Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

– Доброе утро! – Из-за прилавка, как по волшебству, выскочил человек. Это мог быть только мистер Попплеби. Все его видимые части – большое круглое лицо, верх длинного фартука, рукава рубашки и руки – были одинакового белесого оттенка с легким жирным налетом. Даже бледно-серые глаза блестели, как желе.

– Доброе. – Мистер Окройд воззрился на хозяина. – Э-э… дайте-ка подумать… э-э…

– Чай-кофе-какао-яичница-с-беконом-колбаса-копченая-селедка-яйца-вкрутую-холодное-мясо-хлеб-с-маслом, – отчеканил мистер Попплеби, сверля мистера Окройда немигающим взглядом выпученных глаз.

Мистер Окройд с восторгом уставился на него и стянул с головы кепку – вероятно, в знак восхищения.

– Звучит аппетитно! Мне, пжалста, чаю, две порции бекона и яичницу из двух яиц. Да, и хлеба поболе, мистер.

– Чай-две-порции-бекона-два-яйца-четыре-куска-хлеба. – Мистер Попплеби отвернулся.

– Погодите! – окликнул его мистер Окройд. – А можно мне чуток умыться перед завтраком? Я всю ночь провел в пути, трясся в грузовике, – не без гордости добавил он.

– Конечно, вам можно умыться, конечно, – с невероятной важностью ответил мистер Попплеби. – Судьба привела вас ко мне, и я дам вам умыться. Я не говорю, что это обычное дело – вовсе даже не обычное, – ну так и что с того? Вы не хотите садиться за стол грязным, и я не хочу, чтобы вы садились за стол грязным, вот мы и нашли общий язык, верно я говорю? Идите за мной.

Он вышел из зала, и мистер Окройд последовал за ним. Они шагнули в закуток, где мистер Попплеби взмахом руки обозначил местонахождение маленького эмалированного тазика, большого куска хозяйственного мыла и видавшего виды полотенца.

– Вот, дружище, плескайтесь тут, сколько душе угодно, – сказал мистер Попплеби. – А пока вы моетесь, мы вам поджарим яичницу с беконом. Это по-людски, по-щеловечески, верно? Дай щеловеку все, что он просит – в разумных пределах, конечно, во всем должен быть здравый смысл, – так или иначе, попытайсядать щеловеку все, что он просит, – таков мой девиз. – Придя к этому прекраснодушному заключению, мистер Попплеби удалился.

– Кем он себя возомнил – Ллойдом Джорджем [21]21
  Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945) – британский политический деятель, последний премьер-министр Великобритании от Либеральной партии, близкий друг Уинстона Черчилля.


[Закрыть]? – пробормотал мистер Окройд, снимая пальто. Конверт в целости и сохранности лежал в нагрудном кармане. – Послушать его, так он мне ванну с шампунями предлагает и миникюр в придачу!

Однако ж, вдоволь поплескавшись над эмалированным тазиком и вытершись единственным незасаленным уголком полотенца, мистер Окройд наконец почувствовал себя человеком. Он вернулся в столовую через коридор, напоенный ароматом жареного бекона, и благодушно взглянул на громадную тушу мистера Попплеби: тот уже заварил чай и выставил на стол тарелку с хлебом, чашку, блюдце, длинный заостренный нож и двузубую вилку.

– Яичница с беконом будут через минуту, – сказал мистер Попплеби, возвращаясь за прилавок.

– Чудесно! – вскричал мистер Окройд, потирая руки. – Признаться, я умираю с голоду.

– Скоро мы это исправим. – Ни один хирург не смог бы произнести эти слова с большей важностью. – Стало быть, вы с дороги?

– Да уж. Всю ночь трясся по Великой северной дороге. – Как ни странно, его слова не произвели ни малейшего впечатления на мистера Попплеби.

– Я вот что скажу, – с еще большей важностью проговорил тот. – Это даже неплохо, если вы правильно все воспринимаете. Ну, то есть, если это делает вас щеловечнее. Если нет – все зря. Я тыщу раз говорил это посетителям, тыщу раз, стоя ровно на этом месте. «Стал ли ты щеловечнее? Если да, то и славно». Я в широком смысле, если я говорю щеловек, то имею в виду щеловека. Я верю… – он вперил в мистера Окройда немигающий взгляд, – в щеловечество.

