Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 58 страниц)
10.6
Жизнь состоит из случайностей, масштабных и не очень. Стихийно принятое решение может безвозвратно изменить судьбу. На перекрестке свернул налево, вместо того, чтобы пойти направо, и не познакомился с человеком, который мог стать главным в твоей жизни. Съел ложку подпорченного пирожного и выпал на два дня из жизни, обнимаясь с унитазом, а ведь что-то подсказывало: «лучше потрать деньги на парк иллюзий». Ученые по элементарной висорике бьются, пытаясь управлять случайностями, прогнозируют и программируют их последствия. С развитием науки появились сложные теории, на основе которых строятся математические модели, позволяющие максимально приближенно вычислить итог той или иной случайности. Простейшим примером программирования последствий можно считать камни на перекрестках дорог, расставленные специально для витязей и добрых молодцев и предлагающие найти богатство, суженую, смерть или прочие лиха, если пойти в указанную сторону.
К сожалению, под моей кроватью не завалялся вещий камень, могущий указать правильную дорогу, поэтому, будучи на перепутье, я бросалась из крайности в крайность. Лихорадочная, на грани истерии, деятельность сменялась ледяным спокойствием, с точностью до наоборот. Спросить совета было не у кого, вернее, нельзя.
Позже, возвращаясь к событиям этого и последующих дней, я часто задумывалась над тем, какие силы свыше заставили меня поступать так и не иначе. Как повернулась бы моя жизнь, прими я другое решение взамен того, что потянуло нить судьбы дальше?
Наличность. Деньги. Банкноты. Звон монет. Пять тысяч как спасение.
В висках молотом стучала кровь, в голове творился ералаш. Придя от Аффы, я бесцельно вышагивала по комнатушке, и странное дело, мысли не желали выстраиваться стройным и упорядоченным рядком. Их вообще не было, моих мыслей.
Решив пойти на мозговой штурм, я бросилась к тумбочке и вытащила фляжку; плеснула коньяка, прикрыв донышко стакана, и за один присест влила в себя. Терпкая горечь обожгла горло, насыщая обоняние ароматами гвоздики, дуба, лаванды, миндаля. То, что нужно, и не следует заедать, чтобы сохранилось послевкусие на языке.
Пяти минут хватило, чтобы успокоиться, продуть легкие глубокими вдохами и начать воспринимать реальность, усевшись на кровать.
Вспомнив о вырезке, спрятанной в книжке Лизбэт, я представила фотографию, на которой будет изображен сияющий Петя в смокинге, поднимающийся по зеленой ковровой дорожке, а рядом я, приклеившаяся к локтю парня, и про меня напишут в статье три абзаца, не забыв заглянуть под юбку и пересчитать количество волос на голове. Отвратительно.
Но хуже всего то, что в поисках материала журналисты начнут перерывать биографию, и вот тут-то на всю страну прогремит родство с папенькой. Возможно, данный факт не вызовет сенсационного переполоха и, новость вскоре сойдет на нет, но стоит предусмотреть вариант, когда мое имя начнут склонять на всех углах и вытаскивать на суд публики различные подробности жизни. А если вдобавок умудрюсь запнуться и упасть под многочисленными вспышками фотографов или ляпну что-нибудь не к месту во время телевизионного интервью, тогда опасность пристального внимания журналистов возрастет неимоверно, и не стоит рассчитывать на быстрое затухание интереса к моей персоне.
Плохо, очень плохо. Нужно звонить отцу и просить денег, как предложила Аффа. Распишу свою жизнь в оптимистичных и радужных красках, повторю слова соседки о собственной непутевости и великой удаче, выпавшей вместе с пригласительным билетом, и постараюсь разжалобить. Папенька не допустит, чтобы дочь опозорила его облезлым видом на всю страну, потому что в таком случае обсуждать будут не только меня, но и жаднючего родителя-скрягу.
Поднявшись с кровати, чтобы бежать в деканат и позвонить от Стопятнадцатого, я снова села.
