Текст книги "Сокровища"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)
Глава 6
До магазина оставалось еще больше квартала, когда пошел сильный дождь.
Превосходно, подумала Пит, перебегая улицу и устремляясь по тротуару, – апрельский ливень! Было мягкое солнечное утро, когда она отправлялась на работу, надев новые итальянские туфли, купленные во время ее первой за несколько месяцев вылазки в магазины. Сейчас если она не поспешит, то промокнет.
Подходя ко входу в «Дюфор и Ивер», она заметила, как двое рабочих магазина устанавливали длинный алый плакат с серебряной надписью: «Вот тот дождливый день». Еще одна идея Андреа. «Ливень бриллиантов» – новая реклама, появляющаяся в журнале мод с февраля, вызвала столько толков, что Андреа задумала выставлять плакат всякий раз, когда идет дождь. Пит не знала, насколько вся рекламная кампания действительно увеличила продажу драгоценностей, но гораздо больше молодых женщин приходило в магазин если не купить, то поглазеть на украшения. Стиль Андреа Скаппы, несомненно, сказывался на «Дюфор и Ивер». Приобретая все большую власть, чувствовала ли она угрозу? Или по-прежнему оставалась врагом и ждала того дня, когда сможет заставить Марселя избавиться от нее?
Фрэнк, швейцар, увидя Пит, бросился к ней с зонтом.
– Доброе утро, мисс Д’Анджели, – радостно приветствовал он, провожая ее до вращающейся двери.
– Не знаю, насколько доброе, но сырое – это точно!
– Не забудьте, что говорят об апрельских дождях. Они приносят цветы в мае…
Прелестная тема для песни, подумала Пит. Ее собственное будущее не казалось ей таким ярким. В последнее время Пит чувствовала, что для нее не все удачно складывается. Это началось со Дня Благодарения.
Перспектива длительного пребывания матери в больнице убила всякую мечту осуществить свои планы. Когда после Нового года Марсель привез украшения Лалика, она послушно принялась за подготовку к их продаже – помогла составить каталог драгоценностей, подобрала из богатых покупателей достойных быть приглашенными на гала-просмотр в магазин для избранного круга. Драгоценности были проданы по рекордно высоким ценам, ее вознаградили хорошими комиссионными. Но деньги не принесли ей большое удовлетворение.
Они просто пошли на покрытие счетов. Хотя нога Джозефа зажила, он практически не работал. Начав больше зарабатывать, она перестала обращаться к отцу с просьбой помочь ей оплачивать содержание Беттины в клинике. И не только потому, что зарабатывала больше него. Основная причина, по которой она отказалась от его помощи, была в том, что он был обманут Джозефом, скрывшим от него истинную историю Беттины во время войны. Женился бы он на ней, знай всю правду? Может быть. Но его лишили выбора. Пит чувствовала, что она каким-то образом заглаживает перед ним вину, перестав просить у него на содержание ее матери.
Несмотря на все сострадание к отцу, она по-прежнему сторонилась его после спора накануне Дня Благодарения. Пит решила не открывать ему тайну матери, опасаясь ярости, которая могла выплеснуться, если Стив узнает, как много скрывал от него Джозеф. Как бы то ни было, двое мужчин не очень-то ладили между собой на протяжении многих лет. Однако, если она увидит отца и промолчит, то станет соучастницей ужасной лжи. Пока проще уклониться от встречи с ним.
Утро прошло медленно. У Пит не было особых покупателей, поэтому она провела время в открытом мезонине, где располагались витрины отдела драгоценных украшений. Из-за продолжающегося ливня магазин был почти пустой. Она потратила по часу на каждого из двух покупателей, которые не решились сделать покупку. Незадолго до полудня ее вызвали к телефону.
– Ну, так что ты о нем думаешь? – нетерпеливо спросил голос в трубке. Это была Джесс.
– Твоем или моем? – поинтересовалась Пит.