– Эт хорошо, мистер, – ответил мистер Окройд искренне, но с некоторой философской строгостью в голосе. – Я вас понял и полностью согласен. – Впрочем, яичница с беконом порадовала бы его еще больше. Донесшийся откуда-то сзади стук возвестил о том, что она готова.

– Я так считаю: надо всегда спрашивать себя: «А это по-щеловечески?» Если нет, даже не думай, пройди мимо. Выбрось из головы. Таков мой девиз: щеловечность превыше всего. У нас это главное правило, вы сами убедились, когда попросили умыться. Делай все по-людски, и когда-нибудь тебе зачтется. – Наконец он соизволил услышать стук и принес мистеру Окройду яичницу с беконом. – А вот и завтрак. – Мистер Попплеби произнес эти слова таким тоном, словно не только принес ему тарелку, а собственноручно извлек яйца из далеких курятников, пожарил, закоптил бекон и даже вылепил из глины тарелку.

Мистер Окройд, втайне подумав, что лучше бы повар был менее человечным (яичница оказалась пережарена), с величайшим усердием и прилежанием набросился на еду. Каждый попадавший ему в рот кусочек проглатывался при содействии мистера Попплеби, который перегнулся через прилавок и не сводил глаз с единственного посетителя. Добравшись до третьего ломтя хлеба, мистер Окройд нашел в себе силы продолжить беседу. Ему стало хорошо и спокойно.

– Что меня поразило, – заявил он, – так это надпись на вывеске: «Обслуживаем велосипедистов». Чем же это велосипедисты отличаются от всех остальных?

– В основном ветчиной, – задумчиво проговорил мистер Попплеби. – Падки они на ветчину, ой падки! Бывали субботы, когда к шести у меня всю ветчину подъедали. Не на той неделе, конечно, и не две недели назад, и даже не год назад – еще до войны. Если уж на то пошло, велосипедистов нынче нет, одно название. Изредка приезжает кто-нибудь на велосипеде, но по-настоящему больше не катаются – так чтоб парами, клубами и прочая. Все пропало, и уже не воротится. Когда я тут начинал, по будням у меня столовались возчики, а по выходным только велосипедисты – ну, окромя местных, конечно. А теперь что? Теперь всюду машины да грузовики, а они в нашу глушь не заезжают, сразу едут в города покрупнее. Терплю убытки, друг мой. Теперь не то, что прежде, верно тебе говорю.

– Да, нынче все не то, не то… – проговорил мистер Окройд с добродушной меланхолией. – Я тоже заметил перемены. Взять хоть текстильную торговлю…

Мистер Попплеби не дал ему договорить.

– Вот и я о том. Но отчего так происходит, в чем разница между прошлым и настоящим? Я всегда задаю себе этот вопрос.

– Правильно задаете, – тепло поддакнул мистер Окройд.

– И каков ответ? Каков ответ? – Мистер Попплеби поспешно ответил сам: – Раньше все было щеловечней, вот в чем разница. – Он победно умолк и взглянул на мистера Окройда, занятого раскуриванием трубки – она наконец дождалась своего часа. На добротном фундаменте из яиц и бекона «Старый моряк» пах вкусно, как никогда. Мистер Окройд медленно выпустил в воздух несколько уютных голубых колечек и стал ждать, пока мистер Попплеби заговорит.

– Такому, как вы, незачем объяснять, что такое щеловечность, – продолжал тот. – В нашем мире дружеского плеча не дождешься. Хватай что успел и беги, так-то. Деньги, нажива, барыш – вот что главное. Я повидал жизнь, знаю что говорю. В моем деле каких только историй не наслушаешься! Конечно, и среди моих коллег немало безразличных невежд – а все почему? Потому что они не видят собственного блага. Им бы только клиента обслужить да деньги получить. А я люблю учиться. Я с посетителями разговариваю, они разговаривают со мной, и так было всегда. Вот и от вас я кой-чему научился.

– Ага, – кивнул мистер Окройд, невольно в этом усомнившись. «Да ты мне и слова не дал вставить!» – подумал он. Не желая больше слушать речей мистера Попплеби, он сказал: – Ну, сколько с меня?

– Так-так, – ответил мистер Попплеби. – Чайник-чаю-две-порции-бекона-два-яйца-четыре-куска-хлеба. Итого один шиллинг восемь пенсов. Все по справедливости.

– Верно, – сказал мистер Окройд вслух, а сам подумал, что хозяин пожадничал. Он порылся в карманах и вновь обнаружил там единственный шестипенсовик. – Окажите любезность, разменяйте мне деньги, – проговорил он, доставая конверт из нагрудного кармана.

