Текст книги "Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

10. Политические партии в метаморфозах

В своей знаменитой последней речи, прочитанной в Сенате во время кризиса 1850 года, Джон К. Кэлхун сделал поразительный анализ «шнуров», которые удерживали Союз вместе. По его словам, эти нити были многочисленны и разнообразны, и некоторые из них уже лопнули от напряжения по мере того, как секции отдалялись друг от друга. Например, национальные церковные организации методистов, баптистов и пресвитериан уже разошлись под действием напряжения. Но другие связи продолжали держаться.[381]381
  Выше, гл. 5, прим. 18.


[Закрыть]

Из всех этих оставшихся связей ни одна не была более признана в качестве сильного объединяющего фактора, чем две национальные политические партии – вигов и демократов. Эти два замечательных организма выполняли уникальную функцию в федеральной системе Америки. В силу природы этой системы каждый штат на уровне штата имел свои собственные политические проблемы и политические организации, но каждый штат был также общим участником национальных дел и, как таковой, нуждался в координирующем механизме для приведения своих собственных политических импульсов в рабочее взаимодействие с политической жизнью других штатов. Две национальные партии удовлетворяли эту важную политическую потребность.[382]382
  10 июня 1852 года Дэвид Аутлоу из Северной Каролины заявил в Палате представителей: «Партийные узы – одна из самых сильных ассоциаций, связывающих людей вместе…Само название партии обладает талисманной силой воздействия на страсти и предрассудки людей». Congressional Globe, 32 Cong., 1 sess., appendix, p. 678. См. Аллен Джонсон, «Национализирующее влияние партии», Йельский обзор, XV (1907), 283–292.


[Закрыть] Будучи слабо артикулированными структурами, они могли функционировать как оппортунистические коалиции различных государственных организаций. Но в то же время определенное единомыслие среди демократов и вигов придавало каждой группе определенную философскую сплоченность. Демократы имели обобщенную и мягкую популистскую ориентацию, а виги – столь же мягкую ориентацию на ценности собственности. Эти различия придавали партийным различиям некоторый реальный смысл. Однако в англо-американской политической традиции партии выражали себя диффузно, в установках и тональных качествах, а не в доктринах и догмах. Представляя интересы, а не идеологию, они демонстрировали покладистость, уступчивость, некоторую циничность и антиинтеллектуальные тенденции, которые свойственны коалициям групп интересов. Отсутствие четкой рационализации целей способствовало определенной расхлябанности, которая позволяла обеим партиям удерживать в своих руках смешанный пакет разнообразных государственных организаций.

Относительно не обремененные идеологической миссией, эти две партии не обладали достаточной интеллектуальной направленностью, чтобы предложить избирателям четкие альтернативы. Таким образом, они не справились с одной из классических функций, теоретически приписываемых политическим партиям. Но, потерпев неудачу, они прекрасно выполнили другую, не менее важную, хотя и менее ортодоксальную функцию: они способствовали консенсусу, а не расколу. Побуждая людей искать широкую основу для народной поддержки, они способствовали сплоченности общества и не позволяли обострять разногласия до опасной остроты. Не имея идеологического согласия в качестве основы для сплоченности, партии все же могли культивировать единство, основанное на атмосфере, которую люди развивают, работая вместе, или на практической потребности, которую различные группы могут испытывать в поддержке друг друга.

Национальные политические партии Америки до крайности преувеличивали эти элементы консенсуса. Не доводя вопросы до логического завершения, они часто практиковали искусство уклонения и двусмысленности, чтобы получить как можно более широкую базу поддержки. Они подменяли узы личной преданности лидеру – Джексону или Клею – общими убеждениями относительно целей политики. Они в значительной степени полагались на сентиментальные узы, которые развиваются среди людей, работавших в одной команде в победах и поражениях, и на прагматическую важность победы ради получения должности или осуществления власти.

Это сочетание esprit и интереса оказалось мощным цементом, даже при отсутствии реального согласия по вопросам политики. Таким образом, единство партии казалось способным пережить основные разногласия, а партийные завсегдатаи ценили партийную гармонию выше партийной политики. Когда вопрос о рабстве начал приобретать форму общественной проблемы, обе партии, чувствуя его раскольничий потенциал, энергично сопротивлялись его внедрению в политику.

Идеологи как южан, так и антирабовладельцев неоднократно оказывались в затруднительном положении из-за этого сопротивления. Например, Кэлхуну снова и снова не удавалось добиться единого фронта южан, потому что южные виги не доверяли ему в политическом плане, а южные демократы не хотели создавать никаких комбинаций, которые отделили бы их от союзников-северян из числа демократов. В 1848 году, когда Кэлхун, казалось, собирался заручиться двухпартийной поддержкой южан для своего «Обращения к народу южных штатов», южные виги в последний момент свернули с пути, потому что, только что избрав Тейлора на пост президента, они не хотели ставить под угрозу результаты своей победы до того, как их кандидат вступит в должность. Для вига из Джорджии Роберта Тумбса проект Кэлхуна был просто «смелым ходом, чтобы дезорганизовать южных вигов».[383]383
  Тумбс – Джону Дж. Криттендену, 3 января 1849 г., в книге Ульриха Боннелла Филлипса (ред.) «Переписка Роберта Тумбса, Александра Х. Стивенса и Хауэлла Кобба», AHA Annual Report, 1911, II, 139. Onjan. 22, Тумбс писал Криттендену: «Мы полностью сорвали Калхуна в его жалкой попытке создать партию Юга… Я сказал ему, что союз Юга невозможен и нежелателен до тех пор, пока мы не будем готовы распустить Союз». Ibid., p. 141.


