Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

– Ты слишком злишься и волнуешься, дорогая! – много нетерпеливей воскликнула Хильда. – Я знала, что так будет. И что ты примешься нести чепуху и артачиться. Ты всю жизнь просидела в Хизертоне, не желая сдвинуться с места, а стоило тебе почуять свободу, как ты начала творить безумства! Да, безумства! – В глазах Хильды стояли слезы досады. – Хочешь чем-нибудь заняться, хочешь приключений? Пожалуйста, только выбери себе дело поприличней, – на свете полно занятий, которые не выставляют на посмешище тебя и всю семью! Все это глупо и бессмысленно. Глупее не придумаешь! Петь старые мюзик-холльные песенки, дрыгать ногами и травить избитые шутки! Разъезжать по стране и смешить продавщиц! Клянчить пенсы у мясников! Как ты можешь, Элизабет? Где твое достоинство? Я не верю своим ушам. Ты могла бы сейчас знакомиться с приличными джентльменами, а не мотаться по жутким городам, якшаясь с бездарными артистами!

– Я не хочу замуж. Пожалуйста, замолчи, Хильда. – Краска сошла с лица мисс Трант. В тот миг ей показалось, что она не выдержит этих нападок – теперь в них слышалось настоящее, неумолимое презрение. Все преимущества были на стороне Хильды, и мисс Трант чувствовала себя беззащитной, хотя сердцем чувствовала, что права. Загвоздка была не только в том, что Хильда не понимала ее мотивов – она сама их толком не понимала. Они происходили от ее скрытых, но жизненно важных потребностей, от желаний, которые, подобно берущим свое начало в толще известняка источникам, залегали глубоко в ее детстве. Мисс Трант сама не знала, почему эти танцы, песни, мишура, свет рампы и разъезды доставляют ей такое удовольствие. Да, конечно, хорошо быть ответственной, полной идей и планов, быть надежным другом и даже предводителем этих чудесных обитателей сцены, но остальное было ей неведомо. Поэтому теперь она стояла перед сестрой и беспомощно молчала.

Хильда почувствовала свое превосходство, но на миг задержалась – перевести дух. И опоздала.

– Ах, мисс Трант! – раздался голос.

– О, мисс Тонг! – радостно вскричала мисс Трант. – Как я рада, что вы приехали!

– Правда, здорово? Какая чудесная была поездка! Ах, не важно, теперь я здесь, и все платья готовы! Мы их прямо сюда притащили, вместе с Элси, разумеется. Ой, простите, я помешала вашему разговору! Вы ведь знаете, какая я – вот, опять меня понесло…

– Ничего страшного, – улыбнулась мисс Трант. – Познакомьтесь, это моя сестра, миссис Ньюэнт. А это мисс Тонг, которая сшила нам несколько умопомрачительно красивых платьев.

– Очень рада знакомству, ей-богу! – вскричала мисс Тонг, восторженно мотая головой. – Хотя, признаться, я очень удивлена, что меня вообще видно. Я столько работала, отваживала клиентов, умасливала па, собиралась, ехала на поезде, потом встретилась с Элси, увидела море… я прямо… прямо… – Тут она забилась в приступе кашля и стала судорожно извиняться перед Хильдой, во все глаза глядевшей на эту странноватую, болезненную женщину. – Будет мне урок, – весело добавила она. – А то совсем распоясалась: болтаю, болтаю, волнуюсь, другим ни словечка не даю вставить, и вот чем все заканчивается! Мисс Трант вам скажет, какая я глупая, миссис Ньюарк.

– Пойдемте же скорей в павильон, взглянем на ваши платья, – сказала мисс Трант. – Если, конечно, вы не слишком утомились с дороги, мисс Тонг. А то мы подождем.