А если отец не согласится? Нет уверенности, что его не обеспокоит предстоящая шумиха, и тогда он потребует отказаться от приема. Или, рассудив логически, надумает подстрелить двух зайцев: красиво избавится от моей занозы, заставив дать обещание или клятву, и сохранит в чистоте имя и чин. Я не смогу возвратить долг Пете и съеду с катушек, а родитель наплюет на грозящее мне сумасшествие и сдаст в психушку. Сам же в очередном интервью скажет, что причина возникшей ненормальности не ясна, и что виновата я сама, не уладив дела со своими долгами. Потом он пустит слезу, вставит пару патетических фраз, и общество пособолезнует несчастью убитого горем родителя. Даже если в лечебнице с меня снимут дефенсор – не беда, потому что там не будут выяснять, какие воспоминания в голове душевнобольного являются правдой, а какие – плодами воспаленного воображения.
Разбушевавшаяся фантазия не сумела остановиться и начала живописать сцены отцовских угроз и унижений, и чем больше я думала о перспективе сумасшествия, тем активнее убеждалась в том, что лучше держаться на расстоянии от папеньки. Позвоню в самом крайнем случае, когда подопрет безвыходное положение.
Поскольку привлечение отца к участию в подготовке к приему откладывалось на неопределенный срок, закономерно встал вопрос, какие еще существуют способы добывания денег? О займе в долг не стоило и думать: никто не одолжит нищей студентке деньжищи без гарантий и процентов. Можно встать на преступный путь и замарать руки грабежом или убийством. Я поглядела на свои лапки с цыпками. Придет же в голову нелепейшая чушь!
Просить Мэла о безвозмездной помощи не буду, потому что наши отношения неустойчивы. Кроме того, я ничем не хуже хваленых висоратов, и у меня свои понятия о чести.
Оставался еще один вариант. Фляжка и Альрик, который пообещал провести экспертизу. Придется соглашаться на третье условие профессора, потому что терять мне нечего. Не сыграет особой роли, если Альрик узнает подробности детства неделей раньше, чем журналисты. К тому же мужчина сам сказал: ему нужны не домыслы, а факты, которых набиралось с гулькин нос. Ничего сверхсекретного не сообщу: жизнь у тетки, жизнь в интернате, студенческая жизнь – без сенсаций и шокирующих подробностей.
С каждой минутой идея продажи коньячной баклажки становилась всё привлекательнее, пока не засияла путеводной звездой. И почему я сразу не приняла предложение профессора? – отругала себя за трусость и чрезмерную таинственность. Сейчас держала бы в руках заключение экспертизы, и не сегодня-завтра Рыжий сообщил бы, возьмет на реализацию контрабандный товар или нет.
Решено. Еще не поздно, и Альрику должно хватить времени, чтобы провести экспертизу раритета, но теперь диктовать условия буду я. Сумма от реализации разделится поровну, и мы дадим взаимные обеты: я – о сохранении тайны "трезубца", профессор – о сохранении моих тайн, если таковые найдутся.
Бросив фляжку в сумку, я начала лихорадочно собираться, чтобы сбегать в заветную лабораторию на закрытом пятом этаже. Буду тверда как кремень и невозмутима – именно так совершаются сделки века.
– Куды мчишь? – притормозила меня вахтерша. – Несёсси сломя голову. Словно реченька должна течь, а не топотать стадом коров.
Ой, в руку поучение бабуси! Как нельзя кстати пригодится через неделю на великосветском приеме.
Отшатнувшись от бдительной охранницы, я с размаху впечаталась во что-то массивное и несваливаемое торпедами вроде моей особы.
– Ох, ты, горюшко луковое, – запричитала вахтерша. – Очечки пора носить, девонька. Не ровен час, убьешь важную персону.
– Полно вам, Василиса Трофимовна, – прогудел знакомый бас, и я отлепила нос от неподвижной скалы. – Важнее вас в институте не сыскать, – похвалил вахтершу голос, и та хихикнула как девочка, приняв комплимент.
