355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дороти Даннет » Весна Византии » Текст книги (страница 2)
Весна Византии
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 12:36

Текст книги "Весна Византии"


Автор книги: Дороти Даннет



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

Глаза консула вспыхнули.

– Вы говорили о небольшой компании, однако если она в состоянии собрать достаточный капитал, чтобы снарядить галеру, и у нее хватит клиентов, чтобы заполнить трюмы товаром, то она должна быть довольно крупной. Кто же владелец?

– Вдова, недавно вновь вышедшая замуж, – пояснил священник. – Она осталась в Брюгге. Ее супруг приехал во Флоренцию незадолго до меня. Насколько я понимаю, он будет вести дела с Республикой. А точнее, с самим Козимо де Медичи.

– Вот как? – Морской консул покосился на собеседника. – Вам известно, что я происхожу из рода Мартелли, а Медичи и Мартелли издавна работают вместе… Кто же этот человек, супруг вашей хозяйки, который желает приобрести такое судно?

– Возможно, у него совсем иные намерения, – промолвил священник. – Возможно, у него не хватит на это средств. Я пока не знаю. Его имя – Никколо, ему девятнадцать лет.

– Девятнадцать! – с улыбкой воскликнул консул. – Тогда сдается мне, не имеет никакого значения, насколько судоходна заинтересовавшая вас галера. Полагаю, вы в этой компании недолго? Юнец женился на владелице, и я уверен, что ее поверенный, нотариус, прежний капеллан и лекарь поспешили уволиться, и их пришлось срочно заменить?

Священник покачал головой.

– Нет, все они предпочли остаться. Меня они пригласили лишь потому, что юный Никколо взялся расширять дело. Говорят, у него неплохое чутье. Время покажет.

– Вы меня удивляете, – промолвил консул. – Однако уверен, что время и впрямь покажет нечто интересное. Но как вы понимаете, я ничем не могу вам помочь относительно Медичи. Никто, кроме мессера Козимо и его сыновей, не принимает решений по новым сделкам.

– Разумеется, – подтвердил Годскалк, поднимаясь с места. – Я лишь хотел извиниться за свою прошлую скрытность. Мне бы не хотелось, чтобы позднее вы решили, будто я пытался вас обмануть… Однако не стоит пока слишком много говорить о молодом хозяине, которому еще предстоит проявить себя… А, вот и ваша супруга! Должно быть, она станет бранить меня, что я вас так задержал.

Ужин оказался хорош, вино – превосходно. Священник и торговец ушли из гостей вместе, в поздний час, и остановились, чтобы проститься, у постоялого двора. Священник вновь поблагодарил своего спутника за приглашение на ужин, и лишь тогда Пагано Дориа взглянул на святого отца с прежней лукавой улыбочкой.

– Вы ничем мне не обязаны. Напротив… Хозяйка дома вручила мне подарок для вас, но он такой шелковистый и надушенный, что я не решаюсь его предложить. Разве что у вас есть сестра или мать?..

– Как иначе я мог бы оценить скрытый смысл поцелуя? – подтвердил капеллан. – Разумеется, я приму платок. И считаю своим долгом дать вам совет не появляться в этом доме слишком часто. Сдается мне, на точность хода галер в наше время нельзя полагаться. Порой они приходят в порт слишком рано.

– Что, и никаких проповедей? – изумился генуэзец. – Вы, похоже, славный малый!.. Но там, в доме, вы меня здорово напугали. О чем вы говорили во дворе? О боге или о мамоне?

– Об обоих моих владыках, – отозвался Годскалк. – Мы обсуждали торговца, чье имя по-итальянски звучит как Никколо. Николас ван дер Пул из компании Шаретти… Ныне он пребывает во Флоренции.

– Никогда о таком не слышал, – заверил Пагано Дориа.

* * *

В комнате наверху он обнаружил Катерину де Шаретти.

Мессер Пагано провел долгий и приятный день, и вечер также оказался весьма впечатляющим. Он слегка устал, но был вполне доволен жизнью, – а теперь здесь оказалась эта фламандская малышка, которой надлежало оставаться за девять миль отсюда, в безопасности, на борту «Дориа». Вместо этого она, в помятой мальчишеской тунике, явилась в тот самый город, куда прибыл и капеллан…

– Николас… – голос Катерины взвизгнул, точно напильник. Ее лицо было все перепачкано в дорожной пыли. Стало быть, чертова няня не явилась вместе с ней… – Николас во Флоренции! Этот человек сказал, что Николас во Флоренции.

