Текст книги "Сокровища"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)
Он застонал. Под поясом на ней не было трусиков, и упругие волосы были такие же влажные, как истекающий соком спелый персик. Он опустил в нее руку и погладил тот персик, сделав его еще более сочным.
– Я не могу больше ждать, пока ты наконец дотронешься до меня, – прошептала она.
– Я буду прикасаться к тебе, – сказал он, сделав именно это. – Я коснусь каждого уголка твоего тела.
Его номер был на верхнем этаже. Он не мог ждать и облокотился на аварийную кнопку. Лифт вздрогнул и остановился между этажами, пока он прижал ее к стене, тиская и изнемогая от желания.
Ее желание было столь же велико и так же настойчиво. Она шарила пальцами и никак не могла расстегнуть «молнию» у него на брюках. Когда справилась с ней, пальцы стали возиться с тканью, пока не появился пенис, большой и красный, великолепный в своем желании.
Он задрал ей юбку, обнажив влажные светлые завитки. Затем, схватив за бедра, он слегка приподнял ее, наклоняя вперед, пока она не открылась, приглашая и маня его.
– Сейчас, я хочу тебя сейчас же! – сказала она.
Конец пениса секунду помедлил у входа и затем нырнул в нее. Они пришли в неистовое движение, вжимаясь друг в друга, сталкиваясь телами. Лифт качало, словно в шахте дул ураган.
– Мой Бог, – проговорил Марсель в тишине. – Ты…
Но он не закончил фразы. В тот миг он был охвачен пароксизмом удовольствия, который, казалось, сразил его с силой в тысячу вольт.
И именно в этот же самый момент она достигла своего оргазма. Он был зажат со всех сторон, ее руки так сильно вцепились ему в спину, что он ощутил себя в когтях орла, уносящего его в небо. Ничего не имело значения, кроме полета, когда он поднимался все выше и выше, пока орел не устремился вниз и оставил его стоящим, затаившим дыхание и обливающимся потом в руках женщины, которую он едва знал.
– Думаю, – сказала она, поправляя одежду, – будет забавно попробовать это еще раз в твоей комнате.
Обнаженные, в его кровати, они еще трижды довели друг друга до оргазма. Среди всех красивых женщин, которых знал Марсель, ни одна не была так неукротима и чувственна, как Андреа Скаппа. Он не знал, когда может устать от нее, но именно сейчас он хотел еще.
Было три часа ночи, Марсель дремал, удовлетворенный, когда Андреа сказала:
– Ты можешь воспользоваться мной.
Марсель сонно ухмыльнулся.
Она больно ткнула его ногтями под ребра. Глаза Марселя открылись.
– Нет, дорогой, я говорю сейчас не о сексе. Это бизнес. Вспомни, зачем я пришла сюда…
– А, да. Предложение.
– Секс был только частью этого.
– Ага. Значит, это была часть.
– Почему нет? Ты мне нравишься. Я подумала, что ты хороший любовник, так оно и оказалось. Я подумала, что я тебе тоже понравилась. Есть еще одна причина, по которой мы можем принадлежать друг другу.
Глаза Марселя сузились. Он всегда начинал нервничать, когда женщина говорила с ним тоном собственницы. Однако он хотел эту женщину еще больше.
– И каковы же остальные причины?
– Я могу помочь тебе в бизнесе. Твой отец болен. Похоже, ты можешь неожиданно оказаться загруженным сверх головы. Я выросла среди ювелирного дела. Я наблюдала, как работает отец. Он не даст мне возможности показать, на что я способна, поэтому я предлагаю себя тебе.
Марсель сразу же по достоинству оценил ее предложение. Он твердо знал, что после смерти отца ему потребуется помощь. Так почему же не воспользоваться советом той, к которой он может обратиться даже среди ночи, между восхитительными оргазмами.
К несчастью, филиал в Нью-Йорке был уже полностью укомплектован компетентными людьми.
– Я не могу позволить себе платить тебе много, – сказал он уклончиво.
Андреа откинулась назад, и Марсель не мог удержаться, чтобы не наклониться и не поцеловать одну из ее грудей. Она чмокнула его в макушку.
