Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

– Ну и звук, а? Прям мурашки продирают.

– Сова, – объяснил Джоби. – Я уж к ним привык. А вот чего терпеть не могу, так это стук трамваев по ночам. В городах с трамваями я не ложусь, пока они не угомонятся. Спать никакой возможности – сердце болит, желудок болит. Ну да ладно, – сонно добавил он, – жизнь хороша, пока ноги ходят да зубы жуют. Надо всякое повидать, пожить хорошенько, а то и помирать жалко. Как считаешь, Джордж?

– Что-то в этом есть, – с истинной браддерсфордской осмотрительностью ответил мистер Окройд. По правде говоря, он до сих пор был немного ошарашен происходящими с ним чудесами. «Надо рассказать Лили про этого малого, – подумал он. – Вот она подивится!» И очень скоро среди дремотных теней он на короткий миг разглядел дочь, улыбающуюся ему через океан.

IV

Утром встали затемно.

– До Рибсдена около часа езды, – объяснил Джоби. – Хочу занять местечко получше.

Они быстро позавтракали чаем и бутербродами с вареной ветчиной, а с первыми лучами солнца, пробившимися из-за туч, уже тряслись по неровной дороге.

– Холодает, – заметил мистер Окройд.

Джоби смерил утро оценивающим взглядом.

– Погода портится. Вот увидишь, сегодня так тепло уже не будет, глядишь, и дождь польет. Не сегодня, так завтра. Дождь нам вреден. Две недели дождей – и я точно пойду к ближайшему ростовщику продавать весь свой скарб. Что там моряки! Кому погода важна, так это нам.

В Рибсдене, приземистом городке вроде Эверуэлла, только покрупней, уже вовсю кипела жизнь. Рынок и ярмарка заняли всю площадь и просочились на несколько ведущих к ней улиц. Джоби, однако, успел занять выгодное место прямо у выхода с площади на главную улицу и, как он позже отметил, «ровно супротив кабака „Рука помощи“». Фургон пришлось оставить в переулке, среди других машин, телег и фургонов, а все необходимое – товар и лоток – они донесли до места сами. Поставив лоток, они начали украшать его резиновыми куклами и зверями, большую часть которых надо было надуть. Время от времени Джоби узнавал прохожих и что-то им кричал, но время разговаривать было только у зевак – местной толпы, состоявшей из мальчишек, от любопытства лезших под ноги, девчат, которые от нетерпения прыгали с тротуара на мостовую и обратно, полицейского с рыжими усами, явно недолюбливавшего рынки и ярмарки, и еще одного полицейского без усов – он рынки и ярмарки явно долюбливал. Мистер Окройд никак не мог нарадоваться происходящему. Ему нравилось все: толкотня, стук молотков, крики, лоток, на который он теперь поглядывал отеческим взглядом, осенний холодок в воздухе, утреннее солнце, «Старый моряцкий», вдруг запахший приключениями, и общество болтливого Джоби. Мистер Окройд не представлял себя в роли продавца резиновых кукол, зато быстро навострился их надувать и красиво раскладывать; словом, все это было, как он неоднократно замечал про себя, «первоклассным делом».

В конце концов Джоби прикрепил к столбикам у лотка несколько плакатов: «Не забудьте про Маленьких», – кричали они, «В магазинах этого нет», «Мы лидируем. Остальные догоняют», «Английские мастера – лучшие на свете!» (последнее, вероятно, было правдой, вот только на всем товаре мистера Джексона висели иностранные ярлычки). На поперечной балке красовался самый большой и яркий плакат; великолепная алая надпись гласила: «Джоби Джексон снова в городе. Проверенное качество». Джоби с огромным удовлетворением осмотрел дело своих рук и теперь мог со спокойной совестью поболтать с соседями.

Один из них только что застолбил местечко слева от Джоби, поставив на землю столик и ящик. То был высокий потрепанный джентльмен без шляпы, зато во фраке, который сиял на солнце и отливал зеленым в тени. Затылок джентльмена украшала копна седых волос, а спереди блестела лысина. Брови у него были такие кустистые и такие черные, что необходимость в бритье нижней части лица отпадала, коим преимуществом их владелец вовсю пользовался.

– Доброе утро, перфессер, – сказал Джоби этому персонажу.

– Доброе, – ответил профессор громовым басом. – А, мистер Джексон! Рад встрече. Опять мы соседи? Я вас, кажется, видел в Донкастере.

