Текст книги "Восходящее солнце (СИ)"

Автор книги: Дарья Манченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 51 страниц)

- Что именно? - в глубоких глазах венецианки отразилось искреннее недоумение, а потому я сразу почувствовала себя сумасшедшей, ибо нормальный человек не станет слышать всякие несуразные звуки. Погода была прекрасной даже для весны, и именно из-за такого благоволения природы я впервые за столько времени решилась выйти на террасу в компании Махпаре, которая, как сообщили слуги, сбежала ко мне в покои от Бехидже, внезапно нагрянувшей с визитом к её детям. Кроны деревьев изредка содрогались от порывов нежного, ласкового ветра, что нёс в себе ни с чем не сравнимые запахи мокрой стружки, свежескошенной травы, распустившихся тюльпанов, и от этого смешения ароматов захватывало дух, но стоило посмотреть на ясное солнышко и идеальные облака, похожие на взбитые подушки, то поистине детский восторг от прихода нового времени года становился ещё более сильным. Суровые стражники казались несколько смешными, забавными, и даже на их лицах можно было заметить пусть слабую, но всё же улыбку, которая в очередной раз подтверждала, что все мы родом из детства. - Да так, ничего, - попыталась поскорее избавиться от лишних вопросов удивлённой хасеки, но она и сама не стала продолжать разговор, снова принявшись рассматривать мелкие, будто игрушечные, фигурки рабынь, резвящихся на свежем воздухе. Всё бы ничего, если бы меня не застал врасплох очень личный вопрос, которому я и сама была не рада, но и не озвучить не могла, так как изнывала бы от любопытства и собственных домыслов. - Гюльнуш, ты бы хотела однажды вернуться на Родину? Хотела бы вернуть семью? Взгляд черноволосой султанши из спокойного и ни чем не обременённого внезапно стал сосредоточенным и серьёзным, даже немного грустным, ибо печаль затаилась в глубинах её чертовски красивых карих глаз, но Рабия старательно хотела скрыть свои истинные эмоции, а потому попыталась улыбнуться и одёрнула подол ярко-красного платья. Было видно, что в ней боролись противоположные чувства, и это ощущение двойственности сильно беспокоило прежде невозмутимую госпожу. - Не знаю. Я мало счастья видела у себя на Родине, да и мой отец, Ретимо Верцини, исчез в тот злополучный день, но его взгляд навсегда останется в моей памяти. Он смотрел на меня такими глазами, словно это ни его дочь, а огромный кусок мяса повис на плечах мощного, высокого османа, лицо которого было покрыто многочисленными шрамами. Отец позволил им забрать меня, даже не попытался воспротивиться и вырвать из рук пленивших, а ведь мог! Он предпочёл, чтобы я стала рабыней, чтобы увидела все эти ужасы гаремной жизни и почувствовала боль, чтобы стала убийцей и наблюдала за людскими смертями. Именно он, мой родной отец, счёл меня достойной этих страданий, будто знал, что мне предстоит судьба султанши. А если бы я не стала женой падишаха? Если бы отправилась на невольничий рынок, и меня выкупил бы какой-нибудь старый осман и сделал своей наложницей? Я бы не вынесла этого, избавила бы мир от себя. Простите, Валиде Султан, что говорю всё это... Вы ведь сами спросили... Простите, Валиде. Из глаз смуглой госпожи прыснули слёзы, струйками скатившиеся по щекам, и она в едином порыве от перил и выбежала из апартаментов, закрыв ладонями лицо и лишив меня своего общества. Жаль, что я не знала, что эта тема настолько болезненна для Гюльнуш, и начала этот несчастный разговор, обернувшийся исповедью и слезами. Я редко видела её настолько угнетённой, раздавленной, опустошенной, что этот внезапный всплеск эмоций наложницы сына привёл меня в замешательство, хотя мне и самой было бы крайне трудно говорить о своём прошлом. Это всегда боль, которая разрывает изнутри, уничтожает веру в будущее, на миг превращает тебя во внезапно осиротевшего ребёнка, каким ты стал много лет назад, и каждый раз она по-разному сильна. В ужасном состоянии я отошла от перил и села на подушки, взяв в руки недочитанную книгу и продолжая в душе корить себя за излишнее любопытство, но это уже точно не поможет и не избавит Махпаре от слёз и боли... - Мама! ========== Глава 44 ========== 1682г. - Спасибо, Румейса, - девушка плавным