Текст книги "Сокровища"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)
– Ради меня? Или ради себя?
– Не поздоровится ни одному из нас, – ответил Витторио.
– Я буду иметь это в виду, – сказал Стефано.
Они подошли к маленькому «фиату» Витторио и сели в него. Через несколько минут машина выехала из центра, спеша на юг по дороге, ведущей во Флоренцию.
Всю дорогу они молчали. Стефано не хотелось спорить с Витторио. В последнее время, казалось, это было единственным, чем они могли заниматься, находясь в обществе друг друга. Лучше ничего не говорить. Дождь пошел сильнее, и звук скользящих по ветровому стеклу «дворников» гипнотизировал. Стефано дремал, когда они ехали по Ломбардии, но проснулся, как только добрались до холмов Тосканы.
Ребенком он летом жил на вилле Карло в Тоскане. Он всегда чувствовал себя как дома среди темных холмов, словно был родом отсюда. Сейчас, в темноте ночи и при барабанящем по ветровому стеклу дожде, он не мог разглядеть кипарисов и оливковых рощ, виноградников, разбросанных по склонам холмов, но он ощущал их. Тоскана, сладкая, как бродящий виноград, пикантная, как только что отжатые оливки, истекающие густым чистым маслом. Эта земля породила Данте и Петрарку, Леонардо и Микеланджело, а до них этрусков. Возможно, поэтому земля говорила с ним.
Когда они проехали дорожный знак, указывающий, что до Флоренции осталось десять километров, Стефано полез в пальто и достал конверт, который дал ему Бранкузи с указаниями и от руки нарисованной картой, присланной клиенткой. Разворачивая бумагу, Стефано включил свет и стал изучать ее.
Он указывал Витторио дорогу: здесь – налево, там – направо, ведущую к поместью среди холмов за Фиезолой. Дождь начал утихать, и через двадцать минут они подъехали к длинной кипарисовой аллее, охраняемой мраморными постаментами, на которых было высечено название поместья. Когда они повернули, свет фар выхватил из темноты вырезанные буквы: Ла Тана. Приятное имя, подумал про себя Стефано: «Гнездо».
Внезапно Витторио резко нажал ногой на тормоз, машину занесло на мокром гравии. Стефано пришлось упереться в приборный щиток, чтобы не удариться головой о ветровое стекло.
– Какого черта? – взорвался он, глядя на Витторио.
– Ты мне не сказал, что мы едем в Ла Тану, – недовольно ответил Витторио.
– Ну и что из того?
– И ты можешь быть таким наивным, Стефано? Неужели не знаешь, кто здесь живет?
– Карло сказал, что она интересная женщина, что мы будем рады с ней познакомиться.
– Рады, в самом деле! Если она решит сделать для нас то, что делала для половины богатых мужчин в Европе…
Стефано удивленно посмотрел на брата.
– Значит… Карло ничего не рассказал тебе об этой женщине, хозяйке Да Таны?
– Нет.
– Ты никогда не слышал о Коломбе?
Глаза Стефано засверкали. Голубка. Да, конечно, он где-то слышал о Коломбе или читал о ней. Легендарная женщина, возможно, самая знаменитая куртизанка своего времени. Женщина, которая сделала любовную карьеру, никогда не выходя замуж, однако находясь в связи с кем-нибудь из величайших людей своего времени. Среди них были аристократы, художники, политики, известные оперные певцы – считали, что даже сам король Виктор-Эммануил любил ее в молодости. Говорили, что Коломба была им всем верна – но только по году или по два – и благодаря ее многочисленным связям и подаркам, которыми любовники осыпали ее, она стала очень богатой женщиной.
Витторио отпустил тормоз и подал машину назад.
– Ты что делаешь?! – взорвался Стефано.
– Ты серьезно думаешь, что я собираюсь нанести визит старой европейской распутнице, пользующейся самой дурной славой? Возможно, у тебя нет причин беспокоиться о своей репутации, Стефано, но я не желаю испортить свою. Не сейчас.
Стефано положил свою руку на руку Витторио и выключил передачу.