Она подслушивала.

Пагано Дориа закрыл дверь, снял берет с пером, подошел к дивану и сел рядом с девочкой. Берет он натянул ей на затылок, и взял ее руки в свои. Ладони тоже оказались грязные.

– Знаю, – промолвил он. – Теперь я это знаю. Ты боишься?

Она уставилась на него, как на безумца. Николас, юнец девятнадцати лет от роду, недавно взял в жены мать Катерины и отныне возглавлял компанию Шаретти. Узнав обо всем, он не замедлил бы вернуть беглянку домой. Разумеется, это было в его интересах. Подмастерья, которые женятся на дамах вдвое старше себя, ничуть не заботятся о страданиях юных девиц. Пагано Дориа знал о Николасе все… Девочка рядом с ним дрожала от волнения. Ему хотелось обнять ее покрепче, но он знал, что сейчас не время. Одарив Катерину ласковым взглядом, он с чуть заметной насмешкой промолвил:

– Дорогая моя, ему и в голову не придет, что ты можешь быть здесь. Отец Годскалк ничего не заподозрил Я повстречался с ним случайно и завязал знакомство, – просто чтобы в этом убедиться. Он отправляется во Флоренцию, а ты останешься в Пизе, пока они не уберутся прочь.

Она покраснела от злости, и Пагано Дориа осознал свою ошибку.

– Ты же сказал, что Рождество мы справим во Флоренции! – воскликнула она. – Ты обещал, что у меня будут новые серьги, что я познакомлюсь с князьями. Ты обещал…

– Конечно, конечно, – поспешил он заверить Катерину. – Они ведь не останутся во Флоренции до Рождества! Если они соберутся домой по суше, то скоро должны будут двинуться через Альпы, а если поплывут на корабле, то с какой стати им медлить? Ты получишь свои серьги, любовь моя, и все остальное, что только захочешь. Но я никуда не могу выйти с тобой, пока мы не женаты. Ты ведь понимаешь? Помнишь? И дело вовсе не в твоем отчиме. Мы с тобой ждем лишь маленького дара от Господа Бога, и как только это случится…

Катерина успокоилась. Личико ее прояснилось.

– Конечно. Когда я стану женщиной и мы поженимся, Николас сможет меня увидеть, правда? Ведь тогда он не посмеет отослать меня домой?

– Даже не думай об этом. Он уедет до Рождества.

– Надеюсь, что нет, – мечтательно возразила девочка. Несмотря на грязь и усталость, она была очаровательна, – должно быть, как ее мать в юности. Рыжевато-каштановые волосы отливали золотом в отблесках очага, синие глаза блестели от волнения. Он замер в неподвижности, кончиками пальцев поглаживая ее руки.

– Я хотела бы стать женщиной, пока Николас еще во Флоренции, – заявила она наконец. – Хотела бы появиться во дворце в золотом парчовом платье и серьгах, как герцогиня Бианка, чтобы Николас меня увидел.

Он промолчал, а она вдруг покраснела и выпалила:

– А все равно у Тильды грудь маленькая!..

Только тогда генуэзец привлек ее к себе, с величайшей осторожностью, скинул берет с головы и обнял за плечи.

– Моя Венера, ты будешь прекраснее, чем Тильда. Прекраснее, чем любая из женщин. Я это знаю. Я буду ждать тебя!

Катерина опустила ресницы. Она устала: ей пришлось проделать долгий путь. Теперь Пагано знал, что она превосходная наездница, и храбрости малышке не занимать. Зажмурившись, девочка внезапно спросила:

– А кого ты поцеловал?

Хвала Господу, он достаточно владел собой и не выказал удивления. Что там говорил Годскалк? Сестры, матери… Пагано с улыбкой коснулся губами лба Катерины.

– Мы со священником ужинали у морского консула, и на прощание его супруга поцеловала меня. Она славная женщина, Катеринетта, и очень похожа на мою матушку Моей матери ты бы понравилась. Я люблю тебя.

