Текст книги "Восходящее солнце (СИ)"

Автор книги: Дарья Манченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)

- Вы смеётесь, а у меня душа болит... Она говорила, что после моей смерти обеспечит гибель Мехмеду. Этого Я не могу ей позволить, ибо жизнь сына мне дороже собственной, - я опустила руки на покрывало и до боли сомкнула веки, с ужасом представляя, как шелковый шнурок затягивается на шее взрослого, но всё же моего родного сына, и эта боль отразилась лёгкими покалываниями в области сердца, от которых стало немного трудно дышать. - А Вы не думайте, Валиде, ибо есть я и Гевхерхан, есть Махпаре, Эсмахан, подрастут Бехидже, Гюльсум и Рафие Шах, и мы уж точно не допустим смерти брата. Хватит терзать себя этими мыслями, вон уже как осунулись! - дочь вскочила с места и, эмоциально взмахивая руками, подскочила к моей постели, сев на самый край, дабы не теснить матушку. - Руки тоненькие, кожа бледная... Худенькая такая, что даже страшно за Вас! - Уж кому не помешало бы осунуться, так это тебе, Айше, - усмехнулась Гевхерхан и схватилась за пяльцы, пряча весёлый взгляд за прочной тканью от гнетущего взора сестры. - Хм, поговорим об этом через лет 15, когда и Вы, султанша, будете выглядеть не лучшим образом, - вздёрнула подбородок Айше и состроила довольную улыбку, так как в душе надеялась взять реванш и отпустить такую же насмешку в сторону сестры, но сейчас она не имела такой возможности, так как Гевхерхан от природы обладала стройным телом и ничто не влияло на её фигуру, даже чрезмерные празднества. - Посмотрим, посмотрим, - златовласая хитро улыбнулась и придвинулась к дочке, так как знала, что теперь младшая сестра будет ещё долго смотреть на неё таким жутким взглядом, от которого мороз по коже. Воцарившаяся в покоях уютная и тёплая атмосфера великолепно подействовала на взвинченную недавним высказыванием со стороны Эсмахан Махпаре, так как сейчас девушка уже не хмурила брови и спокойно наблюдала за обменивающимися колкостями сёстрами, но по глазам темноволосой венецианки было понятно, что думает она сейчас далеко не о султаншах и витает где-то в облаках, в мире мыслей. На смуглом лице красавицы отразилась печать приятного забвения, ибо иногда её пухлые, упругие уста содрогались в нежной улыбке, но понять, о чём хасеки думает, всё равно не представлялось возможным. Я предполагала, что это могло быть как-то связано с будущим её сыновей, но этот вариант не рассматривала как серьёзный, ведь такие мысли обычно тяжелы и утомляющи, а Махпаре улыбалась совсем по-детски, и от этой улыбки хотелось летать. - Хорошо, что Муаззез сегодня ушла навестить сына, ведь... Не в обиду ей будет сказано, я всё равно её очень люблю, уважаю и ценю, но... Если Аллах позволит, если благословит наш род, то я бы очень хотела, чтобы династия османов продолжилась именно от моего сына. Дай Аллах, это будет так, - на одном дыхании промолвила я, испытывая невероятные угрызения совести, но все остальные лишь с благоговением посмотрели на меня и стали улыбаться и кивать, ведь все они хотели того же. Особенно Гюльнуш, которой до умопомрачения приятно было слышать эти слова. - Аминь, Валиде, - с улыбкой кивнула Айше и загадочно улыбнулась, словно у неё в голове созрел коварный план по осуществлению затеи. - Мне вот никогда не нравилась эта Муаззез Султан. Есть в ней что-то... странное, подозрительное. Пусть она и дарила мне в своё время материнское тепло, за что большая благодарность госпоже, но всё равно не смогла внушить к ней доверия. - Зря ты так, Айше, - упрекнула её Гевхерхан, снова принявшаяся заступаться за приятную нам всем султаншу, что с давних времён была подле меня и верно хранила все тайны былых времён, многие из которых были связаны с борьбой против покойной Кёсем Султан. Пока Гевхерхан продолжала говорить, отчитывать "неблагодарную" сестру, я внезапно почувствовала себя нехорошо и аккуратно прилегла на подушки, расслабив руки и плечи, но это незамысловатое действие, разумеется, не помогло, а потому я жестом позвала стоящую рядом Шебнем и попросила наклониться пониже, даже просьба звучала как можно тише и не пугала