Текст книги "Сокровища"

Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

Он лег рядом с ней. Его уверенные, дружелюбные и уютные руки не спеша блуждали по ее телу, будто они его уже хорошо знали. Но он одновременно задавал ей вопросы.

– Тебе здесь щекотно? – спросил он, пробегая пальцами по складке у основания груди. – Тебе не хочется засмеяться?

Она была не в состоянии отвечать. Ощущения оказались столь новыми и сильными, что даже пугали.

– Здесь? – пробормотал он, когда палец поднялся выше и стал поглаживать кофейного цвета ореол вокруг соска. – Здесь? – Рука опять скользнула вниз по животу, лаская влажную складку, где начиналось бедро, потом к середине, слегка касаясь вьющихся волос. – Щекотно? У тебя уже начинает появляться желание чуть-чуть засмеяться? – прошептал он ей на ухо.

Она издала звук, не похожий на смешок, но ему он все равно понравился, и Чарли вознаградил ее легким укусом за внезапно набухший сосок. В комнате было тепло, так тепло, что она удивилась, почему влага на ее теле не превращается в пар. Ее руки начали тоже блуждать по его коже. Спина у него на ощупь была, как бархат.

Но когда его рука, раздвинув волосы, проникла внутрь складки, в голову Пит застучался образ – ее мать, пронзительно кричащая на полу, рука под юбкой погружается, погружается. Она напряглась, вскрикнула, отодвинулась.

Его рука замерла, он опять поцеловал Пит, потом прошептал ей в рот:

– Все хорошо, моя любовь. Это я, Чарли, я никогда не обижу тебя.

Это Чарли, повторила она про себя. Это мой друг. Друзья всегда становятся лучшими любовниками. Она выдохнула.

Рука опять начала медленно двигаться, слегка прикасаясь, играя, лаская.

Все Чарли становятся самыми лучшими любовниками. От этой мысли она усмехнулась.

– Так, моя девочка, – проговорил он, и его палец проскользнул в нее дальше, а в это время большим пальцем он искал и нашел источник бесконечной радости.

Он стал целовать ее соски, а рука его продолжала свою работу, и она почувствовала, как что-то – смех? – нарастало в ней. Нарастало, нарастало. Он целовал и гладил, а между поцелуями твердил:

– Засмейся для меня, Пит. Ну, давай, моя любовь! Мне нужен твой смех.

Она почувствовала, как колени напряглись, выгнулись, она хотела, чтобы его рука поглубже вошла в нее, чтобы он продолжал целовать груди.

– Пожалуйста, – просила она, но не знала что.

Потом неожиданно огромная волна радости вырвалась из нее, и она вскрикнула; задыхающийся буйный взрыв радости… О! и она рассмеялась.

– Да! – закричал Чарли. – Да, Пит! Смейся для меня все время, – и он долго доставлял ей радость, вызывая у нее смех, который волнами поднимался из нее.

Когда она наконец остановилась и лежала, тяжело дыша и глупо улыбаясь ему, он также глупо улыбнулся ей в ответ. Он залез рукой в ящик стола возле постели и вынул маленький пакетик из фольги.

– Ради тебя, Пит, нет выхода, – пояснил он, надевая презерватив на торчащий пенис. – Но не всегда.

Он поднялся над ней, улыбаясь самой приятной улыбкой, которую ей доводилось видеть. Она сдавленно рассмеялась.

– Да, это была только игра. Сейчас нам надо заняться другим. – Потом он погрузился в нее, и все началось снова.

Пит никогда не предполагала, что жизнь может быть такой полной, законченной. Ее занятия, работа, семья – теперь добавилась Анна, ближайшая подруга Джесс, а сейчас еще и любовник.

Папа наконец искренне согласился с ее честолюбивым замыслом стать величайшим дизайнером ювелирных украшений, которого когда-либо знал мир. Он интересовался ее занятиями и смотрел, над чем она работает в данный момент. А он рассказал ей все о Коломбе – все, что сохранила память. Он описал каждое украшение, которое видел в Ла Тане, как смог запомнить его. Он описал атмосферу, окружавшую Коломбу, волшебные чары, которые она, казалось, сплела вокруг себя. В сознании Пит это, похоже, соединилось с волшебством драгоценных камней, и она полагала, что это может каким-то образом оказаться ключом к обретению однажды своего стиля.