Накануне они ходили в театр на спектакль, который пользовался огромным успехом, несмотря на то, что шел уже пару лет, а потом вместе поужинали. Джесс хотела знать мнение Пит о человеке, с которым начала недавно регулярно встречаться. Она была с ним в театре и пригласила кавалера для Пит. Хотя Пит и не любила таких свиданий, но отказаться не могла. Джесс знала, что у Пит уже давно никого не было, поэтому решила развлечь подругу, а заодно услышать ее совет.
– Мне не надо спрашивать тебя о твоем. Я и так все видела.
Пит рассмеялась. Биржевой маклер, с которым ее познакомили, говорил только о том, как много он делает денег. А в театре она то и дело убирала его руку со своего бедра, пока наконец, выйдя из себя, не наступила каблуком-шпилькой ему на кончик туфли.
– Как тебе Фернандо? – настаивала Джесс.
– Производит приятное впечатление, – ответила Пит.
– На самом деле? Он тебе действительно понравился?
– Эй, не удивляйся. Если он так увлечен тобой, это говорит о его уме и вкусе. Кроме того, он великолепен, с ним весело, и я обратила внимание, что он к тебе хорошо относится. Почему он мне не должен понравиться?
Наступила пауза.
– Значит, тебя его друг не интересует.
– Возможно, нужна женщина, чтобы уберечь мужчину от дурной компании. Если останешься с этим парнем, это станет твоей заботой, Джесс.
– Надеюсь, я смогу. – Голос у нее упал. – Он говорит, что любит меня, что хочет на мне жениться. Ты можешь себе это представить? Это… несколько пугает, потому что, ты ведь знаешь, у меня раньше никого не было, а Фернандо кажется сбывшейся мечтой. Я с ума сойду, если это просто… кончится.
– Расслабься, Джесс. Ни о каком конце и речи не может быть. – Она сказала ей еще несколько ободряющих слов, а потом извинилась, сославшись, что ей пора вернуться к работе. Они договорились пообедать вместе в конце недели.
Во время ланча и сразу пополудни этот небольшой телефонный разговор не выходил у Пит из головы. Она лгала лучшей подруге и не могла решить, правильно ли поступала или нет. Ей нисколько не понравился Фернандо ди Моратин. Он был красив и вертляв, да, и неизменно любезен, и внимателен к Джесс, и внешне очарователен, с неиссякаемым потоком готовых забавных историй и сплетен. Но Пит почувствовала в нем какую-то фальшь. Он был чересчур приглажен, всегда чрезмерно готовый угодить, совсем не тот приземленный человек, который, по мнению Пит, был нужен Джесс. Пит не могла подавить в себе затаившееся подозрение, что Фернандо, возможно, интересовался Джесс из-за денег.
Но был ли хоть какой-нибудь способ сказать об этом Джесс? И будет ли это справедливо? В конце концов, это только ее мнение. А Джесс так счастлива, ей так нужно быть любимой.
Где доброта пересекается с лицемерием?
Когда Пит размышляла над дилеммой, когда говорить правду, когда воздержаться, ей вспоминалась ее стычка с Люком Сэнфордом. Он не удержался и был с ней честен, а она его за это отвергла. Она не первый раз думала об их разговоре. По мере того как шло время, она все больше сожалела, что не смогла отбросить его критику. Ей так много в нем нравилось, он был таким внимательным и разумным, когда помогал ей справиться с матерью. Однако она пресекла возможность дружбы в самом начале, потому что он был с ней откровенен. Правда, он отнесся к ее честолюбивому плану как к занятию, не представляющему большой важности; возможно, это всегда будет больным местом в их взаимоотношениях. У человека, говорящего правду и ничего, кроме правды, есть что сказать.
Не так давно Пит решила выяснить, куда делся Люк, и написать ему письмо. Но, приехав к матери в клинику, она узнала, что Робби в начале марта выписался и уехал к брату. Персонал клиники охотно сообщил ей, что братья живут в Калифорнии, но точного адреса они не сказали, не назвали даже города.
– Мы с радостью перешлем вам письмо, мисс Д’Анджели, – объяснил доктор Хаффнер. – Если Робби ответит вам напрямую, значит, он так решил. Но наше правило – хранить все данные о каждом пациенте в секрете, до малейшей подробности. Вы должны понять нас.
