сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)
- Надька! А ну поди сюда! Забредёшь в чащу и сгинешь, а то и, гляди, медведь утащит!
- Медведь? - я резко остановилась и повернула взгляд васильковых глаз в сторону отца, который уже почти сравнялся со мной по пройденному пути.
- Да, медведь. Большой и страшный медведь! - папа внезапно подхватил меня под руки и подкинул в воздухе, отчего сердце зашлось от радости и волнения, и я с визгом снова очутилась на земле. Большие, добрые глаза отца смотрели на меня с такой теплотой, с такой заботой, что от одного воспоминания об этом в душе всё разрывалось на части и истекало кровью.
Не желая слушаться отеческих указаний, я снова подалась вперёд и побежала в сторону леса, по пути не забывая собирать цветы под недовольные вздохи Степана Семёновича. Букет уже едва умещался в руках, но это совсем не мешало мне пополнять уже имеющееся количество новыми составляющими, что были более яркими и красивыми, чем предыдущие. Невнимательность обернулась для меня самым наихудшим образом - не заметив ямки среди густой травы, я попала в неё ногой и упала, почувствовав резкую боль в области щиколотки. Услышав мой крик, отец тут же подорвался с места и вытащил непослушную дочь из ямы, усадив на мягкий ковёр из травы. Я стиснула зубы и сжала пальцами место, которое всё ещё ныло после столкновения с землёй.
- Всё в порядке, просто подвернула, - отец поднял меня с земли и поставил на ноги, поцеловав в широкий лоб.
- Я не смогу больше идти, тятенька. Мне больно.
- И ты так просто сдаёшься? - он присел на корточки, сравнявшись со мной глазами, и пристальным взглядом уставился на дочь. - Нужно идти до конца и не замечать боли, ломать стены и пробиваться вперёд. Жизнь не терпит тех, кто опускает руки и отказывается от борьбы, предпочитая притвориться слабым. А ты не слабая, Надя. Ты сильная. Учись не замечать своих чувств на пути к вершинам.
- Султанша, Вам плохо? - Керем Ага коснулся рукой моего плеча и с тревогой взглянул на султаншу, обеспокоившись её состоянием.
Только сейчас я заметила, что нахожусь напротив ташлыка, прислонившись рукой к стене, а рабыни выбежали из своих укрытий, чтобы узнать, что произошло с всесильной Валиде Султан. В голове ещё гудели сотни голосов, смешавшись воедино, а острая боль от понимания неизбежного возобновилась с новой силой.
- Я не опустила руки, папа, я боролась из последних сил... Ведь я твоя дочь... Надя...
- Что вы сказали, Султанша? - евнух уже совсем забеспокоился и уверился в моём критическом состоянии, но я поспешила его разубедить.
Через силу улыбнувшись, я прикрыла усталые глаза, и одинокая слезинка скатилась по щеке, напоминая о произошедшем.
- Ничего уже не может быть хуже, Керем, - похлопав верного слугу по плечу, я собралась с силами и гордой походкой отправилась в свои покои, где мне предстояло прожить долгие часы тяжёлых воспоминаний...
========== Глава 36 ==========
***
Есть ценности, которые рождаются устаревшими.
Жиль Делез.
***
Ясное январское утро выдалось на редкость прохладным, из-за чего пришлось отменить столь ожидаемый выход в заснеженный сад. Над дворцом повисли огромные, пышные тучи, и казалось, что даже они покрыты коркой льда, обеспечивающей сдерживать излишний поток осадков. Метели уже который день бесновались и тревожили сон обитателей Топкапы, протяжно свистя под окнами в ночное время.
Вдоволь насладившись картиной неустанного бега слуг и каждодневной суеты, я с досадой задёрнула занавески и ещё сильнее закуталась в меха, подальше отойдя от окна, что так и разило лютым зимним холодом. Руки мёрзли даже под толстым слоем одежды, а по телу время от времени пробегала лёгкая дрожь, предшествующая тяжёлой простуде. От одной только мысли, что холода могут обернуться долгим заболеванием, всё внутри сжималось в комок, ибо не очень хотелось проводить дни и ночи напролёт в плену у лекарей.
Гевхерхан сидела на просторной кровати матери и не выпускала из рук ребёнка, укутанного в несметное количество тёплых тканей, дабы предотвратить его переохлаждение. Апартаменты Валиде Султан являлись самым тёплым местом во дворце, поэтому дочь, не теряя времени, поспешила переселиться в покои матушки ради сохранности здоровья маленьких султанш.