– Попробуем. – Мистер Попплеби издал звук, отдаленно напоминающий смех. – Вы хотите сдачи, а я хочу вам ее дать – все довольны и никто не в убытке. Это по-щеловечески, верно?

Однако мистер Окройд не смог ответить: он разинул рот и потрясенно уставился перед собой. В конверте лежала единственная бумажка с надписью: «Веселого Рождества и счастливого Нового года! XXX». Четырех банкнот как не бывало. Надеясь на чудо, мистер Окройд обшарил все карманы: вдруг кто-то сыграл с ним шутку? Но нет, деньги исчезли. Его обокрали. Теперь он понял, зачем ему уступили диван, почему Нобби с Фредом так рано уехали и почему хозяйка так спешно выдворила его на улицу, не дав и проснуться.

– Вот те на! – вскричал он. – Меня обчистили! Смотрите, ночью здесь было двадцать фунтов, четыре бумажки по пять фунтов, а таперича ни гроша, одна записка! Меня ограбили, и я даже знаю кто. – Он поднял глаза. Мистер Попплеби вскинул брови и сверлил его холодным взглядом.

– С вас один шиллинг восемь пенсов, – повторил он.

Мистер Окройд не на шутку разозлился.

– Я ж грю, у меня украли двадцать фунтов! Нет у меня шиллинга, только шесть пенсов – берите на здоровье. Я ночевал с двумя малыми в «Кирквортском трактире» – они-то меня и обчистили!

– Хотите сказать, что потеряли двадцать фунтов, четыре купюры по пять фунтов, в «Кирквортском трактире»? – вопросил мистер Попплеби. – Ежели так, то я должен спросить, что вы забыли с такими деньжищами в таком месте? Подозрительно как-то. Вообще не мое это дело, ступайте своей дорогой, а я пойду своей. Но послушайте моего совета, возвращайтесь-ка лучше восвояси, дружище. Между тем вы должны мне один шиллинг восемь пенсов, как ни крути. Ровно столько мне от вас и нужно – один шиллинг восемь пенсов.

– Ровно столько вы от меня и не получите, мистер! – сердито рявкнул мистер Окройд. – Я же сказал, у меня только шесть пенсов! Вот, смотрите. – Он встал и вывернул карманы. – Двадцать фунтов пропали, остался только шестипенсовик! Ну и болван же я!

– Вы не первый пытаетесь это провернуть, – размеренно сказал мистер Попплеби.

– В смысле? Ничего я не проворачиваю! Я думал, у меня в кармане двадцать фунтов, когда сюда пришел. Я не знал, что меня ограбили!

– Я тоже, – отметил хозяин закусочной, подозрительно глядя на мистера Окройда. – Повторяю, вы не первый. Но я по-прежнему доверяю людям. Я дал вам яичницу, бекон, чай…

– Да-да, еще хлеб, кусок мыла, грязное полотенце и каплю воды! – со злостью добавил мистер Окройд. – Валяйте, валяйте. Вы остались без шиллинга, а я без двадцати фунтов! Мы оба в убытке, но мне похуже вашего будет! Вот, держите шесть пенсов, с меня еще четырнадцать. Счас рассчитаемся, дружище. – Мистер Окройд в ярости кинулся к сумке с инструментами и достал оттуда зубило. – Видали? Оно куда дороже четырнадцати шиллингов, и я верну их как можно скорей, так-то! Потому что это зубило мне дороже, чем вся ваша грязная забегаловка. Даже если тут прибрать, – злорадно добавил он.

Мистер Попплеби взял у него шесть пенсов и рассмотрел зубило.

– Инструмент мне без надобности, – медленно проговорил он, – но я вас отпущу. Я всегда ратовал за щеловечность…

– Щеловечность! Ха! Как бы не так! – Мистер Окройд с презрительной усмешкой собрал вещи.

– Ну все, довольно! – Слова мистера Окройда явно задели его философское достоинство. – Позвольте вам сказать, друг мой, что в этом заведении так делать нельзя. Повторяю, так нельзя.

– Я тебе тож скажу, чего нельзя делать. – Мистер Окройд шагнул к двери.

– Хо! И чего же?

– Нельзя так поганить яичницу! – Мистер Окройд усмехнулся и закрыл за собой дверь.

