Текст книги "Весна Византии"
Автор книги: Дороти Даннет
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
Глава тридцать первая
Обычно, когда случалось что-то интересное, Пагано всегда рассказывал об этом жене. Ему нравилось делиться с другими своей радостью и купаться в лучах всеобщего восхищения.
Разумеется, и сейчас он хотел, чтобы Катерина насладилась его победой. Однако для этого нужно было успеть перехватить караван с шелком-сырцом прежде, чем Асторре спохватится и остановит его. Вот почему даже когда у Катерины порвалась туфелька, Дориа не замедлил шага, а ей велел дожидаться служанок. Но ждать она не захотела, вскочила на лошадь, потеряв порванную туфельку, подоткнула юбку и галопом пустилась вслед за мужем. Тот на ходу бросил приказ одному из челядинцев, чтобы тот бежал в Леонкастелло за помощью, дабы разместить мулов. Они поскакали по прибрежной дороге, на ходу скликая остатки свиты, а затем по улице, ведущей к Мейдану, свернули на восток, где находился флорентийский особняк. Однако когда они добрались туда, у ворот никаких мулов не оказалось. Солдаты по-прежнему были на месте, но, похоже, больше не охраняли консульство, а стояли, вытянувшись по стойке смирно, и глядели куда-то вперед. Катерина заметила, что двойные створки, распахнуты, а привратник неуверенно переминается с ноги на ногу у выхода. Во дворе она обнаружила шкипера, Джона Легранта, который о чем-то переговаривался с человеком в императорской ливрее. Спешившись, Пагано вбежал вовнутрь, и жена последовала за ним. Шотландец обернулся.
– Я пришел за своими мулами, ― заявил Дориа.
Веснушчатое лицо осталось совершенно невозмутимым.
– Какими мулами?
Пагано широко ухмыльнулся.
– Я вижу, вы еще не знаете, что вернулся ваш капитан Асторре. Он привел с собой караван мулов с товаром для компании Шаретти. Они должны отправиться в Леонкастелло. Я лично прослежу за этим. А почему открыты ворота?
Императорский гвардеец также обернулся, пристально разглядывая Дориа.
– Кто-то отменил приказ, ― пояснил шкипер. ― Нам только что сообщили. Так что если прибыли товары, принадлежащие компании Шаретти, они должны быть отправлены сюда.
– Это император так сказал? Или кто? ― возмутился Пагано и по-гречески обратился к гвардейцу: ― Тут какая-то ошибка. Сожалею, но вы должны немедленно закрыть ворота.
Вокруг них уже собралась небольшая толпа. Гвардеец что-то крикнул, и к нему присоединились двое офицеров. Из дома вышли слуги и негр-управляющий, а затем лекарь и священник, которого Пагано так ловко обманул по пути в Пизу. Хотя… Катерина порой опасалась, что отец Годскалк далеко не так прост, как показалось ее мужу… Священник подошел сразу к капитану императорской гвардии и что-то вежливо проговорил ему по-гречески, а затем по-итальянски обратился к генуэзцу:
– Боюсь, мессер Дориа, вам придется уйти. У капитана нет приказа, дозволяющего вам перемещать любое наше имущество в Леонкастелло.
Но Пагано продолжал улыбаться: он слышал с улицы голоса генуэзцев, явившихся на его зов, ― они спорили с солдатами, охранявшими двор. Там было несколько дюжин человек.
– Капитан не имеет права вмешиваться во внутренние дела компании Шаретти, ― заявил Дориа. ― Это наше личное дело, и, как видите, у меня численный перевес. Как священник и человек благоразумный, желаете ли вы и впрямь превратить это небольшое недоразумение в кровавую схватку в общественном месте? Это останется на вашей совести. Полагаете, Мариана де Шаретти будет вам благодарна?
Рослый священник, нахмурившись, сверху вниз взирал на Пагано. Внезапно он переменился в лице и вскинул голову. Снаружи послышался топот копыт, свист бичей и крики погонщиков, ― это приближался караван мулов. Их сопровождали всадники и пастухи, и конца этому шествию не было видно. Слуги Пагано, оживленно переговариваясь, бросились им навстречу.
– Но вы же не сможете разместить такое количество животных, ― промолвил Годскалк.
