сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)
- Гевхерхан, медовая моя, любимая доченька, свет очей моих, душа моя. Объясни, наконец, своей безутешной матушке, что произошло, иначе я сейчас сойду с ума и потеряю сознание от тех картин, что рисует воображение.
- Его больше нет, Валиде, нет, - султанша резко взглянула мне в глаза и снова зашлась в рыданиях, положив голову на материнские колени.
- Кого нет, родимая?
- Ахмеда! ААА! Как мне дальше жить, Валиде? Я жизни без него не представляла, любила его всей душой, мечтала состариться рядом с ним и умереть на его руках. И он о том же мечтал, превозносил нашу любовь выше всех житейских трудностей, он дышал нашей любовью. Зачем мне теперь этот мир, матушка? Помогите мне, прошу Вас, у меня сердце разрывается, душа болит, жить не хочется! Только Вы меня поймёте, Валиде, Вы ведь тоже любили! Помоги мне, мама, уйми мою боль!
Слезы прыснули из глаз, и я нежно коснулась губами щеки дочери, не переставая гладить её по волосам, ибо наблюдая за страданиями своего ребёнка, я страдала во много раз больше. Сердце огненными стрелами пронзала боль от великой потери, так как свыкнуться с мыслью, что Кёпрюлю Фазыл Ахмед Паша предстал перед Аллахом, было крайне тяжело, ведь эта новость свалилась как снег на голову, погрузив мою несчастную, овдовевшую дочь во вселенские муки, вырвав сердце, полное любви, из её хрупкой груди. О Всевышний, забери боль моего ребёнка и даруй её мне!
- Пусть Аллахом упокоит его душу... Кто тебе это сказал? Когда это случилось? - с трудом выдавила из себя эти вопросы и отвернулась к окну, принявшись наблюдать за осыпающимися листьями под протяжные стоны дочери.
- Аминь. Вчера, Валиде, но сообщили мне только сегодня... Мой Ахмед направлялся в Эдирне, но в дороге скончался от водянки... О Аллах, он ведь только начал возвращаться к привычной жизни, прекратил увлекаться грешным вином и погрузился с головой в религию... Я стольких лекарей приглашала, чтоб они излечили моего супруга, но все они были бессильны... Иногда боли Ахмеда были настолько невыносимыми, что тот не мог спать ночами, а я сидела у изголовья и перебирала его волосы, немного облегчая страдания любимого... Я думала, что страшная участь минует нас, но ошиблась... Теперь его нет, а я утонула в слезах своей любви...
- Не говори так, не терзай материнское сердце...
- Это говорю не я, Валиде, а моя боль...
- Моя милая доченька, всё образуется. Помни, что у тебя есть Эсмахан и Рафие Шах, есть я, Мехмед, племянники и кузены, ты не одна в этом мире, ты справишься с этой болью. Мне не меньше тебя жаль Ахмеда, он был прекрасным мужем для моей дочери, замечательным, любящим отцом моих внучек, - мой голос дрогнул, и я тяжело вздохнула, ещё крепче прижав к себе щуплое тельце уже взрослой султанши.
- Мне тяжело, матушка, больно! Я не вижу жизни без Ахмеда! - из глаз Гевхерхан катились крупные, жемчужные слёзы, что оседали на подоле моего платья, а стенания дочери были настолько душераздирающими, что моё сердце едва выдерживало эту пытку, беспорядочными ударами отзываясь в груди.
- Ты справишься, ты сильная! Помни: всегда есть те, ради кого стоит жить.
***
Два месяца спустя. Январь 1677г.
Фазыл Ахмеда Пашу со всеми почестями похоронили в гробнице его отца - Кёпрюлю Мехмеда Паши, а новым великим визирем стал его брат, приёмный сын господина Мехмеда, ставший частью семьи Кёпрюлю - Мерзифонлу Мустафа Паша. Гевхерхан пыталась наложить на себя руки, что едва не закончилось положительным результатом - в последний момент подоспели мои слуги во главе с Керемом Агой и вырвали из рук дочери флакон с быстродействующим ядом, тем самым спасши ей жизнь.
