Текст книги "Сокровища"

Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Он мгновение помолчал.

– Я бы сказал, что у вас будет тяжелый случай несварения.

Она рассмеялась, ставя бокал обратно, потом опустила пальцы в воду и выудила бриллиант из Голконды.

Восхищение на его лице было такое же ясное, как глубины сверкающего на столе драгоценного камня.

– Но каким образом? Я… я думал, вы будете поставлены в тупик.

– Так оно и было… пока я не нашла ключ к вашему тесту.

– Какой ключ?

– А это мой секрет. Но давайте перейдем к остальному делу. Я умираю от голода. В этом заведении есть еда?

Он улыбнулся улыбкой очарованного человека.

– Думаю, они, возможно, могли бы… как это у вас называется… раздобыть что-нибудь.

– Вы у нас скоро заговорите как настоящий американец. Может быть, даже как ньюйоркец.

Он в очередной раз от удивления покачал головой, потом поднял руку и подозвал Генри.

Еда была великолепна. Над закусками, состоящими из необыкновенно свежего и бархатистого жирного печеночного паштета, черенков сельдерея и нежного тонкого аспарагуса, Марсель расспрашивал Пит о ней самой, ее воспитании, откуда у нее такой интерес к ювелирному делу. Она ловко избежала ответов на вопросы, сказав, что ей хочется узнать больше о нем, и ей удалось услышать рассказ о жизни во Франции отпрыска из состоятельной семьи.

– Мы не нувориши, но и не древнего происхождения. У нас есть небольшое прелестное шато в долине Луары. И, конечно, отель в Париже.

– Разумеется, – спокойно сказала Пит, стараясь казаться бесстрастной.

В качестве основного блюда Марсель рекомендовал лягушачьи ножки с травами и чесноком.

– Нельзя прийти в ресторан, называемый «Лягушка», и не отведать ее, – убеждал он, но Пит выбрала морской язык в остром горчичном соусе и сменила тему разговора.

– Вам нравится Нью-Йорк?

– Все больше и больше, – ответил он, глядя на нее теплыми, как растаявший шоколад, глазами. – Теперь, Пит, вы должны рассказать мне, как получилось, что вы так много знаете о бриллиантах?

Значит, его не устраивает, что она избежала ответа. Но Пит не могла сказать ему правду, что ее дедушка когда-то работал огранщиком у его отца и был уволен за ошибку, которую может допустить любой хороший мастер.

– Моя бабушка коллекционировала драгоценности, – ответила она. – Думаю, я от нее унаследовала страсть к камням. Я изучала их с детства…

– Самостоятельно?

– Время от времени мне помогали.

Он помедлил, словно желая услышать больше подробностей, но потом кивнул головой и жестом дал понять официанту, чтобы тот принес десерт.

После того как Пит насладилась необыкновенно нежным суфле «Гранд Маринье», а Марсель расправился с «Монблан» – хрустящими молотыми каштанами, политыми взбитыми сливками, он попросил принести счет.

– Хотите потанцевать, Пит? Мы могли бы отсюда поехать в…

Она оборвала его.

– Нет, спасибо, Марсель. Не забывайте, это был деловой обед. А наш бизнес завершен. – Она вспомнила, что ей хотелось узнать, как он танцует. Однако, если она проведет в его обществе слишком много времени, как ей тогда избежать его вопросов?

– Как хотите. Но я вас провожу.

Нет, она не собиралась позволить этому эффектному молодому французу подвести ее к двери убогой квартиры без лифта в Кухне ада, даже несмотря на то, что у него было только шато. И по другим причинам будет лучше, если он не узнает, где она живет, что может вызвать другие ассоциации. В любом случае, совсем не повредит поддерживать его в неведении. Дымка тайны никогда не вредила женщине. Это был один из немногих уроков, усвоенных ею от матери.

Огорченный ее нежеланием продолжить вечер, Марсель молча оплатил счет, затем проводил ее до тротуара.

– Спокойной ночи, Марсель. Мне все очень понравилось, еда… и мой тест. Спасибо. Вы не пожалеете, что дали мне работу.

Он слегка поклонился.

– Я уже сейчас рад этому.

