Текст книги "Рабыни рампы"
Автор книги: Джуди Спенсер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)
Потом все они отправились обедать в какой-то французский дешевый ресторан, и там никого абсолютно не волновало, что Джонни был лишь смирным парнем из окрестностей Нью-Йорка. Элби обо всем позаботился, он добился того, чтобы Джонни подписал контракт только после того, как его внимательно изучил их адвокат. Джонни блистательно напился выдержанным вином и заснул в лимузине по дороге домой. Элби пришлось на руках тащить его на второй этаж, где он и уложил его в кровать.
Жена Элби сидела в гостиной и вышивала.
– Тебе он нравится?
Она долго жила с Элби. В колледже состоялась их случайная встреча, и Элби решил проделать эксперимент. Она не любила часто вспоминать об этом, но время от времени этот эпизод всплывал у нее в голове.
– Он хороший парнишка, – сказал он, пожав плечами. – Он добьется больших успехов в "мыльных операх". Они были просто счастливы заполучить его.
Жена Элби отложила вышивание.
– Элби, не следует вкладывать всю свою душу в этого парня. Стоит таким, как он, вкусить хоть немного славы, как все они сходят с ума. Если он на самом деле преуспеет, то тут же порвет с тобой.
Он улыбался, вспоминая отважные попытки Джонни скрыть тот факт, что его подпоили его "мыльные" друзья, которым было известно об этом заранее, и, в сущности, было на все наплевать. Как же они с ним смеялись в машине!
– Вы думаете, они обо всем знали заранее? – спрашивал, хихикая, Джонни.
Он признался, что прежде почти ничего не пил, кроме пива. Потом он уснул, положив голову на плечо Элби.
– Нет, он не такой, как все, – задумчиво произнес он. – Он не похож на других. Этот парнишка совершенно другой.
Проведя шесть месяцев на "мыльных операх", Джонни стяжал славу и отправился в Голливуд, чтобы сняться в своей первой картине. После официальной встречи с продюсерами и различными специалистами со студии они закатили прием в честь Джонни. Ему предлагали кокаин, любая красивая женщина была ему доступна, он мог получить все и всех – чего только мог пожелать.
На следующее утро Элби, появившись около семи утра в одной из спален, снял Джонни с одной из красоток и затолкал в автомобиль.
Они вернулись в отель. Элби не знал, что принял накануне Джонни, серьезно опасаясь, что тот прекратит дышать во сне. Сидя на стуле возле его кровати, он вскоре и сам задремал.
Когда он проснулся, то обнаружил Джонни возле бассейна, где тот самозабвенно гонял футбольный мяч с одним из коридорных.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Джонни покачал головой.
– Здесь все происходит так быстро, я просто не в силах угнаться. Все это говно. Я очень боюсь, Элби.
Элби обнял его за плечи.
– Я научу тебя, как следует выходить из такого состояния. Я покажу тебе, – и он стал вбивать ему в голову основополагающие правила: – Нужно всегда быть свежим, подтянутым и собранным на рабочем месте. Вечеринки прекрасны, но нужно знать меру. Нужно найти себе постоянную девушку и не якшаться с проститутками, грибок – это тебе не шутка. И никогда, никогда, никогда не делай того, что может отразиться на твоей внешности. Запомни, твой бизнес зиждется на красивой внешности.
Джонни был воспитанным парнем, но не святым. Он следовал советам Элби, но время от времени начинал беситься, делал все, что хотел, совершал безумные поступки. Все обрушилось на него разом, и хотя он всегда был собранным и внимательным на площадке, опасная сторона жизни влекла его к себе и очаровывала, хотя он был довольно осторожен, пытаясь не позволить ей целиком завладеть им. Он понял, что был смазливее многих молодых актеров и рок-звезд, которые пришли раньше него и либо сгорели, либо покончили с собой из-за злоупотребления наркотиками. Он учился быть привлекательным, красивым, неотразимым и считал, что сможет всего добиться, если только не утратит бдительности.
Джон Эллисон, двадцати пяти лет, богатый, знаменитый, пригожий актер, получающий большое удовольствие от своего бродвейского дебюта, разглядывал через щелочку публику в зале, словно какой-то мальчишка на школьном вечере "Мы ищем таланты". К нему подошел Элби.