– Хочу серьги, – пробормотала она… И уснула с улыбкой на устах.

Глава третья

Николас ван дер Пул, глава компании Шаретти, прибыл во Флоренцию несколько дней назад, вместе со своим стряпчим и лекарем. Прочие их друзья также должны были скоро объявиться здесь, однако супруга Николаса осталась дома в Брюгге со своей старшей дочерью Тильдой. Младшая дочь, Катерина, отправилась в Брюссель еще до того, как уехал отчим, и, кстати, в городе это вызвало немало толков…

По прошествии еще трех дней все торговцы во Флоренции знали, что компания Шаретти надеется снарядить большую галеру и отправиться на восток. Наивные глупцы!.. Наверняка они надеялись, что Медичи им помогут.

Поскольку ожидание аудиенции (как всем было хорошо известно) могло затянуться надолго, они сняли комнаты в «Алом льве».

Впрочем, там постояльцев можно было застать довольно редко, и виной тому были не только многочисленные дела в городе, но и крутой нрав домовладелицы. Впрочем, день четырнадцатого декабря оказался исключением. Мастер Юлиус, стряпчий компании, и Тобиас Бевентини, лекарь, находились сейчас в гостиной, пытаясь навести на себя красоту.

Поскольку Тоби в этом отношении был почти безнадежен, то в основном свои усилия они сосредоточили на Юлиусе. Тоби неловко орудовал ножницами, в то время как нотариус жаловался не переставая.

– Он нашел себе новую забаву, – объявил он внезапно. – Пресвятая Дева, это же мое ухо!

– Я в этом и не сомневался, – подтвердил Тоби. – Если не хочешь, чтобы я тебя стриг, я с удовольствием займусь чем-нибудь другим, а ты пойди к цирюльнику. Так у кого там новая забава?

– У Николаса, разумеется, у кого же еще? – ответил на это Юлиус. – Он вернулся, с головы до ног усыпанный стружкой и древесной пылью, и теперь у него эта нелепая игрушка…

– Игрушка? – переспросил Тоби, и лицо его прояснилось.

– Да, игрушка. Николас увидел ее у францисканцев, и они позволили ему сделать себе такую же. Теперь он все время играет. Если мы его не остановим, он потащит ее с собой и в палаццо Медичи. Мессер Козимо отсыплет орешков для нашего недоумка и отошлет нас всех обратно в Брюгге. Черт, это опять мое ухо!

– Тогда давай сам, – отрезал Тоби.

Он отшвырнул гребень и ножницы и отошел к окну, чтобы глотнуть теплого вина. Впрочем, оба знали, что мгновение спустя он вновь вернется и продолжит стрижку. Лекарь уже давно заметил, что переход через Альпы дурно влияет на хорошие манеры.

В этом тесном доме, где они ютились, как сельди в бочке, а слугам и вовсе приходилось ночевать на конюшне, никто не ожидали призыва свыше так скоро. Встреча с мессером Козимо де Медичи была назначена на сегодня, а Николас до сих пор ничего не знал. Он вновь исчез бесследно, – наверняка, опять где-нибудь забавляется…

– Николас ненормальный, и ты это прекрасно знаешь, – заявил Тоби. – Ему нравится строить из себя полоумного, хотя в том, что касается цифр, он сущий гений, и как ни удивительно, банку Медичи об этом прекрасно известно. Надеюсь, они об этом не забудут… Однако этому недоумку, похоже, нравилось быть подмастерьем в красильне. Он женился на Вдове, которая позволила ему заправлять всеми делами. Конечно, тот факт, что по пути он убил пятерых человек и разорил шестого, внушил нашей хозяйке некоторые опасения, и едва ли можно винить ее за это. И все-таки Вдова по-прежнему доверяет своему юному супругу и надеется, что если он собьется с пути истинного, то мы его поправим. Николас, конечно, со странностями. В противном случае нас с тобой здесь бы не было. Мы уже говорили об этом тысячу раз.

– Но это было прежде, чем он завел себе новую игрушку, Я помню наш разговор, но чувствую, что пора опять к нему вернуться, – возразил нотариус.