[Закрыть] Среди противников рабства притяжение партийной лояльности также иногда брало верх над антирабовладельческими идеалами. Так, когда в 1848 году раскольники-антирабовладельцы в обеих старых партиях объединились в партию «Свободная почва», выдвинув бывшего демократа Ван Бюрена и бывшего вига Чарльза Фрэнсиса Адамса в президенты и вице-президенты, многие искренние антирабовладельцы решили остаться в своих традиционных партиях. Хотя Томас Харт Бентон уже начал выступать против прорабовладельческой группы в Демократической партии, он предпочел оказать хотя бы номинальную поддержку Льюису Кассу, а не присоединиться к «Свободным почвенникам». Аналогичным образом, среди вигов даже такие антирабовладельцы, как Уильям Х. Сьюард, Хорас Грили и Бенджамин Ф. Уэйд, не говоря уже об Аврааме Линкольне, поддержали луизианского рабовладельца Закари Тейлора, а не «билет свободных почвенников».[384]384
  Уильям Нисбет Чемберс, Олд Буллион Бентон: Senator from the New HVs/: Thomas Hart Benton, 1782–1858 (Boston, 1956), pp. 332–337; Glyndon G. Van Deusen, William Henry Seward (New York, 1967), pp. 107–110; Jeter Allen Isely, Horace Greeley and the Republican Party, 1853–1861: A Study of the New York Tribune (Princeton, 1947), p. 36; Hans L. Trefousse, Benjamin Franklin Wade, Radical Republican from Ohio (New York, 1963), pp. 56–59; Reinhard H. Luthin, «Abraham Lincoln and the Massachusetts Whigs in 1848», XEQ XIV (1941), 619–632.


[Закрыть]

Лишь после выборов 1848 года раскольническое влияние вопроса о рабстве стало глубоко ощущаться в двух великих организациях, разделенных на две части. В 1844 году рабство ещё не стало доминирующим вопросом, а в 1848 году значительная часть антирабовладельческого растворителя перетекла в партию «Свободная почва». Для организаторов третьей партии, проводящих свою первую кампанию, «Свободные почвенники» показали в 1848 году выдающиеся результаты. Они набрали 14,4% голосов избирателей, поданных в свободных штатах, и опередили демократов в Нью-Йорке, Массачусетсе и Вермонте.[385]385
  Составлено на основе данных, приведенных в книге W. Dean Bnrnham, Presidential Ballots, 1836–1892 (Baltimore, 1955).


[Закрыть] Их взлет казался почти метеоритным, и многие энтузиасты-антирабовладельцы надеялись, что новая партия станет доминирующей политической организацией на Севере.

Если бы комбинация «Свободные почвы» удержалась, сила антирабовладельческого движения действовала бы на старые партии в основном извне, оттягивая антирабовладельцев как от вигов, так и от демократических организаций. Но на самом деле «Свободные почвенники» не смогли эффективно использовать антирабовладельческие настроения на Севере, потому что слишком многие антирабовладельцы предпочитали вести борьбу за ограничение рабства в рамках традиционных партий. Кроме того, движение «Свободная почва» в 1848 году пользовалось поддержкой нью-йоркских «Барнбернеров», которые были больше заинтересованы в том, чтобы подмять под себя конкурирующую фракцию в политике штата, чем в том, чтобы служить делу борьбы с рабством.[386]386
  Стюарт Митчелл, Горацио Сеймур из Нью-Йорка (Cambridge, Mass., 1938), p. 111, замечает, что Барнбернеры, которые позже поддержали Пирса в 1852 году и Бьюкенена в 1856 году, не могли быть очень глубоко привержены антирабочему движению в 1848 году. «Кажется очевидным, – говорит он, – что в 1848 году Барнбернеры обманом заставили Свободных Солистов прикрыться реформами для собственной политической мести Полку и Кассу».


[Закрыть] В 1849 году Джон Ван Бюрен привел большинство последователей Барнбернера своего отца обратно в ряды демократов.[387]387
  Там же, с. 112–114; Уолтер Л. Ферри, «Нью-Йоркская демократия: Разделение и воссоединение, 1847–1852» (докторская диссертация, Пенсильванский университет, 1953 г.).


