Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 58 страниц)
5.1
В меня вливали. Медленно, по крупице, прислушиваясь к тому, как отреагирует организм на вторжение. Редкие капли переросли в струйки, расширившиеся до ручейков, а ручейки сливались в потоки. Два течения распространялись от запястий к плечам по мышцам, венам, сухожилиям и, соединяясь у ключиц в полноводную реку, опускались ниже, согревая и растапливая лед, сковавший ткани, снимая онемение. Шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, каждая клеточка наливалась острой режущей болью, становясь ее эпицентром. Я протестующе застонала.
– Чувствительность возвращается, это хороший признак, – сказал кто-то.
Мою ладонь ласково погладили и поцеловали тыльную сторону.
– Когда к ней вернется зрение? – спросил тихо Мэл.
– Какой шустрый. Скажи спасибо, что сняли симптомы. Невообразимый балбес. В крошечную мышку умудрился всадить одновременно два заряда.
– Я не хотел. Только не в неё.
– Радует, что вовремя сообразил с ardenteri candi, он оттянул последствия.
Боль медленно утихала, но не спешила уходить, теребя ноющие нервы. Тело покалывало и пощипывало, и я непроизвольно задергалась, пытаясь сбросить неприятные ощущения.
– Онемение проходит, кровоснабжение нормализуется, – сказал незнакомый голос. – Опасность миновала. Спустишься или останешься здесь?
– Останусь здесь, – отозвался эхом Мэл.
– Пойду, встряхнусь, – сказал голос. – Будет просить пить – не давай.
Невидимый лекарь пружинисто соскочил с кровати, всколыхнув матрас. Шаги, легкий сквозняк, скрипнула закрывшаяся дверь. Кровать опять всколыхнулась, и рядом со мной кто-то улегся. Мэл!
Он поглаживал мою ладонь, и от ласкающих касаний понемногу утихало покалывание.
– Эва, не знаю, слышишь ли меня… Прости за боль, что я причинил, – сказал тихо. – Меньше всего я хотел, чтобы пострадала ты.
Мэл замолчал, обводя пальцем линии ладони.
– Я устал. Боролся сам с собой, а потом понял, что бесполезно – ты ускользаешь от меня.
Хотела крикнуть, что не собираюсь убегать, но губы слиплись. Зато получилось легонько сжать пальцы Мэла.
– Эва! – воскликнул он радостно, а потом продолжил тише: – Что бы я ни делал, становилось только хуже. Теперь ты с другим.
Я снова сжала его пальцы.
– Тебе нужно отдохнуть, – Мэл осторожно отвел с моего лба волосы и поцеловал. – Поспи, а я скоро вернусь.
– Н-нэ, – выжала из себя и опять сдавила его пальцы, пытаясь удержать. В горле засаднило и неприятно зацарапало.
– Не бойся, ты в безопасности.
– Не-э, – стиснула я руку и вдобавок замотала головой, надеясь, что Мэл поймет мое отчаяние.
– Хорошо, Эва, я не уйду.
Он обнял меня, уткнувшись носом в висок и шевеля дыханием волосы.
– Закрывай глазки, пока буду ловить самый лучший сон, – пробормотал тихо.
Я проснулась словно от толчка. Спросонья долго не могла сообразить, где нахожусь. Незнакомая комната была большой и темной, в углу горел слабый ночник под абажуром. Кровать показалась огромной, с черными столбами по углам. У высокого окна, тускло подсвеченного уличными фонарями, стоял Мелёшин, и, засунув руки в карманы брюк, глядел на улицу.
Почувствовав мой взгляд, он повернул голову. Всмотревшись, медленно подошел и сел на краю кровати.
– Тебе лучше? – спросил, поглаживая мою ладонь.
На этот раз получилось увереннее сжать его пальцы. Мэл мягко улыбнулся и поцеловал руку.
– Видишь меня?
Повторное пожатие подтвердило ответ на вопрос.
– Отлично! – воскликнул он с облегчением. – Глазки не болят?
Я моргнула пару раз.
– Пить, – прошелестела неслышно.
– Что? – Мэл наклонился ближе, и мои губы повторили беззвучную просьбу.
– Пока нельзя, – пояснил он сочувственно. – Потерпи, Эвочка, до утра.
И я снова уснула, убаюканная нежными поглаживаниями.