– Теперь, когда ты решила, чем хочешь заниматься в жизни, что ты собираешься предпринять? – спросил ее как-то Стив. – С чего начнешь?

– С чего еще, папа, как не с начала.

Глава 10

Комната, по крайней мере, с кондиционером, подумала Пит. Слава Богу за такую небольшую милость. Хотя можно ли назвать кондиционер просто небольшой милостью в такой день в Нью-Йорке? В течение всей этой недели в середине июля температура колебалась между 35 и 36,5 градусами. Сегодня ей в восьмой раз за три недели предложили подождать в приемном салоне «Дюфор и Ивер» на случай, если ее удостоит беседы шеф, чего она так домогалась. Пит, однако, видела в этом и положительную сторону. Даже если ее заставляют просиживать в приемной бесконечные часы, это, по крайней мере, лучше, чем быть за дверью фирмы или торчать дома. Здесь она добивалась аудиенции разными способами.

Пит оглядела салон, большую комнату с огромными зеркалами и бежевыми стенами, отделанными украшениями из листового золота. Особняк на Пятой авеню, занимаемый ювелирной фирмой, когда-то принадлежал королю воровского мира. В 1910 году жена владельца особняка обратила внимание на восхитительное ожерелье из натурального черного жемчуга в витрине ювелирного магазина, который в то время занимал помещение вровень с улицей вдали от центра. Она просто должна иметь этот жемчуг, сказала жена своему мужу-вору. Пьер Дюфор согласился обменять ожерелье на особняк.

Приятное местечко, думала Пит. Однако бархатная обивка изысканного дивана в стиле Людовика XVI, на котором она сидела, начинала казаться ей бетоном. Она предпочла одеться в полотняный костюм цвета соломы, потому что в нем она казалась старше своих двадцати лет, более серьезной – и, как ей казалось, – более пригодной для работы в этой фирме. Но он был слишком тяжел для такой погоды, и в нем она чувствовала себя, словно в доспехах. Она уже по три раза прочитала все журналы, посвященные искусству и антиквариату, которые лежали на инкрустированном столике.

Когда Пит пришла в первый раз, ей было сказано, что в данный момент работы нет, но если у нее есть автобиография, она может оставить ее на случай, если вдруг что-то появится. Нет? Жаль. Она пошла домой и написала.

В следующее посещение ее встретили с удивленно поднятыми бровями и холодным: «У вас нет папки с работами? Нечего показать? Жаль». Она отправилась домой и всю следующую неделю делала цветные снимки своих лучших работ, действуя по принципу, если хочешь, чтобы все было выполнено как следует, делай сама. Она наклеила их на картон и сделала паспарту, сложила в красивую папку из кожи угря. Это стоило ей кучу денег, но зато у нее появилась возможность увидеть женщину на одну ступеньку выше первой секретарши в приемной – личного секретаря у Личного Секретаря.

Но она услышала все то же, знакомое: «Нет работы, мисс Д’Анджели». Секретарша произнесла это как «Дэн – желли».

Взглянув на табличку над столом женщины, Пит проявила настойчивость.

– Мисс Харрисон, не кажется ли вам, что для настоящего таланта всегда должно быть место? Когда появляется прирожденный ювелир, работу надо найти. Или создать.

– И вы прирожденный ювелир? – спросила женщина, не скрывая своего сарказма.

Пит просто кивнула и смутила ее взглядом. Но взгляд не был достойным противником полномочий мисс Харрисон, какой бы маленькой сошкой она ни была. Опять жаль.

Спустя неделю Пит попросила личного свидания с месье Ивером, но ей ответили, что его нет в городе, он в Париже, что его возвращения ждут не раньше как через неделю или две. По крайней мере.

Каждый раз, возвращаясь домой, она размышляла, что может она сказать или сделать, чтобы наконец окончательно попасть в святая святых. Она была уверена, что, если ей удастся просто увидеть Клода Ивера, показать ему, что она может делать, она сумеет убедить его взять ее на работу. Она должна.

