Текст книги "Весна Византии"

Автор книги: Дороти Даннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Дороти Даннет
«Весна Византии»

Глава первая

Катерина де Шаретти выбрала себе возлюбленного вскоре после празднества Святого Креста, решив, что в тринадцать лет уже имеет на это полное право. Каково же было ее разочарование, когда выяснилось, что одного лишь горячего желания для брака недостаточно, и нужно кое-что иное… Так что теперь оставалось молиться, чтобы войти в пору как можно скорее, – и она усердно занималась этим все время, пока готовилась к побегу из дома, ведь ее с детства учили, что истинная вера преодолевает любые преграды.

Как выяснилось позднее, мессер Пагано Дориа не подозревал, что Катерина обманывает его, но, даже узнав правду, ничуть в ней не разочаровался, – и за это она полюбила его еще сильнее. Кроме того, ей нравились его длинные ресницы, и ровные белые зубы, и дорогой платок, который он изящно затыкал за пояс дублета. Этого оказалось довольно, чтобы Катерина влюбилась без памяти, когда молодой генуэзец стал захаживать к ним в дом, а затем начал приглашать тетушку и дядюшку, кузенов и саму Катерину в гости, на прогулку или на охоту.

Иногда он являлся один, или брал с собой челядинцев и гончих псов, – и у всех них были накидки с родовым гербом семейства, – или приводил маленького чернокожего пажа в тюрбане, который нес на руке сокола. Поначалу он почти не замечал Катерину, которая не отходила от него ни на шаг, восхищаясь белоснежными зубами гостя и слушая его рассказы о пышных гаремах мавританских князей в Испании и об амурных похождениях генуэзских купцов на Востоке. Мессер Пагано Дориа, морской торговец, принадлежал к одному из самых знатных семейств Генуи и повидал весь свет. Он был так богат, что купил в Антверпене огромный корабль!

Тетушка и дядюшка были польщены вниманием такого родовитого вельможи. На самом деле, они не приходились Катерине родней: просто деловые партнеры матери, согласившиеся взять на воспитание одну из дочерей Марианы де Шаретти. Та поначалу не хотела уезжать из дома, но затем смирилась; и к тому же матери наверняка не понравилось бы, что у Катерины появился любовник… Но ведь сама-то она нашла себе мужа! Впрочем, Николас вскоре уехал, по торговым делам, и, похоже, надолго…

Мать никогда бы не позволила мессеру Пагано Дориа так часто бывать в своем доме, поскольку всегда знала, что у Катерины на уме. Девочка грезила лишь о любви…

Со временем мессер Пагано Дориа начал оказывать ей любезные знаки внимания. Обращаясь к Катерине, он улыбался и порой касался ее щеки; а она исподволь любовалась его перстнями, – куда более красивыми, чем у Лоренцо, помощника управляющего компании Медичи в Брюгге… Однажды он подал ей руку, спускаясь по ступеням, а в другой раз, улыбаясь и болтая ни о чем, усадил рядом с собой в карете, когда все семейство возвращалось с прогулки домой.

Впервые они остались наедине во время рыцарского турнира на главной площади, – там Катерине удалось незаметно ускользнуть от своих двоюродных братьев. Вместо того чтобы слиться с толпой, влюбленные отправились гулять по улицам, заглянули на рынок, прошли по берегу реки… Он рассказывал о Лондоне, Лиссабоне, Риме и Сардинии, о Рагозе, Хиосе, Дамаске и Константинополе, – во всех этих сказочных землях ему довелось побывать. Он рассказывал о животных, у которых есть хвост и спереди, и сзади, о рубинах крупнее куриного яйца и о цветке, один лепесток которого способен напоить ароматом целый дворец… При этом генуэзец без устали жестикулировал изящными ухоженными руками, касался ее плеча кончиками пальцев или щекотал ладонь, чтобы привлечь внимание. Катерина угощалась пряными лакомствами, которые он покупал у уличных торговцев, и пила какие-то незнакомые напитки, а он смеялся, если ей случалось поморщиться.

