Текст книги "Рабыни рампы"
Автор книги: Джуди Спенсер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)
– Значит, ты должна остаться.
– До тех пор, пока тебе не надоем.
Тот человек, которого Карен когда-то видела по телевидению, вышел из воды, вытирая капли махровым полотенцем. Набросив его на шею, помахал он Лейк.
– Хэлло! Очень приятно снова вас здесь видеть. Как себя чувствуете?
– Прекрасно, – ответила Лейк. – Я уезжаю во вторник домой. Больше, надеюсь, меня здесь не будет, – радостно заявила она.
– Прекрасно. Я желаю вам всего наилучшего на самом деле, – но его пристальные глаза говорили другое: "Ты вернешься, все мы сюда вернемся".
17
Как любой персонаж в детской книжке, Джордж отличался любопытством. Он был человеком, наделенным здравым смыслом, и не верил, что Карен преследует только одну цель в жизни – играть для Лейк роль няньки. Он ждал, что вот-вот от нее посыпятся требования, но так этого и не дождался.
Сид потешался над ним.
– Ты ее ревнуешь, ревнуешь эту маленькую девушку, ее подружку. Успокойся, Джордж, отдохни. Можешь радоваться. Лейк никогда так хорошо себя не чувствовала.
И это было правдой. Она вовремя приходила на работу и не путалась в тексте. Карен всегда находилась рядом с ней, устроившись на собственном стуле, на спинке которого было печатными буквами написано ее имя, и что-то царапала в своем постоянно находящемся при ней блокноте. Она никому не предоставила свои глянцевые фотографии размером 8x10; она не досаждала режиссеру. Короче говоря, у Джорджа не было никаких доказательств, что Карен использует дружбу с Лейк для продвижения собственной карьеры. Само собой, уже одно ее присутствие рядом с Лейк обеспечивало ей определенную рекламу. Журналы для любителей кино очень потешались в этой связи: "Разве не замечательно, что Лейк, эта великая "звезда", не забывает о своих старых друзьях?" Номера выглядели прекрасно, и так как обе девушки отличались фотогеничностью, фотографы тоже не сидели сложа руки. Снова Джордж почувствовал, что сможет быть счастливым. Образ Лейк никогда не отличался безукоризненностью, не вдруг стали происходить чудеса. Все же Джорджу было не по себе от присутствия Карен, ему постоянно чудилось, что она что-то от него скрывает. Его постоянно не покидал страх, что она обладает властью над Лейк и эта власть может увести девушку у него навсегда. Потому что, в конце концов, тот факт, что Лейк все еще находилась рядом с ним, был шуткой космического масштаба всех времен. Он, конечно, был большой дока и умело заправлял своими делами, но в глубине сердца он оставался подростком, восьмиклассником. Любой другой юноша чувствовал, что он выше Джорджа. Может, именно поэтому Карен вселяла в него чувство неловкости. Стоило ей направить на него свои почти восточные зеленовато-желтые глаза, как он чувствовал, что она видит его насквозь. Ему очень хотелось знать, разговаривали ли они с Лейк о нем.
Наконец он решился угостить обеих "своих девушек" обедом. Он заказал столик в Ma Мезоне, рассчитывая тем самым произвести должное впечатление на Карен.
Обе женщины пришли в точно указанное время. На Лейк была открытая бежевого цвета блузка и гармонирующая с ней прямая юбка. Создавалось впечатление, что она сидит совершенно голая. Во время обеда многие покровители искусств бросали на нее восхищенные взгляды. Карен, хотя и более скромно одетая, тоже привлекала к себе многозначительные взгляды. На ней был зеленый свитер крупной вязки, подходящие по цвету сапоги до колен, на шее был повязан легкий шарфик цвета слоновой кости.
– Я чувствую себя древней богиней племени инков, – улыбнулась она, подцепив на вилку цветок. Ими была усыпана тарелка с салатом.
Лейк попробовала один из них.
– Не очень вкусно, как ты думаешь? – она недовольно нахмурилась.
– Нет, не очень, – согласилась с ней Карен, – но они так хороши на вид.
Улыбаясь Джорджу, она пыталась вовлечь его в беседу. Он ответил ей улыбкой, но, как он ни старался, все же не мог почувствовать себя в своей тарелке.