– Не будь идиотом. Она богатая, умная женщина. Я слышал, к тому же красивая. Куртизанка, возможно, часть умирающей традиции; но не женщина, которой надо стыдиться. Хорошо известно, что у нее много влиятельных друзей.
Из горла Витторио вырвался насмешливый звук, прежде чем он произнес:
– Не надолго. Именно эту разновидность декадентства дуче вырвет с корнем и полностью уничтожит в Италии. Проститутка, пользующаяся благосклонным вниманием министров и королей! Непростительно! – Он пристально посмотрел сквозь окно и, понизив голос, добавил: – Не удивлюсь, если за этим местом уже следят.
– Я не уеду, – объявил Стефано. – Я должен выполнить поручение Карло.
– Да, – пробормотал Витторио, – довериться Бранкузи в выборе такого клиента.
Стефано был уже готов выйти из машины со словами, что он и сам справится, а Витторио может ехать… как вдруг из туч показалась луна. Впереди, на пологом холме, возвышавшемся над кипарисами, они увидели огромную виллу, купающуюся в серебристом свете. «Волшебный вид», – подумал Стефано. Бросив взгляд на Витторио, он заметил, что и брат тоже был поражен увиденным.
– Она удачно выбрала название для дома, – сказал Витторио. – Ла Тана – лисья нора, куда самка заманивает свои жертвы.
– Ла Тана означает еще и гнездо, – заметил Стефано. – Подходит для дома голубки.
Они еще мгновение смотрели на виллу, пока тучи снова не закрыли луну. Но даже краткий взгляд на виллу раздразнил их воображение. Сразу, без понуканий со стороны Стефано, Витторио медленно повел машину через ворота по кипарисовой аллее.
Через несколько минут они остановились перед виллой, построенной из розового и белого мрамора в палладианском стиле[6]6
Андреа Палладио (1508–1580) – итальянский архитектор.
[Закрыть]. Ее фасад украшала галерея с колоннами, от которых по обе стороны располагались два длинных крыла. Большая, окованная железом, дубовая дверь под галереей распахнулась, не успел Стефано даже протянуть руку к звонку.
– Добро пожаловать, господа, – произнесла женщина в дверях. – Добро пожаловать в мой дом.
Стефано ожидал увидеть слугу – дюжину слуг, – но это была сама Коломба – женщина, которая очаровывала Европу почти четверть века. Он смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Никогда в жизни ему не встречалась женщина, в которой в единое целое соединились бы такая красота и элегантность. Блестящие черные волосы были высоко уложены на голове, подчеркивая изящество ее лица. Шелковое платье пыльно-розового цвета, расшитое жемчугом, облегало ее еще стройную фигуру и мягкими складками ниспадало на пол. Лицо было сияющим, что еще больше подчеркивалось блеском бриллиантов на шее. Клеопатра, Елена Троянская, Жозефина… Сама Ева… ни одна женщина в истории не могла быть более изысканной и обольстительной, чем Коломба.
Стефано огорчился, когда она сначала повернулась к брату.
– Вы, должно быть, Витторио, – произнесла она, протягивая ему руку.
Стефано затаил дыхание, боясь, что Витторио может дать выход своему неодобрению в виде потока оскорблений. Но, поколебавшись, он взял руку и быстро пожал ее.
Она слегка улыбнулась ему и повернулась к Стефано.
– А вы Стефано…
Поддавшись импульсу, с которым он не мог совладать, Стефано взял ее руку и наклонился, чтобы поцеловать ее. Губы коснулись кожи мягкой и гладкой, как перо. Когда он вновь взглянул на нее, ее сапфировые глаза задержали его, и она улыбнулась улыбкой, которая осветила ее лицо. Теперь он понимал, как она могла зажечь сердца стольких мужчин.
– Входите, пожалуйста. Я ждала вас обоих очень долго.
Витторио помедлил в нерешительности. Стефано заметил, что у брата было обеспокоенное, подозрительное выражение, когда он переступал порог.
Что же до него, он уже знал, что сделает все для этой женщины. Абсолютно все.