– Так это та самая девушка?
– Какая девушка?
– Та, для которой ты приготовил билет в партер? Она не похожа на твой типаж, – сказал Элби. – У нее слишком маленькие груди и слишком просветленный взгляд.
Джонни ухмыльнулся.
– Может, мне необходима умственная стимуляция, – он продолжал глазеть через занавес. – Значит, это и есть та сценаристка, о которой поднимают столько шуму. Маленькая, худосочная девица. Кожа да кости.
Элби тоже разглядывал зрительный зал.
– Ну ладно, повеселись с ней как следует. Во всяком случае, она, по-моему, достаточно чистая, – он похлопал своего протеже по плечу. – Я иду в первые ряды. Ни пуха ни пера.
Элби направился в партер, заполненный богатыми европейцами, прибывшими в эту страну, промышленниками и просто состоятельными людьми. "Небольшая война" была милой банальной пьеской о супружеской неверности, но стала гвоздем сезона. Некоторые пришли, чтобы посмотреть на этот всеми восхваляемый британский импорт, написанный молодым известным драматургом. Роли мужа и неверной жены играли ветераны английского театра, поэтому многие приходили, чтобы посмотреть на них. Не каждый день можно было увидеть на сцене актеров такого калибра. Но большинство явилось сюда, чтобы стать свидетелями, как с треском провалится на Бродвее знаменитая кинозвезда. Джонни очень упорно работал, и у него было немало положительных рецензий. Вот уже несколько месяцев кряду приходилось работать без передышки, и он мечтал о кратком отпуске. Элби знал, что ему хотелось немного покуролесить.
В партере он заметил девушку Джонни, которая тихо сидела в кресле, изучая "Театральную афишу". На ней было желтое шелковое платье с каким-то восточным орнаментом, высокий воротник плотно облегал ее тонкую шею. Она казалась персонажем из старого кино. Через несколько минут к ней присоединилась другая женщина, которая, если и не была Лейк Истмэн, то добротной ее копией. Элби понимал, что ему грозит беда. Николс, вероятно, послал ее с кучей готовых к подписи контрактов, и она явно пыталась соблазнить ими Джонни, чтобы навсегда разъединить их. Но Элби не был в этом абсолютно уверен. Он знал, что у Джонни чешутся руки, он хочет попробовать себя в каких-то более серьезных постановках. Элби не считал, что нужно спорить с успехом. Он целиком полагался на бродвейское шоу, хотя еще никто на Бродвее на этом не разбогател. Итак… Лейк Истмэн сидит в партере в кресле, которое ей предоставил Джонни. Может, между ними что-то есть, романтическая связь. Лейк была его типом: мятущаяся, вспыльчивая, опасная. Эта девушка в платье с восточным орнаментом, вероятно, была ее нью-йоркская подружка, которая радовалась, что заполучила бесплатный билет в театр, и принарядилась по этому случаю. Обе они самозабвенно болтали. Не отдавая себе отчета, Карен вдруг повернулась к Элби, давая ему возможность как следует рассмотреть ее. "Она на самом деле красивая девушка, – подумал Элби, внезапно почувствовав прилив нежности к ней, однако не настолько, чтобы забыть о треволнениях последних дней. – Безмятежная, тихая красотка, но внутри у нее чувствуется прочная сталь. У нее китайские глаза, как у Джин Тьерни". Восточный наряд лишь подчеркивал чувство отчужденности. "Жаль, – вздохнул Элби, – судя по всему, никого уже не привлекает такой мягкий тип".
Началась пьеса. Зрители старались устроиться поудобнее, кашляли и скрипели креслами до тех пор, покуда не появился на сцене Джон Эллисон. "Боже, как он хорош", – подумала, испытывая что-то вроде шока, Карен. Он легко подчинил себе сцену, точно так, как опытные профессиональные актеры, работающие рядом с ним. После того как она привыкла к его легкому английскому акценту, она поняла, насколько Эллисон созрел, насколько вырос из привычного имиджа идола-тинейджера. Он, конечно, был способен на великое.