И не потому, что не было иных мест. Прежде чем прийти сюда, она обошла другие ювелирные дома. Картье, Уинстон, Ван Клиф, Тиффани. Возможности были. Ничего значительного для начала. Но когда упоминалась работа и даже предлагалась, Пит, к своему удивлению, отклоняла предложения. Она наконец поняла, что ее отказы вызваны не скромным жалованьем или тем, что ей не давали достаточно ответственной работы. «Дюфор и Ивер» фактически было единственным местом, где бы ей хотелось работать. Для нее это стало просто делом чести, восстановлением некоего равновесия, которое было нарушено много лет назад – в тот день, когда дедушка был признан непригодным за то, что смело пошел на риск и, к несчастью, ему не повезло. Какие бы иные силы ни способствовали формированию ее интереса к драгоценностям, ее таланта и честолюбия, именно тот момент показал ей, как глубоко могут повлиять камни на судьбы людей. Тот момент, когда раскололся алмаз, унизив ее любимого дедушку, раздавил хрупкую раковину ее матери и разбил семью.

Поэтому Пит упорствовала. Будь она проклята, если отступится от своего и не добьется беседы с самим Клодом Ивером. Необходимо, чтобы Ивер дал ей шанс. Это было бы первым шагом в исправлении столь многих старых несправедливостей. Хотя, конечно, Пит не собиралась говорить ему, кто она. Ее фамилии будет достаточно, чтобы скрыть родство с Джозефом Зееманом.

В начале этой недели она наконец одержала небольшую победу. Холодная и высокомерная мисс Харрисон, изнуренная настойчивостью Пит, появилась ближе к концу дня и провела ее в кабинет помощника менеджера в отделе дизайна. Он был поражен ее работами и сразу же повел по коридору к боссу.

– Мисс Д’Анджели, ваши работы многообещающие, – сказал менеджер по дизайну. – У вас оригинальный вкус и свежее видение. Приходите в пятницу утром. Мистер Ивер должен накануне прилететь из Парижа. Возможно, у него найдется время, чтобы просмотреть вашу папку.

И вот она сидела в ожидании. Было уже далеко за полдень, но Клод Ивер не появлялся. Вероятно, он еще не вернулся из Парижа. Может, ей проявить дерзость и поинтересоваться, не зря ли ее пригласили?

Пит переворачивала листы в своей папке, размышляя, что может она сделать для улучшения рисунков, когда голос окликнул ее:

– Мисс Д’Анджели…

Она подняла глаза и увидела стройного красивого молодого человека, стоящего в дверях, ведущих во внутренние кабинеты. Он идеально произнес ее имя, придав ему особое континентальное звучание.

– Не пройдете ли со мной? – Голос был мужественный и усиливался заметным французским акцентом.

Она надеялась, что, может быть, он отведет ее к Клоду Иверу, но когда он повел ее по покрытому густым ковром коридору, то остановился, пропуская ее в комнату, украшенную скорее как гостиная, чем офис. Прежде чем войти, Пит заметила в конце коридора внушительные двойные двери с медной табличкой, на которой было выгравировано «Клод Ивер». Значит, ей опять не повезло, подумала Пит. Этот молодой человек – еще одно звено в «Линии Мажино», состоящей из помощников, клерков, менеджеров, чьей задачей было ограждать Клода Ивера от нежелательных и назойливых посетителей. Что ж, если ей суждено пройти и этот рубеж, она пройдет. Между тем он не казался ей трудным. Молодому человеку было двадцать пять – двадцать шесть лет, на ее взгляд. Загорелый и очень привлекательный, одет в темно-серый блейзер прекрасного покроя, который подчеркивал его хорошо сложенную фигуру и манеру двигаться – с природной грацией, она даже подумала, каков он в танце.

– Присаживайтесь, мисс Д’Анджели. – Он указал ей на кресло с подушечкой для головы, в стиле королевы Анны, перед камином, на котором стояло множество летних цветов, а сам сел напротив нее.