К ним подъехало такси, и Пит направилась к машине.

– Одну минуту, – резко сказал он, схватив ее за руку. На какой-то миг ей показалось, что он собирается поцеловать ее. – Я должен знать – ключ к решению моего теста, что это было?

– Все очень просто. Мне нужно было только полностью доверять вам. Вы сказали, что камень перед моими глазами. Поверив, что вы не обманули меня, я знала, что мне следует более внимательно смотреть. Когда я подумала о том, как тщательно вы заранее подготовили стол, и вспомнила тот небольшой момент с официантом, который принес воду, все стало ясно.

– Было так просто, потому что вы доверяли мне?

– Это облегчило мой поиск, – ответила она, когда он открыл дверцу такси и она забралась внутрь. Пристально посмотрев на него, она добавила: – Доверять вам оказалось нелегко.

Он закрыл дверь, и такси тронулось.

Марсель стоял и смотрел на удаляющиеся задние фонари машины, пока они не затерялись в потоке движения. Это было единственное, что он мог делать, чтобы не прыгнуть в другое такси и не закричать водителю: «Езжай за тем такси», – как Кэри Грант в одном из фильмов Альфреда Хичкока. Она была красива, идеально красива, эта девушка с сияющими волосами, как самый темный обсидиан, и глазами цвета самых лучших сапфиров, которые когда-либо доводилось продавать его отцу.

Но он, в конце концов, француз с присущей аристократической холодностью. Вернувшись в ресторан, он зашел в телефонную будку и начал набирать номер одной из многих фотомоделей, которые регулярно согревали его постель.

Однако, прежде чем его соединили, он повесил трубку. Сегодня он не хочет быть еще с одной женщиной. Он счастлив – даже более чем счастлив – быть просто с воспоминанием о женщине.

Глава 11

Внутри сверкающего «роллс-ройса» раздавался звук, напоминающий нежное мурлыканье кошки. Вид женевского озера Леман за окном успокаивал. Но Марсель был в замешательстве.

– Я по-прежнему не понимаю, зачем мы едем на встречу с этим человеком, Père. Ты ведь знаешь, что он за бизнесмен. Я часто слышал, как ты говорил, что он не нашего круга.

Клод Ивер откинулся на мягкую спинку сиденья, обтянутую темно-синей кожей.

– Потому что я хочу услышать, что он собирается сказать. Он сообщил, что у него есть для нас предложение.

– Это имеет отношение к филиалу в Нью-Йорке? Если нет, не вижу причины, почему я должен лететь в Женеву, чтобы встретиться с кем-то, кто не будет мне полезен.

Всего несколько недель назад Марсель взял управление нью-йоркским магазином в свои руки и все еще чувствовал себя неуверенно в новом качестве. Он не переставал удивляться, почему было принято это решение – дать ему этот магазин – именно сейчас и так неожиданно. Накануне он катался на лыжах в Шамони, на следующий день отец велел ему лететь в Нью-Йорк, потому что он принимает там управление филиалом. А сейчас его так же неожиданно вызывают в Женеву.

– Père…

– Марсель, если ты хочешь преуспеть в этом нашем, иногда странном деле, ты должен научиться терпению. Жизнь, сын мой, не всегда то, чем кажется. Пока твоя работа – просто сидеть и слушать, и ждать, пока тебе не скажут, что правильно, а что нет.

Господи, как он ненавидел, когда отец говорил загадками. А за последнее время он даже делал много загадочного. И вел себя непонятно.

Сейчас думать об этом не хотелось. О ком он действительно желал помечтать, так это о Пит Д’Анджели, молодой женщине, которую недавно принял на работу в нью-йоркский магазин. Он не знал, как долго она задержится, но надеялся, что она не уйдет из магазина в ближайшее время. Он был заинтригован этой красивой американкой с мальчишеским именем, которая, казалось, знала о бриллиантах по крайней мере столько же, сколько он сам. Он хотел получше узнать ее – гораздо лучше.

Как только он прилетит в Нью-Йорк, он позвонит ей. Возможно, еще один обед… может быть, на этот раз в «Лютеции».

