Текст книги "Таганка: Личное дело одного театра"

Автор книги: Елена Леенсон

Соавторы: Евгения Абелюк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)

Особый случай? Инвалид Отечественной войны, одноногий, с пятью детьми, был уволен с работы. Отобрали у него лошадь, мальчика этого, который для него был всем, и его инвалидной коляской, и его работой, всем – а за сопротивление у него даже огород отрезали. Этот случай очень известный, удивительно повторяющий случай Федора Кузькина. (Аплодисменты.)

Ю. П. Любимов. Я расстроен, Константин Васильевич [Воронков], уважаемый. Зачем создана такая страшная атмосфера и столкнули людей искусства с людьми, которых мы глубоко ценим и уважаем. Это неправильно. Это абсолютно неправильно. ‹…› А делаем мы с вами одно общее дело. Вы опять поделили зал на «ваших» и «наших». ‹…› …может, где-то соленого много – имелись в виду частушки народные. Вы знаете – все вы люди взрослые, – частушки бывают и не такие. Помните знаменитую о борьбе за мир: «С неба звездочка упала… и попала… хоть бы все там оторвало, лишь бы не было войны». И все поют, и все хохочут, так что здесь еще тактичные частушки. ‹…› …вы учтите, дорогие люди, мы уже 8 лет это сдаем. А получаем только по шее… Что нами движет? Выгода? Что мы с Можаевым, вредители, хотим вредить, записываем Кузькина в советское общество насильно? Да если бы было много таких Кузькиных, нам было бы значительно легче. Это же несерьезно. Мы с Можаевым не хотим вас обижать, но мы же что-то понимаем в своем деле. Разве можно сравнивать таблетку с «Кузькиным»? Таблетку пососут и выплюнут, чтобы легче стало, но не вылечатся. ‹…›

Вы рисуете примитивные схемы, далекие от жизни и от искусства.

Потом вы, может быть, измените свое мнение. Верю, что это глубоко честное произведение. Ведь здесь происходит очередное беззаконие. (Аплодисменты.)

Мало того, что издано 300 тысяч экземпляров, нас заставили специальную пьесу писать. Мы дали пьесу. Поставили «Лит». Кого-нибудь это убедило? Нет.

Пришел Можаев, я. И сугубо городские люди после каждой страницы учили Можаева, как нужно правильно писать о деревне. По каждой странице – выбрасывали, вставляли другое. Цензура разрешила, а вы запрещаете. Реплика из зала. Можно по существу?

Ю. П. Любимов. Спектакль может идти по всем советским законам, а он не идет, поэтому я чувствую, что будет другая инстанция^[859]. Но мы это делаем и будем делать. Тут я приложу все усилия, как и все 8 лет, чтобы он пошел. Я оптимист… Успокойтесь. А спектакль пойдет, очень скоро пойдет! (Продолжительные аплодисменты.)

К. П. Калинин^[860]. Я беру на себя смелость выступить здесь только потому, что я всю свою жизнь отдал сельскому хозяйству. Я не родился заместителем министра, больше 30 лет работал директором совхоза, зоотехником совхоза на центральной усадьбе, затем директором, затем вот… в аппарате министерства.

Все эти годы, все эти невзгоды, которые вы видели на сцене, я их перестрадал, я их знаю. В эти годы сельское хозяйство работало очень трудно. Мучительно становилось на ноги и все-таки стало на ноги. Были разные в нем люди, были и такие, о которых очень талантливо рассказал коллектив театра. Им надо отдать должное и за это поблагодарить. Но, товарищи, что из себя представляли председатели тех годов, которые показаны? Большинство из них – это были полуграмотные люди с четырьмя классами образования. Могли среди них быть и такие, которых вы видели на сцене. Да, они были. Но типично ли это явление для нашего хозяйства? Да нет же. Нет. (Хохот в зале.)

