Текст книги "Весна Византии"

Автор книги: Дороти Даннет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Глава двадцать седьмая

Николас давно задавался вопросом ― как далеко способен зайти Пагано Дориа. Разумеется, тот подчинялся приказам Саймона. Отложить окончательную схватку до последнего момента было вполне разумно, но в ожидании этого столкновения Дориа не упускал возможностей для мелких шалостей. Наверняка, он наслаждался от души, когда наблюдал за побоищем в горах. Возможно, и все происходящее сейчас было частью его плана. Конечно, существовала и иная возможность, но об этом Николас пока не решался даже подумать.

Однако, войдя в шатер, он понял, что ошибался, ― ибо неожиданно очутился в настоящем цветнике. Здесь были шелка, ковры и позолоченные лампы, мебель резного дерева, украшенная медью и бронзой, и женщины, восседавшие повсюду на мягких подушках… Одни только женщины! Если не считать рабов и евнухов… Это походило на сераль. Возможно, самая злобная шутка Пагано Дориа. Или все же нет… Николас осознал внезапно, что уставший и израненный, едва ли может являть собой объект желания, ― равно как и сам он ничего подобного не испытывал. Застыв в неподвижности, он огляделся по сторонам.

Это было похоже на живую картину. В углу музыкант наигрывал на арфе, ― негромкая плавная мелодия, которой никто не замечал. Накрашенные лица, драгоценности, блестящие шелковые одежды, накидки на темных волосах не могли принадлежать ни рабыням, ни шлюхам, ни даже дочерям эмира, преподнесенным какому-нибудь племенному вождю в виде дани. Кто бы ни были эти женщины, они явно служили некой высокопоставленной особе. Они двигались с заученным изяществом: кто-то передвигал фишки на игровой доске, другая наливала в бокал янтарную жидкость из высокого кувшина с узким горлышком, третья рассматривала какой-то рисунок. На появление незнакомца никто не отреагировал, ― разве что несколько женщин спокойно обернулись в его сторону. Посреди шатра в одиночестве восседала женщина далеко не первой молодости, которую Николас никогда прежде не видел. Он выждал еще какое-то время, пытаясь справиться с изумлением и на ходу пересматривая свою тактику, а затем неспешно приблизился к ней.

Она восседала под балдахином на четырех позолоченных тонких шестах, установленных на небольшом возвышении, выстланном бархатом, под которым виднелись синие и белые фарфоровые плитки. За спиной незнакомки, подсвеченный канделябром с десятью свечами, были натянут шелк, расписанный цветами и птицами, ― словно сама женщина была частью этой картины. Она восседала среди фиалок и пионов, роз и нарциссов, ив и кипарисов; павлины окружали ее и голубки спускались ей на плечи.

На вид ей было лет шестьдесят, однако она еще не утратила былой красоты. Лицо сохранило почти идеальный овал, скулы были чуть тронуты розовой пудрой, брови выщипаны полукружьями и смыкались на переносице. Подведенные глаза, несмотря на морщины, сохраняли миндалевидный разрез. Шелковый плат скрывал волосы и лоб, драпируя также плечи и грудь. Вуаль поддерживала тончайшая диадема, с которой ниспадали нити крупных жемчужин, обтекавшие виски и скулы и подчеркивавшие подбородок. Николас решил, что, кажется, знает, кто перед ним. Но если так… если так… Он до сих пор не мог поверить, что замысел его превратился в реальность. Он ведь только-только пытался заложить фундамент… Заложить его в турецком стиле, ― подумал он невольно, ― с кровью овна смешанной, с мелом и известью… Он отдал свою кровь, может быть это поможет скрепить раствор… Если только все это не является частью плана Пагано Дориа…

Евнух исчез. Чего же ждут от него теперь? Возможно, знака уважения… Вспомнив юношу в своей палатке, Николас, приблизившись к возвышению, опустился на колени и коснулся лбом земли, после чего поднялся на ноги и наконец решился промолвить:

– Сара-хатун?

За спиной послышался какой-то шорох. Женщина под балдахином окинула его долгим оценивающим взором. Он думал, она заговорит с ним по-арабски, но та предпочла греческий ― язык, на котором говорила ее внучатая племянница.