Машина свернула на Рю дю Рон, самую роскошную торговую улицу в Женеве, и остановилась перед самым новым и самым блестящим магазином на ней – «Тесори», сообщали золотые буквы на двери. Когда двое мужчин вышли из машины, Марсель посмотрел на отца с нежностью. Он увидел человека безупречно одетого, подстриженного и с безупречным маникюром. Его, словно облако, окружала аура процветания и уверенности.

Тяжеловесное изобилие «Тесори» было прямой противоположностью сдержанной элегантности магазинов «Дюфор и Ивер». Вместо нескольких превосходных украшений, выставляемых на черном бархате, и других, доставаемых по просьбе посетителей, здесь драгоценности, казалось, были навалены грудами, висели и повсюду выставлялись напоказ – бриллианты, свисающие с миниатюрных голых веток, рубины в хрустальных вазах, жемчуг, свернутый кольцами и скользящий по прилавкам, будто змеи.

Драгоценности как театр, подумал с усмешкой Марсель.

У двери магазина их встретил сам хозяин, Антонио Скаппа, говорящий по-итальянски швейцарец в прекрасно сшитом жемчужно-сером костюме, который скрадывал его мощную фигуру и предавал внешности большую представительность.

– Добро пожаловать, господа! – Он приветствовал их сердечным рукопожатием. – Добро пожаловать в «Тесори». С удовольствием покажу вам, что мы здесь сотворили. Думаю, на вас это произведет впечатление.

– Поэтому мы приехали, синьор Скаппа, – с достоинством сказал Клод Ивер.

Скаппа справедливо гордился своим детищем. Латунь и мрамор с золотыми прожилками, красные бархатные ковры и зеркала оттеняли золото, жемчуг, бриллианты и другие сокровища, столь щедро выставленные напоказ. Сотни людей были заняты созданием и продажей драгоценностей, которые сделали синьора Скаппу богатым человеком. Магазин был большой, кричащий и, кроме того, процветающий. И кто мог поспорить с этим, подумал Марсель.

Им показали весь магазин – торговые залы, рабочие комнаты, студии дизайна и личные салоны. Когда они выходили из студии дизайна, к ним подошла молодая девушка – высокая, фигуристая блондинка в эффектном красном джерсовом платье.

Бог мой, подумал Марсель, оглядывая ее всю. Она очень сексуальна. Другого слова и не подберешь. Густой каскад волос цвета меда, рыжевато-коричневые кошачьи глаза под темными вразлет бровями, а фигуре могла позавидовать сама Софи Лорен. Платье, волосы и особенно необузданный блеск янтарных кошачьих глаз сразил его, как удар в живот.

– А, Андреа, – сказал Антонио Скаппа, когда она подошла. – Господа, позвольте мне представить вам мою дочь, Андреа Скаппу.

– Рады познакомиться, – произнесли по очереди мужчины. Но Клод сказал это с присущим ему достоинством и любезностью, а Марсель, как озорной мальчишка, готовый к приключению.

– Очень рад, – повторил он и поцеловал ей руку.

Взгляд, который она бросила в ответ, был, по крайней мере, такой же озорной, как и его, но за простым флиртом скрывалось еще нечто. Она что-то хотела от него – то ли его очаровательного, сексуального «я», то ли нечто другое, более полезное, он пока не знал. Она его заинтриговала. Он точно выяснит, что ей нужно. Что же касается его самого, он прекрасно знает, чего от нее хочет. Он хочет взять ее, как спелый персик, вонзить в нее зубы, и пусть сок течет по его подбородку.

– Андреа, принеси нам, пожалуйста, кофе в мой кабинет.

– Конечно, папа, – сказала она и выплыла из комнаты, восхитительно покачивая округлым задом в красном джерси.

В зеркальном кабинете Скаппы их усадили на огромный красный диван «честерфильд».

Скаппа откинулся назад, руки на подлокотнике кресла, ноги твердо на полу, и осматривал своих гостей. Удовлетворенная, почти самодовольная улыбка, приподняла его полные губы.

– Ну что ж, господа. Как вы могли заметить, «Тесори» стала силой, с которой следует считаться в ювелирном мире.

– Несомненно, – сказал Клод.