присутствующих женщин. - Принеси мне то лекарство, что выписала Хайме Хатун. Скажи, пусть поторопятся. Сильно давит сердце.., - стоило мне промолвить эти слова, как Шебнем сорвалась с места и бросилась исполнять приказ султанши, выбежав из покоев, подобно ветру, и скрывшись за прочными деревянными дверьми, что были украшены вырезанными причудливыми узорами. Все щебетали и о чём-то разговаривали, пытались вовлечь и меня в их разговоры, а я только кивала, соглашаясь непонятно с чем, и продолжала смотреть в дивной красоты потолок, чью божественную прелесть заметила лишь в последние годы и месяцы, когда ничего не оставалось, как лежать и наблюдать за игрой света, что скользил по рисункам, создавая новые отблески давно знакомых цветов, и убегал с приходом вечера, окрашивая всю комнату единым оттенком. Голова гудела, будто в ней скопился пчелиный рой, но эту боль можно было перетерпеть, и только вера в скорый приход Шебнем позволяла держаться и не опускать руки в борьбе с резко одолевшей хворью... *** Я одиноко лежала на недавно застеленной новыми простынями кровати и сжимала в руке тоненький свёрток, что совсем недавно передал мне извечно спешащий Керем, предупредив, что это не столь важное известие и что не следует сильно переживать и торопиться, а лучше повременить с его прочтением, сделав это после визита важной гостьи. Эта загадочность отнюдь не удивляла меня, ибо в последнее время такое поведение стало обычным для верного аги, будто он знал что-то особенное, чего не довелось узнать мне, а может, и не следовало знать вовсе. Возле моей постели стояла скрюченная фигура темноволосой, кудрявой, с пышными ресницами женщины, по глазам которой было видно, что ей известно о нас всех во много раз больше, чем мы сами о себе знаем. На её лицо довольно давно упала тень старости, а потому взгляд женщины был несколько усталым и измученным, но не лишённым мудрости, с которой она упрямо озиралась по сторонам, словно хотела доказать, что в её жизни ещё не всё потеряно и что она гораздо моложе и живее, чем кажется. Карие глаза старушки смотрели в упор на меня, но от этого взгляда совсем не хотелось спрятаться или укрыться в тени, напротив - темноволосая женщина будто всем телом излучала добро, так как в её присутствии я чувствовала себя как никогда спокойно, словно на меня глядела ни незнакомка, а родная мать, чей взор был приятен и по-особенному чист и светел. - Валиде Султан, госпожа, для меня честь предстать перед Вами, - старушка низко поклонилась и тут же подняла глаза на меня, сложив руки на поясе и что-то прокряхтев, а я единым жестом приказала служанке принести почтенной женщине мягкое сидение, дабы та не утруждала себя и берегла столь хрупкое здоровье. Когда шустрые слуги наконец раздобыли для старушки пару высоких подушек и подложили под спину, гостья кивнула и благодарно мне улыбнулась, отчего на душе в миг стало светлее. - Здравствуй, Шехсан Хатун, много слышала о тебе. Сразу хочу задать вопрос: ты не колдунья? Я боюсь связываться с тьмой, поэтому прошу честного ответа. - Что Вы, госпожа? - обиженно протянула добрая старица и встряхнула руками, демонстрируя отсутствие различных колец и колдовских атрибутов. - Я не совершаю никаких обрядов, а лишь говорю то, что вижу. Я тяжело больна с самого детства, и этот дар был послан мне свыше. Моё призвание - помогать, а не сбивать с истинного пути. - Замечательно, - я на локтях приподнялась и с интересом взглянула на женщину, что терпеливо ждала вопросов любопытной султанши, а в голове всё крутились навязчивые мысли, которые и заставили меня обратиться к Шехсан, дабы успокоиться или навсегда потерять спокойный сон - третьего я не ожидала, да и не стоило. - Скажи мне правду, хатун. Я хочу правды. - И какая же правда Вам по нраву, султанша? Что именно Вы хотите узнать? - женщина прищурила глаза и тяжело вздохнула, будто знала обо всех моих тайнах и крайне не хотела отвечать на прямые вопросы, но сердцем понимала, что я не отпущу её, пока не выведаю всё до малейшей крупицы. - От кого продолжиться династия Османов? От моего сына? Или от сыновей Дилашуб и Муаззез? Шехсан Хатун