Вниз по залитому солнцем Эверуэллу отправился наш герой, человек в бедственном положении – за душой ни гроша, родной дом далеко и неизвестно где, работы нет и не предвидится, даже страховая карта порвана в клочья. Однако, не успев дойти до конца города, мистер Окройд уже опять смеялся.

– Эк я его с яйцами-то! – сказал он и подставил солнцу лицо, сморщенное и просветлевшее от гордости за собственное остроумие.

III

Был уже день, когда мистер Окройд приметил вдалеке чудной автофургон. Покинув «Закусочную Попплеби», он прошагал по пыльной дороге восемь или девять миль, то и дело меняя руки, угостился бутербродами с сыром и глотком пива у дружелюбного дальнобойщика (который, впрочем, не поверил ни слову из того, что рассказал ему мистер Окройд) и часа два проспал под забором. Потом он вновь отправился в путь, но шагал очень медленно: во-первых, ему все еще было нехорошо после дневного сна, а во-вторых, он понятия не имел, куда и зачем идет. Фургон сразу привлек его внимание. Он стоял в тени придорожных деревьев и выглядел чрезвычайно странно: как помесь очень длинного пикапа и дома на колесах. С одной стороны у него было маленькое окошко, но никакой дымовой трубы и прочих приспособлений, характерных для жилого помещения, мистер Окройд не заметил. Машина выглядела старой и ржавой, а у фургона был скорбный, побитый непогодой вид. Отметив все это зорким глазом ремесленника, мистер Окройд мог пройти дальше, если б не услышал из-за фургона звук пилы. Он тут же навострил уши и меньше чем через минуту пришел к кое-какому выводу.

– Э, да малый не умеет пилить! – сказал он себе и решил сходить на разведку: храбрости ему придала собственная тяжелая участь и понимание, что он-то, Джесс Окройд, пилить очень даже умеет. Обойдя фургон сзади, он бросил сумки, прикурил трубку, сунул руки в карманы и таким образом легко вжился в роль любопытного зеваки.

Горе-мастер взглянул на подошедшего мистера Окройда и вернулся к своему занятию. То был крепко сбитый человек лет сорока, с короткими черными волосами, черными глазами и широким гладко выбритым лицом того же красного цвета, что и шарф, заменявший ему воротник с галстуком. Хотя человек был в одной рубашке, а его коричневый костюм в клеточку изрядно пообносился, сам он выглядел куда эффектней и модней мистера Окройда и всех его знакомых, при этом и на фоне ветхого фургона смотрелся очень даже ладно. Мистер Окройд сразу почувствовал в нем что-то от бродяги, только вот что? Его нельзя было с уверенностью отнести к какой-либо профессии, но в голове невольно рисовались образы странствующих актеров, боксеров, ипподромных «жучков» и коммивояжеров.

Он вновь поднял глаза на мистера Окройда – тот наблюдал за ним уже минуту или две – и весело подмигнул.

– Отличный денек, Джордж!

– Ага, – ответил мистер Окройд и, не желая уступать незнакомцу в выдумывании имен, сухо добавил: – Неплохой, Герберт.

– Ну-ка, ну-ка! – Он выпрямился и расправил плечи. – Я что, похож на Герберта?

– Не знаю… – Мистер Окройд помолчал. – Но ежели спросишь, я отвечу, на кого ты непохож.

– Валяй, Джордж. На кого?

– Ты не похож на человека, который умеет обращаться с пилой. – Мистер Окройд смягчил суровую критику добродушной улыбкой.

– Да ты что? Вон как заговорил! – Незнакомец сунул руку в карман жилета, достал оттуда пачку сигарет «Вудбайнс» и закурил. – Сам-то в пилах знаешь толк? – дружелюбно спросил он.

Вместо ответа мистер Окройд поднял свою сумку с инструментами и поставил ее у ног горе-мастера.

– Объясни, что надо сделать, друг, – серьезно проговорил он, – и я покажу тебе, что знаю о пилах.

– Вот так так! – с напускным удивлением воскликнул незнакомец. – Ты, что ли, ремесленник, Джордж?

– А то, – не без гордости ответил мистер Окройд. – По профессии я столяр и плотник.

– Ну, теперь я скажу, мой черед. Ты не местный, верно? Небось из Лидса.

– Не-е, я из Браддерсфорда. – По торжествующему лицу мистера Окройда можно было подумать, что от Лидса до Браддерсфорда тысяча миль.

