Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 58 страниц)
12.4
– Что было после? – оторвал от воспоминаний голос Альрика.
– После?
Выпав из реальности, я не сразу сообразила, где нахожусь. За окном стемнело. Еще не скоро день наберет силу, и солнце начнет жарить до позднего вечера.
– После смерти вашей тетушки, – напомнил профессор.
– Отец устроил меня в интернат с круглогодичным пребыванием. – Я назвала район и город. – Государственное учреждение смешанного типа для детей висоратов и тех, кто не видел. Попадались и "грязные".
– Знаете о "грязных"? – удивился единственный слушатель.
– Я много о чем знаю. А в целом, ничего интересного. Училась, жила. Получила свидетельство об окончании школы при интернате, а когда приехал отец, попросила отвезти к матери. Он ответил отказом и поставил условие: аттестат о висорическом образовании взамен на её адрес.
– Логика его решения понятна. В последнее десятилетие стало модным кричать на всех углах о династиях и преемственности поколений. Вы удачно подоспели, закончив интернат, покуда ваши брат и сестра не вышли из школьного возраста. Ваш батюшка попал в струю и собрал несколько звезд на политическом небосклоне, пропагандируя политику правительства и подкрепив свою преданность поступлением дочери в ВУЗ с висорическим уклоном. Кстати, куда вас приняли?
Я назвала захудалый колледж в провинции, откуда выпускали паршивеньких специалистов, не блещущих искрометными знаниями, для работы в сельской глубинке.
– Зато там жилось проще. Учебников вечно не хватало, и разрешали пользоваться литературой в общежитии.
– Вообще-то вынос источников информации за пределы учебного заведения запрещен кодексом, – нахмурился Альрик.
Я пожала плечами. Как было, так было.
– По какой причине сменили место учебы?
– Одолела первую сессию и прокололась перед второй, вернее, перетрусила. Соседка готовилась к контрольной и повторяла стихийные aireа[30]30
aireа, аиреа (пер. с новолат.) – воздушный, воздушные
[Закрыть] заклинания, а я случайно запуталась в них и перемешала. Испугавшись, позвонила отцу. В таких случаях он велел сообщать сразу же.
– Где следующая остановка?
Я назвала другой ВУЗ – институт в южных районах страны.
– Там жарко. Настоящее пекло. Меня хватило на летнюю сессию и на половину зимнего семестра. Однажды соседи по общежитию решили подшутить. Я проснулась, связанная путами, и не смогла освободиться самостоятельно. Надо мной долго смеялись, и пошли разговоры.
– Достаточно потянуть за кончик волны, чтобы узелок развязался, – пробормотал профессор.
– Да. Но я не видела ни узелков, ни веревок, поэтому позвонила отцу. Он перевел меня в институт на севере.
– Знакомое место, – улыбнулся мужчина. – В студенчестве проходил там практику по обмену. Богатый традициями ВУЗ.
– Да, основательный. Само здание чего стоит – шпили, арки… Настоящий рыцарский замок. Я сдала зимнюю сессию и благополучно проштрафилась ближе к летней. Обман заподозрил въедливый преподаватель. Он пошел с предположениями в ректорат, но удачно попал в руки к нужному человеку, который курировал меня. Мой покровитель рекомендовал как можно скорее покинуть институт, и я опять позвонила отцу.
– Таким образом, вы окончили второй курс в четвертом по счету ВУЗе. Где?
– Небольшой колледж в предгорьях. Оттуда прямиком приехала в столичный округ.
– Почему?
– Это суровый край, и там живут суровые люди. А я трусиха. Однажды в пешем походе студент сорвался в пропасть, а я шла следом и не помогла ему. Парня вытягивали впятером с помощью leviti airi[31]31
leviti airi, левити аири (пер. с новолат.) – легче воздуха, невесомость
[Закрыть] и спасли, а мне создали все условия, чтобы добровольно покинуть колледж. В тех местах не прощают малодушия. Пока отец договаривался с нужными людьми, я жила в небольшой гостинице в пригороде столицы. Наверное, он посулил золотые горы, и меня приняли сюда.
– По ВУЗу на одну сессию, – констатировал профессор.
– Да, знакомая закономерность. К лету придется снова менять место жительства.
