Текст книги "Сокровища"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)
Глава 4
Когда Пит приехала к отцу и Анне в Сохо в четверг перед Днем Благодарения, она была в ужасном настроении. Через день после разговора с доктором Хаффнером она позвонила отцу, чтобы рассказать обнадеживающие новости, и попросила составить им компанию в День Благодарения. Сначала Стив сказал, что вряд ли рабочее расписание позволит ему отлучиться на целый день – слабая отговорка. После этого Пит несколько раз обращалась к нему с просьбой, и каждый раз он отказывался.
– Я так долго не видел ее, – сказал он по телефону два дня назад, – что это может оказаться для нее слишком большим потрясением. – Пит попыталась уговорить отца, и он пообещал, что подумает.
Вчера Анна позвонила в магазин и пригласила Пит к ним сегодня вечером. Находясь на работе, она приняла приглашение, не вдаваясь ни в какое обсуждение. Однако она поняла, что цель вечера – прояснить обстановку.
Они наполовину расправились с обедом, который приготовил Стив. Поговорили о своей работе, похвалили макароны, заметили, как холодно на улице.
Наконец Пит больше не выдержала. Она положила вилку.
– Папа, я не понимаю, почему ты не можешь поехать со мной?
Стив на мгновение замер с поднятым бокалом вина. Затем посмотрел на Анну, которая спешно извинилась и начала что-то убирать со стола. Взяв несколько тарелок, она пошла на кухню – отгороженный угол большого чердачного помещения, которое было их квартирой.
– Неужели ты не знаешь, как много это будет значить для мамы? – продолжала Пит. – За шесть лет она впервые окажется за стенами клиники. Если мы будем там втроем – ты, дедушка и я – это даст ей возможность понять, что мы все еще семья, поможет вселить в нее большую уверенность и даст надежду.
– Надежду на что? Разве прежняя жизнь возможна? – Стив наклонился к ней через стол. – Послушай, Пит, я действительно хочу, чтобы маме стало лучше… очень. Я был очень рад услышать, что у нее уже есть прогресс. Но я не желаю вселять в нее ложные надежды. Сейчас я связал свою жизнь с Анной. Я проведу День Благодарения с ней и нашими друзьями.
В Пит нарастал гнев, но она старалась сдерживать себя.
– Папа, у тебя много времени, чтобы быть с Анной, делать, что тебе хочется. Несправедливо не посвятить один этот день маме – только один. С тех пор как она переехала в Коннектикут, ты ни разу не был у нее. Она все еще твоя жена.
– Только на бумаге, – парировал Стив. Его сопротивление тоже усиливалось. – Не вижу смысла усугублять ее проблемы еще попыткой изменить это. Но, вероятно, мне следовало бы.
Пит с яростью смотрела на отца.
Он быстро протянул к ней руку, и тон его стал умоляющим.
– Пит, поверь, если б я знал, что мой визит принесет какие-то важные изменения, я бы поехал. Но если ты хочешь помочь маме освоиться с реальностью, тогда тебе тоже придется ее принять. Мы не можем больше быть семьей. Не так, как раньше. Я уже не часть маминой жизни и не могу быть ею в будущем. Пока ты и дедушка рядом, она будет довольна.
Пит взорвалась, ярость пылала в ее глазах.
– Тебе это просто неинтересно! – закричала она. – Вот реальность. Ты эгоистичный… и жестокий. Тебе даже все равно, станет ли ей лучше или нет, потому что тебя это устраивает…
Стив так быстро вскочил, что его стул отлетел назад на пол. Сделав два шага вокруг стола, он оказался рядом с Пит и сильно схватил ее за руку.
– Нет, Пит. Мне не все равно. А вот тебе пора расстаться с некоторыми иллюзиями.
Ей было больно, но она смотрела на него вызывающе, не желая, чтобы он догадался. Спустя мгновение его руки слегка разжались, но он не выпускал ее. Ему казалось, что если он выпустит руку, она убежит.
– Пит, помнишь я тебе рассказывал о твоей бабушке, твоей тезке? Она дала мне волшебную сверкающую мечту, и я годы потратил в погоне за ней. Но если бы я не оставил эту затею, я не нашел бы другое счастье. Я все еще искал бы эти сокровища… и у меня не было бы тебя, Анны и хорошей простой жизни, приносящей удовлетворение. Разве ты не понимаешь? Ты не можешь мечтать о том, что мы с твоей мамой опять будем вместе… и я не хочу, чтобы она мечтала об этом. – Его рука соскользнула.
