сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 51 страниц)
— Ну-ну, Тиримюжгян. Не томи же, говори.
— Строительство крепости близ Дарданелл, что было начато по Вашему приказанию, два дня назад благополучно завершилось! Теперь ни один венецианец не решится нападать на нас через Дарданеллы! Этой постройкой Вы возвысили себя до уровня великого султана Мехмета Фатиха! Да ниспошлёт Вам Аллах великое счастье!
— Аминь! О Аллах, молодцы какие, наши строители! Скажи, чтоб каждому доплатили по четверти от обещанной суммы! Я не пожалею ни куруша для них, так и передай! Двери нашего дворца всегда открыты для их жён и детей!
Зейнеб одобрительно покачала головой и с гордостью посмотрела на меня, в то время как Муаззез поджала губы и попыталась улыбнуться. Моё же сердце переполнили радость и благоухание, словно крылья выросли за спиной и вот-вот должны были вознести меня до небес.
Я выскочила из-за стола и, настигнув шкатулки, что стояла неподалёку от места трапезы, достала оттуда мешочек с золотом и кинула его Тиримюжгян — вестнице благих известий. Девушка благодарно улыбнулась и прижала увесистый мешочек к груди.
— Аминь, Тиримюжгян, — произнесла Зейнеб Султан и положила в рот кусочек медовой пахлавы. — Наша Валиде Турхан Хатидже Султан и не на то способна! Скоро весь мир увидит, какая она великая и благородная султанша!
— Ну, что Вы, Госпожа, — смущённо проговорила я, садясь на место. Служанка в этот момент упорхнула, как птичка. — Вы — вдохновение нашей империи, истинная султанша!
— Поздравляю, Турхан, — сладко промолвила Муаззез и улыбнулась, на что я ответила ей тем же.
— Кстати, — приподняла палец Зейнеб Султан и проглотила пахлаву. — У меня есть очень хорошая хатун, служила мне долгое время. Мне бы хотелось преподнести её Вам в подарок.
— Спасибо Вам, Госпожа! Мне очень нужны верные слуги. И как её имя?
— Евгения Вория. Она то ли венецианка, то ли гречанка. Точно не помню. Завтра приведу её к Вам, сами всё спросите.
— Благодарю Вас, Султанша. Буду ждать.
Обменявшись любезностями, мы снова приступили к трапезе, но есть уже никому не хотелось. Отложив ложки в стороны, мы отрешённо смотрели на заставленный всякими яствами стол, каждая думая о своём. Мысли султанш были мне неизвестны, но я догадывалась, о чём они могли думать. Да и о чём ещё можно размышлять, когда тебе только что озвучили невероятно радостную весть, но в то же время, огорчающую. Огорчающую Муаззез.
— А! — вероятно, Зейнеб Султан озарила какая-то очень хорошая мысль, раз она так яро выражала свои эмоции и восклицала. — Давайте выйдем в сад? Погода сегодня замечательная!
Мои предположения подтвердились. Зейнеб настолько загорелась энтузиазмом и желанием поскорее оказаться в дворцовом саду, что теперь её никто не мог отговорить и сбить с пути к указанной цели.
— Можно. Погуляем, подышим свежим воздухом. Красота! — поддержала я султаншу, чем ещё сильнее обрадовала её.
Дело оставалось за Хатидже, но и она не стала противиться воле госпожи и в знак согласия кивнула.
— Ну вот и отлично! — воодушевилась Зейнеб. — Одеваемся и выходим.
На том и порешили. Надев самые лучшие плащи и украшения, мы отправились на прогулку в сопровождении весёлой и не замолкающей Зейнеб Султан.
Несмотря на свои весёлость и жизнелюбие, султанша совмещала в себе несовместимое, будучи как и душой компании, так и очень злопамятной и мстительной особой. Её настроение было подобно погоде: оно каждый час было разным, грусть в один миг сменялась нескончаемой, безмятежной радостью. Она как дитя верила в чудеса и умела их творить одной улыбкой, но в то же время сохраняла в себе серьёзность, сосредоточенность и постоянность, свойственные взрослому человеку. Такие личности, как Зейнеб, не умирают — они живут вечно в нашей памяти, благодаря своему задорному смеху и добродушной улыбке.
Я ступала по дорожке, ведущей в сад, и взирала по сторонам, любуясь пожелтевшими деревьями. Осенняя листва, припорошенная пылью и капельками воды после недавнего дождя, шуршала под ногами и хрустела, как свежевыпеченное печенье. Небо было хмурым и серым, как все мировые печали, и оттого становилось более грустно вспоминать об ушедшем лете. Деревья в спешке сбрасывали листья, дабы избавить от груза, что мешал им впасть в зимнюю спячку.