– Познавательно. В вашем возрасте не каждому удается повидать мир, – сказал Альрик, вытягивая увечную ногу.
Сомнительное счастье путешествий. Меня кружит как листок на ветру, и повсюду я чувствую себя чужой.
– Почему не взбунтовались? Заявили бы, что не поддадитесь на шантаж и насильственное принуждение к учебе.
– Пробовала. Отец сказал, что со мной произойдет несчастный случай со смертельным исходом.
Профессор хмыкнул:
– Пустая угроза.
– Может, и пустая, но он никогда не бросает слов на ветер. Буду "гулять" по ВУЗам до тех пор, пока выгодно отцу. Наверное, проблемы, создаваемые мной – мелочь по сравнению с пользой, которую он получил.
– Ваш батюшка речист, – согласился мужчина. – Горячо поддерживает правительственный курс и на хорошем счету. Он уверенно продвигается вверх.
Наш батюшка медленно, но верно взбирается на вершину политического олимпа, и безмозглая дочь не воспрепятствует достижению цели.
– Что ж, вы выполнили свою часть сделки. Мне достаточно информации, – закончил профессор беседу по душам.
Я вздохнула. Откровения подняли со дна памяти неприятные и постыдные моменты биографии, и муторная взвесь не желала оседать. "Во всем нужно видеть хорошее, – говорил Алик. – Как бы хреново не было, знай – могло быть хуже, поэтому радуйся тому, что есть". И учил: "Всё, что ни делается – к лучшему. У всякой гадости есть цель: сделать тебя выносливее, закаленнее и сильнее. Разбив нос на мелочи, ты не сломаешь шею в большом деле". Раньше в каждой неудаче я искала плюсы и хорошие стороны, они позволяли смотреть в будущее с надеждой. В последнее время совсем позабыла о заповедях интернатского друга, выручавших в трудную минуту.
– Какой толк в том, чтобы быть вашей синдромой?
– Никакого, – ответил Альрик. – Исследования свернуты, интерес к теме давно угас, поскольку из нее нечего выжимать.
Циничные слова покоробили. Не завидую тем, кого признали особенным и сделали рабочим материалом для опытов ученых, извлекающих пользу целиком или по частям.
– Значит, диагноз неизлечим?
– Это не болезнь, Эва Карловна, – ответил мужчина мягко. – К сожалению, мутация пожизненна.
То есть неустранима. Это судьба. Рулетка. Выброшенные кости. Вскрытые карты. Кем и где угораздило родиться.
Альрик дохромал до сейфа и, достав долгожданное заключение об исследовании раритета, протянул мне. На офсетном листе сверху значилось заглавными буквами, выполненными на печатной машинке: "Независимая экспертиза".
Ниже, в первом пункте "Объект исследований" указывались визуальные характеристики фляжки – вместимость, масса нетто и брутто, диаметр в широкой и узкой части, эллипсность и прочие количественные уточнения, вплоть до вогнутости донышка и числа витков на резьбе.
В следующем пункте "Внешние признаки" перечислялись отличительные приметы сосуда: материал – серебро с двумя десятками добавок, названия которых ничего не говорили; подробное описание чеканного рисунка вплоть до угла наклона копья, поворота головы героя и числа колец у издыхающего питона; количество повторений фразы non dispi funda[32]32
non dispi funda, нон диспи фунда (пер. с новолат.) – не вижу дна
[Закрыть] и расположение клейма производителя.
Далее следовала строка "Предназначение". Конечно же, производство органической жидкости от янтарного до темно-коричневого цвета с отсутствием осадка, заданной температурой, плотностью, вязкостью, кислотностью, крепостью и составом, классифицируемой как коньяк.
"Суть улучшений". Тут я вообще оказалась не при делах. Высокоумная белибердень – математические и структурные формулы, знаки и символы, перемежающиеся цифрами – заняла добрую половину листа. Как печатная машинка сумела выдать нечитаемую абракадабру?
"Гарантийный срок/число/количество/сумма генераций". Прочитав, глаза расширились и долго не могли сузиться. Единица на десять в шестой. Миллион порций крепчайшего напитка отличного качества. Так и есть – упомянута полная генерация, то есть алкогольный гейзер забулькает лишь в опустевшей фляжке, а половинный объем заполняться не будет.