[Закрыть] Поскольку 43 процента голосов «свободных почвенников» были сосредоточены в Имперском штате, этот шаг сам по себе нанес непоправимый ущерб «свободным почвенникам», и к 1852 году третья партия практически распалась. На выборах 1852 года она получила лишь 6,6% голосов, поданных в свободных штатах. Многие борцы с рабством были глубоко обескуражены. Ещё до выборов Чарльз Фрэнсис Адамс сетовал: «Моральный тон свободных штатов никогда не был так основательно подорван». Другой свободный почвенник написал Чарльзу Самнеру, что «моральный дух нашей партии пропитан хлороформом».[388]388
  Теодор Кларк Смит, Партии свободы и свободной почвы на Северо-Западе (Нью-Йорк, 1897), с. 160–161, 176; Мартин Б. Дуберман, Чарльз Фрэнсис Адамс, 1807–1886 (Бостон, 1961), с. 160–161, 174–179; см. также Дэвид Дональд, Чарльз Самнер и приближение гражданской войны (Нью-Йорк, 1960), с. 249.


[Закрыть]

Движение «Свободная почва» ослабило нагрузку на старые партии, устранив наиболее сильное антирабовладельческое давление внутри них. Эта диверсия оставила контроль в руках людей, которые стремились к партийной солидарности и культивировали двусмысленность в вопросе о рабстве как средство сохранения межпартийной гармонии. Но распад партии «Свободная почва» принёс новые опасности для двух старых партий, поставив их перед одной и той же дилеммой. Северные демократы и северные виги нуждались в части голосов бывших «свободных почвенников» для победы на выборах в штатах, а для победы на национальных выборах им также была необходима поддержка южных партийных союзников; но они не могли культивировать одну из них, не враждуя с другой. В той мере, в какой они укрепляли свои организации в штатах, они ослабляли свою национальную организацию, и наоборот.

Местная сила была более важна, чем национальная. Политическая партия может оказаться выносливой, несмотря на поражение на национальном уровне, но она не сможет выстоять без силы на уровне штата. По этой причине, а также потому, что большинство из них испытывали антипатию к рабству, северные виги и северные демократы в период с 1848 по 1852 год часто оказывались в положении соперников, борющихся друг с другом за поддержку «Свободной почвы», которая составляла баланс сил между ними. Хорошим примером тому служат политические события в Огайо и Массачусетсе после выборов 1848 года.

В Огайо «Свободные труженики» удерживали баланс сил между вигами и демократами в законодательном собрании. Их стратегия в запутанной ситуации заключалась в том, чтобы отдать предпочтение той партии, которая поддержит ярого антирабовладельца в Сенате – либо Салмона П. Чейза от демократов, либо Джошуа Р. Гиддингса от вигов. Демократы приняли это предложение, а многие виги – нет, и в 1849 году Чейза избрала коалиция демократов и свободных почвенников.[389]389
  Smith, Liberty and Free Soil Parties, pp. 164–175; Reinhard H. Luthin, «Salmon P. Chase’s Political Career before the Civil War», MVHR, XXIX (1943), 517–540; J. W. Schuckers, The Life and Public Services of Salmon Portland Chase (New York, 1874), pp. 91–96.


[Закрыть] Урок избрания Чейза отнюдь не прошел даром для вигов. В 1850–1851 годах, когда нужно было выбрать ещё одного сенатора, они уже не стали упорствовать в поддержке такого старого вига, как Томас Юинг. Вместо этого они предложили свободным сойлерам несколько возможных кандидатов, в том числе Бенджамина Ф. Уэйда – пламенного крестоносца против рабства. Когда «Свободные труженики» положительно отнеслись к Уэйду, он был избран при твёрдой поддержке вигов.[390]390
  Trefousse, Wade, pp. 64–67.


[Закрыть]

Партия «Свободная почва» «рухнула» в Огайо. Пока она это делала, демократы не позволили вигам избрать одного сенатора, а виги не позволили демократам избрать другого. Они достигли этих целей, отдав места в сенате штата Чейзу и Уэйду, двум самым ярым противникам рабства в общественной жизни. Единственным реальным победителем стала «отпавшая» партия «Свободная почва», а отношения между вигами Огайо и южными вигами, демократами Огайо и южными демократами больше не были иллюстрацией гармонии между двумя сторонами.

В Массачусетсе свободные почвенники были несколько менее оппортунистичны, чем в Огайо, поскольку доминирующая фракция, возглавляемая Генри Уилсоном и Чарльзом Самнером, предпочитала заключать союз с демократами, а не с вигами. Но здесь, как и в Огайо, они намеревались, что демократы должны вознаградить их в предстоящем сенатском конкурсе, поддержав кандидата от «Свободных почвенников».

Демократы на своём съезде штата в 1849 году подготовили почву для этого сближения, приняв резолюции, выступающие против рабства «в любой форме и цвете». После выборов 1850 года, на которых виги получили большинство голосов, демократы и свободные почвенники сформировали отдельную коалицию, несмотря на сильную оппозицию со стороны проюжных элементов среди демократов и виггистских элементов среди свободных почвенников. В 1850 году эта коалиция избрала Джорджа С. Баутвелла, демократа, на пост губернатора, а в 1851 году направила Чарльза Самнера в Сенат.[391]391
  Лучший и наиболее полный отчет о чрезвычайно сложных маневрах, приведших к избранию Самнера, содержится в Donald, Sumner, pp. 164–202, но см. также Duberman, Charles Francis Adams, pp. 158–174; Ernest A. McKay, «Henry Wilson and the Coalition of 1851», NEQ XXXVI (1963), 338–357.