Лейк сообщила, что ей нужно в туалет. Джордж слегка запаниковал, ему предстояло вести интеллектуальный разговор с Карен в течение нескольких минут.
– Ну, – весело начал он, – вы, ребята, посетили вчера шоу, устроенное одним из наших местных журналов?
– Да, Лейк отвезла меня в Диснейлэнд. Сотрудники все устроили. Мы хорошо повеселились. Не могу даже себе представить, что вы там никогда не бывали вдвоем.
– Ну, это не самое лучшее место для свидания, которое сразу приходит в голову, – ощетинился он. – Вы видели шоу?
– Да, конечно, – она ковыряла вилкой салат. – Мне нравится смотреть на себя на телеэкране. Хотя меня, конечно, не назовешь фотогеничной.
"Очень даже, – подумал про себя Джордж, – и ты об этом прекрасно знаешь".
– Мне всегда доставляет большое удовольствие следить за собой на экране.
– Ты просто хорошо адаптирована в жизни.
– Боюсь, ты прав. У меня нет привлекательных неврозов. Я даже прекратила грызть ногти, – она замолчала, надеясь, что он не связывал ее пренебрежительное замечание с несколько отклоняющейся в сторону от нормального природой Лейк.
Несколько посетителей не спускали с нее глаз, пытаясь выяснить, не является ли она новым открытием Джорджа Николсона. От Джорджа это не ускользнуло, и он немного рассердился.
– Кажется, тебе поступило немало предложений на роли, с тех пор как ты обрела здесь свою новую скандальную известность.
– Не очень, – пожала плечами Карен, – несколько фильмов ужасов, кроме того, они не прочь меня поэксплуатировать. Большей частью их интересует, смогу ли я заставить Лейк поговорить с ними, или же просят меня написать краткое изложение, взгляд чужака на Голливуд, что на самом деле представляет из себя Лейк Истмэн.
– Но ты, конечно, отказываешься?
– Да, – она в упор посмотрела не него. – Я никогда не стану делить что-либо подобное.
Он наклонился к ней поближе.
– Разве тебя не раздражает все это, Карен? Разве тебе нравится играть роль второй скрипки?
– Сейчас ты меня раздражаешь, Джордж, – ответила она, немного сердясь. Не тебе обвинять меня в том, что я зарабатываю на Лейк лишний бакс. Я сама заплачу за обед, благодарю тебя.
Она принялась рыться в сумочке.
– Прекрати! – прошипел Джордж, схватив ее за руку. – Здесь тебе не Нью-Йорк. Там, на улице, ты не найдешь такси. Прости меня. По-моему, я немного переборщил, – он посмотрел на Лейк, которая возвращалась к столу. – Забудем, о чем мы здесь говорили последние пять минут.
– Все в порядке? – спросила Лейк, усаживаясь на место.
– Превосходно, – подхватила Карен.
По ее виду Джордж понял, что она предпринимала большие усилия, чтобы поддержать его, и был ей за это благодарен.
После обеда они с Лейк довезли Карен до отеля. Лейк поднялась вместе с ней и вышла, держа в руках конверт из манильской бумаги.
– Вот, возьми, – она вручила ему конверт. – Карен дала. Это те исправления, которые ты поручил ей внести. Не понимаю, почему ей не отдать тебе его самой.
Он нахмурился.
– Потому, что мы не сильно ладим. Не могу назвать это подходящей идеей. Я просто верну…
– Ты попросил Карен поправить сценарий. Почему бы тебе прежде не прочитать, что она сделала, а уж потом ворчать? О'кей?
Она взяла его лицо в ладони.
– Иногда ты такой дерганый, Джордж, но в своем бизнесе ты, как правило, ошибок не допускаешь. Поэтому прочти это, сделай одолжение.
Повернув голову, он поцеловал ей ладошку.
– Ты меня просто обезоруживаешь. О'кей, ты хотела, чтобы я прочитал его. Ладно, сделаем.
Лейк попросила шофера покатать их по городу.
– Прямо сейчас? – недоверчиво спросил Джордж.
Лейк, взяв его под руку, склонила головку ему на плечо.