Пьеса закончилась на очень грустной, просто угнетающей ноте: жена оставляла своего мужа и уезжала к молодому любовнику, но очень быстро поняла, что ее место заняла молодая прекрасная блондинка. Расстроенная супруга уходит со сцены, занавес опускается.
– Как все это угнетает, – прошептала Карен на ухо Лейк. – Я могу себе представить, что нечто подобное происходит со мной.
– Прекрати, – прошептала Лейк. – Сегодня мы еще позабавимся. Ты выглядишь превосходно.
Карен улыбнулась.
– Да, это милое платьице. Благодарю тебя за такой замечательный подарок.
– Ну ты же не можешь выходить в город с Джоном Эллисоном в тряпье, – поддразнила Лейк.
– Лично я отправляюсь домой, – охваченная паникой, сказала Карен.
Джон Эллисон сразу должен понять, что она абсолютно чокнутая девица. Она очень хотела домой, к Мэтту.
Лейк схватила ее за руку.
– Нет, ничего не выйдет, дорогая, Я отнюдь не дипломат. Ты мне нужна здесь, рядом. Кроме того, нельзя всю жизнь провести, словно отшельник, скорчившись за письменной машинкой. Пошли на сцену.
Он ожидал их прихода, опираясь на дверь своей уборной. Он все еще был взволнован после спектакля.
– Привет, привет, значит, ты Лейк. Я с интересом смотрю твое шоу. Ты в нем очень смешная, он пожал ей руку, и она сразу почувствовала, как ей передалась его энергия. – Ну, а это писательница? Кажется, Карен, так? – он тряс ее руку вверх и вниз, одновременно подталкивая обеих женщин в свою уборную. У него работал радиоприемник и комнату наполняли статичные ритмические звуки рок-н-рола.
– Джонни, у тебя было время, чтобы просмотреть сценарий? – спросила Лейк холодным тоном профессионала.
– Мне бы не хотелось сразу переходить к делу, – сказал он, потянувшись к стоявшей возле зеркала вазе с фруктами. – Хотите яблоко?
– Да, спасибо, – ответила Карен. Он бросил ей одно, самое крупное. Лейк отказалась.
Глядя в зеркало, Джонни начал снимать грим.
– Я был пай-мальчиком так долго. Сегодня вырываюсь на волю. Если хотите ко мне присоединиться, то это будет просто замечательно. И тогда мы обсудим все дела.
Лейк так сильно наклонилась вперед, что линия груди ее платья опасно обнажилась.
– Я готова. Куда ты намереваешься пойти?
Джонни задумчиво разглядывал ее.
– Может, в "Призрак"?
Лицо у нее вспыхнуло.
– Я всегда хотела там побывать. У тебя есть членский билет?
– Конечно, являюсь членом всех самых лучших злачных мест. Из многих меня выталкивали ногами. Но мне нравится "Призрак" из-за музыки. Там лучший в городе джаз.
– Мне это нравится. Ну а что ты скажешь, молчальник Сэм? Тебе нравится "Призрак"?
"Хотя она и писательница, но все же весьма привлекательна, – подумал Джонни. – Интересно, считает ли она меня глупым и малообразованным?" Джонни, конечно, не тратил своего времени на чтение "Мобби Дик". Он был очень чувствителен к тому, что люди могли считать его ограниченным.
Карен задумчиво жевала яблоко.
– Мне нравится джаз, – сказала она, выражая про себя сомнение, что люди ходят в "Призрак" из-за джаза и хорошей музыки.
– Хочешь укусить? – Джонни взял у нее из рук яблоко и, надкусив, вернул обратно. Посмотрев прямо в глазе Карен, он сказал:
– Я никому там не позволю приставать к тебе.
– Я могу постоять за себя, – резко бросила она.
– Вполне в этом уверен, – с самым невинным видом согласился он. – Знаешь, кого мне напоминает твоя подружка? – спросил он у Лейк. – Маленькую крольчиху.
– Да, – подхватила Лейк, будучи все же не до конца уверенной. – Очень похожа.
Вдруг он повернулся к Карен.
– Я тебе не нравлюсь? Я это чувствую.
Глядя ему в сероватые глаза, она поверила, что это так и есть.
