное количество. Люди присылают стихи, письма, все это нужно разбирать и все это мы хотим сохранить. А как назвать – музей или архив, клуб даже, – это не имеет значения.

Н. Л. Дупак. Я, к сожалению, не присутствовал на предыдущем худсовете. Все, что предлагали сегодня, мне безумно нравится. Надо говорить в спектакле очень серьезно, по-настоящему, с болью. За 17 лет разное бывало, но за этой энергичной оболочкой был яркий представитель интеллигенции, «герой нашего времени» – наш современник, обладавший и талантом, и мировоззрением.

Если бы судьба не забросила его на Таганку, он бы жил, вероятно, по-другому и еще остался бы, может быть, жив, и мы бы не обсуждали этот спектакль сегодня. ‹…›

28 июля^[993] был всенародный «праздник скорби»… Это была вершина его творческого взлета. Сейчас – новая волна.

В. С. Золотухин. Он ушел вовремя. Когда он был еще для всех очень вкусен. Это важно: уйти, когда всем от тебя вкусно.

[обрыв]^[994].

К весне 1981 года в Главное управление культуры была подана заявка о включении спектакля о Владимире Высоцком в репертуарный план театра. Вместе с ней был послан сценарий. Тексты Высоцкого, которые должны были войти в спектакль и прозвучать со сцены в годовщину смерти поэта, отправлялись для утверждения в Главлит.

Чтобы избежать препятствий со стороны чиновников, в сопроводительных бумагах от театра подчеркивалось: 25 июля 1981 года на Таганке пройдет не спектакль, а «вечер коллектива театра».

Начальнику Главного управления культуры исполкома Моссовета тов. Анурову В. С.

108

17 апреля 1981

Уважаемый Виталий Семенович!

Руководство театра убедительно просит Вас утвердить в репертуарный план театра на сезон 1981–1982 гг.

1. Спектакль, посвященный памяти В. Высоцкого.

Постановка – Ю. Любимова Режиссер – Б. Глаголин Художник Д. Боровский.

Июль 1981 г.

‹…›

Директор театра Главный режиссер театра

Н. Л. Дупак Ю. П. Любимов^[995]

Начальнику Главного управления культуры исполкома Моссовета тов. Анурову В. С.

203

8 июля 1981

Уважаемый Виталий Семенович!

Направляем Вам для ознакомления тексты, которые будут использованы на вечере коллектива театра 25 июля с. г. в годовщину смерти Владимира Семеновича Высоцкого.

Директор театра Главный режиссер театра

Н. Л. Дупак Ю. П. Любимов^[996]

Начальнику Главного управления культуры исполкома Моссовета тов. Анурову В. С.

208 а

15 июля 1981

Уважаемый Виталий Семенович!

Направляем Вам для ознакомления дополнительные тексты, которые будут использованы на вечере коллектива театра 25 июля с. г. в годовщину смерти Владимира Семеновича Высоцкого.

Первый вариант текста был направлен Вам театром в приложении к письму № 203 от 8 июля с. г.

Просим Вас направить тексты в Главлит СССР.

Директор театра Главный режиссер театра

Н. Л. Дупак Ю. П. Любимов^[997]

Пока театр переписывался с Главком, направлял текст композиции и прочее, в высших партийных органах тоже шла переписка:

Штамп: ЦК КПСС 13 июля 81 28610 подлежит возврату в общий отдел ЦК КПСС

Комитет Государственной безопасности СССР Секретно

37-04 (от руки)

13.07.81 г. № 1747-А

0 возможных антиобщественных проявлениях в связи с годовщиной смерти актера Высоцкого

По полученным от оперативных источников данным, главный режиссер Московского театра драмы и комедии на Таганке Ю. Любимов при подготовке нового спектакля об умершем в 1980 году актере этого театра В. Высоцком пытается с тенденциозных позиций показать творческий путь Высоцкого, его взаимоотношения с органами культуры, представить актера как большого художника-«борца», якобы «незаслуженно и нарочито забытого властями».

Премьера спектакля планируется 25 с.г., в день годовщины смерти Высоцкого.