– Я хочу полюбоваться тобой, – она нежно прижалась к нему. – Ты не будешь таким сердитым, не будешь?
Листая страницы, он недовольно ворчал. Он хорошо знал содержание, поэтому без труда увидел исправления, которые внесла Карен. Она не стала менять сюжет, но ее опытная рука сразу чувствовалась в образах персонажей, особенно в роли, предназначавшейся для Лейк. Естественная кипучесть героини была смягчена, приспособлена к более умеренному темпераменту Лейк. Все остальное добавило бы ей лишь пресыщенной приторности. Теперь образ был подогнан под стиль Лейк, и в этом заключалось все очарование. В первоначальном варианте Виктория была опытной шпионкой, что-то вроде Джеймса Бонда в юбке. Это не нравилось Джорджу, хотя он и не мог объяснить почему. Теперь он понял. Лейк пришлось бы играть роль Виктории слишком бесстрастно, а такой персонаж вряд ли придется ей по вкусу.
Карен сделала Викторию любительницей, студенткой отделения изящных искусств, которая начинает сотрудничать с настоящим шпионом – здесь речь шла о роли для Гарри, с небольшими изменениями. Она даже предложила изменить название фильма – назвать фильм "Первое плавание", так как большая часть действия происходила на грузовом судне.
Главный злодей из прикованного к коляске маньяка превратился в очаровательного молодого человека, для которого были написаны самые лучшие строчки текста. Диалог приобрел большую остроту, живость, и Джордж, пробежав глазами две третьих, понял, что весь фильм становится не серьезным триллером, а легкой, с элементами комедии, авантюрной историей – именно такое кино зрительская аудитория никогда не устает смотреть.
Он захлопнул сценарий.
– Блестяще, – торопливо сказал он. – Особенно образ злодея. Ты знаешь, кого я вижу в этой роли?
– Кого?
– Джона Эллисона.
– Джон Эллисон? – рассмеялась Лейк. – Духовный братец Джитгета?
– Даже Джитгет уже состарился, а Джон Эллисон в данный момент стремится внести коренные изменения в свой имидж. Нельзя же вечно слоняться перед камерой на пляже, и к тому же наш фильм сам по себе далеко не пляжный.
– Да, это фильм, эксплуатирующий молодость, – рассеянно махнула рукой Лейк. – Большая разница.
– Элби Вейс предоставил Джону Эллисону роль в бродвейской драме. Насколько мне известно, у него неплохая пресса. Но на днях он расстанется с Вейсом. Мне хотелось, чтобы он приехал сюда. У него неплохие способности.
– Почему ты не пошлешь ему копию сценария? – ухмыльнулась Лейк. – И после того как он внимательно его изучит, можно послать пригожего эмиссара или даже двух, чтобы пощупать ему мускулистые руки, – она прижалась к его плечу. – Я не была в Нью-Йорке целую вечность.
– Лейк, я сам знаю, что мне делать.
– Ну, пожалуйста. Эллисон ни за что не согласится на второстепенную роль. Я прошу тебя просто предоставить нам с Карен отпуск, так хочется посетить наши давнишние, дорогие сердцу места. Мы не станем там заниматься никакими делами, так как никаких сделок не предвидится. И тебе это так же хорошо известно, как и мне.
– Вовсе необязательно. Актеры иногда пускаются в странные авантюры. И все же, – улыбнулся он, – я, по-моему, ничего особенного не теряю, направляя свою любимую актрису в театр.
Она бурно его обняла.
– Спасибо! Спасибо! Ты не пожалеешь об этом, Джордж. Мы там отлично проведем время. Я приду в нормальное психическое состояние перед началом съемок фильма после нашего возвращения. Ты лучше всех на свете!
– Ладно, ладно, – фыркнул он. – И не беспокойся, если тебе не удастся встретиться со знаменитым мистером Эллисоном. Ведь это твой отпуск.
– Я найду его, – твердо пообещала Лейк.
– Именно этого я и опасаюсь, – он умолк под обрушившимся на него потоком поцелуев и объятий.
К вечеру Джордж пригласил к себе в кабинет Мэтта, чтобы подписать с ним контракт в качестве режиссера в новом фильме с рабочим названием Первое плавание". Он оказался единственным человеком из всех побывавших прежде в кабинете Джорджа, который ни словом не обмолвился о многочисленных аэропланах. Никаких замечаний – ни "как интересно", ни "как необычно", ни в "этом есть что-то фрейдистское". Абсолютно ничего.
