Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц)

Молодые люди спустились в гостиную. Леонард шел первым, все еще оглаживая лиловый шелковый галстук. Это худой юноша, с тщательно уложенными и напомаженными кудрями, с уже волевым взглядом, еще безвольным языком и досадной россыпью прыщей на лбу. Его друг Альберт – писарь у Свалланса, самого крикливого и нечистого на руку аукциониста в городе. Альберт крупнее и шумнее Леонарда, любит при случае блеснуть манерами и повадками своего начальника. Поскольку у него нет родных в Браддерсфорде, он снимает комнату в нескольких улицах от Огден-стрит, где якобы терпит всяческие унижения. Вот уже несколько раз Леонард и миссис Окройд порывались сдать ему одну из комнат, но мистер Окройд, который не желает пускать жильцов и еще меньше хочет видеть в доме Альберта, гневается при малейшем намеке на этот разговор.

– Ах ты, Леонард! – вскричала миссис Окройд, вытирая руки полотенцем. – Лондонский денди, ни дать ни взять! – Ей было так же приятно полюбоваться сыном в новом шоколадном костюме, лиловых носках и галстуке, как самой сходить в кино.

– Непыльненько, ма, – важно ответил Леонард, постукивая сигаретой по руке.

– Так-так-так! – заорал Альберт, подмигивая мистеру Окройду, в эту секунду отодвигавшему стул. – Какие люди, какие люди! Наш веселый стариканчик, завзятый футбольный болельщик! Ну, сколько голов забили сегодня «Юнайты»? – Он подмигнул всем присутствующим.

Мистеру Окройду захотелось что есть сил пнуть Альберта, но он лишь склонился над своей трубкой и пачкой «Старого моряцкого».

– Ничья. Ноль-ноль.

– Стало быть, неважнецки сыграли? Что скажешь, Лен? – Альберт подошел к камину и встал, широко расставив ноги. – Старым «Юнайтам» лучше подналечь, а то не видать им моих деньжат!

– Пожа-алуй, пожа-алуй, – ответил Леонард, порой веселивший публику пародиями на опереточных герцогов. Сейчас как раз настала такая пора.

– Так-то, так-то! – подхватил Альберт.

Мистер Окройд напустил на себя вид человека, уставшего от выкрутасов молодежи, с демонстративной важностью раскурил трубку и с облегчением выдохнул облако дыма.

– Что ж, придется им сдюжить и без твоих деньжат, Альберт, – с большим удовольствием съязвил он. – Авось как-нибудь да протянут, хотя, чую, нелегко им придется. Ты им уже сообщил или обождешь, пока сами узнают?

Тут миссис Окройд с Леонардом ушли в чулан и стали там перешептываться. Альберт внимательно слушал, после чего открыл встречный огонь:

– Новость слыхали? Лен устроился на новую работу. Славное дельце, ох славное! Я и сам на прошлой неделе получил повышение. Славное дельце! Мы делаем деньги, мистер Окройд, делаем деньги. Что скажете?

Мистер Окройд не нашелся с ответом: тема была ему неприятна. Он вынул изо рта трубку, внимательно ее осмотрел, перевел взгляд на Альберта и тихонько спросил, не продавал ли больше Свалланс шкафов красного дерева. Вопрос был с издевкой, поскольку из-за одного такого шкафа мистер Свалланс однажды влип в серьезную переделку, и об этой истории даже написали в «Браддерсфорд ивнинг экспресс».

Впрочем, Альберт и ухом не повел.

– Ну, уймитесь, старина, уймитесь! Всем известно, что у каждого ремесла свои хитрости. Я тут подыскиваю себе комнатушку, слыхали?

– Слыхал.

– И? Не хотите впустить лучик солнца в этот старый дом? Нет? Я приятный собеседник и надежный плательщик, деньги на бочку каждую пятницу.

Мистер Окройд покачал головой:

– Не выйдет, сынок.

– Деньги на бочку каждую пятницу! – с напором повторил Альберт. – И семья довольна.

– Не пойдет. Нам не нужны жильцы. В округе много комнат сдают, поищи в другом месте. Нам жильцов не надо.

– Ах, не надо, значит?! – встряла миссис Окройд, воинственно подбоченившись в дверях чулана.

Муж смерил ее суровым взглядом и повысил голос:

– Не надо!