– Сначала дело! – напомнила она. – Что же касается платы… Мне ничего не нужно.
– Ничего?
– Абсолютно. Первые полгода. Потом, если я докажу свою пригодность, ты дашь мне приличное жалованье на уровне ответственного руководителя и проценты от продаж, которые я осуществлю или от коммерческих сделок.
Марсель не мог отказать.
– Решено!
– Хорошо. А теперь трахни меня еще, чтобы скрепить сделку.
Он устроился над ней.
– Если б только все контракты были такими же интересными!
В кабинете Антонио Скаппы на Рю дю Рон царила тишина. Голубой дым от хорошей гаванской сигары вился вверх из тяжелой хрустальной пепельницы около одного из кресел. Антонио Скаппа размышлял, и лучше всего ему это удавалось в одиночестве. Он любил уединение, потому что секреты имели для него большое значение.
Он хотел «Дюфор и Ивер»; он ему нужен. Почему, черт побери, старик не продал его? Он умирает, ему вряд ли осталось больше года…
Антонио попыхивал сигарой. Что ж, придется подождать, пока старик умрет. Ясно, что сынок не годится для ведения такого большого и старого дела, как «Дюфор и Ивер». Он быстро захочет избавиться от него любой ценой, пока ответственность и собственное неумение управлять им не засосали его.
Он может подождать. По натуре Антонио Скаппа был нетерпелив, но обстоятельства воспитали в нем способность ждать, наблюдать и пользоваться шансами, когда они появлялись. И посмотрите только, как далеко уже завели его эти уроки.
Он поднялся и загасил сигару. Подошел к огромному, с пола до потолка, окну и минуту смотрел на освещенное луной озеро, потом задернул штору. Никто бы не мог заглянуть к нему на этом уровне, но он не любил рисковать.
Он подошел к двери, ведущей в офис, открыл ее и выглянул, чтобы убедиться, что он один, потом закрыл ее и запер.
Только тогда, в безопасном уединении, Скаппа подошел к стенному сейфу за большой абстрактной картиной. Быстро набрал шифр, пальцы при этом задрожали. С удивительной нежностью для такого крупного человека, как он, Антонио протянул руку внутрь и вынул свое самое важное сокровище, с которого все началось и которое может так же легко положить всему конец.
Оно сверкало в его руке, притягивая к себе взор, бриллиантовый и рубиновый водоворот юбки, светящиеся жемчужные плечи. Он мгновение подержал его в руке, затем снова убрал в недра сейфа. Когда стальная дверь опять закрылась за флаконом Коломбы – наполовину настоящим, наполовину искусно имитированным, – он улыбнулся.
– Спасибо, мама, – тихо проговорил он, – старая куртизанка.
КНИГА III
Грани
Глава 1
Нью-Йорк. Осень 1975-го
– Они делают чудеса с цветом лица, – сказала Пит, стоя у плеча леди Маргарет Пэкенхэм, которая, сидя в кресле перед зеркальной стеной, критически разглядывала маленькими глазками ожерелье из четырех ниток прекрасно подобранного жемчуга на своей шее.
– Да, да, – проговорила леди Маргарет своим обычным придирчивым тоном. – Я уже слышала это. Древние их размалывали и пили с вином, правда? Но я вряд ли могу считать это торговой рекламой. – Пожилая, с прямой спиной, дама приглушенно фыркнула. – Если я действительно куплю этот жемчуг, мое дорогое дитя, вы не застанете меня за размалыванием их в вине – будь проклят мой цвет лица.
Пит улыбнулась. За прошедшие полвека леди Маргарет Пэкенхэм была постоянной покупательницей в «Дюфор и Ивер». А последние два года она всегда просила, чтобы ее обслуживала только Пьетра Д’Анджели, которая постепенно научилась быть ласково терпимой к леди Маргарет с ее надменным покровительственным тоном и привычкой цепляться за ложные предположения с абсолютной убежденностью.