– Почти угадал, – самодовольно хмыкнул незнакомец. – Я сразу смекнул, что ты из тех мест. Браддерсфорд, стало быть? Знаешь ярмарку на Лейн-энд?

– Базар, а не ярмарку.

– А, верно, базар. У вас там сплошь одни «базары».

– Как не знать!

– И я знаю! – радостно вскричал незнакомец. – Сто раз там был! В этом году, правда, не довелось, зато в прошлом… А что ты тут делаешь? Никак, работу ищешь?

– Верно, ее самую, – с горечью проговорил мистер Окройд. – И лучше б мне поскорей ее найти. Крепко меня припечатало, ох крепко. – И он рассказал незнакомцу историю про двадцать фунтов. За сегодняшний день он делал это уже в третий раз, но поверили ему впервые.

– Где ж ты взял такие деньжищи? На скачках выиграл?

– Не, я на лошадей сроду не ставил. Зато другой малый, похоже, ставил будь здоров. – И, ободренный вниманием к предыдущей истории, мистер Окройд поведал новому знакомому о пьяном букмекере и его тугом кошельке. Горе-мастер сидел на ступеньке фургона и внимательно слушал, время от времени отпуская находчивые и остроумные комментарии.

– Ну, пришло махом, ушло прахом! – подметил он в конце и задумался. – А как, гришь, звали того малого на грузовике? Нобби Кларк? Знавал я на своем веку парочку Нобби Кларков. Такие без штанов оставят – оглянуться не успеешь. Часом, не коротышка такой, нос вздернутый, на кокни лопочет? Еще на боксера похож?

– Не, этот высокий, толстый, и морда широченная, как у двоих, – ответил мистер Окройд. – Говорит складно, но я в нем сразу бандита приметил.

– Пожалуй, я его знаю. Нобби Кларк… Нобби Кларк? Похожий малый ездил одно время с «Магией и тайнами» Мейсона, я его хорошо запомнил. Звался Нобби Кларком. Если увижу – мигом признаю. У меня память на лица отменная. Бывает, встречаю людей, говорю им: «Здорово, видал тебя там-то и там-то пять лет назад, шесть, семь, десять» – не важно, а они мне: «Да, я там был, но тебя не помню». «Зато я помню!» – говорю. Никогда никого не забываю. Сказка!

– Так ты, стало быть, с базарами… ярмарками ездишь?

– Верно! Меня зовут Джексон. А тебя?

– Окройд. Джесс Окройд.

– Окройд – это хорошо! Ну, а я Джексон, Джоби Джексон, так меня все зовут. В своем деле я человек не последний, меня каждая собака знает. Двадцать лет работаю, и дольше бы работал, если б воевать не ушел. Чем я только не занимался – спроси кого хошь! Бокс, балаганы, карточные игры, – все что угодно. У меня и свои номера были – «Человек-паук» и «Дикарь с Амазонки». Нет такого города с ярмарками или скачками, где я не бывал! Ей-богу, полмира объездил: Англию, Шотландию, Уэльс, Ирландию, остров Мэн, остров Уайт, – все не перечесть. Не жизнь, а сказка! – Он показал на фургон, стоявший за его спиной. – Теперь малость остепенился. Торгую кой-чем. Куда деваться, нынче только так и можно протянуть. Продаю надувные игрушки, резиновых кукол, животных. Дунешь… – тут он дунул, поскольку вообще любил сдабривать речь яркими и стремительными жестами, – и готово! Видал такие? Славное дело, прибыльное, да и возить их легко – они ж плоские, легкие как перышко. В хороший день разлетаются, как пиво в казармах. А иной раз полное затишье, покупатели вялые, хоть им виски по девять пенсов продавай – не возьмут! Но если повезет… – после короткой увертюры из подмигиваний он принялся изображать, как раздает невидимой толпе бесчисленное множество резиновых кукол и зверей. – Сказка! Правда, я теперь не один такой, много желающих стало. Так и лезут со всех сторон. Если их станет еще больше, мне придется уйти, понимаешь? Придумаю что-нибудь новенькое. Вот такие дела, Джордж.

– И ты ездишь на этом? – Мистер Окройд бросил взгляд на фургон.