– А мы думаем, что очень даже надо.

– Так передумайте! – решительно заявил мистер Окройд и, прежде чем кто-либо успел ответить, взял с дивана кепку, нахлобучил ее и вышел вон.

Мистер Окройд сказал себе, что хочет немного прогуляться, выкурить еще трубочку «Старого моряцкого» и прочесть утренний номер «Ивнинг экспресс спортс». Однако в глубине души он чувствовал приближение перемен и боялся их. Дав решительный выстрел из своей единственной пушки, мистер Окройд был вынужден отступить. Всю дорогу по Огден-стрит он прокручивал в голове одну фразу: «Таких деньжищ твой отец никогда не приносил», и свое нынешнее положение ему совсем не нравилось.

III

Выходной не заладился с самого начала. Мистер Окройд никак не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после субботы; будущее не сулило ничего хорошего. Предчувствие беды, словно дьявольский черный пес, ходило за ним по пятам. Обычно он с удовольствием выкуривал трубочку или две за чтением «Ивнинг экспресс спортс», узнавая, как «Келли выбил мяч на левый фланг противника», а «Макдоналд сделал навес из центра поля, но вратарь гостей вовремя преломил атаку». Однако субботней ночью мистер Окройд долго вертелся на уютных розовых простынях. Вечером черный пес ходил за ним в центр города и даже пробрался в кабаре «Пивная бочка», где мистер Окройд выпил полпинты горького и послушал тенора с багровым лицом, жертву двух страстей: к «возлюбленной Дорин» и «родным пенатам, ветхому домишке». Пес не покинул его даже в забегаловке «Рыба и картошка Твейтса» (вообще-то она называлась «Вест-Эндская закусочная», но никому не было до этого дела) – там мистер Окройд съел жареной картошки на три пенса и рыбий хвост, а заодно обменялся соображениями об игре «Юнайтов» с Сэмом Твейтсом, блистательным футбольным критиком.

Утро воскресенья тоже прошло неладно. За завтраком он повздорил с родными из-за Альберта Таггриджа. Потом впервые не получил никакого удовольствия от «Империал ньюс» – газеты, за чтением которой два миллиона британцев проводят каждое воскресное утро. Он без особого интереса прочел статью «Черные тайны европейских судов», затем «Что увидел муж» и «Бесчинства на боксерском ринге», но даже самые громкие расследования, самые возмутительные скандалы его не порадовали. В полдвенадцатого он отправился в клуб рабочих Вулгейта и не успел сесть за стойку с кружечкой пива, как узнал отвратительную новость: местным отделением профсоюза работников текстильной промышленности теперь заправляет молодой Мондери. Мистер Окройд и так был не в ладах со своим профсоюзом, а назначение Мондери, молодого фанатика с топорной физиономией, горячего сторонника русских методов, означало, что дела пойдут совсем худо. Пару недель назад в этом самом клубе мистер Окройд ввязался в долгий оживленный спор, к концу которого поверг своего противника в ужас, назвав «пролетариат» (этот термин Мондери по делу и без дела вворачивал в каждую фразу) «гнусным словечком». Кое-как допив пиво, мистер Окройд отправился домой обедать, но обед прошел в безрадостной тишине. Он понял, что вряд ли еще когда-нибудь полакомится жениной стряпней. Днем мистер Окройд на пару часов забылся беспокойным сном, потом вдруг решил прогуляться в парке, на полдороге устал и вернулся домой, где в одиночестве, пыльный и мрачный, выпил чаю. Леонард куда-то уехал, а миссис Окройд чаевничала со знакомой прихожанкой в Вулгейтской конгрегационалистской часовне. Мистер Окройд попил, поел и рассеянно выкурил две трубки «Старого моряцкого», предаваясь горестным думам о превратностях судьбы.

Часам к семи он наконец сообразил, как проведет вечер: навестит близкого друга из Уэбли, Сэма Оглторпа. Приняв это решение, он сразу повеселел, потому что поездка в Уэбли, который находится почти у самого края пустошей, в добрых четырех милях от Браддерсфорда, – настоящее дело и маленькое приключение, а Сэм наверняка дома и будет рад гостю. Мистер Окройд еще не знал, что этот сиюминутный порыв – не просто маленькое приключение, а начало великих событий; конец веревочки болтался в черной пустоте его жизни совсем рядом, только руку протяни, а Судьба уже взялась за работу. Нет, мистер Окройд не догадывался об этом, пока умывался над раковиной в чулане, шагал к трамвайной остановке, ехал и вновь шагал к Уэбли.