Глава 3
Когда Стефано вступил в мир Коломбы, он почувствовал, словно перенесся назад во времени. Единственными звуками были нежное шуршание ее платья, когда она вела их по коридору, и резонирующее тиканье часов с фарфоровым циферблатом. Даже дождь за плотно зашторенными окнами уже больше не был слышен. Везде горели свечи – наверху в люстрах, в настенных канделябрах, в серебряных подсвечниках; их пламя мерцало на полированных поверхностях бесчисленных и бесценных предметов, наполнявших Ла Тану: фарфоре, золоченых бронзовых статуэтках, булях, серебряных шкатулках, на картинах в позолоченных рамах.
В конце коридора засиял более яркий свет, и она повела их в ту сторону. Она двигалась с грацией девушки в три раза моложе ее, подумал Стефано, и с уверенностью женщины, которую чествовали на трех континентах.
Когда они вошли в гостиную, у него перехватило дух. Это была восхитительная комната с отделкой золотом по розовому, бледно-фиолетовому и розовато-лиловому. Херувимы резвились на нарисованном на потолке небе; под ногами на ковре цвели цветы.
Стены были увешаны картинами. Одна из них, обнаженная одалиска с ниткой светящегося жемчуга, привлекла к себе внимание Стефано.
– Тициан? – почтительно спросил он.
– Да. – Она улыбнулась, очевидно довольная, что он узнал ее. – Это одна из моих любимых.
– А это, – сказал он о другом большом полотне, где голова пышной ню покоилась на белой груди лебедя, – Рубенс. Красавица.
– Упадничество, – шепотом произнес Витторио. Он прекрасно понимал ценность картин и, как только вошел в дом, начал подсчитывать стоимость каждого предмета.
Какой бы развращенной она ни была, но, ей-богу, эта женщина стоит целое состояние.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложила она им и указала на бархатные кресла и диван перед камином. Когда она сделала жест рукой, бриллианты на запястье поглотили свет пляшущих языков пламени и прочертили в воздухе светящуюся дугу. Перед диваном стоял столик с лакированным подносом, на котором были расставлены полупрозрачные фарфоровые кофейные чашечки, золотой кофейник и камчатные салфетки.
Витторио чопорно сел в одно из кресел, но Стефано сразу же направился к дивану, чтобы сесть рядом с Коломбой. Очарованный ею, он стремился стать частью той ауры, которая окружала ее. Еще ни одна женщина не оказывала на него такого сильного действия. Ее запах околдовал его; голос успокаивал, и, хотя он был в ее обществе всего несколько минут, у него возникло ощущение, что он знал ее всю свою жизнь.
Когда она взяла кофейник, чтобы налить кофе, кольца на пальцах вспыхнули в свете от камина. Она носила их на всех пальцах, кроме одного, заметил Стефано. Только палец для традиционного кольца невесты был свободен.
– Надеюсь, вы простите, что я сама обслуживаю вас, – проговорила она. – Я попросила слуг оставить нас одних. Для обсуждения нашего дела так будет лучше. – Она налила кофе в первую чашку и протянула Витторио. – Думаю, вы, Витторио, пьете черный…
На мгновение его рука застыла, и он чуть было не отдернул ее назад, словно опасаясь, что кофе отравлен. Но поскольку Коломба продолжала предлагать чашку твердой, как скала, рукой, Витторио взял ее. Однако подозрительность из его глаз не исчезла.
– А вы, Стефано, предпочитаете с каплей молока, не так ли?
– Откуда вы знаете, синьора? – тихо спросил Стефано, беря чашку.
– От синьора Бранкузи.
Витторио подался вперед.
– А почему он решил, что вас заинтересуют такие вещи?
Ее глаза засверкали.
– Он знает, что я стараюсь быть гостеприимной хозяйкой, кто бы ни были мои гости.
Витторио нахмурился, явно неудовлетворенный ответом, но его отвлек вопрос Коломбы.
– А что вы знаете обо мне?
Оба брата ответили одновременно.
– Вполне достаточно, синьора, – сказал Витторио.
– Недостаточно, синьора, – произнес Стефано.
Она откинула голову назад и рассмеялась чистым, словно колокольчик, смехом, который Стефано легко представил звенящим в бальном зеркальном зале или поднимающимся вверх к шелковому пологу постели любовника.