Джордж был уверен, что идет на большой риск. Недорогой фильм Мэтта, сделанный им со своими друзьями из "Шарманки", на днях выходил на экраны. Если он будет иметь такой большой успех, на который они рассчитывали, то все продюсеры в этом городе захотят иметь дело с молодым режиссером.
Джордж начинал действовать заблаговременно. Но если картина провалится, то у него на руках окажется неопытный режиссер, прочно удерживающий в своей лапе заключенный контракт, который уже нельзя будет аннулировать. Джордж понимал, что ступает по тонкому льду, но он доверял своему инстинкту. Он не очень много знал о Мэтте, который был оригинальным, молчаливым типом, но он отлично знал, что Мэтт – хороший режиссер, высокомерно относящийся ко всем вошедшим в поговорку очарованиям Голливуда: слава, наркотики, жаждущие юные "звезды". Казалось, у него была только одна страсть – это работа да жена. Джордж понимал, что для "Первого плавания" ему нужен хороший режиссер. Ему понравилось то, что он видел из его работы, понравился его кинематографический стиль, и его устраивало, что он никогда не соблазнится Лейк. Слишком многие из режиссеров подчинялись ее маленькому указующему пальчику. "Стоит октябрь, – подумал Джордж. – Если Эллисон читает медленно, то можно продлить срок до декабря и направить девушек в Нью-Йорк на рождественские праздники. Тем временем они проделают как можно больше предварительной работы, пока решится вопрос с "Девушкой наверху". Они в таком случае смогут приступить к съемкам в апреле будущего года.
Мэтт оторвал глаза от контракта.
– А где то дополнение, о котором я просил тебя?
– Мэтт, это весьма странное дополнение, – настороженно ответил он.
– Не вижу ничего странного. Кажется, я не просил тебя о чем-то необычном.
– Не все же настаивают на роли для своей жены.
Мэтт снял очки. Из-за поцарапанной роговой оболочки он не носил контактных линз.
– Речь идет о крошечной роли, всего каких-то пять минут экранного времени. Не понимаю, в чем здесь загвоздка. Все так поступают. Люди всегда раздают маленькие роли, словно подарки. Об этом даже и говорить не стоит, не то что ссориться.
– На самом деле, не стоит, – подумав, согласился Джордж. До апреля еще далеко, и в любой момент можно от всего отказаться.
Он подписал добавление.
– Вот, пожалуйста. Эти съемки станут для тебя временем, проведенным в кругу близких и друзей. Собираются вместе все твои старые друзья.
Мэтт пожал плечами.
– Не скажу, что мы уж все такие верные друзья. Я знаю Гарри, так как он снимался у меня в студенческом фильме. Лейк была подружкой по комнате моей жены. Не могу утверждать, что они были настолько близки друг к другу. У нас с ней только одно общее – это Карен.
– Ну, Карен – это еще та девушка!
– Да, не скрою, – улыбнулся Мэтт, это была первая его искренняя улыбка, которую увидел Джордж. – Если бы ты был смышленым, то подписал бы с ней контракт и дал роль в своем фильме.
Джордж начинал раздражаться.
– Все в свое время, Мэтт, все в свое время.
18
В Нью– Йорке было холодно, типичный декабрьский день, и они после краткого марафона по магазинам решили выпить по чашке чая в отеле «Плаза» в «Пальмовом дворике».
– Боже, как я скучала по этому городу, – призналась Лейк, наливая в чашку молока. – Как приятно сюда вернуться.
Карен наморщила носик.
– Лучше пойти посмотреть другое шоу. Это просто чудовищно.
– Прекрати, прекрати, – поддразнивала ее Лейк. – Разве ты не взволнована перспективой встречи с потрясающе смазливым Джоном Эллисоном?
– Нет. Я не выношу таких людей.
– Каких таких? – переспросила Лейк. – Ведь ты никогда прежде с ним не встречалась.
– Ты понимаешь, о чем я говорю. Эти ребята считают, что они просто божий подарок для нас, женщин.