Потирая выступающую часть лица, я распознала в говорящем Стопятнадцатого, добродушно поглядывавшего на меня. Декан вознамерился отчаливать домой, поскольку был в длинном зимнем пальто с меховым воротником и с шапочкой-пилоткой на голове.
– Эва Карловна, куда торопитесь, на ночь глядя? – проявил участие мужчина.
– Вроде бы не ночь пока, – взглянула на часы. – Я к Аль… к профессору Вулфу. Срочно.
– Да ведь он уехал около двух часов назад.
Что же делать? Ушел домой и не придет до понедельника, когда каждая минута на счету! – затрясло меня.
– Генрих Генрихович, миленький, помогите, пожалуйста! – вцепилась я в рукав декана.
– Что с вами, милочка? У вас жар? – встревожился Стопятнадцатый.
– Нет. Понимаете, я пришла на внеурочный осмотр, потому что имею подозрения, – понизила голос до шепота.
– Какие подозрения? – насторожился мужчина, и вся таинственность пропала из-за громкого баса. Абсолютно не умеет человек перешептываться. То-то бабуся развернула в нашу сторону ушки радаром.
– Связанные с осмотром, – пояснила я, утягивая Стопятнадцатого под люстру. – Нужно срочно показать кое-что Аль… профессору, потому что беспокоюсь.
– Можете показать мне, – встревожился не на шутку декан.
– Нет-нет, Генрих Генрихович, профессор велел сообщать сразу ему. Он набирает статистику.
– Говорите, набирает? – погладил бороду Стопятнадцатый. – Интересно. Видите ли, милочка, уставом института запрещено сообщать адреса работников института по этическим соображениям и во избежание недоразумений, равно как и номера телефонов. Ваше дело не может подождать до понедельника?
Я замотала головой. Никак не может. У меня должна быть фора по времени, если Альрик не согласится на мои условия. Иначе придется убить кого-нибудь из-за денег.
– Что ж, пройдемте, – сказал мужчина, расстегивая пальто и снимая меховую пилотку. Что можно обогреть в мороз крохотным кусочком меха? Три волосинки и половину извилины, – хмыкнула я, спеша за Стопятнадцатым в деканат.
В кабинете Генрих Генрихович вытащил из ящика стола записную книжку и чистый лист бумаги. Вертясь от нетерпения в новом кресле, я ждала, когда он выведет размашистым почерком адрес и номер телефона.
– Надеюсь, Эва Карловна, срочность себя оправдает, – сказал, протянув листок.
– Спасибо, – прижала я бумагу к груди. – Обязательно оправдает.
– Попрошу не распространяться о полученных сведениях и при первой же возможности избавиться от них. Рассчитываю на вас.
– Непременно.
– Можете позвонить из моего кабинета и предупредить профессора, – любезно предложил декан.
Как бы не так. Буду выдавливать из себя несуразицу и мямлить, а Альрик как скажет громовым голосом: "Что за чушь вы несете? Не было никакого уговора и статистики!". Стопятнадцатый услышит гневный рев профессора из трубки и раскроет вранье. Или Альрик ничего не поймет из моего мыканья и перезвонит декану, чтобы тот объяснил причину невнятного звонка, и выяснится неправда.
– Было бы неплохо, – кивнула я и подошла к столу с трясущимися поджилками. Хорошо, что Генрих Генрихович деликатно отвлекся на чтение книги, которую снял с полки, и расположился в кресле, отвернувшись к окну.
Нажав кнопки на телефоне, я затаила дыхание, слушая гудки в трубке.
– Алё, – сказали в ухо мужским голосом. Мне невероятно повезло.
– Здравствуйте, Альрик Герцевич, это я.
– Какой тебе Альрик Герцевич, балда? Набирай правильно номер.
– Я подъеду, как договаривались, – сказала, молясь про себя, чтобы абонент не рассоединился.
– Подъезжай, глухомань несчастная, вместе прочистим уши, – развеселился на другом конце собеседник. – Адрес знаешь?
– Знаю, не беспокойтесь. До свидания, – попрощалась и повесила трубку.