Пит стояла неподвижно.
– Если я мечтала о том, чтобы вы побыли вместе один день, что в этом плохого? – тихо проговорила она. – Но я не как ты, папа. Ты говоришь мне, что расстался с мечтой, чтобы обрести счастье. Думаю, поиски своей мечты и счастье могут идти рука об руку. Поэтому я буду продолжать поиски своей… – Она начала надевать пальто, потом заметила Анну, с влажными глазами наблюдавшую из кухни. Пит подошла и обняла ее, потом отпустила и опять посмотрела на отца, ей пришла в голову еще одна мысль.
– Ты никогда не задумывался, папа, что было бы, если б ты не расстался со своей мечтой и продолжил поиски драгоценностей Коломбы? Ты мог бы найти их – рано или поздно, пока след еще не остыл. Тогда многое было бы по-другому…
– Я никогда не думал об этом, – ответил Стив резким, упрямым тоном.
Пит было ясно, что он не позволял себе думать об этом. Но она была не в том настроении, чтобы щадить его. Остановившись у двери, Пит сказала:
– Думаю, ты слишком рано сдался, папа. К тому же на днях я собираюсь приняться за осуществление твоей мечты, так же как и моей.
Он направился к ней, словно хотел что-то добавить, но она не хотела, чтобы он отговаривал ее. Прежде чем он заговорил, Пит оказалась за дверью, спускаясь по лестнице.
По дороге домой она думала, что может быть более увлекательным, чем отыскать драгоценности Коломбы, отправиться на охоту за пропавшими сокровищами? Она сказала это бравируя, заявляя не только о своей независимости от отца, но и упрекая его за то, что он подвел маму. Но сейчас идея дразнила ее. Неужели она не сможет взять след? Может ли такое количество прекрасных драгоценностей исчезнуть бесследно?
Возможно, отец в чем-то прав, решила она. Она должна быть осторожна, чтобы не пожертвовать всем ради фантазии. Есть более достижимые мечты, которые надо осуществить. Но она окончательно не расстанется с мыслью отыскать эту мерцающую часть ее наследства. Когда-нибудь придет время, когда она продолжит поиски.
Когда-нибудь.
Джозеф не видел причины сожалеть о решении Стива. Он так и не смог простить зятю, что тот не сумел спасти Беттину от безумия и что покинул ее и ушел к другой женщине.
– Он нам не нужен. Втроем мы проведем время даже лучше.
В тот вечер в доме царило предпраздничное волнение, напоминающее атмосферу сочельника. Даже пошел снег, легкий, ранний, который внес свою лепту в ожидание праздника. Джозеф отутюжил свой лучший костюм.
После обеда Пит помыла волосы. Она только что вышла из ванной, как неожиданно Джозеф вскочил со своего места.
– Ах! Я забыл шоколад, шоколад для Беттины. Она так его любит, я должен купить. «Дрост» – лучший голландский шоколад. – Он пошел за пальто.
– Надеюсь, ты не сейчас отправишься, дедушка? Уже половина девятого… и идет снег.
– Он продается за углом на Лексингтон-авеню.
– Тогда мы сможем купить его завтра, по дороге.
– Нет, они завтра в честь праздника не работают. – Он вытащил пальто из стенного шкафа и надел его. – Всего один квартал. Через десять минут я вернусь.
Пит не знала почему, но ее ужасно беспокоило это, в последнюю минуту принятое решение.
– Дедушка, дай я схожу.
– Нет, нет, у тебя еще мокрые волосы. Ты простудишься. – Он был уже у двери.
Она бросилась за ним с шарфом, который схватила в шкафу.
– Ты забыл это, – сказала она и обмотала шею деда.
– Спасибо, moedertje, – поблагодарил Джозеф и вышел.
Пит улыбнулась. Он всегда называл ее «маленькой мамой», когда она так заботилась о нем. Она отбросила тревогу. Но когда он через двадцать минут не вернулся, вновь заволновалась. Она находила причины его задержки – он встретил знакомого, – но спустя полчаса нервы стали сдавать. Она начала одеваться, чтобы отправиться на его поиски.