Сэм действительно был дома и обрадовался другу. Они вместе сходили на выгул и проведали куриц. Много лет подряд они работали в транспортном цехе «Хигдена и компании», но два или три года назад разлучились: дядя, хозяин винной лавки, оставил Сэму наследство в четыреста фунтов, и тот раз и навсегда ушел от Хигдена. Теперь он был сам по себе – гордый владелец большого птичьего выгула, уютного домика и вывески с надписью «Любые столярные работы и мелкий ремонт в кратчайшие сроки». Вот почему мистер Окройд смотрел на друга с завистью и восхищением: ему тоже хотелось раз и навсегда уйти от Хигдена, сбежать от почасовой оплаты, бригадиров и властного воя фабричной сирены. Глубоко в душе он мечтал повесить на дверь собственную вывеску, которая сделала бы его, Иш. Окройда, свободным ремесленником и независимым человеком. И ведь работал он куда лучше Сэма: дайте только пилу, молоток и несколько гвоздей – он горы свернет. Но благодаря зажиточному дяде Сэм сумел встать на ноги, а он так и застрял на фабрике, застрял по самые уши, и хорошо еще, что Хигден его терпит.

Осмотрев последнюю курицу, они с Сэмом уютно закурили по трубочке и распили кувшин пива. Они сидели не в гостиной мистера Оглторпа – в Уэбли всякий скажет вам, что его дом предназначен для еды и спанья, но никак не для дружеских посиделок, – а в совмещенной с курятником мастерской. Если вам охота узнать, что думают о жизни свободные люди Браддерсфорда и окрестностей, советую прислушаться к разговорам, доносящимся по вечерам из курятников. В курятнике местные жители дают волю чувствам. Вот и Сэм дал им волю, заговорив о планах на будущее, курицах, столярной мастерской и мелком ремонте – а мистер Окройд внимательно и восхищенно внимал. Но скоро и ему захотелось вставить словечко. Почувствовав это, мистер Оглторп, славный человек, дал приятелю подсказку.

– Да уж, – проговорил он в неспешной и раздумчивой манере, свойственной всем ремесленникам, – вот так оно обстоит в Уэбли, да и в Браддерсфорде тоже. А ты когда-нить думал, Джесс, как живут на югах? Там все малость по-другому, а?

Мистер Окройд мигом преобразился, услышав ключевое слово: «на югах». Тут ему было что рассказать: если мистер Оглторп был свободный ремесленник, который мог курить трубку когда вздумается, владелец собственной вывески и куриц, то мистер Окройд слыл бывалым путешественником – в свое время он поездил по стране и мог рассказать другу немало интересного, ведь тот никогда и никуда не выезжал. Только в компании Сэма мистер Окройд чувствовал себя настоящим странником. Он нечасто покидал Браддерсфорд, однако порой устраивал себе маленькие каникулы в Моркаме, Блэкпуле или Скарборо, иногда ездил на футбольные матчи в Манчестер, Ньюкасл и Шеффилд, а однажды совершил чудесную полуночную экскурсию по Лондону, побывал в соборе Святого Павла, на Лондонском мосту и уснул в закусочной; еще ему довелось целых полгода проработать в Лестере, где его фабрика открыла филиал, и с тех пор он любил говорить, что жил «на югах». То была еще одна мечта мистера Окройда, наряду с мечтой о собственной вывеске: путешествовать, колесить по стране, менять города как перчатки, а потом рассказывать, как жил там-то и переехал туда-то. И хотя мистер Окройд мало где бывал – да и вряд ли уж побывает, – он умело повторял манеру разговора завзятых путешественников. Те полгода в Лестере он жил на улице, почти неотличимой от Огден-стрит, и работал на точь-в-точь такой же хигденской фабрике, только чуть меньше и чище. Однако фразу «на югах» он произносил так, словно она навевала воспоминания о странствиях по тропикам и совершенно другой, сказочной жизни.

– Да, там все по-другому, Сэм, – сказал мистер Окройд, пытаясь припомнить хоть какое-нибудь подтверждение своим словам. – Совсем иначе, верно говорю.

