Текст книги "Добрые друзья"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)

– Все ваши любимые вещи перевезли в коттедж, не так ли? – Мистер Чиллингфорд прекрасно знал ответ, но ему показалось, что вопрос должен утешить мисс Трант.

– Да, все, – ответила она и окинула взглядом необычайно пустую гостиную, в которую снаружи просачивался тяжелый солнечный свет.

– И мне сообщили, что торги прошли замечательно, просто замечательно, – весело добавил он, когда они вместе зашагали к выходу.

На улице им встретился мистер Медворт: он весь сиял, шумел и без конца отирал пот со лба. Завидев мисс Трант, он победно вскинул руку.

– Говорят, аукцион прошел на редкость удачно, – завел беседу мистер Чиллингфорд.

– Лучше не бывает, лучше не бывает! – вскричал мистер Медворт и тут же принял такой деловой вид, что священник спешно удалился. – Мы как раз заканчиваем, мисс Трант, сумма вышла изрядная. Больше тысячи, смею вас заверить. Да, больше тысячи.

– Ах, ведь это больше, чем мы рассчитывали, даже при самом удачном раскладе! – Она вновь почувствовала себя богатой, хотя истинное положение дел было прекрасно ей известно.

– Ну, я бы так не сказал. Меня ничем нельзя удивить, ничем, – рассудительно ответил мистер Медворт. – Но нам сегодня крупно повезло, крупно! Приехало много сведущих людей, борьба шла нешуточная! Кстати… – он понизил голос и спрятан зубы, – вы правильно сделали, что послушались моего совета и не забрали ореховую мебель. Эти ребята заплатили за нее куда больше, чем она стоила вам. Мода, что поделать!

– Значит, вы много за нее выручили?

– Ушла по сказочной цене, сказочной! Впрочем, это неудивительно, мы пригласили правильных людей. То маленькое бюро продали за тридцать пять. – И мистер Медворт продолжал в таком духе следующие десять минут, пока ему под нос не сунули кипу бумаг.

– Ну все, дело сделано, – объявил он пять минут спустя. – Итого одна тысяча шестьдесят пять фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов, уже за вычетом нашей комиссии. Все ваши, мисс Трант, а? Да, все ваши. Едем к мистеру Труби? Ах да, мы же с ним на завтра договорились. Чудненько! – Он хотел было уйти, но вдруг обернулся, да так резко, что у мисс Трант голова пошла кругом. – Дом! – вскричал он, подняв в воздух толстый указательный палец. – Не забывайте про дом. Сейчас там убирают, а завтра, мисс Трант, пришлите кого-нибудь, чтобы навели лоск. И про садовника не забудьте. Это ведь можно устроить? Сейчас скажу зачем. Мы избавимся от вашего дома быстрее, чем я полагал. Вчера пришел запрос, так что послезавтра ждите первых возможных съемщиков. Ловко, не правда ли? Конечно, я пришлю с ними своего человека, но вы наверняка и сами захотите что-нибудь рассказать да показать. На продажу еще не решились? Нет? Ну и к лучшему. Мы сговорились на ста пятидесяти фунтах, ни пенни меньше. Цена справедливая, у вас лучший дом в округе. Словом, послезавтра придут смотреть, просили утром, если можно. А потом поедем к мистеру Труби. Хорошего дня, мисс Трант. Хор-рошего дня! Эй, где Чарли? – Последние слова предназначались уже не ей, и на них мы расстанемся с мистером Медвортом – навсегда.

Мисс Трант отправилась домой, став богаче на одну тысячу шестьдесят пять фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов. Расправив плечи, она быстро прошла по улице, привела в порядок коттедж и себя, воздала должное превосходному холодному ужину, написала несколько писем и почитала на ночь. Спать она легла раньше, чем обычно, и никто не догадался, какие чувства ее обуревали. Все видели ту же собранную, бойкую, аккуратную мисс Трант; ни один темно-русый волосок не выбился из ее безупречной прически. Однако в душе она не могла найти себе места.

– Это глупо и бессмысленно, – строго сказала она себе. – Утром начинаю новую жизнь.