[Закрыть]

В условиях, когда обе партийные организации разрывались между необходимостью заручиться поддержкой свободных почвенников на Севере и прорабовладельческой поддержкой на Юге, эра по-настоящему разделенных партий к 1852 году уже прошла. Но, как говорил Кэлхун, путы Союза не могут быть разрушены одним ударом, и в 1852 году принцип расчленения одержал свой последний крупный триумф. Франклин Пирс, кандидат от национальной демократической партии, получил четырнадцать свободных и двенадцать рабовладельческих штатов, победив таким образом Уинфилда Скотта, кандидата от национальной партии вигов, который получил только два свободных и два рабовладельческих штата, но 43,6% голосов избирателей в свободных штатах и 44,2% в рабовладельческих.. Как уже говорилось, «Свободные труженики» набрали всего 6,1% голосов в свободных штатах.[392]392
  Составлено на основе данных в Burnham, Presidential Ballots; о выборах в целом см. Roy F. andjeannette Nichols, «Election of 1852», in Arthur M. Schlesinger, Jr., et al. (eds.), History of American Presidential Elections, 1789–1968 (4 vols.; New York, 1971), II, 921–950.


[Закрыть]

Победа Пирса как победителя как к северу, так и к югу от линии Мейсона-Диксона, казалось, ознаменовала триумфальное подтверждение схемы расчленения, которая преобладала на всех президентских выборах, кроме четырех. В 1796, 1800, 1824 и 1828 годах одна часть населения преимущественно поддерживала победителя, а другая – выступала против него. Но на остальных двенадцати президентских выборах, состоявшихся до 1852 года, избранный человек побеждал как в свободных, так и в рабовладельческих штатах: одна секция не навязывала свой выбор другой.[393]393
  Это утверждение основано на анализе голосов избирателей по штатам для рабовладельческих и свободных штатов. См. U.S. Bureau of the Census, Historical Statistics of the United States, Colonial Times to 1957 (Washington, 1960), p. 685. В 1836 году Ван Бюрен был избран без явного электорального большинства в рабовладельческих штатах, но его голоса там составили 61, в то время как у вигов было 54, а 11 голосов Южной Каролины достались антиджексоновскому билету.


[Закрыть]

Внимательные наблюдатели в 1852 году вполне могли заметить изъян в этой картине, поскольку за большим количеством голосов на выборах Пирса скрывались некоторые существенные недостатки. Его победы в каждом штате были крайне незначительными, и на самом деле он не получил большинства от общего числа голосов, поданных в свободных штатах. Но даже когда этот факт был признан, его победа все равно казалась впечатляющей, и никто не мог предположить, сколько времени пройдет, прежде чем Север и Юг снова отдадут большинство своих избирательных голосов одному и тому же кандидату. Вудро Вильсон одержит такую победу в 1912 году, но даже тогда он не получит большинства голосов избирателей за пределами Юга.[394]394
  Это утверждение подлежит исключению, поскольку в 1868 году Грант получил больше бывших рабовладельческих штатов (семь), чем Сеймур (пять) (52 избирательных голоса против 37), но не получил большинства, так как три штата с 26 голосами не были вовремя реконструированы для подачи голосов; а в 1872 году демократы получили шесть бывших рабовладельческих штатов и потеряли семь (63 против 53), а в двух, с 12 избирательными голосами, голоса не были подсчитаны. Ibid, pp. 688–689.


[Закрыть] Только в 1932 году Пирсу удалось приблизиться к победе и на Севере, и на Юге, как это обычно делали победившие кандидаты в течение первых шести десятилетий существования республики.[395]395
  Там же, стр. 686–687.


[Закрыть]

Если избрание Пирса представляло собой окончательное проявление гармонии между сектами, то в то же время действовали мощные силы раскола. В 1852 году виги были сильно разделены, и их биссектриса не пережила поражения на выборах. Что касается демократов, то они выглядели гораздо более сплоченными, но вскоре им пришлось пережить травматическое разрушение биссекционного баланса в своей партии в результате кризиса Канзас-Небраска. Несмотря на то, что эти события уже были рассмотрены, возможно, стоит более подробно изучить их влияние на партийные структуры.

Выборы 1852 года, казалось, оказали объединяющее воздействие на демократов. Выдвинув Франклина Пирса, они отвергли Льюиса Касса и Джеймса Бьюкенена, которые пользовались поддержкой, сосредоточенной в той или иной секции.[396]396
  При первом голосовании в конвенте Кас получил 116 голосов из 288; из них 72 голоса были получены от свободных штатов, 38 – от верхнего Юга (Делавэр, Мэриленд, Кентукки, Теннесси, Миссури) и только 6 – от нижнего Юга (Луизиана). Бьюкенен набрал 101 голос на 25-м голосовании (его максимум – 104); из них 27 – от его родного штата Пенсильвания, только 20 – от других свободных штатов, и 54 – от рабовладельческих штатов. Основным источником данных о голосовании на съезде является «Официальный отчет о работе Демократического национального собрания, состоявшегося в Балтиморе 22 мая 1848 года» (N.P., 1848), но данные о голосовании удобно собраны в книге «Решения съезда и протоколы голосования» (Richard C. Bain, Convention Decisions and Doting Records, Washington, D.C., 1960).