Тоби не скрывал удовлетворения. Хотя по возрасту они с Юлиусом были почти ровесниками, в душе лекарь чувствовал себя гораздо старше. И теперь он наставительным тоном пояснил:

– Юлиус, забавы у каждого свои. Я предпочитаю игры в постели, капитан Асторре любит хорошо поесть, для Годскалка смысл жизни – в молитвах, а Вдова нашла себе новую игрушку, выйдя замуж. Когда наш Николас вырастет из пеленок, вот тогда я начну беспокоиться всерьез.

Стряпчий надулся: он явно был невысокого мнения о том образовании, которое дает медицинская школа Павии. Заметив это, Тоби продолжил:

– Посмотри сам: Николас был просто паинькой по пути из Фландрии сюда. Он был почтителен с тобой, дружески подшучивал надо мной, пел песни с погонщиками мулов, и ты прекрасно знаешь, зачем он ходил к францисканцам. Если все будет в порядке, он сможет надавить на Медичи.

– Он должен был взять нас с собой, и ты это прекрасно знаешь. Мы здесь именно ради этого: чтобы не дать ему влипнуть в неприятности.

– Ну, насколько мне известно, он пока еще никуда не влип, – заметил Тоби и вновь взялся за ножницы. – Ладно, давай покончим со вторым ухом, а не то монна Алессандра пришлет тебе своего цирюльника.

Алессандра Строцци занимала высокое положение во флорентийском обществе, но была весьма стеснена в средствах и потому вынужденно пускала в свой дом постояльцев. Юлиус широко улыбнулся. Эта улыбка так красила его лицо, что люди на улице порой даже оборачивались ему вслед.

– А ты видел, как она зыркает на Николаса? Ее не так просто обвести вокруг пальца. Матушка Строцци наверняка уже жалеет, что пустила нас под свой кров. – Он перебросил полотенце через плечо.

– Чепуха, – презрительно хмыкнул Тоби. – Я лечу ее бесплатно, а ты даешь ей юридические советы. Кроме того, мы лучшие друзья ее сына Лоренцо, который остался в Брюгге. Так что из всей нашей компании ей не по душе один лишь Николас. Кто был слугой, навсегда слугой и останется… Сиди смирно! Я лишь цитирую ее слова… Она пока не спрашивала тебя, почему ты до сих пор не женат? Еще спросит: ведь Флоренции нужна свежая кровь.

– Какое отношение это имеет к женитьбе? – удивился Юлиус. – Боже правый, тогда ей не следовало бы сбрасывать Николаса со счетов. Он ведь знатный фламандский жеребец! Если он даст себе волю, то Флоренции вскоре придется расширять крепостные стены. Хотя впрочем…

– Это все сплетни, – осудил приятеля Тоби. – Но ты прав. После женитьбы он стал образцовым семьянином. Впрочем, ведь Вдова дает ему средства на жизнь…

– До той поры, пока он не найдет себе кого-нибудь получше, – предположил Юлиус. На протяжении двух лет, что он служил в компании Шаретти, стряпчий неустанно пытался заниматься воспитанием Николаса, и его больше всех потрясла весть о женитьбе бывшего подмастерья.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался лекарь.

Нотариус повернул голову и даже не заметил, когда ножницы кольнули его в шею.

– Или кого-нибудь похуже… Вот ты, например, в девятнадцать лет мог обойтись без женщин?

Тоби задумчиво хмыкнул. Эту тему они между собой еще не обсуждали. Лекарь был знаком с Юлиусом уже несколько месяцев, но еще многого о нем не знал.

– Может, он молится, – предположил он.

Юлиус нахмурился и заворчал, после чего внезапно выдал:

– Скорее бы приехал Годскалк!

– Кто знает, дождемся ли мы его? – пожал плечами Тоби. – Не удивлюсь, если отряд откажется присоединиться к Николасу. Он у нас, прямо скажем, не Александр Македонский. До вчерашнего дня еще падал с лошади!..

– Я думал… – начал было Юлиус, затем внезапно охнул и заговорил вновь: – А что, солдатам Асторре придется сражаться? Я думал, мы берем их с собой только для защиты.

– Именно это наш юный друг и должен узнать у францисканцев. Надеюсь, он уже выяснил, стоит ли нам ввязываться в столь рискованное предприятие. Дальше все будет зависеть только от великолепного Козимо де Медичи… А вот, должно быть, и сам Николас!

