Текст книги "Сокровища"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)
Глава 7
Слава Богу, он спит, подумала Пит, входя домой. Часто, возвращаясь домой поздно, она заставала дедушку бодрствующим, с массой вопросов наготове о том, где она была. Пит терпела это, понимая, какая печальная история преследовала его – пропавшая жена, дочь, которую бесчеловечно мучили.
Сегодня у нее не было времени на его вопросы. Ее будущее висело на волоске, и она не могла терять ни минуты. Дуглас Мак-Киннон хотел оправу для изумительного сапфира, который он купил Лиле Уивер. Зачем передавать работу в мастерские «Дюфор и Ивер»? Она сможет выполнить ее сама! Будет ли у нее еще когда-нибудь такая возможность выбраться из-за прилавка и сесть за чертежный стол?
Однако ей нужно торопиться. Мак-Киннон сказал, что придет в магазин в пятницу, чтобы обсудить оправу. У нее два дня – около пятидесяти часов, чтобы придумать рисунок, который поразил бы его, самый блестящий и самый важный рисунок в ее жизни.
Внезапно Пит расхотелось спать, мысли прояснились после вина и других напитков, которые она выпила за весь вечер. Голова была чиста, словно она набрала полные легкие кислорода.
Она устроила место для изучения камня в своей спальне. На столе расстелила старую черную бархатную юбку из чемодана матери, установила лампу с гусиной шеей. А в центре освещенной поверхности Пит положила звездный сапфир.
Она зачарованно смотрела на него. Ее первой задачей было вызвать у людей этот благоговейный трепет перед камнем и показать волшебное превращение его света. Чтобы взяться за это, ей надо сейчас стать равной ему, партнером в создании окончательного эффекта.
Она напряженно его изучала. Все ощущение времени исчезло. Пит часто брала камень в руку, поворачивала на четверть то в одну сторону, то в другую, чтобы увидеть, какой это оказывает эффект на молочно-белую звезду, вырывающуюся из центра. То немного отодвигала его вправо или влево, ближе к свету или дальше от него. Она стояла и проходила мимо, отступала назад и вновь приближалась и садилась. Она была космонавтом, летающим вокруг планеты, которой был драгоценный камень. Она была атомом, который мог погружаться в бездны между молекулами и проводить там исследования.
Личность большого звездного сапфира стала открываться ей. Нельзя отрицать, что драгоценный камень был высокомерным, эффектным, бесстыдным и совершенно уверенным в своем нахальстве. Поэтому он идеально подходил для Лилы Уивер. Ему нужна смелая, надменная оправа, которая подходила бы только ему. Ничего миленького или орнаментального. Утверждение.
Погрузившись в тени прошлого, Пит вспомнила те месяцы, когда дедушка изучал доверенный ему Клодом Ивером алмаз. Тогда она впервые услышала фразу, употребляемую огранщиками, – «романтизирование камня». Даже сейчас, когда речь шла не об огранке камня, Пит подумалось, что слова эти прекрасно передавали состояние души ювелира. Целью таких размышлений наедине с камнем было узнать его так, как никто другой, понять его сердце. Это действительно похоже на любовь.
Но у нее не будет неудачного романа, как у дедушки. Не должно быть. У нее появился шанс попасть в ряды значительных ювелирных дизайнеров. Она должна этого добиться.
Наконец Пит взяла карандаш и чертежную доску и начала делать наброски для оправы. Цветок с платиновыми лепестками и сапфиром в центре. Полная луна с лучами из бриллиантов в белом золоте. Павлин с гигантским сапфиром вместо груди и мелкими ограненными сапфирами и изумрудами, вставленными в серебряные перья хвоста. Мило. Прелестно. Умно. Но ни один вариант не дает нужного равновесия смелости и элегантности с простотой. Где та идея, которую она так уверенно ощущала только несколько часов назад и которую ей суждено найти? Уверенность убывала.
Она подумала о последнем творческом вдохновении – русалке, которую сделала для мамы. Если б только все идеи приходили так легко. Потом она вспомнила источник…
Бросившись через всю комнату, она зарылась в углу стенного шкафа и вынула матерчатую сумку для книг, которую уже давным-давно не носила. Внутри под старыми выцветшими шарфами и выношенными носками лежала вышитая подушечка.