Он все-таки сдался… Дориа, никогда ни на кого подолгу не державший зла, улыбнулся ему, сверкнув ослепительно-белыми зубами:
– Это не ваша забота.
– А сено? И плата погонщикам?
– Сорок пять тысяч фунтов шелка-сырца?! Я с радостью уплачу за все!
Мулы уже приближались к воротам, и генуэзцы принялись оживленно переговариваться с людьми, сопровождавшими караван. Лекарь, похоже, хотел кинуться к ним, но сдержался и остался на месте.
– Вот и славно, ― проронил священник. Что-то в его голосе встревожило Катерину, и она покосилась на мужа. Тот улыбался уже не столь радостно, щурясь против солнца на приближающихся мулов.
– А где тюки?!
Священник остался невозмутим.
– О тюках я впервые услышал только от вас. Но если они и впрямь предназначались для компании Шаретти, то, вероятно, их сложили на нашем новом складе, который находится в Цитадели. Что касается мулов, то, полагаю, их привели в стойла. Если бы не ваша любезная помощь, мы бы ни за что не сумели их разместить.
– Погодите благодарить, ― отрезал Пагано. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать уличный шум. ― Скажи им, чтобы бросили этих чертовых мулов и возвращались в Леонкастелло, ― повернулся он к Катерине.
Разве она ему служанка?! В одной туфельке, в порванном платье, с растрепанными волосами, униженная перед всеми!.. Катерина уставилась на Пагано Дориа, своего супруга, и не тронулась с места. Подождав немного, он развернулся на каблуках и устремился к открытым воротам.
Однако выйти наружу ему не удалось. Проход загораживал неподвижно стоявший верблюд, ― невероятно красивое животное редчайшей породы и чистейших кровей. О таких говорили, что у них лебединая шея, нежные губы и шерсть, шелковистая и рыжеватая, как на боках у тушканчика… Верблюды, хоть и не отличались особым умом, были все же изящными животными. Куда изящнее, чем мулы без тюков… Катерина взглянула на всадника. Он размотал платок, прикрывавший голову, и сидел в неподвижности, словно слившись со своим животным. У него была бородка цвета яичного желтка, словно выкрашенная смесью кермеса и фустика, а мягкие ездовые сапоги ― расшиты серебром.
– Они уже знают, ― промолвил он.
Все вокруг притихли. Чернокожий Лоппе застыл посреди двора. Священник Годскалк молча шевелил губами, перебирая четки. Лекарь Тоби шагнул было вперед, шумно сглотнул и вдруг сложился пополам в приступе кашля. Шкипер придержал его за плечо.
– Слава Богу, ты выжил! ― воскликнул Пагано.
Лишь теперь Катерина поняла, что знает этого человека. Перед ней был тот самый мальчишка, который некогда таскал ее на плечах, смеялся и дарил ей игрушки. Внутри у нее все сжалось.
– Клаас!..
– Да, сударыня, ― подтвердил всадник, по-прежнему не шелохнувшись. Он едва взглянул на Катерину, а затем обратился к Пагано:
– Ступай прочь!
Лицо Дориа сделалось изжелта-бледным.
– Я же видел, как ты упал…
– Верно, ― подтвердил Николас. ― Меня, похоже, сочли мертвым. По счастью, я пришел в себя в Эрзеруме.
Эрзерум… Караван мулов… Венецианские и генуэзские товары, ушедшие в Бурсу… Куцый караван с заранее распроданным товаром, который вдребезги разбил их надежды… Все было подстроено заранее! Подстроено Николасом ― который оказался цел и невредим…
– Серебро? ― помимо воли вырвалось у Пагано.
– Какое серебро? ― осведомился фламандец, и наступило молчание.
Сделав над собой усилие, генуэзец заговорил:
– Кто узнает правду, если каждый станет отрицать слова другого? Я пытался спасти тебя и решил, что ты погиб. У меня не осталось ничего, кроме любви Катерины.
Всадник на верблюде по-прежнему преграждал ему дорогу.
– Тебе повезло с женой, ― промолвил Николас. ― А теперь можешь уходить.