Когда он, наконец, проводил ее домой, девочка, в порыве благодарности за чудесно проведенный день, чуть не бросилась ему на шею, и, заметив это, Пагано Дориа с улыбкой протянул к ней руки. Крепкие теплые объятия и ласковый поцелуй в щеку напомнили о покойном отце… Но ведь Корнелис де Шаретти был гораздо старше, его кожа вовсе не пахла розами, и он не носил темного плоеного атласа, такого приятного на ощупь! Волосы генуэзца, под беретом с фазаньим пером, также были темными и шелковистыми, но коснуться их Катерина не решилась…

Вот так все и началось. Затем последовали четыре дня необъяснимого отсутствия, четыре дня тоски и скорби… И вдруг он прислал к тетушке своего чернокожего пажа. Оказалось, ничего важного; о Катерине речи и вовсе не шло: просто генуэзец приглашал все семейство к ужину. Когда наконец настал долгожданный вечер, Пагано Дориа ни разу и не взглянул на нее! И лишь когда он провожал гостей домой в кромешной темноте, Катерина слегка подотстав, заметила, что генуэзец также замедлил шаг. И тут он воскликнул:

– Неужто ты плачешь, моя милая Катеринетта? Нет, нет! Я не могу этого вынести!

И он с жаром обнял ее за талию и осушил слезы поцелуем, а затем коснулся губ. В этот момент послышался голос тетушки, окликавшей племянницу. Пагано Дориа улыбнулся и без лишних слов вернулся к себе.

Катерина сама устроила их новую встречу наедине, а затем и еще два свидания. Конечно, всякий раз они оставались в людных местах: в парке, на берегу канала или у озера, и прятали лица под капюшонами, но Пагано все равно делал вид, будто сердится, и твердил, что должен тотчас отвести ее к тетушке, хотя, разумеется, не сделал ничего подобного. На второй раз он поцеловал Катерину и при встрече, и при расставании, а на третьем свидании преподнес подарок: маленькое колечко с карбункулом и тонкий шнурок, чтобы прятать украшение на шее, – иначе, если бы кузины заметили, то наверняка стали бы завидовать…

Кольцо прежде принадлежало его матери, которая, увы, недавно скончалась, но, конечно, была бы счастлива иметь такую дочь, как Катерина… Он предложил помочь повязать шнурок, но в ответ услышал отказ: она боялась, что он обнаружит, какая у нее на самом деле маленькая грудь…

В тот день с утра генуэзец занимался торговыми делами и сильно устал, так что влюбленные присели под деревьями в роще, недалеко от церкви святой Гудулы и оставались там почти до сумерек. Чтобы Катерина не замерзла, мессер Пагано накинул плащ ей на плечи и согревал руки в своих ладонях, а она тем временем не сводила с него глаз, любуясь позолоченными пуговицами на дублете. Ей захотелось погладить мех у него на вороте, и генуэзец дозволил ей это – лишь в обмен на такую же привилегию.

В его устах это звучало так чарующе… Одной рукой он обнял Катерину за талию, а другой нежно принялся поглаживать распущенные волосы, расправляя пряди на груди. Она сидела неподвижно, позволяя ему играть со светлыми локонами… Чуть погодя генуэзец прошептал:

– Катеринетта… Ты очаровательная женщина. Ведь ты же женщина, правда?

Потрясенная, она воззрилась на него.

– Ну, конечно!

Пагано серьезно посмотрел на нее. От волнения она улыбнулась, и внезапно выражение его лица изменилось, он со вздохом склонил голову и приник к ее ключицам.

– Я рад, очень рад, Катеринетта. Ведь Дориа… Ты понимаешь, что потомок рода Дориа не вправе выказывать свою любовь ребенку. Это опорочило бы честь нашего рода.

Только сейчас до нее дошел истинный смысл его слов, но она ни на миг над этим не задумалась, а лишь растерянно переспросила:

– Любовь?.. – Но больше ничего сказать не успела, ибо Пагано внезапно выпрямился, прикоснулся губами к ее устам и крепко прижал к себе.

Катерина чуть не задохнулась, но она уже знала, что происходит: точно так же мать целовалась с Николасом. Ей хотелось замереть в неподвижности, чтобы сполна насладиться этим новым ощущением, но неожиданно губы сами собой приоткрылись. Испугавшись, она отпрянула, и генуэзец тут же отпустил ее.