Она давно не любовалась сокровищем – половиной флакона ее отца. Пит старалась выбросить его из головы, храня подальше от глаз, не желая сталкиваться с его силой. Может быть, потому, что она впервые увидела половинку флакона в детстве и была предупреждена отцом о чарах, которые окутывали флакон, ее никогда полностью не покидало ощущение, что фигурка наделена магической силой, которая может иметь и опасную сторону. Пит вспомнила, как последний раз смотрела на изысканную вещицу, как ей хотелось начать поиски, от которых отказался ее отец, соединить флакон в единое целое, выяснить, что случилось с дядей… и всеми остальными драгоценностями Коломбы. Поэтому она убрала его, делая вид, что он не существовал, и начала строить жизнь, ставя перед собой более реальные цели.
Но сейчас ей необходимо увидеть его. Она распорола шов на подушке и вынула из набивки маленькую драгоценную фигурку.
Боже, какое великолепие. В этих рубинах, сапфирах, жемчужине и золоте был воплощен каким-то образом дух бабушки. Увидя это, она убедилась, что волшебная красота может быть извлечена из ее собственного воображения. Идея просто ждала, чтобы ее нашли.
И драгоценности Коломбы ждут того же.
Звук какого-то движения словно толкнул ее. Посмотрев в окно, Пит увидела над крышами домов бледное лавандовое небо. Заря, дедушка, наверное, встал и бродит по квартире. Он обычно рано просыпается и делает себе чашку шоколада.
Охваченная внезапной паникой, что он может заглянуть в ее комнату, Пит быстро засунула флакон в подушку, запихнула ее в стенной шкаф, потом начала уничтожать следы ночной работы. Если он увидит, посыплются многочисленные вопросы. Может быть, он станет настаивать, чтобы она поскорее сдала сапфир в хранилище магазина. А ей необходимо оставить его у себя, чтобы продолжить работу с ним.
Потом до нее донесся слабый звук дедушкиных шагов, когда он, шаркая, прошел обратно к себе в спальню, закрыв за собой дверь. Она подумала было забраться на час-другой в постель поспать, но поняла, что это бесполезно. Мозг ее продолжал интенсивно работать. Но где она могла отдаться работе полностью, не объясняя, что она делает? Ответ пришел.
Пит сложила небольшой кейс, написала дедушке записку и на цыпочках выскользнула из квартиры.
Анна открыла дверь своей квартиры на чердаке, пытаясь завязать халат, который накинула на себя. Не было еще и семи часов утра. Пит позвонила из телефонной будки на углу минуту назад и спросила, может ли она подняться к ним. К счастью, ответила Анна, а не Стив. Пит понятия не имела, что бы сказала отцу, хотя это не удержало ее от посещения.
– Пит… что-нибудь случилось? – спросила Анна, втаскивая ее в квартиру. Пит оставила сумку и кейс у двери и пошла следом за Анной на кухню. Она почувствовала кофе.
– Ничего не случилось. Но мне нужна помощь в дизайне, и я не могла найти никого лучше тебя.
Анна тихо рассмеялась.
– В семь утра! Ты создаешь украшения… или атомные подводные лодки. Никогда не слышала, чтобы так торопились, делая браслет или…
– Это срочно.
Улыбка на лице Анны угасла. Она налила кофе и внимательно слушала объяснения Пит: она держит у себя без всякого на то права драгоценный камень, который обещала положить на хранение в магазин.
– Только на день или два, – добавила Пит. – Но это единственный путь попасть в штат дизайнеров.
– А что, если кто-нибудь узнает?
Пит замерла при звуке голоса, раздавшегося позади нее. Голос отца. Она повернулась. Он был одет, густые седеющие волосы причесаны. Конечно, она не могла избежать встречи с ним, да по-настоящему и не хотела. Он явно все слышал.
– Не волнуйся, папа. Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты волновался.
Они смотрели друг на друга с расстояния десяти футов, потом пошли навстречу и обнялись.
