Текст книги "Восходящее солнце (СИ)"

Автор книги: Дарья Манченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 51 страниц)

Гюльнар усмехнулась, посмотрела на маленьких султанш и, миновав девочек, грациозно обогнула передвинутую стойку с подсвечником. Её глаза метали молнии и были полны злобы и ненависти, которые она изливала вместе со своими ядовитыми речами. - Я слышала, Демир Паша погиб на поле брани. Да дарует Всевышний Вам сил и терпения. Время словно застыло и прекратило свой бег, а всё насущное стало таким незначительным, что даже жизнь перестала иметь смысл. Я запомню на всю жизнь эти большие глаза Нурбахар, что в миг перестали сиять от счастья и наполнились слезами и болью. "Отец!" - только и слетело с уст в одну минуту осиротевшей девочки, когда юная султанша вырвалась из крохотных ручонок Эсмахан и побежала в неизвестность, куда глаза глядят. Внучка не поняла, что происходит, а потому тоже расплакалась, маленькими кулачками потирая глаза, из-за чего мне пришлось велеть Тиримюжгян, чтоб та отвела златовласую в покои матери, и служанка тут же принялась исполнять приказ. Как только внучка и хазнедар скрылись из виду, я обратила свой взор на улыбающуюся Гюльнар, что ни на шаг не сдвинулась с места. Мои глаза налились слезами, а сердце наполнилось злобой, которую нужно было срочно выплеснуть, дабы она не поработила мою душу раз и навсегда. - Змея... Какая же ты змея, - я неторопливо подошла к девушке вплотную и аккуратно провела пальцем по её шее, тут же вцепившись в горло. Она хотела вырваться, но я крепко держала рабыню в капкане, не давая ни шанса на осуществление задуманного. - И тебе совсем не жалко ребёнка? Ты сейчас разорвала сердце бедной Нурбахар, растоптала и расколола её душу... И как только мой сын обратил внимание на такую алчную особу?.. Сжимая шею Гюльнар всё крепче и лишая её воздуха, я прикрыла глаза и представила, как сейчас трясутся все слуги, боясь, что гнев Валиде Султан сможет убить икбал её сына. Гюльнар, в свою очередь, жалобно трепыхалась, билась об стену, как рыба об лёд, и острыми ногтями царапала мои ладони, чтобы хоть как-то вырваться и спасти свою жизнь, но вот незадача - я перестала чувствовать боль, погрузившись в тяжёлые мысли. Оставалось только предполагать, откуда в такой на вид хрупкой и добродушной женщине, как я, скопилось столько недюжинной силы, свойственной крепкому мужчине. - Султанша, Вы забываетесь, - прошипела хатун, протягивая руки к моим золотисто-каштановым волосам, собранным в красивую причёску, чтобы с их помощью заставить меня отпустить её. Но я уже обмякла, поэтому сама отпустила девушку, потерев руку в области запястья. Гюльнар откинулась назад и ударилась об холодную стену, судорожно хватая воздух ртом. Её ладони дрожали, как у старушки преклонного возраста, а глаза горели безумием, чем она напомнила мне покойного Ибрагима в последние годы его жизни. - Тебе повезло, что когда я неделю не приходила в себя после твоего визита с ножом, Мехмет позвал тебя к себе, иначе бы твоё тело уже давно стало б кормом для рыб. Благодари ребёнка, которого носишь под сердцем, что всё ещё жива. Твоя жизнь не стоит и куруша, в отличие от жизни этого нерождённого малыша. Гюльнар, очевидно, уже успела пожалеть о своём опрометчивом поступке и сжалась в комок, краем плеча облокотившись о стоящую рядом служанку. Лицо рабыни, что прислуживала Гюльнар Кадын, стало бледным, как смерть, от испуга. Будь я на её месте, я бы испугалась ни чуть не меньше. - Мехмет! Валиде Султан! Где же вы?! Мехмет! Повелитель! Истеричный голос Махпаре, раздавшийся за дверьми, побудил меня тотчас же ворваться в апартаменты, чтоб девушка почувствовала моё присутствие и поддержку. Оттолкнув Керема, я распахнула двери и вошла в комнату, где над кроватью Махпаре вовсю хлопотали вездесущие лекарши. Увидев меня, Гюльнуш оживилась, и её синие губы дрогнули в мимолётной улыбке, что тут же испарилась с её лица, ежеминутно искажаемого от боли. Девушка стонала, как белуга, но изо всех сил старалась и соблюдала все наказы калф, щебечущих, как птицы в весеннем саду. Простынь, на которой лежала роженица, была смята и скомкана, обнажая пупырчатую поверхность матраса. Я подошла к кровати наложницы сына и погладила её по голове, откинув мокрые от пота чёрные волосы на подушку. Лоб Гюльнуш был покрыт испариной, да и весь вид рабыни был жалким и страдальческим. - Вы пришли, Султанша, - еле проговорила Махпаре и улыбнулась, крепко сжав своими тонкими бледными пальцами мою ладонь. - Значит, Вы меня любите, Госпожа. Я звала, долго звала, но Вас всё не было, а теперь Вы здесь... - Конечно, люблю, Махпаре, - я печально улыбнулась и второй рукой погладила девушку по щеке. - Ты справишься, доченька, соберись с силами. Отведя глаза от кричащей наложницы, я обернулась к Хюме Калфе и нетерпеливо спросила: - Что там? - Ещё чуть-чуть, Султанша, - впопыхах проронила лекарша не отрывая глаз от ребёнка, что почти появился на свет. Я ждала, держала холодную руку Махпаре и вспоминала рождение своих близнецов. Та ночь, казалось, длилась целую вечность; на улице была снежная, морозная зима, однако в покоях Хасеки стояла теплая атмосфера. Тогда я ещё не знала, какой подарок преподнесла мне судьба, и мысленно молила Аллаха о рождении сына, просила помощи у Всевышнего. И он откликнулся на мои молитвы, подарив мне красавицу-дочь и долгожданного сына, снова сделавшего меня султаншей. Как говорили лекарши, принимавшие роды, Мехмет родился несколько раньше, чем Гевхерхан, и эта пусть совсем крошечная, но всё-таки разница, до сих пор давала о себе знать в повседневной жизни, в каждом действии моих детей. Дочь даже в росте уступала брату. Наконец, Хюма Калфа взяла на руки малыша, и моё сердце замерло от страха, прекратив биение в одну секунду. Ребёнок не кричал. Махпаре, отдавшая последние силы в этой борьбе, бесцветными, остекленевшими глазами посмотрела на меня и потеряла сознание, а лекарши тут же принялись возвращать её в привычный мир с помощью различных благовоний, трав и масел. Я нахмурила брови и поджала губы, всей душой моля Аллаха не посылать нам ещё одно горе. Хюма Калфа схватила малыша за ноги и начала хлопать, безумными глазами смотря на безмолвного младенца. - Спаси моего внука, спаси... Шлепок. Ещё один. Молчание. Сердце разрывается на части от боли. Я уже совсем потеряла надежду и собиралась отчаяться, как после очередного хлопка лекарши ребёнок дёрнулся и заплакал. С души будто свалился огромный камень, тяготивший меня до этого. - Поздравляю, Валиде Султан! Гюльнуш Хатун родила здорового шехзаде! Сердце наполнилось чувством гордости и радости, что подарило мне рождение внука. Лекари сказали, что наложница поспит некоторое время и придёт в себя, так как роды были слишком тяжёлыми, и она очень устала. Поблагодарив Всевышнего за такое чудо, я попросила калф приготовить шехзаде и принести мне в покои, пока его мать спит, а сама с улыбкой на лице отправилась писать письмо сыну, забывшему в охоте в Эдирне. И как теперь совместить радость и траур?.. ========== Глава 35 ========== Тусклый свет едва просачивался в комнату через узкую щель между дверью и полом, в то время как в покоях царила тьма, кое-как разбавляемая слабым светом догорающей свечи и лучами холодного апрельского заката. Я нащупала на столике тоненькую палочку, оставленную какой-то невнимательной служанкой, и дрожащими от холода пальцами поднесла её к слабому пламени, что тут же перекинулось на предмет, с коим соприкоснулись его языки. Заполучив в свои руки крошечный источник тепла и света, я с отрадой в душе улыбнулась, но в этот же миг отметила, что стоит сменить обслуживающий персонал. Я обошла свои апартаменты, зажигая свечи, а когда пламя было отдано последней из них, затушила горящую палочку и с грохотом откинула её на серебряное блюдце, опустившись на мягкую софу. Всё это время Мехмет стоял поодаль и наблюдал за моими действиями, не проронив ни слова. Его взгляд как никогда был полон недоумения и интереса, карие глаза блестели, а в них отражались языки пламени. Вся эта картина вызвала целый шквал воспоминаний, единой вспышкой пронесшийся у меня в голове, среди которых особняком стояла память о том вечере, когда