Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)

– Не знаю, – тихим испуганным голоском молвила мисс Калландер, – но он ужасно странный, право. Ходит за мной по пятам, а потом просто стоит и смотрит. Иногда даже в окно на меня глазеет! Я его боюсь, честное слово.

– Бедняжка моя, – проворковал Иниго, привлекая ее к себе. – Не обращайте внимания на эту скотину. Он вас не обидит.

Она промолчала, зато томно опустила ручку на пиджак Иниго и одарила его взглядом больших, блестящих и совершенно пустых глаз. Ее лицо, которое теперь было так близко, представилось ему таинственным безгласным миром; она вся превратилась в ожидание. Иниго понял: время пришло. Он поцеловал Дейзи.

– Нет, нет! – пролепетала она, когда все закончилось. – Мы не должны!

Мисс Калландер отпрянула дюйма на три, но не отвернулась, и Иниго поцеловал ее вновь, потом еще раз, а она осыпала его лицо сотней крошечных поцелуев. Все это они проделывали немного отстраненно и рассеянно, как будто происходящее им снилось и никакой ответственности за свой сон они не несли. Иниго ликовал и в то же время чувствовал себя глупо: ему было совершенно нечего сказать. Для привычных лживых комплиментов его обуревали уж слишком сильные чувства, однако не настолько сильные, чтобы на ум пришли искренние слова. Он даже обрадовался, когда мисс Калландер отстранилась и пошла вперед.

Не успели они сделать и десяти шагов, как в кустах опять раздался шорох.

– Кто там? – резко вопросил Иниго. Вдруг из кустов выскочил какой-то человек и бросился мимо них наутек. Мисс Калландер взвизгнула, отпрянула и споткнулась о камень. Иниго хотел было погнаться за беглецом, но обернулся и увидел, что она растянулась на земле и хнычет.

– Лодыжка! – простонала мисс Калландер. – Не могу встать! Кажется, сломала!

Как выяснилось, перелома не было, а вот без серьезного растяжения не обошлось. Иниго аккуратно поднял мисс Калландер на ноги, она обхватила его за шею, и вместе они поковыляли к дому.

Из дверей кто-то выглянул.

– Это вы, Дейзи? – послышался мужской голос. – Кто с вами, чамха? – Мистер Тарвин поспешил им навстречу.

– Мисс Калландер споткнулась, упала и растянула ногу, – объяснил Иниго. Потом и сама пострадавшая, повернув к директору-коротышке бледное от страданий лицо, в подробностях рассказала о случившемся.

– Надо поскорей отвести вас в дом. Держитесь за меня. Чамха. Дайте-ка ее сюда, Джоллифант. Вот. Во-от так. – И Иниго лишился своей добычи: его начальник быстро и с явным удовольствием обнял мисс Калландер за талию, закинул одну ее руку себе на шею, а другую взял сам. Переплетясь таким образом, они побрели к двери; с каждым шагом в их союзе становилось все больше мисс Калландер и все меньше мистера Тарвина. Они уже встали и пошатывались на свету (мистер Тарвин утешал свою ношу тихими чамхающими звуками), когда из коридора послышались быстрые шаги. В следующий миг на улицу вылетела миссис Тарвин.

– Что происходит? Что происходит? – Она бросилась к ним, не успев толком ничего разглядеть. – Джеймс? Мисс Калландер?

Трое принялись хором объяснять, что случилось. Громче и многословней всех говорил мистер Тарвин, хотя его картина происшедшего была далеко не полной.

– Вот как! Что ж, это все очень неприятно, очень неприятно, однако я не понимаю, зачем мисс Калландер понадобилось разгуливать в темноте. Возьмите меня за руку, пожалуйста, и мы посмотрим, можете ли вы идти. Джеймс, в сторону! Твоя помощь тут не нужна, совершенно не нужна. Так, мисс Калландер, обопритесь на мою руку, если хотите. Я сделаю вам холодный компресс. Да, холодный, непременно холодный. Мы прекрасно обойдемся, прекрасно обойдемся без твоей помощи, Джеймс. – И миссис Тарвин поволокла жертву в дом, а двое мужчин остались смотреть ей в спину – спина эта едва не шуршала от негодования.

– Что ж… э-э… Джоллифант, спасибо! – сказал мистер Тарвин и, растерянно чамхнув напоследок, не торопясь пошел за дамами.