Подождите смеяться. ‹…› Да тот, кто бывал на колхозных собраниях хоть один раз в те годы, он никогда не поверит в то, что было на сцене, потому что так никогда не было. Если бы вы были на таком собрании, вы бы видели, как коллектив отнесся бы к этому делу. Этого председателя растерзали бы на куски, потому что каждый из них знает, что он может попасть в такую же коллизию. ‹…› Нет. ‹…› Я глубоко убежден, искренно убежден, что так быть не могло. Поэтому так, как было на сцене… это не годится. Так не могло быть. Это неправда.

Голос из зала. Это правда. (Шум в зале. Любимов успокаивает людей.)

Председатель. Юрий Петрович, разрешите нам вести собрание. Сегодня проводит обсуждение не Юрий Петрович, а мы. Я еще раз обращаюсь с просьбой и еще раз хочу подчеркнуть – мы пригласили сегодня деятелей сельского хозяйства. Я подчеркиваю, мы хотим в аудитории сельского хозяйства обсудить этот спектакль. Поэтому я обращаюсь к деятелям сельского хозяйства высказать свое мнение.

Всеволод Воронков. Я в течение нескольких лет [работал] на Тамбовской машинно-тракторной станции. По решению Сентябрьского 53-го года пленума ЦК КПСС направили на работу в сельское хозяйство. Правда, некоторое время я уже не работаю в… сельском хозяйстве, но хотел бы сказать пару слов. По-честному, я не знаю, нужно ли обязательно обсуждать эту пьесу и этот спектакль только с работниками сельского хозяйства. (Аплодисменты.) Конечно, если театр собирается выезжать с этим спектаклем по сельским местностям и ставить его для людей ‹…› интересующихся только сельскохозяйственной темой… ‹…›.

…мне кажется, вопрос не об этом. Вопрос – ставить пьесу или не ставить, …говорить ли правду или не говорить о том, что было. ‹…›

Вот мой сын, например, не знает того, что видел я, приехав в 1953 году в этот сельский район Тамбовский. ‹…› Я ему рассказываю, потому что я считаю, что это ему помешает делать те ошибки, которые делаем мы. Мы – я имею в виду всех нас. К моему глубокому сожалению, если бы здесь в нашем зале не присутствовали эти самые Гузенковы, которые, как кто-то из зала сказал, по его мнению, отсутствуют… Если бы у нас вообще не было бы элементов бюрократизма, который еще так велик…

‹…› …были большие победы, мы ими гордимся. Но они были бы еще большими, если бы мы не делали ошибок. Если бы каждый из нас на своем посту, где бы он ни работал, не важно, сельское ли это хозяйство или другая какая-нибудь область… Если бы он по-честному на всех собраниях (а я был на всех собраниях Тамбовского района) выступал с принципиальной критикой действий тех председателей и тех зажимов и того произвола, который творится…

Нам-то что? Мы приехали из Москвы и мы там кое-что сделали в этом смысле. А местные, простите, не выступали. Местные боялись выступать, потому что они там жили, у них там могилы дедов. Куда там? Он руку потянет, его тут же чего-то лишат. Если мы не будем обращаться к тому, что было, затем, чтобы научиться на наших же ошибках, мы будем медленнее двигаться вперед. И мне кажется, пьеса и сам спектакль не о сельском хозяйстве, а о правде, о принципиальности, о том, чтобы мы были настоящими большевиками. (Продолжительные аплодисменты.)

Председатель собрания. Я от всего сердца благодарю товарищей, которые здесь выступили. Большая благодарность всем, кто принял наше приглашение и участвовал в просмотре. Юрий Петрович, передайте самую высшую благодарность актерам. Они сегодня великолепны. Большое спасибо. На этом сегодня закончим.

Несмотря ни на что, театр продолжал борьбу:

18 декабря 1978 г.

Глубокоуважаемый Константин Устинович!^[861]

Примите мои искренние поздравления с избранием Вас членом Политбюро ЦК нашей партии!

Хочется также от всего сердца пожелать Вам в наступающем Новом году крепкого здоровья и доброго счастья!