– Погоди чуток, сейчас расскажешь! – воскликнул Сэм и потянулся за кувшином. – Сдается, тут еще осталось по глоточку. – Он поднес к трубке спичку и многозначительно взглянул на друга. Его честное красное лицо озарилось ярким пламенем.

– Значится так, – начал мистер Окройд, но потом передумал, глотнул еще пива и помолчал с минуту. – Что я могу сказать… Ты спрашиваешь, как обстоят дела со столярными работами и мелким ремонтом на югах, верно?

– Верно, Джесс, – глубокомысленно изрек мистер Оглторп.

– Ну, вот что я скажу: может, там и не рай, но получше нашего будет. Смекаешь?

Сэм смекнул, принял совсем уж глубокомысленный вид и уютно задымил короткой глиняной трубкой. Минуту или две они молчали. Мистер Оглторп принялся разжигать очень старую и чадящую керосиновую лампу под потолком, а потом сказал:

– Там совсем по-другому, Джесс. Я б нипочем не приноровился. Но для тебя самое оно.

– Я б не отказался от перемен, Сэм.

– Глядишь, через неделю тебя и след простынет, – хитро проговорил мистер Оглторп, словно наконец раскусил намерения друга.

– Как знать, как знать, – ответил мистер Окройд, не собиравшийся раскрывать карты даже в курятнике Сэма. Однако поздний час и соответствующий настрой развязали ему язык: он сделал мечтательное и одновременно грустное лицо, подался вперед и произнес: – Скажу не тая, Сэм: славно было б повидать мир, покуда я совсем не одряхлел.

– Ты уж повидал, Джесс, – с гордостью ответил мистер Оглторп, как будто дружба с этим необыкновенным человеком и его делала бывалым странником.

– Не так уж много я видел, ежели подумать.

– Ха, ты на меня посмотри! – вскричал мистер Оглторп. – Я дальше Уэгерби нигде не бывал, да и там только на скачках. А, нет, вру: раз поехал в Саутпорт, на море поглядеть. Но моря я не увидал, ни капли. Так что это не считается.

– Да, надо малость развеяться, – продолжал мистер Окройд, – посмотреть, как люди живут, пока ноги слушаются. Браддерсфорд уже в печенках сидит, Сэм. Так и тянет отсюда.

– А куда думаешь поехать, Джесс? Опять на юга? Что хочешь увидеть?

– Даж не знаю, – угрюмо ответил мистер Окройд. – Хочется чего-нибудь новенького. Мож, хоть на Бристоль гляну, а?

– М-м… Бристоль!

– Или съездить, что ли, в Бедфордшир, – наугад добавил мистер Окройд.

Его друг покачал головой.

– Ничего не слыхал про это место, – мрачно заметил он. – На что там смотреть-то, в Бедфордшире, а?

– Знать не знаю, – ответил мистер Окройд с легким нетерпением в голосе. – Но посмотреть все одно стоит. Съездить да глянуть, есть там что али как. И вот еще, Сэм: в Канаду меня тянет, ох тянет!

– Нет, ты туда не поедешь! – Мистер Оглторп, восхищенный безрассудством друга, хлопнул себя по колену. – А если и поедешь, сразу запросишься обратно. Там будто бы и горло промочить нечем, и снег без конца валит. Денег полно, а тратить не на что. Нипочем не поверю, что ты в такую даль собрался.

– У меня ж дочура там, Сэм.

– Эвона как! Запамятовал я. Но вот что я тебе скажу, Джесс: был бы ты закупщиком шерсти, мог бы объездить всю Канаду да еще денег за это отхватить! Вот тогда было б славно.

– Пожалуй, – угрюмо согласился мистер Окройд. – Своя машина, жалованье двадцать фунтов и никаких забот, знай себе разъезжай…

В эту секунду раздалось громкое «Здорово!», и кто-то заглянул в дверь.

– Кто там? А, ты, Тед? Входи, входи. Знаком с моим племяшом, Джесс?

Тед устроился на старой клетке, и мистер Оглторп продолжал:

– Нашему малому есть что рассказать о странствиях, Джесс. Он дома и пяти минут не сидит. На грузовике всю страну исколесил, верно я говорю, Тед?

Тед, совладелец грузовика и крошечной фирмы «Уэбли транспорт», у которой только один грузовик и был, признался, что ему и впрямь есть что порассказать.