Тяжелее всего пришлось мне, ибо с возрастом я стала слишком чувствительной и остро реагировала на все происшествия, касающиеся моей семьи, поэтому узнав о неудачной попытке дочери свести счёты с жизнью, я на несколько дней закрылась в самой дальней комнате апартаментов и, не переставая, плакала, пока окончательно не выбилась из сил. Осознание того, что я могла потерять свою родную дочь, могла лишиться ещё одного ребёнка, прочло засело у меня в голове и не желало покидать её просторов, а выбраться из этой пропасти горя и скорби помогла весёлая и не привыкшая отчаиваться, беременная Айше. Дочь дни и ночи напролёт сидела у меня под дверьми, оставив сына служанкам, и пела песни на русском, так как знала, что только родная речь так сильно согревает мою душу и приносит мне некоторое счастье, несоизмеримое с другими радостями. Как я узнала позже, она нашла в гареме славянскую наложницу и за определённое вознаграждение попросила научить её петь русские народные песни, не ограничившись парой-тройкой композиций. Пусть Айше и напевала их с жутким акцентом, но сам факт такой заботы и неимоверной любви со стороны султанши заставил меня снова вернуться к прежней жизни и переосмыслить некоторые свои поступки.
Теперь же мы все вместе: я, остепенившаяся и кое-как пришедшая в себя Гевхерхан, Айше, Ханзаде и Махпаре сидели в моих покоях, которые в короткий срок восстановили после погрома шустрые слуги, сделав апартаменты ещё более шикарными, чем они были до этого. Все занимались своими делами: кто-то вышивал, кто-то просто разговаривал обо всём на свете, кто-то читал книгу и параллельно пытался вникнуть в тему разговора, дабы ничего не пропускать мимо своих ушей.
- Аллах-Аллах, когда уже родиться этот ребёнок? Никакого покоя от него нет! Такое ощущение, будто внутри меня развернулось поле битвы, а его войны целыми днями палят из пушек! - Айше скорчилась от боли и приложила руку к округлому животу, тотчас же посмотрев на него осуждающим, но в то же время нежным взглядом. - Ну, успокойся уже, родной мой. Хватит толкаться. Маме больно.
- Помнится мне, Айше, ты говорила, что хочешь одних мальчиков, потому что якобы с ними легче. Вот теперь жди маленького султанзаде и не жалуйся, - улыбнулась Гевхерхан и поудобнее устроилась на пышных подушках, потеснив сидящую рядом сестру.
- Не знаю, когда вообще успела забеременеть, ведь я и мужа-то редко вижу. Но, признаться, рада предстоящему материнству, ибо Осман давно хотел брата или сестру, ему скучно одному, - услышав слова о муже и семье, Гевхерхан склонила голову и угрюмо уставилась в пол; та же реакция наблюдалась и у Ханзаде - женщина на мгновение застыла, словно задумавшись о чём-то невесёлом, сжала бледными, тонкими пальцами массивные пяльцы и попыталась продолжить работу, но тотчас же укололась об острую иглу.
- Как дела у Нурбахар, султанша? - обратилась я к Ханзаде и взяла в руки стакан с тёплым молоком, специально разогретым для меня по приказу Керема Аги. В свете последних событий он стал во много раз трепетнее относиться ко мне и буквально окутывал своей заботой, испытывая волнение по любым мелочам, связанным с ухудшением настроения Валиде Султан. По моей просьбе Шебнем прокралась в его покои и узнала, что Керем завёл новую тетрадь, видимо, решив, что старая безвозвратно утеряна. Тем же лучше - меньше проблем свалится на мою голову.
- Они с Сулейманом Пашой ждут пополнения, - оживилась госпожа и широко улыбнулась, поделившись своей радостью со всеми, кто находился в этой комнате.
- Как прекрасно! Уже к середине лета у меня будут внук и внучатый племянник! Двойное счастье, хвала Аллаху! Он даровал нам эту радость за испытанные страдания! - я всплеснула руками и восхищённо посмотрела на Айше, которая не меньше меня была приятно удивлена этой новостью и обхватывала живот руками в надежде на успокоение её буйного малыша.
- Дай Аллах, Валиде, дай Аллах, - покачала головой беременная дочь и загадочно улыбнулась, с недовольством взирая на собственное тело. - А то скоро с ума сойду с этим проказником!