поджала потрескавшиеся губы, сделала большие глаза и, не промолвив ни единого словечка, прикрыла глаза и стала совершать странные действия, больше похожие на безумство, нежели на попытку ухватить хотя бы кусочек будущего из бездны снов. Она щёлкала пальцами в воздухе и жутко мычала, иногда доходя до высокой ноты и делая эти звуки до боли пронзительными и устрашающими, а потому я уже стала сомневаться в правильности своего поступка, ибо слишком боялась последствий этих предсказаний. А может, я боялась вовсе не этого? Может, я замирала в ужасе от страха услышать совсем не то, что ожидала? А ведь если она скажет неутешительные вещи, то я точно не смогу больше найти успокоения и буду всё время думать о плохом, добивая себя этими мыслями и сокращая последние годы жизни до нуля. - Вижу... Вижу трёх львов, - прошамкала напряжённая женщина и несколько раз причмокнула губами, словно хотела пить, но нарочно об этом не просила. - Тот, что слева, держит в лапах лук и стрелы, гривой размахивает из стороны в сторону. Тот, что посредине, ничего не имеет при себе, лишь одиноко смотрит по сторонам, смотрит и ухмыляется, ибо смертью от него разит. Как быстро вершин добьётся, так скоро с неё и упадёт, разобьётся. А вот третий лев умён, добр, не тщеславен, лапы крупные, глаза мудрые, да взгляд пронзительный, интересный. Только тоже не жить ему долго, так как мало толку, ведь не успеет ничего преобразить, воплотить в жизнь. - Что это значит, хатун? - попыталась я хоть как-то разобраться в этих таинственных фразах старой женщины, как та мигом остудила мой пыл, подняв палец вверх и покачав головой, словно осуждая мою нетерпеливость. - Тише. Рядом с этими львами трёх львят вижу, да все они хороши, не обделены ни талантами, ни способностью любить, да сострадать способны. Один из них меч в лапах зажал и не отпускает, ибо в этом вся его жизнь, вся сила. Не похож на остальных, так как добра в нём больше, больше щедрости. Второй с цветком сидит да любуется на него, но первого львёнка сторонится, будто винит в чём-то, ведь в глазах у него обида страшная, да такая, что изнутри сжигать будет, если тот прощать не научится. В нём будущее, в нём целая вечность. А вот третий совсем странный, как не от мира сего, и при себе ничего не имеет. Ласковый, податливый, искренний такой, да к первому львёнку всё жмётся, словно защиты ищет, любит его со страшной силой. Нет у него ни будущего, ни прошлого. Одна пустота. - Кто эти львы и львята, Шехсан Хатун? От кого династия продолжится? Ты мне это скажи! - Скажу. Династия продолжится от того, чья мать - львица с орлиными крыльями, ибо её будущее я светлее остальных вижу. Ей дано судьбы вершить, быть истинной императрицей, суждено султаншей великой стать. - И кто эта львица? Ох, запутала ты меня, хатун! - я схватилась за голову и впилась пальцами в кожу, ибо это состояние неопределённости начинало сводить с ума и не на шутку беспокоить, так как ничего конкретного Шехсан не сказала, лишь дала прозрачный намёк, облачную подсказку, об истинной природе которой я уж точно не догадаюсь вовек. Слёзы ручьями лились из глаз, омрачая и без того потемневшее от болезни лицо, вот только хатун по-прежнему сохраняла спокойствие и была на редкость невозмутима, перестав мычать и открыв глубокие глаза. - Всё идёт своим чередом, султанша, и Вы не можете сразу всё понять, ибо многое станет ясным спустя время. Вы, главное, молитесь и верьте, и тогда Аллах услышит Вас, исполнит Ваше желание, - женщина улыбнулась и накрыла мою ладонь своей, пытаясь хоть немного успокоить и внушить надежду на прекрасное будущее, но мне отчего-то становилось лишь хуже и безрадостнее. - Ты считаешь, что это так легко, хатун? Жизнь моего сына зависит от того, насколько рано Аллах заберет меня к себе! Когда я умру, Шехсан? Когда? - этот вопрос шёл из самых глубин моей души и выливался наружу вместе с моими слезами, что градом катились из усталых глаз и оседали на светло-голубом наряде, тут же высыхая и оставляя шёлк небесного цвета в прежнем состоянии. Ясновидящая в один миг переменилась в лице и заметно помрачнела, словно свинцовые тучи