– Благодарю, месье…

– Почему бы вам не называть меня просто Марсель. Я пытаюсь привыкнуть к американскому отсутствию церемоний. Для нас это немного трудно.

Он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ. У него были ровные, как жемчуг в ожерелье, зубы.

– О’кей, Марсель. А вы можете называть меня Пьетра. – Ее настоящее имя почему-то казалось старше.

– Пьетра, – повторил он. Опять безупречное континентальное произношение. – В итальянском, думаю, это значит камень.

– Да. Так звали мою бабушку. – Если упоминание о чем-то личном могло оказаться ошибкой, то было уже поздно, подумала Пит.

– Не могу сказать, подходило ли оно вашей бабушке, – заметил он с искрой в глазах, – но мне вы, безусловно, не кажетесь холодным серым камнем.

Ей пришло на ум возразить, что ее имя следует ассоциировать с драгоценными камнями, но поощрять дальнейший флирт – значило отвлечься от профессиональной цели.

В комнату вошла женщина с подносом, и, пока она наливала им обоим кофе в чашки из английского фарфора, Марсель попросил Пит позволить ему просмотреть ее папку. Он подождал, пока женщина уйдет, и продолжил переворачивать листы. Потягивая восхитительный кофе, Пит разглядывала его поверх края чашки. Она заметила, как несколько раз его брови поднимались, что показалось ей проявлением одобрения.

Наконец он закрыл папку и отложил в сторону.

– Сколько вам лет, Пьетра?

– Двадцать два, – без заминки ответила она. Пит неделями тренировалась в произношении этой лжи, чтобы сказать, не моргнув глазом. И в самом деле, что такое два лишних года?

Он сидел, подперев подбородок идеально ухоженными руками.

– Я буду откровенен с вами, Пьетра, потому что вы, несомненно, талантливы… так же как и настойчивы. Для нас работают несколько самых искусных мастеров ювелирного дела в мире – здесь в Нью-Йорке, Париже, Милане, – люди с многолетним опытом и талантом. Вы очень молоды.

– Вы тоже, – заметила она с улыбкой, чтобы не показаться грубой или дерзкой.

Он улыбнулся ей в ответ.

– Но сейчас мы говорим о вас. При том положении, которое занимает наша фирма, умение дать правильную оценку и огромные траты являются частью наших ювелирных замыслов – приобретение и отбор камней и драгоценных металлов, переговоры с торговцами, конкуренция с дилерами. Мы не считаем, что наши дизайнеры должны работать в тепличных условиях. Вы должны знать все стадии бизнеса, а это может потребовать от вас значительных усилий и оказаться несколько больше, чем… как вы это называете в Америке? – …авантюра. Думаю, вам будет трудно. Как я уже сказал, вы очень молоды.

Молодая, да к тому же женщина, подумала Пит, но она прикусила язык, чтобы не высказаться вслух. Она была уверена, что, по его мнению, женщина не может быть такой же выносливой, как мужчина.

– Поэтому на обозримое будущее я не думаю, что вы нам подойдете… если вы не захотите заниматься чем-то рутинным – клерк, продавщица. Это было бы постыдной тратой вашего таланта. Я вам советую обратиться в небольшую фирму – самым лучшим для вас будет один из домов по продаже массовых изделий.

Пит помедлила, прежде чем заговорить. Она не была уверена, дает ли ей совет этот молодой человек по имени Марсель, как знак расположения или проявляет свою власть, сообщая, что ее здесь не хотят, или она здесь не нужна. Пит по-прежнему считала, что окончательное решение должно остаться только за Ивером.

– Если вы считаете меня талантливой, почему не дать мне шанс. Позвольте мне показать свои работы…

– Вам нужен опыт, Пьетра, и я советую приобрести его. Тогда, возможно, через семь-восемь лет вы сможете…

– Семь лет? У меня нет столько времени!

– Нет, конечно, у вас нет. Я понимаю. Вы красивая молодая женщина. Через семь лет у вас будут другие занятия. Брак, дети…

– Нет, Марсель. Вы ничего не поняли. – Она осторожно поставила хрупкую чашку, опасаясь, что, находясь в таком напряжении, может разбить ее. – Мою любовь к этому делу нельзя так просто отбросить в сторону. Это моя жизнь. Я начну с любой работы, которую вы предложите, потому что я знаю, что быстро продвинусь. Но мне нужно начать. И мне нужно работать здесь.