– Но вы можете добиться того же эффекта, если просто будете носить их, – заметила Пит. – Разве вы не заметили, как их розовый цвет придает вашей коже блеск? Вы выглядите такой лучезарной.
Леди Маргарет пристально изучала себя в зеркале.
– Гм. Что ж, да… теперь, когда вы упомянули об этом.
Они были в одном из небольших уединенных салонов на втором этаже «Дюфор и Ивер», предназначенном специально для продажи дорогих украшений самым требовательным клиентам. В каждом – туалетный столик в стиле Людовика XVI, а кресла установлены лицом к зеркальной стене. Остальные стены окрашены в темно-фиолетовый цвет. У зеркального стекла был нежный янтарный оттенок, свет падал под тщательно подобранным углом, а интенсивность была такова, что вызывала сверкание и блеск драгоценных камней без излишней резкости. Комната в действительности была маленьким театром, в котором покупатель играл роль королевы, примеряющей драгоценности при свечах.
Пит отступила на несколько шагов назад в тень и на мгновение предоставила тишине и тщеславию сделать свое дело. Знатная grande dame восьмидесяти с лишним лет, когда-то юная девушка из штата Каролина, пятьдесят лет назад познакомилась с английским бароном средних лет во время одной из его поездок в колонии. Во время следующего путешествия в Америку после войны лорд Пэкенхэм внезапно скончался, а его состоятельная вдова вновь стала жить на родине. Леди Маргарет имела привычку прогуливаться по Пятой авеню и заглядывать по пути в «Дюфор и Ивер», как другие женщины заходят за покупками в бакалейно-гастрономический магазин «Гристедс». Она приобретала драгоценности не каждый раз, но довольно часто, поэтому Пит относилась к каждому ее посещению серьезно.
Пит снова тихо заговорила:
– Я всегда считала, что жемчуг – самый романтический из всех драгоценных камней, созданных природой, извлеченный не из земли или камня, а из живого существа. Вероятно, вы слышали легенду древних персов.
– Не думаю.
– Они полагали, что устрицы поднимаются на поверхность моря в ясные ночи и оплодотворяются каплями росы, которые превращаются в жемчужины, когда их коснется лунный свет.
– Прелестно, – сказала леди Маргарет, поднимаясь, чтобы оглядеть себя в другом ракурсе.
Пит все еще не видела, чтобы проблеск неуверенности в глазах леди Маргарет сменился ярким огнем принятого решения.
– Конечно, есть и другая сторона. Этот жемчуг класса «тройное А». Очень высокая градация для жемчуга. А поскольку поставка высококачественных натуральных жемчужин уменьшается, полагаю, через несколько лет стоимость этого ожерелья увеличится вдвое.
Леди Маргарет подняла руку к шее и пробежала пальцами по четырем ниткам жемчуга, словно играя на арфе.
– О, дорогая. Они мне нравятся, но у меня уже есть пара длинных ниток белого жемчуга.
Пришло время решающего довода, подумала Пит.
– Мне кажется, леди Маргарет, что с вашим именем вы могли бы иметь очень много самого лучшего жемчуга.
Леди Маргарет оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Пит.
– Какое отношение имеет к этому мое имя?
– Разве вы не знаете? Маргарет происходит от греческого слова «маргарон» – жемчужина.
– Господи, а я всегда думала, что Маргарет означает маргаритка. Я терпеть не могу быть маргариткой. Такой заурядный цветок.
– Вот видите. Вы такая же редкая, как жемчужина.
Пожилая дама просияла, вновь повернулась к зеркалу. Огонь обладания пылал в ее глазах.
– Сколько, вы говорите, они стоят?
Пит на самом деле еще не называла цену, потому что знала: для леди Маргарет цена не имеет большого значения.
– Двадцать семь тысяч долларов.
Леди Маргарет кивнула и стала опять охорашиваться.
– Они прекрасно будут смотреться с черным платьем, которое я купила у Ив… и они скроют мою шею. В последнее время, боюсь, я стала выглядеть чуть-чуть старой.
– Вы, леди Маргарет? Никогда.
– О, Пьетра, вы хитрый льстец. – Дама наклонила шею, давая понять, что она готова снять ожерелье.