– Кто же еще, мессер Никколо? Но сперва вы все же растерялись.

– Я до сих пор растерян, принцесса, ― промолвил он. ― Но имя хатун я узнал по этой росписи на шелке.

Она даже не обернулась.

– Ремесленники не читают Фарида уд-Дин Аттара.

Он листал страницы «Тридцати птиц» во дворце, одетый в одно лишь легкое банное платье. И теперь мягким тоном возразил, процитировав:

– Я не та птаха, что достигнет царских покоев. С меня достало бы узреть и хранителя Врат.― Сам он вполне мог оценить сейчас иронию этой цитаты.

Женщина по-прежнему смотрела на него, затем слегка склонила голову набок и обратилась к кому-то другому, стоявшему у Николаса за спиной:

– Что скажешь? Я вижу здесь не смирение, а одну лишь дерзость. Так иди же и помоги мне.

Николас ожидал увидеть еще одну женщину, но тут же понял, что ошибался. Навстречу ему выступила фигура в черном одеянии и высокой черной шапке, с раздвоенной белой бородой, почти скрывавшей старое медное распятие на груди. Без особого удовольствия фламандец поприветствовал его:

– Диадохос!

Да, это был единственный человек, также способный оценить иронию ситуации. Ведь при нем они с Виолантой Наксосской обсуждали персидские книги. Монах, похоже, с трудом скрывал улыбку.

– Мессер Никколо! ― объявил он. ― Вы находитесь в Эрзеруме. Как вы, верно, догадались, перед вами ― Сара, мать Узум-Хасана, князя Диарбекра, владыки верхней Месопотамии, главы племени Белого Барана. Именно ей вы обязаны своим спасением.

Так, стало быть, сбывался все же его план, а не Дориа. И если бы не способ, как все это осуществилось, Николас почувствовал бы облегчение.

– Позвольте мне поблагодарить вас от имени всех, кто пережил свое спасение. Входит ли в их число мастер Юлиус?

– Способ вашего спасения нимало не заботил хатун, ― парировал монах. ― Мы наняли людей, которые доставили вас сюда, ради вашей безопасности. Они застали вас под угрозой и уничтожили нападавших, за исключением их предводителя и нескольких слуг, которым удалось бежать. Затем они забрали вас с собой. Возможно, они были грубы, но эти шрамы еще сослужат вам добрую службу.

– А мастер Юлиус? ― повторил Николас.

Женщина презрительно поджала губы.

– Он еще дитя. Зачем вам подражать ему?

– Он не дитя. Он мужчина и мой друг. И я не хочу ему подражать, я хочу увидеть его, а также увидеть торговый караван.

– В этом году караван запоздал, ― заметил Диадохос.

Женщина прищурилась.

Николас покачал головой.

– Верблюды уже здесь. Я их слышал. Вы хотите, чтобы они повезли свой товар в Эрзинкан, Сивас и в Бурсу, когда оттоманская армия собирается на западе? Я слышал, что Амастрис сдался султану Мехмету.

– Вот как? ― Женщина стиснула руки.

– Султан лично присутствовал при этом. Никто не ведает, куда он направится дальше. ― Николас помолчал. ― Я торговец. Меня также заботит ход войны, и как это повлияет на мою компанию. Возможно, нам было бы полезно обменяться новостями, но лишь после того, как я увижусь с мастером Юлиусом.

Он не знал, известно ли им о падении Амастриса. Сам Николас услышал об этом от одного пастуха. Амастрис лежал на побережье Черного моря, к западу от Синопа, и являлся торговой базой генуэзцев. Впрочем, сейчас к генуэзцам Николас не мог питать никакой жалости… Но если султан уже устремил свой взор на восток, он вполне может подойти ближе. Это должно страшить Белую орду. И сейчас Николас больше всего желал выяснить, насколько они испуганы на самом деле. Ради этого все средства были хороши, ― он даже готов был играть на их чувстве вины за то, что случилось в горах Вавука. Вероятно, чтобы отыскать Николаса, они наняли курдов. Также вероятно, что и наемники Дориа принадлежали к этому племени. Забавная шутка, ― если бы при этом не погибло столько людей. Однако Николас понимал, что друзья Узум-Хасана вовсе не заботились о его спутниках и желали спасти одного только фламандца. Он помнил также, что земли курдов соседствуют с владениями туркменов. Старший сын Узум-Хасана был рожден от жены-курдки. Вполне вероятно, что люди, доставившие его из Вавука, были не простыми наемниками, и находились сейчас в этом же лагере. Если так, то Николас совсем не горел желанием с ними встречаться.