– Верно. Хорошее местечко выбрали, а? – Джоби ткнул пальцем в сторону «Руки помощи».

– Надо же, я и не заметил. Действительно, такое соседство нам на пользу. Было время, когда… – Он не договорил, а только поднес ладонь ко рту, из пещеристых глубин которого донесся звук, напоминающий смех. Затем профессор резко помрачнел. – Вряд ли мне удастся тут подзаработать, мистер Джексон. Это перевалочный пункт, только и всего.

– Та ж беда, – кивнул Джоби. – А где вы были после Донкастера, перфессер?

– О, в безвестных, всеми забытых городишках, – печально пробасил тот. – Рынки маленькие, заказы никудышные, везде только сыр, муслин, утки и куры. Деревенская глушь, мистер Джексон. К тому же я неправильно выбрал призвание. Предложи я народу эликсир от ревматизма или средство для пищеварения, дело бы пошло. Но я знаток характеров и судеб, а это интересно только городским жителям, исключительно городским. Я думал сменить стезю, но не было времени раздобыть пузырьки. Сегодня без пузырьков никуда, люди больше не хотят глотать пилюли, мистер Джексон. Каково? Присмотрите за моим ящиком, пожалуйста. Я вернусь через десять минут. – И профессор куда-то ушел.

– Из этого малого вышел бы знатный оратор, – сказал мистер Окройд, с восторгом выслушавший всю беседу.

– А он и есть оратор, я считаю, – ответил Джоби. – Умный малый, перфессер. Знаю его много лет. Болтает будь здоров – сказка! Что угодно продаст. Никаких расходов, сплошная прибыль – это его принцип. Смышленый малый, образованный – эт самое главное. Нам с тобой никто б не поверил, а ему – верят, каждому слову верят. Хоть воздухом торгуй, честное слово!

– Пожалуй, – задумчиво проговорил мистер Окройд. – Только жирка на нем маловато.

– Очень уж за воротник заливает. Пьет как сапожник. Да и торговля нынче не та, факт. Народ пошел чересчур образованный, видят его насквозь. – И тут он так внезапно сменил тон, что мистер Окройд испугался. – Ну-ка, леди, подходите, выбирайте! Девять пенсов, шиллинг, один шиллинг шесть пенсов, два шиллинга. Не лопаются, не рвутся, не горят, не тонут – лучшая резина на рынке! Все игрушки непревзойденного качества! – Видимо, к ним подошел первый покупатель.

Вокруг палаток и лотков уже собралась толпа народа, из которой то и дело доносились пронзительные хриплые крики. Пока она состояла главным образом из женщин с корзинками; любители развлечений приходили позже, но для продавцов, подобно Джоби, торговавших семейными товарами, день уже начался. Мистер Окройд, забившийся в дальний угол палатки, обрел новый интерес в жизни. Он впервые помогал продавать что-либо, и торговля теперь представилась ему увлекательной азартной игрой. Удастся ли мальчугану с линкором «Лайон» на шапочке подтащить маму к лотку с игрушками? Купит ли женщина, которая без умолку болтает с подругой и даже не глядит в их сторону, какую-нибудь игрушку, или она пришла на рынок выговориться? Джоби, похоже, мог предсказать исход с первого взгляда: одних он оставлял без внимания, другим доверял все тайны производства резиновых игрушек, а третьим буквально всучивал свой товар. Мистер Окройд был бы рад помочь, однако не нашел чем заняться и просто восхищенно наблюдал за своим новым другом.

– Мотаешь на ус, Джордж? – спросил Джоби, глядя прямо перед собой, но вертя губами и быстро-быстро моргая. От такой манеры общения у его собеседников возникало чувство, будто им поверяют самые заветные тайны. – Следи за болтовней и ценами, понял? Авось скоро сам поторгуешь.