– Да я сейчас лопну от нетерпения! Я как приехала, так прямо с поезда и заявила Элси: «Веди меня скорей к мисс Трант, а то я места себе не найду, пока она не увидит мои платья». Верно ведь, Элси? Да где же она? Должно быть, понесла все платья внутрь, кроме вот этих. Да-да, пойдемте скорей. Вам интересно взглянуть на костюмы, миссис Ньюарк? Да что я спрашиваю, вы ведь сестра мисс Трант, и вкус у вас замечательный. Ничего, что я так говорю? Понимаю, это личное, с кем попало вкусы не обсуждают, но мы, портнихи, невольно подмечаем такие вещи. Я, к примеру, как вас увидела, сразу подумала: «Ага, одеваться умеет. Столичный шик». Надеюсь, вы не против, миссис Ньюарк? Не знаю, каких еще глупостей я наговорю до конца дня, я точно сама не своя… Правда, здесь чудесный воздух? Чувствуете, как он приятно щекочет грудь?

– Я и сама только что приехала, – ответила Хильда. – Но воздух, признаться, действительно хорош.

– Неужели? – восторженно вскричала мисс Тонг, словно они два часа жарко спорили и наконец пришли к отрадному взаимному согласию. – Вот и я так считаю. Не воздух, а бальзам – я это почуяла, как только спустилась на платформу. Все надышаться не могла – Элси надо мной даже смеялась. Нам туда?

– Пойдем с нами, Хильда, – сказала мисс Трант. – Тебе непременно надо взглянуть на платья. – И добавила штришок посмелей: – Нам бы пригодились твои советы.

И Хильда пошла за ними – только хмыкнула для приличия, как будто платья ее нимало не интересовали. Она всегда давала сестре советы насчет одежды и не собиралась отказывать себе в удовольствии лишь потому, что девочка внезапно подалась в антрепренеры. Однако внутри Хильде пришлось выслушивать восторженный лепет мисс Тонг, которая, по всей видимости, сочла своим долгом во что бы то ни стало понравиться новой знакомой.

– Так вот где вы теперь выступаете! – воскликнула она. – Ах, как тут все чудесно устроено! И сцена приличная! Нынче вечером я всех вас увижу на сцене – да еще в моих костюмах! Интересно, где я буду сидеть? Хотелось бы прямо сейчас попробовать, можно? А вы где будете, миссис Ньюарк?

– Нигде. Я уеду в Лондон.

– Да вы что? Какая жалость! Впрочем, вы-то в любое время можете их увидеть, уж сестре-то мисс Трант не откажет, а для меня это был настоящий подарок. Знали бы вы, как я мечтала еще разок на них посмотреть, а тут еще и на море съездила! Они великолепны, правда? Даже лучше, чем в прошлый раз. Представьте, каково мне – видеть их на сцене в моих нарядах, чувствовать себя, так сказать, частью этого праздника… ах, невероятно!

Мисс Трант разглядывала платье, которое протягивала ей Элси.

– Какая прелесть! – воскликнула она и заметила, что глаза ее сестры тоже заинтересованно сверкнули. – Взгляни, Хильда!

– Да, весьма неплохо, – отозвалась та. – Но для такого дела, думается, слишком хорошо.

– Прошу вас, не говорите так, миссис Ньюарк! – воскликнула мисс Тонг. – Носиться будет замечательно, стираться тоже. Вы только потрогайте, да взгляните получше!

И Хильда взглянула – на это платье и заодно на все остальные, и хотя держалась она по-прежнему чопорно и довольно снисходительно – как будто глядела на костюмы, их создательницу и будущих обладателей с огромной высоты, – мисс Тонг даже удостоилась ее поздравлений.

– Я думала поставить сценку в духе средневикторианских времен, – сообщила сестре мисс Трант. – Помнишь, у нас в доме валялась целая куча старых песенок? Некоторые запросто можно взять для нашей программы. Помнишь, как мы смеялись над ними, хотя многие были просто прелесть? И что стало с твоим платьем на кринолине? Ты вроде бы отвезла его в город – хотела сшить маскарадный костюм?

– Да, но для сцены оно не пойдет. – Хильда уже начала забываться. – Очень уж блеклое. Да и коротенькое, ты разве не помнишь? Я хотела его перешить, но никак руки не доходили.

– Да, помню, Хильда, но я подумала, что ты можешь дать его мне на время, и мисс Тонг попробует сшить такое же. Средневикторианская сценка – чудесная затея, правда? А мисс Тонг очень талантлива, сама скоро убедишься. Да, платье недостаточно яркое, конечно. Какие цвета ты бы предложила? – робко поинтересовалась мисс Трант.