Меня пронзила жадность. Внезапно расхотелось разлучаться с коньячным чудом. Может, перейти с опта на розницу и продавать спиртное из-под полы на розлив?
"Период генерации" – 30 мин. Голова кругом. Это же кран с открытым вентилем! Собственный заводик на дому! Чем не повод для открытия подпольного бара?
Триумфом гениальности Альрика стала печать белого сургуча со скромным оттиском черного трезубца, расположившаяся внизу листа – какая же, как и на фляжке.
– Невероятно! – восхитилась я и, потеряв дар речи от переполняющих чувств, пожирала глазами результат профессорского труда.
– Оригинал заключения можно вынести из института, как и фляжку. Возьмите вдобавок ксерокопию. Она сделана на бумаге из личных запасов, поэтому Монтеморт не откликнется. Советую отдать посреднику сначала копию для предварительной оценки и поторговаться, а затем заключать сделку и отдавать оригиналы.
– Да, – я завороженно уставилась на лист, не поняв ни слова из сказанного.
– Эва Карловна, – тронул за плечо мужчина.
– А? Что? Здорово, Альрик Герцевич! Вы волшебник!
Он принял комплимент, благосклонно улыбнувшись, и повторил речь.
– Как оцениваете фляжку?
– Дайте подумать, – профессор потер лоб. – С учетом того, что я давно отошел от дел… Инфляция, расходные материалы, двухсторонний риск… Не меньше двухсот тысяч.
– Ты-ысяч? – протянула я, не сразу вникнув в размеры суммы. Цифра, озвученная Альриком, приравнивалась мной к полету на Луну или куда подальше.
– Торгуясь, стойте на половинной доле от реализации, иначе посредник решит, что вы в безвыходном положении, и специально снизит цену или будет давить, требуя перераспределения процентов.
– Хорошо, – кивнула я, а в ушах стояло: "Двести тысяч". С ума сойти! Если профессор не ошибся в предположениях, после дележа долей у меня на руках останется пятьдесят тысяч. Мама дорогая! Да меня ухлопают при выходе из лаборатории!
Власть денег огромна, пусть они пока мифические. В каком-то полузабытье я вытерпела осмотр с замерами, взятиями, прослушиваниями и заглядываниями. Забыла обо всем, даже о "колечке" и о проблемах с Мэлом. Глаза заполонили кучи монет, или нет – высоченная гора, сверкавшая золотом как новогодняя елка.
Напоследок мужчина сказал:
– Если посредник предложит цену ниже, чем я назвал, поясните, что гарантийный срок заложен на жидкость указанной крепости, и понижение на каждый градус имеет аналогичное число генераций, умноженное на тысячу, так что фляжка начнет вырабатывать сивуху ближе к концу света. Специалист прочитает об этом в разделе "Суть улучшений".
– Запомнила, – взглянула я на листок. Наверное, символ бесконечности в третьей строчке как раз характеризует эффективность работы раритета. Представила, как Солнце когда-нибудь остынет и планета погибнет, а фляжка вмерзнет лед, но продолжит генерировать коньяк.
– Желаю удачи на экзамене. – На прощание Альрик намекнул на бессонную ночь, которую следовало посвятить безумной зубрежке.
Торопясь в общежитие по свежевыпавшему снегу, я с подозрением оглядывалась по сторонам. Лишь прибежав в швабровку, выдохнула с облегчением: мой мирок защитит от недобрых завистливых взглядов, охочих до бездонных коньячных фляжек. Все-таки каков папенька, самый честный и неподкупный в мире. Бессовестно умыкнул уникальнейшую вещицу, а я бессовестно стырила у него. Яблоко от яблони недалеко падает.
Радик дожидался со сваренной кашей и бутербродами, покрытыми прозрачными колбасными ломтиками. Меня же обуревала лихорадочная суетливость, и от переизбытка чувств я чуть не расцеловала парнишку.
– Спасибо, Эва. Ты меня выручила, – поблагодарил он за убежище, предоставленное для подготовки к экзамену.
– Не за что, – отозвалась я, витая мыслями непонятно где. – Проблемы не возникли?
– Не. Пока варил кашу, познакомился с соседом, он разрешил звать его Капитосом. Как думаешь, можно?