Иниго проводил его взглядом, а когда все трое скрылись из виду, набил и прикурил трубку. Ему казалось, что он сбежал из театра, где шла какая-то идиотская комедия. Минут десять ничего не происходило, никто ему не мешал, стояла полная тишина. Потом за спиной раздался какой-то звук, Иниго обернулся и с удивлением обнаружил перед собой незнакомую девушку в ярко-голубом платье, очень миловидную и румяную, как яблочко.

– Здрасьте, сэр, – начала она, и до Иниго наконец дошло: перед ним Элис, та самая служанка, про которую говорил Фонтли, но Элис без скучной формы, а в своем самом нарядном платье, свободная и, вероятно, шаловливая Элис.

– Я передала вашу просьбу, сэр, и сержант Комри говорит, что отдаст вам бутылки завтра, хоть днем, ежели изволите, только деньги вперед. И еще, – она перевела дух, – он спрашивает, сгодится ли вам «Старый Роб Рой»?

– На что сгодится? – серьезно спросил Иниго. – Я не знаю этого почтенного господина и не могу судить, но, судя по прозвищу, он сгодится на что угодно.

Элис хихикнула и широко распахнула глаза.

– Да вы ж знаете, это виски такое! Ну, сгодится или нет?

– Еще как! – с жаром ответил Иниго, хотя впервые слышал это название. – Завтра у меня день рождения, устраиваю скромный праздник, – доверительно зашептал он. – Если я передам деньги через вас, вы принесете мне виски? Уж окажите маленькую любезность имениннику. – Элис согласилась; он отсчитал ей двадцать пять шиллингов, потом нашел еще полкроны. – Знаете, Комри счастливчик. Я вас даже не признал, вы в этом наряде такая красавица! Надеюсь, Комри оценит.

– А я, между прочим, не только с ним выхожу, могу и одна! – Элис тряхнула головой. – Я для себя принарядилась.

– Ясно, – уклончиво проговорил Иниго, не чувствуя в себе желания отвечать на ее недвусмысленный призыв. Однако лицо его просияло. – Вижу, вы очень гордая девушка, Элис. Но, надеюсь, гордость позволит вам принять это в благодарность за услугу. – Он вложил полкроны ей в ладонь и ненароком посмотрел на спелые улыбающиеся губы. Ночь все еще смутно будоражила его кровь, эти щедрые губы так и манили…

– А, Джоллифант! – раздался сзади чей-то голос. Иниго подпрыгнул: за его спиной стоял мистер Тарвин.

– Вот, с Элис беседую, – пролепетал Иниго. – Она любезно согласилась передать от меня кое-какую весточку, правда, Элис?

– А, да-да, наша служанка. Элис. Я и не признал. Чамха. – И он посмотрел на девушку с таким интересом, что Иниго немедленно решил рассказать об этом Фонтли.

– Ну-с… – задумчиво проговорил директор. – Давно вы тут работаете? – Казалось, он не меньше Иниго хочет побыть в компании прекрасной Элис. Именно этот вопрос и стал для него роковым.

– О-о! – вскрикнула служанка.

Мистер Тарвин с Иниго обернулись. Увы, поздно! Миссис Тарвин уже стояла рядом с ними.

– Что происходит, что происходит? Нет, теперь я решительно ничего не понимаю, не понимаю…

– Да я просто… э-э… чамха…

– Ну, спокойной ночи! – Иниго бросил незадачливого начальника объясняться с женой и, взбежав по лестнице на свой этаж, наткнулся на Фелтона.

– Где ты был весь вечер, Джоллифант?

– Бывают такие дни, Фелтон, – сказал Иниго, мрачно качая головой, – когда вид твоего чистого невинного лица, этих незапятнанных очков, ангельских губ, веселых кувырков, фортелей и коленец, что принесли столько радости жителям Бристоля и даже Клифтона…

– Ох, заладил ты с этим Бристолем!

– …вид нежного румянца на твоих юных щеках – все это порой трогает меня за душу, а там, Фелтон, там кроется… как это говорят… тяжкое бремя. И тогда я говорю себе: школа Уошбери еще поплатится. Сегодня как раз такой день. Мне больно за тебя. Спокойной ночи.