Никогда не любила сны, особенно незваные и неприятные. Ах, если бы разрешалось заказывать цветные розово-пушистые сновидения, например, чтобы кататься всю ночь на аттракционах и есть мороженое вагонами!
Этой ночью я была не против увидеть один из красочных радостных снов. Но увы, после физических и душевных потрясений меня обычно навещали сновидения, полные воспоминаний, и оставляли наутро терпкую оскомину в памяти и в сердце.
Поэтому мне снился знакомый приевшийся сон.
Я сидела под столом, прячась за грубой самотканой скатертью, потому что очень любила играть в прятки, и мама специально стягивала ткань на одну сторону, устраивая маленький домик, оборудуя мое личное пространство. К тому же сегодня же был повод. Мама с большим волнением ожидала приезда особенного гостя, заразив и меня радостным нетерпением.
Я уже знала, что в самый ответственный момент выскочу из-под стола с громким рычанием, как лев или тигр, что были изображены на картинках, лежащих тощей стопочкой на подоконнике. Гость сначала испугается, затем удивится, а потом рассмеется и станет расспрашивать маму о моем здоровье и о количестве выпавших зубов, а меня – о том, научилась ли я читать и знаю ли цифры.
И вот, сидя под столом и карябая ногтем шершавую поверхность кривой ножки стола, я пребывала в растерянности. Мне никак не удавалось выбрать подходящий момент, чтобы обставить свое феерическое появление, и, похоже, удачный миг испарялся с каждой минутой.
С одной стороны стояла пара начищенных до блеска черных туфель. Такой красивой и торжественной обуви я не встречала ни разу. У нас носили самосшитые башмаки, с мягкой подошвой, а у этих туфель были небольшие плоские каблуки, издающие резкие короткие звуки, когда их обладатель постукивал по полу.
Я любила наш пол – с неровными досками, с узкими щелочками и дырочками от выпавших сучков. Распластавшись на нем и приложив глаз или ухо к щелке, можно было разглядывать и изучать мир, скрывавшийся внизу в кромешной темноте.
С другой стороны от меня стояли мамины расшитые башмаки, окантованные синей нитью. Мне нравилось играть с ними, воображая, будто в гости пожаловали два братца – братец левый башмак и братец правый башмак. Иногда оба братца трансформировались в любящих родителей, имевших двоих деток, коими становились мои башмачки с вышитыми на них красными цветочками.
Мама сидела на скамье и нервно мяла платье, собирая его в складки и заново распрямляя. Я видела, как дрожали её руки, потому что с маминой стороны скатерть была задрана, а со стороны чужих блестящих туфель опустилась почти до пола, открывая низ серых брючин.
– Речь идет о разводе, – сказал гость. – Ты должна дать согласие.
– Попробуй пирог с малиной, – предложила мама. – Мы с Эвочкой полдня собирали. Она тоже готовилась к приезду, ждала тебя. Представляешь, исцарапала руки по локти, но не отступила, пока не набрала кружку.
– Ты слышала меня? – повторил резче мужчина. – Подпиши бумаги о разводе.
Складки на платье собрались в жгут и снова разгладились.
– Я… не понимаю, – ответила мама растерянно. – Мы думали, ты задержишься, погостишь…
– Мне нужно возвращаться сегодня, – ответил раздраженно собеседник, пристукнув туфлями. – В министерстве предлагают хорошее место, имеются перспективы для роста.
– Очень рада, – сказала мама, и в ее голосе просквозила гордость. – Никогда не сомневалась в том, что тебя ждет блестящее будущее.
– Спасибо, – ответил гость и замолчал. Мама продолжала мучить платье.
– Может, поешь? – спросила робко. – Наверное, проголодался с дороги.
– Некогда есть твою стряпню, – отказался пренебрежительно гость, и мне страстно захотелось треснуть по носку начищенной туфли, чтобы он заорал от боли и подскочил на месте. Мама готовила вкусно, пальчики оближешь. – Вот бумаги, прочитай и подпиши. На каждом листе с двух сторон.
Привстав, она взяла протянутые документы.
– Поскольку такой человек как я, постоянно на виду, репутация должна быть безупречной. Мне дали ясно понять, что на продвижение не стоит надеяться, пока мы с тобой женаты.
По шелесту бумаги я догадалась, что мама знакомилась с содержимым.