Лейк вздохнула.
– Прекрасно, отправляешь на виселицу парня без суда. Имей в виду, разговаривать сегодня буду только я сама. А ты только наслаждайся шоу. Вот попробуй парочку сэндвичей. Это какая-то фантастика!
Лейк с аппетитом впилась в него зубами, и в этот момент подошла к столу какая-то доброжелательная ее поклонница. Другая, чуть помоложе, вероятно, ее перепуганная насмерть дочь, послушно плелась за ней, негромко выражая протест.
– Вы – Силки! – воскликнула пожилая дама. – Мы все время смотрим вас. У меня такое чувство, что вы стали членом нашей семьи.
– Я очень рада, что вам нравится шоу. Для этого мы, актеры, и существуем.
Пожилая леди кивнула.
– Считаю своим долгом сказать вам, что вам не следует увлекаться чересчур открытыми нарядами. Вы очень милая девушка, и нельзя идти на такую дешевку.
Ее дочь наверняка в эту минуту хотела бы провалиться сквозь землю.
– Благодарю вас за замечание, – серьезно ответила Лейк. – Очень приятно узнавать что-то со стороны.
– Пожалуйста, – ответила дама, вся сияя от гордости. – Вы очень, очень приятная девушка.
Она протянула ей блокнот для автографов с прикрепленным к корешку карандашом:
– Не дадите ли?
– С удовольствием.
Быстро нацарапав: "С наилучшими пожеланиями. Лейк Истмэн" – она вернула блокнот. Ее дочь стоически разглядывала собственные туфли, искренне желая оказаться сейчас в другом месте, где угодно: в Бельгийском Конго, посередине реки Амазонки в лодке со сломанным веслом – где угодно.
Дама, держа в руке блокнот, все еще колебалась, уставившись на Карен. Карен приятно улыбалась ей в ответ. Наконец она, еще раз улыбнувшись, осведомилась:
– А вы тоже знаменитость?
Карен с секунду помедлила.
– Значит, вы не узнаете меня? Понимаю, люди меня не узнают без парика. Это мне урок, чтобы впредь не показывалась без него. Ты была права, – она подтолкнула заинтригованную Лейк. – Она утверждала, что в таком виде меня никто не узнает. Мы даже заключили с ней небольшое пари, – выудив из сумочки доллар, она передала его Лейк. – Договор дороже денег.
– Боже мой, теперь я узнаю вас, простите меня, – расстроенная дама протянула ей книжку. – Не окажете ли любезность?
"Желаю удачи во всех начинаниях, – написала Карен. – С любовью, Долли Партон".
Дама была настолько смущена, что не осмелилась и взглянуть на блокнот до самого выхода. Там она оглянулась на Карен – в ее глазах сквозило недоверие.
– Неужели ты думаешь, что это на самом деле… – пытала она свою дочь.
Они слышали, как до самой Пятой авеню от души хохотала ее дочь.
В изумлении Лейк уставилась на Карен.
– Никогда не думала, что ты способна на такое. Я просто в шоке.
Карен посмотрела на нее невинными глазками.
– Ей только нужно было сказать: "Нет, я не узнаю вас". По-моему, я не вырывала у нее из рук блокнот.
– Ты невыносима, – фыркнула Лейк. – Я думала, что ты сперва покапризничаешь или по крайней мере изобразишь на лице праведное негодование. На твоем месте многие бы так поступили. Но ты была в своем амплуа.
Карен бросила на нее странный взгляд.
– Никогда не допускай ошибки и не считай, что люди, умеющие жить, меньше чувствуют, чем те, которые жить не умеют.
– Что ты имеешь в виду? – с нажимом произнесла Лейк.
– Ладно, оставим, – Карен потягивала чай из чашки. – Это неважно.
Они обе решили оставить эту тему.
Лейк, пошарив рукой среди лежавших у ее ног пакетов, вытащила из кучи один.
– Это тебе. Нет, сейчас не открывай. Дождись нашего возвращения в отель.
Карен с любопытством взирала на пакет, стараясь приоткрыть уголок, – что там?
– Это тебе на вечер, а если ты намерена разбить то, что в коробке, то тогда я сама ее понесу, – она начала надевать пальто. – Ты ослепишь этого маленького чудака.