Миром овладела царица Осень, раскрасив весь мир жёлтыми, каштановыми, красными и коричневыми оттенками, подготавливая природу к воцарению своей сестры — Королевы Зимы.
Мы молча завернули за угол и остановились: у Муаззез слетел башмачок и нужно было надеть его на ногу, вытряхнув капли.
Пока она занималась обувью под тихие, сдавленные смешки весёлой Зейнеб, я огляделась по сторонам и оторопела: неподалёку от нас виднелись фигуры моей дочери и какого-то молодого человека, но они настолько были заняты друг другом, что просто не заметили нас.
Я шикнула на Зейнеб, и она повернулась, посмотрев в ту же сторону, что и я.
— О Аллах… Кто это там с Гевхерхан? — только и произнесла шепотом султанша, зайдя за дерево, дабы не выдвать своего присутствия. Я повторила за ней, как и Муаззез, и вскоре из-за дерева высовывались три женские головы, хозяйки которых умирали от любопытства.
— Султанша, я так рад снова видеть Вас! Как бы я хотел, чтоб эти встречи перестали быть тайными.., — произнёс незнакомец и склонил голову, уставившись в пол.
— Я ночи напролёт не спала и думала о Вас… Можете презирать Госпожу, которая стала рабыней своей любви… Простите меня.., — промолвила дочь дрожащим голосом, норовя сорваться на плач, но мужчина обхватил её лицо ладонями и улыбнулся.
— Как я могу презирать Вас, моя Султанша? Вы — моё солнце, моя луна, радость жизни. Я так люблю Вас, что каждый день молюсь о том, чтобы ещё хоть раз увидеть Ваш благословенный лик…
— Фазыл Ахмед, что нам делать дальше? Волочить эту любовь за собой на протяжении всей жизни? — проговорила дочь и расплакалась. Руки мужчины скользнули по её плечам, сжав их, но тут же отпустили.
— Это сын Визир-и-Азама Кёпрюлю Мехмета Паши, Ахмед, — пояснила я своим подругам, на что они удивлённо выпучили глаза.
Зейнеб тяжело вздохнула.
— Не плачьте, Госпожа. Ваши слёзы — это раны на моём сердце… Поговорите с Вашей Валиде, может, она поможет своей единственной дочери…
— Что ты такое говоришь, Ахмед? Конечно, моя матушка очень добрая и великодушная женщина, но услышав просьбу нас поженить, она вряд ли будет благосклонной и с позором прогонит меня… Ведь такое недопустимо, — услышав эти слова, я улыбнулась: если дочь думает обо мне только хорошо, значит, я правильно её воспитала.
— Да где это видано? — возмутилась Зейнеб и приподняла брови, но я прервала её недовольные возгласы.
— Тсс!
— Гевхерхан Султан, не стоит говорить так. И всё же, я советую Вам обратиться к матушке. Здесь только она поможет нам, — у сына Мехмета Кёпрюлю был очень красивый, уверенный голос, да и внешне он был очень хорош собой. Не зря моя дочь влюбилась в него — здесь действительно было во что влюбиться.
Я не стала дожидаться окончания разговора и поспешила к себе в апартаменты с счастливой улыбкой на лице, а за мной бегом бежали запыхавшиеся Зейнеб, Муаззез и толпа слуг. Моя дочь уже совсем взрослая, пора выдавать её замуж. Счастье моих детей — это моё счастье.
— Приведите ко мне Гевхерхан, — бросила я одной из служанок, едва зайдя в свои покои, и, сбросив плащ и платок, села на софу, ожидая прихода любимой дочери.
========== Глава 31 ==========
Глава 31.
Наложницы отворили створки и Гевхерхан с испуганным лицом зашла в покои, чем ближе подходя ко мне, тем больше пугаясь. Золотистые волосы дочери волнами спускались на грудь, прикрывая неглубокий вырез платья, а в одном из локонов виднелся крохотный жёлтый листочек, который почти сливался с общей гаммой цветов. Заметив это, я улыбнулась и мысленно поругала дочь за невнимательность, на деле же пригласив её подойти ещё ближе.
- Что-то случилось, Валиде? Вы меня звали? - как можно более беспечно произнесла Гевхерхан и изобразила на лице что-то непонятное, отдалённо похожее на улыбку. Честно сказать, это было ужасно.