– Знаю, ты желаешь мне добра, – продолжил мужчина, – и не будешь чинить препятствий.
– Х-хорошо, – сказала она потерянно. – Конечно же, подпишу. Сейчас?
– В Совете в присутствии Главы. Я договорился, собирайся. Забыл сказать, что ребенка забираю с собой.
– Зачем? – испугалась мама. – Она же не видит.
– Придется её заставить, – ответил мужчина бесстрастно.
– К-как? – вскрикнула мама. – Только не в лаборатории! Я не дам согласия! Она останется здесь. Бумаги подпишу, а Эву оставь мне.
– Соглашаясь на развод, ты дашь согласие на воспитание силами и средствами отца.
– Нет! – мама вскочила с места. – Она останется со мной!
– Поразмысли своими сопревшими в глуши мозгами, – сказал мужчина и, встав из-за стола, принялся расхаживать по комнате. Черные туфли удалялись и приближались. – Я вывезу её отсюда и обеспечу будущее в цивилизованном мире.
– Какое? – воскликнула мама. – Быть рабской подстилкой? Или подопытным кроликом в научных экспериментах?
– Не прерывай, – оборвал сурово мужчина. – Мне казалось, ты мать, которая заботится о своем чаде и желает ему лучшего будущего. Об отсутствии способностей у ребенка не узнает никто. Пойми, у меня свой интерес в поддержании легенды.
– Но… – растерялась мама. – Зачем тебе проблемы с Эвой? Зачем усложнять, скрывать и обманывать? Она останется здесь, и никто на Большой земле не узнает о ней… и обо мне.
– Поздно. Пресса давно крутится около меня, разнюхивает и понемногу раскапывает. Еще чуть-чуть, и грянет скандал. Давно следовало подстраховаться и сжечь мосты. Кроме того, для карьеры полезно показать публике, что я не бросил своего ребенка на произвол судьбы.
– На произвол судьбы? – воскликнула мама горько. – Да ведь после её рождения ты появлялся здесь от силы два раза. Выпутывайся сам из своих политических катаклизмов, а нас не трогай! -
– Дорогая, ты забываешься, – сказал угрожающе гость, и я отодвинулась в дальний угол к ножке стола. – В конце концов, есть и другой выход. Из меня получится неплохой вдовец, безутешно оплакивающий жену и ребенка. Существует множество способов решения проблемы со стопроцентным результатом. Ошибку прошлого в виде скандального мезальянса избиратели простят, – с кем не бывает, все мы люди, – а моя неподдельная скорбь перекроет пятно в биографии. Обывателям нравятся слезливые мелодраматичные истории.
– Неужели ты сделаешь… это? – неверяще пролепетала мама. – Родную дочь?
Я представила, как она обхватила шею рукой, задыхаясь в порыве страха.
– Никаких угроз и запугиваний, только констатация факта. – Туфли вернулись к столу и устроились на прежнем месте. Я с ненавистью смотрела на них как на виновника бед, принесших нестабильность в мой маленький мирок, разваливающийся на глазах.
– Если ребенок сообразителен и настойчив, как ты сказала, то он выживет на Большой земле и, быть может, когда-нибудь вы увидитесь.
– Это не просто ребенок! Это твоя дочь, и у неё есть имя – Эва! В ней течет и твоя кровь! – выкрикнула мама и устало опустилась на стул.
– Безумно счастлив, – сказал гость, и в комнате раздались редкие хлопки. – Учти, я не шучу. Не вздумай играть по собственным правилам, будет хуже.
– Мне… можно видеться с ней?
– Исключено. До тех пор, пока не решу, что встреча имеет смысл.
– Но оформление на выезд занимает много времени, – дрожащим голосом сказала мама, приводя весомый аргумент.
– Кому как, – ответил самодовольно мужчина. – Всё организовано. Ребенок уедет сегодня со мной. Без вещей, потому что они вызовут лишние вопросы и подозрения.
И мама заплакала. Тихо, зажимая рот рукой, чтобы не напугать меня, но достаточно громко, чтобы я услышала и подползла к ней, обхватив крепко за ногу, а она гладила меня по голове, давясь рыданиями.
Я проснулась в поту. Протерла заспанные глаза и потянулась, разминая затекшие мышцы. Всматривалась непонимающе в кремовый ребристый потолок, пока не сообразила, что это балдахин, стянутый от краев к середине и завязанный в центре замысловатым узлом. В ногах по обоим углам кровати высились резные столбы из темного дерева, на которых держалась роскошная постельная конструкция.