Все это было очень нелепо, однако Хильда – к собственному удивлению – не только пообещала дать сестре платье на кринолине, но и предложила интересные цвета, ткани и даже обсудила дело с фантастически убогой портнихой, которую Элизабет умудрилась подцепить в своих странствиях. К концу разговора Хильда была готова выпить чашечку чая, однако на вечерний концерт не осталась. Мало того, что ее приняли бы за безвольную и легкомысленную особу – она бы в довершение всего пропустила прием у Декстеров. Хильда вознамерилась уехать в Лондон на поезде, отбывавшем в 17.35, и повторила это несколько раз – как будто именно этим поездом обыкновенно уезжают все решительные и волевые дамы.

– Учти, Элизабет, – сказала она на вокзале, – я не изменила своего мнения. Ты ужасно себя ведешь. Все это глупо и нелепо. И тебе нужно как можно скорей увидеться с Лоренсом, потому что тебя тут наверняка чудовищно обжуливают – каждую минуту! Прошу, береги себя, и как только осознаешь всю бессмысленность своей затеи, дай нам знать: просто бросай все и беги, а уж мы позаботимся – Лоренс по крайней мере, – чтобы эти люди тебя не обобрали.

– Хорошо, Хильда. Обещаю, – очень тихо, почти покорно сказала мисс Трант, и лишь едва уловимый намек на озорное веселье мелькнул в ее глазах. Но она представила себе голос другой Хильды, которая рассказывает своим знакомым о выходках младшей сестры – и даже самоутверждается за ее счет. «Да, милочка, – весело тараторил голос, – это чистая правда. Бедняжка как с цепи сорвалась: носится по стране, руководя бродячими комедиантами. Конечно, это не какие-нибудь бездари и проходимцы, – среди них есть очень талантливые артисты, прямо гении. Элизабет отыскала их в какой-то жуткой дыре и пообещала прославить. Так вот, теперь она ездит по стране, договаривается с театрами, придумывает костюмы и все такое прочее. Безумие, конечно! Зато весело и оригинально, правда? Именно! Почему бы и нет? Я сама так всегда говорю. Между прочим, я дала ей несколько весьма дельных советов – она еще не во всем разбирается». Этот голос звучал и звучал в голове мисс Трант, пока она преданно смотрела в полные упрека глаза сестры.

Выслушав последние нотации и махнув на прощание отъезжающему поезду, мисс Трант спешно вернулась в свою маленькую гостиницу. Морской ветер хлестал по щекам, и они алели, точно победные знамена. Но ее это больше не волновало. От двух мисс Трант, которые непрестанно пихали и кололи друг друга в темных закоулках ее души, осталась только одна: отважно глядящая на мир ясными серыми глазами. Испытание было пройдено. А если горожане сегодня придут в павильон и по достоинству оценят «Добрых друзей», вместо того чтобы весь вечер скучать дома, сидеть в баре или смотреть кино, мисс Трант будет по-настоящему счастлива.

IV

Среда прошла лучше, чем понедельник и вторник: зрителей собралось больше, особенно на дешевых местах, и – как знать, не под влиянием ли мисс Тонг, которая бешено аплодировала каждой шутке? – вели они себя чуть поживей. В четверг концерт прошел совсем хорошо – но тут стоило учитывать, что по четвергам не работали магазины. Впрочем, пятница ознаменовалась таким же успехом, а публика оказалась даже благодарней. Однако ни один из вечеров – как сказала миссис Джо – нельзя было назвать по-настоящему премьерным. В зале оставалось множество пустых мест (у Джимми Нанна даже нашлось для них прозвище: «семья Кресслов»), аплодисменты раздавались жидкие и недружные, и артистов почти не звали на бис, так что у всех невольно складывалось впечатление, будто сумрачный вечер проникает сквозь стены, гася и без того слабый пыл полупустого зала. Итак, всех волновал один важный вопрос: как пройдет субботний вечер?

– Если и в субботу нас ждет провал, – заявила миссис Джо вечером пятницы, когда дамы собрались в своей гримерной, – я не смогу смотреть мисс Трант в глаза, милые мои. Ладно еще Дотворт…

– Там на весь городишко двух пенсов не нашлось бы, – вставила Элси, яростно стирая с лица грим. – Будь у них вист-клуб, они бы бросили работу и полгода не вылезали на улицу.