Хорошо, что он успел это сказать: минуты через две мистер Окройд точно бы его не услышал. Их сосед справа, продавец линолеума, внезапно развернул шумную рекламную кампанию. Он сразу же взмок, в торговом запале скинул пиджак и принялся яростно шлепать свои рулоны, столик, самого себя и все, что попадалось под руку. С каждой секундой он горячился все сильней: даже смотреть на него было жарко, от его криков болело горло, и покупка линолеума превращалась в акт всеобщего милосердия. «Сейчас я вам расскажу, что хочу сделать! – вопил он. – Первым делом учтите: я не продаю линолеум, я его дарю. Вот, смотрите. – Он разворачивал рулон и от всей души шлепал по нему руками. – Это не простой линолеум, а самое высококачественное напольное покрытие с изящным узором и резиновой подкладкой. Ни в одном другом магазине страны вам не продадут его дешевле чем за пятнадцать шиллингов. – Он делал резкий, сдавленный вдох и отвешивал рулону очередной тумак. – Пять шиллингов. Четыре и шесть. Четыре шиллинга. Нет, вот как мы поступим: три шиллинга и шесть пенсов, почти даром! Так, хорошо. Передай мне еще рулон, Чарли. Внимание! – Он взрывался по новой, беспощадно колотя новый отрез. – Здесь у меня три ярда, можно застелить целую лестничную площадку – никаких забот до конца жизни! Отдаю оба куска за шесть шиллингов. – Он упирался в толпу свирепым взглядом, отирал пот со лба и проводил пальцем под мокрым заношенным воротником. – Это не простой линолеум», – опять начинал он. Его голос звучал, словно последний крик разума в бушующем мире сомнений и страха. Посмей кто-нибудь сказать, что линолеум самый что ни на есть простой, торговец, пожалуй, в тот же миг сгинул бы в клубах дыма и языках пламени.

За столиком слева стоял профессор. Он хмуро буравил взглядом трех мальчишек, замерших в ожидании представления. «Знаете ли вы свою судьбу?! – вопрошала табличка. – Профессор Миро знает! Что пророчат нам звезды? Судьба! Воля! Личность! Уникальный шанс!! Не пропустите!!!» Увы, темные тайны судьбы пока не занимали добрых жителей Рибсдена, оживленно болтающих и торгующихся в ярком свете дня. Возможно, час профессора настанет позже, когда на город, маня за собой шайку привидений, спустится ночь. Пока же он стоял в благородном молчании и без особого успеха пытался запугать мальчишек видом своих внушительных бровей. В руках у него был сверток с разноцветными бумажками.

Второй сосед профессора, широколицый, безупречно одетый юноша в очках, похожий на спятившего банковского служащего, шумел не хуже торговца линолеумом. Никто не понимал, что он продает и продает ли вообще. Потрясая перед публикой простыми конвертами, он без конца поминал некоего Уолтерса из Бристоля.

– Когда мистер Уолтерс из Бристоля, – ревел он с таким гордым видом, словно хвастал дружбой с премьер-министром, – вручал мне эти конверты, он сказал, что в каждом из них лежит по банкноте, и я должен продать их вам исключительно в целях рекламы. Мы с мистером Уолтерсом знали, что ничего не заработаем. Но это хорошая реклама. Когда мистер Уолтерс из Бристоля говорит, что в конвертах лежат банкноты, я ему верю. Он не стал бы гонять меня почем зря. – И так, потрясая таинственными конвертами, он продолжал увещевать публику.

После полудня к Джоби подошел профессор.

– Мистер Джексон, я хотел спросить, – доверительно прошептал он, – не найдется ли у вас шиллинга. Вечером отдам…

Джоби кивнул в сторону кабака:

– Туда собрались?

– Да, хотел немного… э-э…

– Пойдемте со мной, перфессер, – перебил его Джоби. – Ну-ка, Джордж, подменишь меня ненадолго? Скоро вернусь.

Так мистер Окройд остался за главного. До возвращения Джоби он успел продать красного аиста на деревянной ноге, полицейского с жезлом и отечного младенца цвета креветки. За все он выручил четыре шиллинга, из которых чистая прибыль составила не меньше полукроны. Дело было выгодное.

Час спустя вернулся Джоби с бутылкой пива и двумя мясными пирожками.

– В кабаке сейчас не протолкнуться, так что держи. Кончай работать, пожуй да прогуляйся. Что продал?

– Птаху, бобби и малявку, четыре шиллинга за все.

– Да ты поэт, черт тебя дери! – добродушно воскликнул Джоби. – Перфессер еще там. Теперь уж до закрытия не выйдет, как пить дать. Протянули ему руку помощи, ничего не скажешь. Когда я уходил, он пятую кружку уговаривал, и все задарма. Смышленый малый, перфессер, ему и ведро бесплатно нальют. Да только не хотел бы я увидеть тех белочек да прочих зверей, каких он по вечерам видит.