- Ух, как холодно! - пробубнела я себе под нос и спустилась с возвышенности, на которой располагались столик и софа.
Иногда я слишком сетовала на погоду, словно древняя старуха, и это до смерти пугало меня - приближение старости отнюдь не радовало женщину, которая, к тому, ещё и находилась на вершине власти, что по сути своей обязывало всегда выглядеть превосходно.
Ощущение, того, что медленно, но верно приближаюсь к завершению цвета своих лет и наступлению поры увядания, уже приличное время досаждало мне и терзало обеспокоенную душу. Всем своим существом внимая тому, как костлявая рука старости стучится в окно моих покоев и, не спрашивая разрешения, бесцеремонно врывается в тёплое помещение, превнося в волосы крупицами седину, я с глубокой печалью замечала, что сама давным давно готова к тому, чтоб принять её с распростёртыми объятиями.
В гареме век женщины краток и всё потому, что вместо традиционных женских занятий, предписываемых каноном, мы только и занимаемся тем, что плетём интриги друг против друга и ломаем голову над самой сложной задачей всего нашего убогого существования: как досадить сопернице и сохранить свою жизнь и жизни своих детей. Думать о других часто не приходится, да оно и не нужно гаремным наложницам - своя рубашка ближе к телу, как говорят у меня на Родине. Что ты есть, что тебя нет - всегда найдётся та, что займёт твоё место в сердце падишаха, а возможно, даже и превзойдёт тебя в искусстве обольщения и умении составлять чёткие планы по устранению всех, кто может помешать её на пути к кровавой власти. Женщины порою более жестоки, чем мужчины.
- Вовсе нет, - парировала Гевхерхан, покачивая из стороны в сторону спящую малышку, что мирно посапывала на руках у своей Валиде. - Эсмахан и Мустафа, кажется, абсолютно не замечают этого. Да и что может помешать им играть в покоях Махпаре?
- Ты права. Ничто, - я присела рядом с дочкой и устремила взгляд на языки пламени, что играли с угольками в самом центре камина.
- Когда Рафие Шах подрастёт, то тоже составит компанию своей сестре и кузену. Она сейчас такая милая. Хочется, чтобы доченька никогда не вырастала и оставалась в этом дивном возрасте. Жаль, что это невозможно, - дочь произнесла это с такой искренней досадой, что мне самой стало как-то грустно, понимая, что мои дети уже давно стали взрослыми людьми.
- Если бы вы с Мехметом всё время оставались вот такими же малышами, то я бы избежала многих хлопот. Эй, Аллах-Аллах, - я скрестила руки на поясе и с теплом взглянула на внучку, ангельски-невинное личико которой не выражало не единой эмоции.
Гевхерхан полностью отошла от мира сего и погрузилась в бездну собственного воображения, что отчётливо отражалось в её бездонных глазах, потерявший привычный задорный блеск, с коим она всегда по-детски наивно смотрела на окружающих.
Часто меня пугало простодушие родной дочери, что проявлялось ещё с детских лет в её формирующемся характере, но если тогда у меня ещё теплилась надежда, что это с возрастом пройдёт, то сейчас я уже окончательно отчаялась и разочаровалась. Она появилась на свет не получив тех задатков, какие нужны были для выживания в её родной среде, и чудилось, будто Аллах послал её нам, чтобы напомнить о человечности и нравственности. Всевышний воплотил в моей дочери все самые лучшие черты характера, оставив плохое в своих руках, и наделил это чистое создание, исполненное любви к миру, неземной, воистину женственной красотой.
Несмотря на то, что Гевхерхан и Мехмет родились двойняшками, ни внешне, ни характерами они не были схожи, чем в большинстве случаев приводили людей в замешательство. Главным достоянием драгоценной султанши были бездонные, синие как море, глаза, доставшиеся ей от меня и единственным образом напоминающие о русских корнях. Длинные, вьющие волосы, в которых затерялись лучи весеннего солнца, упругими локонами спускались на спину, обнажая тонкую шею госпожи (в детстве у меня тоже были светлые волосы, но ближе к юности превратились в золотисто-каштановую россыпь). Типичная для неё улыбка счастья, изгибающая румяные губы, была подобна сиянию ангельских крыльев, а весь вид дочери был сродни чему-то божественному и сверхчеловеческому, не свойственному обычным людям. Такую красоту могло создать только смешение восточной и славянской кровей, и эта прелестница с младенцем на руках была живым подтверждением устоявшейся истине.