Но ее смех, казалось, привел Витторио в еще большее раздражение. Одним глотком осушив чашку, он поставил ее в сторону и быстро произнес:
– Синьора, мы проехали длинный путь под дождем посреди ночи, чтобы удовлетворить ваш каприз. Какое бы дело ни было у вас к нам, пожалуйста, приступайте к нему, чтобы мы могли отправиться в обратный путь.
Стефано был обижен не только тоном Витторио, но его огорчила сама мысль сократить их визит. Он было собрался возразить брату, но Коломба заговорила первой.
– Вы совсем не одобряете меня, не так ли, Витторио? – спросила она тоном, на удивление мягким и сочувствующим.
– А что одобрять, мадам? Все знают, кто вы…
– Все? Как лестно. А вы, Стефано, что думаете обо мне?
Он думал, надеялся, он видел что-то иное в ее лице, когда она посмотрела на него, как будто искренне надеялась услышать от него что-то хорошее.
– Ваша жизнь – приключение, – ответил Стефано. – Я ничего не вижу в этом плохого.
Витторио завращал глазами.
– Вы добры, – произнесла она, обращаясь к Стефано, и посмотрела на него с любящей нежностью, но потом ее взор омрачился, и она перевела взгляд в затемненный угол комнаты. – К несчастью, мои приключения принесли мне не только друзей, но и врагов. И хотя я живу здесь тихо, желая только одного, чтобы меня оставили в покое наедине с моими садами и книгами, моими фермами и этим домом, который я люблю, находятся глупцы, считающие меня опасной женщиной. – Она вновь перевела взгляд на братьев. – И поэтому теперь я должна передать нечто огромной ценности, потому что не могу больше оставлять это у себя. – Витторио выпрямился в своем кресле. – Но вам не надо отвозить это к Карло Бранкузи.
– Нет… – начал Витторио.
– Это мой дар вам, вам обоим.
Стефано обменялся с братом озадаченными взглядами.
– Почему вы делаете нам подарок? – поинтересовался он, хотя в глубине души эта поразительная возможность начала обретать форму.
Коломба взяла с подноса золотой кофейник.
– Кто-нибудь из вас хочет еще кофе? – спросила она. – Чтобы объяснить все как следует, я расскажу вам кое-что из своей жизни…
– Синьора, пожалуйста, – запротестовал Витторио. – Не сомневаюсь, история вашей жизни весьма занимательна, весьма… красочна. Но уже поздно, и мне нужно утром быть в Милане.
Она повернулась к нему, ее глаза сверкали.
– О да, я знаю, вы, Витторио, занятой человек. Пунктуальность – это нечто вроде Бога у вас, верно? Вы всегда входите в свой магазин ровно в восемь двадцать девять, до прихода ваших служащих, отпираете дверь ключами, которые держите висящими на талии на золотой цепи. В восемь тридцать мальчик из кафе приносит вам кофе, а ровно в девять вы открываете магазин для покупателей. Вы никогда не опаздываете.
Он уставился на нее.
– Откуда вы?..
Но она не дала ему говорить, хотя ее голос несколько смягчился.
– Вы, Стефано, боюсь, не столь рациональны. По утрам вы любите слишком долго валяться в постели – очень часто в постели хорошенькой юной синьорины, – пока не накинете на себя одежду и опрометью не броситесь в контору. Одежда ваша редко видит утюг, а волосы обычно выглядят так, словно вы расчесывали их граблями. Обеденное время проводите в библиотеке за чтением Пиранделло и Данте, а потом вынуждены бежать в контору, чтобы не опоздать. Синьор Бранкузи поругивает вас, но он начинает понимать, что вы не созданы для юриспруденции…
Стефано посмотрел на нее, чувствуя себя раздетым донага. У него кружилась голова от смущения и очарования.
Витторио тоже смотрел, но со злобой в глазах.
– Вы шпионили за нами! Знаете ли вы, что за одно это я могу вас арестовать? Я могу прямо сейчас пойти к телефону и…
– Я знаю, что вы можете, – вмешалась она. – И я знаю, что вы этого не сделаете.