– Вы просто меня раздражаете, мистер Эллисон. Вы очень ленивы и абсолютно без царя в голове. Сегодня вы были превосходны, но я смотрела все ваши фильмы и заметила, что вы передвигаетесь в полусонном состоянии. Откуда нам знать, что вы не повторите этого в нашем фильме?
– Да ты мне не позволишь, маленькая крольчиха, – беззаботно сказал Джонни. – Значит, я вам понравился на сцене? Я был просто замечательный – правильно я тебя цитирую?
– Да, вы были хороши на сцене, – сказала, все больше раздражаясь, Карен.
– Замечательный.
– Да, замечательный. Да, я так сказала – замечательный, – повторила она. Будь ты проклят, Джон Эллисон. Такие парни, как он, на самом деле доводили ее до кипения.
Он взял у нее из рук яблоко.
– Я читал твой сценарий. Замечательный, я бы сказал. Ты отлично пишешь.
– Благодарю вас, – она, наклонив голову, изучала собственные туфли.
Вдруг она сверкнула глазами, почти бросая ему вызов и бесстрашно глядя ему прямо в лицо. Электрическое напряжение вдруг стало чем-то ощутимым, живым, какой-то обособленной сущностью, которая ворвалась, подчиняясь собственному напору, словно непрошенный гость, которого никак нельзя было остановить.
"Да здесь сыплются кругом искры", – подумала Лейк в изумлении. Они спорили между собой, Джон Эллисон и Карен, спорили о каких-то бессмысленных вещах, но Лейк видела только возбуждение на их лицах. Они спорили о кино.
– Ты знаешь, в чем заключается твоя главная проблема? – Джонни допрашивал ее. – Ты просто сноб. Ты пристрастна по отношению к мужчинам с привлекательной внешностью. Могу побиться об заклад, нужно быть похожим на человека, нуждающемся в благотворительности, чтобы попасть в твою записную книжку.
– Все это абсолютно бессмысленно, – вопила в свою очередь Карен.
Лейк начинала на самом деле чувствовать, что она здесь лишняя.
– Ну ты идешь или не идешь?
– Иду, – сказал Джонни, натягивая пальто. Ты идешь, маленькая крольчиха?
Они продолжали препираться и на улице. Джонни останавливался, когда замечал знакомого, но даже при встрече торопился, пытаясь побыстрее избавиться от декабрьской стужи.
– Эй, вон мой приятель, – он указал рукой на человека, стоящего на другой стороне улицы. – Ну, он не очень близкий мой друг, но вполне подойдет нашей компании.
– Эй, Фокси! – громко крикнул он.
Карен с Лейк многозначительно переглянулись. Не может быть!
Но он уже переходил улицу, приближался к ним, и с каждым шагом оставалось все меньше и меньше сомнений. Это был Дэниэль Фокс.
– Эй, Фокси, – захлебываясь от радости, повторил Джонни. – Хочу представить тебя моим новым подружкам. Карен Блюм и Лейк Истмэн.
– Привет, Лейк, – сказал Дэниэль Фокс, глядя с улыбкой прямо ей в глаза. – Карен, а ты, по-моему, подросла. Какой приятный сюрприз!
Он был гладким, лоснящимся, по-видимому, он процветал.
Резко повернувшись, Карен зашагала прочь.
– Послушай, – закричал, следуя за ней Джонни. – Что происходит? Никак не пойму.
– Это ужасный человек, – тихо сказала она.
– Ну, немного с приветом, – признал Джонни. – Но этого недостаточно, чтобы исключить его из списка моих гостей.
– Он встречался с Лейк… Пытался даже ее изнасиловать. Он хотел убить ее.
– Прости, я этого не знал. Боже! В таком случае я бы никогда его не окликнул, – он так искренне сокрушался, что Карен нисколько не сомневалась, что он говорит правду. Она устало улыбнулась.
– Я уверена, что вы бы этого не сделали, но ведь вред уже причинен. Лейк вся напружинилась, натянулась, как струна. Думаю, что эта встреча будет беспокоить ее всю ночь.
К ним бежала Лейк, прижимая рукой полы пальто.
