Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 58 страниц)
Что делать? Отключиться или показать Мэлу, что тоже не скучаю, и что у меня полно заботливых друзей, которых беспокоит моя личная жизнь?
Не успела я сделать выбор, как соседка сказала:
– Опять красная как вареный рак. Втрескалась по уши, не отпирайся.
Теперь я поняла Мэла, загнанного в ловушку допросом друзей, так как не знала, что сказать на выпад Аффы, и как ответить, чтобы не выглядеть посмешищем в обоих направлениях.
– Ни в кого я не втрескивалась, – ответила грубо, отодвинув трубку от уха.
– Мой тебе хороший совет. Забудь про своего Мелёшина, – выдала девушка, спалив меня как бенгальский огонек.
В трубке заскрежетало и запикало. Это Мэл остановил машину – на обочине или посреди дороги, – но он внезапно затормозил, чтобы выслушать претензии ничего не подозревающей Аффы.
Я ничего не должна ему и ничем не обязана. Если Мэл рассказывает всем подряд о расставаниях с подружками, это не означает, что я тоже буду откровенничать. И вообще, сейчас отключу треклятую зеленую штуковину.
– Эвка, – присела на кровать соседка. – Да оторвись ты от своей игрушки!
Подтянув колени к груди, я отняла телефон от уха.
– Мелёшин – не тот, кто тебе нужен, – сказала Аффа. – Он не умеет ухаживать за девушками, не умеет слушать, не умеет любить…
Вот это правильный разговор пошёл. Кое-кому полезно услышать чужое правдивое мнение о себе, – покосилась я на горящий экран.
– Линзы не нужны, чтобы увидеть, что ты по нему сохнешь, а зря, – продолжила соседка. – У тебя же на лбу написано…
Вникнув в её речь, я запоздало вспомнила, что на другом конце города те же слова долетели до Мэла. Ужас! Конспирация насмарку!
Ну, все, достаточно с меня стыдобени, – нажала на рассоединение и отключила телефон.
– Никто по нему не сохнет. Мелёшин доводит меня до белого каления.
– Ну-ну. Что-то не похоже, – посмотрела недоверчиво Аффа. – Слушай, а влажные салфетки у тебя есть? Я могу завтра купить.
– Спасибо, Афочка. У меня еще остались.
Умеет же она быть раздражающе навязчивой и заботливой одновременно.
– А хочешь, погадаю? – предложила Аффа. – Все равно не могу сидеть спокойно. На чем бы?… Давай на заварке!
– Ну, не знаю, – пожала я плечами. – Наверное, на гадание уходит много сил?
– Да ну тебя, – отмахнулась соседка. – Большинство гадателей – хорошие психологи и не заморачиваются с использованием способностей. Основная часть их предсказаний основана на внимательном наблюдении за клиентом. Вот сейчас, не привлекая свое умение, скажу, что ты растеряна тем, что я сказала, потому что это правда.
– Интересно, почему?
– Не кипишуй. Потому что трешь нос, отводишь глаза в сторону и мямлишь нечленораздельно. Ведешь себя как неопытный воришка, которого поймали с поличным.
– Вот, Афочка, и гадание не потребовалось. Расписала всё, как есть, – сказала я едко.
И вообще, хватит на сегодня предсказаний и пророчеств. Мне хватило черной сферы в кабинете Стопятнадцатого. Там никто, кроме меня, не видел будущего, а здесь Аффа станет свидетельницей провала, если увидит в чаинках мою невисоратскую биографию.
– Не волнуйся, при гадании не перенапрягусь, – успокоила девушка, истолковав заминку по-своему. – Я не смогу открыть твое будущее "от" и "до", но и одного слова будет вполне достаточно.
И на том спасибо. "Лгунья!" – закричит Аффа, вперив в меня указательный палец, насмотревшись на заварочное будущее. Да, одного слова хватит с лихвой.
– Ну, пошли! Не ломайся, – потянула соседка, и я неохотно побрела за ней в пищеблок.
– Опять наврешь?
– Ни в коем разе. Это дело принципа, – заверила девушка, щедро сыпанув чайных листьев в кружку и в стакан с грифоном на подстаканнике.