– Но здесь по-другому. Сэндибэй – хороший многолюдный город, и сейчас только середина октября. А мы!.. – удрученно всплеснула руками миссис Джо. – Мисс Трант подумывает, что мы все Ионы, не иначе, если она вообще понимает смысл этого выражения, в чем я сомневаюсь.

– Ей же лучше! – воскликнула Сюзи, дитя театра. Она натянула на голову платье и, вынырнув из него, заявила: – Вот бы показать ей настоящее выступление! Мисс Трант и так держится молодцом, но аншлаг, хорошая выручка, пять выходов на бис, речи, благодарности от директора павильона – словом, тот самый «фурор», о котором любят писать в афишах и который редко где увидишь, – все это убедило бы ее окончательно. Да-да, уж я-то знаю. А какой у меня новый номер, прелесть! Джимми с Иниго написали для меня песню, но для нее нужна другая публика: этой только «Боже, храни короля» подавай. Чудесная песенка, голубушки, так и просится на сцену!

– Точно, – кивнула миссис Джо. – Опыт у меня большой. Мало на свете артистов – настоящих артистов, разумеется, – которые видели столько же пустых залов, сколько я. Но я не могу, не могупеть для стульев! Пустоту нутром чую, и от этого у меня вся манера меняется. Сегодня утром я так и сказала мисс Трант: «Вы еще не слышали меня в деле». Но я не стала объяснять почему. Не хотелось сыпать ей соль на рану – не то чтобы я нанесла эту рану, но вы меня понимаете.

О да, они ее поняли и мечтательно вздохнули, подумав о настоящей премьере.

Джимми Нанн и мистер Мортон Митчем, заглянув субботним утром в буфет и пропустив «по маленькой» с директором пирса, мистером Порсоном, только об этом и говорили.

– Да, – сказал мистер Порсон, – пока мы набрали сорок три фунта. Стало быть, сегодня вы только-только покроете гарантию, – если, конечно, не будет аншлага. Дождливый вечер может разогнать отдыхающих по домам – кто ж гуляет по пирсу в ненастье? А когда погода хорошая, им хочется на свежий воздух, а не в театр. – Мистер Порсон коротко и безрадостно хохотнул над своим замечанием, которое за последний сезон произнес уже раз пятьдесят – не говоря обо всех прочих сезонах.

– Если хотите знать мое мнение, – внушительно изрек мистер Митчем, – то я вот что скажу: в городе про нас заговорили. Болтают даже здешние завсегдатаи, которым до театра и дела нет. О нас пошел слух. Если б мы остались еще на недельку, точно собрали бы полный зал. Уж я-то знаю. Видел такое, и не раз. Жаль, нельзя остаться.

– Я тоже так думаю, – уныло кивнул Джимми Нанн. – Только-только вошли во вкус, а уже пора. Невезуха, так я это называю. Как я говорил, мистер Порсон, эта леди, наша начальница, вложила в нас большие деньги…

– Очень большие, – выразительно и со знанием дела добавил мистер Митчем.

– Она в театре новичок, понимаете, мистер Порсон? – продолжил Джимми. – Прекрасный человек, настоящая леди – генеральская дочь, говорят. Пора бы ей увидеть первую прибыль.

– Не то подумает, что мы ей кота в мешке всучили, – скорбно вставил мистер Митчем.

– И труппа опять потерпит фиаско, – договорил Джимми.

– А могли бы прославиться на весь мир, – сказал мистер Митчем, который в подавленном настроении всегда предавался думам о трансатлантической сцене.

Мистер Порсон уже слышал подобные речи – в этом самом баре, примерно раз в неделю, начиная с апреля, – однако тут же согласился, что программа у них замечательная.

– Не говорю, что она для всех, – рассудительно проговорил он. – Не фурорная штучка, конечно, такие бешеных оваций не срывают. Но я вам прямо скажу: мне понравилось. Честное слово, можете мне верить. Добротная программа, и мне тоже грустно, что ничего не вышло. – Он допил. – Ну, я побежал.