– Ослепление – это по твоей части, – возразила Карен. – Я никого не ослепляю. Боже, мне совершенно не нужен этот вечер. Я не в той команде.
– Джон Эллисон будет тобой очарован, – сказала Лейк, складывая свертки и пытаясь рассчитать, какую сумку в какой руке нести.
Карен пожала плечами, стараясь казаться абсолютно безразличной, хотя это ей не совсем удавалось. Она прекрасно знала Джона Эллисона. В каждой школе, в каждом колледже, в каждой конторе был свой Джон Эллисон. Этот парень всегда поступал правильно, он никогда не был ублюдком до конца и мог состроить такую улыбку, на которую попалась бы сама мать Тереза. Этого парня любили все девушки, и никто из них не мог похвастать одержанной победой. За исключением той девушки, которая проголосовала за Лучшего человека года в своем календаре, и такие отношения длились только до того момента, пока она не остановила своего взора на английском студенте, прибывшем в их страну по обмену. Да, Карен знала Джона Эллисона, и такие парни, как он, всегда заставляли ее чувствовать себя невидимкой.
– О'кей, – сказала она себе. – Можно пожертвовать одним вечером.
– О чем ты бормочешь? – с улыбкой спросила Лейк. – Ты ругаешься про себя, как невоспитанная дама. Пошли найдем такси. Хочу немного отдохнуть до начала шоу.
Джон Эллисон не отличался особыми успехами в средней школе, если не считать, что он постоянно курил марихуану и без конца попадал в различные переделки. Школа для него была отчаянной скукой, все вокруг шло насмарку, ему предстояло жить и умереть в Хайленде, небольшом городке неподалеку от Нью-Йорка, где он прожил всю свою жизнь. Он был младшим из шести детей в семье, и ко времени его появления на свет родители его основательно поизносились. Им заранее был известен любой трюк, который он намеревался выкинуть, и у них не было настроения наблюдать за различными вариациями. Они уже порядком устали от проталкивания пяти своих чад, не блещущих талантами, по ступеням образования: курсы игры на гитаре, религиозное обучение, колледж. Они без обиняков объяснили Джонни, что если он намеревался кем-то стать в этой жизни, то должен позаботиться сам о своем образовании и обо всем прочем в этом роде. Джонни нашел работу на заправочной станции и вообразил, что на этом заканчивается вся жизнь и все время, отпущенное Джону Эллисону. Он слишком поздно родился, и к тому же не в той семье. Он приторговывал марихуаной – нет, небольшой бизнес, просто чтобы раздобыть денег на покупку кроссовок "Адидас" и пойти с девушкой на вечерний сеанс в кино. У него были длинные сальные волосы, и, как только у него начала расти щетина на лице, он отрастил бороду. Когда он появлялся в городе, то большинство добропорядочных граждан старались держаться от него подальше. Он был юным хулиганом, и общение с ним грозило бедой. В последнем классе к нему как нельзя лучше подходила фраза в календаре: "Это человек, по которому тюрьма плачет".
Когда ему исполнилось девятнадцать, Джонни по-прежнему качал бензин, продолжая и другой свой маленький бизнес. Один из его приятелей но школе, парень с головой, уговорил Джонни отправиться вместе с ним в город. Требовались исполнители для какой-то "мыльной оперы", и они отправились на прослушивание – ведь не прокаженные же! Чем черт не шутит, соглашался с приятелем Джонни, во всяком случае, этот день станет немного другим, не похожим на все остальные.
Они вошли на площадку с нечесаными волосами, в обычных форменных куртках и джинсах. Устроители, само собой разумеется, не намеревались встретиться с Марлоном Брандо. Им нужен был молодой, миловидный, слегка хулиганистого вида парень, но такой, который не представлял собой угрозы для общества. Элби Вейс, персональный менеджер на одном из прослушивании, в котором они принимали участие, внимательно следил за кандидатами. У него было полно друзей в этом бизнесе, и к его мнению прислушивались. Он не спускал глаз с Эллисона.
– Благодарим вас, – бросил кто-то Джонни. – Мы вам сообщим.
Лицо у Джонни комично упало.