– Поверю в последний раз, – проворчала я. – А где Лизбэт? Что-то её не видно.
– Оставила записку, что после экзамена поедет к родителям, так что мы с ней разминулись.
Сегодня профессор сообщил Лизбэт, что ей не стоит питать напрасных надежд на совместное будущее. Как девушка пережила сногсшибательную новость? Выслушала с каменным лицом, а придя в общагу, сорвалась и устроила погром? Или кричала на Альрика и бросала обвинения? А может, кинулась ему на шею и открылась в своих чувствах? Раньше нужно было вешаться с признаниями, а теперь поздно – невестушка греет профессорский бок.
– И Капа пропал. Затих за стенкой, – перекинулась я на непутевого близнеца Чеманцева.
– Я столкнулась с ним сегодня, когда из института неслась. Он поехал к отцу.
– Знаешь, что Сима переехал в стационар к Морковке?
– Нет, – удивилась соседка. – Капа ни словом не заикнулся. И давно?
– Проходит реабилитацию, а потом выпишется.
– Поначалу я считала, что Сима пострадал заслуженно. Сам виноват, что нарушил правила, – сказала девушка задумчиво. – А теперь… Представила себя на его месте и поняла, что такое могло случиться и со мной. По правилам скучно и неинтересно жить, и все мы нарушали их и не раз. Меня тоже иногда заносит, только осознаю это задним числом. Не знаешь, сильно он пострадал?
– Понятия не имею. Хотела сходить в гости, но Капа сказал, что пока не стоит. У Симы обожжено лицо.
Соседка ахнула, прикрыв рот ладонью. В это время засвистел чайник, прервав тягостный разговор.
– Завариваем и идем гадать, – воодушевилась Аффа, прихватив со стола блюдце и ложку.
Когда кипяток в стакане окрасился в коричневый цвет, и чаинки опустились на дно, она проинструктировала:
– Не торопись пить. Как немного остынет, обхвати стакан ладонями и подумай о том, что для тебя важно. Потом выпей мелкими глотками, но не до конца, а остатки перелей на блюдце. Размешаешь ложечкой и оставишь, чтобы чаинки осели. Понятно?
Отчего же не понять? В моих руках побывало пророческое око, которое я раскрутила будь здоров, так что теперь знаю всю свою жизнь наперед.
Ладони обхватили горячий стакан, прикипая к стеклу.
Что для меня важно? Немногое. Учеба и ненавистный аттестат. Мама, которую страстно хочу увидеть и обнять. Мэл.
Нет, он не важен.
Каким же по счету оказался выпитый за вечер стакан? Шестым или седьмым?
Пальцы горели, горело горло, горел язык. Горели щеки, пока я думала о том, что оказалось самым важным для меня.
После того, как инструкция была соблюдена, девушка склонилась над блюдцем, на дне которого осел темный островок чаинок. Лично для меня не виделось особого смысла в том, как они улеглись, но соседка, попивая чаек, рассказала, что при гадании обращают внимание на фигуры, образованные чаинками, на расположение относительно середины блюдца и на равномерность распределения чаинок.
Молчание длилось долго, моя нервозность росла. Зачем я согласилась?
Наверное, заварка нашептала Аффе мой секрет, и она потрясенно застыла, не в силах поверить.
– Выбор, – сказала, наконец, гадальщица. – Тебе предстоит сделать нелегкий выбор, который изменит твою жизнь.
– Какой выбор? – переспросила я глупо, чуть не подпрыгнув от радости, что разоблачение не состоялось.
– Это ты должна знать, какой. О чем думала, о том и выбор.
Как Аффа и обещала, она прочитала по заварке одно слово.
Мне предстоит выбрать. Что? Или кого?
Ведь я думала о Мэле, пока пила чай.
Чаепитие разморило.
– А мне позвонил Сергей, – сказала соседка.
Я подняла удивленно брови.
– Тот, который подвозил на машине, – уточнила девушка.
– А-а. Уже?
– Ну да. Пригласил в цирк.
– В цирк?!
Смешно, взрослый дяденька приглашает взрослую тетеньку на представление для детей.
– Что ржешь? – насупилась Аффа. – Между прочим, там идут гастроли труппы Sabsidi[50]50
sabsidi, сабсиди (пер. с новолат.) – запас, резерв
[Закрыть], и билеты раскуплены на два месяца вперед.
– На клоунов и гимнастов с собачками?
– Балда ты, поэтому не обижаюсь. Сразу видно, что из захудалой провинции. Там выступают сабсидинты[51]51
сабсидинты – те, кто тренирует тело и развивает внутренние резервы организма
[Закрыть]. Представь, человека замораживают с головой в стеклянном кубе, а потом он, как ни в чем не бывало, выбирается оттуда. Или огненные артисты: заходят в горящую камеру и выходят оттуда целыми и невредимыми. Еще есть те, кто на глазах меняет пигментацию кожи или складывается в коробку, потому что кости имеют необычное строение. А коронный номер – прозрачный человек! По нему можно анатомию изучать.
– Это же мутанты, – опротестовала я щенячий восторг. – Люди с отклонениями в организме, практически с уродствами, а ты будешь хлопать и восхищаться. И не совестно? По-моему это унижает их.
– Эва, ты живешь в мире, где принято считать, что верх – это верх, а низ – это низ, потому что таких как мы, большинство. Вдруг, наоборот, мы с тобой – настоящие уродины?
– Скажешь тоже, – растерялась я перед неожиданным выводом.
– Какая ты впечатлительная, – хихикнула девушка. – Некоторые из тех, кто имеет физические недостатки – в нашем понимании – развивают их с помощью тренировок и висорики, а потом выставляют на публике. Почему бы не заработать, если народ валит валом?
– Значит, Сергей тебе понравился?
– Он приятный и с ним просто.
– А как же Костик? – напомнила я о музыканте.
– Поезд проехал эту станцию, – беззаботно махнула рукой Аффа.
– А тот горнист? Который помог тебе собрать тетради на крыльце, помнишь?
– Помню, – сказала соседка, и её беззаботность улетела как дым. – Знаешь, Эва, наверное, наша встреча была сном или показалась мне. Я ведь тогда загадала, что если увижу кого-нибудь из горнистов, то вцеплюсь мертвой хваткой и вытрясу всю душу, чтобы поговорить с моим черненьким. Но, видно, не судьба.
Может, оно и к лучшему. У девушки из приличной висоратской семьи и у парня с западного побережья не вышло бы ничего хорошего, как не получилось бы ничего путного между мной и Мэлом. И хотя Аффа нагадала, что мне предстоит сделать сложный выбор, исход давно предрешен. Профессор так и сказал: неважно, какими путями я буду добираться до своего будущего, потому что оно уже написано свыше.
Наверняка Марат приехал домой и обнимает родных, – предположила я, и от этой мысли заныло сердце. Каково сейчас на побережье? Стоят морозы или потепление, как здесь?
Перед глазами встала картинка из видений прошлого – проволока, будка, пес на толстой цепи, рвущийся из ошейника. Неожиданная вспышка высветила в памяти бревенчатый домик, дым из трубы, окошко, горящее огоньком в ночи, нетронутую белизну сугробов выше человеческого роста, отяжелевшие от снега еловые лапы и протоптанную узкую тропинку, ведущую к крыльцу.
– Спать пора, – поднялась я, чтобы скрыть накатившее волнение.
– Ой, Эвка, теперь уж не знаю, завидовать тебе или нет, – вздохнула девушка. – Как ты умудряешься быть спокойной? Меня на сто рядов перетрясло, хотя никуда не еду.
Как-как? Всего лишь выпила половину профессорских капель.
Воспользуюсь-ка моментом, пока соседка добрая.
– Аффа, ты не замечала что-нибудь подозрительное в нашем блоке? – спросила я, пока она умывалась у раковины.
– Например?
– Ну, не казалось, что за тобой подглядывают или подслушивают?
– С чего ты вдруг стала мнительной? – прищурилась Аффа.
– После того, как замок залили клеем, – выкрутилась я.
А что, вполне приемлемое объяснение фобии. Любой человек беспокоится о собственной безопасности.
– Висорически это вряд ли осуществимо, сама знаешь, – сказала девушка.