Когда мистер Окройд прикончил пироги и пиво, обошел ярмарку, прогулялся по городу и вернулся покурить с Джоби, почти настало время вечернего чаепития.

– До шести всего ничего, – сказал ему Джоби. – Ты уж поторгуй малость, а я пойду гляну на фургон, глотну Рози Ли да перекинусь словечком с приятелями. Не забудь про обезьянок за два шиллинга – с них самый навар, мне они девять пенсов стоили.

Вокруг торговца линолеумом и друга мистера Уолтерса из Бристоля собрались изрядные толпы, а вот резиновые игрушки перестали продаваться. На них никто и не смотрел – отчасти потому, что смотреть на соседей мистера Окройда было куда увлекательней. Вопросы, которые ему задавали, касались исключительно самого Джоби, а не его товара.

– Здорόво! Тут ведь Джоби Джексон торгует? Где это он?

– Пошел прогуляться, – отвечал мистер Окройд, и спрашивающий уходил.

Так было несколько раз, и мистер Окройд понемногу стал осваиваться в этом кругу странствующих коллег. Однако дальше дело не пошло. Волна, так мягко и уютно несшая его последние сутки, вдруг обернулась против него. Один такой коллега, бесцельно бродивший между лотками и палатками, вдруг заметил резиновые игрушки и уставился на мистера Окройда. Тот уставился в ответ и пришел к выводу, что вид коллеги ему неприятен. Простояв минуту или две, незнакомец подошел ближе и налитыми кровью глазищами осмотрел лоток, плакаты, резиновых кукол и их настороженного продавца. Он был высокий и крепкий: широченные плечи обтянуты грязной футболкой, а выступающая квадратная челюсть покрыта трех– или четырехдневной щетиной. Всем своим видом он говорил о том, что проснулся с очень сильного похмелья в очень скверном расположении духа. Вскоре на его лице начали проявляться признаки интеллекта, но зрелище это было не из приятных.

Первым молчание нарушил мистер Окройд: он был уже не в силах терпеть этот пытливый взгляд.

– Куклу присматриваешь, друг? – спросил он с натянутым добродушием во взгляде и голосе.

– Куклу! – презрительно фыркнул здоровяк. – Я что, похож на любителя паршивых кукол, а? – Ни с того ни с сего он рассвирепел, как бык, увидавший красную тряпку. – Где этот… – И он покрыл отлучившегося Джоби таким количеством непечатных слов, что даже привыкший ко всему мистер Окройд пришел в ужас. – Где он? Отвечай! – Здоровяк с размаху бухнул кулаком по лотку, так что все висевшие на нем обезьянки, аисты и полисмены затанцевали, и вплотную подошел к мистеру Окройду.

– Ну, – рявкнул он, – чего молчишь, тупорылый…

Мистер Окройд хранил невозмутимость. Он сообразил, что перед ним не кто иной, как Джим Саммерс. Он помнил все, что Джоби рассказал ему о Джиме Саммерсе, каждое слово. И теперь он пытался думать, но получалось с трудом. «А сейчас я расскажу вам, что хочу сделать, – раздался голос справа. – Это не простой линолеум». Джоби мог вернуться в любую минуту. Но пока его не было, а Джим Саммерс определенно был. «Когда мис-тер Уол-терс из Брис-толя, – упорно басил сосед слева, – вручил мне эти конверты…» Мистер Окройд посмотрел Джиму Саммерсу прямо в глаза.

– Его здесь нет.

– Я уже понял, не тупой! Я спрашиваю, где он? Ты говорить умеешь или язык проглотил? Это его лоток?

Мистер Окройд не ответил.

– Уж я бы тебе язык развязал, – прорычал разъяренный Саммерс, став еще противней на вид, – но лучше малость подожду.

Мистер Окройд наконец обрел дар речи.

– Не советую, друг. Джоби Джексона тут нет.

– Что значит «нет»?! – презрительно вскричал верзила. – Это его лоток! Думал, я не признаю?

– Да, но… – Мистер Окройд замешкался и торопливо выговорил, – …он мне его продал!

– Когда это, интересно?

– Вчерась, – ответил мистер Окройд. – Теперь я тут торгую, а Джоби уехал.

Мистер Саммерс растерялся. Будучи человеком не самого выдающегося интеллекта, соображал он туго. Однако, сообразив, встрепенулся и опять бухнул кулачищем по лотку.