– Ну, конечно, еще слишком рано. Мы не должны делать этого сейчас. Позволь, я провожу тебя домой.

Испуганная и разочарованная, Катерина не нашла в себе сил даже заплакать.

– Я нечаянно, честное слово! Давай попробуем еще раз…

– Неужто ты думаешь, я этого не хочу? – воскликнул Пагано. – Но мне этого мало, принцесса! Однако еще неделя – и я уеду отсюда. А пока смогу вернуться, пройдет немало лет…

Внутри что-то болезненно сжалось.

– Ты скоро отплываешь?

Он кивнул.

– Сперва в Италию, а затем – кто знает? Думаю, меня ждут самые увлекательные приключения, но придется отправиться в путь в одиночестве…

– Возьми меня с собой, – предложила Катерина.

Его лицо не скрывало ни удивления, ни томительного желания. Но тут же он поспешил встряхнуться.

– Нет, нет, это невозможно. У нас нет времени ни для помолвки, ни для брачного контракта. Твоя тетушка не вправе решать такие вещи сама, а послать кого-то к твоей матери мы не успеем. Я не могу взять тебя с собой, моя красавица, хотя отдал бы за это все на свете! Мы даже не вправе больше видеться с тобой, иначе я рискую зайти слишком далеко: это сильнее меня… И тогда ты меня возненавидишь!

Мадонна Катерина де Шаретти нельи Дориа…

– Ты хочешь на мне жениться? – воскликнула Катерина. Ей пришлось опустить глаза, чтобы взглянуть на него, ибо Пагано, сняв с головы берет, упал перед ней на колени.

– Конечно, я мечтаю, чтобы ты стала моей женой! Я жажду показать тебе весь мир и представить флорентийским князьям, – едва слышным шепотом произнес генуэзец. – Но как такое возможно?

…И через неделю они сбежали из дома.

* * *

Впрочем, поначалу это вовсе не походило на бегство, и тетушка с дядюшкой с радостью пожелали им доброго пути, уверенные, что молодой человек должен отвезти дочь Марианы де Шаретти в Брюгге. Вместо этого влюбленные отправились в Антверпен. Там генуэзец рассчитал служанку Катерины, и вместе с ней и со своими челядинцами погрузился на корабль. Огромный, восхитительный корабль, носивший название «Дориа».

Конечно, в самом начале пути ей пришлось признаться в том, что она еще не стала по-настоящему женщиной, и Катерина решила сперва, что возлюбленный рассердился: ведь он вышел из каюты без единого слова. Однако, вернувшись, он заявил, что это не имеет никакого значения, и он готов подождать, сколько нужно, ведь все равно бумаги окажутся у них на руках не раньше Генуи.

Она не имела ни малейшего понятия, что для свадьбы нужны какие-то бумаги, но не усомнилась в его словах. Пагано осыпал ее подарками и лакомствами, хотя и не лег с ней в постель, как втайне надеялась Катерина; но днем они часто бывали вместе, играли в карты, он рассказывал забавные истории, щекотал и целовал ее, и девочка была в восторге. Он даже купил ей роскошное платье и с гордостью прогуливался с ней по палубе корабля.

На борту были и другие женщины. Поначалу они порой лукаво подмигивали Катерине, но та прекрасно знала, что не следует обращать на них внимания, – как-никак, она выросла в портовом городе… Штурман был с ней очень любезен, и чернокожий паж стал вежливым и послушным, – стоило мессеру Пагано отозвать его на пару слов, поигрывая тросточкой… В общем, все это было бы похоже на сказочный сон, если бы не новая нянюшка-фламандка, которая то и дело заставляла Катерину принимать ванны и глотать какие-то снадобья и порошки для улучшения цвета кожи. Впрочем, девочка подчинялась беспрекословно, чтобы Пагано мог гордиться ею перед флорентийскими князьями. Она верила, что он сдержит слово, и они поженятся, как только это будет возможно. Она выйдет замуж раньше, чем Тильда, и ее муж будет старше и богаче Николаса, и куда более знатного происхождения…