III

– Выпив за твое здоровье, Джоллифант, – сказал Фонтли, обхватив рукой бутылку «Старого Роб Роя», – я хочу дать тебе маленький добрый совет. – Он говорил с необычайным достоинством и расстановкой: так часто говорят люди, которые только что выпили полбутылки виски и теперь заливают в себя вторую половину.

Был вечер понедельника, учителя праздновали день рождения Иниго. Усадьба была в полном распоряжении гуляк, поскольку Тарвины ужинали не дома, а мисс Калландер из-за растянутой лодыжки рано ушла к себе. Крошечный зал отдыха словно бы вырезали из школы Уошбери и пересадили в другое место: полный табачного дыма и алкогольных паров. Он вполне сошел бы за шотландскую пивную. Впрочем, одного из трех присутствующих, Фелтона, гулякой не назовешь – он не любил виски и втайне опасался, как бы его коллеги под влиянием спиртного не наговорили и не натворили лишнего. Впрочем, как человек компанейский и добродушный, он старался изо всех сил: залил каплю алкоголя содовой водой и жадно глотал эту смесь, с удовольствием дымил сигаретами без никотина, смеялся, когда остальные смеялись, и вообще был заодно со всеми. Фонтли, пришедший с одной целью – отдать дань уважения «Старому Роб Рою», – тоже не отличался праздничным настроем. Зато про Иниго этого не скажешь. Он поставил себе целью развлекать гостей, пить, лучезарно улыбаться товарищам по несчастью, забываться и вести откровенные разговоры. Он не слишком любил виски, но уже принял куда больше, чем имел обыкновение: вихор его как будто удлинился и причинял еще больше неудобств, улыбка стала чуть шире, жесты размашистей и благородней, а дух, вновь познавший волшебные прелести жизни, воспарил к небывалым высотам.

– Однако, прежде чем дать совет, – продолжал Фонтли, – я хочу кое о чем тебя спросить – по-дружески, Джоллифант, из самых благих побуждений. – Последние слова он проговорил с осторожностью королевского адвоката, выступающего в суде. Еще несколько стаканчиков, и Фонтли оказался бы на знакомом перепутье: то ли завести шарманку о церкви и закате цивилизации, то ли повеселить публику неприличными анекдотами. Однако в настоящий момент он еще был свободен и мог выбирать и развивать какую угодно тему. – Итак, первый вопрос: у тебя есть деньги?

– Фунта два с лишним, – ответил Иниго.

– Не-ет, я не про наличные. Меня интересует твой доход, капитал.

– A-а! Мой личный доход составляет около шестидесяти фунтов в год. Все благодаря разумным инвестициям, господа. В свое время я вложился в «Западную газовую компанию», потом в «Чемоданы и дорожные сумки Шаттлбери». Должен заметить, «Чемоданы и дорожные сумки» последнее время не радуют.

– Все ясно. Прожить на такие деньги нельзя, верно? Но все же это кое-что, – сказал Фонтли и очень серьезно посмотрел на черенок своей трубки. – Второй вопрос: как насчет родни? Наследство может перепасть? Или ты кого-нибудь содержишь?

– Ни то ни другое, – Иниго поднял бокал. – Перед вами, друзья мои, круглый сирота. Правда, у меня есть дядя – торговец чаем, живет в Далуиче, – который практически воспитывал меня, пока я учился в Кембридже. Я жил у него несколько лет. Приятный старикашка и единственный мой знакомый, который до сих пор ходит в соломенной шляпе.

– Один мой знакомый носит соломенную шляпу даже зимой, – скромно вставил Фелтон.

– Выпей еще, Фелтон, – сказал Иниго, подталкивая к нему бутылку. – Зимой, говоришь? Ты прямо открываешься мне новыми гранями, дружище. Круглый год таскает? Надо будет рассказать дядюшке, он придет в ярость. Но куда ты клонишь, Фонтли, на какую темную мысль намекаешь?

– Мой совет, Джоллифант, звучит так: убирайся отсюда. Ты тратишь время впустую. Тебе не нравится это место, и ты ему тоже. – Фонтли опустошил стакан и заново прикурил трубку. – Заметь, я не советую тебе сменить школу. В Англии полно подготовительных школ получше Уошбери, намного лучше, но есть и те, что похуже. Я на своем веку видел и такие.