Юлиус вскочил, полотенце упало на пол, и срезанные пряди каштановых волос рассыпались по выложенному плиткой полу. Аккуратно подстриженный, скуластый, с резким профилем и слегка раскосыми глазами, – его портрет украсил бы собой любую монету… Тоби, давно уже облысевший, с завистью покосился на него. Стряпчий, выглянув наружу через окно, подтвердил.

– Господи Иисусе, верно. И игрушка у него при себе. Штаны заляпаны грязью до колен, а волосы явно нуждаются в стрижке. И этот человек представляет компанию Шаретти!..

– Тогда скорее открывай сундуки! – грубовато велел Тоби. – Ты найдешь чистую одежду, а я вымою ему уши и подстригу лохмы. Затем, когда доберемся в палаццо Медичи, ты будешь говорить его голосом, а я усажу его к себе на колени, и буду двигать руки вверх и вниз, как у марионетки. В чем проблема?

– Проблема прямо перед тобой, – Юлиус не позволил сбить себя с толку. – И я не уверен, хочу ли я ее решать. Я мечтаю вести спокойную жизнь, заверять завещания, составлять брачные контракты и все такое прочее… Думаю, я уволюсь.

– Дождись, пока вернется Годскалк, – предложил лекарь. – Тогда мы уволимся все вместе, а Николас пусть помогает увеличивать население Флоренции. Впрочем, не знаю… возможно, я останусь и помогу ему.

– Ну и пожалуйста, – заявил стряпчий. – Знаешь, что сделает монна Алессандра? Она оскопит вас обоих.

– Лично? – осведомился Тоби.

– Нет, конечно, она же не так глупа. Она наймет для этой работы тебя самого, а затем присвоит гонорар, потому что ты будешь слишком слаб и не сможешь его вытребовать. О, боже правый!..

Дверь распахнулась.

– Богохульствуете? – надменным тоном осведомилась хозяйка дома Алессандра Мачиньи нельи Строцци. Ее высокий лоб с выщипанными бровями был испещрен тонкими морщинами. – Давно пора уже прибыть вашему священнику. Либо вы завтра же исповедуетесь, либо – прочь из моего дома! Похоже, ваш приятель Никколо вернулся?

Юлиус, имевший давнюю привычку общаться со вдовами, остался невозмутим.

– Мы ждем его, монна Алессандра. Его светлость, мессер Козимо, послал за нами.

– Вот, стало быть, почему вы решили постричься? Рада, что хоть обстоятельства заставили вас привести себя в порядок. Вы что, и впрямь собираетесь допустить этого вашего Никколо в палаццо Медичи в таком виде?

Она невозмутимо докончила фразу, несмотря даже на то, что в этот самый момент Николас вошел в комнату. Тоби пристально взглянул на него, пытаясь быть объективным, и это ему почти удалось. Главой компании Шаретти был рослый, хорошо сложенный юноша с широким скуластым лицо и обманчиво невинным взглядом широко расставленных глаз. На щеке красовался свежий шрам, происхождения которого Николас никому не объяснял. Если верить сплетням, отметину оставил ему на память отец или дружок какой-то соблазненной девицы, и если уж сам Николас не пытался оспаривать эти слухи, то и те, кто знал правду, также предпочитали помалкивать. Русые волосы были слегка влажными после быстрой ходьбы и завивались на концах, как шерсть спаниеля. Через плечо он перекинул заляпанную грязью куртку, а в другой руке держал какой-то небольшой предмет.

– Это еще что такое? – заинтересовалась монна Алессандра.

Николас окинул ее любящим взглядом, затем с широкой улыбкой обернулся к Юлиусу и Тоби, лишь ненадолго задержавшись взором на капельках крови, выступивших на мочке уха стряпчего. Тот, заметив это, недовольно нахмурился. Вновь повернувшись к хозяйке дома, Николас протянул ей раскрытую ладонь. Предмет оказался совсем небольшим, едва ли два дюйма в диаметре, и был похож на два гриба, соединенных между собой ножками.

– Это игрушка, – заявил он. – Я сам ее сделал. Я покажу ее мессеру Козимо, а потом и вам, если захотите.

Лекарь со стряпчим уставились на него, однако первой нашлась монна Алессандра.