– Отведите его к другу, ― велела Сара-хатун. ― Пусть убедится, что о них позаботились как следует. Затем мы еще побеседуем за бокалом шербета.

Николас предпочел бы, чтобы его как следует накормили… Поклонившись, он попятился, а затем повернулся и вышел из шатра. Повинуясь какому-то неписаному закону, на него вновь никто не обратил ни малейшего внимания, а эскорт, ожидавший снаружи, проводил в другую палатку, где находился Юлиус.

У охранников были ширазские доспехи из позолоченной стали и маленькие круглые щиты, обитые шелком. Сильный запах верблюдов ощущался повсюду. Стараясь не обращать внимания на боль, Николас огляделся по сторонам и, наконец, понял, где расположен караван-сарай.

Чуть поодаль, в лучах заходящего солнца, он увидел высокие крепостные стены и башни города, цитадель, двойной минарет, старый медресе и купол мечети. Эрзерум высился подобно часовому на равнине, охраняя караванные пути между Европой и Северной Персией.

По этим дорогам в Табиз ежегодно проходили тысячи верблюдов. Из Феодосиополиса они направлялись прямиком в восточную римскую империю. Римляне, персы, византийцы, сельджуки, татары владели этими землями прежде, чем туркмены завоевали их полсотни лет назад. В их обычае было посылать своих матерей в качестве переговорщиков, герольдов, соглядатаев и курьеров. Их отважные, требовательные матери…

Эскорт остановился перед глинобитным строением с крепкой дверью. Все окна были закрыты ставнями, и сквозь них не пробивался ни единый лучик света. Если его люди внутри, то они спят, ― но, возможно, мертвы, или… В тот самый момент, когда один из охранников начал отпирать дверь, Николас шагнул к окну и постучал по ставням.

– Юлиус! Мы свободны, не делай глупостей.

Должно быть, все они столпились изнутри у дверей, чтобы с боем прорваться наружу. Стряпчий взревел:

– Николас!

И тут же послышались и другие голоса. Шесть человек? Восемь? Дверь распахнулась, и двое охранников с факелами в руках вошли внутрь. В дрожащем свете Николас торопливо пересчитал их всех и расплылся в глупой улыбке.

Внутри оказалось десять человек, включая старшего из наемников, Юлиуса и двоих его слуг. Все они были ранены, но не слишком сильно, и держались на ногах. На них была свежая одежда, на полу виднелись разобранные постели и остатки щедрого ужина. Стряпчий стиснул Николаса в объятиях и принялся колотить по спине. Какая пытка!.. Наконец он отстранился и воскликнул:

– Так мы свободны?

– Конечно. Мы в Эрзеруме. ― Николас оглядел своих друзей, столпившихся вокруг с радостными лицами. Если они и винили его в том, что произошло, то, по крайней мере, не подавали виду.

– Наш Николас молодчина! ― воскликнул кто-то.

– Да уж, молодчина, ― хмыкнул беззлобно Юлиус. ― Кто бы еще догадался выставить лучников не с той стороны дороги, не выслать дозор в оба конца и не проследить, чтобы света хватило, дабы отличить друзей от врагов… Так что произошло? И если мы свободны, то почему дверь охраняют снаружи?

– Это еда? ― перебил его Николас.

– Да. Мы уже поели. С этим тут все в порядке, ― ответил стряпчий. ― Слушай, почему…

– А меня они покормить забыли. ― Николас тут же набросился на остатки трапезы. ― Ничего, я могу говорить и с набитым ртом. Разве вы не узнали крепость, когда вас сюда привезли? Или хотя бы запах козьей шерсти?