По покоям прокатилась волна дружного, заливистого смеха, даже угрюмая Гевхерхан вытянула из себя пару сдавленных смешков и с по-детски милой улыбкой продолжила читать, стараясь ограничиться от всего мира и сконцентрироваться на запутанной сюжетной линии. Однако, у неё это плохо получалось: как только кто-нибудь из нашей многочисленной группы султанш говорил что-то поистине смешное, златовласая госпожа снова заразительно хохотала, вселяя радость в сердца окружающих. Но какой бы она не выглядела восхищённо-равнодушной, в её глубоких, цвета океанских глубин, глазах таилась ни с чем несравнимая печаль, неутихающая боль, отразившаяся единой седой прядью в густой копне волос. Она изо всех сил старалась начать новую жизнь, перестать так яро оплакивать Ахмеда, хотела стать прежней Гевхерхан Султан, но сердце её отчаянно сопротивлялось переменам и не желало отпускать любимого. И я, как никто другой, понимала дочь и полностью поддерживала, ибо однажды утром тоже проснулась вдовой, без права на исправления былых ошибок.
Внезапно раздался стук и скрип дверей, и в комнату зашла несколько взбодрённая Шебнем Хатун, в глазах которой читалось искреннее недоумение. Девушка без единого звука поклонилась всем членам семьи падишаха, находящимся в апартаментах, и тут же юркнула в мою сторону, обогнув компанию беседующих султанш и едва не задев бедром плечо смеющейся Гюльнуш Султан.
- Валиде Султан, извините, что отвлекаю, но у нас гости, - прошептала запыхавшаяся служанка, наклонившись к моему уху, и поджала губы от неведения, что делать дальше.
- Какие гости, Шебнем? Мы никого не ждали. Или же кто-то посмел приехать без предупреждения? Гюльнар, да? - столь же тихо протараторила я и цокнула губами, представляя, что может случиться, вернись Гюльнар в этот дворец.
- Нет, это не она, госпожа. Фатьма Султан и неизвестная мне султанша уже пришли и ждут Вашей аудиенции.
- О Аллах! Очень интересна причина их визита. Что ж, проси.
Шебнем кивнула и тут же удалилась, в то время как Гевхерхан заметила неладное и, приподняв бровь, выставила ладонь, как бы спрашивая, что произошло и почему её матушка так резко помрачнела, но я не смогла вымолвить ни слова и лишь тяжело вздохнула и опустила глаза, осознавая сложность ситуации. Фатьма, младшая дочь покойной Кёсем Султан, никогда не отличалась покладистым характером, кротким нравом, а потому мне было очень тяжело с ней поладить с самого первого дня знакомства - султанша во всём поддерживала свою мать и так же люто невзлюбила старшую Хасеки брата, считая, что именно я виновна во всех бедах, случившихся с их семьёй. Но больше меня она ненавидела лишь покойную законную супругу султана Ибрагима - Телли Хюмашах, так как однажды ей приходилось унижаться и прислуживать этой женщине из-за мимолётной прихоти падишаха.
Вот и сейчас она вряд ли приехала просто так, чтобы навестить "любимую" семью. У неё была какая-то цель, определённая миссия, но какая, мне лишь предстояло выяснить.
Фатьма Султан, несмотря на почтенный возраст, грациозно миновала дверной проём и величавой походкой прошествовала в сторону возвышенности, не переставая приторно улыбаться всем, на кого бросала свой оценивающий взгляд. За ней скромно шагала и озиралась по сторонам застенчивая девушка, примерно одного возраста с Эсмахан, и крепко сжимала в руках розу, сшитую из шёлковой ткани, будто у неё хотели отобрать столь дорогой её душе трофей. Она выглядела настолько беззащитной и одинокой, что мне хотелось обнять её и пожалеть, пусть я и знала эту девушку всего несколько минут, но юная особа определённо внушала доверие и всем своим видом говорила, что явно не представляет собой опасности.
- Здравствуй, Турхан. Ты совсем не изменилась, - восхищённо протянула дочь Кёсем и неопределённо хмыкнула, протянув руку для поцелуя, но я проигнорировала этот унизительный жест. Все вокруг с удивлением смотрели на сцену нашей встречи, но по-прежнему оставались на своих местах, лишь Ханзаде Султан встала с подушек и подозрительно воззрилась на приехавшую без предупреждения сестру, явно не понимая, что является причиной действий самой младшей из дочерей Махпейкер.
- Добро пожаловать, султанша. Сочту за комплимент. Почему Вы не предупредили нас о своём визите?
- А разве мне нужно сообщать кому-то о своём приезде туда, где я должна находиться по праву и статусу? - усмехнулась госпожа и поправила пышную причёску из тёмно-русых, густых волос, чередующихся с седыми прядями. Последние явно преобладали над естественным цветом.
- Фатьма? Почему ты не сказала, что приедешь? Я бы встретила тебя в своих покоях, сестрёнка! - улыбнулась Ханзаде и хотела обнять сестру, но та пошла на попятную и подняла ладони, отстранившись от султанши.