Каким бы малым ни было это препятствие, оно заставило Пит задуматься. Проведя годы в клинике, Робби Сэнфорд начинал новую жизнь. Возможно, он не хотел никаких связей с клиникой, никаких напоминаний. В таком случае, почему Люка спустя так много времени должно интересовать, что она не обиделась на его откровенное высказывание? Он был в Калифорнии, в тысячах миль от нее.
Если и был шанс узнать его лучше, то теперь с этим покончено, поняла Пит. Вместе с другими возможностями.
После обеда время тянулось еще медленнее, чем утром. Серьезные покупатели драгоценностей, вероятно, сбежали от апрельских дождей Нью-Йорка в Париж.
За полчаса до закрытия ее плохое настроение взорвал глубокий сильный голос, поднявшийся к ней в мезонин с первого этажа.
– Добрый человек, – нараспев произнес громкий красивый голос. – Будь любезен, посторонись и пропусти меня в ваш торговый зал, когда мне это удобно.
Пит подошла к балкону, который возвышался над входом. Фрэнк, дородный швейцар, избранный на эту работу не только из-за своей физической силы, но и благодаря безупречным манерам и веселому нраву, бесстрастно преграждал путь.
– Если вы сообщите, какое у вас дело, сэр, – произнес он вежливым голосом, в котором звучала непреклонность.
Человек, желавший войти, был высок и строен, с темно-русыми волосами, вьющимися сейчас от дождя. На нем были солнечные очки, несмотря на серый день, «барберри» свисало с плеч, один глаз закрывала повязка, придававшая ему вид распутного пирата. И он явно был пьян.
Пит не могла винить Фрэнка, что он не пускал его. Но она подозревала, что это может означать потерю крупной выручки. Она поспешила вниз по мраморной лестнице.
– Мое дело, добрый господин, – человек у двери нарочито говорил медовым голосом, – не твое собачье дело. А теперь, если ты не уберешь свою тушу с моего пути, мне придется прибегнуть к силе.
Фрэнк, казалось, уже собрался схватить неуправляемого назойливого посетителя за шиворот и отбросить его от входа, когда вмешалась Пит.
– Спасибо, Фрэнк. Я позабочусь сама. Пройдемте со мной, мистер Мак-Киннон. – Взяв мужчину под руку, Пит повела его вверх по лестнице в один из салонов. Учитывая его состояние, будет лучше для него самого и «Дюфор и Ивер» заняться им в отдельном салоне, подальше от любопытных глаз покупателей.
Голос, несомненно, сделал свое дело. Она узнала его характерную сочность, богатство красок, как только услышала. Двадцать лет назад Дуглас Мак-Киннон был известен как один из самых величайших актеров английской сцены. Окончил в Лондоне Королевскую академию драматического искусства, давний член Королевского шекспировского общества. Десять лет назад он начал расширять свою аудиторию, снимаясь в английских фильмах. Затем его пригласили в Голливуд, где его захлестнул поток исторических драм. А в прошлом году его партнершей в картине о Наполеоне и Жозефине стала Лила Уивер, самая высокооплачиваемая звезда Голливуда. Хотя Мак-Киннон был женат, а у Лилы был пятый муж, обе звезды начали свой роман, который стал так же знаменит, как и тот, что они изображали в фильме. Ни один из них еще не развелся, роман, однако, продолжался. Газетчики с биноклями следовали за ними по пятам, и почти каждую неделю в прессе появлялись фотографии Уивер и Мак-Киннона, лежащих вместе в разной степени обнаженности на пляжах, от Мексики до Средиземноморья.
Но Пит узнала Дугласа не из газетных снимков и контрольных прилавков в супермаркетах. Она видела несколько его ранних фильмов, в которых он играл Ричарда Львиное Сердце, генерала Монтгомери – даже смело изображал Оскара Уайльда в летящей накидке и черной шляпе с широкими опущенными полями. Пит всегда считала его неподражаемым актером.