- Вы уже разговаривали с Мехметом? Он приходил к Вам? - не отводя глаз от ребёнка, размеренно произнесла Гевхерхан и плавными движениями уложила спящую малышку в колыбель.
- Нет, не приходил... А он что-то должен мне рассказать?
- Нет-нет, ничего, Валиде, - услышав мой отрицательный ответ, ретировалась дочка, но я сразу догадалась, что произошло что-то неладное, о чём златовласая упорно не желала говорить.
- Гевхерхан!
- Матушка, прошу Вас, не спрашивайте меня об этом! - простонала султанша и осторожно села рядом со мной, предварительно поправив смятое покрывало. - Может, я совершаю ошибку, умалчивая о происходящем в душе брата, но Вам всё же будет правильнее не знать об этом.
- Родная, - я накрыла ладони дочери своими и поджала губы, понимая, что если не выпытаю у неё всё до крупицы, то после пожалею об этом. - Лучше расскажи мне, что случилось или должно случиться. Я всё пойму и по справедливости рассужу, я же Ваша мать.
Осознавая, что ей не отделаться от настойчивой матери, госпожа сжала мою ладонь холодными, бледными пальцами и как-то странно, болезненно улыбнулась, тут же отведя глаза в сторону. Её взгляд зацепился на горящем камине, в котором мирно потрескивали дрова, наполняя комнату теплом и атмосферой уюта.
- Валиде... Не знаю, с чего начать...
- Я вся во внимании.
- Мехмет... Он вчера поделился со мной некоторыми мыслями в откровенной беседе, распахнув свою душу перед сестрой... Я же теперь выдаю Вам все секреты брата, как последняя предательница.
- Не говори так, ты всё делаешь правильно.
- Вы так думаете? - её глаза загорелись надеждой, которая тут же погасла под дождём собственный душевных терзаний.
- Безусловно.
- Я не буду ходить вокруг да около и изложу всё прямо. Так как у него теперь есть сын, то Повелитель задумал предать казни всех своих братьев, оставшихся в живых: Сулеймана, Ахмеда и Селима. Об этом пока знаю только я. И теперь уже Вы.
Не успела дочь закончить свою печальную тираду, как двери апартаментов распахнулись, и в покои забежала обессиленная Эхсан Хатун, а за её спиной образовался огромный клубок пара, вырвавшийся из комнаты в холодный коридор дворца. Эхсан была одной из тех немногих людей, кто видел весь мой путь от рабыни до Валиде Султан и не отказался от меня даже в самые тяжёлые дни, продолжая верить в благоприятный исход событий. Мои дети выросли на её руках, а потому не доверять этой хатун было невозможным, ибо она ни разу за долгие годы не допустила ошибки.
- Валиде Султан, простите, - она бегло поклонилась и снова подняла голову, приоткрыв рот в испуге. - Дело срочное, Султанша. Там Тиримюжгян Хатун... На неё напали... Она в очень плохом состоянии и зовёт Вас.
- Где сейчас Тиримюжгян?
- В лазарете. Лекари безуспешно борются за её жизнь.
Не помня себя от внезапно обрушившейся беды, я стремглав выбежала из покоев, сметая на своём пути всех, кто только попадался. Гевхерхан не отважилась бросить грудную дочь и осталась с ней, проводив меня многозначительным взглядом.
Сердце словно пронзили раскалённой стрелой, и от этой боли хотелось забиться в угол и кричать, что есть силы, зная, что никто не придёт на помощь и не облегчит мои глубокие душевные страдания. Я ещё не знала, что именно произошло, не знала всех тонкостей жуткого события, но душа уже ныла и изнемогала от нетерпения наказать любого, кто повинен в нынешнем состоянии Тиримюжгян. Я просто не могла допустить, чтобы с ней что-то случилось, а если же Всевышний и ниспошлёт нам это испытание потерей, то я захлебнусь собственными слезами и ничьи объятия не станут мне пристанищем. Безуспешно возводя стены вокруг своего сердца, дабы никто, кроме членов семьи не смог причинить мне хоть сотую толику мук, я забывала о самом очевидном, но ведущем факторе - все эти попытки будут сходны со всеми предыдущими по результату, а сердце всё равно не перестанет истекать кровью на протяжении всей жизни.
В этой суматохе никто даже не заметил, как султанша проникла в покои лекарей в попытке узнать хоть что-то о состоянии личной служанки. Все суетились около длинной, но узкой кровати, а когда толпа калф понемногу разошлась, я увидела нелицеприятную картину, навсегда оставшуюся в списке самых страшных воспоминаний всей жизни.