– Нужно?

– Это просто… ну, что-то личное, – ответила она, пытаясь избавиться от напряженности, с которой она только что говорила. – Пожалуйста, Марсель. Если вы считаете меня перспективной, не выставляйте меня пока за дверь. Разрешите мне показать мои работы месье Иверу. Пусть он решит.

– Пусть он? – Марсель остановился, пораженный.

О, Боже, подумала Пит, вот теперь я все испортила.

Мелкие сошки на своем пути наверх не любят, когда их авторитету наносят удар снизу, а она только что попросила этого клерка через его голову обратиться сразу к самому боссу.

Но через минуту он расслабился. Он даже слегка улыбнулся ей приятной улыбкой.

– Дайте мне подумать об этом, – сказал он. – Оставьте вашу папку мне. Есть ли телефон, по которому я могу найти вас, Пьетра?

– О, благодарю вас, Марсель, большое вам спасибо. – Она нацарапала свой телефон на бумаге, которую он ей дал, пододвинула ее к нему и поднялась, чтобы уйти.

У двери она обернулась и одарила его улыбкой, которая ослепляла, как сто каратов.

– И, Марсель… я не камень. Поэтому зовите меня Пит.

Две недели длилось томительное ожидание. Но Пит была уверена, что Марсель устроит ей встречу с Клодом Ивером. Она ему понравилась, Пит это чувствовала. Он считал ее привлекательной, даже назвал красивой. Он был на ее стороне.

Но когда проходил еще один день без звонка, ее надежды рушились. Может быть, он вежлив только внешне, а в душе считает ее глупой, молодой и наивной. И никогда не упомянет ее имя Иверу. Возможно, что в этом и заключается его работа.

Когда Пит бродила по дому, дедушка заметил, что она чем-то расстроена, и поинтересовался раз или два, не больна ли она. Она постаралась, как могла, успокоить его, не объясняя свою озабоченность. Боже упаси, чтоб он узнал о ее стремлении встретиться с Клодом Ивером.

Единственной, кому она осмелилась довериться, была ее мать. В свои субботние посещения она подробно рассказала ей о своих усилиях и о встрече с молодым французом по имени Марсель. Но мама, как обычно, ничего не сказала в ответ.

Когда же наконец раздался долгожданный звонок, Пит находилась в таком состоянии, что не была уверена, правильно ли она расслышала его имя, и совсем засомневалась, когда он спросил, не сможет ли она отобедать с месье Ивером этим вечером.

– Отобедать? Марсель, мне нужна работа. Какое отношение имеет к этому обед? – Она уже было собралась сказать, что это кажется не совсем приличным, но испугалась, что другого предложения может не последовать.

– Bien sur, мадемуазель, речь идет о работе. Но месье Ивер предпочитает обсуждать такие вещи в непринужденной обстановке, подальше от телефонных звонков и других отвлекающих моментов офиса. Он знает, когда дело касается драгоценностей, спешки не должно быть, чтобы не последовали дорогостоящие ошибки.

Дорогие ошибки, подумала она. Как неправильно составленное мнение об алмазе. Даже после девяти месяцев изучения камня ее дедушка допустил дорогую и непоправимую ошибку.

– Месье Ивер видел мою папку?

– Mais oui. Он поражен.

– Очень хорошо. Скажите ему, что я принимаю приглашение. Чтобы обсудить дело, – быстро добавила она.

Она услышала короткий добродушный смешок на другом конце линии.

– Très bon. Вас устроит «Гренуй» в восемь часов?

О, Боже, подумала она. Ей доводилось читать об этом ресторане в журнале «Вог» – «лягушачий пруд», как его называют завсегдатаи. Его посещали и Джекки О и Генри Киссинджер и другие важные персоны. Что, черт возьми, ей надеть в один из самых дорогих, самых модных ресторанов в Нью-Йорке?