– Ты глупец. – С этими словами она сделала шаг вперед, выхватила у него из рук деревянную игрушку, а затем швырнула ее прямо в горящий камин. Пламя вспыхнуло еще жарче. – Игры – это для детей, а ты уже не младенец. У тебя есть обязанности перед своей супругой, перед компанией, перед друзьями. Если они не желают тебе этого сказать, то послушай меня. Ступай, приведи себя в порядок, переоденься и делай все, как говорят старшие, иначе опозоришь нас всех в палаццо. Или ты думаешь, мне будет приятно, если в городе узнают, что я дала приют в своем доме каким-то болванам?

Юлиус, как зачарованный, уставился на женщину, но Тоби предпочел понаблюдать за Николасом. Тот едва уловимо дернулся, но в остальном остался невозмутим. Бывший подмастерье так и остался стоять, глядя, как сгорает в огне его поделка. Наверняка, изготовить ее было не так-то просто. Он сам вырезал ее из дерева, придавал форму, полировал и отлаживал все то время, пока вел переговоры с францисканцами в монастыре на вершине холма. Братья его за это не осудили. Конечно, он шутил, когда заявил, что покажет игрушку Медичи. Просто в Брюгге он любил всевозможные забавы и головоломки…

– Где ты был? – спросил его тем временем Юлиус. – Мессер Козимо послал за нами. Ты выглядишь просто отвратительно.

– Знаю, – согласился Николас. – Но я только что выяснил, что скоро мы все разбогатеем. Скажи, что я великолепен!..

Монна Алессандра, нахмурившись, уставилась на него.

– Ты великолепен, – торопливо подтвердил Тоби.

– Просто восхитителен, – также согласился стряпчий. – О чем речь? Почему ты решил, что мы скоро разбогатеем?

– Потому что мессер Козимо де Медичи не может остаться равнодушен к нашей честности и деловой сметке. Кроме того, мы заранее завоевали его доверие тем, что сама монна Алессандра пустила нас под свой кров. Мадонна, вы совершенно правы. Я переоденусь, буду вести себя как взрослый и прислушиваться к советам старших… Кстати, вы не забыли постричь Тоби?

– Если ты найдешь у него волосы, я с удовольствием этим займусь, – промолвил Юлиус. – А ведь та потрясающая женщина говорила, что нас ждет успех. Теперь ты ей веришь?

– Какая еще женщина? – неожиданно резким тоном осведомилась монна Алессандра.

Юлиус тут же посерьезнел и, похоже, наконец опомнился.

– Да так, одна дама с Востока… Николас и его супруга познакомились с ней в Брюгге… Разумеется, ее внимание было лестным для всех нас, но едва ли мы когда-нибудь увидимся вновь.

Тоби давно позабыл ту даму из Брюгге. Повернувшись спиной к хозяйке дома, он задумчиво смерил взглядом стряпчего.

– Ты уверен? А почему бы нам с ней и не встретиться?

* * *

В сопровождении двоих слуг в синих ливреях, Юлиус и Тоби направились в палаццо Медичи вместе с Николасом.

Ехать верхом не было нужды: всю Флоренцию можно было пересечь из конца в конец за двадцать минут, если воспользоваться Мясницким мостом через реку Арно. Тоби, уроженец северной Италии, знал город, как свои пять пальцев, и теперь уверенно шагал по улицам, вымощенным каменными плитами, мимо домов с мраморными колоннами и бронзовыми решетками, словно пес, почуявший добычу. Как и в любом другом месте, больше всего внимания он уделял внешнему виду прохожих – их коже, деснам и векам. Многие, кому не по душе было такое пристальное внимание, оборачивались и плевали ему вслед, но тогда он с удовольствием останавливался, чтобы рассмотреть слюну, – и это досаждало им еще больше.

Юлиус, обучавшийся в Болонье, с ностальгией оглядывался по сторонам. Он успел позабыть обо всей той роскоши, которую в Италии можно купить за деньги, и о чудесах местных мастеров. Впрочем, за эти пять лет Флоренция изменилась еще больше и стала куда богаче. Окруженные городскими стенами, повсюду теснились церкви, башни, площади, сады и галереи. Двери были украшены, подобно коврам; окна в глубине арок сверкали многоцветьем стекол; повсюду красовались статуи, молельни, фонтаны и источники; торговые лавки раскладывали свои товары. Город рассекала пополам река, стремительно несущая свои желтые воды, а за пределами крепостных стен раскинулись зеленые луга и холмы.