– Спасибо, моя дорогая, что занялись мной, – сказал он, когда они поднялись в мезонин. – Мне было бы очень неприятно сделать больно тому парню. Надеюсь отплатить вам когда-нибудь за вашу любезность… и тоже займусь вами. – Он озорно посмотрел на нее.
Пит достаточно наслушалась сплетен, что задолго до Лилы Уивер Мак-Киннон приобрел репутацию отчаянного соблазнителя. Однако ей казалось, что она знает, как обращаться с ним.
– Если вы пришли в «Дюфор и Ивер», – сказала она, – думаю, вы хотите приобрести украшение, а не демонстрировать свои собственные фамильные драгоценности.
Мак-Киннон остановился, посмотрел на нее и рассмеялся.
– Мне кажется, у дамы бритва, а не язык. Браво.
Пит сделала знак в сторону салона.
– Почему бы нам не зайти сюда, и вы могли бы мне сказать…
– Мне никуда не надо идти. Отведи меня просто к Лиле.
– Лиле? Госпожи Уивер здесь нет.
Мак-Киннон взорвался.
– Черт бы побрал эту проклятую женщину. Никогда ее нет там, где она должна быть. Мы договорились встретиться в пять часов. Я и сам опоздал на полчаса, а ее, черт возьми, еще нет.
– Я уверена, она будет с минуты на минуту, – сказала Пит своим профессиональным успокаивающим голосом. А про себя подумала, что даже дикие лошади не смогли бы удержать Уивер вдали от драгоценностей. У Пит были для этого все основания. За прошедшие несколько лет ей неоднократно приходилось обслуживать Лилу Уивер. Звезда славилась своей почти патологической страстью к драгоценностям, чем больше – тем лучше. Говорили, что она настаивала, чтобы ее любовники доказывали свою любовь к ней подарками в виде драгоценных камней. Женщина заинтриговала Пит, напомнив легенду о Коломбе и ее сказочной коллекции – дани любовников за всю ее жизнь.
Пит опять пригласила его в один из салонов.
– Зайдите и присядьте. Позвольте мне предложить вам чашечку кофе, пока вы будете ждать.
– Что ты можешь мне предложить, так это старый хороший… скоч. – Он сбросил влажный плащ на мраморный пол и уселся на один из маленьких стульев.
– Мне кажется, вам больше не нужно…
– Только ради Бога, не опекай меня, – разразился он зычным голосом.
Пит помедлила секунду, потом взяла трубку телефона, стоящего на полированном столике черного дерева, сказала в него что-то и уселась напротив него. В сорок пять он был неотразим, с поразительными глазами и глубокими морщинами на обветренном лице, которые делали его еще более красивым. Несмотря на выпитое, он смотрел на Пит с такой откровенностью и силой, что она невольно отодвинулась назад.
– А ты недурная бабенка, – произнес он своим звучным голосом.
Ей пришлось рассмеяться.
– Вы первый, кто называет меня бабенкой.
– Да это часть образа, разве ты не видишь?
– Думаю, вы мне льстите.
Он оглянулся и заметил, что они совершенно одни.
– Думаю, ты не прочь немного поваляться со мной, пока мы ждем эту проклятую Уивер, правда? Она, вероятно, еще по крайней мере с полчаса не появится здесь, а мы, кажется, одни.
Пит опять рассмеялась. Она выслушала не одно предложение в салонах «Дюфор и Ивер», но ни разу они не произносились с таким шармом и простотой. Или так убедительно.
– Нет, не думаю, чтобы мне захотелось, но благодарю за предложение.
– Вот уж не думал, а мне казалось, стоит попробовать.
Принесли виски для Мак-Киннона и кофе для Пит. На мгновение единственными звуками в комнате были позвякиванья кусочков льда в бокале, который он держал в руке, да звук дождя, барабанившего по стеклянной крыше над головой. Он сделал большой глоток прекрасного виски и бросил долгий взгляд на Пит.
– Как тебя зовут, моя дорогая? Как сказал бард, надо знать имя женщины, которую собираешься трахнуть. Это минимум хороших манер.
Пит улыбнулась.
– Шекспир этого никогда не говорил.