– Все в порядке, – сообщила она Карен. – Мы идем с ним выпить по чашке кофе. Пожалуйста, Карен, не расстраивайся. Но не могу же я провести всю жизнь в страхе перед этим человеком. Позволь мне покончить с этим раз и навсегда, – она поцеловала Карен в щеку. – Со мной все будет хорошо.
– Кажется, ты тоже сошла с ума.
– Да, подлежу освидетельствованию, – согласилась с ней Лейк и побежала через улицу навстречу Дэниэлю. – Эй, Джонни, – крикнула она, – не держи ее возле себя всю ночь.
С беспокойным видом Карен наблюдала, как удалялись фигуры Лейк и Дэниэля.
– Послушай, – мягко сказал Джонни. – Не беспокойся за свою подругу. Она взрослая девушка. Она сумеет постоять за себя.
Карен покачала головой.
– Нет, совсем нет. Не знаю, для чего она это делает?
– Может, он до сих пор много значит для нее? – высказал догадку Джонни, начиная ощущать, как мороз пробирает его до костей. Ему очень хотелось как можно скорее уйти с этой улицы.
– Не думаю.
Джонни вздохнул.
– Может, она хочет убедиться, что сумела преодолеть себя в отношении него?
К ним подкатило такси.
– Садись, поехали.
Карен колебалась. Если она на самом деле подруга Лейк, то должна следить за ней, заботиться о ней.
– Поехали, маленькая крольчиха, – Джонни держал открытой для нее дверцу, ухмыляясь при этом.
Он вел себя так, словно она была единственным человеком на свете, с которым он хотел провести предстоящую ночь.
"Сегодняшняя ночь – моя ночь", – решительно подумала Карен.
Она, сделав шаг вперед, села в машину.
Когда они переходили через Бродвей, Дэниэль взял Лейк под руку. Движение отличалось особой свирепостью, к тому же они шли на красный свет, поэтому она не отдернула руку. Он отпустил ее, когда они достигли противоположной стороны.
– Прекрасно выглядишь, – сказала она. – Лучше, чем заслуживаешь.
Дэниэль, закинув голову, расхохотался. Несколько людей оглянулись на него.
– Что-то ты очень похожа сейчас на пуританку Мне не следовало поручать тебя нежным заботам этой маленькой "хаузфрау". ( Hausfrau– нем. – домохозяйка. – Прим. пер.)
– Навряд ли ты бы меня оставил, во-первых, а во-вторых, Карен – не "хаузфрау".
– Нет, именно так. Поэтому она тебе и нравится, – он весело, беспечно улыбнулся. – Соль земли. Они не похожи на нас.
Он остановился возле бара, пользовавшегося особой популярностью среди актеров.
– Может, здесь?
"Мне нечего здесь делать, – медленно размышляла Лейк. – Я сейчас вот могу повернуться и пойти прочь, он меня не остановит. У него больше нет власти надо мной. Все было и быльем поросло. Он ничего для меня не значит".
– Отлично, – сказала она бесстрастным тоном, быстро проходя впереди него в бар.
Здесь было очень мило, прекрасное местечко – мебель темного дерева, длинная стойка, столы, покрытые белой писчей бумагой, на которой меценаты от искусства могли попытать собственные художественные таланты. В стаканчике из-под сока торчали разноцветные карандаши. Официант (скорее, безработный актер) предложил им меню после театра. Взяв заказ на выпивку, он удалился. Через несколько минут на столике появились стаканчики с мартини. Дэниэль поднес свой к губам, не спуская с нее глаз.
Он все еще волновал ее – она была вынуждена это признать, отчасти из-за испытываемой ею опасности. Вот здесь, перед ней, – ее смерть, подумала она. Он был для нее злом, он ее пугал, внушал страх, но он в то же время заставлял ее чувствовать себя живой, наполнял каким-то чувством своей необходимости, растворял ее одиночество. Кроме того, были и кое-какие другие соображения – соображения, которые она не осмеливалась даже неслышно прошептать. Это причиняло ей ужасную боль. Причиняло всегда.
Он улыбался, словно читал ее мысли.
– Ну расскажи мне о Голливуде, – он притронулся к стаканчику перед собой своими узкими пальцами. – Тебе удается там поразвлечься?
Задрав подбородок, она уставилась на него.