– Конечно, – ответила она, надеясь, что сумеет скрыть панику. – Восемь часов прекрасно подойдет.

Вторую половину дня она лихорадочно переделывала старое вечернее платье матери, поток сапфирового шелка тех дней, когда деньги не были в их жизни столь неуловимы – до того как дедушка расколол алмаз. Убрав несколько слоев на вшитой нижней юбке, увеличив вырез на спине и отрезав несколько дюймов от подола, превратив их в пояс, ей удалось придать супермодному платью 1953 года свежий и современный вид. Она подумала, что его чистые линии позволят ей выглядеть на двадцать два года, как она заявила.

– Куда это ты собралась, что тебе потребовалось вечернее платье матери? – спросил Джозеф, когда она тщательно подкрашивала лицо.

– В «Гренуй». Это касается работы, – последовал ответ.

– Работы? Кто ведет красивую женщину в модный ресторан, чтобы дать ей работу? – В голосе звучало подозрение. Он не одобрял, когда его разумная девочка вела себя непонятным для него образом. И он совсем не был уверен, что ему нравится, как она выглядела – такая красивая и такая возбужденная. Синее платье подчеркивало ее сапфировые глаза, в которых загорелся внутренний огонь. Волосы блестели. Щеки пылали.

Обеспокоенное выражение на лице деда привлекло внимание Пит, когда она, взяв старую серебряную пудреницу матери, направилась к двери. Она остановилась перед ним.

– Ты мне доверяешь, дедушка?

Он посмотрел ей в глаза.

– У меня остались две самые большие драгоценности – вера в тебя и моя любовь, – сказал он.

– Тогда не волнуйся. – Она слегка поцеловала его в кончик носа и выплыла из комнаты.

Да, да, думал он после ее ухода, он ей полностью доверял.

Но она такая красивая – даже больше, чем Беттина. Поэтому он все время беспокоился.

Было ровно восемь, когда Пит вышла из такси перед «Гренуй». Она заставила водителя три раза объехать квартал, чтобы не появиться раньше назначенного времени. Однако, когда ее провели к столику, Клода Ивера еще не было. Она устроилась на красивой бархатной банкетке и огляделась.

Пит слышала, что «Гренуй» один из самых красивых ресторанов в Нью-Йорке, и теперь убедилась в справедливости этого. Бледно-зеленые стены украшали сверкающие зеркала и флорентийская живопись в позолоченных рамах. Настенные канделябры давали мягкий теплый свет. И цветы! Пит нагнулась, чтобы вдохнуть пьянящий аромат прекрасно подобранных цветов, стоящих на столе в бокале. В углах зала изысканные букеты свисали с подставок. Было впечатление, что находишься в беседке, увитой цветами.

Стол был сервирован на двоих красивым фарфором и, похоже, дюжиной бокалов разных размеров. Но больше всего ее заинтриговал лежащий перед ней небольшой сверток, изящно завернутый в блестящую черную бумагу и перевязанный алой и серебряными лентами, цвета «Дюфор и Ивера». Сверток слегка встревожил ее, напомнив, что обед кажется необычным способом обсуждения работы. Неужели Клод Ивер собирается попотчевать ее едой и бриллиантами, а затем…? Она отодвинула от себя сверток и одновременно попыталась отогнать отвратительные мысли. И все же… что за человек этот Клод Ивер?

Может, ей следует прямо сейчас уйти?

К столу подошел официант.

– Мадам желает что-нибудь выпить?

Вопрос взволновал ее, поскольку он означал, что официанту она показалась старше двадцати одного года. Это стоило несколько посмаковать. Она решила не уходить и заказала «кир роял».

Пит задумчиво потягивала коктейль, наслаждаясь смесью бальзама из черной смородины с шампанским, когда метрдотель отодвинул стул. Пит подняла глаза, чтобы посмотреть… Марсель! Он был более красив, чем она запомнила, и на мгновенье она обрадовалась. Но только на мгновение. Потом ее охватила ярость. Он ее обманул! Сыграл на ее надеждах и честолюбивых планах, чтобы соблазнить пообедать с ним. Но зачем? Разве он не знал, что она все равно согласилась бы на свидание с ним?