Знаю. Как правило, жилые и прочие важные помещения изолируют от подслушивания и подсматривания при помощи волн дешевым и широко распространенным способом – добавлением в отделочные материалы специальных компонентов, гасящих и отражающих направленные вис-возмущения. Другой вопрос, когда защитные функции отделочных материалов заканчиваются или истощаются, то есть облезает краска, отклеиваются обои или осыпается штукатурка. В частности, ремонт первого этажа, затеянный комендантшей, предполагал восстановление неприкосновенности студенческих жилищ, потрепанных многочисленными поколениями сменяющихся жильцов.
Что ж, остается надеяться, что свежая побелка в швабровке, измазывающая всё, что к ней прикасается, препятствует слежке через стены, а непрокрашенные островки на двери достаточно малы, чтобы просунуть в них вис-глазок.
– А технические средства? – не отставала я от соседки. – Например, камера или подслушивающий жучок в душе?
Аффа задумалась, а потом, покраснев, бросилась в указанное место. Мы обошли все уголки нашего закутка, и везде девушка замирала с закрытыми глазами на пару минут, втягивая носом воздух. Видимо, она тоже приняла близко к сердцу возможный шпионаж.
– Ничего нет, – заключила Аффа, когда мы вышли из пищеблока. – Выдохлась я с тобой, мнительной трусишкой. Руки дрожат, плечи болят.
– Афочка, прости! Будет отдача? Хочешь сиропчику, а? – засуетившись, я всучила соседке пару флаконов с витаминным концентратом.
– Может, и не будет, – пробурчала девушка, разминая шею. – Сама посуди, кому ты сдалась, чтобы оснащать наш задрипистый закуток шпионскими штучками? А замок поменять не мешало бы, – заключила, разглядывая свою дверь.
Пусть я бесстыже воспользовалась способностями Аффы в качестве следопыта, но от сердца отлегло. Стало быть, птичка невысокого полета не удостоилась повышенного внимания заинтересованных лиц, и они не стали следить за мной в бытовых условиях. Заинтересованным лицам хватило одноразовой слежки на машине, потому что я оказалась понятливой девочкой и не стала провоцировать недовольство высоких персон.
Не нужно вглядываться в темноту ночного неба, затянутого слоем туч, чтобы понять, где сейчас луна. За годы, прожитые в столице, Альрик досконально изучил зимний путь по небосклону: по скользящей, из-за угла соседнего дома за крышу другой высотки.
– Мир дому твоему. Как Инга и дети? – спросил в трубку.
– Инга передает привет. Макс и Алеф увлеклись препарированием земноводных. У Сибы режется верхний клык слева.
– Сочувствую.
– Переживем, не впервой.
– Луна растет.
– Без тебя знаю. Ты для этого позвонил? – спросил с ехидцей Айк.
– Нет, – ответил Альрик после недолгой паузы. – Появилась пришлая. И свободная. По доброй воле, на моей территории.
На том конце воцарилась тишина.
– Шутничок, – коротко хохотнул зять. – Врешь!
Альрик не ответил.
– Тогда готовься, – выдал пораженный Айк через некоторое время. – Скоро за ней придет рассвирепевший отец или пожалуют братья.
– Встречу с распростертыми объятьями.
– Ну-ну. Не покалечь будущих родственников, – хмыкнул зять. – И все же… Неужто сама пришла?
– Сама. Это предназначение. Судьба.
– Ишь как запел. Не узнаю тебя, Ал. И каково это? Я уж стал забывать, как было у нас с Ингой.
– Она смела и пуглива одновременно. Я слышу её запах, чувствую биение сердца как своё.
– Ладно, хорошо заливаешь. Нашел её? Кто она?
– Пока не знаю. Где-то здесь, в городе, рядом. Не могу определить точнее – тяжелые дни.
Айк понял: ярко, солнце слепит, обилие посторонних запахов и звуков, много лиц. Отвлекает. Зато ночами хорошо.
– Поди заблудилась, бедняжка, и ее к тебе, эгоисту, случайно забросило. Смотри, проищешь впустую, а она убежит к другому
– Далеко не убежит. Она на моей территории, а скоро полнолуние. Если спрячется, луна выгонит.