Флоренция была меньше Венеции, хотя и больше Лондона. В Венеции, где Юлиус никогда не бывал, по берегам каналов уже давно возводили свои особняки торговцы, разбогатевшие на восточных товарах. Флоренция также не страдала от бедности, но жила, в основном, за счет изготовления и продажи собственных товаров, – шелковых и тонких шерстяных тканей, а также золоченой кожи. Ну и, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и банковское дело. Говорили, что летом на Старом Рынке за прилавками можно насчитать никак не меньше семи десятков менял и банкиров.

Разумеется, во Флоренции имелось отделение банка Медичи, точно так же, как в Брюгге, Милане, Венеции, Женеве, Лондоне и Риме. Этими филиалами управляли доверенные семейства, избираемые самим Козимо де Медичи, главой компании. Дворец, куда они сейчас направлялись, находился на виа Ларга и, по сути, был подлинным центром Флоренции, где и вершились все основные дела Дома Медичи. В просторном особняке обитал сам Козимо с женой, сыновьями и внуками. Его племянник Пьерфранческо, обитал в соседнем здании. Помимо близких родичей, Козимо также приглашал под свой кров всех знаменитостей, посещавших Флоренцию: у него в доме постоянно проживали представители папы римского или герцога Милана; здесь же он вел свои учетные книги и диктовал письма канцелярским писцам, ибо хотя он и утверждал, что является всего лишь частным лицом, обычным гражданином выборной Республики, – на деле, Козимо де Медичи сам являлся воплощением Флоренции.

Выходивший прямо на улицу дворец являл собой монументальное сооружение с квадратным фасадом, украшенным колоннами. Два первых этажа были отделаны грубо отесанными каменными блоками, выкрашенными в красный, белый и зеленый цвета; личные апартаменты на верхнем этаже впускали свет через узкие арочные окна. Подняв глаза, Юлиус не удержался:

– Пять тысяч флоринов! Говорят, именно столько стоил этот особняк. Пять тысяч флоринов за дом!

– Действительно, безобразие, – подтвердил человек, сидевший перед входом на лавке для слуг. Юлиус обернулся к нему. Говоривший был в рясе священника и добротном, хотя и пропыленном плаще; густые волосы, слишком длинные для священнослужителя, вились крупными завитками. Когда он поднялся на ноги, то оказалось, что ростом он почти с Николаса и так же крепко сложен. Именно к бывшему подмастерью он и обратился теперь:

– Компания Шаретти предложила мне два с половиной флорина в месяц за то, чтобы я спасал ваши души. Однако эта задача требует куда больше усилий, чем банковское дело. Я передумал. Нам нужно пересмотреть соглашение. Я хочу в конце пути получить жилище не хуже этого.

Заслышав такие слова, мастер Тоби обернулся с приветственным возгласом. Николас последовал его примеру.

– Отец Годскалк! Но ведь это уже записано в вашем договоре.

– В доме вашего Владыки множество покоев, и на одном из них – ваше имя. Если вы только сможете прочитать, на каком языке оно написано… Откуда вы узнали, где нас искать?

– Расскажу чуть позже, – отозвался капеллан. – Я только что из Пизы. У меня для вас новости.

– Башня упала? – поинтересовался Тоби.

– Или пал папа римский? – перебил его Николас.

– Или нашему отряду так понравились зимние квартиры, что они не хотят плыть на Восток? – не преминул высказать свое предположение и Юлиус.

– О, нет, наемники будут с вами, когда они понадобятся, – нимало не смущенный, заверил капеллан. – А доводилось ли вам слышать о некоем Пагано Дориа?

– Мессер Никколо? – вдруг окликнул его кто-то.

– Семейство Дориа мне знакомо, но о Пагано слышу в первый раз. А что? – поинтересовался фламандец.

– Мессер Никколо? – повторил тот же голос.

– А ведь он не из бедных родственников, – молвил Годскалк. – Неужели ты его не знаешь?