– Ну как? – поинтересовался декан. – Договорились о встрече?
– Спасибо, Генрих Генрихович, договорились. Велел срочно приезжать.
– Коли так, обязательно поезжайте, – сказал мужчина, вновь натягивая пилотку. – Надеюсь, повода для беспокойства нет?
– Конечно, нет. Все вопросы решаются в рабочем порядке, – заверила я твердым голосом, возрадовавшись, что до Стопятнадцатого не долетели обрывки телефонного разговора.
Всего-то потребовалось нажать пальцем не туда, перепутав последнюю цифру.
Почему он дал адрес Альрика, с легкостью нарушив строгие правила, стоило девочке попросить, заглядывая умоляющими глазками? Хотя и существовало вето на разглашение информации о личной жизни работников института в виде клятв и типунов, однако некоторые запреты не распространялись на участников триумвирата, как в шутку называла проректриса конфиденциальный союз трех ученых.
Пожалуй, суть отношений, зародившихся чуть более десяти лет назад, мало кто понял бы. Поначалу сработались Стопятнадцатый и Евстигнева, частенько исполнявшая обязанности ректора, который бывал в постоянных разъездах и выбивал льготы и дотации для института, проталкивал ВУЗ в научных программах, урегулировал вопросы в департаментах и участвовал в бесконечных конференциях и съездах. Поэтому фактически власть сосредоточились в руках проректрисы. Но сложно управлять в одиночку огромным институтом и принимать судьбоносные решения, зато, как выяснилось, легко советоваться со Стопятнадцатым, к тому же у Евстигневы и декана оказались близкие взгляды на жизнь и общие научные интересы.
Зачастую спор между двумя закономерно тянет полотно выбора в противоположные стороны, и для разрешения разногласий требовалось мнение непредвзятого арбитра, коим случайно стал Альрик, в ту пору перспективный молодой ученый. Поначалу Стопятнадцатый приспрашивался, выясняя невзначай точку зрения доцента Вулфу по тому или иному спорному вопросу, и находил суждения разумными, доводы – неопровержимыми, а принципы – схожими со своими убеждениями. Вскоре доцент Вулфу получил приватное приглашение от Евстигневы присоединиться к узкому кругу лиц, допущенных к неформальному управлению институтом.
Так и сложился триумвират, негласно управляющий жизнью ВУЗа и принимающий стратегически важные решения, который состоял из проректрисы, Стопятнадцатого и Альрика. Возможно, если бы существование подобного союза было предано огласке, троице вменили в вину превышение должностных и служебных полномочий со всеми вытекающими последствиями, но ни один участников трио, на плечах которых держалось равновесие и стабильность института, не преследовал корыстные цели или личную выгоду.
Некоторые догадывались о деятельности нелегального тандема. Ромашевичевский не раз намекал проректрисе, высказывая пожелание войти в число избранных, стоящих у руля институтской власти, но получал вежливые и категоричные отказы в виде искреннего недоумения и непонимания поднятого вопроса.
Что касается Альрика, то мало кто знал, кроме декана и Евстигневы, что за выдержкой и хладнокровием блестящего молодого ученого скрывается горячий и противоречивый характер, полный страстей: к науке, к женщинам, к семье. Наследие мифических предков подарило профессору невероятную интуицию, великолепное чутье, отличную реакцию, зрение и слух в сочетании с неординарным и острым умом, а особые дружеские и доверительные отношения, сложившиеся с годами между троицей, позволили Стопятнадцатому опекать Альрика с отеческой заботой. Поэтому упоминание студенткой о накоплении статистических данных успокоило мужчину. Он не мог отказать профессору, собиравшему материал для важной научной работы.
Пока Стопятнадцатый запирал деканат на тысячу замков, ноги ринулись вниз, а сердце пело. Как там сказала Аффа? Я счастливчик? Да я насквозь везунчик! – напевала, прыгая вниз по ступенькам, и лишь добежав до Монтеморта, наблюдавшего за мной молчаливым сфинксом, сообразила, что не знаю, как добраться до Альрика, и не знаю, откуда можно позвонить, не вызвав подозрений.