И потому все время, пока корабль, вышедший из Антверпена, плыл вдоль берегов Франции и Португалии, и мимо Геркулесовых Столпов к своему пункту назначения, Катерина де Шаретти продолжала неустанно молиться…

А тем временем в Брюгге Мариана де Шаретти старалась устроить превосходный рождественский праздник для своей старшей дочери Тильды, для всех служащих и домочадцев. Она пыталась не слишком скорбеть по своему единственному сыну Феликсу, погибшему на поле брани, и не очень скучать по Николасу, своему супругу, уехавшему во Флоренцию, а также по младшей дочери Катерине, которая (если судить по не слишком частым и подробным письмам) вполне была довольна своей жизнью в Брюсселе и отнюдь не торопилась возвращаться домой.

* * *

Итак, Катерина де Шаретти была счастлива, и мессер Пагано Дориа также чувствовал себя превосходно. Путешествие оказалось весьма выгодным и приятным. До сих пор его постигла лишь одна-единственная неприятность, – но и это, по воле Божьей, можно будет исправить… И не успел он оказаться в Италии, как и впрямь все решилось само собой. Он повстречал отца Годскалка.

Поначалу, впрочем, он и не смекнул, какая это удача. Встреча случилась, едва лишь корабль бросил якорь в Порто Пизано, служившем гаванью для Пизы и Флоренции. У мессера Пагано было полно хлопот с налогами, таможней и грузом, – а ведь еще требовалось уговорить Катерину оставаться на борту и объяснить, что она не должна появляться с ним на людях, покуда они не будут женаты, дабы никто и ничто не смог их разлучить…

И надо же было этой старой фламандской ведьме подучить девчонку переодеться пажом: в конце концов, если у него есть один чернокожий слуга, так почему не быть и второму – беленькому?.. Тут уж пришлось утешать милашку Ноя, чье маленькое черное сердечко и без того было разбито… В общем, лишь чудом им удалось наконец сойти на берег и приготовиться к отъезду во Флоренцию. Дориа как раз садился в седло, как вдруг Катерина подъехала к нему и махнула рукой куда-то вперед.

– Смотри!

Сперва генуэзец решил, что там ее тетушка или мать, однако девочка указывала на толпу пилигримов, только что прибывших из Рима. Среди них оказался священник: рослый, широкоплечий моложавый мужчина в потертом добротном плаще с капюшоном, торговавшийся с хозяином из-за лошади. За спиной у него виднелись двое слуг в ярко-синих накидках без гербов и дорожные сундуки в пятнах морской соли.

Перехватив руку невесты, мессер Пагано с улыбкой заставил ее успокоиться: ведь им еще пока рано обращаться к священнику, и к тому же он предпочел бы иметь дело со своим собственным духовником.

– Что такое, милая? Ты знаешь этого человека?

При этих словах он незаметно кивнул Кракбену, своему шкиперу, и увлек Катерину в сторону, стараясь, чтобы она оказалась спиной к людям в синих накидках.

Скверная новость, хотя могло быть и хуже… Священник оказался капелланом компании Шаретти. Он недолго жил в Брюгге, но по большей части пребывал с военным отрядом, квартировавшим ныне в Италии. Катерина не сомневалась, что сейчас святой отец собирается домой.

Мессер Пагано в этом сильно сомневался, но возражать не стал. Разумеется, капеллан не должен видеть Катерину. Она должна понять, как это опасно… В конце концов, он уломал ее вернуться на корабль вместе со шкипером и оставаться там, пока генуэзец отправится в Пизу. Убедившись, что всякая опасность со стороны священника миновала, она, наконец, сможет присоединиться к возлюбленному.

При этом мессер Пагано с облегчением осознал, что Катерину вовсе не удивляет, с какой стати капеллан, якобы собравшийся во Фландрию, едет отнюдь не на север, а почему-то на восток, в сторону Флоренции и Пизы. Порой он больше всего ценил в этой малышке именно ее невежество…

Глава вторая

Около часа у мессера Пагано ушло на то, чтобы водворить Катерину де Шаретти со слугами обратно на корабль, а самому кое-что разузнать в порту. После этого он двинулся по дороге в Пизу. Священник, разумеется, успел за это время уехать далеко вперед.