Раздался телефонный звонок. Звонила медсестра из кабинета скорой помощи больницы «Бельвю». Почему она не поверила своей интуиции? – спрашивала себя Пит даже до того, как услышала о случившемся. Медсестра сообщила, что Джозеф поскользнулся и сломал ногу.
Пит почти сразу поймала такси и через десять минут была в больнице.
– Извини, дорогая, – сказал Джозеф, как только она вошла в его палату. Он был в кровати, нога уже укреплена неподвижно и подвешена на блоке.
– Очень больно? – спросила она.
Он улыбнулся.
– Только когда танцую. – И они оба рассмеялись. Пит разрывалась, не зная, что делать на следующий день. Она чувствовала, что ей следует остаться в городе и побыть с дедушкой, но Джозеф настаивал, что она должна ехать завтра в Коннектикут, как и намечалось.
– Мама ждет тебя. Меня она только хочет увидеть, а ты ей нужна.
Пит посоветовалась с доктором, который успокоил ее, что, несмотря на возраст, Джозеф в прекрасной физической форме, и нога легко срастется. Он пробудет в больнице пару недель, потом его на костылях отпустят домой, нет причин для беспокойства и нет надобности сидеть подле него.
– Дорогая, – позвал ее Джозеф, когда она на прощание поцеловала его и уже была на полпути к двери. – Не забудь мамин шоколад. – И он передал ей самую большую коробку молочного шоколада, когда-либо выпускавшего «Дрост чоколад-фабрик».
Гостиница «Семь сестер» занимала белый викторианский особняк с острой крышей, смотрящий на небольшую гавань, в нескольких милях вверх по берегу от клиники Коул-Хаффнера. Снег прошлой ночью прекратился, что позволило расчистить дороги для машин, но он живописно лежал на деревьях и крышах домов. Дым из нескольких труб гостиницы кольцами поднимался в кристально-синее небо.
Когда они проходили по месту парковки машин и поднимались на крыльцо, Пит наконец начала расслабляться. Сначала она нервничала, как ее мама будет реагировать на новые ощущения – очутиться за стенами клиники, ехать в машине, попасть в незнакомое место – и на неожиданное несчастье с Джозефом? Но мама, казалось, воспринимала все как следует. В машине она выразила некоторое беспокойство, когда Пит рассказала ей о сломанной ноге Джозефа, но ни больше ни меньше, чем это сделал бы кто-нибудь другой. Кроме нескольких беспокойных взглядов, которые она бросала то вправо, то влево, словно успокаивая себя, что злобный враг не подстерегает ее, она, казалось, сохраняла спокойствие и самообладание.
Внутри ресторана было светло и просторно, тем приятнее и удивительнее, принимая во внимание викторианскую архитектуру. На стенах были обои в цветочек и в тон им занавески на окнах, собранные и завязанные большими бантами. Объемные композиции из осенних листьев, сухих трав и колосьев были расставлены в разных местах. В каждом из нескольких сообщающихся обеденных залов ярко горел камин, потрескивая поленьями. Где-то в отдаленной комнате пианист наигрывал старые мелодии Гершвина, Берлина, Роджерса и Портера.
Пока они ждали в фойе, чтобы их проводили на место, Пит обратила внимание, как новый синий кашемировый костюм, который она купила матери к этому вечеру, подчеркивал утонченную красоту Беттины. Нетрудно представить, что Стефано Д’Анджели когда-то нашел ее неотразимой. В самом деле, подумала Пит, когда мама вновь поправится, возможно, какой-нибудь мужчина и влюбится в нее. Тогда Пит легче было бы простить отца за то, что она сначала считала дезертирством.
– Поразительно, как хорошо на тебе сидит костюм, – сказала Пит, всегда готовая заполнить паузу каким-то замечанием, чтобы вселить в мать уверенность.
Беттина улыбнулась.
– Ты очень добра, прислав мне его, Пьетра. У меня так давно не было такого красивого. Я не заслужила этого.
– Конечно, заслужила, мама. Это и еще больше…
Беттина протянула руку и откинула назад густые темные волосы дочери и одобрила прекрасно сшитый шерстяной костюм в черно-белую клетку.
– Ты тоже очень хорошо выглядишь, хотя, может быть, немного серьезна. У нас здесь будет вечеринка, да…?
Пит улыбнулась.
– Да, мама. Благодарение – это своего рода вечеринка.