я узнала о гибели Ибрагима в руках палача Кара Давуда Паши. В тот день Мехмет смотрел на меня точно так же, только был ещё совсем маленьким и не понимал истины произошедшего события, что в один миг сделало юного шехзаде султаном всей империи. Если бы я только знала, чем обернётся этот заговор, то никогда не стала бы в нём участвовать совместно с Кёсем Султан, разрушившей все мои представления о материнской любви. Меня обманули, сказав, что Ибрагим останется в живых, всего-то лишившись власти, а я как глупая рабыня поверила этому и испачкала руки кровью любимого, навсегда потеряв душевный покой. Мехмет уже который день выглядел понурым и подавленным, будто какая-то ноша тяготила его. Очевидно, что мой сын знал что-то особенное, чего не знала я, и само владение этой тайной угнетало юношу. Однако, внешне я не демонстрировала своего беспокойства по поводу настроения сына, нарочно взирая на него исподлобья. - Валиде, зачем Вы меня позвали? - решился первым заговорить сын и громко кашлянул, возобновив ход застывшего времени. Я усмехнулась и отвернулась к окну, принявшись изучать пёстрые облака и полосы, окрасившие вечернее небо во все цвета радуги. Те крошечные тучки, что были уплотнены в одну большую и, казалось, нависли над землёй, выглядели самыми яркими и отдавали золотистым оттенком, но если присмотреться повнимательнее, то можно было различить и алые всполохи. Нежно-розовые рваные облака располагались чуть выше остальных и как будто отделялись от остального великолепия, заняв свою собственную позицию среди голубых небесных просторов. - Ты помнишь своего отца? - внезапно спросила я у сына и обратила на него взгляд, тем самым задумав начать тяжёлую беседу. Мехмет опешил от неожиданности и скрестил руки за спиной, но сесть на подушки так и не соизволил, возвышаясь надо мной, словно крепость. Его губы дрогнули в мимолётной улыбке, а глаза наполнились некой мудростью, свойственной людям, повидавшим немало горя на своём веку. - Не знаю, матушка. Я его совсем не помню, но знаю по Вашим рассказам, что он был, эмм... нехорошим человеком и ужасным правителем. - Ты прав. Так и было, увы. - К чему Вы ворошите прошлое, Валиде, если эти воспоминания причиняют Вам боль? Я тяжело вздохнула и встала с софы, медленной походкой двинувшись в сторону Мехмета, что подозрительно щурил глаза и с недоверием смотрел на мать. Коснувшись ладонью его щеки, и, почувствовав невероятное ощущение присутствия родного человека, я печально посмотрела ему в глаза и понуро опустила голову. Сын изрядно обеспокоился таким поведением матери и протянул ко мне руку, но я мгновенным жестом остановила его. - Ты очень похож на Ибрагима, Мехмет. Глаза, волосы, улыбка, манеры поведения; даже страсть к охоте, что по силе своей сравнима со страстью Ибрагима к женщинам - всё это как дыхание твоего отца, преследующее меня на протяжение всей жизни. Но ведь ты не виноват, что родился его точной копией. И я приняла это, потому что ты мой сын, моя кровь, мой единственный Лев. - Что Вы хотите этим сказать, Валиде? - Я всю свою жизнь положила на то, чтобы не допустить повторения ошибок Ибрагима в твоей судьбе, чтобы ты не уподобился отцу. Но, как вижу, все мои старания напрасны, они лишь пустой звук для тебя. Как жаль... - Валиде, о чём Вы?! - сорвался на крик Мехмет и ещё дальше отпрянул от меня, образуя между нами расстояние. Я тяжело вздохнула и покачала головой, взглядом изучив разъярённого сына с головы до ног. - Я об Асане Аге, том юноше-поляке, о котором до меня дошли постыдные слухи. Как ты мог, Мехмет? Мало того, что вместо похода отправился на свою любимую охоту в Эдирне, прибыл спустя несколько недель после рождения единственного сына, так ещё и это! Позор мне, такой ужасной матери... Схватившись за голову, я с трудом дошла до софы и, подобрав полы одеяния, плюхнулась на неё и откинулась на спинку дивана. Тяжело дыша, я положила руку на трепещущее сердце и всем нутром почувствовала, как в груди мигом запекло, а тело будто сдавили огромными тисками. Язык словно распух и онемел, поэтому я ничего лучше не нашла, как попросить