Спрашивать у кого-либо опасно, звонить с институтских телефонов бесполезно – из каждой трубки торчат уши. Попробую позвонить с телефона Аффы, если разберусь, как удалить номер после звонка.
Для начала определимся с местом назначения и рванем в библиотеку.
Бабетта Самуиловна, озадаченная запросом, притащила из стеллажных глубин тяжеленный том – подробную карту столицы.
В спешке я искала написанную деканом улицу, путая страницы и клетки, в которых следовало смотреть. Оказывается, таковых улиц имелось в столице аж шесть. Три из них имели возрастающую нумерацию: Первая Позитивная, Вторая Позитивная и Третья Позитивная. Четвертая улица именовалась Малой Позитивной, пятая была просто Позитивная, без прикрас, а шестая оказалась Позитивной плюс.
Я потеряла уйму времени, прежде чем сообразила, что закорючка, нарисованная Стопятнадцатым, – не запятая, а пресловутый плюс. То-то мне никак не удавалось найти дом с нужным номером.
– Библиотека закрывается, – объявила Бабетта, и студенты столпились кучкой у стола.
У меня еще есть время, – уговаривала себя не нервничать, листая торопливо странички. Вот он, дом на пересечении улицы Позитивная плюс и проспекта Свободы. Наверху страницы значилось: "Центральный район".
Не успела я разглядеть паутину транспортных линий, проходящих рядом с домом, как над столом нависла библиотекарша с поджатыми губами.
– Всё, – захлопнула я книгу с громким бахом, и Бабетта Самуиловна унесла её, согнувшись в три погибели.
Выйдя из института, я взглянула в зимнее черное небо, и на меня снова накатила паника. На улице ночь и звезды, каким образом добраться до Центрального района? Заплутаю среди незнакомых улиц, и удостоверение личности не спасет. Как недавно предрек профессор, найдут меня утром в сточной канаве, припорошенную свежевыпавшим снегом.
Я страшный везунчик, – повторила как мантру и неожиданно успокоилась. Что-нибудь придумаю.
Дойдя до общежития, открыла дверь новым ключом, и, не раздеваясь, завалилась на кровать. И опять мне не дали упиться всласть невероятным везением и свалившимися бедами. Пришел ничего не подозревающий Радик с кастрюлькой и поварешкой, принес вдобавок прозрачные ломтики колбаски, и забурлила готовка ужина.
Помешивая кашу, я представляла, как Мэл сидит сейчас за столом, укрытым белоснежной скатертью с вышитыми фамильными гербами по краю, как сверкает хрусталь, и в свете люстр играют драгоценности дам. Мэл берет вилку с двумя зубчиками (на этой фантазии я запнулась. Почему именно с двумя? А-а, чтобы сложнее и изысканнее) и отточенным с детства движением берет кусочек серобуромалинового желе, отправляя в рот. Однозначно желе, мы же о кашах слыхом не слыхивали, – раздраженно размешивала я содержимое кастрюльки, чтобы не пригорело.
Опять же Петя, будь он неладен со своим приемом. Из-за него мне придется связаться с Альриком и проявить недюжинные деловые качества, чтобы убедить в партнерстве. Еще неизвестно, согласится ли профессор во второй раз на мое предложение. Все-таки Мэл прав, следовало давно рассказать парню обо всем, не боясь за нервный срыв на спортивной арене. Сейчас бы в ус не дула, а дула бы на горячую кашу.
Несмотря на раздражение, выплеснувшееся в сторону Пети, моя совесть завозилась червячком, заставляя прикусить губу и признать правоту упрека. Мэл, в отличие от меня, знал, что Петя стал чемпионом, и, по всей видимости, следил за успехами спортсмена. Помнится, он как-то сказал, что парень вышел в полуфинал чемпионата, но данная новость пролетела мимо моих ушей, не став сенсацией, зато сегодня воздалась сторицей.