На нее он по-прежнему не смотрел, но полубосая, в порванном платье, с растрепанными волосами, Катерина де Шаретти все глядела и глядела на подмастерья, который взял в жены ее мать, и видела русоволосого мужчину с золотистой бородкой, сдержанного и властного, который не имел ничего общего с веселым, уступчивым Клаасом, ― если не считать прямого, открытого взгляда.
– Мы уходим, ― объявила она и, не оглядываясь, прошла через ворота и ступила на путь, ведущий в Леонкастелло. Муж последовал за ней.
Лишь тогда верблюд сдвинулся с места и вошел во двор. Всадник негромко проговорил ему:
– Икх, икх, икх!
И животное опустилось на колени, чтобы дать всаднику спешиться. На нем была накидка из чистого шелка и башлык с золотистой бахромой, которым он прежде прикрывал голову. Бородка скрывала и шрам, и ямочки на щеках. Лицо загорело, глаза приобрели небесно-голубой оттенок и словно светились изнутри. Лишь русые волосы остались прежними и завивались в колечки, промокнув от пота. Выпустив верблюжьи поводья, он сказал:
– Ее зовут Шеннаа. Мальчик позаботится о ней.
– Я тоже, мессер Никколо, ― поспешил сказать Лоппе. ― Но…
– Как хочешь, ― и Николас кивнул. Негр, опустив взгляд, вместе с подручным конюха увел верблюда. Легрант без единого лишнего слова вышел на дорогу и принялся наводить порядок в караване мулов. Дворцовые охранники, похоже, были рады прийти ему на помощь.
Во дворе Годскалк обратился к Николасу:
– Воистину, мы должны быть благодарны Господу. Ты единственный, кто выжил?
– Это долгая история. Расскажу в доме. Асторре скоро будет здесь.
– Мы целый месяц считали тебя мертвым! ― воскликнул Тоби.
– На основании чего? Если верить каждому слуху ― так недолго и разориться. Странно, что вы этого до сих пор не поняли. Надеюсь, вы никому ни о чем не сообщали?
Капеллан покачал головой.
– Нет, писем мы не посылали. Мы изучили бумаги, которые ты оставил, и, насколько возможно, последовали всем указаниям.
– Вы говорите прямо как Хеннинк, ― бросил Николас. ― Конечно, вы все исполнили… Вы же еще не сошли с ума. А теперь закрывайте двери и садитесь. Дориа заявил свои права на компанию?
– Как только вернулся, ― ответил священник. ― Он был ранен и утверждал, что пытался спасти тебя от разбойников. Он добился от императора, чтобы тот запретил нам сегодня покидать дом и делать закупки для компании Шаретти. Юлиус погиб?
– Нет, ― ответил Николас. ― Однако будем вести себя так, словно он мертв. Он предупредил меня, что Дориа гонится за нами с отрядом курдских наемников. Именно они перебили наших людей, но доказать ничего невозможно. Свидетелей не осталось.
– А тебя и Юлиуса он бросил там, сочтя за мертвых?
– У него не было возможности удостовериться в нашей гибели. На помощь поспешил другой отряд курдов. Они прогнали Дориа, а нас забрали с собой в Эрзерум.
– По чьему приказу? ― осведомился Тоби.
– По приказу Узум-Хасана, вождя племени Белого Барана. Он владеет Эрзерумом, и хотел узнать, в каких мы отношениях с императором. Он также хотел узнать, в каких отношениях он сам с императором и султаном. На переговоры он прислал свою мать.
– И все это подстроила его племянница, принцесса Виоланта? ― воскликнул Тоби. ― Это все объясняет… ― Голос его прерывался. ― Вот сука!
– Что? ― осведомился Николас.
– Она приходила к нам. Восемь дней назад, ― пояснил лекарь.
Помолчав, фламандец промолвил:
– Да, к тому времени она уже знала, что мы целы и невредимы, но если ничего не сказала вам ― стало быть, хотела от вас что-то выведать.
– Полагаю, ей это удалось, ― сказал Годскалк.
– Вы об этом сожалеете? ― поинтересовался бывший подмастерье. ― Что еще она сказала?
– Много чего, ― вмешался лекарь. ― Предупредила нас насчет Дориа. Но главное: она хотела нанять галеру, чтобы отправить императрицу в Батум. Еще сказала, что венецианцы закупают товар в Эрзеруме и отправляют их в Керасус, а не в Трапезунд. Нам она посоветовала сделать то же самое. Мы ей доверяем?