– Пьетрина, – прошептал он, держа ее в своих объятиях. – Я так скучал по тебе. Мне жаль, что я подвел тебя тогда, прости меня…
– Нет, папа, нет. – Она отстранилась от него, чтобы заглянуть ему в лицо. – Тебе не в чем себя винить. – Даже меньше, чем ты думаешь, подумала она про себя.
Он озадаченно посмотрел на нее, явно удивляясь, почему она так долго сторонилась его, если так готова простить. Но потом слабо улыбнулся и сказал:
– Кажется, ничто не может вытравить нашу семейную болезнь из твоей крови. Вот, пожалуйста, ты позволила драгоценности управлять твоей жизнью, вогнав в горячку…
– Папа, у меня такой необыкновенный шанс. – Не в состоянии удержаться, она схватила свою сумку, вынула косметичку и вытряхнула на ладонь сапфир. Пока Анна стояла ошеломленная, а Стив, не отрываясь, смотрел на камень, Пит быстро рассказала о том, как попал к ней этот камень.
– Уверена, что за два дня смогу придумать нечто такое, что принесет мне комиссионные. Тем временем я позвоню и скажу, что больна. Сапфир не пропадет. Я – единственная, кто знает о его существовании у Мак-Киннона и что он собирается с ним делать…
Наступила тишина. Анна сочувственно смотрела на Пит, потом повернулась к Стиву, ожидая, что скажет он.
– Чем мы можем помочь? – спросил он.
– Анна упоминала о крошечном домике в горах, где она иногда работает и куда вы оба сбегаете от городской жизни. Мне нужно сосредоточиться. Если б я смогла…
Анна не дослушала до конца.
– Конечно, ты можешь воспользоваться им. – Она подбежала к телефонному столику и вернулась с запасными ключами от домика, ее «тойоты» и дорожной картой. За пару минут Пит объяснили дорогу к домику в Беркширских горах на границе Нью-Йорка и Массачусетса.
У дверей Стив сказал:
– Не пропадай надолго.
– Мне надо вернуться через два дня.
– Но после этого…
Она покачала головой.
– Это больше не повторится, папа.
Было уже далеко за полдень, когда Дуглас Мак-Киннон вновь появился у входа в «Дюфор и Ивер». Сегодня Фрэнк быстро отступил назад, пропуская его, не только потому, что в прошлый вечер за него поручилась Пит Д’Анджели, или потому, что тот вышел из белого длинного лимузина.
Одетый для свежего, но солнечного дня, Мак-Киннон выглядел настоящей международной звездой театра и кино. На нем был твидовый пиджак, шелковая рубашка цвета слоновой кости, открытая у шеи, ручной работы туфли от Трикерс с Джермин-стрит. Марлевую повязку на его дуэльной ране сменил менее навязчивый – скорее щегольской – лейкопластырь и повязка на глазу.
И еще одно украшение подтверждало его близость к Олимпу знаменитостей: женщина, которую он держал под руку, была сама Лила Уивер.
В тридцать шесть Лила Уивер была в самом расцвете своей необычайной красоты. Река волос цвета отполированного тикового дерева струилась по спине, разливаясь по плечам обильными потоками. В каждой черте ее овального лица, взятой в отдельности, не было ничего уникально примечательного – высокий лоб, круглые щеки, немного заостренный подбородок. Однако вместе они создавали ансамбль, который все считали совершенным. А глаза… это они в первый раз сделали Лилу Уивер знаменитой. Они были огромные, густо опушенные ресницами и миндалевидной формы. Цвет их менялся в зависимости от настроения и одежды – от бледной весенней зелени кузнечика до глубокого, насыщенного цвета самых лучших колумбийских изумрудов. Крошечные золотистые крапинки ловили свет, и от этого казалось, что они пляшут от восторга, а естественное черное кольцо вокруг наружного края придавало им загадочность кошки.
Вместе с прекрасной фигурой, пышной грудью, которую она любила демонстрировать в вечерних платьях с вырезом до предела – а иногда даже и дальше, – Лила Уивер считалась одной из десяти самых красивых женщин мира, причем ближе к началу списка, чем к концу.