движением руки аккуратно поставила стакан с лекарством на прикроватную тумбочку и склонила голову в обязательном поклоне, тотчас же отойдя на приличное расстояние от кровати Валиде Султан. Хатун замерла в укромном уголке и устремила свой потерянный взгляд в пол, а на лице её отразилась глубочайшая усталость, будто она не лекарство мне целыми днями носила, а трудилась во благо чистоты и порядка в гареме. Иногда я поражалась тому, насколько быстро выбиваются из сил мои новые молодые служанки, а потому всё чаще с досадой и болью вспоминала юность и своих первых, самых верных слуг - Гюльсур и Тиримюжган, тепла и искренней заботы которых мне сильно не хватало на данный момент. В комнате снова расположилась целая делегация султанш, что явно не хотели дать мне спокойно поспать и щебетали, сидя на подушках почти возле самого края моего ложа, а если б у меня была такая возможность, то я, наверное, с радостью присоединилась бы к ним, но судьба отняла у меня и этот шанс, потому мне оставалось лишь с горечью наблюдать за женщинами. Уже около двух месяцев я не могла встать с постели, так как в результате последнего приступа перестала чувствовать ноги от кончиков пальцев до колен, в то время как все остальные части тела продолжали нормальную жизнь и двигались по первому моему зову. Однако, Всевышний счёл меня достойной своего благословления, а потому спустя две недели пальцы ног стали частично шевелиться, подарив мне невероятное восхищение и сделав меня необыкновенно счастливой, ведь только в этот момент я печально осознала, что на самом деле всегда была счастливой, так как имела возможность ходить. Я так жалела, что не смогла увидеть море перед этим страшным событием, отчего самой заветной мечтой стало посещение лазурных берегов, на которых смогу вдохнуть аромат прибоя и зарыться пальцами в песок. Острая нехватка сил и внимания со стороны сына порой доводила меня до состояния слепой истерики, ибо иной раз сама не понимала, из-за чего плачу, а ведь мне просто хотелось видеть рядом всех детей, а не только чрезмерно заботливых Гевхерхан и Айше, но Мехмед будто специально затеял эти многочисленные походы, по вине которых уже более полутора лет не показывался в Топкапы, а в перерывах между сражениями охотился. Знал ли он о том, что его мать больна? Наверное, да, ибо мимо ушей падишаха вряд ли пройдёт такая важная новость. Если он даже и хотел вернуться, то почему не вернулся? Но дабы окончательно свести меня с ума, появился ещё и он. Этот голос, что не давал покоя моей душе и эхом звенел под куполом апартаментов и днём, и ночью, повторяя лишь одну-единственную фразу, от которой захватывало дух и замирало сердце - "Мама!". Я считала себя сумасшедшей, потому нарочно перестала обращать внимание на этот настойчивый, по-детски нежный глас, но моё наигранное безразличие лишь усугубляло ситуацию, так как он стал звучать чаще и пронзительнее, заставляя меня тихо стонать от страха в собственной кровати, натянув на голову мягкое, тёплое одеяло. В такие моменты я выгоняла всех служанок прочь, оставаясь один на один со своими страхами, дабы рабыни часом не подумали, что султанша совсем лишилась рассудка. Иногда даже казалось, что я знаю этот изящный тембр очень давно, но всё никак не могла вспомнить и понять, откуда он мне известен... - Валиде Султан, Вы посмотрите, как выросли наши Мустафа и Ахмед! Один из них уже превратился в статного молодого человека, безумно красивого! - воскликнула приехавшая совсем недавно Эсмахан и с гордостью посмотрела на кузенов, на что старший сын повелителя, 17-летний голубоглазый юноша, лишь скромно улыбнулся и смущённо склонил голову, зато Ахмед был крайне недоволен и надул губы, так как Мустафу похвалили больше, чем его. - Знаю, дорогая, знаю. Наши внуки растут столь же быстро, как стареем мы. Ты ведь и правнуков привезла мне, верно? - тихо произнесла я и улыбнулась Мустафе, с осторожностью взяв лекарство, одинокое стоявшее на тумбочке, и залпом осушив стакан с чудодейственным содержимым. - Конечно, султанша. Кстати, о той хатун... - Постой, Эсмахан, - перебила я шуструю внучку, как только поняла, о чём зайдёт речь в её разговоре, а потому поспешила создать нужную обстановку и оставить