– Вот чем тебе надо заняться, Джесс, – заметил мистер Оглторп, зачем-то подмигнув племяннику. – Куда едешь на сей раз, малой?

– Выезжаю завтра, – ответил Тед. Он был немногословен и предпочитал разговаривать, как чревовещатель – не вынимая изо рта сигареты. – Загружаюсь в Браддерсфорде, на фабрике Мэрриуэзера, что на Тапп-стрит. Потом еду в Нанитон. Всю ночь за баранкой просижу.

– Во сколько выезжаешь? – спросил мистер Оглторп тоном адвоката, заранее знающего ответ.

– Часов в десять или в одиннадцать, мож в полночь, – ответил Тед. – Мэрриуэзеру неймется, потому нас и наняли. Ехать всю ночь, выгружаться рано утром. Работенка та еще.

– Слыхал, Джесс? «Работенка та еще»! – возликовал мистер Оглторп.

– Да, мне в самый раз, – пробормотал мистер Окройд.

– Ему в самый раз, – сказал мистер Оглторп племяннику. – Может, найдешь ему работу на грузовике, а?

– Пустая затея, – ответил юноша. – Нет, пусть едет, конечно, мне не жалко. Сам будет не рад. Неча там делать. Я везде был: в Манчестере, Ливерпуле, Ньюкасле, Лестере, Ковентри, даже в Лондоне два раза. Уйму городишек по стране объездил. Неча там делать, уж и тошно от них. Везде один расклад, все города одинаковые, коли приглядеться.

– Чтоб мне пусто было, если оно так! – горячо возразил мистер Окройд. – Может, ты и поболе моего видал, да, знать, не туда смотрел. Разные они, как небо и земля. Я это быстро смекнул, пока на югах жил.

– Дело говоришь, – кивнул мистер Оглторп. – Джесс часто рассказывал: жизнь там другая. Сам я нигде не бывал, но ты брось говорить, будто везде все одно. Сам посуди, даже Уэбли ни капли не похож на остальные городишки под Браддерсфордом. Прямо диву даешься, какие они разные! Если Браддерсфорд похож на Лидс или Галифакс, то я – Билли Бакстер.

– Кто такой Билли Бакстер? – спросил Тед на свое горе.

– Что?! Ты не слыхал про Билли Бакстера? – возликовал его дядя. – Ну и ну! Билли Бакстер – это ж тот самый малый, который каждый раз как встанет, так обязательно на ноги! – С этими словами мистер Оглторп принялся колотить себя по груди, трясти головой, плеваться и кашлять, пока у него не иссякли силы.

– Давно ты таких спектаклей не устраивал, Сэм, – одобрительно сказал мистер Окройд. – А Тед сегодня научился уму-разуму, верно?

Не вынимая сигареты изо рта, Тед покачал головой и громко зацокал. Он ничуть не смутился – столь многоопытному человеку не след обижаться на глупые шутки, – но понял, что на сегодняшний вечер растерял весь свой авторитет. Он сердечно хлопнул дядюшку по спине и поспешно удалился.

Мистер Окройд выкурил еще трубочку и в сопровождении друга отправился в темноту – час был уже поздний, – на конечную остановку трамвая. Трамвай довез его только до окраины Браддерсфорда и со стоном укатил в депо. Остаток пути мистеру Окройду пришлось идти пешком. По воскресеньям он любил ложиться пораньше, но сегодня ему даже думать не хотелось о завтрашнем утре, особенно после разговора со свободным ремесленником и завзятым путешественником. Вечер был приятный, усталости мистер Окройд не чувствовал. Сдвинув на затылок старую коричневую кепку, он отправился в путь, тихонько насвистывая и наблюдая за тенями, которые то расползались, то сходили на нет от фонаря к фонарю. Да, он возвращался в рабство, но впереди его ждал целый вечер, и можно было вообразить себя кем угодно: хоть хозяином вывески «Столярные работы и мелкий ремонт», хоть владельцем грузовика, отправляющегося в Бристоль или Бедфордшир, хоть любящим отцом, уезжающим в Канаду навестить дочку. В таком умиротворенном расположении духа мистер Окройд шагал домой.