– Было темно, ― пояснил стряпчий. ― И мы думали, что находимся у Дориа в плену. Кстати…

– Об этом позже, ― прервал его Николас, не отрываясь от еды. Все остальные расселись рядом, не сводя с него взглядов. ― Нас спасли люди Узум-Хасана, но они предпочитают держать это в тайне. Впрочем, нас такой поворот устраивает. Более того, мы можем оказаться очень полезны друг другу, и я собираюсь поговорить с ними об этом. Потом нам вернут свободу. Караваны уже здесь. К тому времени, как они передохнут, мы тоже будем готовы тронуться в путь.

– А Дориа? ― поинтересовался Юлиус.

– Всех его наемников перебили, но сам он, похоже, ускользнул и со своими слугами вернулся в Трапезунд. Так что никаких свидетелей. Его слово против нашего.

– Вы хотите сказать, сударь, что он станет утверждать, будто не нападал на нас? ― возмутился старший из наемников. ― Выпить тут нечего, была какая-то отрава, но мы ее прикончили.

– Ну и черт с вами. На его месте, я либо вообще ничего не стал бы говорить, или же заявил бы, что наткнулся на место кровавого побоища и не нашел ни одного уцелевшего. Собственно, он наверняка решит, что так и случилось на самом деле. На нас напали бандиты, и все погибли.

– Господь Всемогущий! То-то он удивится, когда мы вернемся в Трапезунд со всеми этими верблюдами…

К сожалению, он был уже не в силах проглотить еще хоть кусочек… Николас вытер руки о солому и поднялся.

– Вы вернетесь одни.

– С какой стати? ― нахмурился Юлиус.

– Они хотят оставить меня в своем гареме, ― пояснил бывший подмастерье. ― И пообещали научить новым фокусам с фармуком. А я, в свою очередь, покажу им, как красить платки в розовый цвет. Если мы купим какие-то товары, я хочу, чтобы они оказались в более безопасном месте, нежели Трапезунд.

– С какой стати? ― опять повторил стряпчий.

– Я тебе скажу, если ты мне расскажешь, откуда узнал насчет Дориа.

– Это Параскевас. Он думал, что я все знаю. Конечно, он был уверен, что ты мне рассказал… Но ты отправился в путь в одиночку, болван, зная, что Дориа двинется следом?

– А ты поскакал предупредить меня… ― Юлиус вновь спас ему жизнь, хотя именно с ним у Николаса было больше всего разногласий…

– У меня не было иного выбора, если я хотел опередить Дориа, ― пояснил стряпчий. ― Думаю, нам лучше бы послать гонца, чтобы предупредить, что мы живы. Но почему ты считаешь, что в Трапезунде небезопасно?

– Во-первых, там наш товар может перехватить Дориа. Есть и другие причины, но об этом мы поговорим позже, когда я узнаю о планах туркменов. А теперь мне пора. Они ждут меня.

Юлиус также поднялся с места.

– Ты доверяешь туркменам? ― изумился он. ― Да ведь они отослали назад турецких шпионов, повязав им на шею отрубленные руки…

– Еще бы, ― подтвердил Николас. ― На редкость гостеприимный народ! ― Порой ему доставляло удовольствие злить стряпчего.

– Так кто же тебя ждет? ― рявкнул Юлиус. ― Ты что, познакомился с самим Узум-Хасаном?

– Нет, с его матушкой. Она родом из Сирии, помнишь? Ее невестка ― трапезундская принцесса. А Виоланта Наксосская приходится ей внучатой племянницей. Вот почему я здесь, вот почему они нас спасли. Точнее… я, конечно, не знал, что нас спасут, и понятия не имею, на чьей стороне принцесса Виоланта. ― При виде выражения лица стряпчего Николас невольно вздохнул. ― Юлиус… прости, но порой мне просто невозможно докладывать всем вокруг о каждом своем шаге. Это слишком опасно, и я ведь не знаю заранее, как все обернется. Хотя сейчас, ― добавил он задумчиво, ― мне кажется, у нас есть шанс на успех, если только мы останемся в живых.

* * *

На сей раз Сара-хатун приняла Николаса в небольшом шатре, где не было никого, кроме нее самой, Диадохоса и молчаливых евнухов-прислужников. Вместо трона, она расположилась на ковре, и, поклонившись, фламандец уселся напротив, а с другой стороны ― монах в черной шапке. Слуги накрыли перед ними низенький столик, уставленный блюдами со сластями, другие налили Николасу холодного загущенного фруктового сока, ― вероятно, это и был тот самый шербет, и за неимением лучшего пришлось примириться с таким угощением.