Мистер Порсон всегда куда-то бежал – мисс Трант, Джимми и другие имевшие с ним дело люди испытали это на собственной шкуре. Он так часто куда-нибудь бегал, что застать его на месте не было никакой возможности. Джимми и Митчем проводили его взглядом и, приподняв брови, многозначительно переглянулись – давая понять, что они не самого высокого мнения о мистере Порсоне, что выпить с мистером Порсоном, может, и хорошо, однако руководитель он никудышный – такие могут загубить любое, даже самое многообещающее выступление.

– Может, допьем и сходим проверить, как раскупают билеты? – предложил Джимми.

Касса стояла у входа на пирс. Прогулка до нее заняла всего десять минут, но за это время они успели назвать девять из десяти человек, пробившихся в руководство («Исключительно благодаря связям, мой мальчик»), созданиями, которых напрасно носит земля.

– Доброе утро, дорогая, вы сегодня прямо цветете! – сказал мистер Митчем молоденькой кассирше, которая делала что угодно, только не цвела. – Как продажи?

Тут юная леди, жестоко страдавшая от легочных заболеваний, действительно просияла.

– Сегодня гораздо лучше! – ответила она. – Выкупили уже два с половиной ряда по два шиллинга и четыре пенса, и еще звонят, спрашивают, есть ли места. Не удивлюсь, если сегодня к нам придут люди поприличнее. Зал должен быть полный.

– Благослови вас Бог, дитя, за сию отрадную весть, – сказал Джимми и переглянулся с мистером Митчемом. – Видишь, дело пошло на лад.

– Как я и говорил, – ответил мистер Митчем. – Про нас узнали в городе, но в последнюю минуту. Еще бы недельку – и мы бы каждый вечер собирали полные залы.

– Ну, хороший последний концерт – тоже дело. Представь себе заметки в завтрашних газетах: «Спасибо за великолепный прощальный концерт в Сэндибэе! Это был фурор!» И вот что еще я думаю, Митчем, – серьезно добавил Джимми, – мистеру Порсону стоит принести побольше стульев. Он недавно говорил, что одолжил штук пятьдесят какой-то конторе. Сегодня их надо вернуть, так-то. Как раз управимся до концерта, я оставлю ему сообщение.

Позже мисс Трант стала свидетельницей того, как в зал вносят запасные стулья. Среди работников был и мистер Окройд.

– Видно, на следующей неделе тут ожидается какое-то небывалое представление, – с долей горечи сказала мисс Трант мистеру Окройду. – А иначе зачем им еще стулья?

– Для нас, мисс Трант! – ответил тот, привычно заламывая на затылок коричневую кепку. Он носил ее, не снимая, и всегда приветствовал мисс Трант именно так. – Грят, сегодня полный зал набьется, а те, кто последними придет, вообще стоять будут! Явятся все жильцы того дома, где я поселился, а с ними их друзья и родные. Еще я слыхал, лучшие места уже выкупили – те, что по два шиллинга и четыре пенса.

– Как чудесно, мистер Окройд! – воскликнула мисс Трант.

– Ну да, хоть какие-то перемены, – сухо признал он.

Она взглянула на него с укоризной:

– Неужели вам больше нечего сказать?

Мистер Окройд не покраснел, потому что заливаться румянцем было не в его привычках, однако заметно смутился.

– Не, почему ж? – возразил он. – Я очень рад, правда! Первый сорт!

Мисс Трант не на шутку взволновалась и пришла в павильон раньше обычного. Хотя на улице привычно моросил дождь, от которого пирс выглядел заброшенным и одиноким, к самому павильону уже вовсю стекались люди. В последнюю минуту Сэндибэй спохватился, что «Добрые друзья» дают необыкновенно хорошие концерты. За десять минут до начала представления все незанятые места были выкуплены, в проходах по бокам и сзади тоже толпились люди. Еще через пять минут в зал впихнули последних счастливчиков, на дверь повесили табличку с надписью «Мест нет», и «Добрые друзья», в сущности, начали отказываться от денег. Мисс Трант сидела в уголке за занавесом, рядом с дамской гримерной, и узнала это первой – от самого мистера Порсона. Весть тут же облетела все гримерные и кулисы: «Милочка, мы отказываемся от денег!» – «Забиты под завязку, старик». Артисты по очереди выглядывали в зал через щелку в занавесе. «Вот это будет концерт! – кричали они друг другу. – Что я говорил? Как знал!»