– Да? – Витторио пробежал пальцами вниз по складкам брюк, будто готовясь нанести визит какому-нибудь партийному начальнику. – Почему вы так уверены?
Раскат грома проник сквозь толстые стены дома в комнату. Оконные стекла задребезжали от нового потока дождя, который с силой обрушился на них. Не обращая внимания на вопрос Витторио, Коломба подошла к окну, отдернула тяжелые драпировки и мгновение всматривалась в темноту.
– Думаю, я не позволю вам возвращаться в Милан в такую погоду, – произнесла она.
– Не позволите нам? – с жаром повторил Витторио. – Вы считаете, что можете командовать?
Коломба спокойно заметила:
– Я имела в виду, что вы можете остаться здесь на ночь.
– Невозможно! Если только станет известно, что я провел ночь в этом доме, доме…
– Витторио! – прорычал Стефано. – Не смей говорить с ней подобным образом. Я этого не допущу.
– Не беспокойся, Стефано, – нежно произнесла Коломба. – Я слышала гораздо худшее, и меня это давно не волнует. Я прошу прощения, Витторио, что поставила тебя в такое неловкое положение. Понимаю, что твои друзья по партии не одобрили бы этого, но никто не знает, что ты здесь. И не узнает. Почему же не дать мне возможность сделать ваше пребывание у меня приятным. Мы можем уладить наше дело не спеша, и вы сможете вернуться в Милан утром.
– Мы сочтем за честь остаться, – сказал Стефано.
Витторио так легко не сдавался.
– Синьора, у меня нет времени на…
– Вы должны найти время. Уверяю вас, сделать это в ваших интересах. – Впервые она возвысила голос, и в нем зазвучала такая решимость и авторитетность, что Витторио мгновенно опустился в свое кресло, неохотно покоряясь. Разумеется, он не забыл о ее обещании вознаградить его за потерю времени.
– Хорошо, – произнесла она и налила еще кофе. – А теперь у вас впереди вся ночь, чтобы выслушать мой рассказ.
Громкий раскат грома раздался над головой, как удар богов, означающий конец любому спору.
В течение следующего часа братья Д’Анджели слушали. Это на самом деле оказалась удивительная история. Стефано был загипнотизирован ее голосом и словами. Витторио, несмотря ни на что, был также увлечен.
– Вы, вероятно, знаете меня как Коломбу, – начала она, – но меня зовут Пьетра Манзи, и я родилась в квартале Спакка в Неаполе. – Ее голос по-прежнему был спокоен, когда она подробно рассказывала историю гибели всей своей семьи за десять лет до конца девятнадцатого века. – Холера. Умерли десятки тысяч. Сначала она забрала моих сестер, трех маленьких девочек, потом мать. А через неделю отца.
Она остановилась, минуту глубоко дыша.
– Потом Агостино Депретис, итальянский премьер в те ужасные дни, заявил: «Неаполь должен быть выпотрошен». Понимаете, чтобы избежать еще одного бедствия, он решил стереть с лица земли лачуги. Совершенно не думая о другом несчастье, выбрасывая людей на улицу, которым некуда было пойти. Спакка была уничтожена. Ничего не осталось, ни стены, ни окна. Мне было тринадцать.
Она рассказала, как жила с теткой, овдовевшей после болезни мужа, пока ее не взял к себе лавочник бесплатной прислугой.
– Остальное – очень старая история, сказка, которую вы слышали сотню раз. Маленькая Золушка, извлеченная из золы прекрасным принцем, – хоть он и не был принцем и я не вышла за него замуж.
Витторио грубо рассмеялся.
– Неудивительно.
Она не обратила на него внимания.
– Видите, моя жизнь вовсе не была сказкой. В ней не было никакого волшебства. Что я имею, я заработала. Мои желания исполнились, я достигла всего, чего хочет любая женщина – богатства, любви, положения, власти.
– Вы называете это властью? – спросил Витторио. – Погрязнуть в похоти, переходить от одного к другому, продавая себя более щедрому покупателю.
Глядя на брата, Стефано со сжатыми кулаками наполовину приподнялся со своего места.