Что за жизнь творится? – вздохнула я, намазывая бутерброды. Даром мне не нужно ваше светское общество, а оно само липнет ко мне и засасывает как клоака: стечением обстоятельств и разными случайностями.
Если Альрик не согласится провести экспертизу, на запасном пути стоял вариант на крайний случай – разговор с отцом, которого вряд ли проймет известие о том, что непутевая доченька умудрилась пробиться в высшую лигу висоратского общества, сама того не желая. Признать по правде, я страшно боялась звонить родителю. Вдоволь хватило последнего телефонного разговора, в котором меня обвинили в легкомысленном поведении, не стесняясь в выражениях.
– Знаешь, какой зверь сидит внутри твоего парня? – спросил Радик между делом, гремя ложкой о стенки кастрюли.
От неожиданности вопроса я закашлялась, поперхнувшись, и парнишка постучал по спине.
– И какой же? – вытерла заслезившиеся глаза.
– Никогда таких не видел. Тёмный и непредсказуемый, и постоянно изменялся: то замирал, словно прирученный, когда твой парень поворачивался к тебе, а то уплотнялся и скрежетал когтями, когда он смотрел на меня и на Олега.
Я выслушала байку с открытым ртом. Тоже сказал – одомашненный. Попробуй привести такого в загон, повышибает двери копытами и умчится в прерии. Уже умчался, и дня оказалось мало.
– А Олега откуда знаешь? – спросила не в тему, зачарованная пугающим описанием зверя Мэла.
– У меня же дядя в том районе живет, – напомнил парнишка.
– Слушай, Радик, пожалуйста, не упоминай при соседке о Мэле и о том, что он мой парень. Она его недолюбливает. Ладно?
– Ладно, – согласился юноша. – А твой зверь рядом с ним ложится на спину и признает поражение.
– Неужели? – неприятно удивилась словам Радика. Поражения нам не нужны. Это мы должны всех поразить, в особенности через неделю.
Отмыв кастрюлю и распрощавшись с сотрапезником, я столкнулась на выходе из пищеблока с сердитой Аффой. Она протянула телефон:
– Тебя. В следующий раз отключусь сразу. Неужели продолжаешь общаться с ним?
Я поднесла телефон к уху.
– Алло.
– Привет, – раздался голос Мэла, и сердце ухнуло вниз. Обо всем забыла, даже о его вредности и разногласиях.
– Привет, – сказала и затаила дыхание.
– Поужинала? – спросил он, и в телефоне послышалось приглушенное звяканье и негромкий гул, словно рядом с Мэлом переговаривалась толпа желающих отведать изысканные яства.
Аффа укоризненно смотрела на меня, скрестив руки на груди.
– Поужинала. А ты? – ответила я на ходу, поспешив в душ. Закрывшись на защелку, облегченно выдохнула.
– И я. Здесь скукотища смертная.
– Бывает, – выдала общую фразу. Не посещала великосветские ужины, поэтому не знаю, сочувствовать или радоваться.
– Эва, я хотел сказать… – произнес Мэл и после недолгого молчания добавил: – Прости, был неправ. Конечно, ты должна уплатить долг. Просто мне тяжело видеть тебя рядом с другим.
– И мне тяжело.
Несмотря на вселенскую тяжесть, внутри завопило и запело от радости, срываясь на фальцет. Мэл позвонил!
– Думаю о тебе, – сказал он, и в трубке стихли посторонние звуки. Наверное, тоже уединился в пустой комнате или в туалете.
– И я.
Уже всю плешь проела думами о тебе, упрямый Мэл, и символистика не лезет в голову, как ее не всовывай.
– Спасибо. У тебя не возникнет проблем с подготовкой к приему?
– Нет, конечно, – ложь с легкостью слетела с языка. Скорее папенька отвезет меня в сумасшедший дом, нежели попрошу Мэла о помощи. – Я уже поговорила с отцом, он оплатит расходы.
– Это хорошо.
Мы помолчали, и Мэл сказал:
– Завтра приеду. Сладких тебе снов, Эва.
– Спасибо. И тебе тоже.