[Закрыть] Утверждая «окончательность» компромисса, они проницательно избегали обсуждения его достоинств и исходили из того, что споры, которые были мирно урегулированы, не должны возобновляться. Демократы Севера и Юга почувствовали запах победы и, предвкушая грядущее покровительство, сработались настолько, что победили во всех штатах, кроме четырех, и получили значительное большинство в Конгрессе.

Однако для «вигов» последствия секционализма оказались куда более разрушительными. Когда в июне 1852 года в Балтиморе собрался партийный съезд, делегаты с юга все ещё испытывали горечь из-за того, что рабовладелец, которого они с таким трудом избрали в 1848 году, оказался политическим ставленником Уильяма Х. Сьюарда. Эти воспоминания преследовали их, потому что Сьюард снова поддерживал южанина, военного героя и возможного ставленника в лице Уинфилда Скотта из Вирджинии.[397]397
  О том, насколько Скотт был политическим ставленником Сьюарда, см. Van Deusen, Seward, pp. 141–142; Charles Winslow Elliott, Winfield Scott, the Soldier and the Man (New York, 1937), pp. 607–613; Arthur Charles Cole, The Whig Party m the South (Washington, 1913), pp. 224–226, 258–261; HarryJ. Carman and Reinhard H. Luthin, «The Seward-Fillmore Feud and the Disruption of the Whig Party», ЛТ//, XLI (1943), 335–357.


[Закрыть] Их недоверие к северным вигам ещё больше усилилось после того, как конгрессмены-виги отказались поддержать резолюции, подтверждающие окончательность Компромисса.[398]398
  Выше, стр. 122.


[Закрыть] Они решили, что съезд должен одобрить компромисс и выдвинуть кандидатуру Милларда Филлмора в знак признания его лидерства в обеспечении его принятия.

В условиях раскола между вигами как по платформе, так и по кандидатам, партийный съезд 1852 года был не более чем сценой для разыгрывания драмы раскола. Свидетельства недоверия между северными и южными делегатами были заметны с самого начала. Делегаты даже не смогли договориться о том, чтобы «преподобный джентльмен» открыл заседание молитвой, а секретаря обвинили в том, что он зачитал результаты поименного голосования не тем тоном. Южане успешно настояли на том, чтобы разработка платформы предшествовала выдвижению кандидата, и добились принятия резолюции, одобряющей компромисс, включая Закон о беглых рабах, как окончательное решение, «в принципе и по существу». Любое удовлетворение, которое могло принести им это голосование, было значительно уменьшено двумя фактами. Во-первых, каждый из 66 голосов против резолюции исходил от сторонников Скотта в свободных штатах; во-вторых, Генри Дж. Рэймонд, делегат и одновременно редактор газеты «Нью-Йорк Таймс», заявил в газете «Таймс», что было достигнуто соглашение, согласно которому Север уступит по платформе, а Юг примет Скотта в качестве кандидата. Южные делегаты, которые не были согласны с выдвижением Скотта, поняли это так, что их предали, заключив сделку, которая давала им только абстрактную бумажную резолюцию, а Северу – контроль над билетом и право игнорировать резолюцию. Опасаясь, что сказанное Раймондом – правда, они объявили его лжецом и потребовали исключить его из конвента.

При голосовании учитывалась секционность. При первом голосовании Филлмор получил 133 голоса, из которых все, кроме 18, были получены от рабовладельческих штатов; Скотт получил 132 голоса, из которых все, кроме 4, были получены от свободных штатов. Дэниел Вебстер получил 29 голосов. Тупиковая ситуация между Филлмором и Скоттом сохранялась на протяжении 52 голосований, что в истории американской партии превышало показатели только демократических съездов 1860 и 1924 годов. Победа Скотта с 159 голосами на пятьдесят третьем голосовании все ещё включала только 17 голосов от рабовладельческих штатов.[399]399
  Джордж Тикнор Кертис, «Жизнь Дэниела Уэбстера» (2 тома; Нью-Йорк, 1870), II, 621, приводит данные о голосовании по каждому из 53 бюллетеней.


[Закрыть]

После выдвижения Скотт оказался совершенно не в состоянии залечить раскол в партии. Во время съезда Джон Минор Боттс из Вирджинии представил письмо Скотта, в котором говорилось, что если он будет номинирован, то в своём письме о принятии полностью одобрит резолюции компромисса. Позже южные виги потребовали от него выполнения этого обещания. Однако под сильным давлением свободной почвы он лишь нехотя заявил, что принимает номинацию «с приложенными резолюциями».[400]400
  National Intelligencer, 29 июня 1852 г.