– Я приношу извинения, синьора, за грубость моего брата.
– В этом нет необходимости. Я знаю, что он из себя представляет. Я знаю, каковы вы оба. – Она закрыла глаза и впервые показалась старой, словно своей жизненной силой не подпускала к себе годы. – Когда мне было за тридцать, я приняла решение. Самое обыкновенное решение, которое должны принимать миллионы женщин. Я решила завести ребенка. – Легкий смех смягчил ее голос, а когда она открыла глаза, в них, казалось, мелькали озорные огоньки. – Мне говорили, что это самое сильное переживание, которое доступно женщине, а я никогда не пропускала ни одного нового впечатления.
Сейчас она полностью овладела их вниманием. Они не пропускали ни одного ее слова.
– В то время у меня не было любовника. Не фыркай, Витторио. Это случалось часто. Я была очень разборчива и всегда верна человеку, с которым находилась в связи. Но в тот момент не было никого. Разумеется, для моего плана мужчина был необходим. Поэтому я с нетерпением ждала момента, когда он появится.
Она нашла его в господине, который подошел к ней однажды вечером в опере.
– Внушительная фигура, как физически, так и в смысле общественного положения, во многих отношениях впечатляющий человек. Он был довольно хорошо известен, но его отличала дерзкая надменность и он не боялся поступать по-своему и бывать на публике вместе со мной. Я приняла его предложение пообедать и решила, что он прекрасно подойдет.
Как и во всем остальном, план Коломбы почти сразу же осуществился, хотя она призналась, что беременность принесла ей хлопоты и роды оказались трудными.
– Отнюдь не то восхитительное ощущение, которое я ожидала пережить, – сухо заметила она. Но ребенок, желанный крошечный мальчик с крепкими ножками, стал радостью в ее жизни.
– Через четыре года я вновь забеременела – на этот раз не по плану. Отцом был другой любовник, человек, который по-настоящему овладел моим сердцем. Он тоже был важной персоной – и женат на бесплодной женщине, которую церковь запретила ему покинуть. Тем не менее мы оба были счастливы, когда я забеременела, и уверены, что у нас будет великолепный ребенок. Так оно и вышло…
В этом месте своего рассказа Коломба откинулась назад в кресле, маска боли исказила лицо, когда воспоминания охватили ее.
– Я любила своих сыновей почти что безрассудно, зная, что мне придется отказаться от них. Мой мир не годился для их воспитания. Я понимала, что клеймо будет и на них. У них будет возможность вести приличную, достойную жизнь. Расстаться с ними – все равно что отрезать себе руку, но я знала, что так будет лучше.
Вскоре после рождения второго сына Коломба отослала детей.
– У меня был очень близкий друг, адвокат в Милане. Я договорилась с ним, что он возьмет моих сыновей к себе и воспитает их. Мы решили, что разумнее будет дать им другую фамилию, – продолжала она. – Моя слишком хорошо известна. Я всегда думала, что мои дети были драгоценным даром ангелов. Поэтому назвала их Д’Анджели – Витторио и Стефано Д’Анджели.
Только тогда она посмотрела прямо на них, на каждого по очереди, с вызовом и мольбой одновременно.
Оба сидели пораженные, но по разным причинам. У Стефано было чувство, словно он получил ключи от рая. У него есть мать, живая, прекрасная, как он всегда представлял – даже лучше женщины его грез, поскольку у нее были смелость, душа и волшебство.
Витторио был подавлен.
– Ложь! – закричал он, вскакивая с кресла. – Мои родители были убиты…
– Бомбой анархиста? – спросила она. – Эту историю придумали мы с Карло, чтобы избавить его и вас от стыда.
Однако он отказывался сдаваться.
– Нет! Вы моя мать? Это чудовищно, – продолжал он, приняв бойцовую позу. – Вы превратили меня в незаконнорожденного, незаконнорожденного сына шлюхи. – Он двинулся вперед, его пальцы были в движении, словно собирались дотянуться до нее и задушить.
Стефано вскочил, чтобы встать между Витторио и… их матерью.
– Предупреждаю тебя, Витторио, никогда не говори с ней таким тоном!