– Подумай, что ею движет, а затем решай, ― ответил Николас. ― Это Диадохос помог разделить караван.
– Чтобы турки в Бурсе все забрали себе?
– Чтобы Дориа ничего не смог купить в Трапезунде. Не верьте всему, что слышите. Да, товары генуэзцев и впрямь отправились в Бурсу ― и бог с ними! Даже если они минуют расположение войск, налоги все равно съедят всю прибыль.
– А Венеция? ― поинтересовался Тоби.
– Принцесса сказала вам правду. Для Виоланты и для Венеции товары закупил местный посредник. Четыре сотни верблюдов отвезли свой товар в Керасус. Там он будет лежать на складе, пока не появится возможность отправить его морем на Запад. Еще четыреста верблюдов тем же путем повезли мой товар.
– Тебе придется кое-что объяснить, ― промолвил Годскалк. ― Даже в кредит у тебя не хватило бы денег, чтобы оплатить такие закупки, помимо того, что мулы привезли в Трапезунд.
В комнату неслышно вошел Джон Легрант и встал у стены.
– Мулы не привезли ровным счетом ничего, отче, ― объяснил Николас. ― В тюках лежало тряпье. Нам нужно было обмануть Дориа, чтобы он не догадался насчет Керасуса. Весь наш товар сейчас там, за исключением манускриптов, денег, которых нам задолжали во дворце, и еще кое-какой мелочи. Надеюсь, все это также удастся забрать. Но и без того мы в прибыли. Турки могут поступать как угодно с остальной империей. Едва лишь погода на море установится, ― товар из Керасуса будет перегружен на корабль и отправится в Венецию и в Брюгге.
– И кто его повезет? ― осведомился Джон Легрант.
– Юлиус, конечно, ― ответил Николас. ― Мы вместе покинули Эрзерум, а затем он направился по западной дороге вместе с восемью сотнями верблюдов. Добравшись до Керасуса, он пришлет нам весточку, а сам останется в городе.
– Как, во имя всего святого… ― голос Тоби пресекся. ― Как, во имя всего святого, ты уговорил Юлиуса отправиться в Керасус и дать тебе возможность вернуться к нам, в Трапезунд?
– Легче легкого, ― ответил бывший подмастерье. И, помолчав немного, поинтересовался: ― Расскажите, что вы знаете про императрицу.
– Только то, что она собирается в Грузию на нашей галере, ― ответил Тоби. ― Императору ничего не известно.
– Теперь он уже знает, ― возразил фламандец. ― Но все остальные по-прежнему в неведении, иначе среди придворных начнется паника.
– Ты виделся с императором? ― изумился Годскалк.
– Когда отводил мулов в наш новый дом. Мне там понравилось: именно то, что нам нужно. Конечно, я с ним виделся ― иначе ворота никогда бы не открыли. Он хотел отослать императрицу прямо сегодня, но я сказал, что сперва нам нужно погрузить товар, манускрипты и красители.
– Ты ведь не покупал никаких красителей, ― удивился Тоби.
– Нет, это сделали наши клиенты. Те самые, кому мы отдали шелк. Они продали в Каффу вино в обмен на меха, а затем меха обменяли у табризских караванщиков на кермес и индиго. А теперь расплатятся красителями со мной за шелка. Вот почему для Дориа ничего не осталось.
– Никак не могу понять… ― промолвил Годскалк. ― Он ведь был ранен. Но почему же он потом не отправился в Эрзерум, навстречу каравану?
– Понятия не имею, ― ответил Николас. ― Может, кто-нибудь украл его деньги?
– Он пытался тебя убить, ― медленно произнес Тоби. ― Дориа пытался тебя убить.
– Не своими руками, ― возразил Николас. ― Да и сам он лишь орудие. Как вы видите, я сумел его разорить. Или вы бы предпочли, чтобы я его прикончил?
– Возможно, для него это был бы лучший выход, ― протянул Годскалк. ― И как ты намерен с ним поступить сейчас?
– Оставить его в покое, ― ответил Николас. ― Он ведь генуэзский консул. Так пусть и красуется на своем пьедестале.
– А ты сам? ― поинтересовался священник.