– Конечно, мы еще не принадлежим к такой же семье, как «Дюфор и Ивер».

– Это тоже верно, – заметил Клод.

Скаппа нахмурился, но, прежде чем он прокомментировал, вошла Андреа с тяжелым серебряным сервизом на подносе.

С соблазнительной улыбкой она разлила кофе, затем направилась к одному из кресел с подголовником напротив дивана. Но не села. Она повернулась к отцу, и Марсель заметил, что выражение ее лица было почти умоляющим.

Антонио нахмурился, взглянул на Клода Ивера, затем на Марселя. Смущенный тем, что разглядывал дочь этого человека, как пес с высунутым языком, Марсель отхлебнул кофе и от волнения обжег себе язык.

– Папа?..

– Пожалуйста, останься, Андреа, – сказал он, не сводя глаз с Марселя. – Возможно, у тебя будет что добавить к нашему обсуждению. – Для Марселя его тон звучал скорее как предупреждение, чем приглашение, умно замаскированный способ приказать ей заткнуться и выглядеть красивой. И она удивилась разрешению остаться. В их отношениях было что-то – как это в Нью-Йорке называют? – что-то не заслуживающее доверия. Будто они были соперниками, а не отцом и дочерью.

– Господа, – начал Скаппа, – пришло время «Тесори» расширить свои владения за пределами Швейцарии и Германии, добраться до тех денег, которые только и ждут, чтобы их потратили на украшения. Вот почему я желаю купить «Дюфор и Ивер».

Марсель был настолько потрясен, что моментально забыл о присутствии Андреа Скаппы. Разумеется, его отец ни прежде, ни когда-то в будущем не предполагал продавать дело, особенно человеку типа Скаппы, с явным отсутствием вкуса и аристократизма.

Но Клод по-прежнему оставался невозмутимым, и Скаппа продолжил, словно все обсуждение было простой формальностью.

– Честно, господа, мне нужно то, что имеете вы. Мне нужны ваши важнейшие рынки сбыта в Риме, Нью-Йорке и Париже и патина давно признанного качества, которое привлекает к вашему имени. А вам, господа, необходимо продать.

– Что заставляет вас так думать… – начал Марсель, но отец рукой и взглядом остановил его.

Скаппа продолжил:

– Мы все знаем, как трудно в нашем деле сохранить секрет. Я бы сказал, невозможно. Слухи, молва, они кружат как огонь в пораженном засухой лесу. К сожалению, обычно высокий уровень всей сети магазинов «Дюфор и Ивер» упал. Конечно, не намного, но достаточно, чтобы причинять вам, я уверен, беспокойство. Выручка падает. В нашем деле, где надо сохранять дорогой запас, это серьезная проблема.

– У нас были сложные периоды в прошлом, – сказал Клод, – но мы всегда справлялись с ними.

– И очень хорошо. Вы делали деньги, когда многие другие не могли. Но сейчас есть также и иные признаки для беспокойства. Вы предоставили сыну полную ответственность за прибыльное дело в Нью-Йорке, хотя в двадцать шесть лет он все еще недостаточно опытен.

Впервые заговорила Андреа, низким охрипшим голосом, будто только что выползла из постели, подумал Марсель.

– Отец, я уверена, что месье Марселю было доверено управление магазином в Нью-Йорке благодаря его недюжинным способностям, несмотря на его возраст. – Она обращалась к отцу, но смотрела прямо на Марселя, и глаза говорили больше, чем губы.

– Несомненно, – сказал, нахмурясь, Скаппа, словно удивляясь, как это она осмелилась открыть рот.

– Я понимаю, месье, – продолжил Скаппа, меняя тактику, – что это не первый ваш приезд в Швейцарию в этом году. Мне сказали, что недавно вы воспользовались услугами одной превосходной клиники в Давосе. Она известна своими уникальными методами лечения рака, который считается неизлечимым, не так ли? – Клод не отвечал. Он просто склонил голову и продолжал слушать.

– Отец, что он?.. – спросил Марсель, но отец опять остановил его суровым взглядом и тихо сказал:

– Спокойствие, мой сын.