– Полный провал, – искренне сокрушался он, возвращая сценарий. – Но я здесь впервые, я просто не умею этого делать. Очень жаль, в общем, мне вставили свечу…
– Не расстраивайся, – успокаивала его распорядительница, юная, но не очень привлекательная девушка.
Джонни слушал ее улыбаясь.
Она вся растаяла. Та женщина, которая проявляла равнодушие к актерскому горю, в глазах Элби превращалась в пустое место. Менеджер сразу увидел то, что требовалось увидеть. Он остановил Эллисона с приятелем в коридоре.
– Эй, ребята, – крикнул он, пыхтя и преодолевая сопротивление своего грузного тела, не желавшего, несмотря на все его усилия, переходить на бег. – Послушай, молодой человек, хочешь стать актером?
Джонни с другом переглянулись.
– Я тебе говорю, – Элби указал на Джонни. – Хочешь стать актером? – повторил он.
– Само собой, – рассмеявшись, ответил он. Мне уже до чертиков надоело качать бензин в этом вонючем городке.
Элби подошел к ним ближе, все еще немного пыхтя.
– Отлично. Вы мне понадобитесь на несколько дней здесь, в Нью-Йорке. Можете остановиться у меня.
– Минутку, – медленно сказал Джонни. – Что все это значит? Вы, мистер, положили на меня глаз?
– Я персональный менеджер, – гордо выпятив грудь, сказал Элби. – И мне кажется, у тебя есть то, что нужно. Возьми мою визитку.
Парни начали внимательно ее изучать.
– Гляди, выгравировано, – уважительно произнес один из них. – Вероятно, у этого дядьки водятся бабки.
– Хочешь стать актером? – в третий раз спросил Элби. – Если да, то я смогу тебе помочь.
Джонни засунул визитку в карман.
– Я подумаю, – сказал он, одарив Элби обворожительной, пронизывающей душу улыбкой. – Нельзя принимать поспешных решений, верно?
– Нет, не следует, – ответил Элби, чувствуя, как у него начинает кружиться, словно в каком-то тумане, голова.
Перед ним стоял его золотой мальчик – тот, который все для него сделает. Он еще никогда в жизни не был в этом так уверен.
Ребята отправились по домам.
– Ты, по-моему, чокнулся, – упрекнул Джонни приятель. – Ты должен был сразу схватить этого старого пердуна и вытрясти из него все, что у него есть. Судя по всему, у него не так мало.
– Я должен подумать, – безмятежно ответил Джонни. – И я намерен это сделать.
В тот вечер он сообщил матери, что уезжает, что теперь намерен жить в большом городе, чтобы попытаться чего-то добиться в жизни. Он хотел стать актером. Вкратце он рассказал ей о своей встрече с Элби Вейсом.
Отец был немного навеселе. Он был неплохим человеком, но очень устал, и жизнь казалась ему какой-то неудачной, затянувшейся шуткой. В молодости он писал стихи, и Джонни стал тем ребенком, который унаследовал его грезы. "Грезы о чем-то большом, стоящем, – подумал со смешком отец, – и они далеко его уведут".
– Хочешь превратить меня в ничтожество? – зарычал отец.
Мать принялась вытирать со стола.
– Оставь его в покое, – бросила она сквозь зубы. – Ты всегда к нему придираешься.
Собрав грязную посуду, она отнесла ее на кухню и там осталась, хотя до нее доносилась их перепалка. Уж лучше слышать, но не видеть, как они дерутся.
Когда дети были маленькими, Джон Старший (они называли его Большой Джон) вправлял им мозги с помощью ремня. Когда они подросли, он расправлялся с ними кулаками. Но никто не доводил до такого каления отца, как Джонни, потому что он больше других его любил. Джонни был единственным из них, который не смел отвечать ударом на удар. Он был сильный парень, высокого роста и, вероятно, мог бы прибить отца. Но он никогда не поднимал руку на старика. Джонни сам разработал для себя нравственный этический кодекс и неизменно его придерживался.
Она услыхала, как Большой Джон награждает оплеухами сына. От этих звуков ей стало не по себе.
– Нет, это просто невыносимо, – сказала она сквозь сжатые зубы.
Слова ее звучали тихо, приглушенно. Она вернулась в гостиную.
– Ну-ка прекратите, живо! – завопила она.