– Да он тут вчера торговал, я видел! Купил, говоришь? Черта с два ты его купил, брехун вонючий!

– Ну-ка, ну-ка! Тихо, тихо! Что за шум? – К ним подошел полицейский с рыжими усами, тот самый, что недолюбливал рынки и ярмарки. Вид у него в самом деле был на редкость суровый.

– Я пришел сюда к одному знакомому, – прорычал Саммерс, – а этот брехун мне грит, что не знает, где он, и что выкупил у него лоток. А я грю, черта с два он его выкупил, это лоток моего знакомого!

– Допустим, а чего такой шум поднимать? – спросил полисмен. – Его лоток или не его, какое вам дело?

– Я просто говорю, что он врет, ясно?

– Это я уже понял! – сердито прикрикнул на него полицейский. – Повторяю, это не ваше дело!

– Вот именно, – вставил мистер Окройд, почувствовав необходимость что-нибудь сказать. Лучше бы он этого не делал. Полицейский, который до сих пор подозрительно смотрел на Саммерса, теперь с не меньшим подозрением уставился на мистера Окройда.

– Это, конечно, не его дело, – сказал полицейский, – зато очень даже мое. Сдается, что-то тут неладно. Отвечайте, этот товар и лоток принадлежат вам или другому человеку, из-за которого весь сыр-бор?

– Ну, в некотором роде… – протянул мистер Окройд, – можно сказать…

– Что значит «в некотором роде»? – вопросил страж порядка. – А ну показывайте лицензию.

Мистер Окройд разинул рот. Он понятия не имел о лицензии, не знал, как она выглядит, сколько стоит и где ее можно получить. Зато он мог с неприятной уверенностью сказать, что без лицензии ему никто не поверит и что никакого мало-мальски достойного оправдания у него нет.

– А нет лицензии! – злорадно объявил Саммерс.

– Вас не спрашивали! – прикрикнул на него полицейский, затем вновь повернулся к мистеру Окройду и грозно отчеканил: – Покажите лицензию.

На счастье мистера Окройда, своим высокомерным поведением полицейский задел Джима Саммерса, который вдобавок всегда недолюбливал стражей порядка. В ту минуту его можно было сравнить с курящимся вулканом. Он втиснулся между полисменом и мистером Окройдом и очень медленно, очень зловеще проговорил:

– Я же сказал, у него нет лицензии.

– А я сказал, что вас не спрашивали! – заорал полицейский, толкаясь. – Ну-ка в сторону!

– Ты кто такой, чтоб мне указывать?! – проорал Саммерс в ответ и поднял внушительный кулак. – Тронешь меня еще раз, рыжая свинья, и я размажу тебя по стенке.

– Еще одно слово – отправитесь со мной в участок! – пригрозил ему полицейский и попятился.

– Ну-ка, чего расшумелись? – Пришел Джоби, а с ним какой-то крепкий улыбчивый коротышка.

При виде коротышки Саммерс яростно заревел:

– Склок, ты…

Он бросился на него с кулаками, но Джоби и полицейский успели преградить ему путь, и в следующий миг все четверо сцепились, размахивая руками и ногами. Толпа обступила дерущихся и прижала их к лотку – от ударов тот опасно закачался. Мистер Окройд в драку не полез: он стоял по другую сторону лотка и мог только его придерживать. На поле брани хлынул дождь из резиновых птиц и обезьян. Хрусть! – лоток треснул и обрушил на дерущихся новый шквал игрушек. Мистер Окройд принялся сметать уцелевший товар в коробки, потом залез под стол, собрал часть упавших игрушек с земли и вернулся на линию обороны. Он решил «приглядывать за лотком» (так он себе сказал) и делал для этого все, что было в его силах. Принять участие в потасовке он не смог бы даже при желании – ему просто не нашлось бы места. Силы свирепого Саммерса, который уже вывалял в пыли Томми Склока, посадил синяк под глаз Джоби и хорошенько отметелил полицейского, начали иссякать. Полисмен наконец смог дунуть в свисток, и с другой стороны рынка ему на подмогу прибежал второй страж порядка: вместе они повязали Джеймса Саммерса и под крики и вопли толпы уволокли прочь.

Мистер Окройд тут же вышел из-за лотка и принялся собирать с земли остатки игрушек, пока Джоби с приятелем отдувались, бранились, отирали пот и отряхивали одежду.