– Точно! – с жаром выпалил Джоби. – Красавица, а? Не «роллс-ройс», черт ее дери, но бегает, Джордж, бегает. Больше двадцати миль из нее не выжмешь, разве что с горки пустить, но мне и этого хватает. Взял ее за пятнадцать фунтов – считай даром, а? Лебедку приладил, потом лавку, потом две лавки. Прямо в ней и сплю, если идти никуда не хочется. Сегодня тоже буду здесь спать. У меня тут печка, лоток, все помещается. Вот, как раз пытался починить лоток, когда ты пришел. Вчера ему крепко досталось. Не глянешь, что тут можно сделать? У меня руки крюки – вот потеха, правда? Продать что угодно могу, уболтаю кого хочешь, а руки не слушаются. Небось жантельменом родился! Глянешь на мой лоток, а, Джордж? Чую, руки у тебя умелые.

– Спрашиваешь! – радостно вскричал мистер Окройд. – Давай сюда свой лоток. Есть гайки, болты и трехдюймовые гвозди? – Вместе они вытащили из кузова остатки деревянного лотка, и Джоби, покопавшись в запасах, обнаружил целую гору гаек, болтов и длинных гвоздей.

– Вот и славно, – сказал мистер Окройд. – Теперь говори, что надо сделать – я мигом устрою.

Через минуту он раскрыл сумку с инструментами, снял пиджак и с радостью принялся за работу.

– Как насчет чашечки Рози Ли? – предложил мистер Джоби Джексон. Он питал слабость к кокни, этому рифмованному сленгу необразованных лондонцев, большую часть которого мне придется выпустить из повествования, поскольку неподготовленный читатель ничего не поймет. Даже мистер Окройд, хорошо знакомый с лондонским сленгом (и считавший его уделом людей с весьма сомнительной репутацией), иногда приходил в замешательство. Но знаменитая Рози, конечно, была ему известна, и от чашечки чая он бы не отказался. Поэтому Джоби ушел за водой, вернулся с полным чайником и поставил его на печку, а пока тот вскипал, уселся на ступеньках и стал наблюдать за работой мистера Окройда.

– Любишь цыпочек пощипать, Джордж? – спросил он.

– Не, это не по моей части, – проворчал мистер Окройд, не прекращая пилить. Он прекрасно понял, что вопрос не о курицах.

– Цыпочки и спиртное, – задумчиво проговорил Джоби, – от них все беды. Ты бы не чинил сейчас этот лоток, если б не одна цыпочка. Ездил я с одним малым – Томми Склок зовут. Глупое имечко, а? Сам-то он малый не глупый. Мы сто лет знакомы. Раньше он ездил с цирком Оксли, потом вел игру на ярмарке – «шарик на нитке» называется, это где можно выиграть часы, если повезет и если ведущий не надавит на доску, когда твой черед ходить, понял? – ну, словом, ничего у него не получилось, у Томми нашего. И он пришел ко мне. Я бы и сам управился, но вдвоем-то завсегда лучше. Пить Томми не пьет, хотя как знать, может, и за бутылку скоро возьмется. Его беда – цыпочки. За каждой юбкой ухлестывает, а они только рады. Красавчик он, Томми, и франт еще тот, смекаешь? Им это нравится, черт их дери. А как он на губной гармошке играет, заслушаешься! Тут ему нет равных, сыграет что угодно – сказка! В «Уорлдс фер» о нем даже заметку написали. Надо было ему на сцену идти, я считаю. Все талдычил ему, талдычил – болван, что поделать! Он бы двадцать фунтов в неделю заколачивал, не меньше. А ему лишь бы гульнуть да за цыпочкой приударить. Ну в общем, раз положил он глаз на одну красотку – чернокудрая, чернобровая такая, они с одной теткой по ладони гадают. Мы их часто на ярмарках встречали. Смотрю: Томми начал ее обхаживать. Погоди минутку, Джордж, я чай сделаю.

Джоби заварил в котелке чай, добавил туда сгущенного молока, отлил душистую смесь в большую толстую чашку с надписью «Кофейни Мосли» и протянул ее своему новому приятелю, а котелок оставил себе. Потом вернулся в фургон и принес оттуда жестянку с хлебом и маслом.

– Ну как, Джордж?

– Лучше не бывает! – ответил мистер Окройд, набрасываясь на бутерброды. Он огляделся по сторонам и вздохнул бы от счастья, если б не так усердно жевал. Вокруг стояла тишина, небо отливало золотом. Чай был идеальной крепости и сладости, а хлеб с маслом уже много лет не доставлял мистеру Окройду такого удовольствия, как теперь. «Сейчас мы справим этот лоток», – подумал он и с благодарностью поглядел на хозяина фургона. Покурив «Старого моряцкого», он объявил: «Ну, за дело!» и с радостью вернулся к работе.