– Не может быть! – вскричал Иниго.

– Ну, не знаю, – сказал Фелтон. – Я слышал, есть школы… – Однако они так и не узнали, про какие школы он слышал: его блеяние полностью заглушил могучий бас Фонтли.

– Что бы там ни говорили, подготовительные школы – не чета проклятым интернатам или как они теперь называются. В них и джентльмену преподавать не зазорно. Учтите это, молодежь. Джентльмену сегодня больше некуда податься.

– Несомненно, – с грустью проговорил Иниго. – Но быть джентльменом – такая тоска!

– Аристократия почти изжила себя, – кивнул Фонтли. – Как и наше виски, между прочим. У тебя ведь припасена еще бутылочка, верно, Джоллифант?

– Да, сейчас открою. Но что же мне делать, когда я отсюда уйду?

– Тут уж тебе решать, – ответил Фонтли с видом человека, который вел долгий спор по серьезному общественному вопросу и наконец уладил все разногласия. – Я не утверждаю, что разбираюсь в таких делах. Ты вроде бы пишешь, так? Почему бы тебе не стать журналистом?

– Потому что я опоздал лет эдак на тридцать, – ответил Иниго. – Пиши я во времена Хенли [18]18
  Уильям Хенли (1849–1903) – английский поэт, влиятельный критик и редактор, а также соавтор Р. Л. Стивенсона, с которым они вместе написали несколько пьес.


[Закрыть]…

– А, Хенли! Славный малый. – Фонтли рявкнул это таким тоном, что Фелтону, знавшему Хенли только как властелина своей судьбы и капитана своей души, невольно подумалось, что эти двое вместе учились в Оксфорде.

– …вот тогда б я что-нибудь сделал, – раздумчиво продолжал Иниго. – А теперь поздно. Я, конечно, пишу – сейчас как раз заканчиваю «Последний рюкзак», очерк о туристических походах. Хенли бы его с руками оторвал. Но я могу побиться об заклад, – пророчески добавил Иниго, – что ни одно из современных изданий его не опубликует. Словом, я уже думал об этом, игра не стоит свеч. Может, когда-нибудь… – И в завершение своего монолога он изящно махнул рукой, словно бы принимая или отвергая несколько лавровых венков.

– Тогда и впрямь без толку, – от всего сердца проговорил Фонтли. – Так, что еще… Конечно, ты великолепно играешь на пианино – да-да, я слышал. Твои штучки напоминают мне одного парня из Мертона. Малый мог сыграть и спеть что угодно, ей-богу, но в жизни ему это не пригодилось. Последний раз, когда мне о нем рассказывали, он работал в сиднейском баре, вскрывал там устриц – в смысле, за деньги. Но из тебя мог бы выйти толк, – заключил Фонтли.

– Да бросьте, это же баловство. Кстати, на днях я сочинил превосходный мотивчик – в субботу, если точней. Фелтон, ты слышал? Моя лучшая вещь! – Он принялся насвистывать мелодию: она звучала еще лучше, чем прежде.

– Ну так сыграй, Джоллифант, – предложил Фонтли.

– Как? Спустимся в классную комнату?

– Я за. Еще по одной, – он плеснул всем виски, – и к инструменту.

– Точно! – Иниго одобрительно выпил.

– Но послушайте… – начал было Фелтон, тревожно засверкав очками.

– Нет времени слушать, – строго осадил его Иниго. – Пей. Он струсил, потому что в субботу Тарвин устроила мне головомойку, – объяснил он Фонтли.

– Ее нет, а даже если б и была, какая разница? – Он поднял стакан: – Пропади она пропадом! Берите стаканы и сифон, я возьму бутылку. – И Фелтон, терзаемый сомнениями, побрел за коллегами вниз.

– Давайте-ка пропустим для начала, – предложил Фонтли, и Иниго выпил вновь. Клавиши еще никогда не выглядели так привлекательно. Он мог сделать с ними что угодно, сыграть самую невообразимую музыку, какая только доступна человеку. Фраза так ему понравилась, что он стал ее повторять: «Какая только дос-с-ступна ч-человеку». Она наполняла его радостной уверенностью. Тарьям-парьям-парьям, пам-пам-тарьям.Отличное начало. Теперь медленно, аккуратно переходим к рефрену… Рампти-ди-тиди-ди – нет, так здорово она еще никогда не звучала, определенно! – рампти-ди-тиди.А теперь мягче, мягче.

– Это оно? – спросил Фонтли из золотистой дымки «Роба Роя».

– Оно. Нравится?

– Я не могу похвастать музыкальным слухом, но, на мой вкус, это первоклассная музыка, Джоллифант, куда лучше того, что сейчас сочиняют. Отдай ее кому-нибудь, пусть запишут. Рампти-ди… Нет, забыл. Сейчас сыграешь еще. За удачу!

Иниго тут же опорожнил стакан и начал заново. Он сыграл еще полдюжины своих сочинений: Фонтли притоптывал ногами, а Фелтон кивал, хоть и с легкой опаской.

– Браво! – закричал Старый Роб Рой губами Фонтли. – У тебя определенно есть стиль, Джоллифант, замечательный стиль! И талант, совершенно точно талант.

– Ничего себе мотивчики? – Иниго взбудораженно крутанулся на табурете. – Я недавно придумал, как их описать. Они похожи на семейство эльфов во фраках. Каково?

– Неплохо, – ответил Фонтли, – но я предпочитаю музыку. Давай еще раз первую.

Решив, что по части складывания слов коллеги ему не советчики, Иниго вернулся к своей рампти-ди-тиди-дии на сей раз урезал ее фортиссимо: мелодия уже не намекала вам, что можно бы и за угол свернуть, а громко, решительно отрицала любые отговорки и чуть не пинками гнала вас по улице. Поставив виски на столик у пианино, Фонтли отстукивал ритм, и даже Фелтон начал притоптывать ногой. В комнате стоял шум и гам; если бы ко входу в школу подъехала машина и кто-нибудь отворил дверь, в классе бы этого не услышали.

Ударив напоследок по клавишам, Иниго вскочил на ноги и заорал:

– Именно эту мелодию мне запретила играть гнусная Тарвин, любительница попотчевать добрых людей черносливом!

– Вот карга! – прорычал Фонтли. – Старая зануда!

– Да, я тоже от нее не в восторге, – добавил Фелтон, пуская свою предосторожность по всем роб-роевым ветрам.

– Не в восторге! Да я ее презираю. А какая из них вышла парочка, а? Я вам еще не рассказывал, что произошло вчера вечером? – И он принялся в подробностях пересказывать события минувшей ночи, начав с того, как мистер Тарвин обнаружил на улице мисс Калландер. Когда на сцене впервые появилась жена директора, Иниго начал терять власть над повествованием, без меры приукрашивать и в итоге представил вниманию слушателей сказку, достойную Шахерезады, полную растерянных «чамх» и «что происходит? что происходит?».

– Ну ты даешь, ну даешь! – От смеха Фонтли чуть не падал со стула. – Не верю ни единому слову, Джоллифант, но ты меня уморил!

– Это истинная правда! – взревел Иниго. Они сидели рядом, склонив головы друг к другу. – И вот она подбегает, вопя: «Что происходит? Что происходит? Что происходит? Я не понимаю, ничего не понимаю. Ну, говори же, говори!» А бедный мистер Тарвин отвечает: «Ну, видишь ли… чамха». «Нет, я не вижу тут чамхи, никакой чамхи не вижу! – кричит она. – Я только вижу, что ты говоришь с девушкой, девушкой, и очень молоденькой девушкой, совсем молоденькой! – Тебе нельзя разговаривать с девушками, нельзя, никак нельзя!» – Иниго выдохся и замолк.

– Такого она точно не говорила! – вновь взревел Фонтли. – Не морочь мне голову!

– Нет, ну не слово в слово, конечно. – Вскочив, Иниго откинул со лба вездесущий вихор и хлопнул себя по колену. – Разве не видишь, что я излагаю, так сказать, самую суть событий? Именно это она и имела в виду.

– Неужели, неужели именно это? – раздался яростный вопль из другого конца комнаты. Там стояла миссис Тарвин.

Ее внезапное появление в конце долгого неистового веселья перерезало последнюю ниточку Инигова самоконтроля. Его губами заговорил сам Старый Роб Рой:

– А, черная полночная карга [19]19
  Шекспир У. Макбет, акт IV, сцена I. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть]! – прогремел он.

– Что?! – взвизгнула та и бросилась вперед. Следом шел ее муж. – Что вы сказали?! Вульгарная пьянь! Меня еще никогда так не оскорбляли. И от кого я это слышу – от одного из наших учителей! Никогда, никогда, никогда я такого не слышала. Вы превратили классную комнату в притон и кабак! Что вы себе позволяете? Джеймс, да скажи же что-нибудь! Вели ему немедленно убираться.

– Вам должно быть стыдно, Джоллифант, – как можно строже проговорил мистер Тарвин. – Вы… э-э… пьяны. Чамха.

Фонтли все это время пытался взять себя в руки.

– Он немного перебрал, мистер Тарвин. День рождения как-никак. Надо уложить его в постель.

– Извини, Фонтли, но я совершенно трезв, – сказал Иниго, – и спать категорически отказываюсь.

– Этот… этот… этот человек здесь останется?! – возмущенно спросила мужа миссис Тарвин.

– Нет, конечно. Готовьтесь к увольнению, – пробормотал директор.

– Пусть убирается отсюда завтра же утром, слышишь, утром! Я не потерплю его в нашей школе, не потерплю! – Она кипятилась все сильней.

– Прекрасно понимаю. Чамха. Отвратительный поступок, – опять забормотал ее муж. – Но прогонять его утром будет… неправильно.

– Это еще почему?!

– Ну, во-первых, мы обязаны сначала сделать выговор… Чамха.

– Короче говоря, – Иниго взмахнул рукой и чуть не завалился на бок, хотя говорил вполне членораздельно, – если я уйду утром, вы должны выплатить мне жалованье за четверть. Пятьдесят два фунта. Жалкие гроши, но я имею на них право.

– Мне все равно! – Миссис Тарвин посмотрела на Иниго, как на ящерицу, и перевела взгляд на мужа. – Я не потерплю его в нашей школе, не потерплю! Я с самого начала знала, что так будет, с самого начала. Опять ты нанял неизвестно кого. Завтра же выдворю его отсюда, чего бы это ни стоило.

– Как скажешь, дорогая, – ответил мистер Тарвин, хорошо понимавший, на чьи деньги живет школа. – На недельку затянем пояса потуже… Вы получите чек завтра утром, Джоллифант, и сразу же покинете наше учебное заведение.

– Именно так, именно так! – завопила миссис Тарвин.

Иниго тем временем пытался закрыть крышку пианино, что не очень-то ему удавалось: на клавишах лежал спичечный коробок.

– Не трогайте инструмент, не трогайте! Уберите руки! – продолжала миссис Тарвин. – Марш в постель, а утром чтоб вас тут не было!

– Утром я никуда не пойду, – ответил Иниго.

– Еще как пойдете!

– А вот и нет. Я уйду не завтра, а сегодня. Прямо сейчас.

– Не глупи, Джоллифант, – сказал Фонтли, беря его за руку. – Сегодня никак нельзя. Это невозможно.

– Отчего же? По-моему, блестящая мысль.

– Поезда уже не ходят, – настаивал Фонтли. – Ты не сможешь уехать.

– А я пешком пойду! – торжествующе заявил Иниго. – Рюкзак на плечи – и вперед. Уйду сегодня же. Дождя ведь нет? Фелтон, как там погодка?

– Я… э-э… не знаю, – выдавил несчастный Фелтон, который последние пять минут пытался самоуничтожиться.

– А о вас, мистер Фелтон, я была лучшего, гораздо лучшего мнения, – строго проговорила миссис Тарвин.

– Он не виноват, это я его втянул, – сказал Иниго. – Говорю: «У меня сегодня день рождения, друг». А у него слабость к дням рождения, правда, Фелтон? Прямо ничего не может с собой поделать. Мистер Тарвин, я уйду сегодня же, поэтому прошу поскорей выписать мне чек. – Он говорил очень медленно и с расстановкой.

– Это же… э-э… чамха… нелепо, Джоллифант! Конечно, вам придется уйти, но необязательно… чамха.

– Пусти его, пусти! – вскричала миссис Тарвин. – Тем лучше для нас, меньше будет хлопот утром. Не знаю, с какой стати мы должны выписывать ему чеки среди ночи, но пусть убирается поскорей и спит в канаве, если ему угодно, нас это не касается, совершенно не касается. Мистер Фелтон, будьте любезны, уберите эти гадкие стаканы и откройте все окна. Здесь омерзительно, омерзительно. – Она еще раз обвела их дрожащим взглядом и вышла вон.

Через пятнадцать минут чек с жалованьем был у Иниго в кармане, и он принялся складывать самые необходимые вещи в рюкзак.

– Я сообщу, куда отправить чемодан и сундук, – сказал он Фонтли. – А до тех пор присматривай за моими вещами, хорошо? По-моему, уже двенадцать ночи. А мне нисколько не хочется спать, ночь прекрасна, я покончил с этим заведением и какое-то время могу не работать. По-моему, все сложилось как нельзя более славно.

– А по-моему, как нельзя более глупо, – ухмыльнулся Фонтли. – Бог знает, кто будет вести твои уроки на следующей неделе и какого идиота подберут Тарвину в агентстве, но все равно удачи тебе, Джоллифант! Вот, здесь остался глоток виски. Давай на посошок.

Пока они пили, в комнату зашел Фелтон.

– Так ты и впрямь уходишь? Я сообщил мисс Калландер. Она выглянула в коридор и спросила, что случилось. Могу я что-нибудь для тебя сделать, Джоллифант?

Иниго потряс его руку.

– Разве что попрощаться. Я вверяю твою душу Вечным истинам, Фелтон, хотя понятия не имею, что это такое. У меня есть предчувствие, что мы еще встретимся.

К этому времени Иниго уже надел плащ, закинул за плечи рюкзак, нашел шляпу, прочную ясеневую трость и приготовился уходить. Фонтли вышел с ним на улицу. Когда они проходили по коридору, из спальни выглянула мисс Калландер.

– Сейчас приду, – шепнул Иниго приятелю и отстал.

– Вы правда уходите? – Мисс Калландер в домашнем халате походила на розового кролика. Глаза у нее были широко распахнуты, а губы крепко поджаты.

– Да, меня уволили, и я ухожу.

– Сумасшедший! – прошептала мисс Калландер. – Мне очень вас жаль, правда. Но, чует мое сердце, я на очереди, и ни капельки не расстраиваюсь.

Иниго уверенно посмотрел на нее и по-дружески улыбнулся:

– На вашем месте я бы попробовал съездить в Египет.

Она смущенно кивнула.

– Я как раз туда пишу. Ах, я же вам кое-что приготовила! – Мисс Калландер протянула ему сверток. – Вот. Здесь только печенье и шоколад, но ничего другого у вас, верно, нет? Скоро вы ужасно проголодаетесь.

Иниго был по-настоящему тронут. До него вдруг дошло, что уже много лет никто не делал для него ничего подобного. В его мире практически все услуги оказывали за деньги.

– Дейзи Калландер! – тихо вскрикнул он. – Вы чудо! Я страшно вам признателен. Я и не подумал, что через час-другой меня одолеет голод.

– Куда вы пойдете?

Иниго воззрился на нее.

– Представляете, это совершенно вылетело у меня из головы. Понятия не имею. Просто пойду куда глаза глядят. Прощайте – и удачи вам! – Он протянул ей руку.

Однако мисс Калландер не пожала ее, а легонько стиснула и подняла глаза.

– Прощайте, – чуть не плача, проговорила она.

Иниго сообразил, что от него ждут поцелуя. В ту минуту мисс Калландер нравилась ему больше, чем когда-либо, но целовать ее отчего-то не хотелось. И все же он коснулся губами ее губ, еще раз стиснул розовые пальчики и побежал вниз по лестнице, где дожидался Фонтли.

– Дождя нет, но холодно и темно, как в яме, – сказал он. – Через час ты пожалеешь, что не остался в постели. Одумайся, пока не поздно.

– Ни за что! – ответил Иниго, выглядывая на улицу. – Какой запах! Я пойду в сторону Питерборо.

– Ты – юный осел, Джоллифант.

– Я скоро напишу, Фонтли. До нашей новой встречи ты будешь получать краткий отчет обо всех моих приключениях.

– Повторяю, Джоллифант, ты осел. И будь мне лет на двадцать меньше, я бы пошел с тобой.

Две минуты спустя Фонтли запер дверь, а Иниго покинул школьные угодья и быстро зашагал на запад.