Он шел по району Мертон-Парк – самому фешенебельному пригороду Браддерсфорда, где в роскошных особняках жили коммерсанты, фабриканты и банкиры. За заборами садов и между фонарями росли деревья, так что на мостовых лежала кружевная тень. То и дело откуда-нибудь доносились звуки фортепиано, мимо проехало два-три автомобиля. В самых темных закутках шептались и целовались – парочки Браддерсфорда давно облюбовали Мертон-Парк. Впрочем, мистеру Окройду они попадались нечасто: в этот поздний час на Лиройд-авеню, самой длинной и зеленой из здешних улиц, было уже тихо. Однако именно в конце Лиройд-авеню, у поворота на Парк-драйв, начались удивительные приключения мистера Окройда.

Ступив из светлого пятна под фонарем в темноту, он тут же споткнулся и рухнул на мостовую.

– Это еще что… – начал было он, потрясенный и напуганный.

– Ш-ш, ш-ш! – проговорил кто-то прямо ему в ухо. – Негодник эдакий!

Мистер Окройд поднялся на ноги и уставился сквозь мрак на незнакомца.

– Ну-кась, мистер, вставайте.

Мистер захихикал:

– Не могу! Никак не могу!

– Не валяться же вам тут всю ночь, мистер, – урезонил его мистер Окройд, сообразивший, в чем дело. – Теперь смогете?

– Не знай, не знай… – раздумчиво ответил незнакомец. – Смогу или нет, кто знает? – И с великой печалью в голосе добавил: – Никто не знает. И никому, никому на швете нет дела. Никому. – Это пафосное наблюдение окончательно выбило его из колеи.

– Знатно вы нагрузились, мистер! – сказал мистер Окройд, протягивая ему руку. – Вставайте, вставайте. Так не пойдет. Берите руку и поднимайтесь.

– Верно. Протяни мне руку, руку дружбы и поддержки. Ну-ка, взяли! – И с помощью мистера Окройда он поднялся на ноги, хлопнул того по плечу, чуть было не свалился опять, но, вцепившись в услужливого спутника, заковылял по дороге. Они подошли к фонарю: незнакомец оказался крупным краснолицым мужчиной в клетчатом костюме, сшитом по последней моде, светло-серой фетровой шляпе и штиблетах.

– Шлавный ты малый! – вскричал он. – Ох шлавный! А я… я тоже шлавный, оба мы молодцы. Как тебя звать? Меня Джордж. Я замечта… замеча… здорово провел вечер! Прошто здорово! Был в отъезде почти неделю. На шкачках, ага. Я большой любитель шкачек. Был в Донкаштере… везде был. И везде мне везло, очень, очень везло! Кштати, кштати, ты знаешь… – тут Джордж отцепился от своего спутника и закачался на месте, – знаешь, сколько я выиграл на этой неделе? – Он погрозил мистеру Окройду пальцем и довольно строго повторил: – Знаешь?

– Понятия не имею, – добродушно ответил тот. – Верно, поболе моего будет.

– Ну, так я тебе шкажу. – Джордж рискованно зашатался. – Нет, не шкажу, забыл. Но шотни, шотни, шотни фунтов! Мне очень везло. А теперь я дома, дружище, дома. – И он опять схватил мистера Окройда за руку.

– Где вы живете, мистер?

– За углом, за углом. Штолько приключений у меня было, штрах! Обратно ехал на машине. Ш друзьями, ш друзьями. Но больше они мне не друзья. Мы малошть повздорили. Дело в том, – тут он понизил голос и едва не положил голову мистеру Окройду на плечо, – дело в том, говорю, что они все напились, в дым напились. И выкинули меня из машины. Но я им шказал, хорошо шказал: «Обойдусь и без ваш, вы все пьяные, а район тут при… приличный!» Вот как я им шказал – шоглашись, правильно шделал… молодец. – Последние три слова он произнес с натугой, потому что вдруг выпустил руку мистера Окройда и опять зашатался из стороны в сторону.

– Не, так не пойдет, мистер, – сказал мистер Окройд, спешно его подхватывая. – Эдак вы до дома не доберетесь. Где вы живете?

– Прямо за углом, за штарым добрым уголком! – воодушевленно ответил Джордж. – Все хорошо, хорошо. Ты шлавный человек. Ездил на пошледние шкачки?

– Нет, сто лет никуда не ездил. Держитесь, мистер, держитесь.