– Нет? Только не надо из-за этого скрывать свое имя.
– Пит Д’Анджели.
– Пит? Пит? – повторял Мак-Киннон с возрастающей недоверчивостью. – Что это за имя для такой красивой бабенки?
– На самом деле я – Пьетра.
– Это другое дело. Звучит больше по-женски, – сказал он и посмаковал ее имя, как глоток прекрасного вина. – Пь-е-траааа. Прелестно. Да, оно тебе подходит. – Он пригубил еще виски и стал изучать себя в больших зеркалах на противоположной стене. – С этой повязкой я выгляжу паршивым пиратом.
– Что случилось? Надеюсь, ничего серьезного?
– Только для моей гордости, моя дорогая. Мой Ричард, кажется, не так резв, как раньше. И не так ловок с мечом. Сегодняшняя репетиция была более кровава, чем обычно. Это всего лишь царапина. Я поправлюсь, не бойтесь, хотя моя проворность может и не восстановиться, а уж гордость и подавно.
Тогда Пит вспомнила. Мак-Киннон находился в Нью-Йорке, чтобы сыграть в нескольких спектаклях «Ричард III». Чарли уже просил ее пойти с ним – если эта затея когда-нибудь воплотится. Согласно информации, полученной Чарли, на репетициях то и дело возникают неприятности из-за пристрастия Мак-Киннона к спиртному.
– Мечтаю увидеть вас на сцене, – сказала Пит. – Я слышала, что вы один из лучших актеров, играющих Шекспира, а «Ричард» – моя самая любимая пьеса.
– Что? Бедный мошенник Ричард? Изуродованный, недоделанный, преждевременно появившийся в этом благоуханном мире? Прекрасно, тогда мы станем друзьями. И у тебя будут места в любое время, когда пожелаешь.
Пит охватил неподдельный восторг. Посещение театра всегда было редким удовольствием. Она была на седьмом небе от возможности увидеть Дугласа Мак-Киннона и к тому же сидя на лучших местах в театре.
– Не знаю, как благодарить вас, мистер Мак-Киннон.
– Думай, мое дитя, думай. И может, что-нибудь придет тебе на ум. – Он опять одарил ее одной из своих дьявольских улыбок, несколько отвлекающих от плотоядного взгляда. – А тем временем помолимся, чтобы день премьеры все-таки настал. – Он одним махом осушил половину виски, а Пит бросила взгляд на часы. Около шести. Ей скоро надо ехать домой, но не похоже, чтобы Дуглас Мак-Киннон собирался в скором времени покинуть салон. Наоборот, он, казалось, устроился здесь надолго.
– Знаешь, она не верит, что я люблю ее, – неожиданно объявил он. Несмотря на резкую перемену темы разговора, Пит знала, что он, должно быть, говорит о Лиле Уивер. – Говорит, что не разведется с этим малым Билли, потому что не уверена, что я ее люблю достаточно для того, чтобы остаться с ней.
– А вы любите ее? – спросила Пит, по-настоящему заинтересовавшись.
– Люблю ли я? – сказал актер с негодованием. Он одним глотком осушил остаток виски, и бокал стукнулся о стол с нежным звоном. – Я покажу вам, как я ее люблю. – Он вытащил из кармана мятый бумажный пакет. – С помощью вот этого.
Из пакета он вынул еще более мятую бумажку, развернул ее и положил на стол самый прекрасный звездный сапфир, который Пит доводилось видеть. Ее натренированный глаз определил в нем по крайней мере девяносто каратов, и он был насыщенного синего цвета, который не менялся ни при дневном, ни при искусственном освещении, что свойственно только самым лучшим кашмирским сапфирам. Именно такой синий цвет, как у перьев павлина на шее.
Она протянула руку и бережно коснулась камня, слегка проведя по нему пальцем.
– Изумительный.
– Я думаю. Вряд ли кто заплатит чуть меньше четверти миллиона долларов за – как это у вас в Америке говорят – рубленую печенку.
– Где вы его раздобыли?