Мессер Пагано Дориа скакал во весь опор, к вящей досаде своих челядинцев, чьи мулы никак за ним не поспевали; хотя чернокожего пажа Ноя он пару раз брал к себе в седло. Впрочем, не в его природе было хмуриться подолгу, несмотря даже на то, что дорога оказалась пыльной и запруженной народом. Вплоть до зимних ливней путь по берегу реки в Пизу и Флоренцию оставался кратчайшим, идущим с морского побережья, и здесь нередко можно было встретить интересных попутчиков.

Разумеется, мессер Пагано Дориа не задерживался в дороге, но все же успевал обменяться парой слов или шуткой с большинством проезжих, и люди дружески приветствовали его, – ведь он был так любезен и очарователен, хоть и невелик ростом. Генуэзцы миновали целый караван ослов, которые везли муку с водяной мельницы, дружески поболтали с точильщиком, тащившим на себе груз ножниц и иголок, а затем и с батраками, направлявшимися в овчарни под Пизой. После этого им встретилась телега, доверху груженая кувшинами со свежим маслом. Заняв всю середину дороги, она никак не могла разминуться с возком управляющего из соседнего поместья, ехавшим в другую сторону. Перебранка уже готова была разразиться, когда мессер Дориа парой удачных шуток разрядил обстановку, вызвав дружный смех у всех вокруг. «Шустрый, как болотный уж, и яркий, как солнечный зайчик на начищенной меди…» – говорили о нем.

Так дружески болтая и перешучиваясь, они и ехали вдоль реки, пока вдруг не увидели судно, из-за которого на берегу образовался затор. Путешественники тут же принялись браниться, но мессер Пагано Дориа, которого в этот день, казалось, ничто не могло выбить из колеи, подумал лишь о том, как занятно было бы малышке Катерине увидеть огромную тридцативосьмифутовую флорентийскую галеру, которую волоком тащили вверх по течению, в Пизу, чтобы там подготовить к новому плаванию…

На дороге повсюду была сплошная грязь и месиво из опавшей листвы, а у речной излучины топтались небритые работяги в холщовых рубахах, до хрипоты ругавшиеся между собой, – нечего и говорить, что они отнюдь не собирались никого милю себя пропускать. В этой толпе обнаружился и капеллан компании Шаретти – отец Годскалк.

Он стоял на берегу Арно и смотрел на застрявшую галеру. На борту также было полно людей, которые о чем-то спорили и ругались во всю глотку. Один канат привязывал корабль к мощному вязу на берегу, другой, сброшенный с противоположного борта, был закреплен вокруг ствола дуба. Подтягиваясь на таких канатах, команда обычно и поднимала судно вверх по течению.

Священник, стоявший у вяза, вблизи оказался неожиданно рослым. Лицо с крупными чертами, широкой переносицей и густыми черными бровями казалось совершенно спокойным. Когда он откинул назад капюшон, стало видно, что у него густые черные волосы, напоминавшие крашеный хлопок. Мощным сложением он походил на борца; свежий шрам пересекал костяшки пальцев. За спиной капеллана стояли двое слуг, придерживавших лошадей, а сам он задумчиво созерцал реку и элегантную флорентийскую галеру, вдоль бортов которой струилась желтоватая вода. Судно прочно засело на песчаной отмели.

Если никуда не спешить, вся эта сцена могла показаться довольно забавной.

На обрывистом берегу босоногие мужчины чертыхались на всех известных от Савоны до Неаполя наречиях, усердно орудуя лопатами и кирками; вместе с ними трудилась и команда. С палубы за происходящим сурово надзирал гладко выбритый широкоплечий мужчина в красной квадратной шапочке и черном, расшитом золотом платье. На носу двое полуголых моряков натягивали канат; мощный ствол дуба чуть заметно сотрясался от напряжения. Окрестные деревья, судя по облетевшей листве и покореженной коре, уже успели пострадать от такого же обращения. Вороны с карканьем кружились над ними.