– Он записал чьи-нибудь имена? – спросил Джоби, все еще тяжело дыша.

– Мое – нет, – ответил мистер Окройд.

– Тогда сматываемся. Что скажешь, Томми? Если захотят взять нас в свидетели, пусть сперва отыщут. Собираемся, да поживей. Давай, Томми. Вот так, Джордж. Не мешкайте, они скоро вернутся. Правда, сперва им надо доставить Джима в участок. – Он окинул взглядом толпу, которая и не думала расходиться. – На сегодня все! – крикнул он. – Концерт окончен, посторонитесь, ребятки.

Торговец линолеумом и друг мистера Уолтерса из Бристоля не преминули воспользоваться тем, что вокруг собралось столько народу, и грянули вновь, на сей раз завладев вниманием даже самых неподатливых покупателей.

– Одна суета, а не торговля, мистер Склок, – пробасил гулкий голос над их головами.

– О, профессор! – воскликнул Томми, подняв глаза. – Как жизнь? Мы уезжаем.

– Вот и правильно, вот и правильно, мистер Склок, – ответил профессор. – Я бы на вашем месте поступил точно так же, да и поступал не раз. Очень уж не хочется ввязываться в эти судебные дела. Тем более стоит раз угодить на свидетельскую трибуну, как коллеги начинают относиться к тебе с предубеждением. Саммерс, конечно, заслуживает наказания – он хулиган и бандит, мистер Склок, такие типы позорят нашу профессию. Они не умеют пить, вот в чем беда.

– А вот и наша развалюха! – крикнул Томми. – Ладно, профессор, бывайте. Если что, мы с вами не знакомы.

– Первый раз вас вижу, – серьезно ответил профессор. – Я поговорю с ребятами. Ваших имен Саммерс не выдаст, иначе вы будете свидетельствовать против него, но, боюсь, своей головой он до этого не дойдет. Я все улажу.

И вновь мистер Окройд пустился в бега. Джоби и Томми запихнули его в кузов, сами сели впереди и на всех парах помчались вон из Рибсдена. Мистер Окройд понятия не имел, куда они едут, а вид исчезающего вдали города и дороги ничего ему не сказал. Долгий день, потасовка на рынке и спешный отъезд изрядно его утомили, и после первых волнительных минут побега из Рибсдена он постепенно задремал, растянувшись на лавке. Когда машина наконец остановилась и мистер Окройд вышел на улицу, он не имел ни малейшего представления о том, где они и сколько времени провели в пути. Они стояли на длинной деревенской улице, рядом с небольшим постоялым двором. В дверях показался хозяин заведения.

– Жена дома, Джо? – крикнул Томми.

– Ага, недавно чаевничала, – ответил хозяин.

Джоби подмигнул мистеру Окройду здоровым глазом.

– У Томми тут цыпочка, – шепнул он. – Два дня его ждет. Он поехал в Рибсден за мной, а встретил Джима Саммерса. Ну, рассказывай, как было дело.

Мистер Окройд поведал ему о своих приключениях с мистером Саммерсом и дотошным полицейским, а когда закончил, Томми как раз вышел из дома с молоденькой, вульгарно одетой женщиной, которая была на несколько дюймов выше его самого.

– Сколько лет, Джоби! – воскликнула она, махая рукой. – Ну, молодец! Жаль, меня там не было! Грязный боров получил по заслугам. Э-э, да тебе под глаз засветили! Небось примочку надо, а, Томми? Заходите, пропустите по кружке, пока я сделаю примочку.

– Что скажешь, Джоби? – спросил Томми. – Зайдем? Наша старушка и тут обождет.

– Не, я подыщу ей другое местечко, Том. Думаю заночевать прямо в машине. К тому же нам с Джорджем надо подлатать лоток, а то завтра еще работать. До скорого, Томми.

– Ладно, если что – я здесь.

– Садись вперед, Джордж! – сказал Джоби, залезая обратно. Они покатили вниз по улице. – Томми завтра поедет со мной, и гадалка его тоже. Девка она толковая, но весь вечер глядеть, как она сидит у него на коленках, хихикает и дует его пиво, – нет уж, спасибо, мне нервы дороже.

– Твоя правда. Я вообще таких не люблю, – бесстрастно заметил мистер Окройд.