Однако Джордж качнулся в сторону и теперь медленно сползал на землю по ограде. Ноги его заскользили по тротуару, что, впрочем, не помешало ему говорить:

– Мудрый ты человек, мудрый, раз шидишь дома. – Он повторил это несколько раз, опуская голову все ниже и ниже.

– Ну-ка, соберитесь!

Мистер Окройд хотел поднять Джорджа, но тот оказался неподъемным и, по всей видимости, решил вздремнуть. Мистер Окройд несколько раз пихнул его в бок, встряхнул и наконец привел в чувство. Джордж кое-как встал на ноги и с помощью мистера Окройда сделал пару шагов вперед.

– А это что? Ваше? – Мистер Окройд протянул Джорджу увесистый бумажник.

Тот помахал им в воздухе.

– Да, мой кошелек. До краев набитый деньгами. Шотни фунтов, шотни! Видать, выпал из кармана. – Он подошел вплотную к мистеру Окройду и сунул кошелек ему под нос. – Благодарю тебя, от всего шердца благодарю. Я знал, что ты доштойный человек. Чештный человек. Иди сюда. – То, что мистер Окройд и так стоял с ним чуть ли не в обнимку, его не смутило. Напротив, он сделал шаг назад и продолжил: – Иди сюда, я тебя отблагодарю. Все по шправедливости. Это мой девиз, девиз штарика Джорджа. – Он стал рыться в бумажнике. – Иди сюда. Дай руку.

В руке мистера Окройда оказалось несколько хрустящих бумажек, судя по всему – банкнот, четыре штуки. Он не стал их разглядывать, а сразу протянул обратно дарителю, который все еще рылся в кошельке.

– Слушайте, мистер, я не могу их взять. – Кодекс чести предписывал мистеру Окройду помогать пьяным и отвергать их щедрые дары, о которых они всегда жалеют назавтра.

– Что гришь? – Джордж до сих пор запихивал кошелек в карман.

– Грю, не могу взять! – ответил мистер Окройд, суя деньги ему под нос.

– Как не можешь? Я же шказал, это тебе. Маленький подарок за хорошее поведение.

– Если я их возьму, – серьезно и не подумав проговорил мистер Окройд, – то утром вы пожалеете.

Джордж смертельно обиделся.

– Как это я пожалею?! – воинственно закричал он. – Деньги мои, так? Делаю ш ними что хочу, так? Да или нет? Мои или не мои? Отвечай, когда шпрашивают. – И он чуть не прижался лицом к мистеру Окройду.

Тот начал терять терпение, но попятился и промолчал.

– Брошь, брошь. Ответь на проштой вопрош: имею я право распоряжаться своими деньгами? Или прикажешь тебя шперва шпрашивать?

– Да хватит вам валять дурака, мистер! – не выдержал мистер Окройд, устав от глупого допроса.

– Валять дурака, говоришь? Ну-ну! Ладно-ладно! На этом штавим точку. – Джордж взмахнул рукой и едва не свалился с ног. – Иди к черту, яшно? Точка! Ты мне не друг. – Он отвернулся и на удивление споро зашагал прочь.

Мистер Окройд запихнул банкноты в карман и поспешил следом, крича:

– Обожди, обожди!

Разозленный Джордж на секунду остановился, проорал: «Пошел к черту! Знать тебя не хочу! Не смей за мной ходить!» и свернул на Парк-драйв. Через несколько ярдов он опять встал и крикнул: «Не ходи за мной, шкверный ты человек! Оштавь меня в покое!», но мистер Окройд только ускорил шаг и почти нагнал его, как вдруг им преградил путь чей-то крупный силуэт.

– Ну-ка, ну-ка! Что тут творится? – спросил полицейский и посветил на них фонариком.

Джордж мигом приосанился и отдал честь:

– Добрый вечер, конштебль! Да вот, домой направляюсь. Вы ж меня знаете, верно?

Полицейский пригляделся.

– Да, я вас знаю. Вы на этой улице живете. И чем скорей вы доберетесь до дома, тем лучше. А чего шумим? Кто это?

– Вот и я шпрашиваю, – мрачно ответил Джордж, – кто это? Мы не знакомы. Я ему шказал, чтоб он за мной не ходил, что он шкверный человек. И вы ему шкажите.

Полицейский опять посветил на мистера Окройда.

– Что еще за шуточки?

– Никаких шуточек, – буркнул мистер Окройд. – Я нашел его пьяным на дороге и помог ему подняться, вот и все.

– Пьяным на дороге! – потрясенно воскликнул Джордж. – Ты шкверный, шкверный человек, не ходи за мной!

– Ступайте, куда шли, – сказал полицейский мистеру Окройду, – и оставьте его в покое. А вы бы поспешили домой, сэр, пока за вами еще кто-нибудь не увязался. Тут недалеко.

– Есть, командир! – Джордж еще раз отдал честь и зигзагами двинулся вниз по улице. Мистер Окройд пошел было следом, но его остановил полицейский окрик.

– Я же сказал, уходите! – Констебль уже нагнал его. – Ступайте прочь и оставьте господина в покое, не то худо будет.

– Но мне тоже надо домой! – возмутился мистер Окройд. – Я имею такое же право ходить по улицам, как и он. Сдался мне этот пьяница!

– А где вы живете?

– На Огден-стрит.

– Далековато, – недоверчиво заметил полицейский.

– Да, но это самый короткий путь, а остальное меня не волнует.

– Ну, тогда ступайте по другой стороне улицы. Я постою тут и прослежу. Чтоб я больше вас здесь не видел!

– Больно мне надо тебя видеть! – пробурчал мистер Окройд себе под нос, переходя дорогу. Он зашагал как можно быстрее и на первом же повороте свернул с Парк-драйв. «Интересно, кто это был, – думал он про себя. – Видал я на своем веку пьяных дураков, но такого встречаю впервые». Мистеру Окройду пришлось сбавить шаг: после неприятного разговора с полицейским сердце тревожно билось в груди, то и дело замирая, да и дыхание сперло. Поэтому до дома он добрался не скоро, даже Леонард уже лег спать.

Мистер Окройд нашел кекс с изюмом и маслом, с аппетитом откусил большой кусок и разгладил на столе четыре пятифунтовые банкноты. Двадцать фунтов. Лишь дважды в жизни он держал в руках такие деньги, да и те пришлось наскребать по шиллингу. А тут двадцать фунтов свалились на него прямо с неба. И что с ними теперь делать? Мистер Окройд в задумчивости пошел наверх.

IV

– Вот и поделом ему, – проворчала миссис Окройд. – Только нервы мне мотает!

Она уже в третий раз перевернула на огне копченую селедку. Селедка эта, почерневшая с обеих сторон, дожидалась возвращения мистера Окройда с работы и была главным блюдом понедельничного ужина; увы, несчастной рыбине давно стало безразлично, воротится он или нет. Еще час назад миссис Окройд могла пожаловаться, что только зря переводит продукты на непутевого мужа, но теперь селедка в ее представлении стала заслуженным наказанием. Обычно мистер Окройд приходил домой до шести, однако шел уже восьмой час, а его все не было. Миссис Окройд целый день занималась стиркой: к шести часам она успела завесить весь очаг мокрым, испускающим пар бельем и с каждой минутой все больше теряла терпение. Знай она, что в кармане мужа лежат четыре пятифунтовые банкноты, она бы не на шутку встревожилась. Но миссис Окройд ни о чем не догадывается, поскольку с утра не обменялась с мужем и десятком слов: он встал затемно и взял завтрак с обедом на фабрику. Она ни капли не встревожена, а просто раздражена. «Что за человек, ей-богу», – бурчит она себе под нос. Скоро ей нужно будет собирать на стол к приходу Леонарда: он вернется после первого дня работы у Грегсона и отведает на ужин копченой селедки – куда более крупной и жирной, чем та, что мы уже видели, и приготовленной по всем правилам. Тем временем его отец, этот никчемный человечишка, пусть вобьет себе в голову наконец (так думала миссис Окройд), опаздывал уже больше чем на час.

– До сих пор где-то шляется! – крикнула она миссис Сагден, выглянувшей из соседней двери. – Еда уж полтора часа как стынет! Одни хлопоты с этими мужьями! Твой-то пришел?

– Давно! – ответила миссис Сагден, дама, не питавшая насчет жизни больших иллюзий. – Пришел и опять смылся. Я-то знаю: ежели он опаздывает больше чем на полчаса, раньше закрытия всех пивных и пабов дома его не жди. Но по понедельникам такого не бывает. Он ведь не мог задержаться на фабрике?