– Сядьте оба. – Она не прикрикнула на них, но ее голос пресек их гнев – голос матери, уверенной в повиновении своих детей. – Я не позволю вам ругаться в моем доме.
Они медленно опустились в кресла, хотя Стефано не спускал с брата обеспокоенного взгляда. Нет. Своего единоутробного брата, дошло до него. Это многое объясняет.
Витторио, опустив плечи, смотрел в пол.
– Ты очень похож на своего отца, – обратилась к нему Коломба. – Он тоже не был бы доволен, расскажи я ему о тебе.
Витторио резко взглянул на нее.
– Он не знает…
Коломба не дала ему возможности докопаться до сути и повернулась к Стефано.
– Ты тоже очень похож на отца. Он был выдающимся человеком, возможно, гением. Ты бы гордился им. – Они обменялись улыбками.
– А я гордился бы? – потребовал Витторио.
– О да, ты бы гордился своим отцом, Витторио, а он тобой. – В ее голосе прозвучала ирония, но он, казалось, не заметил ее.
Стефано смотрел на прекрасную женщину с добрыми глазами, сверкающую в свете свечей. Час назад – возможно ли это? Только час назад Коломба была для него легендой. Теперь…
Он мысленно произносил слово «мама», пытаясь осмыслить его. Он подумал, кем бы он стал, если б у него была возможность вырасти рядом с ней.
– Если это откроется, – пробормотал почти про себя Витторио, медленно покачав головой. – Я обещал посвятить себя новой Италии, где таким, как вы, нет места.
– И вам это почти удалось, – закончила она. – Вот поэтому ваше присутствие здесь сегодня необходимо.
– Я сделаю все, чтобы помочь вам, синьора, – начал Стефано, потом умолк и с мольбой в глазах посмотрел на нее. – А можно я буду называть вас мамой?
– Мне бы хотелось, чтобы ты знал, как давно я мечтаю услышать это слово от тебя, от вас обоих. Я никогда не думала, что такое случится. Видите ли, я не собиралась рассказывать вам о себе. Ни сейчас, никогда вообще. Но твои друзья в черных рубашках, Витторио, вынудили меня пойти на это, – продолжала она с горечью в голосе. – Как ты сказал, я идеальный образец «декадентства», которому нет места в современном фашистском государстве. Недавно я узнала, что меня могут в скором времени арестовать за сотрудничество с антифашистами. Один из моих близких друзей отдал свое огромное состояние на борьбу с Муссолини. К тому же он еврей. А у тебя, Витторио, особый повод знать о все возрастающем суровом антисемитизме нашего Бенито. – Она печально улыбнулась, глядя на свои руки. – Дуче готов вальсировать с немецким фюрером.
Стефанио пытался перехватить ее взгляд, предупредить ее не говорить так открыто в присутствии Витторио, но она продолжала:
– Ла Тана со всем своим содержимым может быть конфискована в любой момент.
– Нет! – воскликнул Стефано.
– Ты не можешь обвинять государство, которое желает конфисковать такие нечестно нажитые богатства, – сказал Витторио, хотя в его тоне странным образом отсутствовала убежденность.
– Полагаю, нет ничего нечестного в том, чтобы отобрать твой магазин у еврея, – резко парировала она.
Витторио замер в хвастливой позе, не в состоянии защищаться. Браво, подумал про себя Стефано, с каждым мгновением все больше восхищаясь матерью.
– Сейчас чернорубашечники лезут все выше. Никто не может запретить им делать то, что они пожелают, как бы плохо это ни было. Но будь я проклята, если я буду стоять и наблюдать, как все, чем я владею, все, что я заработала, исчезнет в их карманах.
– Чем мы можем помочь? – спросил Стефано.
– Поосторожней, Стефано, – предостерег Витторио. – Она признает, что она враг государства. Если мы поможем ей…
Коломба бросила на него спокойный взгляд.
– Конечно, мой сын, я не хочу, чтобы ты нарушал свои принципы. Но прежде чем отвергнуть меня, может быть, ты пожелаешь увидеть то, что я предлагаю? – Она направилась к дверям и, улыбнувшись, протянула руку. – Идемте, я покажу вам.