Внезапно его оттолкнули в сторону. Резкий голос объявил:

– Мессер Никколо, вас ожидают. Его превосходительство почти потерял терпение.

Говоривший оказался не каким-нибудь привратником, а гладко выбритым мужчиной в одеянии секретаря и шапочке с черными отворотами, такой же, как у Юлиуса. Он взирал на вновь прибывших с явным недовольством.

– Это мой капеллан, отец Годскалк, – представил священника Николас. – Он принес мне важные новости.

– Тогда он может выложить их внутри, – заявил секретарь. – Будьте любезны немедленно последовать за мной.

Юлиус ни за что не решился бы с ним спорить, и Николас также не сказал ни слова.

Друг за дружкой все четверо прошли через арку во двор палаццо. Там стряпчий запнулся.

– Это Юдифь с головой Олоферна, – пояснил фламандец, любуясь на фонтан со скульптурой. – Он был другом Донателло, а ей это не нравилось. Вон в том саркофаге лежит кузен пра-пра-прадедушки мессера Козимо.

– Он до сих пор там? – поразился Юлиус.

– Возможно, они все до сих пор там, – ответил Николас. – Римлянин, римлянин, римлянин, римлянин, Медичи. Как слоеный пирог.

– Если вы хоть на миг прекратите болтать, – заметил на это Тоби, – то заметите, что нас приглашают подняться в гостиную.

В зале обнаружился ковер тончайшей работы, множество резных позолоченных сундуков, несколько кресел с высокой спинкой, мягких табуретов, а также сам Козимо де Медичи в кресле-паланкине с рукоятями для переноски. Все трое гостей замялись в дверях, и Юлиус с любопытством уставился на богатейшего человека во Флоренции, в то время как их провожатый вышел вперед и обратился к своему господину.

Семидесятилетний старик, скрюченный подагрой, Козимо де Медичи в этом зале был подобен новой Юдифи, ищущей нового Олоферна. Бледный, длинноносый, со впалыми щеками, он кутался в темное блестящее, отороченное мехом одеяние, а лысеющую голову прикрывал высокой бархатной шляпой. Внимательно выслушав секретаря, он поднял руку и постучал по деревянному поручню кресла.

– Пусть подойдут ближе!

Юлиус покосился на Николаса, опасаясь, что от смущения тот побледнеет и задрожит, опозорив тем самым себя и своих спутников: такое нередко случалось с простыми людьми, в присутствии сильных мира сего.

Внезапно мальчуган, которого стряпчий до сих пор не заметил, подскочил к креслу Медичи и ткнул пальцем в главу компании Шаретти.

– Вот он! Он это сделал!

Нарядно одетому, миловидному мальчику со светлыми вьющимися волосами было года четыре или пять… И он смотрел прямо на Николаса.

– Ты завязал узлы! – Слова фламандца прозвучали совершенно бессмысленно, и в них не чувствовалось ни почтения, ни даже подобострастной ласки. Точно таким же тоном он разговаривал с поваренком монны Алессандры.

– Неправда! – взвизгнул мальчишка.

Юлиус замер. Тоби также стоял, как громом пораженный. Владыка Флоренции шевельнулся в своем царственном кресле.

– Мой внук лжет, мессер Никколо, – наконец провозгласил он. – Там узлы. Вы должны научить его.

– Это несложно, – весело отозвался Николас. – Покажи.

Юлиус не смел поднять глаза, и так и стоял, окаменевший, а Николас, тем временем, подошел к мальчику и, присев рядом с ним на корточки, дружески уставился на него своими невинными круглыми глазами. Ребенок вытянул руку. На ладони лежала точная копия деревянной игрушки, которую спалила в камине монна Алессандра.

Тоби чуть слышно заворчал. Не оборачиваясь, Николас бросил:

– Я сделал две одинаковых. А где шнурок?

Послышался голос Козимо де Медичи.

– Наставник мальчика, этот глупый маловер, обрезал его.

Порывшись в поясном кошеле, Николас достал новую веревочку. Должно быть, она осталась от второй игрушки. Взяв из рук мальчика деревянный предмет, похожий на два гриба, сросшихся ножками, фламандец завязал и обмотал посередине шнурок, сделав на свободном конце петлю. В нее он просунул палец и положил игрушку на ладонь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю