Текст книги "Восходящее солнце (СИ)"

Автор книги: Дарья Манченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)

В покоях было как всегда пусто, но что-то неведомое мне любезно подсказывало, что я далеко не одна в этом помещении, а потому не стоило расслабляться и вероломно поддаваться чувствам, ибо в любой момент то, что так долго меня пугало и не давало спокойно спать, могло появиться прямо перед глазами. Ожидание чего-то страшного, неизбежного сводило с ума, и я с замиранием сердца прислушивалась к каждому шороху и молилась, молилась отчаянно и всей душой, будто надеялась, что Аллах спасёт меня от неминуемого и избавит от этих настойчивых голосов. Но не спас. Не веря своим глазам, я с ужасом наблюдала за тем, как могучие двери, что столько лет впускали в мои апартаменты различных гостей, со скрипом приоткрылись, обнажая коридор и его просторы, а в комнату неспешной походкой зашёл высокий, статный мужчина, которого я раньше нигде не видела. Он, казалось, не шёл, а парил над полом, застеленным коврами, а лицо его было ангельски прекрасно: пухлые губы, прямой нос, правильные, пропорциональные черты лица и глубокие, затягивающие в свой омут карие глаза, что показались до боли знакомыми. Русоволосый гость был среднего телосложения, но руки и ноги выглядели крепкими, развитыми, будто бы он занимался спортом долгие годы, ибо его внешности мог позавидовать любой другой мужчина, даже мой Мехмед. Страх испарялся с каждым последующим шагом таинственного незнакомца, так как я почему-то чувствовала его надежность, добро, но сам сам факт присутствия постороннего человека вежливо напоминал о том, что что-то здесь не так. - Мама... Матушка, - он широко улыбнулся и сел на край ложа, протянув сильные руки в мою сторону, а я с открытым ртом ошеломлённо смотрела на мужчину, успев слегка приподняться над кроватью. - А... Ах... Ахмед? - еле выговорив имя покойного ребёнка, я с ужасом распахнула глаза и восхищённо-испуганным взглядом воззрилась на пришедшего, умом понимая, что это невозможно. Однако, стоило мне снова посмотреть в эти чистые и невинные глаза, несвойственные взрослым людям, все сомнения отпадали сами собой, а им на смену приходило непонимание и безумная радость, ибо передо мной сейчас находился мой родной, любимый, до боли желанный сын, погибший от безжалостной болезни более 40 лет назад. Сколько бессонных ночей я провела, горюя о нём, сколько слёз пролила, не имея надежды на будущее, и только Мехмед, Гевхерхан и Айше придавали мне сил и желания продолжать жизнь, а теперь я сидела рядом с ним и не знала что сказать, в одну секунду лишившись дара речи. - Да, матушка, это я, Ваш сын. - Ахмед! - я не знала, что могу так громко рыдать, но теперь открыла этот факт для себя, а сын, в объятия которого я кинулась сию же минуту, лишь улыбался и гладил меня по распущенным волосам, украшенным цветными лентами и роскошной короной. От него не исходило ни тепла, ни холода, и именно эта независимость от обстановки немного пугала помутнённый счастьем разум, но я упрямо не желала слушать его навязчивые утверждения о невозможности этой встречи и продолжала прижимать к себе такого живого, такого настоящего, чудом появившегося здесь Ахмеда. - Валиде, не плачьте, я здесь, я с Вами и я Вас люблю, - я выпуталась из его цепких рук и приподняла голову, чтобы посмотреть прямо в глаза своему ребёнку, а он улыбался и светился таким же искренним счастьем, каким была полна и я. - Как же ты вырос, родной! - я развела руки в стороны и с ног до головы оглядела возмужавшего Ахмеда, которого в последний раз видела в тот жуткий, чёрный день, когда его крошечное бездыханное тело, покрытое многочисленными ранами и увечьями, камнем лежало на грубом столе Хюмы Калфы, а я стонала возле него, подобно раненной волчице, даже не предполагая, что внутри меня зарождаются целых две новых жизни. - Я столько лет жила без тебя, столько лет лила слёзы, тоскуя по тебе, а ты так неожиданно взял и появился, но зачем пугал-то этим голосом? Почему сразу не объявил о своём присутствии? - Я не мог, Валиде, мне было запрещено. Но я был рядом с Вами всегда. Как и отец, - его голос звучал так нежно, речь текла подобно хрустальному роднику, и слушать его можно было бесконечно. - Отец? Ты об Ибрагиме? - Разумеется. Мы все сейчас вместе, по Вам скучаем. Скоро и Вы рядом с нами будете. - Я?.. Но... Как же Мехмед, Гевхерхан, Айше? Как же мои внуки и правнуки? Ты заберешь меня прямо сейчас, сынок? - желание жить определённо преобладало над желанием быть рядом с покойным сыном, а потому я в испуге отстранилась и сделала большие глаза, схватившись рукой за горло. - Нет, не сейчас, - успокоил меня улыбающийся Ахмед и провёл ладонью по покрывалу в том месте, где лежали мои обездвиженные ноги, у которых двигались лишь пальцы. - У Вас ещё есть время, ибо мне запрещено забирать Вас раньше положенного срока. И я люблю Вас очень сильно, Валиде, и уважаю, поэтому не могу так поступить. Но я вернусь. - Ахмед... Не уходи, пожалуйста! - схватила я сына за руку, будто пыталась остановить, но тот всё равно встал с кровати и тяжело вздохнул, прикрыв свои бархатные глаза. В его взгляде было сожаление и доля надежды, и только в глубине этих восхитительных глаз таилась беспросветная, никому неведомая печаль, лишь в очередной раз доказывающая добрые намерения покойного ребёнка. - Если я и сошла с ума, сынок, то уж точно не хочу терять тебя! Останься, будешь всегда рядом, увидишь Айше и Гевхерхан, твоих милых сестрёнок! Останься, умоляю! - Я не могу, матушка. К тому же, я и так вас всех вижу. Я вернусь, не грустите. Помните обо мне. Ахмед тепло улыбнулся и, проведя нежной рукой по щеке измученной страданиями матери и коснувшись моих не двигающихся ног, буквально испарился в воздухе, так как его силуэт так же быстро пропал из виду, как и появился, но в душе остался непонятной природы осадок, не дающий успокоиться и прийти в себя после такого удивительного визита. Я всё никак не могла понять, как такое возможно, и лишь разум снова твердил, что я только что видела покойного сына и что это не совсем нормально для человека, в очередной раз убеждая меня в собственном сумасшествии. Внезапно что-то изменилось, и эти изменения явственно дали о себе знать слабыми покалываниями в области пятки на правой ноге, а потому я с опаской попробовала пошевелить ступнёй, но это действие не дало никаких результатов. Я всё ещё не чувствовала ног, и это вряд ли смог бы изменить мой чудесный покойный сын, явившийся, чтобы предупредить о грядущем, а ведь так хотелось верить в чудо, способное даровать человеку надежду. Я и сама Надежда, в своё время потерявшая великую любовь, а теперь и утратившая веру... - Ахмед... Это был Ахмед, - с ужасом протянула я, уставившись бессмысленным взглядом в стену, а щеку опалила горячая, одинокая слеза, напоминающая о неизбежном. ========== Глава 45. Путь так далёк... ========== Я без излишнего интереса смотрела в одну точку, гонимая собственными сомнениями и слепыми страхами, и пыталась найти ответы на многочисленные вопросы, возникшие в утомлённой гаремными делами голове, в то время как поникший духом сыном сидел на самом краю материнского ложа и что-то упорно высматривал через узкую щель между дверью, ведущей на опустевшую террасу, и красочной стеной, сжимая мою холодную руку своими мощными, крепкими ладонями и пряча за спиной алую подушечку, накрытую роскошным платком из серебристой парчи, недавно привезённой в наш дворец по заказу Айше. Девушка уже успела за столь короткий срок приказать портнихам сшить из любимой ею ткани дюжину платьев с непростыми, требующими времени узорами, а продуманный Мехмед, воспользовавшись благим случаем, выделил круглую сумму на пошив изящного платка, с которым было бы нестыдно преподносить подарки или использовать его в качестве богатого дара. Сестра падишаха, недавно потерявшая супруга, но нисколько не расстроенная этим печальнейшим событием, счастливо улыбалась служанкам и примеряла новые украшения, подаренные ей Гевхерхан, сидя на высокой тахте в моих апартаментах, ведь в последние дни она крайне беспокоилась и молилась за моё здоровье, потому почти не покидала просторных комнат сражённой недугом Валиде Султан. - Матушка, я хочу преподнести Вам подарок, сделанный своими руками. Пусть он не достоин Вас, но я попытался сделать его с необыкновенным теплом, чтобы Вы смотрели на него и вспоминали о том, как сильно я люблю Валиде всех Валиде Султанш, - сын вытащил подушку из за спины и откинул прекрасный платок, отчего мои глаза тут же сощурились от ослепительного блеска, вызванного драгоценными камнями, коими пестрило всё изящное украшение. Это было дивной красоты колье и, признаться, оно ни в чём не уступало изделиям европейских мастеров - такое же всеобъемлющее в своём убранстве и до неприличия роскошное, ибо от одного только взгляда на это бриллиантовое чудо в глазах мерещились горы золотых монет. Любой нищий или крестьянин мог бы изрядно поправить своё положение, продав лишь крошечный камушек из окантовки этого колье, что уже говорить об истинной стоимости сего великолепия, заставляющего замирать от единого взгляда на него. И от этой величественной красоты действительно захватывало дух: на золотой основе по краям аккуратно располагались искрящиеся алмазы, словно чистое зеркало отражая наши удивлённые лица; в центре светился огромный каплевидный сапфир, окруженный теми же бриллиантами, а по бокам от него на алмазных подвесках чередовались изумруды и столь же синие, словно неизведанные океанские глубины, массивные сапфиры. Воистину детская радость переполняла мою многострадальную душу, а потому я с замиранием сердца смотрела на дорогой подарок и глупо улыбалась, одновременно замечая на себе крайне довольные взгляды Мехмеда. Он знал, какие я люблю камни и драгоценные металлы, обладал непревзойденным мастерством ювелира, а потому угодить пожилой матери для него не составило никакого труда. - Сынок, мой Лев, - я с восхищением протянула руки к украшению, намереваясь взять его, но по какой-то причине внезапно отдёрнула ладонь, чем удивила чрезвычайно радостного падишаха, который тут же упал духом и понуро опустил глаза, словно малолетний ребёнок, - спасибо за этот дивный подарок, но как я могу его принять? К чему мне это великолепное колье, если я и встать-то толком не могу... Где мне демонстрировать его красоту?.. Лучше подари его Айше, ведь ей очень пойдёт лазурный блеск сапфиров, он лишь удвоит её редкостную красоту. Любопытная дочь, услышав мои слова, обернулась, отбросила в сторону новые украшения и, презрительно ухмыльнувшись, состроила недовольное выражение лица, в то время как в бездонных карих глазах появился недобрый блеск, что указывало на жуткую обиду их прелестной обладательницы. - Простите, не принимайте моё поведение на свой счёт, Валиде, - она немного с грустью произнесла эту фразу, а взгляд заметно смягчился. - Мне ничего не нужно от Повелителя, который готов бросить мать в таком состоянии. Давай, расскажи нашей Валиде, что ты задумал, Мехмед! Гневный крик Айше словно гром среди ясного неба раздался под куполом просторных покоев, и, казалось, только я одна не понимала, что всё-таки происходит подле моей кровати, ведь Мехмед тотчас же вспылил и вскочил с места, направившись к не менее разъярённой сестре, что вскочила с тахты и со злости опрокинула шкатулку с жемчугом, который с шумным звоном прыжками покатился по полу. - Ты как смеешь так со мной разговаривать?! Не забыла, что перед тобой не просто брат, а султан, Повелитель мира! Ещё хоть слово скажешь, и я клянусь Аллахом, задушу тебя, не посмотрю, что ты моя сестра! Совсем забыла о правилах и традициях. Где ты набралась этой дерзости?! - Делай, что хочешь, Мехмед, я не боюсь ни тебя, ни смерти! В отличие от тебя, мы с Гевхерхан и Гюльнуш не бросили матушку в трудную минуту! Мы всегда рядом, а ты не можешь даже единожды пожертвовать своими интересами ради её улыбки! Ты знаешь, насколько прекрасна её улыбка? А мы знаем. Опомнись, Мехмед! - Ты думаешь, я ради себя это делаю, Айше? Мой долг - защищать эту великую империю от всех бед и мелких неурядиц, а также моим долгом является и улучшение её благосостояния! Я не позволю, чтобы мои подданные считали меня зависимым от гарема, а уж тем более от султанш! - Как ты можешь так говорить, как можешь сравнивать матушку с остальными султаншами и бросать её? Неблагодарный! Ты не достоин быть сыном нашей Валиде! - Хватит! - что есть силы закричала я, как только Мехмед занёс руку над Айше, намереваясь её то ли ударить, то ли задушить, и дети беспрекословно повиновались слову матери, застыв в тех позах, в которых находились во время моего возгласа. - Вы оба не забыли, что находитесь в моём присутствии? Что за кошка пробежала между вами, что за бесконечные распри?! Объясните мне наконец, что происходит! Сын тяжело вздохнул и отошёл от сестры, бросив на неё страшный взгляд, означавший что-то вроде: "Я ещё припомню тебе этот случай, не сомневайся!", но и такой исход событий