– Отчего же нельзя, если разрешил.
– Хорошо, что у тебя поднялось настроение. На обеде ты была очень грустной.
– А-а, не обращай внимания. Давай лопать.
И мы застучали по стенкам кастрюли. Сумку я поставила в ноги, боясь упустить из виду. Теперь вся надежда на фляжку, и нельзя её профукать.
Оказалось, не так уж трудно переступить через себя и поделиться непримечательным прошлым, приблизившим к уплате долга Пете. Сумма, озвученная профессором, ввела в благоговейное оцепенение. Я, конечно, рассчитывала выгадать на продаже несколько тысяч, но чтобы пятьдесят! Хотя мечтать о золотых россыпях – то же самое, что делить шкуру неубитого медведя. Третья часть задачи выполнена, но остались не менее важные две трети – договориться с Алессом и до конца недели получить долю от реализации раритета.
Вот удивится парень, увидев оттиск черного трезубца на экспертизе. Как пить дать, подавится запеканкой. Завтра встречусь с будущим посредником, а сегодня не мешает поучить билеты к провальному экзамену по символистике, не то пойду на пересдачи, увязнув в контрабандной кутерьме.
Запланированный вечер трудяжки, измученной учебой, не состоялся. Финал великосветского ужина прервала запыхавшаяся Аффа, и я застыла, не донеся бутерброд до рта.
– Ты тут сидишь!
– Сижу, – подтвердила догадку соседки. – Присоединяйся.
– И ешь! Собирайся и пошли скорее.
– Куда?
– За стилистом. Надеюсь, еще помнишь?
– Не успеваю забывать. Прямо сейчас пойдем?
– А когда? Вдруг она передумает.
– Кто? – на ходу дожевывая бутерброд, я перекинула сумку через плечо и направилась к двери. – Радик, ты за старшего.
– Вива, – пояснила девушка.
– Которая меня обкромсала? – остановилась я.
– Разве плохо вышло? Поверь, могло получиться хуже, возьмись за тебя любитель. Пришлось бы выстригать раза на три и отдавать денежки за каждую стрижку, да еще без гарантий. А Вива делает без обмана и качественно.
Я вспомнила странную мелкую девицу без бровей.
– По-моему, она не похожа на хорошего стилиста. За собой не может уследить, не говоря о том, чтобы подобрать образ для меня.
– Вива возьмет дешевле, потому что студентка, а на внешний вид не обращай внимания. Она еще удивит тебя.
– Неужто к ней записываются загодя за два месяца вперед? – съязвила я, поднимаясь по ступеням.
– Может, и записывались бы, но Вива соглашается работать не с каждым. Её нужно заинтересовать.
За разговором мы взобрались на третий этаж.
– Ты уже поговорила с ней? – поинтересовалась я у Аффы.
– Еще нет, но сегодня наш день. Чувствую, что дело выгорит.
Точно, почему бы ему не выгореть синим пламенем, если счетчик наличности замер у отметки "ноль"?
На этот раз Вива открыла без долгих уговоров, видимо, сегодня действительно был удачный день, потому что Венера врезалась в Сатурн, или Юпитер сошел с орбиты. Доморощенной стилистке удалось поразить меня вечерним платьем насыщенного бирюзового цвета с открытой спиной, волочившимся по полу. Атласная лента на голове, удерживающая фиолетовое перо над ухом, и густо насурьмленные брови придавали Виве трагически-загадочный образ. При взгляде на собранные в хвостик волосы, явившие миру богато оттопыренные уши, меня начали глодать сомнения в профессионализме хозяйки.
Вива сразу узнала меня, несмотря на плотный график сверхпопулярного стилиста и нескончаемый поток желающих сменить свой образ. Ага, роятся толпами около пятнистой двери и ночуют на коврике в надежде, что их осчастливят красивыми бровями, уходящими к линии волос.
– Опять кудри начесали? – спросила она у Аффы.
– Пока нет. Мы за другим. Нужен стилист и учитель политеса. К воскресенью.
– Для кого?
– Ей, – показала пальцем соседка. – Идет на "Лица года".
Вива развернулась и уставилась на меня.
– Это… и в Дом правительства?