- Где ты была? Я искала тебя по всему дворцу, - для видимости спросила я и отхлебнула немного своего любимого яблочного щербета из серебряного стакана.
Гевхерхан не минуты не раздумывая, сказала первую попавшуюся на ум ложь:
- Простите, Валиде. Мы с Айше гуляли в саду. Вы ведь знаете, как моя сестрёнка любит дворцовые окрестности. Особенно осенью.
Я во весь голос рассмеялась, вызвав своим поведением недоумение на лице и так перепуганной дочери, и встала с дивана. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, я вплотную подошла к Гевхерхан и обхватила ладонями её предплечья, заставив дочь нервно сглотнуть и внимать каждому моему слову.
- Ах, Гевхерхан. Разве я плохо воспитывала тебя, доченька? Разве я учила своих детей врать, особенно мне? - я сделала печальные глаза и поджала губы. - Позор такой матери, как я, если уж не смогла научить вас уважать моё мнение и не творить грязные делишки за моей спиной. Но ты меня поразила. Я не думала, что наша малышка Айше - мужчина, да к тому же, Фазыл Ахмед!
Я снова рассмеялась и отпустила руки дочери, в глазах который застыл неподдельный ужас. Она открыла рот и приподняла брови в удивлении, словно не понимая, как такое могло произойти. Дочь опустила голову и часто заморгала, прижав ладонь к вискам.
- Но... Как?..
- Не забывай, Гевхерхан, что я - Валиде Султан этой огромной империи, а значит, что мимо моих глаз и ушей не проскользнёт ни одна мелочь! Тем более, когда это касается моих детей! Я знаю о вас с Ахмедом! Моя дочь бессовестно обманывала меня на протяжении стольких месяцев... Жаль...
Я села на софу и отвернулась от Гевхерхан, как бы смотря в окно, однако вся картина, раскинувшаяся перед моими глазами, была мне абсолютно неинтересна. Я поджала губы и слушала, как дочь сопит и прихныкивает от волнения и, казалось, что даже биение её сердца касается моих ушей.
- Валиде...
Но я не обернулась. Мой тяжелый вздох разрезал чинную тишину покоев, словно острый кинжал, и осел где-то в глубине комнаты, утонул в пучине безмолвия, что в единый миг поглотила внутренности апартаментов Валиде Султан. Я немного поразмышляла с болью в сердце и приняла окончательное решение, которое, надеюсь, не станет плачевным для империи османов и для моей дочери.
- Я уже всё решила, - тихо промолвила я и подняла глаза на Гевхерхан, которая захлёбывалась своими слезами и стояла поодаль.
Страх и великое горе отразились на её опухшем от рыданий лице, и дочка кинулась мне в ноги, прижав подол материнского одеяния ко лбу.
Власть - это всегда испытание. не каждому под силу с достоинством вынести этот тяжкий груз... Иногда приходится жертвовать многим ради восстановления справедливости...
От одного только вида стонущей Гевхерхан мои душа и сердце разрывались на части, но разум, которым руководили принципы Валиде Султан, твердил, что эти слёзы - наказание за проявленное непочтение к традициям и заветам династии великих османов.
- Матушка... Султанша моя... Умоляю, не трогайте Фазыл Ахмеда... Не пятнайте свои благословенные руки его кровью, не отдавайте приказ о казни...
Я усмехнулась и легонько коснулась головы дочери, взъерошив аккуратно уложенные волосы драгоценной госпожи. Она что есть силы разрыдалась и прижалась к моим ногам, целуя колени матери и поглаживая их нежными ручками.
- Гевхерхан, луна моя, мой нежный цветочек... Негоже султанше династии валяться в ногах у бывшей рабыни... Встань и не пятнай свою честь этими действиями, - я приподняла уголки губ в мимолётной улыбке и на секунду обхватила лицо дочери ладонями, тут же отпустив его. Девушка приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но тут же поджала губы и сощурила глаза в попытке снова расплакаться.
- Валиде, зачем Вы так говорите... Ваше рабство осталось в прошлом, там, куда нет обратной дороги. Зачем Вы обижаете меня такими печальными речами? - доченька снова поцеловала моё колено и подняла на меня печальные, полные муки и жалости, глаза. - Я горжусь тем, что Вы - моя матушка. Умоляю, проявите же и в этот раз Ваши доброту и великодушие... Я сделаю всё, что попросите, Валиде, только пожалейте Фазыл Ахмеда... Он моя единственная любовь... Вы ведь тоже любили... Проявите благосклонность, моя справедливая матушка!