– Не напоминай. Я и так на взводе. Чую, к концу года у тебя появится еще один племянник. А лучше бы племянница.
– С тебя станется. Запишу в календарь.
– Значит, наука побоку? Остепенишься и начнешь стругать одного за другим, чтобы меня перегнать, – подколол зять.
– Начну, – ответил Альрик, посмеиваясь. – И перегоню.
– Матери сказал?
– Еще рано. Как приведу в дом, так сама поймет.
– Все-таки не могу поверить, – признался на том конце Айк. – Я не трепло, но за молчание будешь должен. Инга меня с потрохами съест.
– Отобьешься.
– Что ж, удачной охоты, брат.
– Удачной охоты.
18.1
Первую половину ночи мне снились разные углы, из-за которых подглядывали и подслушивали безликие тени. Зато вторую половину прочно застолбило сновидение, узнаваемое с первого же мгновения.
На этот раз меня забросило туда, где я запнулась о торчащий корень. Падение с разбегу завершилось глубоким пропахиванием и уткнувшимся в мох лицом среди пожелтевших зонтичных листьев. На ладонях проступили ссадины.
Отголоски далекого воя давно стихли, и замерший было лес ожил. Я снова двинулась вперед в уверенности, что любая чащоба рано или поздно должна закончиться. Заныла ушибленная коленка, и скорость убегания заметно снизилась.
Мой загривок почувствовал, что хозяин поблизости, когда встревоженно зашелестела листва на редком кустарничке, и слабый ветерок донес будоражащий запах – господина и повелителя. Между стволами мелькнула темная тень, заставившая меня отшатнуться назад, затаив дыхание от страха.
Хозяин не спешил наказывать за нарушение границ, но и не собирался отпускать. Он решил поиграть.
Отвратный сон. В горле саднило, в ушах стучало. Точнее, стучала в стену Аффа. Возбуждение подстегнуло её проснуться раньше меня.
– Вставай, лежебока! – пропихнулась она в дверь, которую я кое-как открыла спросонья. – Так и знала, что проспишь. Алле ап! Двигайся со скоростью света!
– Щас. – Я прикрыла рукой сладкий зевок и, подталкиваемая неугомонной соседкой, окончательно пробудилась. Выполнив рекомендации Вивы, приняла внутрь капли, усиленные витаминным сиропом, и для профилактики нежданной простуды засунула в рот леденец из арсенала лекарств, купленных Мэлом.
– Такси заказано, – предупредила заботливая Аффа и помогла намотать шарф, заодно поправив шапку у меня на голове. – Скорее возвращайся, мы тебя ждем. Очень-очень!
Проверив напоследок карманы, я отправилась наводить красоту тела.
А на улице появилась своя красота. Нерукотворная.
Ветви деревьев покрылись слоем морозного инея, украсив парк нарядными зимними кружевами, отчего окрестности выглядели сказочными владениями Снежной королевы.
Чтобы не уснуть в такси, я, позёвывая, ознакомилась со списком процедур, которые предстояло пройти, но из непонятных кракозябр разобрала всего лишь три строчки: педикюр, маникюр и пилинг. Мое воображение оказалось достаточно скудным, чтобы представить, в чем состоят оставшиеся двадцать три нераспознанные процедуры.
Край солнца, вылезший в просвете между небоскребами, высветил макушки деревьев, заигравшие в солнечных лучах серебристыми бликами. Обсыпанные толстым морозным слоем, кроны смотрелись изумительно на фоне бесснежного асфальта. Еще неизвестно, кто выиграл бы в соревновании: ночной морозец, облагородивший город, или человеческая фантазия, расцветившая гирляндами бульвар Амбули.
А потом я приехала по нужному адресу. Что только не делали со мной в салоне! И все были вежливы и обходительны: как при входе, так и в процессе и при прощании. Патронаж Вивы помог в получении половинной скидки.
После классического "здрасте" я оставила вещи в небольшом гардеробе, и прошла за приветливой администраторшей в зал, где начался тихий ужас, а иногда и громкий, когда рот не мог удержаться от того, чтобы не вскрикнуть или не взвизгнуть.