Пожилая женщина с усмешкой наблюдала за гостем и наконец проронила:

– Лишь потому, что вы находитесь среди язычников, нет нужды соблюдать их обычаи. ― И по ее знаку, в руке Николаса оказалась чаша с красным кипрским вином. Оно было чрезмерно крепким, ― шутка, знакомая уже по встрече с Дориа.

После того, как Николас рассыпался в благодарностях и отпил немного вина, Сара-хатун поинтересовалась:

– Ну что, вы видели своего поверенного?

– И всех остальных тоже. Благодарю вас, Сара-хатун. Они в полном порядке, хотя и размещены не как почетные гости.

– Для солдат это вполне подойдет. А стряпчий может к вам присоединиться. Охрана нужна для вашей же защиты. ― Женщина отмахнулась от этой темы, как от чего-то несущественного. Когда она проявляла нетерпение, то слегка шевелила узловатыми пальцами, блестя многочисленными перстнями. ― Разумеется, мы должны поговорить о пути верблюжьих караванов. Мой сын сделает немало покупок для своих братьев и домочадцев. Есть и другие торговцы, что последуют его примеру. Затем купцы, пришедшие с караванами, повезут свои товары туда, где на них наибольший спрос. Некоторые отправятся в Трапезунд, другие ― на Запад, в Бурсу, где самый лучший из турецких базаров. Пока они здесь, Белый Баран принимает их. Наш долг ― сопровождать торговцев по нашим землям и блюсти их безопасность. Вполне возможно, что дорога на Бурсу сейчас под угрозой, хотя султан едва ли решится чинить препятствия торговле. Падение Амастриса нас не пугает. Однако купцы наверняка постараются распродать как можно больше товара, прежде чем попасть туда. Вы будете что-то покупать и для императора?

Невинный вопрос. Он и сам неплохо играл в такие игры. На самом деле женщина хотела спросить: «Насколько велики ваши вложения? Испугались ли вы, или вместе со своими наемниками останетесь в Трапезунде?»

Николас ничего не имел против того, чтобы сказать правду, если только ему за это заплатят.

– Разумеется, никакой опасности не будет, как только Запад соберется в крестовый поход. Фра Людовико да Болонья обладает даром убеждения, и ваш сын должен полагаться на него. Я слышал, что Узум-Хасан и император с удовольствием подергали султана за бороду по поводу задержанной дани.

– А почему бы и нет? Разве мой сын слаб? Его воинов опасается сам султан Мехмет. Это вольные люди, а не чьи-то вассалы. Конечно, Господь Бог и этот францисканский монах могут распахнуть людям сердца. Вполне вероятно, что в этот самый миг корабли уже плывут нам на помощь. А если нет? Синоп и Трапезунд неприступны. В Грузии полно собственных солдат. Торговля будет продолжаться, даже когда все эти недоразумения останутся позади. Я кое-что слышала о рубинах и о бирюзе неслыханного качества и красоты, ― все это есть у наших караванщиков. Император будет в восторге.

– У меня действительно есть поручения на покупки от императора и других лиц в Трапезунде, ― ответил Николас. ― Одно это оправдало бы отправку каравана в город. Думаю, не меньше сотни верблюдов… Разумеется, мне неизвестно, сколько готовы принять венецианцы и генуэзцы. ― Николас ощущал на себе взгляд Диадохоса, но пока тот слушал молча и не вмешивался в разговор.

– А для вас самих? ― поинтересовалась женщина. ― Что нужно Флоренции, Медичи и компании Шаретти?

– У меня большие планы, ― ответил ей Николас. ― И большие возможности. Но я больше не хочу отправлять свои покупки в Трапезунд. Конечно, город неприступен. Но если начнется осада, мы потеряем целый торговый сезон.

Наступило короткое молчание.

– Сдается мне, вы слишком не уверены в себе, ― проронила Сара-хатун. ― Если гарнизон силен, осада не продлится так долго. Трапезунд и прежде вел военные действия ― и выстоял.