– Тогда, – продолжил Скаппа, – имеет значение личное присутствие. Многие в нашем деле приписывают успех «Дюфор и Ивер» вашему деятельному личному руководству, месье, требующему от вас постоянных поездок в ваши филиалы. Но в последнее время замечено, что вы мало разъезжаете. Короче, месье, все уже понимают, что вы больны, что вы готовите вашего сына занять ваше место и что у вас может не хватить времени завершить это дело. Кажется, подошло время для вас принять решение на благо нам обоим.

Марсель встал и наклонился над огромным блестящим черным столом, где сидел Скаппа.

– Почему, черт возьми, вы считаете моего отца больным? Или, что мы примем такое предложение от вас?

– Марсель! – воскликнул Клод.

Скаппу не возмутили эти вспышки эмоций. Он просто подался вперед в своем кресле, воплощение уверенности с налетом честолюбия.

– За исключительное владение «Дюфор и Ивер» я готов предложить… – Он назвал цену в миллионах, многих миллионах. Это было значительное состояние, по мнению любого человека, и у Марселя перехватило дух от суммы. Он взглянул на Андреа и увидел, как ярко сверкали ее янтарные глаза. Был ли это триумф? Гнев? Может быть, предупреждение? – Я готов, даже хочу, чтобы ваш сын по-прежнему руководил филиалом в Нью-Йорке. Я никогда там не был и не имею желания когда-либо отправиться туда. Я не понимаю американцев. И к тому же считаю разумным, если в бизнесе по-прежнему будет занят Ивер. Вы должны признать, месье, что это прекрасное предложение.

Наконец настал черед Клода Ивера высказаться. Он подошел к окну и минуту полюбовался прелестным видом озера Леман. Утренний туман, который часто окутывает Женеву, рассеялся, и озеро засверкало от солнечного света.

– Вы правы, синьор Скаппа, – начал он со спокойным достоинством. – Я умираю.

– Отец, нет! – воскликнул Марсель.

Клод повернулся и посмотрел на сына, и на фоне сверкающего неба и воды он выглядел неожиданно изможденным.

– Мне жаль, Марсель, что ты узнал об этом таким образом, но это правда. У меня редкая форма рака крови. Доктора сказали, это всегда имеет фатальный исход. – Он повернулся к Скаппе. – Верно и то, что на моей компании сказалась болезнь и что продажа снизилась. Я спешно готовил своего сына принять дела, когда меня не станет. Я ничего из этого не отрицаю и приехал сюда потому, что считаю, что не могу просто проигнорировать серьезное предложение.

– Отлично, – произнес Скаппа и начал подниматься.

– Однако, – продолжил Клод, – посмотрев, как поставлено ваше дело, не думаю, что «Тесори» подходящая пара «Дюфор и Ивер».

– Не подходящая пара? Но…

– Наши стили, сами причины нашего пребывания в этом деле, заметно расходятся. Ваш стиль явно работает на вас, как вы любезно нам сегодня продемонстрировали. Не думаю, что он годится для нас. Боюсь, мы вынуждены отклонить ваше великодушное предложение. – Он чопорно подошел к сыну и протянул руку Скаппе. – Нам жаль, что мы отняли у вас время, синьор. Мадемуазель, – добавил он, слегка поклонившись в сторону Андреа. Блеск исчез в ее глазах, вместо него появилось нечто вроде огорчения или, может быть, печали и симпатии. Что именно, Марсель не знал, в тот момент он был слишком ошеломлен, чтобы пытаться определить.

– Вы совершаете ошибку, месье, – сказал Скаппа. – «Тесори» будет продолжать расширяться с вами или без вас. Если вы отказываетесь присоединиться к нам, вы, в конце концов, будете погребены нами.

– Может быть, – признал Клод. – Это шанс, которым мы должны воспользоваться. Прощайте. – Затем он повел Марселя из комнаты.

Спустя полчаса оба Ивера апатично сидели на солнце на террасе озера Перл дю Лак за завтраком, состоящим из свежего озерного окуня, альпийских ягод, холодного сухого белого вина из Валэ, практически ничего не отведав. Солнце сверкало на отдаленных снежных вершинах Монблана, в то время как фонтан выбрасывал в воздух на четыре фута бриллиантовые брызги воды из спокойного озера.