Может быть, не совсем удобно, поздравляя Вас, тут же изливать свои жалобы, но к этому вынуждает меня упорное нежелание Министерства культуры СССР и его руководителя П. Н. Демичева дать разрешение на спектакль «Живой», давно подготовленный нашим театром. Снова возбудить этот вопрос я решил после изучения решений Июльского пленума ЦК КПСС, а особенно после внимательного прочтения воспоминаний Леонида Ильича о целине^[862]. По существу, в его книге ставятся те самые проблемы, которые попытался отобразить театр в своем спектакле. Позиция, занятая тов. П. Н. Демичевым, непонятна. Ведь сам он в присутствии группы писателей и артистов заявил, что с политической точки зрения спектакль не вызывает сомнений. Почему он затем изменил точку зрения и запретил спектакль, я не знаю. Ссылки же его и его заместителей, что они сами готовы были разрешить спектакль, но опасались реакции «сверху», теперь, после Июльского пленума ЦК и выхода в свет воспоминаний Л. И. Брежнева, мне кажутся неосновательными.

Надо учесть и то, что повесть Б. Можаева «Живой», по которой поставлен спектакль, выдержала уже несколько изданий, последнее в этом году. Повесть разошлась сотнями тысяч экземпляров и никто из нас в театре не может понять, почему нельзя осуществить спектакль по произведению, проникнутому искренней мыслью об устранении недостатков на селе, к чему неустанно призывает нас тов. Л. И. Брежнев.

Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что здесь играют роль определенные личные антипатии тов. П. Н. Демичева к режиссеру и к писателю, что мешает ему в деловом духе решить вопрос о спектакле. Может быть, также тов. П. Н. Демичева задевает то обстоятельство, что, когда возникает конфликт или недоразумение между ним и театром, я обращаюсь выше. Но спрашивается, куда же еще мне обращаться за помощью, как не к Вам и к Генеральному Секретарю ЦК нашей партии!

Опыт научил меня, что именно обращаясь выше, я и получал нужную поддержку.

Дорогой Константин Устинович!

В коротком письме невозможно рассказать о всех тех вопросах, которые мешают нормальной работе театра и которые могли быть легко решены при деловом подходе. Если бы у Вас нашлось время, чтобы принять меня, я мог бы более обстоятельно изложить наболевшие нужды Театра на Таганке.

С уважением

Ваш Ю. Любимов

С точки зрения Министерства культуры история спектакля «Живой» выглядела так:

Подотдел писем общего отдела ЦК КПСС: 29 января 1979

ЦК КПСС

О работе Московского театра драмы и комедии на Таганке над спектаклем «Живой»

В соответствии с поручением Отдела культуры ЦК КПСС Министерство культуры СССР докладывает о работе Московского театра драмы и комедии на Таганке над спектаклем «Живой».

В 1968 году режиссер Ю. П. Любимов подготовил спектакль «Живой» по пьесе Б. Можаева, написанной автором на основе его повести «Из жизни Федора Кузькина» (Новый мир. 1966. № 7).

В повести Б. Можаева, подвергнутой в свое время резкой критике в печати, в предельно мрачных красках нарисована безотрадная картина послевоенной деревни и на этом фоне показана тяжелая судьба рядового колхозника, бывшего фронтовика, оказавшегося жертвой беззакония и произвола должностных лиц.

Свойственные повести Б. Можаева односторонность и предвзятость с еще большей очевидностью проявились в пьесе и особенно в спектакле, где внимание заострено главным образом на теме беспросветной нищеты, моральной деградации личности, полнейшей безысходности. Ни автор пьесы, ни театр не поднялись до понимания и глубокого художественного анализа подлинных причин трудностей в деревне той поры, не увидели и не отобразили громадной работы, проделанной КПСС и Советским государством по подъему и развитию сельского хозяйства в первые послевоенные годы.

В марте 1968 года состоялся просмотр спектакля, в ходе которого были высказаны серьезные критические замечания по поводу идейной направленности спектакля. Главным управлением культуры Мосгорисполкома спектакль не был принят.