Тиримюжгян камнем лежала на убогой постели, застланной жуткой простынёй, и пустыми глазами прожигала потолок; расслабленные руки были отброшены на подушку и перемазаны кровью, по цвету близкой к коричневому, а прямо по центру живота зияла рваная рана, словно её нанесло лесное, дикое животное, лекари даже не потрудились зашить её, видимо, даже не надеясь на то, что это как-то поможет женщине. Удивительно, что при всём этом "великолепии" она продолжала жить и, что более всего поражало, пребывать в сознании и находиться в здравом уме.
Я бесшумно подошла к кровати верной служанки и как можно аккуратнее присела на самый краешек, дабы не причинить ей даже малейшую боль. Увидев знакомое лицо, женщина устало улыбнулась и предприняла попытку подняться, но тут же была остановлена строгим жестом своей госпожи.
- Не вставай, дорогая. Отдохни, - я ласково погладила Тиримюжгян по волосам и поморщилась, рассмотрев вблизи кровоточащий порез. Служанка это заметила и усмехнулась.
- Вы думаете, это поможет...мне? - задыхаясь, промолвила Тиримюжгян и облизнула сухие губы. Она таяла на глазах: кожа становилась всё более сероватой и трескалась, контур глазных впадин выделялся всё более отчётливее, а синяки под глазами значительнее расширились. - Увы...
- Кто это сделал, Тиримюжгян, кто? - почти плача, прошептала я, в то время как мой голос сочился болью и мукой. - Я накажу его со всей строгостью, задушу собственными руками. Ты только скажи, кто это был?
- Я...не знаю... Не видела... резко... ударили ножом... и скрылись... Только слышала имя... Оно Вам...знакомо...
- Что за имя?
- Дила... Дилашуб Султан... "Ты помогала... своей госпоже-змее... избавиться от Дилашуб Султан... так прими же свою смерть, неверная!"... Так говорили... Но я... Не верю в вину султанши... Не она это... Чувствую...
- Всё, хватит, не говори больше. Не веришь, знаит так и есть. Но виновного я найду, даже если это не Дилашуб.
- Султанша..., - Тиримюжгян приподняла уголки губ в мимолётной улыбке и сглотнула комок в горле, положив одну из своих мертвецки-ледяных ладоней на мою, пылающую жаром, руку, а я судорожно сжала её, будто пытаясь таким образом удержать последние мгновения с верной служанкой, так как умом понимала, что это последние минуты её жизни. - Я очень... любила Вас... как и моя бабушка Гюльсур Ханым... и даже судьбу её... повторила... как видите... У меня есть для Вас... новость... Пусть это будет моим... последним делом... совершённым ради Вас и в знак... моей преданности...
- Слушаю, родная моя. Любое твоё слово дороже всех драгоценных камней в мире, - на глаза навернулись слёзы, норовящие хлынуть потоком из глаз.
- В моей... комнате... под полкой, возле двери... стоит шкатулка... В ней дневник... Он принадлежит Керему... Я нашла его несколько дней назад... когда приходила в покои Керема за расходной книгой... Прочитайте этот дневник... От начала и до конца... Я вверяю Вас Аллаху, Султанша...
Жуткое шипение вырвалось из уст женщины и опалило мою кожу, а глаза верной служанки закатились, отдав её душу небесам. Отслужив свою последнюю службу, Тиримюжгян без угрызений совести отправилась к Всевышнему, так как все земные дела турчанки были завершены. Прижав к себе холодную руку мёртвой хазнедар, я зашлась в рыданиях и заревела, как белуга, понимая, что ещё один дорогой сердцу человек покинул меня, ушёл к Всевышнему, самозабвенно продолжая любить свою госпожу до самой последней минуты жизни. Эти страдания, что грубыми, порывистыми движениями раздирали мою душу на части, не были похожи на другие, ранее испытанные мной, а всё потому, что я большую часть жизни провела в компании именно Тиримюжгян.
- Аааа... Тиримюжгян... НЕТ!
Я роняла слово за словом, будто безумная, не понимая даже смысла сказанных мною слов, произнося их случайным образом. Счастливая улыбка служанки предстала перед глазами, как сладостный сон, и так же быстро рассеялась лёгким туманом, как и появилась.
- Не покидай меня... Родная моя... Сестра Тиримюжгян...