Некоторое время они не касались темы, которая поглотила все их мысли. Рана была слишком свежа, чтобы прикоснуться к ней.

Наконец, когда подали кофе, Марсель посмотрел на отца.

– Тебе следовало сказать мне, – проговорил он, помешивая кофе в чашке.

– Возможно, – согласился отец.

– Сколько… сколько? – Его голос цеплялся за слова.

– Год, они говорят. Может быть, немного меньше.

– Mon dieu. – Дрожь пробежала у Марселя по спине. Хотя он всегда побаивался своего всесильного отца, он очень любил его. Скорбь и гнев поднялись в нем, как вода под давлением, перед тем как взметнуться из фонтана. – Все это время ты позволил мне считать, что доверил мне управление филиалом в Нью-Йорке, потому что верил в мои способности.

– Я верю.

– Но этого не произошло бы так быстро, если б не твоя болезнь. Верно?

– Возможно, нет. Но я отклонил предложение Скаппы. Разве я поступил бы так, если б не верил, что ты можешь взять на себя управление фирмой, когда придет время. Неужели я был поспешен в этом решении?

Марсель смотрел на серо-синие воды озера. Он наблюдал, как взлетела цапля, неуклюже хлопая широкими крыльями, пока не поднялась в воздух, планируя, как облако.

– Не знаю! – воскликнул он. Он был так рад, что его отправили в Нью-Йорк, так воодушевлен пробой своих сил и так гордился доверием отца. Но он должен признать, что часто испытывал разочарование от недостатка опыта и его подавляла ответственность за дело. Ему часто хотелось, чтобы у него было побольше времени просто поиграть, поэкспериментировать с жизнью, насладиться тем, что он красив собой и молод.

Голос отца врезался в его мысли, как только что наточенный нож.

– Сможешь ли ты это сделать, мой сын? Сможешь ли ты принять у меня все дела меньше чем за год? Сожалею, что вынужден торопить тебя с решением, но если ты не хочешь брать на себя ответственность, если считаешь, что это будет для тебя непосильной ношей, ты обязан мне сказать. Мы должны сразу же начать поиски другого, такого же хорошего предложения.

– Зачем затруднять себя? Почему просто его не принять?

Клод покачал головой.

– Чудо драгоценных камней, секрет их притягательности для нас, простых смертных, – в том, что эти, кажущиеся твердыми и вечными, субстанции также таинственно наделены жизнью, пульсирующей в сердце огнем и цветом. Этот Скаппа, он совершенно другой. Какова бы ни была внешняя сторона его жизни, в сердце он холоден, словно безжизненный камень. Я не могу перенести, чтобы в руки подобного человека попало то, что я так долго создавал.

– Но, отец, Скаппа – легенда в ювелирном деле. Никто не добился там такого быстрого успеха. Он, вероятно, прав, намекая, что «Тесори» похоронит всех нас. Посмотри, как многого он достиг за двадцать два года.

– Не настолько много, чтобы заслужить «Дюфор и Ивер».

Все посетители ушли, огромные стальные двери главного входа были заперты. Антонио Скаппа сидел за своим громадным черным столом, машинально рисуя фигуры в блокноте, спиной к большому окну и восхитительному виду озера, приобретающего с приближением ночи темно-серый цвет.

Он был взбешен. Он рассчитывал, что Иверы запрыгают от радости после его предложения. Он потратил много времени и денег, отыскивая и найдя слабое место, с помощью которого он надеялся заставить Ивера принять его условия.

«Тесори» нужно слияние со старой, признанной фирмой, как «Дюфор и Ивер». Скаппа значительно преуспел за эти годы. Используя энергию послевоенного возрождения Европы, он смог создать дело, проявляя напористость и не боясь новшеств, применяя методы оптовой торговли и современную торговую технику, приобретая старые коллекции в местах, где когда-то состоятельная элита остро нуждалась в наличности – местах вроде Индии, где он купил дюжину сокровищ у махарадж, лишенных своих огромных владений. Иногда он продавал камни как они есть, иногда разрезал их, чтобы заработать на них больше.