– У одного частного дилера в Сингапуре. Как думаешь, Лиле понравится? – Его голос неожиданно наполнился мальчишеским нетерпением.
Понравится? – подумала Пит. Да за такой камень Лила Уивер убьет, если потребуется.
– Насколько я знаю мисс Уивер, уверена, что она останется очень довольна вашим сапфиром.
– Вы знаете двух господ?
– Каких двух господ? – спросила она, озадаченная.
– «Два Веронца». Валентин, акт третий, сцена первая: «Завоюй ее дарами, если она не принимает слов. Немые драгоценности в своем молчании часто действуют быстрее на женский ум, чем уговоры».
– Поверьте мне, Мак-Киннон, ее сердце будет тронуто, – сказала Пит, вновь коснувшись камня пальцем. – Можно я посмотрю его поближе? – Он махнул рукой в знак согласия. Она взяла сапфир, вынула из кармана лупу и заглянула в глубь камня. Глубина синего цвета была поразительна – никакого следа зеленого, серого или фиолетового; это был чистый синий оттенок, высоко ценимый древними, как символ неба. Она ясно видела пересекающиеся рутиловые иглы, которые составляли шестиконечную звезду, а камень имел бархатистый, подернутый дымкой вид, свойственный кашмирским сапфирам. – Прекрасный, – выдохнула она, возвращая ему драгоценность.
– Все это хорошо, – произнес Мак-Киннон, – но где, черт возьми, Лила? Я собирался сегодня отдать ей его. Думал, мы обратимся к вашим ювелирам, чтобы они сделали для него оправу. Что-нибудь ослепительное и оригинальное – она ведь это любит. То, что заставит ее в конце концов развестись и выйти замуж за меня. – Он катал камень меж пальцев, как шарики для успокоения нервов. – Она мне нужна, понимаешь.
Он становился сентиментальным. Пит подумала, не под влиянием ли виски.
– Мистер Мак-Киннон, я уверена…
– Она не придет, я знаю. – В словах звучала убежденность. – Ее чертов муж предложил примирение. Она обещала мне даже не обсуждать это, но я знаю свою девочку. Если этот малый Билли заявится с бриллиантовым кулоном или изумрудным браслетом, она, черт побери, призадумается над этим. А все сводится, прелестная Пьетра, к тому, чей камень ей захочется больше – его или мой.
Небольшие золотые часы с циферблатом из оникса, стоящие на полке, пробили шесть раз.
– Мистер Мак-Киннон, боюсь, мы закрываемся.
– Да. Хорошо, – сказал он, сгребая огромный сапфир и заворачивая снова в бумагу. – Она этого не заслужила. Я дам его кому-нибудь другому.
Он бросил камень в бумажный пакет и сунул в карман промокшего плаща. Потом он встал и почтительно, хотя чуть-чуть неуверенно, поклонился. Он вышел из салона и направился быстрой нетвердой походкой по главному торговому залу магазина, теперь уже опустевшему, Пит следовала за ним.
Приближаясь к двери, он сделал несколько неуверенных шагов, нельзя сказать, что его зашатало, но он слегка качнулся из стороны в сторону.
– Кажется, мне нужен свежий воздух. Пройдусь пешком до гостиницы, – объявил он. Затем перебросил свой «барберри» с бесценным грузом через плечо, устроив его там поудобнее.
Пит бросилась за ним. Она не могла допустить, чтобы человек в таком состоянии вот так запросто отправился на улицы Манхэттена с сапфиром в четверть миллиона в кармане.
– Мистер Мак-Киннон, не хотите ли оставить свой сапфир у нас в хранилище? Там он будет вас дожидаться, когда вы придете к нам с мисс Уивер.
– Нет необходимости, моя дорогая, – ответил он, отмахиваясь от ее забот.
– Но он в ненадежном месте.
– Ах, да, воры и бродяги могут напасть на меня. Не будет ли тогда прекрасная мисс Уивер сожалеть об этом? – Он взял руку Пит, галантно поцеловал ее и протолкнулся через дверь на улицу, где все еще шел дождь.