– Ну, как видите, я вернулся. У меня есть кое-какие планы, и вам они известны. Теперь решайте сами: стоит ли доводить их до завершения. За последний месяц я усвоил по крайней мере один важный урок: компанией нельзя управлять совместно. У нее должен быть единый лидер.
– Похоже, тебе пришлось не по душе работать с нами бок о бок? ― промолвил Годскалк.
– Мне пришлось не по душе, когда вы сочли себя моими хозяевами, ― парировал бывший подмастерье. ― Но это лишь мое личное мнение. Вы несколько недель справлялись с делами без меня. Должно быть, за это время вы и сами пришли к каким-то выводам.
Никто ему не ответил. Распахнув дверь, Асторре изумленно воскликнул:
– Вы что тут все, заснули? Господи Иисусе, я думал, что вы уже давно напились пьяными и орете песни! Ну, как вам наш мальчишка, а? А? И сам спасся, и Юлиуса выручил… Заработал для нас деньжат, да еще ― держу пари! ― скоро выиграет войну… Ну, разве вы видели хоть в одной другой компании такого головастого хозяина?
– Нет, ― ответил Тоби, покосившись на Годскалка.
– Хочешь возглавить дело? ― поинтересовался тот.
– Вы можете назначить главой компании кого угодно, ― ответил ему Николас. ― Но я больше не намерен слушать чужих приказов.
– Даже от твоей нанимательницы? ― осведомился капеллан.
Фламандец в упор посмотрел на него.
– Она ― исключение… Всегда и во всем…
Асторре изумленно оглядел всех собравшихся:
– Вы что тут, с ума посходили?
– Нет, ― ответил ему Годскалк, ― я вижу перед собой человека, которому готов служить. А ты, Тоби?
– И я, ― подтвердил тот. ― У Лоппе далее спрашивать не надо. У Асторре тоже. Джон?
Легрант пожал плечами:
– А я никому другому никогда и не служил. В чем вопрос?
– Теперь уже ни в чем, ― сухо ответил Годскалк. ― Осталась всего одна проблема ― что делать компании Шаретти с этим верблюдом?
Николас, который уже приподнялся с места, опять уселся на стул.
– Думаю, он может подождать до завтра.
– Еще бы, ― подтвердил Асторре. ― А тебя самого пусть посмотрит наш лекарь. Богом клянусь, мастеру Юлиусу тоже наверное несладко пришлось!
Тоби тут же вскочил, но Николас отмахнулся:
– Пустяки! Дориа, сдается мне, тоже не ушел невредимым. ― Он поднялся с места и, прихрамывая, двинулся к выходу, а затем с улыбкой обернулся. ― Все не так скверно, как кажется, и я рад, что вернулся.
Дверь за ним закрылась. Лоппе покосился на Тоби, и лекарь велел:
– Помоги ему улечься в постель. Я зайду чуть позже.
Чернокожий удалился, и Асторре, которому явно не сиделось на месте, торопливо выскочил прочь. Тоби подошел к окну. Где-то далеко на улице гулко залаял пес, и другая собачонка затявкала в ответ, тоненько, как Виллекин. С кухни доносились возбужденные голоса, и хотя слов разобрать было невозможно, Тоби не сомневался, что они говорят:
– Вы видели его?.. Он вернулся!.. Он жив!.. Муж демуазель!.. Этот маленький чертенок так возмужал и изменился!.. Еще бороду отрастил!.. И шелковый плащ!.. И верблюд!.. Наш Никко!..
Он вернулся. Человек, отправившийся в рискованное путешествие и оставивший для друзей подробные заметки… Человек, создавший удивительного механического слона с часами… Человек, побывавший в императорских банях, ― и зачавший сына с женой собственного отца…
– Все по-прежнему, ― промолвил Годскалк. ― Все, что он сделал, навсегда останется с ним.
– Зато я изменился, ― возразил Тоби. ― Все плохое и хорошее… Я готов принять его таким, как он есть.
– Ты не изменился, ― парировал капеллан. ― Просто тебя, как и меня самого, заставили взглянуть правде в глаза и увидеть собственные недостатки.