Не успев обдумать даже несколько планов на завтра, мисс Трант уснула. Возможно, ей снилось, как жизнь возвращает ей давний должок юности – той юности, что уже прошла, если верить лживому календарю. Хизертон вернулся к привычной размеренной жизни: на улицах не осталось ни одной машины, последний фургон давно покинул усадебный двор, а Дж. Харли и сын закрыли мастерскую и отмечали победу над упрямым магнето холодным картофельным пирогом. В баре Шеппердс-Холла Пертон заканчивал последнюю кружечку пива и рассказ о подмигивающих торговцах. Сами торговцы, крупные, мелкие и просто зеваки, уже давно испарились. С ними исчезли стулья, столы, комоды, фарфор, ружья, книги, гравюры, индийские ширмы и бирманские гонги – все они разъехались по самым разным домам, оставив своего хозяина мирно спать на церковном погосте, а его дочь – в новой постели под собственной крышей, в родном Хизертоне, но уже на пороге новой жизни.

II

Утром мисс Трант посмотрела в окно на сверкающую дымку и решила отметить хороший денек новым золотисто-коричневым костюмчиком – последней и чрезвычайно удачной находкой из Челтнема. В маленькой, натертой до блеска столовой, опрятной и солнечной, она обнаружила на столе открытку. На одной стороне были изображены развалины монастыря в Гластонбери, а на другой красовалась надпись, выведенная столь же разваленным и живописным почерком: «Кошмар, правда? Наверное, их изобрели специально для американцев. Можно нагрянуть к тебе завтра, в районе ужина? С любовью, Хилари». Записка была от племянника, который недавно приехал погостить из Оксфорда, – единственного сына индийского судьи. Мисс Трант задумалась, хочется ей развлекать Хилари или нет.

Не успела она решить, будет его общество отрадой или наказанием, как в столовую вошла миссис Пертон с завтраком. Она принялась неторопливо выставлять на стол яйца вкрутую, тосты и чайник, как будто готовилась сообщить мисс Трант сногсшибательную новость, самую настоящую бомбу.

– Поговаривают, мисс… – начала миссис Пертон и умолкла: бомба уже дымилась в ее руке.

Мисс Трант с улыбкой подняла глаза.

– Что, миссис Пертон? Не пугайте меня.

– Поговаривают… – Она вновь умолкла, и вдруг – бабах! – Мисс Чиллингфорд, то есть мисс Дороти, на днях обручилась!

– Что?! – Мисс Трант едва не взвизгнула. – Не может быть! Я ничего про это не знала!

– Сегодня пришло письмо, – сказала довольная собой миссис Пертон. – Миссис Чиллингфорд рассказала Агнес, та – молочнику Криппсу, а Криппс мне. Свадьба совсем скоро, а потом мисс Дороти сразу уплывет то ли в Азию, то ли в Индию, то ли на Ямайку… словом, в те края, у нее жених там работает.

– Интересно, кто он? – Мисс Трант пригляделась к миссис Пертон, словно рассчитывала прочесть имя жениха на ее пухлом красном лице.

– Чего не знаю, того не знаю, мисс. – Она взяла поднос и собралась уходить. – И еще вчера вечером на Челтнемской дороге застряла одна машина с мебелью. Напились небось! – И она вышла, торжественно кивая головой, точно заправская прорицательница.

Мисс Трант не волновала судьба машин на Челтнемской дороге, а вот весть о помолвке Дороти Чиллингфорд, неожиданная, как гром среди ясного неба, выбила ее из колеи. Строя планы на будущее, мисс Трант отчего-то рассчитывала на компанию Дороти – или хотя бы на добрососедскую поддержку. Еще обидней было то, что ее не известили как полагается. Она подумала, не заглянуть ли к Чиллингфордам, но потом приняла другое решение. «Если миссис Чиллингфорд не объявится в течение часа, – сказала себе мисс Трант, – значит, никакой свадьбы не будет и все это пустые слухи».

Пертон ушел в усадьбу наводить порядок в большом саду, и мисс Трант решила занять его место на цветочных клумбах.

Ждать пришлось недолго. Завидев юркий силуэт миссис Чиллингфорд между шеренгами мальв, мисс Трант поняла, что весть о помолвке Дороти – вовсе не досужие сплетни.

– Доброе утро, голубушка! – задыхаясь, выговорила миссис Чиллингфорд. – Я зашла пригласить вас на чай.

Весть о свадьбе дочери была написана у нее на лбу.