доставил мне невероятное облегчение, а потому я поспешила отложить колье в сторону, так как всё это время прижимала его к груди, будто оно могло спасти меня от чего-то неминуемого. Встретившись со мной глазами, молодая султанша стыдливо опустила взгляд и уставилась в пол, но долго не смогла выдержать эту паузу, поэтому в скорости кинулась собирать крупный жемчуг, не подпуская к этому делу хватких служанок, сколько бы они не пытались предлагать госпоже свою помощь. Падишах осторожно подошёл к моей постели и в своей привычной манере откинул полы роскошного кафтана, усевшись на край ложа и с неловкостью и страхом взглянув на меня. Я знала, что этот печальный взор не предвещает ничего доброго и уже примерно догадывалась, о чём станет говорить сын и какие аргументы приводить в свою защиту. - Валиде, - Мехмед сделал паузу и сдавленно покашлял, - я бы хотел начать издалека, дабы не огорчать Вас и поступить по совести, как полагается в таких ситуациях, но я не в силах долго оттягивать время и ждать момента, когда не говорить об этом станет глупо. - Говори уже, Лев мой. Я много чего повидала на своём веку, поэтому удивить меня будет сложно, - я нежно улыбнулась сыну и дотронулась до его плеч, ожидая ответа на негласно возникший вопрос. - Я ухожу в поход, матушка. И возможно, на целых два года, может дольше. Как только я стану ненужным моей армии и главнокомандующему, то тотчас же вернусь к Вам, Валиде. Вы же дождётесь меня, я в это верю. В воздухе повисло неловкое молчание. Дети ждали моей реакции, а я в свою очередь ждала очередного возражения Айше, но дочка смиренно сидела на тахте и который раз подряд перебирала одни и те же украшения, старательно делая вид, что она ничего не слышит, но по дрожащим ресницам султанши и её сопению можно было с лёгкостью понять, что её гнев стремительно нарастает. В сердце зловещей тенью пробралась назойливая печаль, так яро пытающаяся овладеть разумом и заставляющая верить в истинность слов Айше, но какой-то голос будто твердил мне, что всё это пустое, что не стоит так убиваться и обвинять Мехмеда во всех смертных грехах, ведь в действительности прав именно он, если рассуждать с точки зрения положения султана в имперском обществе. Хотелось и плакать, и смеяться, поэтому и без того больное сердце ещё сильнее сдавило в ледяных оковах то ли страха, то ли беспомощности, словно мои собственные чувства настойчиво грозили убить меня раньше времени. Заплакать перед сыном - значит показать свою слабость, а я совершенно не хотела, чтоб меня жалели, а уж тем более отменяли такие грандиозные события масштаба всего мира из-за чувства сострадания к больной матери. Он должен был идти, и я понимала это как никогда ясно. - Ты прав, сынок. Европа - вот твоя цель. Я благословляю тебя, пусть Аллах пошлёт победу нашим храбрым воинам! Пусть сохранит моего сына в добром здравии для нас и великой Османской Империи! - с трудом выговорив эти долгожданные для сына слова, я протянула ему тонкую, жилистую руку, к которой падишах тут же прильнул губами и поднёс её ко лбу. - Спасибо, Валиде! Дай Аллах, Вы совсем скоро поправитесь и будете встречать победителей с распростёртыми объятиями возле дверей своих покоев! - Аминь, сынок, аминь. Спасибо за великолепный подарок, я очень довольна, - я крепко обняла широкоплечего сына и уткнулась носом в мех его кафтана, стараясь как можно дольше цепляться за эту возможность побыть рядом с ребёнком и не выпускать Мехмеда из цепких рук, но время расставания всё равно настало, а потому он в последний раз поцеловал мою дрожащую руку и неторопливо вышел из покоев, до последнего озираясь на лежащую в пышной кровати мать. Как только двери за спиной сына с треском захлопнулись, я тяжело вздохнула и прижала к лицу сухие костлявые ладони, легонько надавив на усталые глаза, которые уже пощипывало от напряжения и света, потоком вливающегося в комнату через громадные окна. Рядом с обездвиженными ногами лежало подаренное с любовью диковинное колье и изумительный платок, достойный только молодой и наипрекраснейшей султанши, и от одного только взгляда на сверкающие сапфиры уже хотелось расплакаться и молить Мехмеда не уезжать, но что-то всё время останавливало меня за секунду до истерики, будто всё моё внутреннее "я" не желало проливать в этот день горькие слёзы, каким бы тяжёлым он не был.