тесный круг лиц. - Дети, вы можете идти. А ты, Махпаре, изволь остаться. Младшие члены султанской семьи поклонились и стройной колонной двинулись к выходу, и лишь один Мустафа решился обернуться и обратить свой недоумевающий взор на меня, пытаясь найти в глазах изнеможённой бабушки ответ, но, не найдя его, внук с досадой поджал губы и стремительно скрылся из виду, оставив в воздухе терпкий запах неопределённости. Я жутко не любила это ощущение, которое вызывало у меня массу угрызений совести, но пойти против собственной же воли не могла, ибо в эту минуту решался крайне важный вопрос, от которого зависела дальнейшая жизнь многих обитателей дворца Топкапы. - Продолжай, милая, - кивнула я внучке и приподнялась с подушек, в чём мне любезно подсобила услужливая Шебнем, ни на минуту не покидавшая мои покои в целях безопасности. Служанка говорила, что некоторые особо "дружелюбные" нам люди могут воспользоваться моим нынешним бедственным положением и помочь отправиться на небеса, а этого она никак не могла допустить, к тому же, я и сама понимала, что моя смерть станет приговором для Мехмеда. - Валиде Султан, как Вы и просили, я выбрала самую верную мне и Вам наложницу и отправила её в Старый дворец. Мне понятно Ваше беспокойствие, ведь после смерти маленького шехзаде Баязида нам всем стало страшно. Умер он весьма странно, неестественно. Где это видано, чтобы маленький ребёнок, не имеющий никаких проблем с сердцем вдруг уснул и не проснулся? - Эсмахан прищурила глаза и подозрительно взглянула на Гюльнуш, на что та, заметив на себе прожигающий взор молодой султанши, возмущённо всплеснула руками и насупила чёрные, как ночь, брови, придя в искреннее негодование. - Извините, султанша, но если Вы считаете, что я на такое способна, то поспешу Вас разочаровать. Может, я и не ангел, но в жизни не поднимала и не подниму руки на ребёнка. Тем более, к Сиявуш я не испытывала никакой неприязни, ведь Мехмед давно потерял к ней интерес, - Рабия Султан гневно охнула и с раздражением села на подушки, взмахнув полами роскошного одеяния. - Успокойся, Гюльнуш, я тебе верю. Ты не детоубийца, ибо воспитана мной с ранней юности, - попыталась я остудить пыл невестки и уставилась на затеявшую этот разговор внучку в ожидании продолжения беседы. Та не заставила долго ждать и, виновато улыбнувшись разозлённой Махпаре, снова вернулась к затронутой теме. - Я передала этой девушке все Ваши указания, рассказала, как Вы и просили, о нравах и вкусах Дилашуб Султан. Конечно же, мать шехзаде Сулеймана не смогла её не заметить, ибо, как оказалось, она чувствует себя безмерно одинокой, - Эсмахан усмехнулась, увидев насмешливое выражение лица тётушки Айше, но сквозь смех продолжила, стараясь максимально сохранять серьёзность в присутствии меня. - Она уже делает успехи, потому просила меня в своём послании отдать Вам кое-что, ибо это предназначалось "именно для Валиде Султан". Я не на шутку заинтересовалась такой таинственностью далеко неглупой хатун и уже приготовилась читать посланные мне строки, а Эсмахан, видя моё искреннее нетерпение и жажду узнать о том, что же сокрыто в тоненьком свёртке, ловко вытащила послание из лифа платья и протянула его мне с нескрываемым восторгом, который был мне совсем непонятен. Пытаясь не нарушать воцарившейся в апартаментах тишины, с трепетом оттянула край записки и развернула её перед собой, тотчас же прищурив глаза из-за плохого зрения, что так сильно мешало мне читать текст без лишнего напряжения. Тяжело вздохнув и наконец собрав все корявые иероглифы воедино, скрепя сердце начала читать, попутно разбираясь в тонкостях письма девушки, ибо судя по форме палочек, она явно освоила османскую письменность сравнительно недавно: "О, венец, укрытый паранджой! Госпожа моя, Валиде Султан! Приветствую Вас и выражаю своё глубокое почтение Вам и Вашему могуществу! Ваша покорная раба Асие несколько месяцев ждала нужного момента, дабы связаться с султаншей, и, к счастью, этот момент настал, ибо сейчас Вы читаете моё письмо. Перейду к делу, Госпожа. Дилашуб Султан, как Вы и хотели, приняла меня к себе на службу, но благодаря полученным от Вас сведениям я в считанные недели стала её личной служанкой, которой она