Когда Пит расстегивала бриллиантовую застежку, она спросила:
– Вы хотите забрать жемчуг сейчас?
Леди Маргарет поднялась.
– Нет, уже поздно. Мой шофер может заехать за ним завтра утром.
Леди Маргарет направилась к двери салона, потом оглянулась.
– Пока вы молоды, дорогая, пока вы молоды и красивы – вот время, когда вы можете заставить их любить вас, иметь все, что хотите. Где бы я была сейчас, не выйди я замуж за Пэки? В могиле, скажу я вам, потому что ничто, кроме денег, не позволит вам дожить до зрелого пожилого возраста. Но жизнь не была бы так безмятежна…
Пит неопределенно улыбнулась. Она не могла согласиться с выбором, сделанным леди Маргарет, когда та была молоденькой актрисой в шоу, но и не осуждала его.
За дверью стоял молодой человек в красивой униформе с коротким пиджаком и в белых перчатках. Пит дала ему ожерелье, сказала убрать его на ночь обратно в хранилище, а утром упаковать. Потом она и леди Маргарет направились к лифту.
– Не хочу вмешиваться, дорогая Пьетра, – леди Маргарет вернулась к своей теме, – но, имея с вами дело, я полюбила вас и считаю необыкновенно красивой и умной молодой женщиной. Вам следует знать, что вы не должны оставаться до конца дней продавщицей, как и я не должна была еще один год щеголять по сцене в тех дурацких шляпках, которые Фло заставлял нас носить.
Пит нажала кнопку, когда они подошли к лифту.
– Я с вами согласна, леди Маргарет, в том, что надо заняться чем-то более захватывающим. Но у меня свои планы, как достичь этого.
– Прекрасно, моя дорогая, но только запомните: если споткнетесь, нет ничего лучше, чем выйти замуж за богача, чтобы преодолеть трудности.
Пит рассмеялась.
– Я буду иметь это в виду.
Двери лифта открылись. Пит собралась было войти следом за леди Маргарет – лучших покупателей всегда провожали до уличных дверей, – но леди Маргарет сказала:
– Не утруждайте себя, Пьетра. Вы уже почти закрываетесь, и я знаю, что вам нужно зарегистрировать мою покупку.
Пит ухватилась за лишние минуты, которые она сэкономит, поскольку в шесть пятнадцать у нее свидание. Вчера вечером позвонил Чарли, и она согласилась встретиться с ним в Рокфеллеровском центре.
– Благодарю вас, леди Маргарет. Мне доставило удовольствие видеть вас.
– Разумеется, мое дитя, – весело ответила пожилая дама. – Почему бы и нет, черт побери?
Двери закрылись. Пит озадаченно покачала головой и направилась к лестнице, ведущей на третий этаж, где размещались кабинеты служащих.
Продажа всех дорогих украшений фиксировалась не только для оплаты и учета, но и для того, чтобы крупная страховка, выплачиваемая магазином, могла быть быстро согласована. Когда Пит поднималась наверх, в ее голове еще звучало честолюбивое заявление, которое она только что изрекла с такой бравадой. Да, она рассчитывала добиться большего в жизни, чем работа в торговле, – планировала с самого первого дня, когда появилась здесь. Она хотела стать дизайнером, хотела создавать прекрасное с помощью цвета и света – она дала это ясно понять Марселю с самого начала. Но спустя три года службы в «Дюфор и Ивер» она не приблизилась к достижению своей цели.
Начав за одним из прилавков розничной торговли на первом этаже, она, как ей было сказано, должна была получить знание самых элементарных аспектов бизнеса. Около года ей пришлось продавать кулоны на простых золотых цепочках подросткам и детские медальоны любвеобильным бабушкам, прежде чем ей доверили прекрасные ювелирные украшения. Здесь она быстро проявила себя как одна из самых продуктивных продавщиц. Ее знание камней и врожденный вкус вместе с приобретенной психологической проницательностью, благодаря опыту общения с больной матерью, были внушительным залогом ее успеха. Пит обладала талантом читать своих клиентов, чувствуя не только, что им лучше всего подойдет, но и что позволит им лучше ощущать себя; она знала, как убедить и поощрить, как польстить или подтолкнуть каждую женщину, в зависимости от ее характера к приобретению драгоценностей, которые подходят им. Скоро она стала обслуживать самых состоятельных и самых важных клиентов. За каждую вещь, проданную выше десяти тысяч долларов, она получала вдобавок к зарплате комиссионные. Несмотря на небольшой процент, они составляли значительную часть ее дохода.