– Трапезунд по-разному договаривается со своими противниками, ― парировал Николас. ― Я много слышал об этом, и я встречался с императором.

И вновь тишина…

– Византия живет в особом, утонченном мире… ― проронила женщина.

– Возможно, некогда так оно и было, но теперь там слишком сильны турецкие мотивы.

Он успел заметить, как переглянулись Сара-хатун и Диадохос. Затем монах поинтересовался:

– Разве пасхальное богослужение в Хризокефалосе показалось вам мусульманским?

Но ответила вместо Николаса сама Сара-хатун:

– Нет. И не принижайте ценности его догадок. Вы правы, юный мессер Никколо, одиннадцать трапезундских принцесс вышли замуж за мусульман. Даже у султанов бывали жены христианки. Моя внучатая племянница Виоланта и ее сестры замужем за венецианскими торговцами. Именно так заключаются союзы, и у детей появляется надежда на выживание.

– На любом языке «верность» ― трудное слово, ― заметил Николас.

Она засмеялась, и это стало для него неожиданностью.

– Если вы понимаете его значение хоть на одном языке, то непременно должны мне объяснить. Да, город некогда был под властью монголов, а ныне там владычествуют турки. Гвардейцы носят тюрбаны. Рынок проводится на Мейдане. Князья сидят в седле на турецкий манер и по-турецки стреляют из лука. Императрицу все реже именуют «деспойна» и все чаще ― «хатун», как вы назвали и меня. Детей императорского семейства воспитывают и обучают турки; солдатами командует эмир Кондар; ловчими соколами императора заправляет эмир Доган; пажа, несущего лук, все чаще именуют «хорчи» вместо «акокуфоса». А имя твоего любовника произносится чаще как Искендер, нежели Алексий.

– Он не мой любовник, ― резко ответил Николас.

– Тогда чьи-то планы не исполнились, ― невозмутимо парировала женщина. ― Итак, подведем итоги. Это правда, что древние греческие семейства всегда презирали Комненов. Правда также, что в отличие от Константинополя, Трапезунд крепко связан с Востоком: с Грузией, Арменией и племенами, что кочуют по всей Азии. Их одежды ведут начало из Персии, равно как и многие придворные обычаи. Римские традиции давно канули в прошлое. Остается лишь грузинский царь, ведущий свой род от царя Давида-псалмопевца и оттоманский султан, потомок Александра Македонского.

– Стало быть, не имеет значения, кто будет править в Трапезунде?

Она долго смотрела на Николаса, а затем улыбнулась.

– И ты спрашиваешь меня об этом в присутствии христианского духовника?

– Ваш сын дозволяет христианам сохранять свою веру, ― парировал Николас. ― То же самое делает и султан. В Константинополе существует греческая патриархия, а в Каффе ― епископ римской церкви. Людовико да Болонья был послан сюда, чтобы позаботиться о католиках как в Персии, так и в Грузии.

– Верно, ― подтвердил Диадохос. ― Он называет себя избранным патриархом всего Востока. Преувеличение, конечно, но не слишком большое. Однако он также прибыл сюда в качестве папского нунция, дабы призвать Узум-Хасана объединиться с Трапезундом против Оттоманской империи, а кроме того, призвать того же Узум-Хасана объединиться с императором Эфиопии против оттоманов и мамелюков. Стало быть, для нас очевидно, что Рим полагает: христианскими народами должны править христианские владыки.

– Но вы с этим не согласны? ― спросил Николас.

Монах повел плечами.

– Что будет лучше для народа? Иные считают, что при султане греческая церковь наконец объединилась под властью одного патриарха, преодолев свою всегдашнюю раздробленность.

– Это пойдет во благо, ― согласился Николас. ― Конечно, если не считать тех детей, которые были захвачены во младенчестве и насильно обращены в мусульманство. Так будет ли правление султана более благоприятным и справедливым, если в Трапезунде появится оттоманский наместник?

Монах молча покосился на Сару-хатун.

– Вы видели шатры, Никколо? ― поинтересовалась она.

– Я также видел и город, ― ответил он.