Неожиданно послышался голос Джона Легранта, о котором они уже успели позабыть:
– Почему бы вам не оставить его в покое? Он не нуждается в вас. Я знаком с ним полгода, но до сих пор не могу отличить дурное от хорошего. Думаю, что и вы на это не способны… А если и разберетесь во всем, то только к его глубокой старости. Какая разница? Если вам нужен человек, за которым вы готовы последовать ― то он перед вами.
Никто ему не ответил. Тоби в глубине души прозревал истину: им нужно было нечто большее, чем просто глава компании, ― вот почему разочарование оказалось столь тяжким. Игрушки… У всех свои игрушки… Воистину, они заблуждались. Команда ― это одно, но семейные узы ― нечто совсем другое! Им следовало быть благодарными судьбе за ее милости, ведь у них был Николас…
Глава тридцать вторая
А, теперь у них был Николас. Они подчинились, и после долгих месяцев упорного сопротивления у племени появился вождь. Теперь им предстояло понять, что это означает в действительности. То, что прежде они списывали на его молодость, воспитание и низкое происхождение, виделось теперь как признак самодостаточности… И странно, как мог никто не замечать этого прежде… Момент своего появления он рассчитал намеренно, чтобы добиться наибольшего успеха. Годскалк поначалу сомневался, что этой новой манеры Николас может придерживаться и дальше, ― но он убедился в своей ошибке на следующий же день, когда фламандец созвал их на совещание.
В гостиной, вокруг стола, расположились, помимо самого Николаса, Тоби, Годскалк, Асторре и Легрант, а также двое других, о чем Николас объявил без лишних церемоний:
– Я попросил Лоппе присоединиться, поскольку отныне домашние дела также очень важны для нас, а со временем станут еще важнее. Как наш казначей, он будет контролировать все расходы. Кроме того, в отсутствие Юлиуса нам будет помогать Пату, его старший помощник. Я буду говорить десять минут. Потом придет ваша очередь.
На вид он казался совершенно здоровым, ― должно быть, сказывалась привычка к частым побоям. Лишь лихорадке порой удавалось одержать над ним верх… Отросшую бородку Николас так и не сбрил, и никто не стал подшучивать над ним по этому поводу. Годскалк был огорчен. Судя по всему, отношения между членами компании Шаретти изменились окончательно, и отныне ничто не будет таким, как прежде.
Наконец Николас заговорил, и внимательно слушавший его капеллан подумал невольно, что теперь речь бывшего подмастерья похожа на четкую речь математика или военного… Или на безупречный лекарский диагноз.
Все, касающееся компании Шаретти, было изложено с предельной ясностью. Сперва их нынешняя ситуация. Они пробыли в Трапезунде семь недель и с выгодой продали или обменяли весь свой груз.
Как посредники и хозяева отряда наемников они заработали еще больше, и используя эти деньги и свой кредит, смогли сделать еще некоторые закупки.
В результате теперь в Керасусе на складах находилось триста тысяч фунтов груза, половина из которого принадлежала им самим, а вторая предназначалась для Венеции. Этим можно было загрузить галеру, оставив место для красителей, манускриптов и оплаты деньгами или товаром, который они получат из дворца, включая стоимость рейса в Батум.
– Фазис, ― промолвил Годскалк, и когда Николас покосился на него, он пояснил: ― Близ Батума, в Колхиде, находится река Фазис, у которой бывал Язон. Фазан ― это колхидская птица. Возможно, вы не знали… Клятва Фазана…
Фламандец по-прежнему смотрел на него.
– Тогда, возможно, Джон привезет нам яйцо. Мы подарим его герцогу Филиппу Бургундскому. А теперь я продолжу.
– Есть и расходы, ― промолвил Тоби, который сидел, сгорбившись, и не поднимал головы.
– Да, расходы. Прежде всего, нужно принять во внимание возможный невыгодный курс обмена денег. Кроме того, дома мы должны расплатиться за галеру, за потери, понесенные в Модоне, за шерсть, купленную в Пере, и прочие товары, приобретенные в кредит. Кроме того, у нас есть повседневные расходы, которые не оплачивает флорентийской миссии император.
– И наем нового дома в Цитадели, ― добавил Тоби.