– Bon soir, мадемуазель Пит, – сказал он, садясь напротив нее. Он повернулся к метрдотелю, – C’est parfait, la table. Merci, Henri, – сказал Марсель и осторожно сунул Генри банкноту.

– Merci mille fois, месье Ивер. – Генри удалился.

– Месье Ивер? Но ведь вы сказали…

– Марсель Ивер к вашим услугам, – сказал он, склонив голову. – Прошу прощения, Пит, но вы знаете, в своем рвении вы не дали мне возможности объясниться. Клод Ивер – мой отец. Он проводит все время сейчас в парижском отделении фирмы. Когда мы встретились, он только что прислал меня возглавить нью-йоркский филиал.

– Вы могли бы сказать мне, чтобы я не оказалась в глупом положении, – возмущенно сказала Пит.

– Я боялся, – признался он. – Боялся, что вы так рассердитесь на меня за то, что не даю вам работу, и откажете мне в том, что я хочу больше всего.

– Чего?

– Еще раз увидеть вас.

– Тогда почему вы так долго собирались позвонить мне? – Она сама поразилась смелости своего вопроса, но она разозлилась. Ей не нравилось, когда ею манипулировали.

– Меня вызвали в Париж сразу же после встречи с вами. Отец захотел узнать мои первые впечатления о бизнесе. Он требовательный человек. Я только утром прилетел.

– У вас уже было так много первых впечатлений? – резко спросила она, не зная, верить ему или нет.

Он помедлил, потом наклонился к ней через стол.

– Только одно имело значение. Но даже отцу я не упомянул о нем.

Он в упор посмотрел ей в глаза, пока она не почувствовала, как краска заливает щеки, и опустила взгляд.

– Я позвонил сразу после приезда из аэропорта.

Она вновь взглянула на него. Будь осторожна, сказала она себе, изучая его. Он был такой искушенный… и к тому же француз. Неужели она осмелится поверить хоть одному его слову? Он выглядел чертовски красивым в безупречно скроенном черном шелковом костюме, в белоснежной рубашке и небесно-синем чесучовом галстуке. У него были темные волнистые волосы и глаза, как горьковато-сладкий шоколад.

– Ну, что ж. Я здесь, – проговорила она наконец. – Но меня по-прежнему интересует работа в «Дюфор и Ивер». И вы обещали мне, что это будет деловой обед. Если вы все еще собираетесь отказать…

– Конечно, нет. Я много думал о вашей просьбе, пока был в отъезде. Хотя сначала вы показались слишком молодой для любой работы, кроме канцелярской, – и слишком красивой, чтобы вас не увел к алтарю какой-нибудь богатый клиент нашего магазина – теперь я подумал, что, возможно, был слишком строг. Как вы правильно заметили, я тоже молод. Поэтому я принял решение. Вам следует дать шанс.

Улыбка осветила ее лицо. Шанс – это все, что она хотела. Но потом он продолжил:

– У меня для вас есть тест, Пит.

– Тест?

– Это шанс. Чтобы убедиться, обладаете ли вы необходимыми навыками для работы у меня. Откройте коробку.

Озадаченная, Пит взяла красивый сверток, который отодвинула от себя и забыла, пока Марсель не указал на него. Сняв оберточную бумагу, она обнаружила внутри маленький бархатный мешочек. Еще раз подозрительно посмотрев на Марселя, она развязала мешочек и перевернула его над столом. Восемь бриллиантов упали на скатерть. Официант, который собирался поставить бокал с водой перед ней, замер, глядя на камни, подобные льдинкам.

– Ладно, ладно, поставь воду и иди, – нетерпеливо сказал Марсель изумленному официанту. – И попроси Генри задержать еду, пока я не дам знать.

– Oui, monsieur.

– Это ваш тест, Пит, – сказал он, когда они вновь остались одни. – Если вы справитесь, я даю вам стартовое место в «Дюфор и Ивер». Если нет… – Он, как истинный француз, выразительно пожал плечами. – Но выиграв или проиграв, вы должны согласиться отобедать со мной после окончания теста. Без тяжелых чувств.