Событие оказалось под стать миссис Чиллингфорд – женщине миниатюрной и жилистой, скованной ревматизмом, но с воинственным лицом, крючковатым носом, цепким взором и неукротимым духом. Ее муж, преподобный Томас Чиллингфорд, был невозмутимейшим из смертных (если дело не касалось окон для прокаженных, Университетской комиссии и англокатолицизма), а более безмятежной деревушки, чем Хизертон, не сыскать на всем острове. Однако миссис Чиллингфорд ухитрилась превратить свою жизнь в военную сагу. С утра понедельника по вечер субботы она ставила ультиматумы, мобилизовывала резервы и вела сражения, а по воскресеньям устремлялась в церковь – воспевать свои победы и стрелять глазами налево и направо, пока ее муж за кафедрой бормочет о мире. Проведя час в ее обществе, гости, приезжавшие с северо-западных границ Центральной Америки, стремительно пересматривали свои взгляды на английскую сельскую жизнь и отправлялись восстанавливать силы в Лондон. Единственный раз миссис Чиллингфорд потеряла страсть к борьбе и на полгода совершенно угомонилась – она никак не могла уяснить, что Джон Чиллингфорд отныне не живой человек, а лишь имя на памятнике жертвам войны. Добрым людям Хизертона и окрестностей вскоре открылось, что перемирие было временным затишьем перед бурей. Впрочем, мир этот не давал им покоя, и они даже обрадовались, когда жена пастора вновь стала собой. Шесть месяцев спустя она похоронила в себе молчаливую покладистую старушку в черном и с тех пор воевала без удержу: посыльные, офицеры-вербовщики, знатные дамы, даже епископы и мировые судьи отступали под ее натиском. Ее мягкий и совсем неглупый муж, преподобный Томас Чиллингфорд, ни разу не высказал ей упрека; наоборот, он даже подсовывал жене новых противников и время от времени намекал, что отчаянно нуждается в ее помощи, хотя на самом деле у него никогда не было врагов. Последние год или два обстоятельства не позволяли миссис Чиллингфорд развернуться во всю ширь своего таланта; она довольствовалась заседаниями комитета цветочных выставок и прочими пустяками подобного рода. Но грядущее событие было под стать миссис Чиллингфорд.

– Да, это правда, мне следовало сразу вас известить. Его зовут Аткинсон, Джеральд Аткинсон – возможно, вы знакомы; он здесь бывал, а сейчас остановился у Хорроков. Дороти, конечно, виделась с ним в городе. Да, это так неожиданно, но я все равно рада, очень рада! У него плантации в Кении – то ли кофе, то ли еще что, – и свадьбу надо провести как можно скорее, его ждут дела. Он почти на два года младше Дороти – это, разумеется, сущий пустяк и ничего не значит, – но родители, которые все еще распоряжаются его финансами, не одобряют его выбора. Безобразие!

Пока миссис Чиллингфорд переводила дыхание, мисс Трант успела подумать, что Дороти нарочно выдумала историю про недовольных родных, дабы ее матушка всей душой одобрила предстоящий брак. Если бы миссис Чиллингфорд доложили, что Аткинсоны только за, она велела бы Дороти немедленно возвращаться домой.

– Ах да, кажется, припоминаю! – воскликнула мисс Трант. – Высокий блондин, верно? Я бы не сказала, что он чересчур молод для Дороти.

Раз уж на то пошло, Джеральд Аткинсон ни для кого не был чересчур молод; то был очень старый молодой человек.

– Вы совершенно правы! – вскричала миссис Чиллингфорд. – Вряд ли они станут молоть такую чушь. Не знаю, что они станут молоть, но завтра же утром поеду в город и узнаю. Дороти может на меня рассчитывать, будь там хоть пятьдесят тысяч Аткинсонов! Кое-кто возомнил, будто может до конца жизни помыкать детьми. Купили сыну плантацию – бедняжке надо было чем-то заняться, и, похоже, он добился больших успехов за первый год, – так теперь возомнили, что имеют право выбирать за него невесту! Самодуры!

– А что думает Дороти? – кротко спросила мисс Трант.

– Вы имеете в виду насчет даты, места, нарядов, транспорта и прочего? О, понятия не имею, что думает моя дочь: ей хватает ума не сообщать о подобных соображениях своей матушке. Завтра поеду в город и все улажу. Это долг любой матери. Дел предстоит много, очень много, а времени практически нет. Я, конечно, могу и передумать, отложить свадьбу до лучших времен. Но вряд ли я стану это делать. Почему вы улыбаетесь, Элизабет?