По некоторым меркам в свои двадцать четыре года она уже добилась успеха. Но Пит знала, что этот успех лишь отдаляет ее от исполнения истинного желания. Магазин никогда охотно не выпустит ее из торговли, пока благодаря ей энергично заполняются регистрационные книги проданных драгоценностей. К тому же она должна признать, были причины, по которым она сама не спешила исполнять собственные честолюбивые замыслы.
При новом доходе она наконец смогла вытащить мать из ненавистной государственной больницы для помешанных. Два года назад она перевела Беттину в небольшую частную клинику в Ниаке, в часе езды от Нью-Йорка на реке Гудзон. Это было не столь идеальное место, не такое чистое, как хотелось бы Пит, и лечащий врач поразил Пит своей суровостью и отсутствием сострадания. Но по сравнению с Йонкерсом здесь было гораздо лучше. В настоящее время Пит не могла позволить ничего другого. Если мама не может вернуться домой, тогда, по крайней мере, Пит постарается, чтобы она жила в приятном окружении и к ней относились с добротой и пониманием.
Они с дедушкой также выбрались из Кухни ада в квартиру на Восточной Двадцать второй улице, прямо за углом от Грэмерси-парк. Четырехкомнатная квартира с высокими потолками располагалась на втором этаже респектабельного дома. Она была далеко не роскошной, зато удобной и милой, с действующим камином в гостиной, который восхищал Джозефа, как напоминание о доме, который был у него в Голландии до войны. Хотя арендная плата в семьсот пятьдесят долларов была в пять раз выше, чем они платили за старую квартиру, Пит считала, что это дешево.
Плата за аренду, покупка новой обстановки, расходы на содержание Беттины в частной клинике и приобретение одежды, необходимой для работы с состоятельными клиентами, съедали почти весь доход Пит. Дополнительные средства шли от Джозефа, но в последний год их было не так много. Он признался Пит, что глаза его стали слабеть. Он содержал свою мастерскую, но в последнее время все чаще и чаще оставался дома.
К счастью, комиссионные Пит продолжали расти. Но как только появлялись лишние деньги, в них всегда возникала необходимость. Пять месяцев назад, когда Пит почувствовала, что она может наконец вздохнуть посвободнее, она обнаружила клинику Коул-Хаффнера. Расположенная в северной части побережья Коннектикута, она занимала поместье, дарованное состоятельными владельцами для душевнобольных, особенно спокойных пациентов, способных к выздоровлению, которым требуется длительное лечение. В середине лета Пит взяла выходной, чтобы отвезти мать к врачам на консультацию. Когда доктор Хаффнер, руководитель клиники, сказал Пит, что они примут ее мать, ее охватили радость и чувство благодарности – не только потому, что клиника и ее территория такие красивые, но потому, что прием Беттины подразумевал веру в ее излечение. Несмотря на то, что клиника была дорогая, цена казалась небольшой в сравнении с целью, которой можно добиться. С согласия отца возместить часть расходов Пит сразу же устроила там свою мать, но это сделало невозможным ее переход на другую работу. В отделе дизайна в «Дюфор и Ивер» ей придется начинать с должности низкооплачиваемого помощника, а сейчас она не могла пожертвовать даже частью доходов.
Но все равно она никогда не прекращала изучать свое ремесло. Вскоре после своего появления в «Дюфор и Ивер» она начала посещать во время ланча комнаты дизайнеров и подружилась с полным пятидесятилетним французом Филиппом Мишоном. Когда у нее было свободное время, она садилась подле него и наблюдала, как он создает оправы для драгоценных камней. Иногда она засиживалась допоздна, и любезный мастер учил ее пользоваться плазменной горелкой и тонкими наборами инструментов, необходимыми для закаливания серебра, золота и платины, искусству вставлять камни так, чтобы их надежно держали тонкие пальцы металла. Видя, какое удовольствие она получает от этого, Мишон несколько раз предлагал Пит поработать с ним. Но она всегда отказывалась. Иногда ей казалось, что самый лучший шанс у нее уже был и ушел.
Когда Пит протиснулась через дверь с лестницы в коридор третьего этажа, она почувствовала прилив гнева, который всегда поднимался в ней, когда она вспоминала о возможности, которая, предполагалось, у нее была в «Дюфор и Ивер» – которой она для себя добилась. Разве она не доказала свои способности Марселю? Тот вечер с ним в «Гренуй» так кристально чисто запечатлелся у нее в памяти, что теперь, оглядываясь назад, она словно смотрелась в бриллиант. Хотя в нем она явно не разглядела трещины. Она доверяла Марселю, а он не оправдал ее надежд. Как слепа она была! В тот вечер она рассталась с ним, веря, что между ними было взаимное притяжение, особое чувство, которое могло перерасти во что-то еще, если они будут вместе работать. Сейчас она поняла, что ее надежды были просто мечтами школьницы. Потому что Марсель сразу после того обеда уехал за границу – и вернулся с женщиной, которая сейчас его любовница и правая рука в управлении магазином.
Перестань думать об этом, приказала она себе. Что сделано, то сделано. Она завернула по коридору в кабинет с четырьмя столами. Три стола были уже свободны, секретарши ушли домой, но за одним все еще работала полная, почтенного вида дама с седыми волосами.
– Лотти, не зарегистрируешь ли продажу?
– Еще одна? – Пит утром уже продала кольцо за пять тысяч долларов.
– Пришла леди Маргарет. Она купила жемчуг «Деладье».
Секретарша понимающе кивнула.
– Что она со всем этим делает? У нее уже достаточно драгоценностей, чтобы потопить «Титаник».
– Покупка драгоценностей просто улучшает ее самочувствие. Разве этого недостаточно?
– Думаю, это лучше, чем принимать аспирин, – пока она может себе это позволить. – Секретарша взяла регистрационный журнал. Пит села в кресло и продиктовала детали продажи – цену, имя покупателя, описание украшения, инвентарный номер. Практика ведения таких записей была введена с самой первой продажи «Дюфор и Ивером» более ста лет назад. Поскольку некоторые драгоценности продавались и перепродавались или перекупались на аукционах дилерами, то таким образом можно было проследить происхождение украшений, проверив записи. Жемчуг, который приобрела леди Пэкенхэм, был по-прежнему известен по имени человека, который заказал его в качестве подарка своей жене около ста лет назад. Стоимость жемчужин могла быть увеличена таким историческим фактом.
Лотти уже почти закончила запись, когда в комнату быстро вошла еще одна женщина и направилась прямо к ее столу.
– Вы здесь только одна? Мне нужно продиктовать письмо и отправить его сегодня.
– Уже половина седьмого, и мне надо идти домой, – ответила Лотти. – Утром я сделаю это в первую очередь, мисс Скаппа.
Услышав имя, Пит подняла глаза.
Андреа стояла, уставившись на секретаршу, держа роскошный жакет из серебристой лисы под мышкой.
– Мне кажется, вы не расслышали меня: я сказала, мне нужно это сегодня.
Пит изумленно смотрела. Она ощущала присутствие Андреа с первого дня появления той в магазине. Хотя она много раз видела ее, но никогда не говорила. Их пути пересекались только на миг, когда обе шли куда-то, каждая занятая своим делом.
Марсель несколько раз кратко поговорил с Пит – сказать о повышении или сделать комплимент по поводу особенно большой продажи. Андреа никогда не было поблизости. Случая встретиться иначе не представилось. Занимая две должности – личного помощника месье Ивера, а с недавних пор директора по рекламе, Андреа не была напрямую связана со штатом продавцов.