Пит смотрела, как он, пошатываясь, побрел от входа. Если б она любила заключать пари, то поспорила бы на деньгах, что следующей его остановкой будет ближайший бар. А после еще двух порций скоча он станет показывать сапфир новым приятелям. Его следующей остановкой после этого может оказаться очень темная, аллея.
Схватив большой зонт, который Фрэнк держал у двери, она бросилась за ним вдогонку. Самое меньшее, что она могла сделать для него, так это поймать такси и благополучно доставить сапфир домой.
Как только Пит ступила на тротуар, зонт от ветра вывернулся наружу. Она догнала Мак-Киннона, вся промокшая, почти через два квартала.
Каким-то чудом свободное такси как раз проезжало мимо в тот момент, когда Пит настигла его. Она высунула руку, и оно затормозило возле них, разбрасывая брызги и окончательно вымочив ее.
Пит открыла дверцу, но Мак-Киннон упорствовал, говоря, что предпочитает пройтись пешком.
– Послушайте, – сказала Пит, смахивая потоки воды с глаз, – если мой босс узнает, что я знала о камне в вашем кармане и позволила вам появиться с ним на улицах Манхэттена, а не положила его в хранилище магазина… тогда мне крышка.
– Странно. У вас, американцев, так много странных выражений.
– Верно, но не могли бы мы обсудить лингвистику и этимологию в каком-нибудь месте, менее напоминающем Ноев ковчег и где камень будет в безопасности?
– С удовольствием, моя дорогая. В каком-нибудь местечке, где вы могли бы пообедать со мной.
Она покачала головой.
– Мистер Мак-Киннон…
– Дуглас, и не отказывайтесь, иначе подвергнете меня и мой драгоценный груз ужасной опасности.
Она рассмеялась. Он был чародеем. Он был звездой. А она на самом деле хотела убедиться, что сапфир в безопасности. Ко всему прочему, в разговор встрял нетерпеливый таксист.
– Подумаешь, большое дело. Пообедайте с ним или отпустите меня, чтобы я подобрал другого пассажира.
– Хорошо, пусть будет обед, – сказала она, и они забрались в такси. Мак-Киннон велел шоферу отвезти их в «Плазу» в нескольких кварталах отсюда.
– Я не могу туда пойти, – запротестовала Пит, – посмотрите, в каком я виде.
– Ты, дорогая девочка, само совершенство, а мы позаботимся, чтобы ты могла пообедать и с принцессой. – Он наклонился к ней. – Как, ты сказала, тебя зовут?
Она опять рассмеялась, назвала себя и подумала, удержится ли в его памяти ее имя больше десяти минут. О, Джесс, подожди, пока я расскажу тебе об этом, пронеслось у нее в голове.
В «Плаза» Мак-Киннон употребил все свое обаяние, чтобы заставить Пит переодеться в сухую одежду – красное прямое платье с открытой спиной от Валентино, которое он специально выбрал в одном из небольших магазинов женской одежды в холле отеля. Чтобы сломить сопротивление Пит, он объяснил, что это не подарок, а дается только на время; отель счастлив оказать такую услугу звездам.
Взяв платье в дамскую комнату, Пит переоделась, потом быстро пробежала полотенцем по мокрым волосам, откинула их назад и завязала шелковым шарфом с причудливым рисунком, который она вынула из сумочки. Освежив грим на лице, она почувствовала, что готова выйти в свет. Когда она появилась во всем великолепии, ничто не напоминало ту промокшую, в обвислой одежде, женщину, которая вошла в отель. Строгая одежда подчеркивала совершенство линий ее лица, делая похожей на фотомодель, демонстрирующую косметику. А синие глаза блестели от непривычного ощущения приключения.