доверяет все секреты, все тайны, но относительно своего прошлого хранит молчание. Она осторожна, боязлива и давно уже не так безвольна и простодушна, как была по Вашим словам во времена покойной Кёсем Султан. Султанша амбициозна, её мечты относительно трона неугасаемые, а потому она каждый день начинает с того, что просит всех служанок говорить ей: "Доброе утро, Валиде Султан!". Она очень скучает по шехзаде Сулейману и говорит, простите меня, что Ваш век близится к концу, а она после Вашей смерти уж точно постарается окончить правление нашего повелителя. Но будет честным сказать Вам, госпожа моя, что Дилашуб Султан всегда с благодарностью и теплом говорит о том, как Вы взяли под свою опеку шехзаде Сулеймана и шехзаде Ахмеда, а потому султанша не беспокоится за сохранность жизни своего сына и называет Ваш поступок "заслуживающим одобрения, добрым делом", в то же время не переставая проявлять свою неприязнь к Вам. Она верит в наступление своего султаната, и этой слепой веры стоит бояться, госпожа. От отчаяния Дилашуб Султан может натворить немало дел, а её угрозы могут стать реальной опасностью. Будьте осторожны и берегите себя во благо государства. Молюсь о Вашем здравии и целую подол Вашего одеяния. Ваша покорная рабыня Асие." Я тяжело вздохнула и откинула записку в сторону, схватившись за виски и принявшись напряжённо думать о будущем. Нет, не бывать этому, не позволю. Салиха Дилашуб ни за что не станет следующей Валиде Султан, но и шехзаде Сулеймана я не могу подвергнуть казни, ибо это будет бесчеловечно и не достойно меня, ибо я не жестокая, я борюсь за справедливость. Ведь так, папа? Ты говорил мне, что нужно быть справедливой и верной своему сердцу, творить добро и думать в первую очередь о людях, нежели о себе, но в то же время быть сильной и бороться до конца, не сдаваться ни в коем случае и ни в какой ситуации не падать духом. Как совместить это всё, тятенька? Как в очередной раз спасти сына и не запятнать руки кровью? Как, папа?.. Оставить всё по-прежнему, послушав зов сердца и плач души?.. - Ох, милые... Дилашуб снова впадает в крайности и сходит с ума, помешавшись на восстановление якобы справедливости, - я развела руками и хлопнула по шёлковому покрывалу, поджав губы и с неимоверным воодушевлением представив, как сейчас могла бы носиться по комнате от волнения, а не лежать в кровати и рвать на себе волосы от безысходности и неопровержимых фактов. От этой картины, всплывшей в сознании, стало неистово больно и стыдно за себя, за своё жалкое положение. - Что опять случилось у неё? Не может человек жить спокойно, каждый день что-то выдумывает. Вот у кого жизнь насыщенная, не то, что мы! - в своей манере воскликнула Айше и, зайдясь в заливистом хохоте, передала уже смеющейся Гевхерхан корзинку с фруктами. - Она велела своим служанкам говорить ей по утрам: "С добрым утром, Валиде Султан!". Не оставляет своих надежд на султанат, - веселье Айше передалось и мне, а потому уже и я стала улыбаться, всё сильнее осознавая, какую всё-таки нелепость придумала одержимая троном Дилашуб. Услышав о попытках Дилашуб приравнять себя ко мне, все находящиеся в апартаментах султанши разразились хохотом и отбросив в сторону все предметы, что были у них в руках, дабы ненароком не сломать их; Гюльнуш, боясь расплескать свежий шербет на чистые подушки, поставила стакан на столик и вернулась на место, присоединившись к всеобщему веселью, которое вызвала единственная фраза, пересказанная мною. Больше всех смеялась Айше, ибо она и раньше относилась к сербке предвзято, с неприязнью и подозрением, а теперь и вовсе имела все основания счесть ту за сумасшедшую, и я уверена, что она так и сделает. Гевхерхан же впервые за долгое время так искренне и непринужденно хохотала, и её приподнятое настроение стало для меня великолепным успокоительным, за что спасибо затейнице Дилашуб, так как после смерти мужа дочь редко позволяла себе улыбаться и открывать душу. - Валиде, отправьте ей нашего лекаря, пусть осмотрит султаншу, а то она совсем помешалась на собственных домыслах и несбыточных мечтах, - сквозь смех произнесла Айше и покачала головой, вытирая выступившие от смеха слёзы шелковым платочком с изящной вышивкой.