– Разве тебе не любопытно узнать, почему я в данную минуту сижу вот здесь, рядом с тобой?
– Ты находишься здесь, потому что тебе этого хочется.
– Правильно, Дэниэль. Потому что мне нужно было доказать самой себе, что все мои прежние чувства к тебе ныне мертвы. Больше твои уловки не проходят. Ни тактика страха, ни трюки призрака – в общем, ничто. Я влюблена в другого человека, Дэниэль, и постоянно только о нем и думаю.
– Да, я знаю, – он еще шире улыбнулся, видя, насколько она шокирована его словами. – Никогда не играй в покер, моя дорогая. У тебя для этого нет таланта. Неужели ты думаешь, что я случайно оказался возле театра, что это простое совпадение?
– Я об этом вообще не думала.
Он устремил на нее свой упорный взгляд.
– В любое время, когда я захочу, я могу выяснить, где ты находишься, с кем встречаешься, что замышляешь. Это совсем нетрудно. Ты живешь в стеклянном аквариуме. Любой может поднять бумажку, в которой был завернут корм, и узнать, что ты ела вчера на обед. Я знаю все о твоем очаровательном мальчике. И о его жене. Я знаю обо всех твоих ухажерах. Ты скучаешь по мне, Лейк. Я тебе нужен.
Она презрительно рассмеялась, глядя ему в лицо.
– Ты всегда был мастером самообмана. Я люблю, Дэниэль, и люблю по-настоящему. Мне жаль тебя, так как тебе никогда не узнать, что такое счастье.
– Согласен, он приятный парень, воспитанный человек, но если ты его заполучишь, если тебе удастся отбить его у жены, то ты тут же выбросишь его прочь, как вчерашнюю газету. Ты не хочешь того, что можешь получить, ты не хочешь для себя добра, любовь моя. Только мне известны все твои тайны. Вот увидишь. Ты сразу же устанешь от него, как только он станет твоим.
"Мне нужно сейчас встать и уйти прочь, – подумала она. – Он меня не остановит, по крайней мере здесь есть люди". Но она тем не менее продолжала сидеть, приклеившись пальцами к подножке своего бокала с нетронутым до сих пор напитком.
– Ты не прав.
– Я всегда прав в том, что касается тебя. Мы скроены из одного материала, и ты, и я. Мы оба холодны внутри, словно остывшая зола, но мир вопит о нашем к себе внимании, любви из-за наших дарований. Все наши эмоции – это лишь мимикрия, результат многих лет внимательного наблюдения. Как живут нормальные люди, что они чувствуют. Все это притворство, ложь. Мы на самом деле не такие. Я могу действительно что-то чувствовать только тогда, когда ты рядом.
Резко повернувшись к ней, он неожиданно так схватил ее за руку, что она испугалась.
– Мы принадлежим друг другу, Лейк. Я – это ты.
– Прекрати! – огрызнулась она, понижая голос до шепота. – Мне тебя очень жаль, ты на самом деле болен. Может, я в прошлом тоже была больна, как и ты, но теперь у меня в жизни все изменилось. У меня есть хорошие друзья, которые заботятся обо мне, у меня есть любимый человек, и ты, негодяй, должен этому поверить. Я говорю правду. Моя карьера успешно продвигается вперед, и даже если я еще целиком не выздоровела, то все же постараюсь это сделать в будущем.
– Лейк, – сказал он мягким, глухим голосом. – Тебе никогда не приходило в голову, что когда ты избавишься от своей болезни, то к тому времени от тебя многого не останется.
Она вся задрожала. Пытаясь взять себя в руки, отдавая себе точные указания, как вести себя, она сумела надеть пальто, подняться со своего места и выйти на улицу.
Наступила полночь.
Он заблудился. Заблудился самым ужасным образом в самом страшном на земле городе – Нью-Йорке. Майлс был учителем из Фресно штата Калифорнии. Теперь он стал учителем из Фресно, который заблудился. Его друзья хотели подцепить пару проституток возле туннеля Линкольна. Майлс был смазливее их, и у него было более опасливое отношение к возможности подхватить венерическую болезнь.
Ему было очень холодно. Во Фресно никогда не было такой погоды. Выбрав один из менее угрожающих, на его взгляд, баров, он вошел внутрь, надеясь получить пригодное для питья пиво и точные вразумительные указания от кого-нибудь, как добраться до своего отеля.
Возле стойки сидела блондинка. Он не видел ее лица, но, когда он присел рядом с ней, она с интересом начала его разглядывать. Она бросала на него далеко не случайные взгляды.
– О Боже, – в ужасе произнес он. – Так вы и есть Лейк Истмэн, на самом деле? Не верю глазам своим. Черт подери, как бы я хотел, чтобы мои приятели взглянули на вас.
Она продолжала разглядывать его с бесстрастным, похожим на маску лицом.
– Я отправилась в отель, – сказала она певучим, серебряным голоском, – но он оказался там раньше меня и сломал все, что можно. Все мои вещи испорчены.
– Кто он такой? – смущенно спросил Майлс.
– Привидение, этот двойник, – она так пристально смотрела на него, что ему стало не по себе. Она заставляла его нервничать. – Я боюсь возвращаться в номер. А что если он притаился в кладовке?
Закончив стаканчик, она поставила его поближе к бармену, чтобы он наполнил его снова. Ожидая напиток, она вытащила из сумочки флакончик с таблетками. Майлс знал, как выглядит "Валиум" – этот сильнодействующий наркотик.
– Да не может он прятаться в кладовке, – попытался он ее разуверить. – Взломщики обычно не шатаются по округе просто так.
– Но я все равно боюсь. Не могли бы вы проводить меня до отеля? Побудьте немного со мной, до прихода моих друзей.
– Видите ли, мне не хотелось, чтобы у вашего дружка сложилось неверное представление…
– Я имею в виду подругу, – объяснил он с подчеркнутой старательностью, ей подали свежий стаканчик, и Майлс уплатил за выпивку. – Вы можете остаться у меня. Можете делать со мной все, что угодно. Но я очень, очень боюсь. Пожалуйста.
Майлс отдавал себе отчет, что имеет дело с первоклассным психом, но, Боже, как же она была красива! Кроме того, звезды всегда имеют собственное окружение. Он проводит ее до отеля, а там передаст ее на руки или ее парикмахерше или астрологу, чтобы они о ней позаботились. А он, Майлс, в крайнем случае может взять такси и на лимузине прибыть домой.
– О'кей, – сказал он. – Я провожу вас домой.
Таксисту отнюдь не улыбалась идея ночью ехать в Гарлем, но его сопротивление сразу улетучилось, когда Джонни повертел сотенной у него перед носом. Сидя на заднем сиденье, он пытался объяснить своей спутнице, что из себя представляет "Призрак".
– Тебе приходилось бывать на Бурбон-стрит?
– В Новом Орлеане? – Карен из окна наблюдала, как быстро меняется окружающий пейзаж и появляются сценки, которые часто показывают в шестичасовых теленовостях. Чувство уверенности покидало ее с такой же быстротой.
– Бурбон-стрит – это такое место, где не царит никакой рассудочности. Что бы ты ни пожелала, можешь там получить. Все очень просто и свободно. То же самое можно сказать и о "Призраке". Там немного диковато, но второго такого места не найти.
– Кроме Бурбон-стрит, – сказала Карен.
– Думаю, у "Призрака" есть свое преимущество по сравнению с Бурбон-стрит.
Такси подъехало к краю тротуара.
– Приехали.
– Что это такое? – Карен, не выходя из машины, озиралась вокруг.
Улица была пустынной, витрины магазинов притаились за металлическими решетками. Джонни приказал таксисту ждать, вытащив для убедительности еще одну крупную купюру и передавая ее шоферу. Он подошел к двери, которая, казалось, была служебным входом. Солидная, массивная железная дверь. На ней большими кроваво-красными буквами краской из спрея было начертано "Призрак". Через дверь до нее донеслась негромкая музыка. Она скорее даже ее не слышала, а чувствовала. Но чей-то бас заставлял вздрагивать тротуар. Джонни постучал, и дверь открылась. За ней стоял чернокожий человек громадного роста. Карен никогда прежде не приходилось видеть таких людей.
– Хэлло, мальчик Джонни, – сказал он. – С возвращением. Сам призрак будет на самом деле очень рад тебя увидеть, – он не обращал никакого внимания на Карен, и она явно почувствовала, что была далеко не единственная девушка, которую Джонни Эллисон приводил в этот клуб.
Они последовали за гигантом по узкой лестнице-спирали. Карен было трудно по ней передвигаться на высоких каблуках и одновременно привыкать к почти полной темноте. Она почувствовала, как Джонни обнял ее за талию.
– Ты не против? – спросил он.
– Нет, – прошептала она в ответ.
В какое– то мгновение ему показалось, что нужно ее поцеловать. Она была забавной девушкой -серьезной тогда, когда этого не требовалось, слишком честной, слишком открытой, в общем, слишком-слишком. Но его к ней что-то притягивало, и он знал, что и он ей небезразличен. В темноте он погладил ее по волосам. Она слегка отстранилась, и он почувствовал гладкую кожу ее щеки. "Не стоило привозить ее сюда", – подумал он неожиданно. Она не была одной из тех девушек, которых обычно привозят в "Призрак". Потом он вспомнил, что, по существу, ничего о ней не знает и что именно она рассчитывала от него что-то получить, поэтому она должна потакать всем его желаниям. Его внезапный успех научил его, что все чего-то от него хотели, и поэтому ему нужно было строго следить за тем, чтобы они платили полностью за то, что получают.
Лестница привела их в угол большой комнаты, располагавшейся сразу за громадным танцевальным кругом. Другой угол был занят сверкающей никелем стойкой бара, над которой сияли розовато-лиловые неоновые неряшливые буквы "Призрак".
Покровители искусств танцевали под звуки джаз-банда, шурша по полу ногами, выделывая замысловатые коленца. Все здесь было превосходно.
– О Боже, – лишь сказала Карен, исчерпав весь словарный запас. Вот это да!
Сигаретный дым стелился по полу, обволакивая ноги танцующих покровителей искусств, добираясь до элегантной обуви тех посетителей, которые сидели за маленькими столиками и о чем-то беседовали. Слышалось равномерное гудение голосов. Высоко над головами какой-то человек на трапеции демонстрировал свой номер, не обращая никакого внимания на толпу и на вкусный, пахучий дым табака. Повсюду стояли статуи обнаженных женщин неземной красоты, но, как выяснилось, это были на самом деле живые женщины, которые безмятежно стояли на своих пьедесталах. Иногда время от времени кто-нибудь из посетителей подходил к одной из них и угощал сигареткой, таблеткой наркотика или выпивкой, в зависимости от того, чего такая женщина-статуя желала. Возле четвертой стены, под другой красно-лиловой неоновой логограммой, сидел белоснежно-белый, похожий на мальчика гранд. За фортепиано перебирало клавиши самое поразительное существо, которое Карен когда-либо видела.
Это был негр-альбинос. Совершенно белый черный человек. Карен уставилась на этот феномен. Она чувствовала, что он изучает ее из-под темных очков.
– А это и есть владелец "Призрака", – прошептал ей Джонни на ухо. – Пошли, я тебе его представлю, – они, пытаясь избежать столкновения с танцующими парами, пошли прямо через круг. – Карен, – с гордостью сказал Джонни, – прошу познакомиться. Это один и единственный здесь призрак по имени Эрнест Рич.
Альбинос протянул ей руку.
– Очень приятно, – рукопожатие у него было несильным, и Карен опасалась покрепче сдавить его ладонь. – Джон, я очень рад, что твой вкус в отношении женщин улучшается. Сегодня ты привел нам что-то на самом деле классическое, – его губы растянулись в широкой улыбке. – Добро пожаловать к "Призраку", мисс, – с величественным видом протянул он. – Ничего не принимайте здесь всерьез и постарайтесь как следует повеселиться.
– Постараемся, – пообещал ему Джонни.
Альбинос протянул руку и положил в карман Джонни небольшой, завернутый в бумагу пакет. Карен была готова побиться об заклад, что он подмигивал глазами, укрывшись за темными стеклами.
– Подарок ко дню рождения, – объяснил он. – Отдыхай. У нас сегодня грандиозная программа. Может, тебе и твоей девушке здесь понравится.