- Сестрёнка? Ты говоришь "сестрёнка"? Предательница. Ты предала нашу мать и устроилась рядом с её убийцей. Сидишь вместе с этими змеями и вдыхаешь этот воздух, пропитанный кровью. А ты, Турхан, весьма неплохо поработала, раз смогла расположить Ханзаде к себе и внушить ей, что ты не причастна к смерти Валиде, - голос Фатьмы Султан сочился желчью и ядом, когда она обращалась ко мне. - Кстати, прошу внимания: Кая Фериха Султан, дочь покойной Каи Султан и внучка султана Мурада, которую ты безжалостно лишила матери, - женщина схватила смущённую девушку за плечи и вытащила на всеобщее обозрение к явному недовольству последней.
- Но я ни коим образом не причастна к смерти Каи! Она скончалась при родах, я даже не знала об этом, покуда покойная Зейнеб не сообщила мне об этой трагедии! - сорвалась я на крик и не на шутку разгневалась, так как при жизни Кая Султан была очень хорошей девушкой и никогда не питала ко мне плохих чувств, за что и я относилась к ней, как к доброму другу.
- Не знаю, Турхан, твои руки по локоть в крови. Почему бы и нет? - вздохнула нежданная гостья и убрала руки от Ферихи, которая с ненавистью поглядывала на "заботливую" Фатьму Султан.
- Но ведь Турхан Султан действительно невиновна в смерти Валиде, мне отец рассказывал! - попыталась возразить девушка, на что получила суровый взгляд от сестры дедушки и понуро опустила голову, лишённая возможности высказать собственное мнение.
- Помолчи, Фериха, ты ещё юна и многого не знаешь. Турхан Султан притворщица, а её действия - сплошная ложь. Своими добрыми делами она замаливает смертельные грехи.
- Довольно! Выбирайте выражения, султанша! - Гевхерхан резко встала с места и подалась вперёд, пытаясь скрыть меня от взгляда госпожи, будто таким способом могла избавить от её назойливых обвинений. - Вы находитесь в присутствии правящей Валиде Султан, женщины, почитаемой и уважаемой гаремом, а не простой рабыни, поэтому ведите себя достойно в её покоях! Я никогда не проявляла неуважения ни к кому из старших членов династии, но Вы переходите все границы! Никто не заставляет Вас покидать дворец, живите в своё удовольствие, однако если ещё раз посмеете так низко обвинять мою Валиде без каких-либо доказательств, если хоть раз оскорбите её честь и достоинство, то будете иметь дело со мной!
- Гевхерхан, Айше, отведите Фериху Султан в свои покои и не давайте ей скучать, позже я присоединюсь к вам, - я нежно улыбнулась дочерям и юной госпоже и указала головой на дверь, поэтому девушки быстро среагировали и без шума увели удручённую султаншу, глаза которой светились благодарностью за спасение от этого тревожного зрелища. - Ты, Эметуллах, тоже можешь идти. Возвращайся к детям.
Наложница сына поклонилась и, не оборачиваясь, покинула покои Валиде Султан, которые превратились в поле брани и наполнились возгласами султанш. Фатьма, словно приготавливаясь к очередному нападению, стала во враждебную позу и сдула выбившуюся из причёски прядь, а Ханзаде, обиженная колкостями, сказанными сестрой, плотнее подошла ко мне и схватила за локоть, давая понять, что не сильно верит словам султанши и всё ещё доверяет мне.
- Зачем Вы так, султанша? Зачем Вы раните душу этой юной девушки, похожей на нежный, весенний цветок? Зачем порочите её разум тем вымыслом, который так слепо считаете правдой? Что Вам сделала Фериха, что Вы так беспощадно используете её в своих целях? - я сделала печальные глаза и схватилась за сердце, которое резко запекло в самом центре груди, вынимая из меня всю душу. Ханзаде, заметив это, схватила меня за оба плеча и с тревогой смотрела на то, как я судорожно хватаю воздух ртом, пытаясь надышаться на целую жизнь вперёд, и не знала, что делать и как прекратить этот приступ, снова одолевший Валиде Султан. Грудь словно сдавили огромными, раскалёнными тисками и пытались выжать всё содержимое без остатка, заставляя меня страдать при каждом движении, даже при самом заурядном и незначительном. Я хотела уже было закричать от боли, но приступ столь же внезапно прекратился, как и начался, а Фатьма лишь усмехнулась и облизнула сухие губы, снова начав разговор.