В комнате было светло, а это означало, что за окном давно рассвело.
Я повернула голову в одну сторону – бежевые шторы, бежевые стены, бежевый столик с ночником и бежевое кресло. Повернула голову в другую сторону – картина стала бы зеркальной, если бы не темная макушка, лежащая на соседней подушке и загораживающая обзор.
Медленно, очень медленно до меня доходило, что в одной кровати со мной спал Мелёшин и сопел, отвернувшись к стене, а его рука по-хозяйски обнимала меня.
Караул! В памяти совершенно не отложилось, что произошло ночью. Приглядевшись, я облегченно выдохнула. Мэл уснул, не раздевшись, в отличие от меня.
Точно, я же неодета!
Уф, нижнее белье на мне, но где остальные вещи? Поди валяются бесформенной кучей на полу, и Мелёшин заметил мою неряшливость. Но ведь я не разбрасывала одежду по роскошной комнате. Кто-то меня раздел! При этой мысли загорелись щеки, а потом память обрушила лавиной события вчерашнего дня: экзамен, поход в клуб, Тёмину песню, драку на морозе, удар заклинаниями и поездку на машине в неизвестность.
Осторожно потрогала себя – вроде бы ничего не болит, руками-ногами двигать могу, по крайней мере, лежа. Пошевелила пальцами ног, покрутила растопыренной пятерней, сжала её в кулак и разжала. Я снова стала хозяйкой своего тела! Этот вывод неимоверно взбодрил.
Осталось проверить слух и речь, а также способность передвигаться, не держась за стеночки. Для начала стоит одеться, а затем потихоньку слинять отсюда, – закралась вороватая мыслишка. Где же одежда? Надо быстренько отыскать юбку и свитер, какими бы кучами и под какими бы креслами они не валялись.
Отвернув краешек одеяла, я попробовала встать с кровати, стараясь не разбудить Мэла. Вот будет конфуз, если он проснется. В ответ на осторожное шевеление рука Мелёшина еще крепче обвилась около меня. Ну, и как теперь выбираться?
Мэл спал как ни в чем не бывало и досматривал цветные сны. Нащупав его ладонь на своей талии, я начала аккуратно отгибать палец за пальцем. Жутко неудобно лежать боком, и никак не извернешься. Когда в последнем шаге до избавления из неволи остался мизинец, Мелёшин снова плотно обнял меня, притянув, и, мало того, изменил положение, повернувшись на другой бок. Я лежала, боясь посмотреть: спит он или проснулся?
Оглянулась с опаской и встретилась с открытым глазом, смотрящим на меня. Это было то еще зрелище! От страха у меня зашлось сердце, а глаз моргнул, и Мэл отнял от подушки голову, явив помятое лицо со следами складок от наволочки. Чистое, без признаков вчерашнего мордобития.
– Ты как? – спросил хриплым со сна голосом и прокхыкался.
Я пожала плечами.
– Голова не кружится? – поинтересовался он обеспокоенно.
Для проверки пришлось повертеть ею по сторонам.
– Осторожно! – воскликнул озабоченно Мэл, словно голова была стеклянной и могла разбиться. – Как зрение? Хорошо видишь?
Я кивнула. По крайней мере, Мелёшин виделся четко, с легкой небритостью, взъерошенными волосами и небольшим шрамом над бровью.
– Подожди, я сейчас, – сказал он и отпустил меня для того, чтобы потянуться. – А ты не вставай! – приказал, увидев, что пытаюсь выбраться из постели.
Полежав немного, он сел с краю, спустив ноги. Что и говорить, огромная кровать оказалась великолепной. Одеяло – легкое и теплое, матрас – мягкий и удобный, а подушки так и манили завалиться на них и дрыхнуть без перерыва трое суток.
Мэл произвел какие-то манипуляции у тумбочки и подал стакан, в котором плескалась оранжевая водичка. Со дна поднимались пузырьки от двух быстрорастворяющихся шипучих таблеток.
– Витаминно-минеральный комплекс для ослабленных вис-травмами различной степени тяжести, – пояснил он. – С апельсиновым вкусом. Тебе понравится.
Но я не решилась взять. Вдруг руки не удержат, и оранжевые пятна уляпают одеяло с матрасом? Мелёшин истолковал заминку по-своему.