Когда они совершали короткое путешествие по тротуару от машины до входа в магазин, то буквально остановили движение. Пешеходы стояли разинув рты, из собравшейся толпы раздавались крики «Мак-Киннон и Уивер», любопытные водители машин, проезжавшие по Пятой авеню, замедляли ход.
Как члены королевской семьи, две звезды задержались на тротуаре, чтобы вознаградить зрителей несколькими автографами. У Дугласа Мак-Киннона обычно не хватало терпения на этот ритуал охотников за знаменитостями, но сегодня он был сама любезность. У него были все причины для радужного настроения. Отвратительное похмелье, досаждавшее ему с утра, прошло после небольшой рюмки за ланчем. К тому же позвонил его агент и сообщил, что его поездка в Калифорнию необязательна – роль дали после обещаний агента, что Мак-Киннон и капли в рот не возьмет, как только начнутся съемки. Но больше всего его порадовало появление в его гостиничном номере Лилы, которая сказала, что вчерашняя встреча с мужем по поводу их примирения закончилась катастрофой. Лила призналась, что согласилась на эту встречу только для того, чтобы вызвать ревность Дугласа.
– Терпеть не могу, дорогой, когда ты воспринимаешь меня как само собой разумеющееся, – сказала она, перед тем как встать перед ним на колени, и расстегнула «молнию».
Сейчас, когда они вошли в «Дюфор и Ивер», Мак-Киннон сиял от предвкушения доказать Лиле свою любовь.
Однако, когда десять минут спустя две звезды сидели в кабинете Марселя Ивера, настроение Мак-Киннона упало, а знаменитые глаза Лилы Уивер метали яростные искры, испепеляющие, как лазерные лучи.
Сидя за своим столом, Марсель безнадежно пытался успокоить их. Что бы сказал отец, спрашивал он себя. Как ему предотвратить нежелательную огласку? Обо всем, что происходит с этими звездами, широко сообщается в прессе. Будет ужасно, если выплывет наружу, что к камню, предназначенному скрепить их любовь, в «Дюфор и Ивер» отнеслись небрежно.
Марсель с виноватым видом развел руками.
– Месье Мак-Киннон… мадемуазель Уивер… у вас есть все основания для беспокойства. Но у нас есть разумное объяснение. Как сказал сам месье Мак-Киннон, он сообщил мисс Д’Анджели, что не собирается приходить сегодня. Поэтому, когда она позвонила и сказала, что заболела…
– Я дал ей уникальный сапфир, чтобы он надежно хранился у вас, – прервал его Мак-Киннон. – Меня, черт побери, не волнует, если ее поразила чума; первое, что она должна была сделать, так это явиться сюда утром.
Заговорила Лила Уивер.
– А если она не сделала этого, потому что считала, что у нее есть два дня, когда никто не будет знать, это придает всей истории нехороший душок.
– Душок? – переспросил Марсель, широко открыв глаза от изумления. – Мисс Д’Анджели может дать неправильную оценку камню, но она абсолютно надежна. Вы, должно быть, и сами так думали, мистер Мак-Киннон, иначе не доверили бы ей камень.
Мак-Киннон в нерешительности кивнул, словно уступая, но Лила не отступала.
– Насколько я знаю моего Дугласа, – начала она, кладя руку с гигантским сверкающим на пальце рубином на руку любовника, – он так очаровал эту маленькую шлюшку, что, вероятно, она подумала, что он подарил ей этот чертов камень!
– S’il vous plaît, мадемуазель Уивер, буду вам признателен, если вы не будете в таких выражениях говорить о моих служащих. Мисс Д’Анджели прекрасная молодая женщина из хорошей семьи…
– Конечно, я не хотела ее оскорблять, – ответила Лила. – Но я сама веду себя как шлюшка, когда стараюсь наложить руки на красивый камень. И честно говоря, этот мне нравится. Дуги дает мне его. Так где же он?
Марсель успокаивающе улыбнулся.
– Он будет здесь через пятнадцать минут. Как только я узнал, что мисс Д’Анджели заболела, я отправил начальника службы безопасности к ней домой за камнем.