– Так что ты там говорил о своем приятеле и той гадалке? – спросил он, когда Джоби убрал посуду и вновь уселся на ступеньки фургона.

– Дай вспомнить, – задумчиво сказал Джоби. – Ах да – про вчерашнюю заварушку. Ну, в общем, вчера мы торговали в местечке под названием Бродли, это милях в тридцати – сорока отсюда. Цыпочка тоже приехала, и Том вовсю ее охаживал. Прям арабский шейх, ни дать ни взять. А эта цыпочка раньше ходила с малым по имени Джим Саммерс. Он за всякое брался, сейчас у него аттракцион «Испытай свою силу» – ну, знаешь, там надо бить молотом по силомеру, вверх взлетает такая штука и звонит в колокол. Ерунда, публике давно приелось. А этот Джимми – громила, стоунов четырнадцать весу, раньше борьбой занимался и выпить не дурак. Ну, цыпочка с ним ходила-ходила, а потом дала от ворот поворот. Сам знаешь, как оно бывает. Не удивлюсь, если он как следует нагрузился и чуток ее поколотил. В общем, Джимми для себя решил, что раз она не досталась ему, то никому не достанется. Он малый крепкий, после обеда уже в дым, и характер прескверный. Томми вчера развлекался с той цыпочкой, а Джим Саммерс про это пронюхал, ну и пошел их искать. Цыпочка и вторая гадалка – толстуха из Бернли – к тому времени собрали вещи, все равно дело не шло. Подходит ко мне Томми. «Знаешь, – говорит, – мы с цыпочкой уедем на пару дней. Не хватало еще с пьяным боксером связываться. Скоро буду, Джоби». «Вот и правильно», – говорю. Он наш план знает: в четверг начинается Ноттингемская гусиная ярмарка. Бывал когда-нибудь? Сказка! Обожаю там работать, по такому делу даже свежую партию товара заказал. А пока торгую в местечках неподалеку, время коротаю. У нас с Томми всегда все продумано, так-то. Он может хоть завтра приехать, хоть через неделю – как получится. Этой цыпочке все равно на Гусиную ярмарку надо. Словом, они отправились своей дорогой, а я своей. Куда уж они поехали, не знаю, врать не буду. Мешать им я не стал, пусть себе милуются. Зато я знал, кто ко мне точно придет – Джим Саммерс. И верно, стоило Томми уехать – заявился этот громила, черт его дери. В обед уже наклюкался в пивной, злющий, как собака. Пихнул мой лоток и орет: «А ну, отвечай, где твой вонючий приятель, так его, растак да эдак?» Ух, ты бы его слышал! «Не спрашивай», – говорю. Скажу тебе по секрету, Джордж, я сразу пожалел, что не уехал подобру-поздорову. А он мне: «Ты все знаешь, отвечай, не то я твой такой-растакой лоток разнесу ко всем чертям!» И начинает его пинать. «Эй, хорош!» – говорю. Ну что, чинится?

Он встал и посмотрел, как идет работа.

– Держи-ка с того конца, – сказал мистер Окройд, который теперь был за главного. – Счас поставим и посмотрим, как он стоит. Во-от, эт я понимаю! Все, отпускай.

Следующие полчаса они чинили лоток, и мистер Окройд по просьбе хозяина немного его усовершенствовал. Когда все было сделано (Джоби заявил, что лоток стал даже лучше прежнего), они сложили его обратно в фургон, и Джоби внес предложение:

– Я видал пивную в паре миль отсюда. Не хочешь пропустить кружечку?

Эти слова встряхнули мистера Окройда, погрузившегося в приятные мечты о своем ремесле; он помрачнел.

– Я бы пропустил, – неуверенно проговорил он, – да вот денег нет. Я лучше подумаю, чем заняться.

– Не страшно, Джордж. Ты теперь со мной. Дел-то у тебя нет, верно? Ну так оставайся здесь, пока Томми не воротится – может, через день или через два, а может, и через неделю. Хоть будет где поспать да что пожевать, а там, глядишь, и работку тебе подыщу. Я завтра еду в Рибсден – там рынок каждую неделю и небольшая ярмарка, подсобишь мне малость, а? Что скажешь?