Мессер Пагано Дориа спешился как раз в тот момент, когда резкий рывок едва не сломал вяз, у которого стоял священник. Птичье гнездо взлетело в воздух, упало на воду и, покачиваясь, понеслось прочь на волнах. Священник не сводил взгляд с дерева, и Дориа тоже посмотрел в ту сторону. Петля веревки глубоко врезалась в кору. У них на глазах узел затянулся еще туже, запахло палеными волокнами, и натянутый, как струна, канат глухо загудел. Мессер Пагано с серьезным видом промолвил:

– Похоже, они застряли всерьез.

Обернувшись на голос, капеллан склонил голову.

– Да, боюсь, далеко они не уплывут. – У него был мелодичный голос, и, судя по произношению, итальянский он учил где-то в Германии. – Вы сами сообщите им об этом, монсеньор, или предпочтете, чтобы это сделал я?

Родственная душа… Мессер Пагано Дориа улыбнулся с очаровательным лукавством.

– Я придумал кое-что получше, – объявил он и, выхватив обоюдоострый меч с позолоченной рукоятью, направился к натянутой веревке.

– Не надо!.. – Капеллан попытался остановить его, однако Пагано не обратил на это ни малейшего внимания. Замахнувшись, он с силой рубанул по канату.

Обрубленная веревка щелкнула, подобно бичу, взметнув в воздух листву, траву и потоки песка. На палубе галеры петля захлестнулась, сбив с ног двоих матросов. От этого рывка галера мгновенно сместилась по течению и тут же заскользила назад, еще дальше уйдя на песчаную отмель, с которой сползала с таким трудом. Не удержавшись на ногах, мужчина в черном одеянии упал. Поднялся шум, в точности как на ярмарке, – за общим гомоном было почти не слышно смеха торговца маслом и погонщика ослов.

Двое мужчин у вяза пристально взглянули друг на друга. Нимало не смущенный, Пагано Дориа воскликнул:

– Да хранит меня Создатель! Кто бы мог предвидеть такую незадачу?! Наверняка они станут во всем винить меня… и поделом!

Священник изобразил на лице задумчивость.

– Возможно, вас, а возможно, и того человека, которому следовало бы вовремя отвязать канат.

– Ого… – Дориа еще внимательнее взглянул на собеседника. – Похоже, вы браните меня, и вполне заслуженно. Но не годится одному человеку отвечать за вину другого! Не желаете ли отправиться со мной и выслушать мою исповедь?

Священник ответил с улыбкой:

– Как пожелаете. Возможно, чиновник на борту серьезно пострадал. Если он нападет на вас, я буду готов вступиться.

– За меня? – возмутился Пагано Дориа. Чтобы искупить свой невысокий рост, он давно научился подпускать в голос многозначительный холодок. Впрочем, генуэзец тут же рассмеялся. – А ведь мы с вами даже незнакомы. Я Пагано Дориа, торговец, мореплаватель и владелец парусника, недавно причалившего в Порто Пизано. А вы?

– Дориа? Известное имя… – промолвил священник. – Что до меня, то я родом из Кельна, а в Италии состою капелланом при наемном отряде, который принадлежит фламандскому красильщику. Мое имя – отец Годскалк.

– И ваше имя также можно назвать славным.

Мессер Пагано нынче был склонен проявить любезность.

– Что ж, я рад познакомиться с вами, и готов открыть один секрет. Человек на борту еще не признал меня, но его зовут Антонио ди Никколо Мартелли, и я был с ним знаком задолго до того, как его назначили морским консулом. Он меня простит. Я позабавлю его последними новостями и сплетнями, и он смягчится. А вы мне поможете. Более того, я даже готов сказать, будто вы пытались меня остановить и убеждали не делать глупостей. Пойдемте, пойдемте, я вас с ним познакомлю. Уж коли вы направляетесь в Пизу, то вам наверняка не помешают новые друзья.

– Друзья? – с задумчивой улыбкой переспросил капеллан; но впрочем, когда Дориа устремился по берегу к воде, темноволосый священник с готовностью последовал за ним.

Их встретили именно так, как и предсказывал мессер Пагано.