На теле не осталось ни одного миллиметра кожи, который не обошли вниманием работники салона. Меня мяли, намазывали, оборачивали, окунали попеременно в различные ванны: теплые, холодные, горячие, приятно пахнущие и не очень. Затем втирали, разминали, массировали, обрабатывали лицо каким-то жужжащим приборчиком, лишали растительности в стратегически важных местах, шлифовали и выравнивали ногти, придавая округлую форму, приводили зубы в соответствие с эталоном – белоснежным потолком.
С волосами дело обстояло также – их сполоснули в нескольких водах и нанесли уйму средств – укрепляющих, витаминизирующих, минерализующих, увлажняющих, увеличивающих объем и устраняющих статическое напряжение.
Красота ложилась на меня слой за слоем, как многоуровневая штукатурка. Ох, и трудно быть совершенством от пяток и до кончиков ушей.
После процедур мне удалось быстренько перекусить в диетической закусочной тоскливым зеленым салатиком, похожим на тот, которым увлекались Эльза и ее свора.
Возвращаясь обратно набором бутылочек и флаконов, приобретенных в магазинчике при салоне, я увидела в телефоне двенадцать пропущенных вызовов от Мэла.
Да что же такое? От настойчивого парня не спасают никакие успокоительные средства, – рассердилась я на себя, пытаясь унять забившееся сердце. Не буду перезванивать и тем более не отвечу, если Мэл позвонит. Должен понимать, что женщины собираются на важные мероприятия гораздо дольше и тщательнее, чем мужчины. Мэлу-то что? Рубашку надел, пиджак набросил – и чао-какао, прохаживайся у Дома правительства. А мне еще нужно успеть к Виве.
К стилистке я успела, но сначала сбегала второпях в туалет и наспех сложила в сумочку упомянутую девицей мелочевку с двумястами висоров. По пути на третий этаж Аффа подталкивала и торопила, помогая нести пакеты.
– Неплохо. Можно сказать, отлично, – заключила девица, оглядев меня, и указала на стул: – Надевай линзы и садись.
После того, как цвет глаз изменился, она закрыла створки трюмо:
– Зеркало не понадобится. Если хочешь, во время визажа думай о том, кого хочешь поразить. Любая мысль обретает материальность и направленность. Поняла?
– О Пете, что ли?
– Тебе решать, – пожала плечами Вива и взяла кисточку из стакана.
"Думай, думай…". Замучилась уже думать. Вчера всю голову изломала, раздумывая.
Ладно, так и быть, помучаю извилины. Все равно нечем заняться.
– Вивочка, можно мне побыть здесь, а? – засюсюкала соседка. – Я не помешаю. Притворюсь, что меня нет. Ты не услышишь и не увидишь.
Конечно же, Аффа мешала. Она скрипела половицами, вздыхала, выглядывала из-за плеча Вивы, всплескивала руками, изображая губами "о". Словом, отвлекала и меня, и стилистку, поэтому, в конце концов, девица вытолкала ее за дверь:
– Подождешь здесь. Если у меня дрогнет рука, вся работа окажется насмарку.
А мне Вива велела отключить телефон.
– Вдруг Петя позвонит?
– Подождет твой Петя, никуда не денется, – отрезала она. – Поторопись, краска сохнет.
Время шло, стилистка проделывала манипуляции с моим лицом, затем перешла к волосам, выстригая остатки скудных волос и перебирая пряди. Отдавшись на волю мягких касаний, я закрыла глаза. Буду теперь лысая и безбровая, – представлялось в расслабленной полудреме. Петя увидит меня и останется заикой на всю жизнь.
– Открывай глаза, – велела девица. – Помогу тебе одеться.
С помощью Вивы я закрепила чулки пажами, и она застегнула молнию на платье. Колье легло по шее, клипсы заняли место в ушах. После того, как обулись сапожки, мои вещи перекочевали в освободившийся пакет.
– Теперь садись, – потребовала стилистка. Неужели еще не всё?
Она снова колдовала над лицом и волосами, а время неумолимо текло. Мне начало казаться, что прошла целая вечность, что прием давно стартовал, и что Петя, отчаявшись дождаться, подхватил первую попавшуюся девчонку и укатил с ней к Дому правительства.