Их проводили к столику, накрытому на двоих в эркере, выходящем на гавань, несомненно, одному из лучших в ресторане. Пит подозревала, что это дело рук доктора Хаффнера.
Когда они дожидались, пока их обслужат, Пит заметила, как ее мать оценивала каждую деталь сервировки стола, как провела кончиками пальцев по бледно-розовой скатерти, как заблестели ее глаза при виде хрустальных бокалов.
– Красиво, не правда ли? – спросила Пит.
– У них тоже было такое полотно и серебро, – ответила Беттина.
– У кого, мама?
Беттина посмотрела на нее, потом быстро тряхнула головой, словно отмахиваясь от темы разговора.
У столика появилась молодая официантка в костюме пилигрима[18]18
Первые колонисты в Америке, в Массачусетсе.
[Закрыть] с меню и картой вин, налила им клюквенного сока и с улыбкой удалилась.
– Посмотри, мама, – сказала Пит, изучая меню, написанное на плотной веленевой бумаге прекрасным каллиграфическим почерком, – это комплексное меню, за нас уже все решили. Как будто мы едим дома. – Глаза пробежали всю карту. – Вот так-так! Они собираются вывезти меня отсюда на тележке.
Глаза у Беттины округлились, когда она изучала список блюд, которые подадут вместе с традиционной индейкой.
– Так много, – тихо проговорила она. – Слишком много.
Пит уловила некоторую неловкость и небрежно заметила:
– На День Благодарения всегда слишком много еды, мама. Это торжество изобилия. Но тебе необязательно есть все.
Взгляд, брошенный Беттиной на Пит, показался необычайно скептическим.
– Посмотрим, – проговорила она.
Пит почувствовала еще одну вспышку тревоги. Ответ был произнесен с оттенком угрозы. Однако у мамы всегда были странные замечания, напомнила себе Пит. В целом она, кажется, была довольна, что было важно. Услышав, как мать начала тихонько напевать мотив, который играл пианист, Пит почувствовала себя лучше. Чтобы отвлечь себя от пристального наблюдения за матерью, Пит оглядела зал.
Почти сразу же ее взгляд упал на столик рядом с камином, где сидели двое мужчин – те самые, которых она видела пару недель назад на пляже, один светлый и хрупкий, другой плотный с темно-каштановыми волосами. Сегодня на обоих были слаксы, блейзеры и галстуки. Но Пит вспомнилась выцветшая военная куртка, которая была на темноволосом мужчине. Блондин смотрел в ее сторону, и их взгляды встретились. Он широко, радушно улыбнулся ей, заметив его улыбку, темноволосый тоже повернулся. Когда Пит улыбнулась в ответ, ее опять поразила суровая красота второго мужчины, но его приветствие было гораздо более сдержанным, чем его спутника, намек на улыбку и вежливый кивок, нельзя сказать, что неприветливый, но очень сдержанный. Он ведь ветеран, вспомнила Пит; вполне объяснимо, что он отгородился защитной раковиной.
Спустя мгновение он отвернулся от нее, возобновляя прерванный разговор.
Внимание Пит вновь обратилось на мать. Беттина пристально смотрела на вид за окном. Пит заметила, что она даже слегка приподняла стул, чтобы приблизиться к окну, словно напуганная таким большим числом людей в комнате вокруг нее.
Пит подыскивала какие-нибудь успокаивающие слова, но не успела произнести их, как пианист в соседнем зале заиграл прелестную мелодию «Потанцуем», и Беттина сразу же просияла.
– Ах, та песня. Она напомнила мне о твоем отце.
Пит улыбнулась.
– Как, мама?
– Он повел меня в кино на Бродвее посмотреть «Король и я», как только фильм вышел, – так давно это было. Когда вернулись домой, он все еще был полон музыки. Он начал петь эту песню, танцуя со мной по гостиной, будто это он был король Сиама. – Она посмотрела на Пит сверкающими глазами. – Это было за девять месяцев до твоего рождения.
Воспоминания, игривые намеки – точно так же вела бы себя в этой ситуации любая другая женщина, подумала Пит. Если мама может не бояться воспоминаний, значит, она обязательно поправится.
– Когда-то твой отец был так добр ко мне, – продолжала Беттина. – Очень жаль, что он не мог приехать сегодня.
Пит собиралась найти какое-то оправдание ему, но Беттина добавила:
– Я его, разумеется, не виню. Он знает, что я мразь.