Первые десять минут атмосфера оставалась весьма напряженной, но затем имя Дориа и приятные юношеские воспоминания разрядили атмосферу, и смягчившийся консул принял их довольно любезно.

– Как раз подошло время полуденного отдыха. Возможно, отец Годскалк и мессер Пагано пожелают задержаться и отпробовать угощения? – предложил он.

Путешественники поднялись на борт. Отцу Годскалку пришлось идти по воде, подоткнув рясу до колен; мессер Пагано преодолел препятствия куда более элегантно, верхом на лошади, а затем передал поводья слугам. В каюте флорентийский консул Мартелли угостил их отменным рейнским вином, в то время как челядинцы распаковывали корзину с припасами.

Там оказались холодные тортеллини, сваренные в скорлупе яйца, немного дичи и сладости; на троих всего хватило в избытке. Как он и обещал, мессер Дориа болтал без умолку, и вполне расплатился с консулом за гостеприимство свежими новостями. Священник, только что прибывший из Рима, предпочел не слишком распространяться о тамошних делах, но зато рассказал пару-тройку забавных историй, немало удививших не только консула, но и самого Дориа.

Он поразил их настолько, что после еды мессер Мартелли предложил лично показать гостю галеру, – раз уж Годскалк так ею восхищался.

В глубине души Дориа не сомневался, что капеллан не столько интересуется самим кораблем, сколько желает убедиться, не причинила ли тому особого вреда неосторожная шутка генуэзца. И вновь морской консул не преминул побранить мессера Пагано, хотя на сей раз проявил куда большую снисходительность. Все могло кончиться гораздо хуже… Но, впрочем, особого ущерба удалось избежать. Пара треснувших досок в обшивке, да, может быть, небольшая течь…

– Все это мы поправим, но не сейчас. Эта галера – славная старушка, и неплохо потрудилась в свое время. Теперь ее переоснастят и отдадут внаем. Пусть уж новый хозяин о ней позаботится, ха-ха! Сам должен понимать, на что идет, если уж нанимает двенадцатилетний корабль под конец торгового сезона. Зато на ремонтных работах кое-кто неплохо нагреет руки…

Послышался свисток, знаменовавший окончание обеденного перерыва. Священник и генуэзский торговец вместе с Мартелли подошли к борту галеры, готовые двинуться дальше. Но перед расставанием мессер Пагано Дориа кликнул с берега слугу и преподнес морскому консулу щедрый дар: шесть тончайших льняных полотенец и кружева для его милой супруги, чтобы искупить свою вину, вновь выказать раскаяние и, конечно, во имя их старой дружбы…

Разумеется, генуэзец сознавал, что проявляет необычную щедрость, и потому ничуть не удивился, когда впечатленный консул пригласил его (и как он раньше не подумал об этом?!) к себе на ужин тем же вечером. И вообще, есть ли ему, где остановиться в городе?..

Мессер Пагано поспешил заверить, что с жильем в Пизе у него все в порядке: он заказал комнаты на постоялом дворе, куда сейчас и отправится. Конечно, он доберется до города гораздо быстрее, чем галера мессера Мартелли. Так когда ему навестить консула?

– А почему бы вам не отправиться прямиком туда?! – воскликнул гостеприимный хозяин. – Дождитесь меня дома! Отдохните! Моя супруга позаботится о вас. Вы можете сами отвезти ей подарки. И, кстати… Я правильно понял, что отец Годскалк также вас сопровождает?

Священник попытался возразить, но за раскатами жизнерадостного голоса Пагано Дориа его никто не услышал.

– Ну, конечно, – с улыбкой заверил тот. Разумеется, отец Годскалк поедет в Пизу вместе с ним и будет счастлив познакомиться с супругой морского консула и отужинать в великолепном доме мессера Мартелли… Чудесно! Он ждет не дождется, когда же они смогут вновь увидеться сегодня вечером…

Оказавшись на берегу, мессер Пагано обернулся к своему спутнику с прежней лукавой ухмылкой.

– Возможно, я был не прав? Я не дал вам возможности отказаться. Однако, право, морской консул – прекрасный человек, и у них в доме всегда отменно кормят. Ну что, я прощен?