– Верно, спасибо. Но мне кажется, что при необходимости, его мы также сможем выгодно продать. Как бы то ни было, я подсчитал и доходы, и расходы, используя точные цифры, если их знал, а если нет ― то наименее благоприятный вариант в каждом случае. Если галера успешно доберется до дома, мы не только покроем свои затраты, но и получим весьма высокий доход для одного-единственного путешествия. Речь идет о ста пятидесяти процентах прибыли, а, возможно, и больше.
Он оглядел собравшихся. Асторре присвистнул. Джон Легрант теребил манжеты на рукавах.
– Овен принес нам Золотое Руно, ― промолвил он.
– Проблема только в том, ― парировал Тоби, ― что между нами и Босфором не меньше трех сотен турецких кораблей, а мы в твое отсутствие по глупости обещали послать галеру в противоположном направлении.
– По глупости? ― удивился Николас. ― Насколько я понимаю, эту сделку предложила вам Виоланта Наксосская.
Вопрос, который терзал сейчас Годскалка, прежде задавал уже кто-то другой. И сейчас он лишь повторил:
– В чьих интересах она действовала?
– Да в наших же! ― возмущенно воскликнул Асторре. ― Если императрица выбьет у своего зятя и его атабегов пару тысяч грузинских солдат, то кто станет возражать? Особенно, когда турки уже ломятся в заднюю дверь?
– Так, стало быть, в интересах Трапезунда? ― уточнил Годскалк.
Николас помолчал.
– Наверняка я могу сказать вам лишь одно: Виоланта Наксосская нам не враг, и она не заодно с Дориа. Все ее интересы принадлежат Венеции.
– Ее муж ― венецианец, ― проронил Годскалк. ― Но по крови она связана с Трапезундом и Узум-Хасаном. Наверное, порой бывает трудно выбрать, кто из них троих заслуживает верности.
– Согласен, ― кивнул Николас. ― Я три недели размышлял об этом, ― позволю себе вам напомнить. Впрочем, я не жалуюсь. ― Он переглянулся с Джоном Легрантом. ― Я отправился в Эрзерум, чтобы разузнать там побольше. Виоланта Наксосская не задержала меня. Ее родичи спасли меня из рук Дориа. Я смог поговорить с ее двоюродной бабкой… в том числе и о Грузии. Асторре прав: эта поездка может быть полезна всем нам. Так что давайте пошлем галеру в Батум, с императрицей Еленой на борту и венецианскими гребцами, если от нас этого просят. Корабль вернется через две недели, если она заглянет в Имеретию. А если направится еще и в Акхалзике и Кваркари, то галера за это время могла бы выполнить пару местных торговых рейсов.
– Я полагаю, ты говоришь об управляющих провинциями? ― осведомился Годскалк. ― Но если императрица отправится к дочери в Тифлис, то галера вернется не скоро.
– Тогда давайте установим предел времени, ― предложил Николас.
– Кораблю будет спокойнее в Батуме, если придут турки, ― сказал Тоби. ― Ведь смысл именно в этом, не так ли? Даже если бы галера забрала товар из Керасуса сегодня, как бы ей удалось миновать турецкие укрепления на Босфоре и пушки Константинополя и Галлиполи? Как вообще мы можем судить, когда ей безопасно будет отправиться в путь? Но если «Чиаретти» не уберется из Черного моря к концу лета, то мы пробудем здесь вдвое больше намеченного и наполовину съедим первую прибыль, а вторую вообще упустим. Если мы хотим и дальше окупать свои затраты, то корабль должен отправиться в Пизу и вернуться сюда в апреле будущего года.
Николас внезапно улыбнулся, и Годскалк почувствовал, как помимо воли и у него самого уголки губ поползли вверх. Наконец-то разговор пошел обычным путем.
– Это вторая часть моего доклада, Тоби, ― заявил бывший подмастерье. ― Так что сиди тихо и слушай. Наш доход всецело зависит от того, насколько верно мы оценим грядущую турецкую кампанию. Мы обязаны, чего бы нам это ни стоило, увезти отсюда товар. Однако Медичи мы дали обещание торговать здесь в течение года и предоставить императору наших солдат.
Наступило молчание. Наконец Асторре промолвил.
– То есть ты велел Юлиусу отправляться с грузом домой, если у него будет такая возможность. Но тогда мы застрянем здесь!