"Это" обиделось и оскорбленно отвернуло в сторону нос. Не нужен мне никто. Сама справлюсь, дайте только фляжку продать. Пройду по ковровой дорожке, подброшу денежки вверх, и меня не разглядят за золотым дождем.
– Занятно, – обошла вокруг девица, шелестя платьем. – Сложно, но можно. За подбор стиля пятьсот, за политес – триста. Предоплата полностью.
– В том-то и дело, – встряла Аффа, едва я открыла рот. – Деньги появятся в конце недели.
– Будет наличка, будет политес.
Ответ яснее ясного. Зачем впустую топтать коврик, пора освободить место для других, жаждущих изысканного стиля. Я повернулась к двери, чтобы уйти.
– Вива, представь, твоя марка на "Лицах года" и в журналах, газетах, на телевидении, – начала уговаривать соседка. – Ей поцелует руку сам премьер-министр, а все дамы изойдут черной завистью, увидев твоё мастерство.
– Увидев такое, они будут хохотать до упаду, – скривилась девица.
Всё, надоело выслушивать оскорбления. Если суперпрофессионалка думает, что молча проглочу колкости, то не на ту напала. У меня имеется большая кадка собственного достоинства. И какой, к черту, политес? Ложкой и вилкой есть умею, а улыбку для фото натяну до ушей, лишь бы лицо не треснуло.
– На себя погляди. Пошли, Аффа, – взялась я за дверную ручку.
– Эва, погоди, – растерялась соседка.
– Ладно, – девица неожиданно сменила гнев на милость. – Тогда штукарь за всё.
– Согласны, Вивочка! – захлопала в ладоши Аффа.
Непонятно, стоило ли радоваться подозрительной удаче. Только что улетела в никуда целая тысяча из несуществующей золотой горы, а у соседки на лице нарисовалось необыкновенное блаженство, словно она отрыла сундук с сокровищем.
– Начнем, не мешкая. Скидывай сапожищи и выходи сюда, – приказала хозяйка, и я, послушно разувшись, встала в центре комнаты. Теперь не имело смысла уходить, громко хлопая дверью.
– Да уж, – сказала Вива, отойдя подальше и скептически оглядев меня. – Надень, – бросила черные туфли.
Боже, что это оказались за туфли! С лошадиным каблуком высотой сантиметров десять, отчего ступням предстояло подняться перпендикулярно полу.
– Не налезут, – кряхтела я, засовывая ногу в колодку.
– А ты постарайся, и налезут. Они настраиваются на нужный размер.
И правда, туфли чудесным образом растянулись и не жали, смотрясь как влитые.
– Пройдись, – велела свеженанятая училка светских манер. Сделав два шага, я запнулась и едва не шмякнулась носом о пол. Хорошо, успела выставить руки, а то ходила бы со сплюснутым лицом.
– Отвратно, – заключила Вива и разогнула мне плечи, так что лопатки с хрустом сошлись у позвоночника. Я взвыла. – Вот как надо. Запомни, на приемы не ходят в тапочках, так что придется ежедневно тренироваться. Туфли тебе арендую, ходи в них каждую свободную минуту.
– Разве в них можно ходить? – пропыхтела я, силясь сделать шажок.
– Ходить, бегать и танцевать, а не ковылять как черепаха, на полусогнутых. Как освоишься, перейдем на шпильки. Есть полвисора?
– Есть, – ответила я, удивившись вопросу.
– Зажмешь ягодицами, – встав сзади, девица хлопнула руками по моим бедрам, – на голову положишь книгу потяжелее и вышагивай от двери до окна и обратно. Десять раз достаточно.
– А почему потяжелее?
– Чтобы надолго запомнилось, когда упадет на ногу. В следующий раз будешь аккуратнее. На, возьми, – Вива протянула моток вязальных ниток. – Размотаешь в линию на полу. Наступать будешь строго на нить, поняла?
– Поняла, – вздохнула я тяжко.
– Не будет она ничего делать, – вставила хихикающая в кулачок Аффа, пристроившись на табурете у трюмо. – Пусть здесь попробует.
Для первой пробы пришлось снять колготки и отбросить прочь стеснение.
И пытка началась. Лошадиные копыта норовили ускакать, книга падала и больно била по ногам, монетка сразу же закатилась под стол, и мы искали её добрых пять минут, а ровная линия нити превратилась в сложный перевал, который я, как ни силилась, но не смогла преодолеть.