Мак-Киннон и Уивер молчали. Перспектива такого быстрого решения нейтрализовала их атаку.
Тишину нарушил звонок телефона на столе Марселя. Он взял трубку и минуту слушал Поля Джэмисона, начальника службы безопасности. Когда кровь отхлынула от его лица, Марсель ясно представлял себе, что Мак-Киннон и Уивер следят за ним, как ястребы.
– Что случилось? – спросили они одновременно, когда Марсель положил трубку.
Не успел он ответить, как в кабинет быстрым шагом вошла Андреа Скаппа. Ее глаза метнулись с Марселя на пару знаменитостей, потом обратно на Марселя.
– Ну так говорите же! – настаивал Мак-Киннон. – Что случилось?
– Ты сам собираешься им сказать или это сделаю я? – спросила Андреа.
Джентльмен в любой ситуации, Марсель хотел первым делом представить Андреа.
– Мисс Скаппа, наш исполнительный вице-президент, отвечающий за рекламу…
Мак-Киннон и Уивер кивнули ей.
Андреа просто сообщила новость.
– Когда наш начальник службы безопасности поехал забрать камень, мистер Мак-Киннон, он не нашел дома больной Пит Д’Анджели. Единственным человеком, оказавшимся в квартире, был ее дед, Джозеф Зееман, который тоже там живет. Он знает о месте пребывания своей внучки не более чем мы. Он показал нашему человеку записку, которую ему оставила Пит, – пара строчек, сообщающих, что ее не будет два дня и чтобы он не волновался.
Лила Уивер вскочила.
– Что я вам говорила? Сучка убежала с моим сапфиром. – Она ткнула пальцем в Марселя. – Звоните в полицию.
– Мадемуазель, успокойтесь. Мы не знаем всех обстоятельств.
Мак-Киннон тоже поднялся и наклонился над столом.
– Прежде чем мы узнаем все эти чертовы обстоятельства, она может оказаться в проклятой Бразилии. Черт побери, мне понравилась эта девочка. Но говорят, Лиззи Борден тоже могла околдовывать.
Марсель вынужден был подняться, чтобы противостоять двум возмущенным звездам.
– Пожалуйста. Я знаю эту женщину. Поверьте, она не воровка.
Андреа присоединилась к актерам. У нее был мрачный и целеустремленный вид. Ей не нравилось, как Марсель защищает Пит Д’Анджели.
– Марсель, ты действительно ее так хорошо знаешь? – спросила она многозначительно.
Марсель помедлил, глядя на нее и реагируя на ревность Андреа так же сильно, как и на ее логику.
Андреа продолжала:
– Думаю, мы хотим, чтобы наши клиенты почувствовали, что магазин без промедления и решительно возьмется за поиски их пропавшей собственности.
Марсель мрачно посмотрел на Андреа. Ему неловко было предпринимать шаги, которые приведут к уголовному преследованию, и он не хотел думать, что мог ошибиться в Пит.
– Андреа, давай подождем немного, может быть, мы сможем все спокойно выяснить. – Он повернулся к Лиле Уивер и выдавил из себя примирительную улыбку. – Мадемуазель Уивер, ваша страховая компания, конечно, будет признательна, если вы не воспользуетесь средствами информации, чтобы оповестить воров-домушников всего света, что вы приобрели еще одну соблазнительную драгоценность. Такая огласка неприятна для всех нас.
Лила жеманно улыбнулась ему в ответ.
– Марсель, детка, для меня нет такой вещи, как неприятная огласка.
Плечи Марселя опустились, и он перестал дальше протестовать, когда Андреа взялась за дело.
– Мисс Уивер, мистер Мак-Киннон, если вы пойдете со мной, я помогу вам сделать необходимые телефонные звонки. – Она увела их из кабинета Марселя.