– Ну, мисс Трант, – сказала миссис Джо, – почувствовали разницу?

Мисс Трант чувствовала. Вся атмосфера павильона изменилась. Было ясно, что по другую сторону занавеса – уже не холодные пространства, пустые кресла, зевки и праздные взгляды; что все ждут отменных развлечений и готовы в любую секунду разразиться шквалами хохота и аплодисментов. Мисс Трант пыталась снисходительно удивляться волнению своих подопечных, однако не преуспела в этом и волновалась не меньше остальных – хорошо еще, у нее не было дел. Ах, какой это абсурд, но зато как захватывающе, как весело!

Джимми в последнюю минуту озарило:

– Давайте начнем играть с закрытым занавесом. Два номера: «Свернем же за угол» и песню Сюзи!

Иниго – с помощью Мортона Митчема – успел расписать партитуры этих двух песен для всех музыкантов маленького джаз-бэнда, и они хорошо их отрепетировали. Все быстро заняли свои места: Иниго сел за рояль, Джимми за барабаны, Митчем обнял банджо, а Джо, Сюзи и Элси взяли корнет, скрипку и тенор-саксофон – играли они неряшливо, но вполне сносно. Меньше чем через минуту они уже ждали сигнала к началу концерта.

Свет в зале погас, вспыхнула рампа. Уже раздались первые аплодисменты. Раз, два, три, – и заиграла музыка. Рампти-ди-тиди-ди-и. Рампти-ди-тиди-и.Сперва тихо, а потом все громче, громче, оглушительно! Весь павильон словно бы двигался под летевший из-за занавеса ритм. Зрители топали, напевали, насвистывали – ели и пили музыку. Прозвучала яркая кода, Джимми грохнул палочкой по подвешенной тарелке, и наступила тишина. В следующий миг зал затопили овации.

– Бросайте инструменты! – заорал Джимми сквозь овации. – Все на сцену, Иниго играет обычное вступление! Живо, живо! Давай, Иниго! Готовь занавес, Окройд! Ух, чую, сегодня мы дадим жару!

И они дали жару. Зрители хлопали, когда Джо предупредил их об опасностях, подстерегающих в морской пучине, и захлопали вновь, когда миссис Джо обнаружила вернувшегося с войны Энгуса Макдональда. Услышав мелодичное заявление Элси о том, что ей нужен именно такой ухажер, как они, все дружно повскакивали с мест. От мистера Митчема остался только пот и улыбка – он показал столько фокусов и сыграл столько песен, что к концу его выступления и карты, и струны должны были раскалиться докрасна. Стоило Джимми открыть рот или просто пройтись по сцене, как зал взрывался хохотом. Когда же Джерри Джернингем свернул за угол, а Сюзи спела песенку про возвращение домой, зрители принялись немилосердно хлопать, топать и свистеть, вновь и вновь вызывая обоих на бис. Занавес опустился почти в одиннадцать – на сорок пять минут позже обыкновенного, но и тогда овации восторженной публики не умолкли. «Ре-ечь!» – доносилось то из одного, то из другого конца зала.

Джимми поманил к себе мисс Трант, которая стояла за кулисами, дрожа от восторга и утомления – ведь ей довелось увидеть не только артистов, но и публику.

– Скажите им что-нибудь, – одними губами попросил ее Джимми.

Она тут же яростно замахала. Зрители представлялись ей одним жутким, пусть и дружелюбно настроенным чудищем, а выбежать на освещенную сцену и заговорить с ним было столь же невыполнимо, как улететь на луну.

– Леди и джентльмены! – начал Джимми.

Опять взрыв оваций. Тут все заметили, что сквозь толпу к сцене пробирается работник павильона, а в руках у него – огромный букет роз. Софиты уже потухли, поэтому приближающийся букет видели все артисты. Дамы не сводили с него глаз. Миссис Джо мысленно понадеялась, что в зале нашелся истинный знаток музыки. Элси невольно подумала, что среди зрителей в передних рядах сидит какой-нибудь ее поклонник (в чем, в чем, а в поклонниках у нее недостатка не было). Сюзи уже заготовила особую улыбку и крошечный реверанс – едва ли букет достанется кому-то еще. Если кто сегодня и заслужил цветы, так это она. Работник поднял букет роз над головой, а Джимми подскочил его забрать. Он прочел записку: три дамы затаили дыхание. Джимми обернулся, потешно хмыкнул и вручил букет… Джерри Джернингему.