Пит онемела, мысли бешено неслись в голове. Как ей ответить? Посмотрев через стол, она увидела, что мать по-прежнему безмятежна, слегка улыбаясь, смотрит в окно. На какое-то мгновение Пит засомневалась, что правильно расслышала.
– Но я так голодна, – прошептала Беттина. – Если только я смогу поесть, я сделаю все, что они захотят.
– Мама, с тобой… все в порядке? Если тебе здесь не нравится, мы можем уйти.
Беттина опять посмотрела на нее. Глаза неестественно блестели.
– Конечно, я должна остаться. Я так хочу есть. Постоянно.
Пит поняла, что сейчас происходит. Благодарение, с его обещанием изобилия, напомнило Беттине то время, когда она вынуждена была существовать на рационах и объедках. Пит могла только надеяться, что так же быстро, как мать погружается во мрак, так же быстро она может выйти из него. Конечно, не поможет, если увести ее, лишить праздника.
Спустя несколько минут прежнюю мелодию сменили величественные ритмы традиционного гимна в честь Дня Благодарения, и хор поющих голосов стал разливаться по всем залам.
– Мы собрались вместе, чтобы попросить благословение Всевышнего…
Потом появилась процессия, официанты и официантки, все одетые в пуританские черно-белые одежды, с красиво расставленной на подносах едой. На серебряном блюде во главе процессии была необыкновенно большая индейка, ее золотистая грудка блестела, ножки украшала белая гофрированная бумага. Ее нес на подносе на поднятых руках молодой официант в костюме пилигрима – широкие черные брюки, черный сюртук, застегнутый на все пуговицы, и широкий крахмальный белый полотняный галстук.
Все зааплодировали, когда процессия извивалась змеей вокруг столиков, официанты пели гимн.
– …он спешит и карает Своей волей, чтоб знали… злой гнет нужды прекратится…
Пит услышала, как ее мать тихонько подпевает на голландском. Из праздников в честь Дня Благодарения много лет назад, еще до болезни Беттины, Пит помнила, что за основу гимна была взята старая голландская мелодия, которую ее мать слышала сотни раз в детстве, когда ее играли церковные колокола недалеко от их дома в Роттердаме.
Беттина пристально следила за извивающейся колонной одетых в черное официантов и официанток. Когда процессия приблизилась к их столику, Пит поняла, что состояние матери изменилось, она помрачнела. Пит на мгновение увидела внезапно вспыхнувшую панику в глазах матери, до того как официант с индейкой стал обходить их столик.
И тогда произошло нечто страшное: за считанные секунды с трудом установившаяся связь Беттины с реальностью распалась. Она упала на колени перед молодым официантом, целовала его туфли с пряжками, затем подняла голову, глядя огромными синими глазами на его изумленное лицо, и начала что-то говорить по-голландски.
Пение оборвалось. Все в зале замерли в шоке. Пит огляделась, мгновенно сраженная видом матери, покорно обхватившей ноги официанта и быстро бормочущей голландские слова. Нет, вдруг дошло до Пит, она достаточно много слышала голландскую речь, чтобы понять, что это что-то другое. Немецкий. Но она никогда не знала, что мама говорит на нем. Где она…?
Но вопрос вылетел из головы Пит, когда ее мать изменила позу. Отпустив официанта, она откинулась назад на бедрах, залезла под юбку и начала тянуть нижнее белье, словно собираясь раздеться.
– Мама, нет! – вскрикнула Пит, выскочив из кресла и пытаясь поднять мать на ноги. – Пойдем, мама, пойдем со мной. – Пит стала уводить ее из зала, бросая униженные извиняющиеся взгляды на уставившихся на них посетителей.
Внезапно мать вырвалась от нее.
– Позволить им трахнуть меня? – хрипло прорычала она и повернулась к официантам. – Трахните еврейскую шлюху. Только дайте мне поесть. Пожалуйста, я так голодна…
Она бросилась на поднос с овощами, который держала официантка. Напуганная молодая женщина швырнула его на пол. Беттина прыгнула к нему, хватая руками жареный картофель и лук, быстро набивая ими рот.
Пит двинулась к ней. Плача от потрясения и смущения, она нежно дотронулась до плеча матери.
– Мама, пожалуйста. Нам нужно идти.
Беттина оглянулась, сверкая неузнавающими глазами. Потом потянулась за другой пригоршней еды.