– Да, города существуют… Там мы молимся, в укреплениях держим свои войска и сокровища. Мы посещаем там бани. И все же мы остаемся народом пастухов. Мы живем в шатрах и перемещаемся с место на место из соображений политики, войны и выпаса скота. До недавнего времени также поступали все племена и оттоманы. Лишь теперь султан принялся строить дворцы и рынки. Но до сих пор он предпочитает свободу Адрианополя константинопольской тесноте. У нас справедливое правление, ибо нами правит Совет старейшин. Со временем мы также переселимся в города и станем собирать греческие манускрипты и читать труды западных мудрецов. Но этот день пока не настал.

– А как же султан? ― поинтересовался Николас.

– Он еще очень молод. И умен, ― отец дал ему наилучших воспитателей. Он узнал, что такое централизованное управление и быстро обучился этой науке; подобно моему сыну, он наделен отвагой и талантами стратега. Однако мой сын все равно рано или поздно одержит победу. И все же вы, юный торговец, испытываете страх. Вы не желаете везти свой товар в Трапезунд. Предпочитаете собрать долговые расписки своих наемников ― и сбежать?

Николас так заслушался речами Сары-хатун, что едва не позабыл ей ответить. Он чувствовал любовь к этой старой женщине, гордость за нее… и малую толику страха. Однако внешне, разумеется, он ничего этого не показал.

– Вы не правы. Я намерен купить как можно больше товаров. Однако, по размышлении, все же предпочел бы отвезти их в Керасус, а не в Трапезунд.

– Но ведь Керасус ― это также часть империи. Он тоже расположен на побережье и уязвим перед оттоманским флотом. Чем он лучше Трапезунда?

– Потому что враг, покусившийся на империю, начнет все же со столицы, ― пояснил Николас. ― А Керасус находится в сотне миль от нее и тоже неплохо укреплен.

– Да, я знаю, ― согласилась женщина. ― Возможно, вы и правы. Венецианцы и генуэзцы еще пожалеют, что не подумали об этом первыми. А караванщики, груженные особо ценным товаром, вполне могут предпочесть Керасус Трапезунду. Дорога туда охраняется войсками Белого Барана.

– Насколько мне известно, здесь, в городе, есть венецианские торговцы, ― промолвил фламандец. ― Если им угодно, они могут выбрать свой товар на месте и также отослать его в Керасус. Я заберу все разом. Мои люди позаботятся там обо всем, ― или венецианцы могут послать собственных доверенных лиц.

Женщина повернулась к монаху.

– Что вы думаете об этом?

– Удачная мысль, ― подтвердил Диадохос. ― В Керасусе также живут венецианцы. Я знаком с ними, и мы можем получить все необходимые рекомендательные письма. Разумеется, необходимо будет предоставить объяснения бальи и генуэзскому консулу в Трапезунде.

– В самом, деле? ― усомнился Николас. ― Лично я предпочел бы сохранить наши намерения в тайне.

– Понимаю, ― промолвил монах. ― Тогда мы можем распустить слух, будто венецианцы отправляют свои товары прямиком в Бурсу, поскольку караваны не желают идти в Трапезунд. Такое случалось и прежде. В Бурсе есть купцы как из Венеции, так и из Генуи.

– Из Генуи? ― переспросил Николас. ― Так, значит, и генуэзский консул может пожелать обойти Трапезунд стороной?

– Вы хотите, чтобы товар генуэзцев также оказался в Керасусе? ― предложил Диадохос, и принцесса усмехнулась.

Николас также улыбнулся ей в ответ.

– Лучше не надо. Я бы не хотел никого обманывать. Уж если мы объявим, что весь товар генуэзцев пойдет через Бурсу, то пусть он туда и отправится. Затем доверенные лица отошлют его в Перу и там погрузят на корабли. Тогда все будут довольны. Ну, или почти все…

– А ваши собственные товары? ― поинтересовалась принцесса. ― Вы не можете утверждать, будто отправили их в Бурсу, ведь у вас там нет никаких связей. Однако вы желаете скрыть ото всех, что на самом деле именно Керасус является конечным пунктом назначения.

– Я что-нибудь придумаю, ― отозвался Николас. ― Хатун, для торговцев это будет очень непривычно. Вы утверждаете, что так безопаснее, но согласятся ли они?

– Серебро ― хороший способ убеждения. ― Она чуть заметно усмехнулась.