Мисс Трант нагнулась и вытащила из земли совок.

– Да просто подумала, – не вполне искренне ответила она, – что вас ждут приятные хлопоты.

– Приятные? Вот еще! – Тут миссис Чиллингфорд заметила удивленный взгляд приятельницы и расхохоталась. – Впрочем, вы правы! Она его любит, это сразу видно. Не забудьте про чай.

Мисс Трант вздохнула и вновь принялась за прополку цветочных клумб. Однако то был не сентиментальный вздох. Она нисколько не стремилась замуж и не завидовала подруге, скорее даже сочувствовала ей и немного досадовала: как следует припомнив Джеральда Аткинсона, она пришла к выводу, что подруга губит свою жизнь. С другой стороны, мисс Трант ничего не смыслила в сердечных делах и мало ими интересовалась. Ее собственную жизнь никогда не тревожили любовные страсти, а с молодыми людьми она поддерживала дружеские и прохладные отношения. Впрочем, один раз мисс Трант поступилась своими принципами. Это произошло двенадцать лет назад, когда они с отцом возвращались на корабле с Мальты. Мисс Трант стало дурно, и к ней вызвали корабельного врача, высокого сухощавого шотландца. Поначалу он робел и вел себя грубовато, выставляя напоказ добропорядочность, но вскоре они подружились: утром гуляли по палубе, а вечерами внимательно изучали умственный и душевный склад друг друга. Последние два дня прошли особенно волнующе: каждый взгляд украдкой, каждое оброненное слово имели огромное значение и едва не били током. Но вот впереди показалась суша, и доктор совершенно переменился, вновь сделался грубоватым и застенчивым, а на прощанье ничего не сказал, лишь крепко, до боли сжал мисс Трант руку, зловеще улыбнулся и ушел прочь. Его звали Хью Макфарлан; у него был очень низкий голос и выраженный шотландский акцент (широченные гласные и сокрушительные согласные); когда он подставлял лицо солнечным лучам, его волосы пленительно вспыхивали на свету. Мисс Трант запомнила доктора во всех мельчайших подробностях, но вспоминала редко. Вероятно, он служил ей неким тайным мерилом остальных мужчин. Сейчас ей пришло в голову, что он стоил по меньшей мере шести Джеральдов Аткинсонов.

Однако вздох предназначался не ему. Мисс Трант вновь почувствовала себя неприкаянной, ощутила какую-то пустоту внутри. С этим ощущением она отправилась в гости к Чиллингфордам.

– Элизабет, смените обстановку, – сказал мистер Чиллингфорд, погрозив ей пальцем. – Я давно за вами наблюдаю и убежден, что вам необходимы перемены.

– Послушайте моего совета, голубушка, уезжайте отсюда как можно скорее, – добавила его жена. – Конечно, мы будем по вас скучать, но вы непременно должны уехать.

– Куда?

– Куда угодно. В Челтнем, Оксфорд, Лондон – не важно. Продайте все – ценные бумаги, паи, вещи – и откройте собственное дело. Я бы на вашем месте так и поступила. Не медлите, не раздумывайте. Живите полной жизнью, вкушайте ее радости! – Миссис Чиллингфорд произнесла последние слова с большим смаком и вкусила фруктовый пирог.

– Я тоже об этом подумывала, – призналась мисс Трант. – Но чем же мне заняться? Я ничего не умею.

– Еще как умеете! Попробуйте пирог, голубушка. Вы могли бы открыть лавку, продавать шляпы или платья, как Бетти Уолтхэм.

– Да, но все говорят, что вкус у меня неважный, – слукавила мисс Трант и подумала, что это слабое оправдание. Тем более что в глубине души она всегда была убеждена в безупречности своего вкуса.

– Чушь! Вы прекрасно одеваетесь, – вскричала миссис Чиллингфорд, славившаяся дурным вкусом на всю округу. Она привела в пример еще несколько магазинов, открытых девушками самого знатного происхождения.

– Насколько я могу судить, родная, – вставил мистер Чиллингфорд, закуривая трубку, – только я, наш приход и… э-э… некоторая стесненность в средствах… мешают вам стать второй Селфридж или Вулворт [8]8
  «…мешают вам стать второй Селфридж или Вулворт». – Гарри Гордон Селфридж был основателем сети крупных фешенебельных универмагов «Селфриджес». Фрэнк Вулворт, американец по происхождению, открыл в Ливерпуле первый магазин огромной сети «Вулвортс».


[Закрыть]. – Он хохотнул.

– А что, очень может быть, – энергично ответила миссис Чиллингфорд. – Мне бы возможности Элизабет, я бы горы свернула!

Ее муж вновь обратился к мисс Трант:

– Я бы не советовал вам утруждать себя делами. Поезжайте куда-нибудь, отдохните, смените обстановку. Как насчет Италии?

– Почему-то меня совершенно не тянет в Италию, – призналась мисс Трант.

– Надеюсь, и не потянет! – с жаром заявила миссис Чиллингфорд. – Ради Бога, Элизабет, не превращайтесь в одну из этих жутких незамужних дамочек, которые только и делают, что разъезжают по Италии. Вспомните Агату Спинторп с сестрой, а еще сестер Маррел – ужас что такое!

– Стало быть, Италия отпадает. Сотрем с карты весь полуостров, – чуть насмешливо проговорил мистер Чиллингфорд. Несколько секунд он мечтательно дымил, а затем продолжил: – На вашем месте я бы исполнил какую-нибудь давнюю мечту. Устроил бы маленький тур… ну, не очень маленький, если подумать… словом, объездил бы все английские соборы. Вряд ли вас интересует церковная архитектура…

– Совсем не интересует, – прошептала мисс Трант.

– Пожалуй, – Мистер Чиллингфорд нимало не расстроился. – Но подумайте, какая это чудесная возможность узнать свою страну! Кентербери, Или, Норич, Линкольн, Йорк… если начинать с той стороны. Чудо, просто чудо! Потом переберетесь в наши края: Херефорд, Глостер, Уэллс, Солсберри и так далее. Прелестно! – Его пухлое лицо разрумянилось от восторга.

Мисс Трант тоже немного воодушевилась.

– Когда вы так говорите, мне и самой хочется. Я ведь почти нигде не бывала.

Мистер Чиллингфорд посерьезнел.

– Я уже много лет вынашиваю эту идею.

– Почему-то я слышу о ней впервые! – воскликнула его жена. – По-моему, скука смертная. Все города с соборами похожи друг на друга как две капли воды, не слушайте его, голубушка!

Они еще немного поболтали о соборах и магазинах, и мисс Трант вернулась домой, где провела полтора часа за любимым романом Скотта, «Редгонтлетом», который перечитывала уже в четвертый раз. Мисс Трант питала особую страсть к историческим романам – не сентиментальному чтиву с историческим антуражем в виде мантий, кинжалов и «святынь», а к серьезным произведениям. Она предпочитала их любой другой литературе; последние двадцать лет они служили ей сперва развлечением, а потом утешением. Мисс Трант обожала передавать тайные послания от Людовика XI герцогу Бургундскому, мчаться сквозь непогоду в Блуа, требуя мести Гизам, следить из стога сена за солдатами Айртона, прятаться в вересковых зарослях после бегства принца Чарли во Францию, переправляться через Рейн с Наполеоном и его маршалами. Обмениваться паролями, созывать кавалерию, громыхать по Великой северной дороге, промозглыми ночами барабанить в двери постоялых дворов, – как ни странно, эти мальчишеские забавы приносили ее разуму огромное удовольствие. Увидев мисс Трант с книжкой в руках, вы бы нипочем не догадались, что в эти минуты она с удовольствием поднимает бокал за разброд в Лиге или стреляет из фузеи. Таковы были ее литературные вкусы. Тяжеловесная сатира и приторные любовные романы наших дней оставляли мисс Трант равнодушной. Ей нравилось, когда события разворачивались стремительно, с первой же главы; она могла в любой момент выскользнуть в эту крошечную дверь и отправиться на поиски захватывающих бесполых приключений. Романы о незамужних женщинах, которые живут в деревне, присматривая за престарелыми родителями, или ютятся в гостевых коттеджах, нагоняли на нее такую смертельную тоску, что она всеми силами их избегала.

Мисс Трант читала «Редгонтлета» и за ужином, а после девяти из деревни донесся беспокойный рев автомобиля: приехал Хилари. Когда они поставили машину в гараж при усадьбе, вернулись в дом и уселись в маленькой гостиной, было уже почти десять.

– Ну, Хилари, рассказывай скорей все новости, – сказала мисс Трант и тут же добавила: – А вообще ты меня пугаешь.

– Правда? Великолепно! – вскричал Хилари высоким чистым голосом. Он не стал спрашивать, чем напугал тетушку: на то было масса известных ему причин.

Однако мисс Трант сочла нужным объясниться:

– Не льсти себе, я напугана вовсе не тем, что ты теперь важный молодой господин из Оксфорда, хотя это и имеет некоторое отношение к моим страхам. Просто ты так быстро меняешься, я помню тебя совсем мальчишкой…

– А, вот в чем дело! – Хилари скривился.

– Да, всего лишь в этом. Мне словно показывают какой-то жуткий фокус. Я живу тут год за годом, вокруг все по-прежнему, а ты постоянно меняешься: детский сад, подготовительная школа, частная школа, теперь Оксфорд…

– Пожалуй. Но я уже перестал меняться, уверяю тебя, – с некоторым высокомерием ответил Хилари.

– А вот и нет. Скоро ты женишься, отпустишь усы…

– Не дай Бог! – пронзительно вскрикнул Хилари. – Такое бывает от жизни в деревне, милая моя тетушка. Нездоровая жизнь. Только взгляни на эту несусветную глушь!

Мисс Трант вместо этого взглянула на него – подтянутого и элегантного молодого человека с точеным, нагловатым лицом и самыми возмутительными суждениями обо всем на свете. Его отец – ее брат, индийский судья – очень удивился бы, спустя много лет увидев родного сына. Эта мысль грела мисс Трант душу: все-таки на жизнь судьи выпало слишком мало неприятных сюрпризов.

– Так-так, – проговорила она. – Тебя приняли в коллегию барристеров?

– Скоро примут, – ответил Хилари. – Это папина затея, и я теперь таскаюсь по всяким званым ужинам и прочее. Но по профессии я работать не стану. Мало кто работает, знаешь ли. Все эти прирожденные адвокаты, день-деньской готовящие речи для Союза, в итоге становятся спортивными журналистами, мюзик-холльными агентами или еще кем.

Следующие пятнадцать минут мисс Трант слушала разглагольствования племянника о том, почему он не может стать адвокатом. Дело это недостойно человека мыслящего, считал Хилари, и мисс Трант потихоньку злорадствовала, вспоминая помпезного и властного братца. Когда с коллегией было покончено, мисс Трант спросила, чем Хилари думает заняться.

– Ты, конечно, слышала про «Оксфорд-статик»? – начал он.

– Нет, а что это? – Увидев обиженно-удивленное лицо Хилари, она поспешно добавила: – Прости, ты же знаешь, до нашей глуши новости не доходят.

Он просиял.

– Конечно, не доходят! С вами вообще невозможно связаться, да еще дедушка и все такое. В общем, слушай: «Оксфорд-статик» – это наше периодическое издание. Наше – то есть мое, Карреры-Брауна, мудрейшего человека с блестящим умом, и Стурджа, нашего поэта. Мы имели огромное влияние, просто огромное. Без наших отзывов люди не смели пошевелиться, шагу ступить не могли!

– О чем же вы писали?

– Обо всех искусствах, обо всех, даже о танцах и кинематографе. Предлагали читателям свежий взгляд на культурные события. – Хилари так разволновался, что встал со стула и заходил по комнате, вещая все громче и громче: – Мы, Статики, – отличное название, не правда ли? – убеждены, что искусство должно быть выше чувств. Жизнь и Искусство по горло увязли в сентиментальной жиже, и мы говорим людям: пора вам стать – как бы выразиться? – бесчувственными, спокойными и возвышенными. Выбросьте чувства на помойку, вот к чему мы призываем. Задумка родилась года два назад: мы сидели в комнате Карреры-Брауна и болтали, болтали до самой ночи, пока все не решили. Вот это был вечер!

– Представляю, – пробормотала мисс Трант.

Хилари мерил комнату шагами и размахивал сигаретой.

– Потом мы придумали себе имя, и очень скоро наше издание увидело свет. Теперь мы хотим печататься на городском уровне, сократив название до «Статика». Думаю, он будет выходить ежемесячно. Заинтересованы многие влиятельные лица страны – Каррера-Браун знает всех, попросту всех! – даже леди Баллард обещала помощь. Но для начала нам надо собрать кое-какие деньги. Я буду вести колонки о театре, кино и французской литературе. Синтия Грамм – ну, из Парижа, она еще не ставит знаков препинания и вечно выдумывает новые словечки – согласилась для нас писать. Но мы приняли решение, что имен авторов нигде не будет, только номера: я, к примеру, Статик № 3. Блестящая идея, не находишь? Рисовать будет Оппельворт, Статик № 6. Мы быстро его вразумили. Он пропагандировал абстрактное искусство – это когда художник изображает не окружающие предметы, а собственные чувства, – но теперь он понял, что это никуда не годится, полностью отказался от чувств и стал Статиком. У нас даже будет музыка. В чистой форме, понимаешь?

– Честно говоря, не очень, Хилари, – ответила мисс Трант. Разговор с племянником доставлял ей удовольствие, но ее начинало клонить в сон.

– Правильно, я и объяснять-то не начал! – выпалил Хилари. Тут его тетушка с трудом подавила зевок, и он, будучи юношей благовоспитанным, сразу умерил пыл: – Прости, пожалуйста, я тебя утомил! Ты ведь обычно ложишься в девять? Не буду тебя задерживать. Поговорим утром. Найдется что почитать?

– Вряд ли. Книги-то есть, но тебе такие не по вкусу.

– Я кое-что прихватил с собой и пороюсь в твоих запасах, если можно. Чую, мне теперь не уснуть, никак не уснуть! От всех этих разговоров о «Статике» я бодр, как никогда.

– Ты действительно очень взволнован, – серьезно заметила мисс Трант.

– Правда? – невинно переспросил Хилари. – В самом деле, прямо кровь кипит в жилах. Еще бы! У меня столько планов, возможностей и… ах, масса всего!

Она оставила племянника успокаиваться и собираться с мыслями, а сама пошла к себе – на душе у нее было гораздо веселей и радостней, чем днем. В печати вот-вот должен появиться «Статик», который перевернет все людские представления о прекрасном, а она ничегошеньки не знает о Синтии Грамм и Оппельворте, не говоря уж о Каррере-Брауне и Стурдже, но это не помешало мисс Трант мгновенно погрузиться в сон. Все же порой очень приятно быть тетей.

III

Утром мисс Трант ждало единственное письмо, но письмо поистине важное.

Дражайшая Элизабет!

Известно ли тебе, что твой отец задолжал мне 600 фунтов? Он распорядился, чтобы долг выплатили после продажи его имущества, но Труби объяснил мне, кто в таком случае потеряет деньги. Будь это твой брат или сестра – они оба в средствах не нуждаются, по крайней мере раньше не нуждались, – я бы принял деньги без зазрения совести, но забирать их у тебя я не намерен. Словом, я вернул Труби 600 фунтов. Пожалуйста, не упорствуй, я обеспеченный человек и знаю, в каком ты теперь положении. Уверен, здравый смысл не позволит тебе отвергнуть мою помощь. Что думаешь делать? Двадцать или даже десять лет назад я бы пригласил тебя погостить, но теперь Восток уже не тот. Треклятая студенческая политика! Если ты гарантируешь мне хотя бы некое подобие лета, возможно, я приеду в гости сам, но не раньше: последний раз я только и делал, что дрожал и кутался в плед.

Твой любящий дядя, Джордж Чатсворт.

Мисс Трант оторопело прочитала письмо и хотела прочесть заново, когда явился Хилари – весь из себя Статик.

– А, это мой двоюродный дед, хозяин чайной плантации? – спросил он, выслушав новости. – Видел его однажды, когда еще учился в школе. Помню, он здорово смахивал на Марка Твена. Надеюсь, ты возьмешь деньги?

– Может быть… – медленно и неуверенно протянула мисс Трант.

– А почему нет? – Хилари воззрился на нее. – Они, между прочим, и так твои. Ты их полностью заслужила. Да ты и не богата, верно?

– Нет, у меня будет около трехсот фунтов годового дохода, когда я сдам усадьбу. Кстати, завтра ее придут смотреть. И еще больше тысячи осталось после торгов.

– Значит, вместе с неожиданным подарком от дяди у тебя будет около тысячи шестисот фунтов. – Хилари аккуратно почистил яйцо, приподнял брови и взглянул на тетушку. – Ты, конечно, не горишь желанием вложиться в «Статик»?

– Не горю, Хилари, – прямо ответила мисс Трант.

– Так и думал, – уныло проговорил племянник. – Жаль, конечно, тебе бы страшно понравилось – я имею в виду, принимать в этом участие, – да и прибыль не заставит себя ждать. Ничего, что я спросил?

– Ничего. – Мисс Трант улыбнулась и решила не называть ему истинной причины отказа: ей не хотелось помогать племяннику тратить время впустую. – Ты ведь знаешь, семья взбунтуется, если ты бросишь адвокатуру…

– Еще бы, – спокойно согласился Хилари. – Я пока не писал в Индию, но на днях сообщил тете Хильде, и она жутко расстроилась. Впрочем, ничего удивительного. Она не как ты, ее жизнь – сплошная оргия чувств, не находишь?

– Тем более, – продолжала мисс Трант. Мысль о том, как Хильда встретилась лицом к лицу со Статиками, вызвала у нее улыбку. – Я не хочу быть замешана в этом деле, а иначе не выйдет, если я тебе помогу.

– Можешь вложить деньги анонимно.

– Рано или поздно все выяснится. В смысле, мое участие. Ты же знаешь, как оно бывает. – Сама она не очень-то знала, как оно бывает, но ее слова прозвучали убедительно.

– Да уж, – важно кивнул Хилари, который знал и того меньше.

Они понимающе переглянулись и порадовались своей сообразительности.

– У меня в запасе есть сотня, – сказал Хилари, прикурив первую сигарету. – Но для начала нужно двести пятьдесят. Я подумываю продать автомобиль. В городе от него все равно нет проку. Сплошные затраты. Никому из твоих знакомых, случайно, не нужна машина? Это «мерсия» прошлого года выпуска.

– Нет, вряд ли, – медленно проговорила мисс Трант, буравя племянника взглядом.

– Что такое?

Она рассмеялась:

– Ничего, пустяки! Не хочешь прогуляться? – В действительности ее не покидала мысль об автомобиле.

Хилари подбрел к окну.

– Что будем делать?

– Что хочешь. Сады тебя, верно, не интересуют?

– Нисколько, – искренне признался Хилари. – В теплую погоду я не прочь посидеть на воздухе, но копаться в земле, обсуждать садоводческие хитрости и все такое прочее – уволь. Я охотней покатаюсь на машине.

– С удовольствием. Ой, подожди, мне ведь сперва надо показать тем людям усадьбу! Я обещала быть дома.

– Прогуляюсь с тобой. Гляну на машину, а там и на людей, если они явятся. Никогда не видел, как смотрят дом.

– Что же тут интересного? – Мисс Трант удивленно приподняла брови.

– Я хочу знать, как люди делают самые разные вещи, – серьезно ответил Хилари. – Отныне это мой долг: наблюдать и записывать. В занятиях людей есть некий ритм, и я хочу его услышать… выделить. Подумай о новых фильмах. – Высказав сие загадочное наблюдение, Статик № 3 торжественно посмотрел на тетушку и, махнув на прощание, вышел вон.

Дойдя до конца сада, мисс Трант увидела, как по улице медленно катит древний и громадный «даймлер» Харли – автомобиль, на котором все хизертонцы ездили на станцию и со станции. Внутри сидела миссис Чиллингфорд: она помахала мисс Трант и скрылась за поворотом, а с ее исчезновением будто бы ужались и потускнели сам Хизертон и ясное осеннее утро. Жена приходского священника направлялась в Паддингтон, навстречу Дороти, враждебно настроенным Аткинсонам и великим подвигам. «Что ты будешь делать, делать, делать?» – ревел мотор набирающего скорость автомобиля. У мисс Трант пока не было ответа на этот вопрос. Она вспомнила про неожиданный подарок – шестьсот фунтов, свалившихся на нее прямо с неба, – и ощутила приятное волнение. Чего только не сделаешь на шестьсот фунтов – можно объехать весь свет! Но мисс Трант не желала отправляться в кругосветное путешествие в одиночку. «Я сама не знаю, чего хочу, вот в чем беда», – сказала она кивающим георгинам. Зато миссис Пертон знала, чего она хочет – по крайней мере на обед и на ужин. Посоветовавшись с ней, мисс Трант отправилась в магазин.