Пит схватила мать за запястье.
– Перестань, мама, – сказала она повелительно, насколько смогла. – Сейчас же перестань.
Развернувшись, Беттина внезапно ударила ее свободной рукой сбоку по голове.
Довольно сильный удар оглушил Пит, отбросил в сторону, и она врезалась в стол.
Свидетели этой сцены в испуге ахнули. Беттина склонилась над подносом с едой и продолжала есть, как животное, питающееся отбросами. Пит пришла в себя, встала и опять приблизилась к матери. Вдруг она почувствовала, как кто-то взял ее под локоть и удержал.
– Возможно, будет лучше, если вы позволите мне, – произнес мужской голос.
Пит повернулась. Это был ветеран – один из двух мужчин с пляжа. Его просьба усиливалась взглядом озабоченных серых глаз. У нее не было времени подумать, принять или отклонить его помощь, он уже прошел мимо нее.
Подойдя к Беттине, он встал рядом с ней, пока через несколько секунд она не почувствовала его присутствие и испуганно не уставилась на него.
– Вы можете взять еду, – твердо произнес он, – всю эту. Но вы должны пойти со мной.
Глаза ее подозрительно сощурились. Но когда он не спеша поднял поднос, давая ей понять, что никуда не сбежит с ним, она молча пошла следом за ним из зала.
Пит побрела за Беттиной, и к ней присоединился блондин, с которым ветеран сидел за одним столиком. Когда она очутилась в холле, Пит заметила свою мать, безмолвно стоящую и не спускающую глаз с подноса, который держал ветеран, но Беттина не ела.
Потом в холл быстро вышел управляющий рестораном. Прежде чем Пит смогла что-то предпринять, ветеран попросил блондина подержать поднос, а сам отвел управляющего в сторону и стал что-то тихо с ним обсуждать. Затем управляющий ушел, а ветеран присоединился к Пит.
– Если он хочет, чтобы заплатили за ужин… – начала Пит.
– Он просто хочет убедиться, что мы контролируем ситуацию. – Было ясно, что он ответил утвердительно.
Пит тут же заинтересовалась, можно ли полагаться на его мнение, но потом вспомнила, что до сих пор он действовал очень умело.
– Благодарю вас. Думаю, я теперь справлюсь. Мне надо отвезти ее в клинику.
– Я возьму сейчас свою машину, – сказал он.
– Нет, – запротестовала Пит. – Я не хочу портить ваш сегодняшний выход. – Только когда слова сорвались с губ, Пит поняла, что все еще считает его пациентом клиники доктора Хаффнера. Но был ли он им?
– Будет действительно лучше, если мы вам поможем. – Он посмотрел на блондина. – Робби, не подождешь ли меня здесь, пока я схожу за машиной?
Робби кивнул головой, и ветеран ушел. Наступила неловкая тишина. Беттина казалась смущенной, но по-прежнему не узнавала дочь. Пит не знала, что ей сказать. Она повернулась к блондину.
– Спасибо за вашу доброту.
– Не меня надо благодарить. Моего брата. Он всегда знает, что делать.
Она явно неправильно вычислила его. Он, вероятно, врач.
– Он… связан с клиникой? – дипломатично поинтересовалась она.
Робби улыбнулся.
– Нет. Но Люк связан со мной. Думаю, это помогло ему научиться справляться с непредвиденными случаями.
Теперь до Пит дошло. Робби был пациентом, его брат Люк – только постоянным посетителем – заботливым родственником, как и она сама.
Пит взяла в гардеробной их пальто, Беттина кротко позволила надеть его на себя.
Парадная дверь открылась, ветеран просунул голову.
– Машина готова.
Несколько потрепанный микроавтобус «фольксваген» ждал внизу у ступенек с открытой задней дверью. Пит помогла матери устроиться на заднем сиденье и села рядом с ней. Робби сел на переднее сиденье для пассажиров, Люк – за руль.
– Закройте вашу дверь, – сказал он Пит. – Ты тоже, Робби. – Пит все больше отдавала должное его уравновешенности и компетенции.
Всю дорогу к клинике она держала руку матери и приговаривала:
– Ты сейчас в безопасности, мама… с тобой все в порядке. – Беттина была спокойна, глаза бессмысленны настолько, что Пит сомневалась, понимала ли мать, что ее успокаивают.