Девушки заливались смехом, глядя на неуклюжие попытки дефиле.
– На зеленой дорожке не место сутулости. – Вива стукнула меня по спине. – Шаги не мельчи, но и не топай как великанша. Не хмуриться! Смотри перед собой, втяни живот и улыбайся.
Хоть что-то у меня получилось – смотреть вперед. Невозможно одновременно улыбаться и шаркать в ужасных парнокопытных туфлях.
– За неделю из нее не сделать человека, – посетовала девица.
– Вивочка, постарайся, – соседка сложила ладони в умоляющем жесте.
– Уяснила домашнее задание? – спросила сурово училка политеса.
– Уяснила, – ответила я, ковыляя по комнате и усердно стуча каблуками.
– Значит так. Зеленая ковровая дорожка длиной пятьдесят метров. Машина останавливается в начале пути. По обе стороны фотокамеры, журналисты, телевизионщики. Вспышки, крики, суматоха. Для снижения чувствительности глаз придется надеть светопритупляющие линзы. Аффа, записывай.
Схватив листочек с трюмо, соседка застрочила карандашом.
– Может, купить линзы с иллюзиями? – загорелась она. – К примеру, зрачки как у змеи или в виде снежинки, а? Или огненный взгляд! Или флаг страны! Движущиеся картинки тоже смотрятся классно – летящая комета или крутящееся колесо. Я видела в каталоге, выглядит сногсшибательно.
– Однозначно с иллюзиями в глазах появятся две трети приглашенных, – скривилась Вива. – Спаси и сохрани тех, у кого журналюги отыщут две одинаковые картинки. Их растерзают.
– Да, – поникла соседка. – Пресса утопит в грязи. Хотя идея хороша, признай.
– В клубе, но не на правительственном приеме.
Я вслушивалась в поучительный диалог. Столичные штучки – это вам не каша на воде. Конечно, и до провинции докатились новомодные волны, но народ на периферии не зря считался консервативным. На выпендрежников показывали пальцами и не сдерживались в грубых выражениях. Смельчаков, рискнувших бросить вызов провинциальному болоту, обзывали попугаями.
Вспомнив о зеленых ободках в зрачках Мэла и зверином глазе профессора, пробуждавшемся в моменты ярости или злости, я поинтересовалась:
– Это дорого?
– Всё-таки захотела? – воскликнула радостно Аффа.
– Безвкусица, – фыркнула личная стилистка. – Пошло и вульгарно. Знаешь, в чем подоплека фокусов с линзами? Слабаки жаждут быть похожими на сильных, но, подражая, выглядят дешевками. Породу видно по глазам с естественной мозаикой, которая проявляется в определенных жизненных ситуациях.
– Если у человека зрачки стали вертикальными, значит, он сильный висорат? – не отставала я, допытываясь.
– Нет, мозаика – признак аристократизма и генеалогического дерева на нескольких страницах, хотя встречается не в каждом поколении. По крайней мере, так написано в литературе, – ответила Вива, удивив меня прилежанием в изучении глазных иллюзий.
Её слова кое-что прояснили. Я считала, что Мэл пижонит, демонстрируя последний писк модного зеленого фосфора, а, оказывается, устрашающие ободки передались ему по наследству. Хватило трех раз, чтобы уяснить – радужки парня меняют цвет при вспышках агрессии или когда Мэл задумывает подвох. Что касается Альрика, то его причуды оставались за гранью понимания, но мужчина вряд ли бы уподобился примитивным подражателям.
Что и требовалось доказать. Оба они – и Мэл, и профессор – начали свои родословные с Адама и Евы или раньше них.
И как меня угораздило связаться со столичным принцем? – опалила паническая мысль. Кто я и кто Мэл? Завравшаяся серая мышка без способностей и наследник известной фамилии. Мы живем в разных мирах, у нас нет ничего общего и вряд ли появится, но, наплевав на различия, меня необъяснимым образом тянет к Мэлу, успевшему прочно обосноваться в голове.
– Хватит молоть воду в ступе, – сказала строго Вива. – Никаких иллюзий в глазах. Решено.
Хорошо, что она отвлекла, а то неизвестно, до чего бы я додумалась.