Да, любила, и один Аллах знает, насколько сильными были эти чувства. Как я только ни старалась вырвать с корнем эту любовь из сердца, но всегда сталкивалась с ней снова, глаза в глаза. Ибрагим... Нежный любимый и ненавистный, безумный тиран. Горе и радость, разлука и встреча... Счастье и величайшая беда... Ибрагим...
- Кто тебе сказал, что я собираюсь казнить Ахмеда? - я с недоумением уставилась на дочь и коснулась ладонью её подбородка. Та встрепенулась от неожиданного поворота событий.
- То есть... Матушка, я не понимаю Вас.
- Да, решение мною принято. Но какое решение, ты так и не удосужилась спросить. А зря.
Гевхерхан мгновенно встала с пола и смахнула рукавом слёзы, оставив на щеке красный след. Её глаза заискрились от счастья, и, казалось, что в этот момент ничто не могло огорчить дочку сильнее, чем её собственные домыслы.
- Я знала, - с долей восхищения и уверенности в голосе прошептала султанша и снова бросилась к моим ногам. - Я знала, что Вы не казните его, Валиде. Вы же не такая. Вы не убийца.
Эти слова вонзились в моё сердце, словно острый кинжал, которым хотели разрезать душу на части. Не убийца... Милая, наивная доченька даже не предполагала, кто послужил причиной смерти её горячо любимой бабушки, а если бы Гевхерхан и сказали, что это сделала её обожаемая Валиде, то навряд ли бы дочь поверила, отрицая даже самые очевидные факты. Я уже успела тысячу раз пожалеть о содеянном, совесть не давала мне покоя ни днём, ни ночью, омрачая моё существование, что с каждым днём становилось всё более тягостным. Расплата за этот тёмный грех не заставила себя ждать, отразившись в безжизненных глазах мёртвого внука.
- Но что же Вы всё-таки задумали, матушка? - моё молчание щекотало нервы дочери, отчего та не могла устоять на месте и всё ходила взад-вперёд по апартаментам.
Я задумчиво посмотрела в сторону столика, на котором стояла чаша с фруктами, и к горлу подкатил неизвестной природы ком. Возможно, мне уже настолько надоело каждый день поедать одни и те же сладости, что при одном их виде организм испытывал что-то среднее между отвращением и равнодушием.
- Скоро наступит зима, а потому для таких дел время весьма неподходящее. Мы сыграем вашу свадьбу весной, как только распустятся почки и расцветёт сирень, Мехмет вряд ли будет против, ведь сын Мехмета Кёпрюлю - неплохая партия, - монотонно отчеканила я, словно несколько дней до этого только и делала, что зубрила эту фразу.
Сначала султанша застыла от неожиданности, вскинув на меня глаза, так как, вероятно, она ожидала услышать что-то более худшее, сродни ссылки в дальний санджак, но как только осознала всю невероятность происходящего, то всплеснула руками от радости и прижалась к моим ногам с довольной улыбкой на лице.
- Матушка, Вы так осчастливили меня! Благодарю, Валиде! Я же говорила, что Вы самая добрая султанша, Вы не будете против настоящей любви! Аллах свидетель, как сильно я уважаю Вас, матушка, пусть он расскажет Вам о моём глубоком почтении и вечной любви к Вам!
Гевхерхан Султан схватила мои ладони и покрыла их со всех сторон поцелуями, то и дело заходясь в радостном смехе. Я старалась не смотреть в сторону дочери, демонстрируя свою глубокую обиду, но материнское сердце давало слабину и иногда не сдерживалась, бросая мимолётные взгляды на госпожу. Именно сейчас я заметила, как она похожа на меня, но не только внешне, но и характером. Такая же наивная и простодушная, верящая в доброту и бескорыстность мира; столь же рано осталась без отца, я же потеряла родителей в юном возрасте.
- Я ещё не простила тебя, Гевхерхан. Иди в свои покои и не показывайся мне на глаза, - холодным голосом проговорила я и вытащила руки из ладоней дочери, сопротивляясь зову собственного сердца.
- Но Валиде...
- Я сказала уходи, Гевхерхан.
Радость мигом испарилась с лица юной султанши. Дочь поднялась с колен и печальными глазами посмотрела на меня, моля о прощении, но я даже не шелохнулась, глядя сквозь неё, словно Гевхерхан и вовсе не было в этой комнате. Девушка тяжело вздохнула и поджала губы, так как очень хорошо знала мой характер и уже поняла, что так просто её не отделаться, и что я не стану прощать дочь столь быстро, как ей хотелось бы.