– Чувства не похожи на драгоценные камни, Марсель. Им нельзя придать форму. Все, что могу сказать вам – если вы честны со мной, я отплачу тем же. И я отобедаю с вами. – Потом она улыбнулась. – И, возможно, получу удовольствие от этого, потому что верю, что смогу пройти тест.

– Даже не зная, в чем он заключается?

– Если это имеет отношение к бриллиантам, не думаю, что провалюсь. А если такое произойдет, тогда вы, возможно, правы. Я не готова… пока.

– Очень хорошо.

Он отставил ее тарелку и собрал бриллианты вместе в центре ее части стола.

– Среди камней перед вами есть один – только один – качества «Ривер», идеально прозрачный, абсолютно без изъяна. Этот камень был извлечен из вод Голконды несколько веков назад. В прошлом году мы приобрели его у одного из махарадж, который нуждался в деньгах. Остальные камни на столе – хорошие, очень хорошие, – но не из Голконды, даже близко не того качества. – Он откинулся назад и скрестил руки. – Покажите мне камень «Ривер», и работа ваша.

Вытащив из кармана лупу 10х, он вручил ее Пит, потом дал знак официанту, который немедленно установил крошечный источник идеально рассеянного света. Сосредоточившись, Пит начала изучать камни.

Когда она брала камень за камнем и подносила к глазу, рассматривая его в чистом белом свете, другие посетители ресторана стали бросать в их сторону любопытные взгляды. Но ни Пит, ни Марсель не замечали их. Он смотрел на нее, а для Пит сейчас не существовало ничего, кроме бриллиантов.

О, дедушка, помоги мне, молча просила она. Если ты научил меня когда-то чему-нибудь, помоги вспомнить сейчас. Все те часы, которые ты провел, проверяя меня с помощью эталонных камней, все те дни, когда ты объяснял мне разницу между различными видами включений, не подведи меня сейчас, дедушка.

Это были прекрасные камни, все до одного. Он, конечно, прав. Первоклассные. Но… Нет ли в этом слегка желтоватого пятна, а в этом крошечного перьевого включения, скрывающегося прямо под короной камня? На другом способ огранки показался ей чересчур современным для такого старого камня. Она прошлась по всем камням, и ничто не нарушило гармонии несравненного блеска.

– Вы даете честное слово, что он здесь? – спросила она Марселя.

– Торжественно клянусь. Камень «Ривер» перед вашими глазами.

Она опять стала сосредоточенно исследовать камни. Подошел официант, но Марсель дал ему знак удалиться. От старшего официанта, ведавшего винами, отмахнулся. От Генри тоже. Пит продолжала изучать камни, один за другим. Около часа.

Наконец она убедилась – ну, на девяносто девять процентов. Ни один из девяти камней не соответствовал качеству «Ривер».

Она вынула лупу и посмотрела прямо в глаза Марселю. Мог ли он лгать ей? Неужели это был просто жестокий трюк, чтобы не дать ей работу?

Или, может быть, Марсель сам стал жертвой обмана? Кто-то, вероятно, продал ему камень худшего качества, который он не смог определить. А вдруг она оказалась в центре теста, который дал своему сыну его требовательный отец?

Однако, посмотрев ему в глаза, она с уверенностью увидела, что он за человек, как заглянув внутрь бриллианта, определила бы его ценность. Он не лгал. Она почувствовала это. Не был он и глупым. Он вырос среди бриллиантов, как и она.

И что он сказал? «Ривер» был прямо перед ней. Она посмотрела прямо на стол. На все, что было перед ее глазами.

И, внезапно, словно кто-то включил еще один источник рассеянного света, на нее снизошло озарение. Она едва сдерживала улыбку, когда подумала о небольшой театральной сцене, которую он устроил с официантом прямо перед началом теста. Схватив большую ложку для супа, она зачерпнула в нее все восемь бриллиантов и поднесла к бокалу с водой, из которого собрался отпить Марсель.

– Вода немного тепловата, – произнесла она, погружая бриллианты в его бокал. – Думаю, нужно немного льда. – Она взяла свой бокал с водой. – А что вы скажете, если я это выпью?