затмили ясное солнце и принесли с собой пасмурную погоду, ибо единственный луч света в этой непроглядной тьме - её улыбка - испарился вместе с последним словом, в отчаянии произнёсенным мной. Турчанка опустила глаза и нахмурила брови, отчего её взгляд сразу стал серьёзным и задумчивым, но с ответом женщина явно не спешила, ибо её рука, что по-прежнему лежала сверху моей, стало мертвенно-ледяной, будто жуткий страх сковал всё тело добродушной хатун. Я ни чуть не удивилась и смахнула слёзы рукавом, однако в душе у меня творилось что-то невероятное, и от этого всего страшно хотелось укрыться где-то в глубокой чаще леса, предаться всеобщему забвению, уснуть и не проснуться, дабы все проблемы наконец отпустили и позволили вздохнуть свободно, не бояться совершить лишнего движения. - Вы сами знаете, госпожа, ибо ОН уже пришёл за Вами, ОН близко. Вы часто слышите его голос и испытываете поистине животный страх, но пугаться не стоит, - в глазах темноволосой кудесницы появилась печаль, смешанная с умиротворением и чувством неизбежности. - Да, слышу, но не могу не пугаться. Этот детский голосок сводит меня с ума, - я с сожалением покачала головой и сжала веки, но женщина ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и провела ладонью по моей щеке, чтобы хоть на сотую толику утешить и ободрить. - Когда это закончится? Я схожу с ума... - Если мы потеряем Вас, то это обернётся ужасной бедой для всей империи, упаси нас Аллах... Он скоро появится перед Вами, госпожа, но не для того, чтобы забрать, а чтоб напомнить о себе и объявить о своём присутствии. Однако, у Вас по-прежнему мало времени. Торопитесь. Нужно завершить те дела, что ещё не закончены. Вы знаете, что делать. *** Я не привыкла к одиночеству, а потому так тягостно во времена покоя, когда ни единой души нет рядом, и только кроваво-алый закат, встречающийся с золотом осенней листвы, озорными лучиками прорывается в никем не тронутую обитель пожилой Валиде Султан, где от тишины даже самые стойкие сходят с ума. Едва слышно, как за окном шумит тёплый дождь, ещё не успевший впитать в себя весь мертвенный холод наступающей зимы, а тяжёлые капли стекают с куполов дворца и отчаянно срываются вниз, разбиваясь о землю. Если бы я только могла, то тотчас выбежала бы в самый эпицентр ливня, подставив лицо под мощный поток небесной благодати, и в этот момент не думала бы ни о чём и восторженно кричала, совсем как в далёком детстве. Тишина. Пустота. Бессилие. Я в жизни не представляла, что старость может оказаться настолько скучной и пресной, выжимающей из тебя все соки, ведь в молодости это время кажется самым прекрасным из-за радости рождения внуков, из-за постоянного безделья и приобретённой мудрости, но только дожив до этих лет с печалью осознаешь, насколько был глуп и не ценил своих силы и красоты. В эти дни ничего не остаётся делать, кроме как читать и вспоминать былое, а прошлое моё, как известно, весьма богато на события, только вот от вновь пережитых моментов вряд ли станет лучше и веселее, ибо вместе с радостями вспоминаешь и о своих грехах. А их немало накопилось за всю жизнь. - Мама! Опять он. Испугавшись не на шутку, я дрожащими руками накрыла голову одеялом, оставив лишь небольшое отверстие для слежки, и с неимоверным сожалением подумала, насколько глупо поступила, когда отправила Шебнем за этим злополучным травяным чаем, ведь знала, что он заваривается очень долго, а теперь придётся изнывать от страха, зубами вцепившись в скользкую ткань. - Мама! Голос прозвучал почти над самым ухом, отчего сердце бешено заколотилось, разрывая грудь изнутри, а из глаз прыснули слёзы страха и отчаяния, ибо я в конец не знала, что мне делать и как спрятаться от этого видения, ведь душераздирающий оклик стал реальным - чьё-то горячее дыхание коснулось моей шеи и упорхнуло, подобно дуновению ветра, оставив лишь неприятное воспоминание. Собрав всю волю в кулак и сделав его стальным, я нервно сглотнула и откинула одеяло, так как встать с кровати всё равно не имела возможности, поэтому и страх был бессмысленным - сколько ни прячься, меня всё равно достанет мой палач. Наверное...