– Сара-хатун, у меня нет серебра.

– Не сомневаюсь, ― кивнула женщина. ― В таком случае можно считать истинным чудом, что перевал Вавука оказался буквально усыпан этим драгоценным металлом. Те, кто доставили его нам, получат свою награду. Однако остальное мы можем использовать, дабы убедить караванщиков направиться в Керасус под надежной защитой и с хорошими проводниками. Если этих денег не хватит, я готова дать вам в долг, с уговором, что за вас поручатся трапезундские вельможи, которые затем смогут со мной расплатиться. Думаю, это справедливо, ведь мы должны поддерживать торговлю, от которой так многое зависит.

Николас широко улыбнулся старухе.

– Госпожа, мой низкий поклон вам и всему вашему семейству.

Она подняла брови, ― впрочем, не выказывая ни малейшего неудовольствия.

– А моя внучатая племянница? ― поинтересовалась она. ― Ведь вы, кажется, не слишком ей доверяли.

– Хатун, я верю вам, и вашему сыну, и принцессе Виоланте, ― возразил Николас.

– До сих пор вы это умело скрывали, ― проронил монах с невозмутимым видом.

– Я ошибался. Прошу вас, передайте ей мои слова.

Сара-хатун взглянула на своего гостя с иронией, слегка окрашенной сочувствием.

– Да, мне вы можете доверять. Равно как и Узум-Хасану. Но лишь последний глупец поклялся бы в верности Виоланте Наксосской. Диадохос со мной согласится… Ну что ж, закончим на этом. Завтра вы можете начать торговлю. Во дворец уже сообщили, что вы попали в засаду, но благополучно избежали опасности. Однако надеюсь, что о нашей встрече вы не станете упоминать.

– Никакой встречи и не было, ― подтвердил Николас.

– Тогда, как только вы будете готовы отправиться в путь, то получите все необходимое. Вы сами поведете караван в Керасус?

– Да, ведь он наиболее ценный. Хатун, надеюсь, я когда-нибудь смогу достойным образом отблагодарить вас. Вы ведь наверняка сознаете опасность…

– Я? ― Старуха изумленно вскинула голову. ― На землях моего сына? Но я тронута тем, что вы проявляете заботу обо мне, несмотря на грубое обращение, которому вас подвергли. И вполне может статься так, что в один прекрасный день я обращусь к вам за помощью. Вы еще молоды, но я чувствую вашу силу.

– Мать Узум-Хасана, эту силу мне дали вы. ― Николас поклонился и вышел наружу, где его уже дожидался эскорт. Диадохоса он задержал, чтобы задать единственный вопрос: ― А принцесса Виоланта здесь?

– Она там, где ей надлежит быть: во дворце в Трапезунде, мессер Никколо. Ее дела вас не касаются. ― Именно это фламандец и желал узнать.

На сей раз, возвращаясь к своему шатру, Николас смог ясно разглядеть огромный караван-сарай. Завтра он отправится туда вместе с Юлиусом и будет не спеша переходить от одного торговца к другому, рассиживаться на коврах, попивать непривычные напитки и говорить обо всем на свете, кроме красок, чернильных орешков, самоцветов и перьев, шелка и золота, ― то есть всего, что он хотел приобрести. Николас много учился, слушал и принимал чужие советы. Теперь он знал, как делаются дела, и понимал, что ему нужно. Однако хорошо, что Юлиус тоже здесь, ― его отвагой и заботой нельзя было не восхищаться. Хотя, разумеется, позже стряпчий еще не раз станет бранить Николаса за опрометчивость. Но ведь и это могло оказаться полезным. Вообще, пользу можно было извлечь из всего на свете…

В шатер Николас вошел не сразу, но сперва постоял на пороге, погрузившись в раздумья. Юлиус уже ждал его внутри, расстилая себе постель. Розы на столе полностью распустились от тепла жаровни и источали дивный аромат. Должно быть, их доставили с юга. Пока фламандец отсутствовал, кто-то вычистил его упряжь и седло и сложил их в углу шатра. Рядом обнаружилось все прочее его имущество, а также небольшой, накрепко закрытый сундучок, о содержимом которого Николас догадывался.