В этот же день неофициально возникший «Комитет по творческому наследию Высоцкого» при Театре на Таганке (Ю. Любимов, администратор В. Янклович, художник Д. Боровский, актер МХАТа В. Абдулов и другие) намеревается провести мероприятия, посвященные памяти актера в месте его захоронения на Ваганьковском кладбище в г. Москве и в помещении театра по окончании спектакля, которые могут вызвать нездоровый ажиотаж со стороны почитателей Высоцкого из околотеатральной среды и создать условия для возможных проявлений антиобщественного характера.

Сообщается в порядке информации.

Председатель Комитета Ю. Андропов

На левом поле рукой Суслова надписано:

Тов. Зимянину, Шауро, Дементьевой

Прошу ознакомиться

Подпись: М. Суслов

На нижнем поле:

В архив

Копии направлены тт. Шауро В.Ф., Дементьевой Р. И.

Далее нрзб.

14.07.1981^[998]

15 июля 1981 г., после очередного прогона спектакля, состоялось заседание Худсовета. Оно проходило в квартире у Ю. П. Любимова. Стенограмму этого заседания театр выслал в Главное управление культуры. Возможно, комплиментарный характер многих выступлений был связан не только с достоинствами спектакля, но и с необходимостью его защищать.

Стенограмма заседания Художественного совета обсуждение репетиций поэтического представления «Владимир Высоцкий»

15 июля 1981 г.

Ю. П. Любимов. Для начала разговора я могу сказать, что… я действительно сегодня вместе с вами и нашими актерами смотрел вещь первый раз. Так получилось. Я нарочно прогнал весь спектакль целиком сегодня, не посмотрев раньше, потому что все это трудно. Человек умер. Дистанция, если можно так говорить, со дня его смерти короткая. Мне интересны ваши советы в смысле отбора песен и стихов ….

Я понимаю, что надо сокращать, чувствую провисы, длинноты, сбой темпа. Поэтому я сейчас с вами на равных. Был момент, когда актеры просто устали, разошлись музыкально и от этого скисли. Начали они хорошо, потом был сбой. Но, очевидно, здесь есть порок в монтаже материала. Прошу вас высказать свое мнение.

Б. Ш. Окуджава. Мне было бы интересней говорить в обстановке официальной и сказать в пользу вечера слова, может быть, горькие, в какой-то степени острые. Но так как здесь другая обстановка…

Ю. П. Любимов. Не волнуйтесь. Все это очень и вполне официально, потому что положение на сегодня такое, что мне предложили это провести у себя дома, на квартире. Зачем же скрывать распоряжение начальства…

Б. Ш. Окуджава. На меня поэтическое представление произвело большое впечатление. Меня это очень взволновало. Но я не могу не сказать, что вещь несколько растянута. Начинается какое-то повторение, наступает момент, когда что-то нужно убрать.

Высоцкий – это крупное явление в нашей культуре. Он достоин не только такого спектакля, а каких-то слов и действий более значительных, и этому придет свое время. Замечательно, что вы первыми это сказали и сделали. Мы еще до конца не познали это явление и не знаем, как его квалифицировать до конца, полностью.

Самое важное тут для меня вот что. Существуют два взгляда на вещи. Если отталкиваться от поговорки «Не выносить сор из избы» (некоторые считают, что выносить его не нужно), то я придерживаюсь иной точки зрения. Я считаю, что нужно выносить как можно больше и как можно раньше, потому что, если сора накопится очень много, тогда придется силой захватывать чужую избу, так как в своей жить будет невозможно.

Я думаю, что Высоцкий относится к той категории людей, истинных патриотов, … которые считают, что нужно избу от сора очищать. Он был личностью страдающей. Мы живем в современном обществе, но грандиозное количество несовершенств не позволяет о них молчать – о них нужно говорить. Я думаю, что в этом и заключается истинный патриотизм.

Недавно один крупный деятель культуры … сказал, что ваш спектакль не воспитывает борцов. Вот такая претензия. А я сказал, что нужно воспитывать не борцов, а людей, любящих Родину, и тогда из них получатся замечательные борцы в трудную минуту, а если воспитывать борцов, то получаются автоматы и неизвестно, в кого они будут стрелять.

Я думаю, что Высоцкий имел совершенно точный прицел, и то, что он делал и будет продолжать делать, это самое лучшее в … нашей культуре.

Вам виднее по ходу работы, что нужно сделать, чтобы довести спектакль. Какие-то части сократить, снять, потому что они повторяют друг друга.

Ю. П. Любимов. Что именно Вам бросилось в глаза в смысле повтора, растянутости?

Б. Ш. Окуджава. Начало меня захватило, напряжение все усиливалось, не помню, до какого момента, потому что был захвачен эмоционально. А потом в середине наступил какой-то провал. Во второй половине, очевидно, нужно сократить, потому что уже все ясно, его устами все сказано, и началось повторение.

Но конкретно мне сейчас говорить трудно. ‹…› Я очень эмоционально все слушал и смотрел, не записывал, не делал конкретных заметок.

Вот и все. Низкий поклон и большое спасибо.

А. А. Аникст. Я думаю, что не буду оригинален, сказав, что спектакль всех, кто его видел сегодня, глубоко взволновал.

Этот спектакль является, в сущности говоря, выполнением долга театра перед одним из своих главных работников, главных создателей этого театра. Но значение этого спектакля гораздо больше. Все увидели год тому назад^[999] то, что даже не предполагали в такой степени, – что Высоцкий стал поэтом масс, поэтом народа. И спектакль, который создал театр, является как бы данью этому всеобщему интересу и, скажу больше, – любви, которую в широчайших кругах вызвали песни и поэзия Высоцкого. Театр подготовлен к такой работе своими предшествующими поэтическими спектаклями. Это не первый спектакль такого жанра. Но в данном случае речь шла о том, чтобы создать спектакль о поэте-песеннике.

Мне кажется, что в целом спектакль получился в высокой степени удачным.

Прежде всего, в нем со всей явностью встает вся значительность содержания песенной поэзии Высоцкого. Мы видим, что это был поэт,… захватывающий в орбиту своего творчества те явления, которые считались как бы недостаточно поэтичными, а он поднял их на высоту, достойную поэзии… Он был художник жизни, художник правды. Он был поэт, который ставил большой, может быть, самый большой – нравственный вопрос нашего времени. И мы слышали, с какой силой звучит этот вопрос в его стихах. ‹…›

Это спектакль о человеческом благородстве, о мужестве, о способности человека говорить правду всегда, каковы бы ни были обстоятельства. Это спектакль о той победе, которую одержал Высоцкий. Но вместе с тем мы чувствовали и знаем, какую огромную цену он заплатил за эту победу, какие страдания, муки, трудности он переживал как поэт. ‹…›

И еще одна сторона этого создания Любимова заключается в том, что творчество Высоцкого ставит, кроме крупных нравственных вопросов, вопрос философский, вечный, всех нас глубоко волнующий, – вопрос жизни и смерти. ‹…›

Нас просили … увидеть… недоработки, недостатки и сказать о них сегодня.

Прежде всего, я скажу о том, что текст не всегда четко и ясно был слышен. Хотелось бы, чтобы каждое слово Высоцкого до нас доходило. Оно иногда пропадало: то дикция актеров была нечеткой, то говорили тихо, то напротив – слишком громко. ‹…›

Что касается музыкальной стороны спектакля, здесь тоже увлечение звуком и ритмом иногда приводило к тому, что мы не слышали песню в целом. Над этим тоже надо поработать.

Я присоединяюсь к мнению Булата Окуджавы, что кое-что нужно сократить. Сейчас по общему впечатлению трудно сказать: «Уберите эту песню, уберите ту», но чувствуется, что некоторые стороны творчества Высоцкого можно представить двумя-тремя песнями, но не пятью – это будет перебор.

Хочется, чтобы театр поработал над тем, чтобы сделать [спектакль] более компактным, более четким по своей выразительности.

Нет сомнения в том, что этот спектакль … получит большой резонанс. Потому что пока Высоцкий не издан, не воссоздан, не представлен. У многих о нем однобокое представление, а здесь дана … широкая картина творчества этого замечательного представителя нашей художественной культуры.

Я поздравляю театр с тем, что он решился на создание такого спектакля.

Я глубоко уверен, что при всех трудностях, которые могут быть на пути утверждения спектакля, он все-таки получит путевку в жизнь. Этого заслуживает, прежде всего, сам Высоцкий, и этого заслуживает та большая, трудная работа, которую Юрий Петрович провел с коллективом.

Б. А. Можаев. Главное уже сказано. Повторяться не хочу. Нужно сказать, что спектакль есть, спектакль удался и спектакль уже теперь, при первой его демонстрации, как говорится, в сыром виде, обладает необыкновенно мощной эмоциональной силой воздействия. Я был буквально ошеломлен первыми сценами и сидел в необыкновенном напряжении вплоть до военных сцен, в которых это напряжение меня несколько отпустило и даже показалось, что эти сцены несколько проигрывают. ‹…› …порой бывает так, что человек не участвовал в войне, но оказался более сильно изобразившим и прочувствовавшим ее, чем те, кто был участником войны. ‹…›

Хочется сказать о том, что в этом спектакле, очень мощном, эмоционально насыщенном, глубоком … впервые в таком обрамлении, в такой хорошей оркестровке, в полный голос заговорил сам Высоцкий. И мы, так много слышавшие его песен, читавшие его стихи, в такой мощной концентрации вдруг почувствовали силу поэта, его необыкновенную многостороннюю творческую деятельность, охватившую удивительно многие явления нашей жизни.

Конечно, крупный поэт – это, прежде всего, судьба! И здесь видна судьба. Судьба поэта определяет в конечном итоге все: и его удивительный почерк, … его взгляд,… судьбы своего поколения и даже традиции, которые он перенял и передал дальше. Поразительно!

Традиционные образы русской поэзии, связанные с понятием родины, святы для всех нас, они зазвучали необыкновенно свежо в таких песнях, как о доме, колее, о конях. И голос его поколения вдруг ожил, зазвучал со всей напряженностью, поразительной юношеской виноватостью за то, в чем он невинен и в чем бессилен принять участие, чтобы исправить, направить в другое русло. Это боль от бессилия… ‹…›

В этом спектакле сильно и мощно звучит и тема Родины, и все несчастья, которые приходится переживать; бояться говорить об этом нечего, потому что люди, говорящие об этом, желают своей Родине только добра. Болевые моменты нашего бытия, «недостатки»,… о которых мы читаем в прессе,… вынуждают нас говорить о них только с одной целью – чтобы исправить… В этом смысле спектакль, в котором так горячо, так страстно звучит живой голос Высоцкого, несет необыкновенно мощный, гражданский заряд. Это надо только приветствовать.

Судьба поэта выразилась в спектакле через его архитектонику, в построении… Чувствуешь, что все еще близко, что смерть еще стоит за порогом, что душа наша изнывает от боли, замирает сердце. От этого спектакль еще сильнее действует на наши души.

Здесь уже говорили, что нужно что-то сократить. Я думаю, что Юрий Петрович чувствует это сам. Есть некоторые связующие места между песнями, их можно подсократить; есть какие-то детали, связки, которые требуют уплотнения. А так – спектакль чрезвычайно сильный. Этим спектаклем мы должны гордиться, должны благодарить Юрия Петровича за то, что нам была предоставлена возможность его посмотреть. Высокое Вам спасибо.

С. П. Капица^[1000]. После того, что сказано, трудно добавить что-либо существенное. То, что мы все сегодня здесь увидели, произвело на меня глубокое впечатление. ‹…› Высоцкий – поразительно разнообразный и большой поэт и художник. И сейчас действительно, как здесь было сказано, еще недостаточна дистанция, с которой мы можем рассматривать это явление. …хотелось бы взять многое. ‹…›Самое важное – морально-этические проблемы, которые Высоцкий поднял…

То, что он сам не пережил войны, но коснулся ее в своем творчестве, это важно, но представляется мне наименее выразительной частью спектакля…

Теперь об одной теме, которая получилась у вас крепко, – о теме смерти. Получилось так, что Высоцкий перед своей кончиной – поэты России кончают свою жизнь рано, и в этом смысле Высоцкий разделил судьбу многих – ясно и выразительно пел о смерти. Было ли это предвидением, предчувствованием, острым чувством трагического – я не знаю, но … мне представляется не это существенным ….