– Вкусно, – заключил, сделав глоток и облизнув губы.
Потом, видимо, понял, в чем кроется причина нерешительности.
– Давай помогу.
Он помог мне сесть в кровати.
– А сейчас кружится?
Я показала узенькую щелочку меж двумя пальцами. Вложив стакан в мои ладони, Мэл обхватил их своими и осторожно поднес к моему рту. Так мы и пили вдвоем, вернее, Мелёшин поил меня: мелкими глотками с частыми перерывами. Витаминный напиток действительно оказался вкусным.
– Ты должна выпить всё. Организм обезвожен, нужно восполнять потери, – пояснил Мэл, следя, чтобы я не захлебнулась.
Когда стакан опустошился, я откинулась на подушку и потянулась. Водичка обладала чудодейственным эффектом. Мышцы на глазах наливались силой и энергией, натягиваясь как струны и требуя вскочить и запрыгать на пружинном матрасе, чтобы достать до балдахина руками.
– Без меня не вставай, – велел Мэл и направился к неприметной двери, сливавшейся своей идеальной бежевостью со стеной. Зато темная дверь напротив кровати однозначно сигнализировала о выходе из опочивальни во внешний мир.
Пока Мелёшин отсутствовал, в голове начали роиться вопросы, и чем дальше, тем сильнее меня раздирали наплодившиеся непонятности. Чтобы разрешить их и для начала внятно задать, я интенсивно прокашлялась и вздохнула несколько раз полной грудью. Ура, снова могу дышать во весь объем легких!
Наконец Мелёшин, посвежевший и с влажными волосами, появился из-за двери. А я-то какова? Наверное, с запавшими глазами и втянутыми щеками, как скелет.
Мэл подошел к кровати и протянул руку:
– Попробуем встать?
Сев на постели, я прижала в одеяло к груди.
– Эвка, что у тебя такого особенного под ним? – поинтересовался Мелёшин с мягкой иронией.
Я смутилась, а потом ответила:
– Много чего. – Получилось сипло, словно у тяжелопростуженной. – Захочу, еще и в простыню замотаюсь.
– Ты можешь, – улыбнулся Мэл, заставив меня растеряться. – Иди сюда.
Ухватив протянутую ладонь, потянул на себя. Охнув, я встала в полный рост на краешке кровати, а Мелёшин удерживал за талию обеими руками. Подняв голову, смотрел на меня, в то время как я с высоты положения разглядывала его лицо, и в памяти всплывали слова Мэла в машине – уговаривавшие, призывающие услышать. И потом, в тишине ночной комнаты, он тоже говорил. Скупо и немногословно, но достаточно для того, чтобы сейчас мое сердце забилось с перебоями, отгоняя предательскую мысль о том, что сказанное могло оказаться наигранным и неискренним.
Прошедшая ночь стала точкой отсчета других, новых отношений с Мэлом, и пусть пока непонятно, какими они будут, и какие завихрения преподнесет судьба в дальнейшем, я ни на миг не пожалела, что доверилась вчера Мелёшину.
– Ты ниже меня на две головы, – сказала гордо сиплым голосом.
– На одну, – поправил он, улыбаясь.
Оглядев здоровые руки Мелёшина, я провела по щеке там, где вчера красовалась ссадина от кулака Тёмы.
– А где боевые раны?
– Заживали рядом с тобой, – ответил Мэл, поймав губами мою ладонь. – А сзади забыла укрыться.
Я почувствовала, как его пальцы поглаживают спину – приятно и расслабляюще. Глаза так и норовят сами собой закрыться. Встряхнув головой, отбросила наваждение.
– Где Аффа? – спросила, чтобы отвлечься. – И Макес?
– Уехали вчера на такси, – сказал Мэл, продолжая гладить. Палец зацепился за застежку и отпустил. Резинка легонько хлестнула меня по спине.
– И-и… – хотела я о чем-то спросить, но тут же забыла, потому что его руки ловко расстегнули крючочки и продолжили беспрепятственно рисовать на спине затейливые узоры.
– И строго-настрого велела передать, чтобы ты позвонила при первом удобном случае, – продолжил Мэл, и пока говорил, его руки перебрались со спины вперед, шаря под одеялом.
Меня закачало. Чтобы удержаться на ногах, я вцепилась в плечи Мэла.