Оставшись один, Марсель повернулся к окну и стал смотреть на поток людей, льющийся по Пятой авеню четырьмя этажами ниже. Знал ли он Пьетру Д’Анджели лучше, чем этих незнакомых прохожих? Судьба единожды свела их близко на миг, краткий миг романтической мечты. Но она фактически была для него незнакомкой. Он до сегодняшнего дня даже не слышал, что она живет с дедом…
Затем еще что-то, прошедшее незамеченным в пылу разговора, вновь всплыло в его памяти. Имя деда – Зееман. Джозеф Зееман. По какой-то причине это задевало чувствительную струну в его памяти. Марсель понял, что воспоминание связано с отцом. Но что сказал отец о том человеке?
Возможно, подумал Марсель, ему давно пора более пристально заглянуть в прошлое Пьетры Д’Анджели.
Как только Пит увидела небольшой домик, она сразу же поняла, что это идеальное место для работы. Расположенный на склоне горы у края длинной грязной дороги, он представлял из себя компактный бревенчатый прямоугольник, разделенный на спальню в одном конце, небольшую кухню с дровяной плитой, которая согревала дом и на которой можно было готовить, и студию, занимавшую большую часть площади и служившую одновременно гостиной. Не было ни электричества, ни водопровода, ни телефона. Лампы Колемана давали свет по вечерам, днем студия ярко освещалась через большое окно в крыше. Чистая холодная весенняя вода накачивалась ручным насосом, туалет был на улице.
Анна рассказала Пит о покупке земли несколько лет назад всего за несколько сотен долларов и о том, как сама с помощью умелых друзей и бывшего любовника, который был плотником, построила этот домик. Как бы прост и незатейлив он ни был, сказала она, с его приобретением сбылась ее мечта. В Польше в деревнях много таких домов, но там они ничего не стоят, потому что даже люди, живущие в них, не чувствуют себя хозяевами; все принадлежит государству. Если они когда-нибудь будут свободными, сказала Анна, только тогда они по-настоящему узнают, как простая хижина может быть для мужчины или женщины дворцом. «Для меня мой домик – самое прекрасное место на земле… ведь здесь я чувствую себя свободной, как нигде».
Пит остановилась в Хилсдейле, ближайшем городке, купить яиц, молока, кофе и фруктов, чтобы поддержать себя во время работы. Все необходимое для рисования она прихватила с собой.
Она приехала в середине утра, сварила кофе и принялась за дело. Ей все еще нужно было найти основную идею. Простую, но изящную. Она хотела создать рисунок оправы, единственно возможной для этого камня.
И снова появились быстрые наброски… и ушли. Скарабей с рубиновыми глазами и ножками, усеянными бриллиантами. Синее яйцо в гнезде из крученого золота. Планета со спутниками из жемчуга, поддерживаемыми изящными нитями белого золота. Очевидно. Ординарно. Громоздко. Рисунки утрачивали свежесть, и она не приближалась к цели.
Пит прервала работу и ненадолго вышла прогуляться. Она надеялась освежиться, но, идя в прохладной тени леса, Пит ощутила чувство вины, что она оставила сапфир у себя, а не сдала его в хранилище магазина, как обещала. Предположим, что она не сможет представить тот волшебный рисунок, который подтвердит, что только она заслуживает взяться за эту работу. Внезапно она поразилась своему безрассудству – убежать с чужой собственностью стоимостью в четверть миллиона.
Но дело уже сделано. Она здесь. Нет смысла все бросать – нет нужды – до пятницы. Она вернулась в домик с мыслью, что ей нечего терять и надо пытаться делать рисунок за рисунком, чтобы найти эту единственную идею.
Когда она подошла к расчищенному участку леса, где стоял дом, Пит улыбнулась, вспомнив, с какой гордостью говорила Анна о самом прекрасном уголке на земле. Глядя на простой, грубо сработанный дом, Пит припомнила старое изречение, что красоту каждый понимает по-своему.
Фраза все еще звучала в ее голове, когда она опять уселась за альбом с рисовальной бумагой и сразу же начала делать набросок рисунка, который, она знала, будет тем самым единственным. Неповторимым.
* * *
В четверг утром Пит услышала хруст автомобильных шин на грязной дороге. Странно, подумала она. Домик стоял в тупике, проезда дальше не было. Пит встала и потянулась. Прошлой ночью она позволила себе поспать четыре часа. Все остальное время она развивала идею оправы, потом сделала подробный рисунок, увеличив в четыре раза действительные размеры, и раскрасила тщательно смешанной акварелью, чтобы изобразить природные оттенки и передать иллюзию прозрачности.
Когда Пит выглянула в окно, то увидела нью-йоркскую патрульную машину, остановившуюся прямо около дома. Двое полицейских уже вышли из машины и направлялись к двери. Еще до того, как Пит услышала резкий стук в дверь и свое имя, она поняла, что попала в беду.
В Южном участке Мидтауна Пит провели мимо высокого стола, через зал, потом по ступенькам вверх в комнату дежурного. В углу была большая кабина, отгороженная решеткой, и на мгновение Пит охватила паника, а что, если ее запрут там, но ее провели еще через один зал и доставили в небольшую комнату, где стояло несколько стульев и стол с пепельницей, наполненной окурками. Комната была пропитана застарелым запахом табачного дыма. Полицейский, сопровождавший ее, велел ей сесть, потом вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Прежде чем сесть, она подошла к грязному окну и попыталась его открыть, чтобы пустить немного свежего воздуха, но оно было запечатано.
Ее арестовали на основании ордера, выданного городским отделением полиции Нью-Йорка. Хотя полицейские не обратили внимания на ее объяснения, когда она добровольно отдала им сапфир, они, по крайней мере, были достаточно любезны, позволив ей собрать свои вещи, а главное – свою работу. Потом они доставили ее в Нью-Йорк, в Тэконик, где находилось их управление. Они передали Пит, сапфир и ее вещи двум городским полицейским, которые ждали ее с дежурной машиной. Эти двое тоже отказались выслушать рассказ Пит.
– Вы все расскажете детективам, – объяснили они, сажая ее на заднее сиденье, отделенное от водителя толстым стеклом и решеткой, с дверцами без внутренних ручек.
Уставшая от недосыпания, напуганная, в полном замешательстве от неожиданной перемены в жизни, Пит прошла через остальное испытание, как в тумане.
Дверь маленькой комнаты открылась, и вошел человек в свободных брюках и сером клетчатом спортивном пиджаке. У него было узкое лицо и прямые седые волосы. В одной руке он держал папку из плотной коричневой бумаги.
– Здравствуйте, мисс Д’Анджели, – начал он несколько охрипшим голосом заядлого курильщика. – Я сержант Латанзи, детектив. – Он пробежал глазами бумагу в папке, потом поднял глаза. – Ну что ж, я слышал, что вам не терпится рассказать нам, как вы украли этот большой синий камень.
Она выплеснула на него все в стремительном порыве. Встреча с Мак-Кинноном в магазине, их совместный вечер, возможность, которую она увидела для себя… и воспользовалась ею.
Детектив закурил сигарету. Все остальное время он слушал с прищуренными глазами, отчего имел скептический вид.
Когда она закончила, он потушил сигарету.
– Значит, вы не крали сапфир, вы его просто взяли на время. Вы это хотите сказать?
– Да. – Пит облегченно вздохнула.
– Славная история, – сказал Латанзи.
– Это не история!
– Взгляните на это с другой стороны, мисс. Вы берете камень стоимостью в четверть миллиона и с ним исчезаете. Вы уезжаете в неизвестном направлении. Откуда мы знаем, что вы собираетесь делать дальше? Встретиться со скупщиком краденого, получить сто тысяч долларов, а потом улететь в Монте-Карло.
Пит не знала, смеяться ей или плакать.
– Сержант, я не сделала бы этого.
– Ах, вы не сделали бы. Что ж, сейчас, может быть, мне стоит отпустить вас домой – потому что вы утверждаете, что вы пай-девочка. Но проблема в том, что другие люди утверждают обратное, и если мы сопоставим то, что вы сделали, с тем, что говорите, другая сторона, похоже, считает, что дело пахнет судом.
– Где мистер Мак-Киннон? Если я смогу поговорить с ним, показать рисунок, который я для него сделала, – все легко прояснится.
– Не знаю, насколько легко, мисс. Именно он подал жалобу на вас. Он считает, что вы его обманули. – Детектив встал. – Не думаю, что Мак-Киннон собирается появиться здесь. Он пришлет своего адвоката, чтобы подписать обвинение. А до этого вы, возможно, захотите поразмыслить над своей историей. Если станете помогать следствию, расскажете нам все, обвинения могут быть смягчены.
Обвинения? Надежды Пит рухнули. Она начала понимать, что все ее намерения были менее важны, чем их толкования. Вспоминая проведенный с ней вечер, Мак-Киннон, должно быть, подумал, что она воспользовалась его состоянием.
– Сержант, что вы сделали с моими вещами, которые были при мне?
– Личные вещи вам будут возвращены, мисс. Остальное – улики.
Улики. Слово вызвало в воображении заседание суда. Не успела Пит обрести дар речи, как сержант ушел.
Она сделала несколько глубоких вздохов и велела себе успокоиться. Но потом у нее разыгралось воображение. Предположим, что она не сможет заставить понять ее. Предположим, ей не дадут возможность увидеться с Дугласом Мак-Кинноном, чтобы он изменил свое решение.
Ей вспомнился один эпизод из детства, когда она стояла перед клиникой в Йонкерсе, пораженная ужасной мыслью, что ее ошибочно могут принять за сумасшедшую и запереть там. Кошмар, похоже, сбывается.
Она не знала, как долго она пробыла одна, когда дверь комнаты вновь открылась.
– Принцесса, – раздался голос, словно комический шепот на сцене.
Пит резко повернулась и увидела рыжую шевелюру над синей формой.
– Да, это точно принсипесса. – Полицейский вошел в комнату и закрыл дверь.
– Боже милостивый! – Пит посмотрела на лицо сбоку, чтобы убедиться, не сыграли ли ее глаза с ней шутку. Но под каким бы углом она ни разглядывала его, у полицейского по-прежнему было лицо Лиама О’Ши. Мускулистый, румяный Лиам О’Ши, гроза Кухни ада.
– Лиам, не может быть, чтобы ты стал полицейским.
Лиам улыбнулся ей – знаменитая улыбка, благодаря которой он заслужил у местных девчонок прозвище «Станция обслуживания О’Ши». Пит не могла сдержать ответную улыбку, абсурдность момента поборола даже страх и усталость.
– Жизнь время от времени выделывает дьявольские трюки, верно, принсипесса? Я и вдруг полицейский? Разве это не предел? А ты…? Глазам своим не поверил, когда тебя провели через комнату дежурного. А потом услышал обвинение в воровстве миллионов! Ну вот, пожалуйста…
Тон его был оживленный и бодрый, но Пит не могла сдержать своего отчаяния.
– Ах, Лиам. Это такая ужасная ошибка.
– Так будем говорить о том, кем стал я или ты? – Он снова озарил ее своей знаменитой улыбкой, чтобы дать ей знать, что он просто дурачится. Потом наклонился вперед, лицо его стало озабоченным. – Скажи мне, принцесса, какого черта тебя занесло в эту грязь?
– Ох, Лиам, это долгая история.
– У меня только что кончилось дежурство. Отниму у тебя время.
Его забота тронула ее. И она начала с самого важного – с честолюбивого стремления создавать ювелирные украшения, с того, что она никогда не осмелилась бы даже попытаться объяснить прежнему Лиаму О’Ши, который околачивался на углу Кухни ада.
Когда Пит все ему выложила, он сказал:
– Мне кажется, тебе нужен этот парень, Мак-Киннон, чтобы снять тебя с крючка. Подумай, сможешь ли ты уговорить этого англичанина?
Она улыбнулась. Борьба ирландцев против Кромвеля и англичан все еще жива в Кухне ада.
– Будет нелегко, – ответила она. – Но если я покажу ему рисунок, который сделала…
Лиам кивнул.
– Как ты думаешь, где он сейчас может быть?
– Может, репетирует. Через несколько недель у него премьера.
– Ах, да, Ричард III – еще один проклятый англичанин. Так вот, сиди тихо, принцесса, я скоро тебе его сюда доставлю.