В тот вечер Пит своими глазами увидела тот мир, о существовании которого знала, но который ей не доводилось прежде видеть. Отобедав в «Плазе» в Дубовом зале, они сели в ожидавший их лимузин. Мак-Киннон повез ее на кофе и десерт в «Регинс», потом выпить что-нибудь после обеда в «Иленс». В каждом новом месте она говорила себе, что пора закончить вечер, но потом позволяла Мак-Киннону везти ее дальше. Как могла она отказаться? Они не только побывали в самых популярных заведениях, но она появлялась там под руку с человеком, привлекавшим удвоенное внимание. Дуглас Мак-Киннон, похоже, знал девяносто процентов всех посетителей тех мест, куда они приезжали, и они, казалось, были искренне рады встрече с ней. Где-то в середине вечера Пит вдруг поняла, что, вероятно, на следующий день она появится в дюжине газетных колонок как «новая таинственная дама Дугласа Мак-Киннона».
Было около часа ночи, когда Пит юркнула в дверь «Студии 54», провожаемая восхищенными взглядами тех, кто не удостоился чести быть допущенным в святая святых. Пит казалось, что она попала в волшебную страну, находящуюся за пределами сначала убогой Кухни ада, а потом покорного примирения с работой. Над переполненной танцевальной площадкой сверкал огромный месяц с неоновой ложечкой для кокаина над головами избранных, вращающихся под оглушительные ритмы рока, которые пробивались сквозь туфли Пит и заставляли кровь пульсировать в такт музыке. Она непринужденно смеялась, когда Мак-Киннон тянул ее вновь на площадку и выкрикивал:
– Пари, Пьетра, пари!
Но как бы ни был головокружителен вечер, Пит старалась не спускать глаз с плаща. Когда он не находился в охраняемом гардеробе, она заставляла держать его при себе.
К двум часам ночи в голове Пит гудело, а Мак-Киннон и Мик Джэгер вовлекли большинство посетителей «Студии 54» в бурное представление песни «Коленки вверх, матушка Браун».
– Мне действительно надо домой, Дуглас, – сказала она наконец неохотно.
– Черт побери. Мы едем в центр, Пьетра. Я слышал, там открылось новое замечательное местечко.
– Извините, но моя карета уже давно превратилась в тыкву. – Она зевнула. – Я, наверное, одна-единственная здесь, кому завтра утром надо подниматься и идти на работу.
Они взяли в гардеробной драгоценный плащ и вышли на улицу. К тротуару подъехал лимузин, и Мак-Киннон начал говорить шоферу отвезти Пит куда она захочет. Тогда до нее дошло, что он уходит один – с сапфиром.
– Дуглас, – обратилась она, стараясь подражать его своевольному тону, которым он говорил весь вечер. – Я не собираюсь опекать вас. Но я так же решительно настроена не дать вам свалять дурака. Если вы не собираетесь домой спать, тогда дайте мне, что у вас в кармане, на сохранение. – Она указала на правую сторону «барберри».
Он задумчиво нахмурился, потом вытащил бумажный пакет.
– Думаю, это будет разумно, – сказал он Ловким движением он вынул из пакета сапфир и швырнул его. Камень описал в воздухе высокую дугу.
Пит мгновенно подняла руки и сумела поймать его. Вздох облегчения вырвался у нее.
– Сапфир будет завтра утром в хранилище «Дюфор и Ивер» дожидаться вас и мисс Уивер. – Она села в лимузин.
Мак-Киннон подошел к машине и заговорил через открытую дверь, придерживаемую шофером.
– Не могу завтра, любовь моя. Должен пару дней провести в Калифорнии. Надо увидеть одного типа по поводу фильма, он не уверен, что я гожусь на эту роль, – можешь себе представить? Но вернусь в пятницу, возьму Лилу. Мы хотим поговорить с вашими дизайнерами об оправе для камня – нечто эффектное. Передайте об этом. – Он послал ей воздушный поцелуй и отступил назад, чтобы шофер смог закрыть дверь.
По пути домой Пит откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза, но мозг продолжал работать. Она думала о Лиле Уивер и ее коллекции драгоценностей – и подумала о том, что сказал Чарли о важности рекламы, чтобы твою работу если и не признали, то стали хотя бы узнавать.
Тогда, в темноте, за опущенными ресницами загорелся образ камня. Темно-синий, с мерцающей белой звездой, он рос, пока не заполнил все ее сознание.
Когда Пит приехала домой, она знала, что не заснет всю ночь.