Мне кажется, что для нас Высоцкий важен как живой художник, и сегодня мы слышали его не как певца,… которого уже нет, а как певца сегодняшнего дня. ‹…›

Громадное вам спасибо за то, что вы сделали. Дай бог, чтобы этот спектакль жил и нес слово Высоцкого. Это нам так дорого сейчас!

М. П. Ерёмин. Я хотел было с места после Вашей реплики, Юрий Петрович, что Вам предложено поставить это на квартире, спросить кое о чем…

Сейчас передо мной хорошо говорил Капица, и все само собой разумеется: спектакль удался, Высоцкий был человеком, достойным увековечения его на сцене.

Год прошел с тех пор, как его похоронили, а несколько лет прошло с тех пор, когда наиболее чутким людям было совершенно ясно, что это явление не всерусского масштаба только, но поскольку всерусского, то, значит, и мирового. А те, кто не задавался этим вопросом, они просто страдали, плакали над песнями, слушали. И мы все сейчас себя чувствуем как провинившиеся ученики…

Юрий Петрович, те, которые порекомендовали Вам сделать это у себя на квартире, вспомнили бы, что на Мойке 19 января 1837 года тоже случилось нечто необыкновенное, не предусмотренное начальством!

Да, нужно отойти на расстояние, как говорил Борис Андреевич, – большое видится на расстоянии. Но эти стотысячные толпы вовсе не нуждались в этом отходе, а просто шли проститься и этим голосовали за поэта!

Я думаю, что этот спектакль не просто долг перед театром, перед светлой страдающей личностью Высоцкого. Это – трагедия, и надо играть это как трагедию, как они и играют. Тон взят правильный.

Я считаю, что тема смерти звучит в финале совершенно закономерно. Без этого нет Высоцкого и нет спектакля. С этой точки зрения – тут я перейду на деловой тон – я думаю, что спектакль тематически не ощущается резко с момента, когда вы погружаетесь в быт, когда идет сугубо приблатненная часть. Сильные первые такты начала спектакля, интересная средняя часть середины и завершение – высокая патетическая нота. Я думаю, что в середине здорово поет Антипов про заграницу, Бангладеш и т. д. – это великолепно, но, может быть, здесь и пойти на некоторое ужимание…

Ю. П. Любимов. Вы, наверное, мало за границу ездили, иначе поняли бы полнее смысл.

Б. А. Можаев. Это пошел уже Зощенко нашего времени. ‹…›

М. П. Ерёмин. Да, но Зощенко не успел впрямую сказать о своей трагедии, а Высоцкий успел. Я не против этого, я высказываю свое мнение, что в середине спектакля, когда идет некоторое бытовое понижение, может быть, тут и посмотреть внимательней. Это мое личное мнение и только.

И еще одно маленькое замечание. Может быть, в песне о баньке не надо бы Золотухину подпевать.

Б. А. Можаев. Наоборот. Хорошо. Они вместе пели часто, и в кино хорошо подпевали.

Ю. П. Любимов. А я думаю, что Золотухин даже мало подпевал. Он даже не сказал фразу: «Мы часто пели вдвоем».

М. П. Ерёмин. В заключение нужно сказать, что это прекрасный спектакль, потрясший нас. ‹…› Спектакль пойдет.

Б. А. Можаев. Ничего такого нет, что нужно было бы вытягивать.

М. П. Ерёмин. Да, спектакль полный.

К. Л. Рудницкий^[1001]. Откладывать это дело нельзя, потому что с Высоцким происходит очень странный феномен. Мне кажется, что такого никогда еще в истории не было. Сейчас Высоцкий, без преувеличения, самый популярный в народе современный поэт. Нет никакого достойного имени, которое могло бы быть в этом смысле с его именем сопоставлено. И в то же время это поэт, еще не изданный. Это поэт-певец, пластинки которого очень немногочисленны, и фирма «Мелодия» издает далеко не лучшие его вещи.

Я благодарен – начну с простой вещи – вашему театру и спектаклю за то, что многие тексты Высоцкого, хотя мне казалось, что я его хорошо знаю, я услышал впервые. Например, совершенно гениальное стихотворение про сон, по-моему, одно из редких замечательных стихотворений, прозвучавших в этом спектакле^[1002].