Поэтому за три года это был первый раз, когда Пит могла вблизи обозреть эту швейцарку. Сегодня Андреа была одета в чесучовое платье светящегося голубого цвета, с увеличенными плечами и широкой разлетающейся юбкой. Ее тонкую талию перетягивал ярко-алый пояс из кожи кобры. Полдюжины ниток горного хрусталя и бусы из гагата украшали шею, несколько золотых и гагатовых браслетов поднимались по руке. Светлые волосы коротко подстрижены с лета и уложены на одну сторону лица, как волны, разбивающиеся о гладкий белый берег. Большие янтарные глаза резко подчеркнуты золотыми тенями, цвет губной помады и лака для ногтей, кажется, был подобран в тон крашеной кобры.
Все в Андреа поражало – Пит не могла отрицать этого. Ей честно пришлось признать, что Андреа не была просто дешевой и аляповатой, как Пит хотелось бы верить. Она была дерзкой, бросающейся в глаза и не боящейся быть самой собой. И еще она была чертовски сексуальна.
И явно такая же подлая, как та рептилия, с которой содрали кожу, чтобы сделать ее пояс.
– Послушайте, – заявила Андреа, – я не собираюсь спорить по поводу лишнего получаса вашего времени. Вам заплатят за них, но вы, черт побери, останетесь.
Секретарша посмотрела на нее, мышцы на ее круглом лице так и ходили, когда она пыталась овладеть собой.
– Я не могу остаться сегодня, мисс Скаппа. Мне нужно быть дома.
– Черт возьми, вы останетесь либо можете очистить ваш стол здесь тотчас же, – пронзительно скомандовала она.
Пит с тревогой взглянула на Лотти, которая работала в магазине почти двадцать лет и всегда уходила последней. Если Андреа настаивает на выполнении этой работы, значит, есть веская причина.
Пит встала.
– Из этого не стоит делать проблему. Я напечатаю письмо.
Сверкающие глаза Андреа повернулись в ее сторону.
– Не вмешивайся, Пит. Это уже вопрос не работы, а преданности… и знания, как надо воспринимать приказ.
Пит была в меньшей степени поражена грубостью Андреа, чем ее фамильярным тоном, которым она произнесла ее имя, – неожиданный знак, что Андреа знает о ней, возможно, даже обсуждает с Марселем.
Лотти направилась к вешалке и надела пальто. Андреа опять обратила внимание на секретаршу.
– Я сказала, вы можете очистить свой стол, если, не…
– Во времена месье Клода, – прервала ее секретарша со спокойной силой, – женщине, подобной вам, не разрешили бы работать здесь. А я работала для него, как работаю сейчас для его сына. Если мне предстоит быть уволенной, я хочу услышать это от месье Марселя. Не сомневаюсь, вы можете заставить его сделать то, что скажете, но до тех пор я буду каждое утро здесь в девять тридцать. До свидания, мисс Скаппа. До свиданья, Пит.
Пит пошла за стол, готовясь сесть и начать печатать под диктовку, чтобы сдержаться и не зааплодировать Лотти, чья небольшая полная фигура исчезла в двери.
– Не беспокойся, думаю, это может подождать, – сказала Андреа.
– Если вы уверены…
– Я обычно во всем уверена.
Пит вышла из-за стола и почувствовала, как глаза Андреа следят за ней, словно держат под прицелом.
– Фактически, – добавила она, – то немногое, в чем я не уверена, – это ты.
Пит вопросительно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Андреа вызывала в ней трепет и пугала ее. Но сверх всего швейцарка, несомненно, была быстра и сильна, как хлыст. За три года она научилась говорить по-английски и оказалась полезной для магазина.
Андреа встретила взгляд Пит загадочной улыбкой.
– Ты уходишь? Мы можем вместе спуститься на лифте.
Пит разрывалась между желанием улизнуть от Андреа и выяснить, что означало поставившее ее в тупик замечание швейцарки.
– Мне надо еще взять пальто.
– Я подожду. – Андреа пристроилась к Пит, когда они шли по коридору к раздевалке служащих торговых залов, где Пит в спешке взяла свое пальто. Когда она появилась, Андреа была уже в серебристой лисе. Пит перехватила самодовольный взгляд, вынесший приговор ее суконной копии Куррэж, которую она купила у Орбаха. Шикарно, но дешево – вот заключение, написанное на лице Андреа.
– Марсель уехал раньше на коктейль, – сказала она, словно поддерживала незначительную беседу. – Я должна с ним там встретиться, после того как переоденусь. Мы собираемся на благотворительный оперный спектакль…
Посещение приемов и вечерних гала-представлений, которые собирали состоятельную публику, могло быть важной частью работы владельца ювелирного магазина, заключающего контракты в той обстановке, где клиентам нравилось быть увешанными драгоценностями. Время от времени Пит видела, как Марсель и Андреа садятся в его лимузин, уже в смокинге и вечернем платье, готовые к вечернему выходу. Когда такое случалось, она фантазировала, что могло бы получиться, если б у нее и Марселя был не только один обед… если б она согласилась потанцевать с ним в тот вечер, вместо того, чтобы самоуверенно изображать кокетку.
Насколько глубоко Андреа могла проникнуть в ее секреты, думала Пит, чтобы насмехаться над ней, упоминая эту сторону ее жизни? Или это было в характере Андреа – афишировать то, что у нее есть, перед любой женщиной?
Они подошли к лифту, и Андреа нажала кнопку красным ногтем. Наступила неловкая тишина.
Пит не смогла удержаться от вопроса.
– Что вы имели в виду, сказав, что не уверены во мне?
– Отказалась ли ты или нет…
Двери лифта открылись. Андреа вошла. Пит за ней. Она по-прежнему не могла уловить, что хотела сказать Андреа.
– Отказалась от чего?
Андреа посмотрела Пит прямо в лицо.
– От Марселя. От попытки вернуть его.
– Вернуть? – Губы Пит беззвучно произнесли слово. Потом она обрела голос: – Меня лично не интересует Марсель.
– Но пару лет назад я как-то спросила его, как случилось, что он взял тебя на работу. Меня это, думаю, занимало потому, что ты красива и явно выделяешься из общей массы продавщиц. Тогда он рассказал мне о том, как пригласил тебя пообедать в «Лютецию»…
– Это был «Гренуй», – поправила Пит. И только тогда, по огонькам в глазах Андреа Пит поняла, что клюнула на наживку. Это был способ определить, как важны для нее детали и как сильно она старалась сохранить их в памяти.
– И, конечно, он рассказал мне о восхитительном трюке с бриллиантом и какой необыкновенно умной ты себя проявила, разгадав эту загадку. Тебе стоило послушать, как он это рассказывал, Пит. Любому стало бы ясно, как много значит для него тот вечер. Какое сильное впечатление ты на него произвела.
Лифт открылся на первом этаже, и Андреа прошествовала из него первой. Пит не отставала.
– Не знаю точно, что вы пытаетесь мне приписать, но повторяю, что между мной и Марселем ничего нет и не было.
– Очень хорошо, – сказала Андреа. – Ничего такого, что имеет значение. Но я подумала, что тебе лучше знать, что я намерена сохранить все, как есть.
Они дошли до входа, где по-прежнему дежурил швейцар в униформе. Он приподнял фуражку перед двумя женщинами, потом отпер дверь и распахнул ее перед ними. Оказавшись на улице, Андреа вновь остановилась.
– По правде сказать, Пит, если б ты не была так чертовски хороша в работе, я приложила бы все силы, чтобы избавиться от тебя давным-давно. Поэтому считаю своим долгом предупредить тебя, что я решительно намерена держать тебя там, где ты есть, где ты просто наемная служащая.
Не попрощавшись, она повернулась к тротуару, где ее дожидался «роллс» Марселя, шофер держал дверь открытой.
Сделав несколько шагов, она исчезла в машине.
Пит стояла потрясенная, наблюдая, как машина исчезла в потоке транспорта. Наконец она, мрачная, неторопливым шагом побрела к Рокфеллеровскому центру.