– Голова закружилась? – спросил он, и мне показалось, мурлыкнул.
– А…га, – выдавила и, не сдержавшись, выдохнула в голос, когда его пальцы начали обхаживать чувствительные места, поглаживая и сжимая.
– Зачем оно нужно? – спросил Мэл и зубами помог сползти одеялу, лишенному поддержки в виде моих рук. – Только мешает.
А после пришел на помощь своим пальцам, оказав им поддержку ртом.
– Сейчас… упаду, – просипела я, отдавшись во власть пронзительных ощущений, накатывавших крутыми валами. Мэл крепко обхватил меня одной рукой, продолжая процесс, а я не сдерживаясь, отзывалась на ласки, насколько позволяло саднящее горло, и, прижавшись к Мелёшину, потерлась.
– Еще, – хрипло попросил он, оторвавшись на секунду.
Неожиданно Мэл начал опрокидывать меня назад, и я, испугавшись, что он уронит, крепко прижалась к нему. Однако Мелёшин, придерживая, уложил меня поперек кровати, а сам навис сверху, и, не давая очнуться, начал покрывать поцелуями лицо, шею, плечи, спускаясь ниже.
Блаженство затопило тело, заливая томлением вплоть до кончиков пальцев, шарящих по спине Мэла. Какое расстройство, что он не снял рубашку! Мне хотелось почувствовать ладонями жар его кожи, почувствовать её вкус на языке. Довольствуясь тем, что имеется, я захватила его губы, с восторгом ощущая ответный отклик.
– Да, Эвочка, – пробормотал над ухом Мэл, учащенно дыша, и куснул мочку уха. – Каждую ночь… и каждое утро… – поцеловал ямку между ключицами, – с тобой и… о тебе… – впился в шею, болезненно прикусив, и я вздрогнула от пряно-горького ощущения.
– Да-а, – сипло застонала, откинув голову, и вдруг напряглась, поняв, что его рука отодвинула ткань трусиков и пустилась дальше.
– Ш-ш-ш, не сделаю больно, – уверил срывающимся шепотом Мэл, и одним, а затем и вторым пальцем подтвердил деликатность намерений.
Подобных ощущений я прежде не испытывала. Чувствуя скользящие плавные движения, задыхалась, но не от нехватки воздуха, а от мучительного удовольствия, которое нарастало, сворачиваясь в тугую пружину, и без стеснения позволила Мэлу продолжать.
– Громче! – выдохнул он на ухо, наваливаясь и двигая рукой, а я послушно следовала в такт ей, приподнимаясь.
Сладостное ощущение увеличивалось, словно снежный ком, грозя обвалить и погрести под собою. Сердце неистово стучало в груди, реальность размазывалась перед глазами, а ладони нетерпеливо подгоняли Мэла, надавливая на его спину.
– Сейчас, Эвочка, – сказал сдавленно Мэл, и до меня дошло, что он расстегивал пуговицы и молнию на брюках.
Что-то у него не получалось, и он выругался, в то время как я захныкала от разочарования и попыталась притянуть его к себе, обхватив ногами.
– Гадство, – пробормотал Мэл, сражаясь с замком. – Погоди…
Вдруг в темную дверь забарабанили, и снаружи раздался громкий мужской голос с нотками веселья:
– Жорка, твои сладострастные стоны перебудили весь дом. Гостья не успела толком прийти в себя от вчерашнего потрясения, а ты приготовил ей следующее.
От неожиданности Мэл, а следом и я, продравшись через туман вожделения, – замерли как дети, пойманные за постыдным занятием.
– У вас пять минут, – продолжил незнакомец за дверью. – После чего зайду, произведу краткий осмотр и жду в столовой на завтрак. Слышишь, Жорка?
– Слышу! – крикнул раздосадовано Мэл. Вздохнул, приводя пульс в норму, и, перекатившись на спину, улегся рядом со мной. – Черт! – ударил кулаком по кровати.
От стыда, что, возможно, нас застукал не кто иной, как хозяин опочивальни, он же спаситель Севолод, он же дядя Мэла по совместительству, я закрыла горящее лицо руками, но, вспомнив, с каким видом Мэл воевал с ширинкой брюк, прыснула, а потом и вовсе засмеялась.
В самый ответственный момент сбруя подвела хозяина, и бегунок переклинило на звеньях.