[Закрыть] Это был единственный комментарий Скотта на протяжении всей кампании по главному вопросу выборов. Шесть дней спустя девять южных конгрессменов-вигов, правильно поняв, что номинант не осмелился одобрить платформу, объявили, что не будут его поддерживать. Среди них были Александр Х. Стивенс и Роберт Тумбс из Джорджии, а также представители Алабамы, Миссисипи, Вирджинии и Теннесси. В ходе кампании в оппозицию перешли и такие видные виги, как Кеннет Рейнер из Северной Каролины, Уодди Томпсон из Южной Каролины и Уильям Г. Браунлоу из Теннесси.[401]401
  Письмо южных вигов, там же, 5 июля 1852 года. О расколе среди южных вигов см. Cole, Whig Party in the South, pp. 257–27G; Ulrich Bonnell Phillips, The Life of Robert Toombs (New York, 1913), pp. 110–115; Horace Montgomery, Cracker Parties (Baton Rouge, 1950), pp. 72–11G; Joseph Howard Parks, John Bell of Tennessee (Baton Rouge, 1950), pp. 271–282; Albert D. Kirwan, John J. Crittenden: Борьба за Стоп (Лексингтон, Кай., 19G2), стр. 2G5–288.


[Закрыть]

По мере продолжения кампании Скотт оказался не в состоянии остановить это дезертирство на нижнем Юге. Легко критиковать его тактическую некомпетентность, но на самом деле он столкнулся с ужасной дилеммой. Он мог вернуть утраченные позиции на Юге, только поддержав Компромисс, что привело бы к более чем эквивалентным потерям на Севере. Его дилемма была ещё хуже, чем у демократов, потому что северные виги, будучи в целом более решительными противниками рабства, чем северные демократы, не пошли бы на такие уступки, на которые были готовы пойти северные демократы ради поддержки южан. Поэтому он не мог избежать тяжелых потерь в той или иной части страны и предпочел, по сути, понести их на Юге.[402]402
  О безнадежности дилеммы Скотта говорит тот факт, что в Isely, Greeley and Republican Party, p. 40, говорится, что Скотт «публично заявил о своей поддержке платформы… тем самым завязав свою кандидатуру в узел» (он был слишком прорабовладельческим), а в Cole, Whig Party in the South, p. 275, говорится, что «Сьюард и его союзники были фатальными для успеха Скотта» (он был слишком антирабовладельческим).


[Закрыть]

Масштабные последствия этого выбора проявились в результатах выборов. Шесть штатов нижнего Юга отдали Скотту только 35 процентов своих голосов. В 1848 году эти же штаты отдали Тейлору 49,8 процентов. Любой читатель, знающий, насколько стабильной обычно остается сила партии от одних выборов к другим, даже в условиях так называемых обвалов и фиаско, поймет, что южные виги понесли одно из самых резких поражений в американской политической истории.

Говорить, как это делают некоторые авторы, о «разрушении» партии вигов на Юге – преувеличение. Хотя кандидатура Скотта была очень слабой в штатах Персидского залива, он сохранил значительную силу на верхнем Юге, взяв Теннесси и Кентукки и добившись значительных успехов в других пограничных штатах. В результате Скотт получил 44,2% голосов избирателей в рабовладельческих штатах, что превышало его процент в свободных штатах. Хотя многие видные виги нижнего Юга отказались от него, другие упорно боролись за его дело.[403]403
  Cole, Whig Parly in the South, pp. 259–276.


[Закрыть] Организации вигов штатов продолжали держаться вместе и посылать сенаторов и представителей в Конгресс, и в 1856 году Миллард Филлмор, баллотировавшийся как двойной кандидат от вигов и американцев, получил 43,9% голосов в рабовладельческих штатах и 41% в нижнем Юге – на 6% больше, чем имел Скотт. Но этот результат был получен только в сочетании с американской партией и в то время, когда кандидат не вел серьёзной борьбы за голоса северян и поэтому мог обратиться к южанам за поддержкой. Опыт Скотта показал, что сильная биссекционная комбинация вигов уже не выдержит.

Напряжение, вызванное проблемой рабства, оказалось сильнее для вигов, чем для демократов, по ряду причин. Во-первых, коалиция вигов с самого начала была исключительно рыхлой; она так и не достигла той сплоченности, которой демократы добились при Джексоне, Ван Бюрене и Полке. Две президентские кампании, которые выиграли виги в 1840 и 1848 годах, прошли без партийной платформы. Основой для единства вигов стала их преданность двум вдохновляющим лидерам – Генри Клею и Дэниелу Вебстеру, оба из которых умерли в период между выдвижением Скотта и его поражением, но не раньше, чем Вебстер, озлобленный собственной неудачей в выдвижении и раздражённый секционализмом северных вигов, отказался поддержать билет вигов.[404]404
  Curtis, Webster, II, 626–627, 688–689, 693.