Но этого было недостаточно, нет, когда в мире столько много новых денег и в следующее десятилетие их будет еще больше. Он чувствовал это. И Антонио Скаппа хотел свою долю.

После сегодняшней встречи он знал, что у него нет шанса заполучить «Дюфор и Ивер». Он достаточно хорошо знал людей, чтобы понять окончательный отказ Клода Ивера. Черт бы побрал этого человека, подумал он, нажимая карандашом на бумагу, пока тот не сломался.

В кабинет вошла Андреа.

– Ну, что сейчас произошло?

Последовал резкий ответ:

– Ничего сейчас не произошло. Я не могу заставить их продать.

– Нет, я и не предполагала, что тебе удастся. Мне жаль. – Он не мог знать, как справедливо было это утверждение. Хотя люди обычно замечали и запоминали ее внешность, Андреа была так же умна и честолюбива, с хорошими деловыми задатками и врожденным талантом к ювелирному бизнесу. Она знала, что могла бы стать настоящей помощницей отцу, если б только он дал ей возможность. Беда в том, что он не видел для нее места в своем деле. Когда случайно он позволял поработать для него, она использовалась с чисто декоративной, соблазняющей целью, как это было сегодня. Он заранее предупредил ее одеть красное платье, напомнив, как пригодится, если Марсель Ивер очаруется ею. Это была единственная сфера, в которой он признавал ее талант.

Но Антонио никогда не доверял ей ничего такого, где она могла проявить свой ум или способности.

Когда она жаловалась, его ответ был один и тот же.

– Ты хочешь помочь мне, выйди замуж за одного из богачей, которые приходят сюда и с вожделением пялятся на тебя. Тогда ты сможешь стать одной из моих лучших клиенток, и к тому же у меня под рукой будет банкир, когда мне потребуется ссуда для расширения дела.

Что еще хуже, он активно поощрял ее брата Франко проявлять большой интерес к бизнесу, побуждая браться за работу, о которой просила Андреа и в чем ей было отказано. А Франко, возлюби Боже его неотразимую душу, вряд ли мог бы проявлять меньший интерес. В двадцать один год он больше всего хотел стать международным плейбоем и чемпионом в поло.

Сейчас она наклонилась к отцу над его сверкающим столом, глаза у нее сверкали так же ярко.

– Тебе он не нужен, папа. Вместе мы могли бы превратить «Тесори» в самую процветающую сеть ювелирных магазинов мира. Почему ты не позволяешь помочь тебе, папа? Я смогла бы. Я…

– Хватит, Андреа, – оборвал он ее. – Бизнес не место для женщин, даже для тебя. Это не твоя роль. Когда наступит время принять у меня дело, Франко будет уже к этому подготовлен. Я прослежу за этим. А теперь, почему бы не отправиться куда-нибудь в этом привлекательном платье, которое сейчас на тебе, туда, где оно могло бы сослужить нам службу. Здесь оно пропадает зря.

Она стала суровой от гнева.

– Когда-нибудь, отец, – сказала Андреа дрожащим от подавляемой ярости голосом, – я смогу взять все мои красивые платья, плюс мое огромное очарование и ум, и талант и употребить их в своем собственном деле, чтобы доказать тебе, что я могу это сделать. Я задам тебе такого жару, что ты сломя голову бросишься в Париж из-за того, что не воспользовался моими способностями сам.

Андреа надеялась, что, купив «Дюфор и Ивер», «Тесори» так быстро станет расширяться, что отцу придется прибегнуть к ее помощи. Теперь этому не суждено сбыться.

Но, возможно, есть другой путь…

Марсель спал, видя в запутанном сне Пит Д’Анджели в виде леди Годивы на белой лошади, усыпанной бриллиантами, скачущей мимо скалы, с которой только что прыгнул отец. Марсель попытался схватить его, но вместо этого был отброшен в сторону, попав под копыта лошади Пит. Когда лошадь заржала и встала на дыбы, пронзительно зазвонил телефон, разбудив его.

– Да, – пробормотал он в трубку.

– Месье Ивер, – раздался женский голос. – Надеюсь, не разбудила вас.