Вот такой разговор состоялся между нами. Когда я вернула телефон Аффе, она сказала недовольно:
– Надеюсь, ты понимаешь, что творишь.
Я тоже надеюсь. Вернулся, нагулявшись по прериям, – подумала умиленно.
– Как хочешь, а телефон больше не дам. Пусть он больше не звонит и сотрет мой номер, – добавила раздраженно девушка.
Я попыталась оправдать Мэла, но соседка не захотела слушать и ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Таким образом, появилось осложнение в виде обидевшейся Аффы, которая не доверит телефон, чтобы позвонить профессору. Я было всколыхнулась в порыве очередной безнадежности, но мгновенно успокоилась. При надобности позвоню от комендантши с общежитского телефона.
Половину ночи я пыталась учить билеты, но, в конце концов, сорвалась, взбудоражившись, и бросилась рисовать примерную схему по реализации фляжки со стрелочками и датами: когда Альрик должен провести экспертизу, когда передам раритет Алессу, когда парень реализует товар и отдаст проценты от сделки. Поставила большой знак вопроса рядом с пунктом: "продать фляжку". Что, если Рыжему не удастся сбагрить вис-улучшенную вещь в короткие сроки, и продажа растянется на неделю или дольше? Как бы то ни было, стоит поторопиться и встретиться с Альриком.
Совсем забыла спросить у Аффы о расписании общественного транспорта. Узнаю завтра, как помирюсь, – подумала, укладываясь в постель. Перед тем, как провалиться в сон, вспомнила слова Мэла в аптеке и улыбнулась, потягиваясь. Занимались любовью…
Под утро мне приснился зверь, похожий на большую кошку. Он ложился на спину и смиренно поднимал лапы, спрятав острые когти.
Воздушные пузыри неторопливо поднимались со дна и лопались на водной поверхности.
– Срединный фильтр забился, – сказал темноволосый мужчина, обегая хозяйским взглядом аквариум, занимавший треть стены. В стекле отражались очертания волевого лица, привыкшего управлять и отдавать приказы.
Кабинет скудно освещался настольной лампой, бросавшей свет на письменный стол, и водный мир под яркими люминесцентными лампами выделялся броским пятном зелени, колышущейся в водных слоях.
– Может, не стоит препятствовать, Артём Константинович? Молодое дело не хитрое. Поссорились – разбежались. Страсть перегорит, и внимание Егора переключится на другой интерес, – сказала женщина, стоявшая рядом навытяжку. Её высокая стройная фигура смотрелась ладно в консервативной форме – прямой темной юбке ниже колен и строгой белой блузе, застегнутой наглухо.
Мужчина, заложив руки в карманы брюк, перевел внимание на неповоротливую рыбину, сонно шевелившую плавниками и зависшую в одном положении. Еще три похожих рыбины замерли в неподвижности на различной высоте в разных углах аквариума.
– Твоими устами да медок пить, Тисса. Дела обстоят гораздо хуже, и с каждым днем он запутывается сильнее. Сегодня заявил матери, что хочет поменять квартиру, не объяснив причин. За последние дни с его карт сняты значительные суммы. Для кого и на какие цели?
– И прежде расходы были не меньше, – сказала Тисса.
– Но не на контрацептивы! – воскликнул мужчина и кивнул в сторону стола, на котором лежала раскрытая папка с бумагами. – Ни одна из его пассий не создавала проблем. Умные понимающие девочки, не питающие иллюзий. Моя бабка говорила: кобель не вскочит, если сучка не захочет. Она долго его мурыжила и умело подготовила. Вспомни декабрьский отчет из первого отдела, когда их случайно задержали при плановой облаве в том же районе. Теперь девчонка натянула ему на нос, сама знаешь что, и будет вить веревки, выпрашивая желаемое. Мужчина под женским каблуком жалок.
– Не думаю, что всё так страшно.