– Других кораблей больше нет, ― подтвердил Николас. ― А когда наша галера вернется из Батума, то, я думаю, ей не стоит заходить в Трапезунд. Пусть лучше плывет прямиком в Керасус и ждет, пока турецкий флот либо не вернется восвояси, либо не проплывет дальше.
– Они ее сожгут, или потопят, или захватят по пути, ― предположил Асторре.
– Нет, ― покачал головой Джон Легрант. ― У нас есть план. Все будет в порядке.
Он говорил невозмутимо, довольным тоном. Прежде он казался каким-то замкнутым…
Похоже, это при упоминании о Виоланте Наксосской он так оживился. Еще один поклонник? Годскалку оставалось лишь порадоваться, что хотя бы Юлиус оказался теперь вдали от чар этой женщины.
– Кроме того, ― продолжил Николас, ― галера заберет наши тюки с красителями и манускрипты. Я погружу их на борт, прежде чем она направится в Батум.
– А мы тут останемся помирать за императора Давида? ― осведомился Тоби. ― Понятно, почему Юлиус предпочел сбежать в Керасус. Ты, кажется, говорил, что его было несложно в этом убедить…
Тут возмутился и впервые за все время подал голос Пату.
– Мейстер Юлиус никогда не бросил бы друзей в опасности.
– Если вы так поняли наши слова, то просим нас простить, ― тут же поправился Николас. ― Тот, кто поплывет на галере, должен быть очень отважным человеком… Итак, я уже сказал, что наше будущее зависит от действий султана. Либо он нападет на Хасан-бея, либо на Трапезунд. За один сезон сделать и то, и другое разом невозможно. Чтобы завладеть Черным морем и Трапезундом, сперва ему нужно взять Синоп, а там сорок пушек и две тысячи артиллеристов. Чтобы справиться с Хасан-беем, сперва он должен проломить западную границу владений Белого Барана, где стоит крепость Койюлхисар. Силы эмира Синопского и владыки Грузии могли бы спасти Синоп и Трапезунд. Когда султан выдвинет войска, мы будем знать, намерен он напасть на Персию, или на Трапезунд. К тому времени, как из Батума вернется наша галера, станет ясно, рискнет ли Грузия своей армией против султана. Как бы то ни было, Юлиус дождется подходящего времени и поднимет якорь, а мы, в зависимости от ситуации, либо останемся в Трапезунде, либо постараемся спастись бегством и отплыть вместе с ним.
– Бегством? ― переспросил Асторре. ― Керасус в трех днях пути на запад.
– А можно и не бежать, ― продолжил Николас. ― И продолжать торговлю при новом хозяине Трапезунда.
Наступило долгое молчание.
– При туркменах, или при мусульманах? ― уточнил Годскалк.
Николас немигающе смотрел на священника.
– Мы ведь торговали в Пере, а это пригород Стамбула, ― заметил он.
Асторре недовольно закряхтел.
– Да будь я проклят, если стану служить туркам!
– Тебе и не придется, ― возразил фламандец. ― Если город падет, то ты покойник.
– Если падет. ― Изуродованный шрамом глаз налился кровью. ― Я взял деньги, чтобы сражаться за Трапезунд. Я никуда не побегу.
– Значит, у тебя вполовину меньше шансов уцелеть, чем у нас, ― сказал ему Николас. ― Если город падет, ты выведешь своих людей, пока еще будет такая возможность, ― надеюсь, гордость тебе это позволит. Что касается остальных, то мы можем заранее отправиться к Юлиусу, или оставаться здесь в качестве торговцев и надеяться на удачу. Конечно, это зависит от того, кто станет новым хозяином здешних мест: турки, захватившие Синоп, или Узум-Хасан с союзниками, после того как разобьет турков. Разница не столько в том, как они будут относиться к нам, торговцам, сколько в их отношении к нашим покупателям в городе. Мы можем решить, что в одном случае останемся, а в другом ― нет. Или решим не оставаться вовсе и бросим все, как только запахнет войной.
Джон Легрант перебил его.
– Ты не принимаешь в расчет более удачную возможность? Грузия может прислать свои войска. Синопский эмир ― тоже. Султан и туркмены отступят, Трапезунд уцелеет, и все пойдет, как прежде. Мы будем торговать, а Юлиус сплавает на запад и вернется через полгода. Разве это невозможно?