испуганного сына о помощи. - Мехмет... Подай мне снадобье, что в длинном флаконе, оно в шкафу, - едва проговорила я и стала наблюдать, как сын молниеносными движениями выполняет мою просьбу. Уже через несколько минут я держала в руках серебряный стакан с лекарством. Осушив его, я благодарно взглянула на Мехмета и смогла сравнительно легче дышать; через некоторое время пропало и жжение в груди. - Матушка, зря Вы так волнуетесь, - более мягко, чем за мгновения до этого, проговорил Мехмет, прижимая материнскую ладонь к своей щеке. - У Вас есть очень плохая привычка - обвинять людей, не узнав истинных обстоятельств, не выяснив всё до конца. Вы и с Хатидже Муаззез Султан всегда поступаете точно так же. Если хотите узнать правду, то я расскажу Вам всё, как было. Разве я когда-нибудь Вам врал, моя достопочтенная матушка? - Нет, не врал, - с гордостью в голосе произнесла я и довольно кивнула, позволяя сыну начать повествование, что он тут же и сделал. - Когда Вам сказали, что он мой фаворит, слуги употребили слово в несколько неправильном смысле. Моя единственная и настоящая любовь - это Рабия Гюльнуш, но в то же время, я не могу гарантировать ей абсолютную верность, поддаваясь чарам и других прелестниц. Я - мужчина, и я же - султан Османской Империи. Обычаи обязывают нас иметь гарем, - он улыбнулся и поцеловал мою руку, в одно мгновение вскочил с пола и сел на софу, нежно сжав мои руки своими, - Я встретил Асана на охоте, в лесу. Он поразил меня своим умом, безграничными знаниями в этой области, умением рассказывать захватывающие истории. Я забрал его в свой лагерь, хотел, чтоб он стал мне другом, соратником, братом, главным советником. Но он вежливо отказался, потому что является единственным кормильцем в семье и не может покидать её, а я не стал препятствовать и отпустил его. У Асана есть сестра, жена и дети, Валиде. Паши, как и Вы, поняли всё иначе и принялись осуждать меня, но я быстро охладил их пыл. Если не верите мне, можете спросить у Фазыл Ахмеда Паши. Только он и покойный дядя Демир действительно знали всю правду. - То есть, этот Асан Ага - что-то похожее на Паргалы Ибрагима Пашу у султана Сулеймана и на Иосифа Насси у Селима II? - Именно так, Валиде. В таком случае, и они были "фаворитами". - О Аллах, Мехмет, я так перед тобой виновата! - я расплакалась и кинулась в объятия сына, прижавшись к его широкой груди. - Прости, сынок. Я поверила слухам и накричала на тебя... Прости, Лев мой... - Моя замечательная матушка! Как я могу обижаться на Вас, Вы ведь свет очей моих, - он рассмеялся и аккуратно вытер слёзы, скатывающиеся по моим щекам, смеющимися глазами с любовью глядя на мать. - Не печальтесь, Валиде. Когда ваше лицо улыбается, и в моём сердце наступает весна. Я улыбнулась и снова обняла Мехмета, в очередной раз осознав, насколько мне дороги мои дети и внуки. *** На пышных, взбитых служанками, подушках восседала группа султанш, разных по внешности и характерам, а ветер играл с их волосами, разбрасывая локоны скоротечными, но мощными порывами. Всюду слышался озорной, детский смех, который затихал перед редкими женскими возгласами, напутствующими ребёнка вести себя потише и не срывать цветущие бутоны садовых роз. Этим ребёнком был никто иной, как пятилетний шехзаде Мустафа, своими проказами не дающий слугам расслабиться и отдохнуть в тени раскидистых крон деревьев. Рабыни едва поспевали за шустрым шехзаде, всего за несколько минут умудряясь запыхаться и устать. Старшее поколение устроилось в просторном шатре, из которого открывался вид на розарий и чертоги дворца, и неторопливо беседовало о делах насущных, попивая чай из хрустальных чашек. Муаззез что-то увлечённо рассказывала Ханзаде, а та с интересом внимала каждому её слову, сливовыми глазами уставившись на собеседницу. Мой взгляд пал на Гюльнуш, что безжизненными глазами отрешённо смотрела куда-то вдаль, и сердце зашлось от нахлынувшей боли. Уже который день моя обожаемая невестка не в лучшем расположении духа, но её настроение было вполне объяснимо последними событиями, омрачившими её и без того нелёгкую жизнь в гареме падишаха.