– Капельку духов на запястья, на мочки и в ложбинку. Теперь всё, – сказала Вива, открывая створки трюмо. – Глядись.
И я погляделась.
– Это н-не я, – промямлила, уставившись ошалело на неземное создание в отражении. У меня нет пышных волос, богатых миллиардом оттенков и уложенных в сложную прическу, в которой вспыхивают брызги синих капелек. У меня нет эффектно изогнутых бровей, очерченных глаз, загадочного взгляда, четкой линии скул, длинных загнутых ресниц, аккуратного носика и чувственного рта.
Из зеркала на меня смотрело Совершенство. Чистая Гармония. Симфония Симметрии. Ожившая Поэзия.
Боже, что я несу! Похоже, заболеваю нарциссизмом.
Отражение в зеркале дотронулось до колье. Значит, это не сон, это я! – осознала, когда подушечки пальцев ощутили рельефные камешки.
И с правого боку – я, и с левого – тоже. И со спины – я, и никто другой.
Это я стояла перед зеркалом и смотрела в него, не в силах оторвать взгляда.
Принцесса из грез. Богиня. Дивное волшебство.
Ладонь дотронулась до гладкой поверхности, и отражение ответило одинаковым жестом. Это я – там и здесь!
– Как называется? – осторожно прикоснулась к непослушным губам.
– Амарант.
– Не потеряются? – пролепетала я, показав на синие поблескивающие слезки в кокетливых завитках зеркального отражения.
– Намертво, – ответила с гордостью Вива. – После приема сниму. Аффа, заходи, – открыла дверь, и девушка ввалилась не удержавшись. Сколько времени она провела в коридоре, прислушиваясь?
– У меня уже мочи… – выплеснула соседка обиду и, не договорив, уставилась на меня. – Эва… ты же… как же… – выдавила ошеломленно и вдруг, зашвыркав носом, захлюпала. – Эвочка, ты такая!.. Такая!
И мне срочно захотелось поплакать вместе с ней, потому что потрясение от собственной внешности оказалось неменьшим, чем у Аффы.
– Не реветь! – приказала строго девица. – Не хватало нам красных глаз на последнем этапе.
– Все, молчу, – закрыла соседка ладонью рот, а второй замахала, отгоняя слезливую истерику. – Сейчас… это пройдет…
– Не время рыдать, мы и так припозднились, – отрезвила Вива.
Я бросилась к сумочке и включила телефон, известивший о тридцати пропущенных вызовах от Мэла за последние три часа и о десяти вызовах от Пети за последние десять минут. По каждому вызову на минуту опоздания.
Телефон ожил.
– Эва! – закричал из динамика спортсмен. – Ты где?
– Наверху. Сейчас спущусь.
– Я внизу в холле! – кричал как невменяемый Петя. – Я внизу!
– Уже иду!
Мы с Аффой лихорадочно засуетились, зато Вива была спокойна как удав.
– Девушка может позволить себе немножко опоздать, – сказала наставительно, помогая надеть шубку и перчатки, потому что мои руки неожиданно задрожали. – Капюшон не набрасывай, и так дойдешь до машины.
Я сунула соседке пакет с вещами, и она клятвенно пообещала приберечь их до возвращения с приема.
– Поеду к тетке, – заявила Аффа. – Посмотрю у нее по телеку. А ты куда? – спросила она стилистку.
Та неопределенно мотнула головой:
– К знакомым.
Осталось еще одно дело! – вспомнила я и, отойдя с телефоном к окну, набрала заветные девять цифр. Сердце замирало вместе с каждым длинным гудком, прежде чем в трубке щелкнуло, и мужской голос сказал:
– Да, слушаю.
– Это я, привет. Сейчас поеду на прием в Дом правительства. Меня пригласил студент Петя Рябушкин, победитель чемпионата по легкой атлетике, – просветила кратко и по уставу, после чего рассоединилась.
Дрожащие руки удалили номер из списка набранных и отключили аппарат. Хорошо, что даме нет необходимости брать с собой телефон. Хоть какая-то польза от дурацкого светского правила.