[Закрыть]

Во-вторых, идеологические разногласия по поводу рабства поразили вигов в момент стратегической слабости, когда, будучи партией меньшинства, они не имели материальных средств для победы, которые иногда удерживают партию вместе даже в отсутствие согласия по принципам. Простое влечение к победе часто заставляет фракции избегать обсуждения вопросов, по которым они идеологически несовместимы. Демократическое единство после выборов 1852 года поддерживалось именно такими соображениями целесообразности. Но северные и южные виги расходились во мнениях по принципиальным вопросам и в то же время не доверяли друг другу как политическим обязательствам, чья поддержка стоила больше, чем она того стоила. С этой точки зрения оба были в основном правы. По мнению северных вигов, южные виги потребовали отвратительную платформу в качестве цены за поддержку южан, а затем имели несчастье массово покинуть партию. Южные виги, напротив, возмущались навязыванием Скотта в качестве кандидата северной фракцией, которая, даже имея собственного кандидата, все равно проиграла весь Север, за исключением штатов Массачусетса и Вермонта, которые всегда принадлежали вигам. В то время, когда и виги, и демократы были разделены по секционному признаку, стратегически решающим было то, что демократы одержали победу, которая заставила их подчинить свои разногласия, в то время как виги потерпели поражение, которое обострило их.

Помимо этих слабостей, которые были присущи исторической рыхлости их организации и обстоятельствам, в которых они оказались в качестве проигравшей партии, виги, вероятно, были более восприимчивы к секционным потрясениям, чем демократы, из-за разницы в степени их реакции на вопрос о рабстве. Хотя в северном крыле обеих партий было много антирабовладельческих настроений, похоже, что виги реагировали против рабства гораздо сильнее.[405]405
  Об относительно большей силе антирабовладельческих настроений среди северных вигов по сравнению с северными демократами ясно свидетельствуют два голосования в Палате представителей. По Закону о беглых рабах (1850) северные демократы проголосовали 26 голосов «за», 16 «против»; северные виги – 3 «за», 50 «против». По закону Канзаса-Небраски (1854) демократы-северяне проголосовали 44 голоса «за», 44 «против»; виги-северяне – 0 голосов «за», 44 «против».


[Закрыть]

Со времен Джефферсона и Джексона Демократическая партия с её южным руководством пользовалась на Севере поддержкой элементов, более или менее близких к Югу, но она никогда не пользовалась особой привлекательностью для закоренелых янки из Новой Англии. Политическая оппозиция демократам была сосредоточена в Новой Англии, сначала под руководством федералистов, а затем вигов. Так, единственными двумя штатами, которые никогда не голосовали за Джексона и оставались вигами на всех президентских выборах с 1836 по 1852 год, были Массачусетс и Вермонт.[406]406
  Мэн и Нью-Гэмпшир были демократами, но до 1852 года Коннектикут и Род-Айленд голосовали за джексонианскую партию только один раз в период с 1824 по 1848 год. Ли Бенсон, Концепция джексонианской демократии: New York as a Test Case (Princeton, 1961), pp. 177–179, говорит, что виггистская солидарность янки преувеличена, но что нью-йоркские избиратели из Новой Англии были слегка виггистами. См. ниже, с. 244. См. также Wilfred E. Binkley, American Political Parties: Their Natural History (2nd ed.; New York, 1945), pp. 163–165.


[Закрыть]

Сказать, что в партии вигов была большая доля янки, значит сказать, что в ней была большая доля людей с пуританскими взглядами. А сказать так – значит сказать, что в партии было больше, чем потенциальных антирабов.[407]407
  О соотношении виггизма и пуританства см. в Benson, Concept of Jacksonian Democracy, pp. 198–207. О связи между пуританством и реформаторскими движениями см. Clifford S. Griffin, Their Brothers’ Keepers: Moral Stewardship in the United States, 1800–1865 (New Brunswick, N.J., 1960); David Donald, «Toward a Reconsideration of Abolitionists», in his Lincoln Reconsidered (New York, 1956), pp. 27, 29.


[Закрыть] Конечно, было бы грубым упрощением полагать, что все пуритане были аболиционистами, поскольку пуританство было слишком сложным для таких простых обобщений. Пуритане верили в нравственное управление – быть хранителями своих братьев, – и этот или какой-то другой аспект их веры приводил к склонности к антирабовладению. Но они также верили в собственность и респектабельность, и многих из них отталкивал жестокий язык аболиционизма, его осуждение Союза как союза с рабовладельцами и его безрассудное презрение к статус-кво и законным правам собственности.

Поэтому более консервативные выразители традиций Новой Англии сопротивлялись включению вопроса о рабстве, а такие люди, как Уэбстер, Эдвард Эверетт, Руфус Чоут, Роберт К. Уинтроп, Миллард Филлмор и Томас Юинг, стремились поддерживать теплые отношения с рабовладельческими вигами Юга. В Массачусетсе их группа была известна как «хлопковые» виги, из-за предполагаемого экономического союза между хлопковыми плантаторами Юга и производителями хлопчатобумажного текстиля Новой Англии.[408]408
  О хлопковых вигах см. Thomas H. O’Connor, Lords of the Loom: The Cotton Whigs and the Coming of the Civil War (New York, 1968).