– Ты и не должна думать, а выполнять, – сказал собеседник и, отодвинув панель, нажал на небольшую кнопку. В боковой стене аквариума открылась ниша, из которой выплыла маленькая оранжевая рыбка с длинными вуалевыми плавниками и юркнула в заросли монструозной кабомбы. Заспанные рыбины, уловив неясные вибрации, открыли выпученные глаза и начали медленно перемещаться в направлении источника колебаний.
– Вспомните историю двух влюбленных. Чем больше препятствий чинили родственники, тем сильнее юноша и девушка упорствовали в своих чувствах и в итоге покончили с жизнью. Дайте им волю, и они разбегутся в разные стороны, самое большее, через месяц. С вашим сыном трудно ужиться, – сказала женщина, наблюдая за юркой рыбкой, мелькавшей между колышущимися травянистыми плетями.
– А если не разбегутся? Если через отмеренный тобой срок он заявится и скажет: "Женюсь" или "Отец, у тебя будет внук"? – мужчина отвлекся от созерцания водной жизни и взглянул на Тиссу.
– Судя по запасам контрацептивов, не будет, – ответила она вежливо, но с едва различимой насмешкой в голосе.
– Не ехидничай. Имя девчонки?
Тисса открыла тонкое досье, которое держала в руке и прочитала с единственного вложенного листа.
– Папена Эва Карловна. Место рождения – прочерк. Мать – прочерк. Отец – Карол Сигизмундович Влашек.
– Влашек? Тот самый Влашек? – спросил мужчина заинтересованно. – Любопытно. Дальше.
– Первый неудачный брак и развод. Дочь взята на воспитание. Учится в институте с висорическим уклоном на третьем курсе…
– Знаю, не продолжай, – оборвал он. – Почему разные фамилии?
– Папена – фамилия матери. В одном из интервью Влашек заявил, что воспитывает дочь в духе подлинного висоратства и не потакает капризам, заставляя добиваться успехов самостоятельно, без поддержки его влиятельности. Вырезка в папке, нужное подчеркнуто.
Ошарашенная впечатлениями большого пространства, оранжевая рыбка ринулась изучать коряги и валуны, разложенные на грунте. Выискивая укромные уголки, она не заметила, как над ней нависла большая темная тень, закрывшая свет ламп.
– Папена… Папена… – задумался мужчина. – Не вспомню навскидку. Что еще с Влашеком?
– Второй брак, Айва Падурару, двое разнополых детей старшего и среднего школьного возраста.
– Припоминаю. Влашеки вышли из когорты взлетевших на волне висоратства, – сказал задумчиво мужчина. – Последний из них удачно женился на стерве из одряхлевшей семьи, но с хорошей фамилией и связями. И все же мне не дают покоя прочерки в свидетельстве девчонки. Многовато для небольшого документа. Покопай ненавязчиво и не привлекай внимание. Егору незачем знать. В последнее время он стал неуправляем.
– Возможно, расстроен событиями, связанными с клубом.
– Забудь о слове "расстроен"! Расстраиваются слюнтяи. Зол или в ярости – вот что нужно. Я преподал ему жизненный урок. С чернью нельзя церемониться и расшаркиваться с поклонами, её нужно держать в кулаке, – мужчина продемонстрировал крепко сжатую кисть. – Тогда появится уважение. Словом, займись девчонкой. Найди что-нибудь, любую зацепку, могущую помочь. Личное дело, контакты, интересы.
Слишком поздно оранжевая рыбка сообразила, что резвится на подводном раздолье не в одиночку. Ленивость неповоротливых рыбин испарилась, уступив место ловкости вертких тел хищников, загонявших жертву с профессионализмом стайных охотников, и вскоре забившаяся в угол рыбка исчезла в пасти с множеством острейших зубов. Лишь кончик вуалевого плавника медленно опустился на дно.
– Неплохо. Чуть больше двух минут. Не теряете сноровки, ребята, – сказал мужчина и постучал по стеклу. – Устал как собака. Ужин вышел отвратительным, зато знакомства оказались полезными. Сделай массаж как обычно, но уложись в полчаса.
– Конечно, – кивнула Тисса и расстегнула верхнюю пуговицу блузы.