Джоби остановился возле лавки на краю деревни и купил еды. Затем они нашли местечко для ночлега и повторили программу минувшего вечера: осмотрели и привели в порядок лоток и поели. Однако на сей раз Джоби решил сходить на постоялый двор, где жили Томми и его временная невеста. Мистер Окройд не пошел, сославшись на усталость. Он и в самом деле устал, но идти не хотел по другой причине: Томми вернулся, и компания мистера Окройда явно была им ни к чему. Завтра он снова отправится в путь, один-одинешенек. «Не, я лучше залягу, дружище Джоби», – сказал он и взглядом проводил своего приятеля до самой деревни. Возвращения Джоби два часа спустя он не услышал и не увидел – так крепко ему спалось в эту вторую (и, вероятно, последнюю) ночь в доме на колесах, когда лишь три слоя фанеры отделяли его от звезд.

V

– Ну, Джордж, – сказал Джоби наутро, – ты оказал мне огромную услугу. Я бы рад приютить тебя еще, но ты ж все понимаешь. Надеюсь, ты не в обиде. – И он вручил ему какую-то необычайно грязную бумажку, оказавшуюся, к вящему удивлению мистера Окройда, банкнотой в один фунт.

– Как же я ее возьму… – с сомнением протянул он. – Ты меня приютил, накормил, спать уложил, а работа моя столько не стоит.

– Ты лучший малый из Западного Райдинга, какого я знаю. Как там говорят у вас в Йоркшире? Кремень-человек! Давай, Джордж, прячь скорей деньги.

И мистер Окройд сделал, как ему велели: спрятал деньги и даже пробормотал слова благодарности – настоящая пытка для истинного браддерсфордца, который всегда устраивает жизнь так, чтобы по возможности избегать подобных ужасных сцен. Сам мистер Окройд с подозрением относился к каждому, – не считая манерных южан и иже с ними, – кто налево и направо говорил «спасибо» и «пожалуйста», и всерьез опасался, как бы странствия не подорвали его мужскую независимость или не втянули его в какое-нибудь «гнусное дельце».

– Я тебе так скажу, Джордж, – продолжал Джоби, – если не найдешь работы, приезжай на следующей неделе – в четверг, пятницу или субботу – в Ноттингем, на Гусиную ярмарку, и разыщи нас с Томми. Может, я тебе что-нибудь подыщу. Ты ведь у нас мастер на все руки, а, Джордж? С пилой на ты, верно? Ну и все. Запомни: Ноттингем.

– Ладно, если ничего не найду, приеду.

– Вот и славно! Куда теперь, Джордж? Мы можем тебя подвезти, а? Что скажешь?

Мистер Окройд решительно потряс головой:

– Не, вы езжайте своей дорогой, а я пойду своей. И так вам от меня сплошная маета. Куда ведет этот путь?

– Минутку, минутку. – Джоби почесал голову, глянул на дорогу, нахмурился и еще раз почесал голову. – Меня сюда привез Томми, у него тут любимый кабачок, но я и раньше здесь бывал. Где я только не бывал! Всюду, друг, всюду. Сейчас я тебе скажу, Джордж, сейчас скажу. Ага, значит, пойдешь по этой дороге, миль через шесть свернешь налево – там будет Роусли. Большой город, двадцать или тридцать кабаков, есть и хорошие. Один малый по имени Томпсон – Джимми Томпсон – держал там пивную. Раньше боксировал, второй полусредний вес, неплохой удар левой. Запомни: Роусли. У них каждый июль ярмарка – тоже ничего, лучшая в окрестностях. Может, найдешь там работу. Да, загляни в Роусли, Джордж.

Мистер Окройд вынес корзинку и сумку с инструментами из фургона и стал дожидаться Джоби. Утро было в самом разгаре, и все указывало на то, что ясной осенней погоды больше не будет. На рассвете шел дождь, потом немного прояснилось, но все равно было пасмурно и намного холодней, чем вчера. Не лучший день для одиноких странствий; дорога выглядела унылой и безрадостной, будущее не сулило ничего хорошего. «Ну дела», – подумал мистер Окройд.

Наконец Джоби вышел прощаться, неся в руках небольшой сверток.

– Они тебе пригодятся, Джордж, а то до Роусли с голоду помрешь. Это сандвичи – сам приготовил, черт их дери. – Он передал ему сверток. – Если не хочешь, отдай бедным, Джордж, отдай бедным, только, ради Бога, не спорь и не упирайся.