В январе 1973 года по просьбе руководства театра состоялся вторичный просмотр спектакля, на котором присутствовали т. Фурцева Е. А., заместитель Министра культуры СССР т. Воронков К. В., члены коллегии, начальник Главного управления культуры Мосгорисполкома т. Покаржевский Б. В. и др. На обсуждении отмечалось, что Ю. П. Любимов не учел ранее высказанных критических замечаний и советов и что концепция произведения по-прежнему вызывает принципиальные возражения. Спектакль не был разрешен для показа.

В 1975 году Ю. П. Любимов вновь поставил вопрос о выпуске спектакля «Живой». В связи с этим был организован общественный просмотр спектакля с участием писателей, представителей театральной общественности, работников министерств сельского хозяйства СССР и РСФСР, редакции газеты «Сельская новь», председателей и директоров ряда подмосковных колхозов и совхозов. На состоявшемся 24 июня 1975 года просмотре и обсуждении, в ходе которого высказывались неоднозначные суждения, в целом возобладало мнение о неправомерности и неубедительности предлагаемых авторами спектакля художественных решений. Работа драматурга и театра была признана неудачной. Тт. Любимову и Можаеву в Министерстве культуры СССР были даны соответствующие разъяснения.

Министерство культуры СССР считает, что в настоящее время возвращаться к вопросу о выпуске спектакля «Живой» нецелесообразно. За истекшее время его идейно-художественная концепция не претерпела изменений. Содержащаяся в нем явная попытка спроецировать ошибочные представления и взгляды автора пьесы и режиссера на положение дел в современной деревне, где произошли огромные позитивные изменения после мартовского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС, была бы истолкована как возврат к тем негативным тенденциям в освещении советской действительности, которые получили четкую оценку на XXIV съезде КПСС.

Первый заместитель Министра

культуры СССР

Ю. Я. Барабаш

Отдел культуры ЦК КПСС поддержал решение Министерства:

№ 268546 ЦК КПСС

В ЦК КПСС поступило письмо главного режиссера Московского театра драмы и комедии т. Любимова Ю. П. с просьбой оказать содействие в выпуске спектакля «Живой».

Первый заместитель Министра культуры СССР т. Барабаш Ю. Я. доложил в ЦК КПСС о работе Московского театра драмы и комедии над спектаклем «Живой» по пьесе Б. Можаева, написанной автором на основе его повести «Из жизни Федора Кузькина».

По сообщению министерства, спектакль был подготовлен театром в 1968 году. В нем показывается безотрадная картина послевоенной деревни, тяжелая судьба рядового колхозника, бывшего фронтовика, оказавшегося жертвой беззакония и произвола должностных лиц. Автор пьесы и театр не поднялись до понимания и глубокого художественного анализа подлинных причин трудностей в деревне той поры, не увидели и не отобразили громадной работы, проделанной КПСС и Советским государством по подъему и развитию сельского хозяйства в первые послевоенные годы.

Главное управление культуры Мосгорисполкома после просмотра и обсуждения спектакля не сочло возможным включить его в репертуар театра.

В 1973 году по просьбе Ю. П. Любимова состоялся вторичный просмотр с участием Министра культуры СССР. В связи с тем, что театр не учел ранее высказанных критических замечаний и советов, спектакль не был разрешен для показа.

В 1975 году Министерство культуры СССР вновь организовало просмотр спектакля и подтвердило свое решение о нецелесообразности включения его в репертуар театра.

Отдел культуры ЦК КПСС считает возможным согласиться с решением московских организаций и Министерства культуры СССР.

Автору письма дан ответ в Отделе культуры ЦК КПСС.

Зав. отделом культуры

ЦК КПСС

В. Шауро

12 февраля 1979 года

«Деревянные кони»

(по произведениям Ф. Абрамова)

Стенограмма

обсуждения в Главном Управлении культуры Исполкома Моссовета

8 апреля 1974 года

Председательствует Б. В. Покаржевский

Б. В. Покаржевский. Начнем обсуждение, товарищи. Пожалуйста, Владимир Иосифович.

В. И. Розов. Я видел этот спектакль два раза: один раз на репетиции, второй раз на сдаче. И должен сказать, что на обсуждении, которое у нас было после репетиции, когда нас пригласил театр, было сделано очень много замечаний. Театр принял эти замечания и по очень многим замечаниям сделал соответствующие исправления. ‹…›

…песни заменены в сценах застолья; несколько сокращены эти сцены, что в целом пошло на пользу спектаклю. ‹…›

Театр хорошо сделал, что убрал Хо Ши Мина^[863]… ‹…› …было сделано уточнение и с портретом Ленина^[864]. ‹…› Ряд частушек был сокращен. ‹…› Театр попытался и несколько смягчить сцену раскулачивания.

Я почему начал с этого, – потому что мне кажется, что театр идет с пониманием на наши замечания; он понимает, что в общем-то и у нас, и у театра одна-единственная цель, одна-единственная задача – выпустить настоящий, нужный спектакль.

В том, что это очень нужный спектакль, ни у кого из нас нет сомнений. Больше того, московские театры в большом долгу именно перед этой темой – темой сельского хозяйства. Нам очень важно правильно, по-партийному раскрыть эту тему на московской сцене.

Говорили в прошлый раз, и мне и сейчас хотелось бы сказать, что в целом получается очень интересный спектакль, и я сейчас уже не хочу отрывать Федора Александровича [Абрамова]^[865] и театр один от другого, потому что здесь уже настолько тесно переплелись и автор, и театр… ‹…›

Очень интересны актерские работы. ‹…› Прежде всего это Демидова^[866], которая создает действительно потрясающий образ русской женщины, труженицы, человека своего слова, она глубоко, не сниженно решает этот образ. ‹…›

Необходимо также сказать и о работе Славиной-Пелагеи. Великолепная работа!.. по сравнению с первым просмотром, …она играла еще сильнее, еще лучше. ‹…›

Есть целый ряд актерских удач – маленьких ролей, вроде бы незаметных. В первом действии сидит старуха на первом плане и бросает маленькие реплички, но это делается великолепно, …создается … атмосфера посиделок во всей деревне…

Великолепно, мне кажется, сыграл очень сложную роль во второй части, роль Павла, артист Бортник. ‹…›

Наряду с большими удачами в целом мне хотелось здесь сказать, Борис Васильевич [Покаржевский], и о тех замечаниях, над которыми необходимо театру в обязательном порядке еще серьезно работать.

На сегодняшний день, мне кажется, – и это не только мне кажется, потому что мы обменивались мнениями, и наше мнение таково, что если все оформление решено очень точно, очень интересно, легко, образно, то на сегодняшний день остается по-прежнему для нас обязательным исправление того момента, когда борона становится тюрьмой. Этот прием, к сожалению, в дальнейшем дает неправильный акцент… Все омрачается. Мне кажется, что здесь надо обязательно этот момент уточнить.

В первом акте на сегодня, к сожалению, остается кульминацией … сцена раскулачивания. Хотя я уже говорил, что театр здесь несколько и смягчил, но при всем этом эта сцена остается самой действенной во всем первом действии. И получается несколько неправильный акцент…

Вот, пожалуй, это два основных замечания по первому действию.

Что касается второго акта, здесь замечаний несколько больше, и, прежде всего, я хотел бы вернуться к тому замечанию, о котором мы говорили и на котором сегодня я тоже хочу заострить особое внимание.

Это сцена двух застолий. Театр действительно сменил песни, несколько сократил. Но все равно остается какое-то гнетущее ощущение после этих двух сцен. Вы меня извините, но идет пьянка, и сидят там не люди, которые пьют, а они уже как животные стали. Все берут руками, причем все время идут перебивки – то одно, то другое^[867], – это нагнетает очень не нужную атмосферу для всего спектакля.

Я бы просил театр очень внимательно подумать и найти какое-то решение этой сцены.

Мне кажется, что послужила бы хорошим подспорьем для высветления всего второго акта сцена, которая происходит в клубе. Сейчас фактически там заняты только Алъка и офицер, и потом выходят в пляс Маня-большая и Маня-маленькая. Мне кажется, театру, может быть, стоит подумать над тем, чтобы показать … современную молодежь. По-моему, сцена в клубе как раз и дает такую возможность… и, возможно, в эту жизнь врываются Маня-большая и Маня-маленькая. Сейчас же получается, что вся эта сцена сделана ради того, чтобы показать этих двух подвыпивших баб, и она звучит как пародия, как издевка над русским человеком, над русской пляской нашей. Они танцуют эту «барыню», которую все русские люди очень любят.‹…›

Нужно … где-то еще найти какие-то такие акцентики, которые могли бы как-то высветлить вторую часть.

К сожалению, произошло вот что: хотя театр и многое сделал в работе над образом Пелагеи, и (ее монолог о хлебе звучит очень хорошо) вдруг здесь прозвучала нотка трагедийная, и я бы просил театр, чтобы Славина играла так: это должен быть монолог о хлебе как о радости труда… В последнем монологе у нее появилась грустинка, но я думаю, что это дело наживное.

Мне кажется, что Петра Ивановича театр точно определил: это человек, примазавшийся к труженикам села, он пробивной, решает какие-то вопросы… Мне хотелось бы, чтобы театр … подумал о какой-то диалектике этого образа. Да, мы знаем, что после войны, когда не было ничего, в деревне было очень сложно, таких людей было очень много, которые добывали, пробивали, но та самоуверенность, с которой приходит Петр Иванович в финальной сцене, в разговоре с Пелагеей, – мне кажется, что эту сцену можно решить и несколько по-другому.

Мне кажется, что, к сожалению, хотя театр уже кое-что и сделал по уменьшению сцены пьянки, все-таки во втором действии уж огромное количество этих выпиваний. Мы говорили об этом, мне не хотелось бы сейчас повторяться вновь, но мы указывали конкретные моменты, где, наверное, и не нужно уже выпивать. ‹…›

Сейчас… нашу советскую деревню показывают внешне [неправильно] даже с точки зрения одежды… А народ… появляется первоначально очень бедно одетый, так и в финале спектакля он остается таким. Нужно подумать… – я точно не могу сказать, это дело режиссера, – но подумать, как-то показать, что народ тоже за это время изменился и есть какие-то положительные сдвиги.

Мы говорили тогда Юрию Петровичу, и он согласился с нами в том, что сцена, где показывается выход Лидки^[868], – это очень хорошая красочка, но подумать нужно. И, кстати, в повести говорится, что она приходит помогать Пелагее, – может быть, несколько расширить эту сцену…

Если вы заметили, то все мои замечания сводятся к тому, чтобы найти какие-то моменты высветления всей второй части. ‹…›

Театр поднимает очень важные вопросы, вопросы проблемные. Проблемные вопросы решить так просто и так гладко невозможно. Проблема и есть проблема, она требует рассуждений и мыслей. И то, что сегодня происходит у нас здесь обсуждение, это как раз и говорит о том, что мы чрезвычайно заинтересованы, точно так же, как и театр, в появлении на сцене очень нужного и необходимого нам спектакля. Мне кажется, Борис Васильевич [Покаржевский], что сейчас спектакль на верном пути, но требуется еще серьезная работа, для того чтобы его показать на зрителе.

В. П. Селезнев. Прежде всего, хочется поблагодарить театр за обращение к теме … важной и серьезной и не столь уж, наверное, успешно в художественном отношении осмысленной на сцене. Мне кажется, здесь содружество с автором дает очень интересные, положительные в своей основе результаты. Именно с этого мне хочется начать потому что мне кажется, что театр находится сейчас на пороге создания … очень интересного спектакля. Поэтому такое исследовательское у автора… осмысление … жизни, характера русского человека на деревне – это, мне кажется, представляет большой художественный интерес, и в большой степени это удалось сделать и театру. ‹…› Прежде всего, наверное, здесь режиссура интересна, и интересные актерские работы открылись. …я полностью присоединяюсь к тому, что было высказано в смысле актерских работ и Демидовой, и Славиной. Мне кажется, это очень интересные характеры, прежде всего, у Демидовой – характер русской женщины,… доброта человека, которая пронесена через всю жизнь, через все ее сложности жизненные…

…особого упоминания заслуживает и работа Жуковой в обеих частях. ‹…› …в первой части это очень интересный, колоритный образ невестки Милентьевны… И во второй части это яркое актерское перевоплощение^[869] интересно и с точки зрения опыта режиссерского – дать одной актрисе разные по типажу характеры, и мне кажется, что она достигает большого, хорошего результата. Правда, мне показалось, что во второй части … немножко … актриса боится, что она будет пользоваться красками, узнаваемыми по первой части… ‹…› Это просто мое зрительское пожелание театру – я высказываю пожелание, а не предлагаю.

…я …буду вынужден повторить то, что говорил Владимир Иосифович [Розов], но вот что мне показалось в музыкальной интонации спектакля:… вся эта интонация идет от русских народных песен, в таком разрезе слышатся песни и в сцене пьянки^[870]. Они трудно монтируются даже в художественном отношении. ‹…› Есть такая песня – «Я люблю тебя, жизнь»… но сейчас она в стиле спектакля неправильно воспринимается мною, я ее недопонял^[871].

Мне кажется, что, благодаря такому точному быту деревни,… достигается ощущение архаики, может быть, и не нужной. Нет прямой связи со второй частью,… с появлением в самом конце доярки в туфлях на платформе^[872]. Здесь происходит разрыв – нарушается художественная логика, характеризующая и время и приметы времени. ‹…› Слова по тексту: «Сколько стоят эти сапоги?» – это у автора есть, и никто с этим спорить не собирается. Но здесь магнитофон воспринимается как чужеродная деталь, потому что он находится среди окружения исконно русского, самодельного.

Нельзя не согласиться с тем, что сегодня сцена раскулачивания, – я первый раз смотрел, Борис Васильевич, – эта сцена раскулачивания несет в себе трагическую окраску. ‹…› [не нужна] на сегодняшний день такая трагическая нота…

Мне представляется Пелагея… талантливым русским человеком, несмотря на ее заблуждения, несмотря на неточно определенный ею смысл жизни. С одной стороны, она шла в эту пекарню для того, чтобы было чем покормить борова, купить какой-то костюм, выхаживать мужа, а с другой стороны, она ходила от ручья к ручью, чтобы найти, где вода лучше, чтобы был более пышный хлеб. В этом смысле монолог, раскрывающий ее по-настоящему талантливый характер, по актерским приемам несколько обедненным… делается. Я в нем ощущаю больше претензий [к жизни], больше злости… Мне кажется, что если бы… любовь к своему делу больше засела у нее в душе, то и выразительные средства чисто актерские могли бы быть иными. ‹…›

…я разделяю позицию Владимира Иосифовича [Розова],… и недалек тот день и час, когда мы сможем стать свидетелями интересного спектакля.

Н. И. Кропотова. Мне кажется, что театр за небольшое время, прошедшее между показом первым и вторым, провел очень серьезную работу, с очень большим вниманием отнесся к тем замечаниям, которые были ему высказаны. И мне кажется, многое уже сделано для выполнения этих замечаний. Наверное, с какой-то частью замечаний театр не согласился. Мне придется к этому вернуться и какие-то замечания обосновать, потому что мне представляется, что целый ряд моментов в спектакле все еще нуждается в уточнении.

Я вижу, что театр работал по линии того, чтобы не было демонстрации пьянства как пьянства. Наше замечание о том, что должен меняться образ деревни от Милентьевны до наших дней, тоже учитывалось, и в целом ряде моментов это сделано…

Мне кажется, театр попытался найти человеческие черты в облике Мани-большой и Мани-маленькой. Другое дело, что, на мой взгляд, это пока сделано недостаточно… ‹…›

Первая часть мне представляется совершенно завершенной, и, что чрезвычайно украсило ее по сравнению с предыдущим показом, – это гораздо большая мягкость в исполнении Жуковой по сравнению с тем, что мы видели раньше. Сейчас даже, на первый взгляд, незаметный жест, с которым Жукова обращается к своему мужу, показывает, что это замужество по любви, что ее не выдали, как в свое время Милентьевну, и при всем том, что эта женщина показана неулыбчивой и неуживчивой, это создает очень интересную атмосферу.

С очень точным рисунком играет Демидова, и то, что Федор Александрович [Абрамов] изменил несколько текст,… это дает спектаклю более точную, более глубокую и, я бы сказала, изящную интонацию…

Замечание по первой части остается – не по тексту сцены коллективизации, а по ее сценической интерпретации. Я бы очень просила театр не использовать в этой сцене решетку. Это главное замечание, потому что, коль скоро один раз борона работает как решетка (две бороны, которые снимаются с боковых простенков), – далее это образ такой громадной ассоциативной силы, что отрешиться от него уже невозможно на всем протяжении спектакля. И коль не будет этого решения… мне кажется, …и давящей атмосферы в спектакле тоже не будет.

Я бы просила переодеть исполнителей, работающих в сцене раскулачивания, – чтобы они были не в спецодежде, в черных рубашках. Ведь это не энкавэдэшники приезжали, а свои же, местные власти, которые внешне не отличаются от тех, кто был раскулачен. ‹…›

Эти два замечания по сцене интерпретации первой части, мне кажется, должны быть уточнены театром. Сложнее несколько обстоит со второй частью. … занервничала Славина, и спектакль, который шел на прошлом прогоне очень патетично, очень искренне и очень мягко, пришел на последний прогон хуже по резкости и истерике. В частности, ее первая стычка с Анисьей после возвращения из гостей шла на крике. ‹…› …опущено и снижено значение сцены похорон Павла, которая на предыдущем прогоне была патетической, поэтической и очень сильной сценой. И вслед за этим монолог Пелагеи о том, что она не ценила Павла при жизни, и ее жизнь прошла впустую, и Павла она не сберегла, – тоже в этом показе не имел того эмоционального накала и впечатляющей силы, как это было в первый раз.

Я думаю, что это может быть возвращено спектаклю, и спектакль не будет идти на неровной и несколько взнервленной ноте, на которой он шел на последнем показе.

Я вижу желание театра… раскрыть облик этих двух старух – Мани-большой и Мани-маленькой. Хотелось бы посоветовать Докторовой^[873] в сцене, когда она в застолье поет, не идти на комедийную реакцию, а просто хорошо петь песню. Смеяться над ними уже не хочется. [Но] …преодолеть чувство неловкости оттого, что так идут пьяные старухи в пляс, не удается. …сцена танца Мани-большой после Альки все-таки производит очень тяжелое впечатление, все-таки создается ощущение, что мы смеемся над старостью. …она выглядит очень жалкой, и мне казалось, что от этой сцены танца Альки надо непосредственно переходить к сцене болезни Павла, к первому удару Павла. Тогда и спектакль несколько облегчится, и станет, по-моему, более точным по звучанию. …сейчас все-таки … много показа… этих старух, которые внутренне не развиваются и дают мрачноватый оттенок этой картине.

Мне кажется, что сейчас начало – показ этих Мань, когда Алька смотрит в окошко, – найдено режиссерски очень точно и очень интересно, когда не просто проходят две старые женщины, а замерли и высветляются полусилуэтом. ‹…›

Два замечания по тексту второй части, которые все-таки, к сожалению, остаются. Когда человек говорит: «Я как директор школы», то в контексте спектакля этот текст читается очень плохо. Лучше бы сказать: «Я как работник школы».