Мистер Джернингем – разгоряченный, уставший и, пожалуй, немного мокрый, но по-прежнему обворожительный – изящно поклонился, мельком глянул на записку (надпись гласила: «Мистеру Джерри Джернингему от N.», причем гласила аккуратным женским почерком), вновь улыбнулся публике и своим коллегам, трое из которых усердно пытались скрыть возмущение. Надо отметить, что несколько недель спустя в дамской гримерной вновь заговорят об этом чудовищном букете – мы не последний раз слышим о нем, и таинственная N. еще может появиться в нашем повествовании.

Наконец все закончилось. Иниго, еще более разгоряченный и утомленный, чем Джерри Джернингем, но никак не обворожительный, оттарабанил на рояле некое подобие «Боже, храни короля», а потом, когда занавес опустили, едва не рухнул со стула.

– Вот кто заслужил букет, – сказала миссис Джо, которая была очень высокого мнения об Иниго. – Мальчик совсем умаялся. А все овации нам!

– И впрямь ужасно досадно, – сказала Сюзи, улыбнувшись ему. – Смотрите, у него даже вихор растрепался. Ничего страшного, ты великолепно играл, Иниго, а песня – просто чудо, чудо, чу-у-удо!

Мисс Трант обнаружила рядом с собой мистера Порсона, твердящего что-то про выручку и будущие концерты, но в ту минуту не нашла в себе сил для делового подхода. Все по-прежнему поздравляли друг друга и собирали реквизит – как будто закончился какой-то безумный торжественный прием. Проведя в этой суматохе минуту-другую, мисс Трант решила дождаться остальных снаружи. Было очень странно выйти на улицу и обнаружить там ночь – пирс поблескивал в лунном свете, вокруг царила таинственная, шепчущая темнота моря, и лишь где-то вдали мерцали огоньки. Соленый бриз теперь показался мисс Трант удивительно сладким.

Они вышли на улицу: размытые силуэты с ликующими голосами. Сбоку, точно крошечный метеор, мелькнул огонек выброшенной сигареты, и чей-то голос произнес: «Лучше подышу воздухом, чем этой гадостью». Все собрались вокруг мисс Трант и дружно загомонили: «Ничего себе вечерок!» – «Фурор в Сэндибэе!» – Джерри Джернингем протянул розы Элси, а та соизволила их понюхать. Миссис Джо нашла мистера Джо, и он уютно взял ее под руку, отчего они вновь стали похожи на любящую семью – не хватало только маленького Джорджа. Иниго принялся шнырять туда-сюда, чтобы занять место рядом с Сюзи – на диво неуловимой барышней. Мистер Митчем все еще рассказывал историю, которую никто не слушал. Появился Джимми Нанн, отдавший несколько распоряжений мистеру Окройду. И вдруг все одновременно заговорили о том, как устали.

– Я тоже утомилась! – воскликнула мисс Трант. – Хотя ничего не делала. Хочется проспать трое суток. Слава Богу, завтра воскресенье!

– Так-то оно так, – согласился Джимми. – Но я сегодня узнавал, какие поезда идут до Уинстеда. Записал все в блокнот, покажу, когда доберемся до входа. Прямых поездов, конечно, нет. Придется ехать с пересадками – час прождать в Мадби-он-зе-Уош, потом еще час в Уошби-он-зе-Мад и так далее. Кого возьмете с собой в машину, мисс Трант? Лучше заранее скажите.

– Ах ты, Боже мой, я совсем забыла! – воскликнула она в таком уморительном смятении, что все рассмеялись. – Я-то думала, спокойно отдохну, позавтракаю в постели с книжкой, потом займусь шитьем! Уинстед вылетел у меня из головы. Разве это не ужасно? Все начинать заново! – Ее друзья опять рассмеялись, ведь по ее тону было ясно, что теперь она очень довольна и не собирается от них удирать. Они медленно зашагали ко входу на пирс, планируя завтрашнюю поездку.