Стефано сразу же последовал за ней. Но Витторио медлил, все еще опасаясь быть скомпрометированным. Из того, что она сообщила, дом и в самом деле мог быть под наблюдением. Предположим, что его видели входящим в дом. Предположим, известно, что женщина утверждает, что она его мать, поскольку он все еще считал это всего лишь утверждением. Витторио был не в состоянии принять это как установленный факт. Правда это или нет, но его посещение Ла Таны может навредить ему, разрушить его планы…
Однако упоминание о даре компенсировало этот риск. Что может дать женщина с таким состоянием? В следующий момент Витторио посмотрел вокруг себя на шедевры живописи, мебель и ковры, золоченые поверхности, на которых отражалось пламя камина. И он последовал за ней.
Она повела их вверх по лестнице красного дерева. Повсюду были сокровища, но они все вместе скорее создавали атмосферу богатого комфорта, чем неподвижную роскошь музея. У Коломбы не было вещи, которую она не любила бы – или не любила бы человека, подарившего ей ее.
Поднявшись по лестнице, она повернула и направилась к двери с золотой ручкой в виде русалки. Внутри комната была вся убрана шелком цвета слоновой кости и позолотой. Тяжелый атлас драпировал окна и покрывал мебель. Потолок украшали позолоченные розочки и ангелы, сделанные из алебастра. Высокие зеркала в стиле рококо тянулись вдоль обшитых резными панелями стен. Это была женская комната, самое сердце Ла Таны.
Здесь горело больше свечей, явно зажженных за несколько минут до их прихода, хотя присутствия слуг не чувствовалось.
– Моя гардеробная, хотя я называю ее своей сокровищницей. – Когда она говорила, то провела рукой по дубовой панели. С тихим шорохом панель сдвинулась, открыв глубокий тайник в стене. Коломба протянула руку и выдвинула столик с мраморной поверхностью на хорошо смазанных колесиках.
На его испещренной золотыми прожилками поверхности стояло более дюжины коробочек – покрытых бархатом, кожаных, позолоченных, с эмалью и инкрустированных. Открыв одну, она вынула ожерелье из изумрудов и сапфиров. Оно скользило сквозь ее пальцы, как змея из моря, его водянистые цвета чувственно переливались на ее руке.
– Восхитительно, – произнес Стефано, когда она протянула ему ожерелье. Волнистое «С», выложенное бриллиантами, украшало застежку.
Затем она достала сережки из идеально подобранных рубинов цвета голубиной крови, называемых так потому, что они точно такого же цвета, как две первые капли из ноздрей только что убитого голубя. Их она дала Витторио. Его пальцы гладили холодную поверхность рубинов так же нежно, как если бы они ласкали теплую плоть желанной женщины.
Она показала им брошь в виде пучка пшеницы с бриллиантовыми зернами, укрепленными на золотой проволочке так искусно, что колосья дрожали словно от летнего ветра при малейшем движении хозяйки. Другая брошь была выполнена как веточка малины, каждое сочное зерно – отдельный рубин. Вынимались и другие драгоценности. Браслет из тяжелого золота, украшенный камеями, кольцо с искусной эмалью на золоте. Комплект из изумрудов и бриллиантов, состоящий из тиары, ожерелья, серег и браслета.
– Он принадлежал императрице Евгении, – сказала она с оттенком высокомерия.
Стефано следил, прикованный к месту, как она извлекала одно украшение за другим, обращаясь с каждым с уважением, даже с почтением. Когда они сверкали в ее руках, он знал, что никогда больше не увидит подобного зрелища. Ни одна королева не могла иметь более прекрасной коллекции сокровищ, чем Коломба.
– Это одна из моих любимых, – сказала она, доставая брошь в виде феникса – птицы, возрождающейся из собственного пепла; большой, в форме сердца, розовый бриллиант, редчайшего среди бриллиантов цвета, окруженный золотом и бриллиантами, был грудью птицы; глаза сделаны из сапфиров, а изумрудные крылья широко расправлены, как у птицы, поднимающейся от рубиновых языков пламени.