[Закрыть] Но если эти особенности и усложняли реакцию вигов на рабство, то факт оставался фактом: к 1852 году в северном крыле партии вигов преобладали «совестливые» элементы – те, кто реагировал прежде всего на моральный вопрос о рабстве. Это превосходство было настолько полным, что во время кампании 1852 года стало обычным делом говорить: «Мы принимаем кандидата, но плюем на платформу».[409]409
  A. G. Riddle, The Life of Benjamin F. Wade (Cleveland, 1888), p. 219; Elliott, Scott, p. 627.


[Закрыть]

Таким образом, к 1852 году напряженность в вопросе о рабстве, которая сильно напрягала как демократов, так и вигов, окончательно подорвала организацию вигов как национальной партии. Этот факт хорошо известен. Но что не было понято или даже адекватно признано в качестве отдельной проблемы, так это то, почему партия вигов на Севере также распалась почти в то же время, когда секционные крылья разделились. Поскольку эти два события совпали по времени, историки, проводящие коронерские расследования по делу партии вигов, часто предполагали, что эти два процесса едины, и приравнивали их, говоря о том, что потеря секционного баланса неизбежно привела к упадку партии на Севере, исходя из теории, что партия, как птица, не может летать только с одним крылом. Однако, как бы правдоподобно это ни выглядело, факты свидетельствуют о том, что секционные партии могут быть энергичными и успешными. Республиканская партия, преемница вигов, возникла как секционная партия и процветала в течение столетия, не развивая никакой заметной силы на Юге. Также очевидно, что демократы в 1854 году пережили потерю секционного равновесия, сравнимую с потерей равновесия у вигов. Тем не менее демократы выжили.

Стоит внимательно изучить масштабы потери демократами баланса между секциями и их способность продолжать движение, несмотря на эту потерю. Сама потеря произошла в результате принятия закона Канзаса-Небраски. Когда в 1854 году эта мера была вынесена на рассмотрение Палаты представителей, демократы имели триумфальное большинство: девяносто один член от свободных штатов и шестьдесят семь членов от рабовладельческих штатов. Предположительно, каждая группа была достаточно многочисленной, чтобы пользоваться уважением другой и настаивать на том, что все основные политические решения должны основываться на консенсусе. Таким образом, секционное равновесие казалось обеспеченным. Но когда Дуглас и администрация решили форсировать принятие Канзас-Небраски, они ослабили северное крыло, во-первых, заставив некоторых северных членов выйти из партии, а во-вторых, подвергнув тех, кто следовал партийному мандату, децимации со стороны северных избирателей. Ожесточенная парламентская борьба сильно разорвала партию, и южные демократы, по сути, переиграли своих северных союзников, подав 57 голосов в пользу законопроекта и только 2 голоса против, в то время как 88 демократов из свободных штатов разделились 44 против 44. Тактика Дугласа в Сенате и Александра Х. Стивенса в Палате представителей оставила глубокие шрамы. Но более серьёзным в долгосрочной перспективе был тот факт, что северные демократы потерпели столь серьёзное поражение на последующих выборах в Конгресс, что больше не могли противостоять южным демократам в партийных собраниях. Потеряв однажды это равенство в советах партии, они оставались в меньшинстве в течение следующих восьмидесяти лет. На выборах 1854 года представительство северных демократов, как уже было показано, одним махом сократилось с 91 до 25, в то время как представительство южных сократилось лишь незначительно, с 67 до 58.

Это означало, что после 1854 года южное крыло могло диктовать партийные решения, как это никогда не удавалось сделать на предыдущих конгрессах. До этого времени обвинение вигов в том, что в партии доминируют южные элементы, было предвзятым утверждением и никогда не было более чем частично верным. Но выборы 1854 года в некотором смысле сделали его правдой. Северные демократы больше никогда не достигали паритета с южными демократами в Палате представителей до времен «Нового курса» (за исключением периода Гражданской войны и Реконструкции), и большую часть времени они составляли незначительное меньшинство. В 1856 году они оправились от сокрушительного поражения после Небраски, получив 53 места вместо 25, но в советах партии их все ещё превосходили 75 южан, а в Сенате их численность внутри собственной партии составляла 25 к 12. В 1858 году их сила снова уменьшилась, и демократы в Палате представителей насчитывали 34 представителя Севера и 68 представителей Юга, в то время как в Сенате – 10 представителей Севера и 27 представителей Юга.[410]410
  Все эти данные о распределении сил демократов в Конгрессе по секциям взяты из списков членов Конгресса с указанием партийной принадлежности, опубликованных в соответствующих выпусках «Глобуса Конгресса», «Альманаха вигов» и «Альманаха Трибьюн». Для целей этого подсчета все рабовладельческие штаты (включая Делавэр) рассматриваются как «южные», а все свободные штаты (включая Калифорнию и Орегон) – как «северные».


[Закрыть] Это был последний Конгресс, в котором южане заседали до Аппоматтокса, что означает, что после 1854 года и вплоть до Гражданской войны двуполый баланс в Демократической партии был разрушен. В отличие от республиканцев, партия все ещё пыталась сохранить свои силы в обеих секциях, но в то же время она как никогда раньше находилась в руках своего южного крыла.