– Не вмешивайся, – предостерег ее Большой Джон. – Давай, давай, – поддразнивал он сына, – давай, ударь меня, ты, гнусный растрепа. Видишь, кого я воспитал? Никчемную девчонку. Маленькую милую девочку. Эй, красотка, как тебя зовут? Мария? Или Сьюзан?
– Оставь меня в покое, – сказал Джонни. – Дай мне забрать свои вещи и спокойно уйти.
Пройдя мимо старика, он начал подниматься по лестнице. Мыча, как безумный, отец схватил его за руку и потащил назад. Джонни потерял равновесие. Он повис, ухватившись за перила. Отец был еще крепкий мужчина, и Джонни пришлось разжать пальцы. Поскользнувшись, он с грохотом скатился вниз. Отец не выпускал его руки. Он упал неловко, и все услышали, как раздался треск.
Несколько секунд все было тихо. Джонни медленно поднялся, удивляясь, как быстро ему стало больно.
– Убирайся от меня, – крикнул он отцу, направляясь к выходу. – Я больше сюда никогда не приеду, никогда в жизни.
Он вышел, не зная, что еще придет отцу в голову. У него даже не было денег на автобус…
– Джонни! Джонни! – кричала устремившаяся за ним мать. – Вот все, что у меня есть, – она вложила ему в руки деньги. – Он не плохой человек. Просто случайность, Джонни, ты ведь знаешь, – расплакалась она.
– Я ненавижу этого ублюдка.
– Нет, нет, не надо, Джонни, – причитала мать. – Ведь у тебя из всех детей самый покладистый характер. Просто тебе еще не приходилось ни с кем расставаться. Вот и все. Прости его, ведь ты для этого создан, всех нас создал для этого Господь.
– Я ему никогда не прощу, – твердо произнес Джонни.
Когда автобус въехал в Порт-Офорити, у него сильно заныла рука, и он почувствовал себя разбитым. Здоровой рукой он вытащил из кармана визитку Элби. Мать дала ему чуть больше пятидесяти долларов. Несколько такси проехали мимо, не останавливаясь, испугавшись, вероятно, его растрепанного вида, но все же наконец один таксист снизошел и отвез его по указанному адресу к дому Элби, к особняку в аристократическом районе восточных шестидесятых улиц.
Горничная так испугалась его вида, что не хотела впускать.
– В чем дело, Эстер? – спросил подошедший к ней Элби, который заслышал шум у двери.
Джонни оперся на нее спиной. Если даже он превратился в животное, кто-то должен вывести его из такого скотского состояния?
– Мистер Вейс, я все обдумал, – сказал он. – Если хотите мне помочь, я не против, – с этими словами он упал в обморок прямо на крыльце.
Прежде всего Элби вызвал врача, который вправил ему вывихнутую руку и заверил его, что все синяки и кровоподтеки на лице скоро пройдут.
– Кто это тебя так? – поинтересовался он у Джонни, когда тот проснулся на следующее утро.
– Мой старик, – в глазах Элби отразился ужас. – Не смотрите так на меня. Просто несчастный случай. Мой старик силен, как бык, он не может рассчитать собственную силу. – Он зевнул, широко раскрыв рот. – Ну, когда мы начнем заниматься этой говеной актерской профессией?
– Прямо сейчас, – улыбнулся Элби.
Элби думал, что Джонни понадобится для отдыха целый день, и предусмотрительно вызвал парикмахера. После стрижки и тщательного бритья Элби сразу почувствовал, что его инстинкт в отношении больших денег, связанных с Джонни, не подвел. Его темные, почти черные волосы прекрасно гармонировали со светло-серыми глазами. Эти глаза был словно подернуты легким летним туманом. Он все же был крепкий парень, но в нем была какая-то приятная ранимость, которая сразу же бросалась всем в глаза и очаровывала.
Под вымышленным именем после старательных тренировок под руководством Элби он отправился на прослушивание для подбора актеров для "мыльной оперы". Устроители внимательно оглядели его всего – руку в гипсе, синяки на лице. Наконец-то перед ними появилось что-то настоящее, естественное, а не какой-то безликий, вырядившийся по случаю актер. Они тут же захотели подписать с ним контракт.