Телефон перекочевал к Аффе, засунувшей его в пакет.
– Ну, двинули? – распахнула Вива дверь. – Ты первая.
Выдохнув, я решительно шагнула в коридор и направилась к лестнице. Девчонки шли следом. А за дверью, отгораживающей третий этаж…
Поначалу мне пришло в голову, что тётка-вехотка назначила собрание, посвященное непрекращающемуся ремонту. Сверху донизу лестница была набита галдящим студенчеством.
При нашем появлении голоса смолкли, и наступила тишина, а гул укатился на первый этаж:
– Идут, идут!
И Аффа снова всхлипнула где-то позади.
Как в тумане уходили ступеньки под ногами, и передо мной расступались, пропуская. Улыбались и смотрели – с восхищением и восторгом.
Я и не подозревала о том, сколько студентов жило в нашем общежитии. Мало с кем из них была знакома, но сталкивалась в столовой, в библиотеке, в архиве, на лекциях, на консультациях и экзаменах.
Там был сосед Радика, прилепившийся к двери на втором этаже и подмигнувший мне. Там был Капа, которому надлежало навещать отца в больнице. Там был Радик, улыбавшийся так, словно весь снег, нападавший за зиму, растаял, и началась весна. Там был Алесс, опершийся о перила на первом этаже. Ухмыляясь, рыжий протянул руку, в которую я вложила ладошку в перчатке, а он по-джентельменски поцеловал её.
Там было много парней и девчонок, – за моей спиной, вдоль коридора, впереди в холле. Тётка-вехотка заняла подоконник у окна, и, сложив руки замочком на животе, переговаривалась с пузатеньким усатым мужчиной.
А у выхода метался взъерошенный и отчаявшийся Петя. Увидев меня, он замер и растерянно заозирался. Похоже, спортсмен не узнал свою даму.
– Петя, привет, – подошла я к нему.
Голос охрип, губы не слушались. Бом-м, бом-м! – звенело в голове.
– Эва?! – выдохнул пораженный чемпион. – Эва…
– Какая красота! – сказал в тишине усатый друг комендантши. – За нее и убить можно.
Петя, выйдя из потрясенного ступора, протянул букетик в золотой бумаге с блестящими серпантинными завитушками. Взяв цветы, я вложила ладонь в руку парня и обернулась.
Всё общежитие вышло провожать меня, и, столпившись в холле, все смотрели на нас с чемпионом.
Вива, оттесненная к стене, отсалютовала мне сжатым кулаком. Да, мы покажем им, что не лыком шиты, – кивнула я. Мучения того стоили.
В уголке всхлипывала расчувствовавшаяся Аффа и отбивалась от Капы, подкалывавшего её.
Я видела, многие из девчонок не сдерживали эмоций, будучи солидарными с соседкой. Наверное, сегодня каждая из них представила в своем воображении, каким станет самый важный день в ее жизни.
И правда, меня провожали как невесту, передавая в объятия измученного ожиданием жениха.
Воздушный поцелуй улетел, адресованный всем-всем-всем собравшимся, и холл взорвался свистом и рукоплесканиями.
Еще мгновение, и расплачусь самым позорным образом.
– Эва… – потянул меня чемпион. – Прошу, – и распахнул дверь.
Пылающие щеки опалил свежий воздух.
Перед крыльцом общежития стоял многометровый белый лимузин, открытую дверцу которого придерживал водитель в форменной одежде и фуражке. Как же Петиной машине удалось попасть за ворота, в святая святых институтского периметра, куда не допускали никого из смертных?
– Стопятнадцатый, – сказал мой кавалер, уловив суть немого удивления.
Конечно, это Генрих Генрихович.
Все-таки не удержусь. Разревусь и опозорюсь, и никакая стойкая косметика не выдержит моих кислотных слез.
– Эва, – сказал спортсмен, подведя меня к дверце. – Спасибо тебе.
– Тебе спасибо, – поблагодарила я вдохновенно, усаживаясь отрепетированным движением на сиденье.
Все правильно, ошибки не было. Спасибо Пете за то, что он попросил вернуть долг. В тот миг я ощущала себя наисчастливейшим человеком на земле.