Когда они подъехали к клинике, их ожидала пара крепких санитаров, уже предупрежденная менеджером ресторана. Сердце у Пит упало, когда она заметила у одного из них смирительную рубашку.
Прежде чем выйти из машины, Люк высунулся из окна и обратился к санитарам:
– Нам это не нужно. Вы, парни, исчезните, а пришлите просто медсестру.
– Послушайте, мистер Сэнфорд, нам сказали, что эта женщина неуправляема. Доктор Хаффнер знает об этом, он придет, и если мы не…
– Она сейчас в порядке, – прервал их Люк. – Это ей может только навредить. Пожалуйста…
– О’кей, мистер Сэнфорд, – сказал один из санитаров, и они вошли в клинику.
Разговор подогрел любопытство Пит. Он, может быть, не более чем родственник пациента, однако он сделал нечто такое, чем заслужил уважение санитаров.
Одна из медсестер приемного отделения появилась в тот момент, когда Пит помогала Беттине выбраться из машины.
– Я отведу вашу маму, мисс Д’Анджели.
На мгновение Пит крепче прижалась к руке Беттины. Отпустить ее, внезапно почувствовала она, значило расстаться с мечтой о выздоровлении. Только сейчас она осознала, как далеко отброшена назад ее мать. Настолько далеко, что Пит подозревала, что Беттина, возможно, никогда не поправится настолько, чтобы покинуть на время стены клиники, не говоря уже о возвращении домой. Она почувствовала себя потерянной, не в состоянии сдвинуться с места, пока кто-то легко не коснулся ее плеча. Она оглянулась и увидела, что это Люк Сэнфорд.
– Вашей маме надо отдохнуть, – спокойно сказал он.
Его слова несколько успокоили ее, она почувствовала, что, отпустив мать, она не навсегда оставляет ее в клинике. Пит разжала руку.
– До свидания, мама, – сказала она.
В сопровождении медсестры Беттина прошаркала внутрь здания, не проронив ни слова и не обернувшись. Когда Пит смотрела вслед удаляющейся матери, слезы выступили на глазах, вся выдержка, которую она всеми силами старалась сохранить, рухнула.
Люк Сэнфорд положил ей на плечи руку и повел в клинику.
– Вам было тоже тяжело, – сказал он. – Вам надо присесть.
В холле клиники она села. Потом посмотрела на двух братьев, которые не спешили уходить.
– Вы были так добры, но я не хочу окончательно испортить вам праздник. Пожалуйста, возвращайтесь в ресторан. Не беспокойтесь обо мне.
Но, когда она говорила, голос ее дрожал.
– Мы подождем, пока не придет доктор Хаффнер, – сказал Люк. Он взглянул на брата. – Хорошо, Робби?
– Конечно.
Гораздо лучше не оставаться одной.
– Благодарю вас. Вы были так терпеливы с ней – так успокоили ее в ресторане.
Он скромно пожал плечами.
– Все, что мне надо было сделать, это выслушать ее. Она сказала, что хочет есть. Я вычислил, если она будет знать, что еду у нее не отберут, она может послушаться.
– Никто из вас не говорит по-немецки?
Оба брата отрицательно покачали головами.
– Никогда не слышала, чтобы она говорила по-немецки, – объяснила Пит. – Меня интересует, что она сказала.
Из бокового коридора стремительно появился доктор Хаффнер, с шарфом на шее. Пит знала, что на территории клиники у него дом, в котором он жил с женой и младшим из троих сыновей. Несомненно, его вызвали, оторвав от праздничного семейного ужина.
Пит встала.
– Простите, доктор Хаффнер…
– Вы? Это я должен извиняться. Боже, если б я предполагал, что она не сможет справиться с этим. Но я никогда не представлял, какие у нее могут возникнуть ассоциации…
– Что вы имеете в виду? Какие ассоциации?
Он помедлил.
– Пройдемте в мой кабинет, мисс Д’Анджели. – Потом он посмотрел на братьев. – Извините нас, господа.
Когда Пит последовала за доктором, она один раз оглянулась на Люка Сэнфорда. У него было серьезное лицо, как в первый раз, когда она его увидела. Однако выражение, которое она когда-то восприняла как суровое и угрожающее, сейчас казалось только отражением его чувствительности, защитой от неизбежных жестокостей злого мира. Теперь она видела сочувствие и боль разделенной трагедии.