– Надеюсь, ты не из жалости меня приглашаешь? – В мистере Окройде заговорила гордость. – Я уж как-нить сдюжу и без этой… как ее… благотворительности.

– Да какая благотворительность! – вскричал Джоби. – Я кто, по-твоему, лорд Лонсдейл [22]22
  Лорд Лонсдейл (1857–1944) – Хью Сесил Лаутер, 5-й граф Лонсдейл, спортивный меценат и основатель Национального Британского спортивного клуба.


[Закрыть]? Мне помощь нужна, говорю же. И вообще, ты мне оказал услугу, а я не могу?

– Можешь, можешь, – ответил мистер Окройд. – Ну, тогда я с тобой, покуда твой приятель не вернется.

– Со мной не пропадешь! – вскричал Джоби, и они пожали друг другу руки. – Так, мы все убрали? А, кидай инструменты в фургон. И это кидай. Багаж, что ли? Ну и корзинка! Четыре дня в солнечном Саутпорте, ни дать ни взять! Сто лет таких корзинок не видал. Залезай, поедем в пивную – идти больно далеко. Ну, малышка Лиз, покажи нам класс. Заводимся, заводимся… Нет, не заводимся. Лиз, что это с тобой? Во-от… Слышал когда-нибудь, чтоб двигатель так работал? Точно старую пианолу заводят. Она с Донкастера масла не видала. Ну, держись крепче, Джордж, поехали!

– А что случилось с тем малым, Саммерсом? – крикнул мистер Окройд сквозь грохот двигателя, когда они выехали на дорогу.

– На шум прибежал полисмен, и Саммерс смотал удочки! Я тоже быстренько собрался и приехал сюда. Куда его понесло, не знаю. В Ноттингеме он будет, как пить дать, но до тех пор авось успокоится.

– Хорошо бы, – кивнул мистер Окройд и сам невольно задумался о передвижениях Саммерса. Он мог только надеяться, что этот здоровяк никогда не слыхал о местечке под названием Рибсден. Сам он точно о таком не слыхал. Через пару минут мистер Окройд как бы ненароком обронил:

– Небось вы, ребята, часто на ярмарках пересекаетесь?

– А то! – пылко ответил Джоби. – Куда ни сунься – везде одни и те же люди. Всюду знакомые лица, год за годом. Сказка!

– Пожалуй… – протянул мистер Окройд и задумался о чем-то своем.

Они пропустили по две пинты в кабачке, где Джоби сразу снискал бешеный успех. Меньше чем за десять минут он завладел вниманием каждого присутствующего. Речь Джоби все больше напоминала стаккато и притом звучала все эффектнее; он осыпал своих слушателей подмигиваниями и дружескими толчками в бок; он показал им, как Бермондси Джек схлопотал от негра, как Дикси Джонс вдарил левой, а его старый друг, Джо Клэпхем, – «лучший боксер второго полусреднего веса в стране, но дрался, болван, с кем попало и денег не брал», – два года побеждал во всех матчах и «раскидывал противников, как щенят». Джоби провел слушателей через все ярмарки, ринги, ипподромы и пабы от Пензанса до Абердина, поведал им о шулерах, врачах-шарлатанах, букмекерах и пройдохах всех мастей; радостное «Сказка!» все чаще и чаще оглашало стены пивной. Хозяин заведения так впечатлился, что на прощание угостил Джоби пинтой горького. Мистер Окройд думал, что попал в волшебную страну. Как честный браддерсфордский рабочий, он не желал иметь ничего общего с этими людьми и жить их жизнью. Однако познакомиться с ними, окунуться на часок в этот удивительный мир, было сродни колдовству. Он потягивал пиво, курил «Старый моряцкий» и восхищенно внимал каждому слову. Беседа не прекращалась ни на минуту: когда они с Джоби вернулись в тихую придорожную гавань, скинули ботинки, растянулись на лавках и закутались в одеяла, разговор зашел о футболе. Тема эта нашла такой отклик в сердцах обоих, что на дворе была уже глубокая ночь, когда мистер Окройд в последний раз произнес слово «Юнайты», а Джоби Джексон исчерпал запас достойных рассмотрения защитников и центральных нападающих. Незабываемый вечер!

Они умолкли. В темноту фургона начали прокрадываться странные ночные звуки. Мистер Окройд прислушивался к шорохам и шелестам, как вдруг его напугал громкий печальный крик.