– Нет, – опять пробормотал он, пытаясь проснуться, чтобы узнать голос, который вызывал у него какие-то недавние воспоминания.

Она засмеялась, и этот звук вызвал трепет в теле. Теперь он понял, кто это. – Мадемуазель Скаппа, – проговорил он подобием своего нормального голоса.

– Я все-таки разбудила вас, верно? Мне жаль. Но мне надо обсудить с вами нечто важное – сделать предложение.

Сейчас он уже окончательно проснулся, сидя на краю постели, свесив крепкие обнаженные ноги. Предложение? Именно то, что он имел в виду, как только увидел ее.

– Я всегда открыт для предложений от красивых дам.

– Думаю, вы могли бы. Скажем через пятнадцать минут в баре холла.

– Давайте через десять минут, мадемуазель.

В трубке раздался тихий щелчок.

Сидя в черном бархатном кресле в холле, она показалась Марселю почти что драгоценностью, выставленной в гигантском футляре, когда он приближался к ней. Она сменила эффектное платье на менее яркое, но не менее соблазнительное. Он заметил, что в мягком водопаде шелка цвета персика, под цвет кожи, она казалась еще красивее, если только такое было возможно. И он хотел ее все больше и больше.

Она поднялась поприветствовать его, коснувшись рукой его щеки, необычайно интимный жест.

– Честно говоря, мне не хочется ничего пить, а вам? Чего мне действительно хочется, так это погулять с вами на свежем ночном воздухе.

Он одарил ее улыбкой, которую уже оценила сотня женщин.

– Когда женщина выглядит так, как вы сейчас, прохладный воздух – это единственная альтернатива. – Он взял ее руку, положил в изгиб своей руки и вывел через парадную дверь.

Было не очень холодно, но на ней не было шали. Он предложил ей свой пиджак, она отказалась.

– Нет, я хочу почувствовать это. Мне нравится ощущать прикосновение к коже. – Она повернулась лицом к легкому ветерку, дующему с озера, позволив ему поднять ей волосы.

Несколько минут они шли молча, чувствуя себя уютно в обществе друг друга, что странным образом не удивляло ни его, ни ее. Они прошли около ста ярдов, когда очутились на пирсе, где отплывал в ночную прогулку по озеру один из пароходиков.

– Вы сказали, что у вас есть предложение, – начал Марсель. – Мне всегда казалось, что предложения лучше делать на воде, а вам?

– На воде намного лучше, – согласилась она, и они взошли на сходни.

Когда Женева стала удаляться, Марсель и Андреа побрели по палубе. Они нашли столик, где съели по дюжине устриц и запили шампанским. В салоне небольшой оркестр играл танцевальную музыку, ту медленную, сексуальную танцевальную музыку, которая так подходила к романтическому полночному круизу.

К тому моменту, когда они вступили в салон и Марсель привлек ее к себе, его уже обуревало желание. Ее тело прижалось к нему, и он почувствовал, что на ней нет лифчика. Ее груди мягко, уютно упирались в него. Независимо от музыки они просто качались в подобии ритма. Они уже не могли оторваться друг от друга.

Они ничего не говорили, само молчанье стало частью эротической прелюдии, частью их интуитивного ощущения взаимного желания. Марсель не сомневался, что Андреа явилась к нему с каким-то предложением, отнюдь не сексуальным, и был уверен, что оно последует в конце.

Это оставалось на потом.

Когда пароходик пришвартовался, они первыми поспешили сойти на берег. Они почти бежали по сходням. Андреа с трудом, в своих босоножках на высоких каблуках, Марсель наполовину тащил ее. Расстояние до отеля казалось милями, многими милями. Холл, который им нужно было пересечь, они восприняли как дюжину футбольных полей. Они не могли идти так быстро, как хотели бы.

Наконец они добрались до лифта, и двери за ними закрылись.

– Слава Богу, что есть автоматические лифты, – проговорил Марсель, и это были последние слова, после которых он закрыл ртом ее губы, его рука уже неистово блуждала по великолепным округлостям под персиковым шелком. Рука скользнула вверх по прикрытому шелком бедру, пока не добралась до обнаженной плоти, потом выше, пока не наступил момент открытия.