– Вы дважды щедро накормите бедного священника, – улыбнулся ему в ответ отец Годскалк. – Сын мой, даже вороны простят вас за это.

* * *

Священник и торговец вместе доехали до самой Пизы. Первый держался скромно, второй вел изящную беседу.

За городскими воротами капеллан, который, похоже, до сих пор не мог придти в себя от постигшей его удачи, отослал свою немногочисленную свиту и нехитрые пожитки на скромный постоялый двор. Свита Дориа – лакеи, повозки, мулы и паж-африканец – с помпой прошествовали в свою гостиницу.

Генуэзец, всю дорогу оживленно болтая и сыпля шутками, вместе со своим спутником направился вдоль реки к причалам, где на волнах покачивались галеры Республики. Другие стояли в сухих доках, где их отчищали и приводили в порядок после очередного путешествия. Дом морского консула оказался совсем рядом: приземистый двухэтажный особняк с большим подвалом и лестницей во дворе.

Хорошенькая женщина, стоявшая на верхней площадке, улыбнулась Пагано Дориа, который на светский манер поцеловал ее в губы, а затем торжественно вручил свои подарки. После этого он любезно представил хозяйке дома отца Годскалка.

Супруга морского консула, совершенно очарованная, устроила гостей в парадной зале и предложила им по бокалу подогретого вина. При этом она с улыбкой заметила, что у галеры на дорогу уйдет не менее трех часов, и они поужинают, едва лишь мессер Мартелли вернется к родному очагу.

Разговор зашел о ковре, который мессер Пагано некогда привез с Хиоса, и хозяйка пожелала показать гостю комнату, где теперь красуется его подарок. Священник также приподнялся с места, но его любезно пригласили остаться и, чтобы не скучать, предложили пока полюбоваться великолепным молитвенником из Мантуи.

Молитвенник святому отцу, несомненно, понравился, хотя он и отрывался от чтения всякий раз, когда кто-то из слуг появлялся, дабы наполнить вином его бокал; и некоторые страницы изучал куда дольше, чем необходимо. Когда же миновало около получаса, священник поднялся с места, должно быть, утомившись сидеть, и подошел к не закрытому ставнями окну, выходившему на причалы. Отсюда, без всякой спешки, он вернулся к дверям гостиной, по лестнице спустился в сад и устроился под апельсиновым деревом, внимательно перелистывая страницы книги.

– А! – воскликнул морской консул, явившийся домой на добрых два часа раньше обещанного времени. – Я вижу, вы нашли мой дом, отец Годскалк. А где же мессер Пагано?

Рослый священник в фетровой шапочке неторопливо закрыл молитвенник и посмотрел сверху вниз на хозяина дома.

– Он в гостиной, но я испросил у госпожи Мартелли позволения встретить вас здесь, в надежде на приватный разговор. Вы могли бы уделить мне немного времени?

У него за спиной, где-то наверху в доме хлопнули ставни.

– Разумеется, – ровным тоном отозвался морской консул, и они вдвоем уселись на каменную скамью.

– Речь пойдет о галере, – неожиданно заявил священник. – Возможно, вы заметили, что она меня заинтересовала?

– У вас живой ум, отец Годскалк, – промолвил Мартелли. Лицо его в тусклом сумеречном свете казалось гораздо моложе. – Несомненно, такого человека привлекают многие вещи…

– Но я не объяснил причин своего любопытства, – продолжил капеллан. – Компания, нанявшая меня, располагается в Брюгге. Она начинала очень скромно, но теперь занимается не только торговлей и ростовщичеством, но также содержит воинский отряд. Этим людям необходим должный учет финансов и духовное утешение, и я предоставляю им и то, и другое. Сейчас я ненадолго покинул наемников, квартирующих в окрестностях Рима, и направляюсь во Флоренцию, где меня ждут старшие представители компании. Они обсуждают новые возможности для расширения своих деловых связей, однако для этого им необходима большая галера… Возможно, именно ваша, поскольку она сейчас свободна, а найти такое судно сейчас нелегко. Вот почему, как вы теперь понимаете, я интересовался его состоянием.