– Ладно, Джоби, не буду, – сказал мистер Окройд, надевая свой старенький плащ и засовывая сандвичи в карман. – Бог даст, свидимся. – После столь проникновенной речи мистеру Окройду все стало нипочем: он так расчувствовался, что даже протянул Джоби руку.

Тот хорошенько ее потряс.

– Ну, Джордж, вот что я тебе скажу. Сто лет не встречал таких славных йоркширцев, как ты. Вообще-то я их недолюбливаю, не ладится у меня с вашим братом.

– Ага, – мрачно проговорил мистер Окройд, – я заметил.

– Но ты молодцом, Джордж, молодцом! – продолжал Джоби, до последнего отказываясь называть мистера Окройда настоящим именем. – Если захочешь меня найти, черкни пару строк в газету «Уорлдс фейр» [23]23
  «Уорлдс фейр» – «Всемирная ярмарка» (англ.),издаваемая по сей день еженедельная газета для ярмарочных торговцев, артистов и комедиантов.


[Закрыть]. Запомни: «Уорлдс фер», для передачи Джоби Джексону. Они мигом меня разыщут. Ну, бывай, Джордж, всего хорошего!

Не успел мистер Окройд пройти и полмили, как начался дождь – сперва он едва моросил, но потом зарядил всерьез, так что пришлось укрыться под деревьями. Мистер Окройд бросил сумки на землю, сел на них, достал трубку и обнаружил, что «Старого моряцкого» осталось всего ничего. «Приберегу на потом, – справедливо рассудил он, – сперва надо закусить». Мистер Окройд сидел под деревом в холодном мокром макинтоше и уныло наблюдал за танцем капель по дороге и выцветшими листьями, которые изредка слетали к его ногам. Мимо проехал почтальон на велосипеде, потом большой закрытый автомобиль. Мистер Окройд тщетно пытался заглушить тоненький голосок, который все спрашивал и спрашивал, какой дурак мог уйти из родного дома ради бессмысленных скитаний по свету. Да, сейчас его положение было не так безнадежно, как два дня назад: тогда он остался без гроша в кармане, а теперь у него есть фунт. Но что такое фунт? И как быть дальше? Доброхоты вроде Джоби на дороге не валяются. Эта мысль привела его к другой, сокрытой в самом сердце его печали. Истинной причиной его невеселых дум было счастливое воссоединение Томми и Джоби. Джоби – славный малый, но теперь к нему вернулся друг, и он, Джесс Окройд, больше ему не нужен. Он вообще никому не нужен, кроме Лили, а та в Канаде и не шибко горюет из-за разлуки с отцом. Ни одному жителю Браддерсфорда нет дела до того, куда подевался Джесс Окройд и что с ним происходит. Даже Сэму Оглторпу, и тому нет дела. Родная жена и сын только рады от него избавиться. А ведь малый он добрый, веселый, любой работе рад, если потом можно покурить да пропустить пинту с приятелями. По крайней мере так ему всегда казалось, но пока мистер Окройд прокручивал в голове эти безрадостные мысли, разум его затуманился сомнениями. А вдруг с ним что-то неладно? В следующий миг мистер Окройд вскочил на ноги и расправил плечи. «Да все со мной ладно! – уверенно заявил он. – Надо закусить».

Он вытащил из кармана сандвичи, вспомнил, как Джоби их ему давал, и на душе сразу стало веселей. Пока он жевал, солнце вновь пробилось сквозь тучи, а дождь превратился в легкую сверкающую морось. Дорога теперь выглядела куда привлекательней, чем прохладная и влажная сень деревьев, и мистер Окройд в спешке доел, выкурил последние крохи «Старого моряцкого» и вышел на солнце. Он вновь отправлялся в путь, и мысль эта опять доставила ему легкое будоражащее удовольствие. Шагая вперед, он размышлял о своем первом лихом спуске по Великой северной дороге, о «Кирвортской таверне», о мистере Попплеби, Джоби, профессоре и резиновых куклах. Все эти образы еще крутились, вспыхивая и угасая, у него в голове, когда впереди показался перекресток и указатель на Роусли. Мистер Окройд свернул на эту новую дорогу, и его внезапно охватило приятное волнение: он даже бросил на землю поклажу, вытащил изо рта трубку и прокричал: