Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"

Автор книги: Блэки Хол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 58 страниц)

Аффа выглядела разочарованной. Во время танца следующей группы она, не переставая, делилась со мной своим огорчением и не оправдавшимися надеждами.

– Я думала, он будет петь и перед выступлением скажет: "Посвящаю песню моей девушке".

– Если каждый певец начнет передавать приветы всем знакомым и родственникам, то концерт затянется на неделю, – начала я утешать расстроенную соседку и замерла с открытым ртом. Под свист и приветственные крики толпы на сцене появился… Тёма с гитарой в руке. Передвинул стул к краю сцены, уселся, поставил гитару на колено и выровнял микрофоны по высоте.

– Тёмыч, Тёмыч, Тёмыч! – скандировали в массах.

По реакции вопящей публики стало ясно, что парень является завсегдатаем выступлений и пользуется популярностью в непрофессиональной среде музыкантов.

В ответ на звучные лозунги Тёма сделал жест ладонью, означавший примерно: "извиняйте, но сегодня будете разочарованы" и обаятельно улыбнулся – у меня аж дух захватило. В джемпере с двумя верхними расстегнутыми пуговицами, из-под которых выглядывал краешек футболки, парень выглядел неотразимо. Если вспомнить, при каких обстоятельствах я познакомилась с ним, а также учитывая кратковременность нашего общения, то Тёма стал для меня чем-то вроде дальнего родственника, благодаря знакомству через Марту и Олега.

Публика требовательно засвистела.

– О тех, кто сводит нас с ума на протяжении тысяч лет, – сказал парень в микрофон, и приятный голос разнесся из динамиков по залу.

Толпа воодушевленно захлопала, и Тёма запел. Без поддержки в виде ударных и синтезатора, он пел одиноко, но оттого не хуже других исполнителей, а даже лучше. У него был сильный, хорошо поставленный голос, ни разу не сфальшививший. Заслушавшись, я не сразу вникла, что парень пел о первой женщине на Земле, введшей первого мужчину во сладость греха, и о том, что спустя много лет её дочери продолжают будоражить несчастных представителей сильного пола, толкая на безумства и безрассудство.

По мере того, как Тёма пел, мое лицо горело сильнее и сильнее, потому как в песне шла речь о Еве. Аффа тоже сообразила, на кого намекал певец.

– Эвка! – закричала на ухо, и я чуть не оглохла. – Он же о тебе поет!

– Почему обо мне? – закричала в ответ.

– Ты его знаешь? Такой красавчик! – воскликнула девушка с горящими глазами.

– Немножко знаю. Сталкивались, – кивнула я.

Все-таки Тёма пел не обо мне. Его песня была гимном хитрым бестиям, прознавшим о слабых местах простодушных мужчин и научившимся вертеть простаками себе во благо.

– О тебе, о тебе! – опровергла Аффа. – Он в твою сторону смотрит.

– Скажешь тоже, – засмущалась я и мельком огляделась вокруг. На меня никто не глазел, к тому же, Тёма пел для зала, а не для меня.

Зато последний куплет поверг в смятение. Парень признавался в своей слабости и с радостью отдавал себя в нежные руки той, что соблазнила первого мужчину на Земле, соглашаясь принять погибель из ее медовых уст. Завершающие аккорды потонули в шквале аплодисментов и криков. Аффа хлопала как сумасшедшая.

– Вот это я понимаю! – закричала она. – Как его зовут?

– Тёма. Тимофей, – ответила я, не зная, как воспринимать прозвучавшую песню. Конечно, её следует рассматривать в качестве дружеской и шутливой. Совсем необязательно, что эта песня именно про меня. Мало ли на свете девушек с таким же именем?

Но певец развеял последние сомнения. Поднявшись, он послал воздушный поцелуй в нашу с Аффой сторону под рев и свист слушателей, а потом удалился со сцены.

– И ты говоришь, что он пел не для тебя? – со сверкающими глазами спросила девушка. – Шикарная песня! Потрясающее признание!

От замешательства я была готова провалиться сквозь землю. Казалось, что взгляды присутствующих в зале сосредоточились на мне.

– Он ни в чем не признавался, – возразила громко. – Просто совпали слова из песни.

– Ага, – энергично закивала головой девушка. – Но ведь понравилось?

Пришлось признать, что Тёма исполнил песню на "отлично". У меня горели лицо, уши, шея. Руки дрожали, словно у пропойцы в последней стадии белой горячки, однако я продолжала убеждать себя, что Тёмина песня – чистая случайность и не имеет ко мне отношения. Откуда бы парень узнал обо мне и как сумел разглядеть в беснующейся толпе?

– Хочешь выпить? – спросила Аффа, когда на сцене появилась следующая группа и принялась выделывать акробатические чудеса под музыку. – Охладись, а то вся красная.

Я растерялась, не зная, тратиться ли на коктейль или сэкономить. Наверное, эффективнее вылить его себе на голову, нежели принять внутрь. Аффа опять решила за меня:

– Подержи наше место. Быстренько сбегаю, проветрюсь и принесу чего-нибудь выпить. Вдруг увижу Костика или твоего Тёму?

Не дожидаясь моего согласия, она натянула пальто и исчезла. В ожидании девушки я разглядывала шумное сборище. В целом, мероприятие оказалось веселым, а народ – простым и без тараканов в головах. Тёмино выступление вообще сразило меня наповал. При встрече выскажу ему недовольство публичными поцелуями, пусть и воздушными.

Поглядев на часы, я вспомнила, что мне, как бедной Золушке, пора покидать бал. Гномик на часиках намекал о времени впритык, если хочу успеть в институт. Задумавшись, я не сразу заметила протискивающуюся через толпу Аффу, бледную как мел. Она бросилась ко мне и закричала:

– Эвка, там Мелёшин твоего трубадура убивает!

4.2

Уловив смысл слов, я сначала решила, что ослышалась. Тёму избивает садист Мелёшин!

Вскочив со стула, бросилась к выходу. Аффа проталкивалась рядом:

– Наверху у черного выхода, – объясняла она. – Прямо по коридору.

Сообразив, что смертоубийство осуществляется на улице, я вернулась за курткой и наспех напялила. Работая локтями, полезла сквозь толпу к двери и помчалась по коридору, загибавшемуся гнутой буквой Z. Следом дробно стучала каблуками Аффа.

В голове возникали картинки одна ужаснее другой: как Мелёшин с налитыми кровью глазами душит Тёму или как запинывает скорчившегося на снегу парня.

Перескакивая через ступеньки, я выбралась на поверхность, разгоряченная подвальным теплом, и окунулась в обжигающий холод зимнего вечера. Наматывая на ходу шарф, ринулась к толпе под тусклым фонарем, окружившей угол здания.

– Пустите, – продиралась. – Пропустите же!

Народ не спешил вступаться и разнимать дерущихся. Наоборот, у каждой из сторон нашлась своя группа поддержки.

– Тёмыч, врежь ему по наглой харе! – подзуживали одни.

– Размажь его по стенке, Мэл! – кричали другие.

Окинув противников беглым взглядом, я выдохнула с невольным облегчением. Во-первых, Тёма оказался не слабаком и дал отпор, о чем свидетельствовал кровоподтек на скуле Мэла. Во-вторых, порадовалась тому, что ошиблась в фантазиях, присвоив Мелёшину наклонности маньяка.

В это время Мэл размахнулся и ударил Тёму в челюсть. Тот отлетел в снег.

Толпа возбужденно взревела.

– Тёма! – закричала я, но мой писк потонул в воплях зрителей. Незнакомые парни делали ставки на победителя. – Мелёшин, прекращай немедленно!

Конечно же, меня никто не услышал.

– Мэл, засвети ему в оба! – надрывался в первых рядах Макес.

Тёма поднялся на ноги и, пошатываясь, встряхнул головой, восстанавливая координацию и четкость зрения, а потом ринулся на Мелёшина и, утянув за собой, повалил его в сугроб. Катаясь в снегу, дерущиеся успевали наносить друг другу удары. Они же убьют друг друга!

Выскочив в круг, образованный зрителями, я кинулась растаскивать схватившихся парней. Куда там. Мои попытки походили на комариные укусы двух взбесившихся медведей. Кричала, угрожала им – бесполезно. Бросала наспех слепленными снежками – ноль реакции. Ненароком оказалась рядом с драчунами, и они чуть не подмяли под себя, благо, меня успели вытащить за рукав из круга. Это оказалась Аффа.

– Бесполезно! – закричала девушка. – Они не соображают. Не лезь, а то и тебя зашибут!

Неужели она предлагает стоять и любоваться зрелищем взаимного убиения?

Я лихорадочно раздумывала. Нужно чем-нибудь облить борющихся парней. Но покуда буду бегать туда-сюда, искать емкость и воду, они закатают друг друга в снег!

Может, разнять заклинанием? Но каким? – вспоминала судорожно. Любое из освоенных мной вслепую, вряд ли помогло бы.

– Сделай piloi candi[7]7
  piloi candi, пилой канди (перевод с новолат.) – электрический сгусток


[Закрыть]! – вцепилась я в девушку. – Чтобы их хорошенько шибануло, а?

– Здесь нельзя применять заклинания, – с жаром возразила Аффа. – Администрация закроет глаза на драку, но за использование волн попадем в отделение.

В это время драчуны чудесным образом оторвались друг от друга. Ура! – обрадовалась я. Почесали кулаками, и хватит.

Радость оказалась преждевременной. Тёма вытащил из одного кармана куртки кастет с острыми зазубринами, из другого – перчатку с шипами на костяшках.

– Сейчас из тебя, с*ка висоратская, сделаю котлетный фарш, – сказал угрожающе и медленно двинулся на Мэла. Тот сплюнул в сторону, и я ужаснулась – на снегу остался кровавый след.

– Тёма, пожалуйста! – закричала, но безуспешно. Вот когда я пожалела о своих слабеньких связках и об отсутствии рупора. Эх, кабы знала заранее, всегда таскала бы его при себе.

– За то, что кадришь наших девочек, слепошарый, – прошипел Мелёшин, – готовься всю оставшуюся жизнь работать на таблетки.

Внезапно Тема набросился на Мэла и, расталкивая толпу зевак, прижал его к стене здания, занося руку для удара. Я зажмурилась от страха. Послышался характерный смачный жвак, когда с хрустом ломаются носовые хрящи, встретившись с металлом. Приоткрыла один глаз, ожидая увидеть неизбежное. В штукатурке осталась внушительная вмятина, а Мелёшин успел увернуться.

Не выдержав, я бросилась разнимать парней и вцепилась в куртку Тёмы, силясь оттащить его от Мэла. Однако Тёма был силен как бык. Он дважды вмазал по стене кастетом, и каждый раз Мелёшину удавалось чудом отклониться. Если бы не отличная реакция Мэла, его лицо давно бы превратилось в кровавую кашу с осколками костей и хрящей. Жуткая фантазия подстегнула меня, и я с утроенным усердием продолжила свое комариное дело.

– Тёма, паразит ты этакий, – пыхтела. – Перестань уже!

Схватив горсть снега, засунула за шиворот его куртки. От неожиданности парень замер, и Мелёшину хватило секундной заминки, чтобы оттолкнуть противника от себя, хотя с видимым усилием. Тёма отлетел в одну сторону, я в другую, в то время как толпа улюлюкала и подначивала.

Свиньи! – хотела я крикнуть сборищу, но не успела. Мелёшин, оттолкнувшись от стены, расставил ноги для устойчивости и начал закручивать в каждой руке по заклинанию. Шары стремительно увеличивались в размерах, и через миг в левой руке Мэла полыхал пурпурно-фиолетовый nerve candi[8]8
  nerve candi, нерве канди (перевод с новолат.) – нервосгусток


[Закрыть], а в правой – голубой шипящий gelide candi[9]9
  gelide candi, гелиде канди (перевод с новолат.) – морозный сгусток


[Закрыть]. Глаза Мелёшина залил бледно-зеленый свет, поглотивший радужки.

Толпа не успела сориентироваться. Прежде чем испуганные зрители попятились в разные стороны, Мэл размахнулся и спустил оба заклинания в лежащего на снегу Тёму. Ослепнув от яркого пятна, в которое слились оба шара, противник Мелёшина прикрыл рукой глаза, не сумев уклониться. Зато опять влезла я. Мне хватило времени, чтобы оттолкнуть Тёму с траектории летящего сгустка, но не хватило мгновения, чтобы самой избежать попадания.

Словно в замедленной съемке я видела, как переливающийся фиолетово-голубой шар врезается в грудь, а потом почувствовала сильный толчок, опрокинувший навзничь. Падала медленно, целую вечность, слыша крики:

– Эва! – крик Тёмы, подхватившего меня.

– Эва! – крик Мэла, растерянно разглядывающего свои руки, словно они были чужими.

– Эва! – крик Аффы, бегущей ко мне по снегу, спотыкаясь.

Толпа зевак растаяла в темноте. Рядом очутился Мэл, опустившись на колени. Взял ладошку и погладил.

– Эвочка, зачем ты полезла? – спросил дрожащим голосом и закричал: – Какого черта полезла? Без тебя бы разобрались!

– Отвянь, козел, – оттолкнул его Тёма с заплывшим глазом. – Лучше вызывай отделение. Сохрани вшивую висоратскую честь и достоинство. – И сплюнул в сторону.

Я захрипела. Силилась попенять, что даже на моем смертном одре эти двое не перестанут скандалить, но язык налился неподъемной тяжестью. Тело будто нашпиговали свинцом, а к конечностям привязали тяжелые гири.

– Эвочка, – схватила другую мою руку Аффа, – какая ты холодная! Два придуря! – набросилась она на парней. – Нужно срочно везти её в больницу. Мэл, ты соображаешь, что натворил?

Судя по ошеломленному виду, Мелёшин соображал туго. Нападение на другого висората, коим являлась я, причинение ему тяжких телесных повреждений, представляющих опасность для жизни, грозили заведением уголовного дела, расследованием и судом.

Повреждения, представляющие опасность для жизни! Осознание сего факта заставило меня забиться в руках Тёмы, но трепыханья походили на агонию. Мэл перепугался.

– Эва, Эвочка! Скажи что-нибудь! Не молчи, Эвочка! Где-нибудь болит?

– Где болит, Мелёшин? – передразнила Аффа. – Запулил парализацией и холодом, а теперь спрашиваешь, где болит.

– С*ка, – злобно выплюнул Тёма и погладил меня по лбу. Мэла передернуло.

– Убери от нее свои грабли, – отбросил его руку.

– А то что? Накормишь и меня? – процедил Тёма. – Чего сидишь? Вызывай скорую помощь, висоратская морда.

– Н-не, – выдавила я непослушными губами.

– Что, Эвочка? – склонился, прислушиваясь, Тёма.

– Н-не надо, – прошептала слабеющим голосом. Меня отвезут в больницу, а оттуда сигнал поступит прямиком в отделение.

– Эвочка, лучше ехать. Последствия могут быть тяжелыми, – сказал Мэл. Поглядел на свои руки и понурился.

– Как минимум две недели в больнице, – уточнил взявшийся невесть откуда Макес.

Я замотала головой и снова забилась в руках Тёмы. Нет, нет, мне нельзя на две недели в больничную койку! У меня сессия, учеба, работа! В конце концов, у меня жизнь, пусть и поганая в данный момент. И Мэл… С моим появлением в больнице его жизнь полетит под откос, начав отсчет уголовной судьбы. В эти самые минуты блестящее будущее Мелёшина испарялось и улетучивалось в тартарары, и причиной его бед стала я.

Лучше отлежусь. Залезу в норку и оклемаюсь. Ничего страшного, подумаешь, слабость.

– Всё ты виноват, – набросилась соседка на Макеса.

– Причем здесь я? – удивился парень.

– Потому что приперся, куда не звали.

– Что же, теперь и развлечься нельзя, когда ты неподалеку?

От перебранки у меня заболели уши. Дышалось с трудом, мелкими и частыми вдохами, как у рыбы, вынутой из воды. Легкие словно зацементировало, а горло забилось песком.

– Сволочь, если не вызовешь скорую, сделаю это сам, – сказал Тёма.

Я захрипела, перемежая попытки сказать со стонами, чем сильно напугала парней и Аффу.

– Почему тянете? – закричала девушка. – Она же остывает!

Мелёшин поднялся с колен и, вытащив из куртки телефон, споро набрал номер, несмотря на разбитые костяшки пальцев.

– Это я, – сказал абоненту, ощупывая челюсть. – Нужна помощь. Nerve и gelide одновременно… В грудь… Каждый по десять в диаметре… Я… Знаю! – выкрикнул невидимому собеседнику. – Помоги.

Выслушал краткую отповедь по телефону.

– Согласен… Обещаю…

Пока он говорил, зрение начало путаться. Склонившийся надо мной Тёма расчетверился размытым изображением.

– Отлично, – выдохнул Мэл и отключился. Что-то бросил Макесу, тот ловко поймал. – Поведешь.

Привстав на колено, забрал меня из объятий Тёмы и поднял на руки. Мелёшин был горячим как грелка с кипятком, и я рефлекторно дернулась.

– Уау! – выдал Макес. – Доверяешь? А если разобью, как свою?

– К черту. Сначала довези, – Мэл решительно двинулся вперед.

– Козлина, куда ты ее тащишь? – Тёма двинулся следом. – Прячешь улики?

– Угадал, – ответил Мелёшин, пробираясь боком между машинами. – Отвезу подальше и закопаю в снегу.

– Мэл, лучше не зли! – закричала Аффа позади. – Мы в больницу?

– Нет, – ответил Мелёшин. – К Севолоду.

– Что за чудо-юдо такое? – спросил грубо Тёма.

– Мой дядя, – пояснил Мэл и велел приятелю: – Заводи и прогрей.

На меня накатило странное равнодушие. Вокруг спорили, кричали, возмущались, а мои эмоции застыли безучастной глыбой. Я вслушивалась в биение Мелёшинского сердца, и его стук вводил в транс как ритуальный тамтам.

Хлопнула дверца, и добавился новый звук – заработал двигатель машины.

– Трус, – бросил обвиняюще Тёма. – Хочешь уйти от ответственности?

– Не хочу, – ответил Мэл. – В больнице она проваляется две или три недели, а Севолод снимет последствия за один вечер.

– Что за кудесник такой? – поинтересовалась Аффа. – С трудом верится в его способности.

– Врач. Специалист по вис-травмам.

– Родственничек-убийца, как и ты, – сплюнул Тёма. – Эва, не слушай этого вруна, нужно ехать в больницу.

– Пока ее примут и осмотрят, она загнется, – парировал Мелёшин.

– Говоришь так, будто не вылезаешь из больниц, – хмыкнула девушка.

– Севолод рекомендовал поспешить. У нас в запасе около часа до начала необратимых последствий.

– Эва, решай, – обратился ласково Тёма. – Поедем в больницу.

– Не дави на неё, – сказал Мэл. – Эва, не бойся, Севолод поможет.

– Отдай мне её, – решительно ухватился за меня Тёма. – Угробишь и не заметишь.

– Пока вы препираетесь, время убывает, – заметила Аффа. – Нужно торопиться. Куда едем?

– Поморгай глазками, Эвочка, – попросил Мелёшин. – Поедешь к Севолоду?

Конечно, поеду! Куда угодно поеду, лишь бы поскорей избавиться от змеи, обвившей сердце и сжимающей его тугими кольцами. Я заморгала, радуясь, что веки не обездвижены заклинанием. Зрение ослабло настолько, что лица и фигуры расплывались, сливаясь с фоном.

– Решено, – сказал Мэл с удовлетворением в голосе. – Если не веришь, езжай с нами.

– Куда? – спросил хмуро Тёма.

– В центре. Район "Кленовый лист".

– Не могу, – ответил парень угрюмо. – Туда мне вход заказан.

– Зато я могу, – влезла Аффа. – От свидетеля не отвертишься, Мелёшин.

– Учти, если с Эвой что-нибудь случится, я тебя из-под земли достану, – пригрозил Тёма.

– Уже случилось, – фыркнула девушка неодобрительно. – Наворотили дел с три короба.

Внезапно Тёма размахнулся и с силой ударил шипованной перчаткой по крыше машины.

– На память, – заключил мрачно. – Чтобы глядел и не забывал.

– Запомню на всю жизнь, – ответил Мэл.

– Куда садиться? – крикнула Аффа.

– Впереди, – коротко ответил Мелёшин и попросил Тёму: – Придержи дверцу.

Осторожно залез на заднее сиденье, удерживая меня.

– Не думай, что тебе сойдет с рук, – сказал напоследок Тёма.

– Знаю, – подтвердил Мэл. – Поехали.

Двигатель взревел, и машина резво стартовала задним ходом, наверное, выехала из скопления автотехники. Круто завернула, отчего Мелёшина потянуло набок, а вместе с ним и меня.

– Аккуратнее! – крикнул он водителю.

– Как могу, – откликнулся тот. – Или медленно и печально, или быстро и в блевотине.

– За каждый поворот буду выдергивать по перу из твоей башки, – предупредила кровожадно Аффа.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил шутливо Макес, и машина стремительно рванула вперед.

Мелёшин нервно сжимал и мял мои пальцы. Я чувствовала, он глядел на меня, но не видела лица. Картинка расползлась и затуманилась, вместо сидящего Мэла было темное пятно.

На тепло салона организм отреагировал парадоксальным образом. Меня начало морозить, и с каждой минутой озноб усиливался. Зубы застучали, тело била крупная дрожь.

– Эва, – спросил беспокойно Мелёшин, – где-нибудь болит?

Хотела ответить, что мне холодно, но вместо слов из горла вырвался хрип.

– Держись, скоро приедем, – прислонился губами ко лбу Мэл. – Она ледяная!

– Дай ее руку, – потребовала Аффа.

Мою ладонь опалило жаром.

– Плохо! – послышался взволнованный голос. – Температура тела понижается, а ткани парализованы. Скоро кровь загустеет, и сердце остановится. Не позволяй ей уснуть. Она должна быть в сознании. Эвочка, слышишь меня?

– Проклятье! – раздался над ухом голос Мелёшина. – Зрачки сужены и не реагируют на свет. Эва, ты меня видишь?

– Кто говорил, что у нас есть время в запасе? – спросил Макес.

– Кто-кто, – воскликнул зло Мэл. – Слишком быстрые изменения! Не могу понять, почему.

Я так и не узнала, трясло ли меня от вселенского льда, сковавшего тело, или тормошил Мелёшин, призывая очнуться.

Последующие эпизоды мелькали отрывками слов и ощущений.

– Согревай ее! – кричит Аффа.

Шепот над ухом, яркая вспышка в ночи и нестерпимая боль, заполняющая грудь. Вытравливающая дыхание.

Я кашляю и хриплю.

– Отлично! – слышен голос девушки.

Меня опять утягивает в черную бездну. Туда, где покой, парение, невесомость.

– Ей хуже! – голос Мэла.

– Еще!

Снова яркая вспышка, и испепеляющая лава затопляет внутренности. Хрип раздирает легкие.

– Еще!

Огонь выжигает ослепшие глаза и вгрызается в плоть, жгуче пожирая клетку за клеткой.

Отстаньте. Хочу свернуться в клубочек. Хочу уснуть.

– Не спи! – меня хлопают по щекам. – Открой глаза!

Пинаюсь и брыкаюсь. Или нет: бьюсь в крепких руках. Звуки доносятся через толщу воды.

– Держись, сладенькая, – шепчет на ухо голос. – Не бросай меня.

Это Мэл. "Не бросай меня". В груди поднимается высокая горячая волна. Я закашливаюсь, словно чахоточная, и слепо шарю рукой.

– Разговаривай с ней! – кричит девушка. Не узнаю ее.

Меня гладят по волосам, дыхание опаляет щеку.

– Эвочка, я не успел сказать… Эва, черт побери, не сдавайся! Неужели не хочешь врезать мне?

Хочу. Хочу впитаться в твои руки и стать твоим дыханием.

– Она не реагирует! – кричит Мэл. – Пульс не прощупывается! Макес, быстрее!

– Стараюсь, – чей-то голос. Кто это? Ускорение прижимает меня к Мэлу.

– Нужен еще ardenteri[10]10
  ardenteri candi, ардентери канди (перевод с новолат.) – горячий сгусток


[Закрыть]! – кричит девушка. – Иначе сосуды заледенеют и поломаются!

Ослепительный свет, и новая порция боли растекается по венам.

– Эвочка, девочка моя, ты выдержишь, – лихорадочно шепчет Мэл и добавляет ожесточенно: – Я не отдам тебя гр*баным небесам, слышишь? Поотрываю твои крылья, обещаю, а нимб закину в кратер вулкана.

В кромешной тьме бреду на зовущий голос. Узнаю его, даже если оглохну. За показной бравадой чувствую отчаяние и страх потери. Согреваю остатками незамерзшего сердца, обнимаю лапами своего "зверя".

– Эва! – громкий вскрик Мэла, и его губы на моих, требующие, просящие, умоляющие. – Останься со мной. Не уходи!

Мощный толчок в груди, и новая доза прокачивается через насос. Со свистом втягиваю воздух.

– Да! – кричит кто-то. – Еще тепла!

– Не могу, – сдавленный голос Мэла. – Началась отдача.

Ему больно из-за меня! Отдача сводит судорогой пальцы, выкручивает суставы, могут отняться руки, я помню. Пока что помню.

Тянусь к нему, чтобы забрать боль.

Звонкая трель над ухом. Выплываю из забытья.

– Вытащи… В левом кармане, – просит кого-то Мэл.

Меня качает на волнах.

– Ответь, – приказывает он.

– Да, – женский взволнованный голос. – Миновали развязку. Еще…

– Пять-семь минут, – подсказывает второй голос. – Выжимаем максимально.

– Четыре минуты, – заключает девушка. – Да… Плохо… Ardenteri candi, раза четыре или пять… Хорошо.

– Что он сказал? – спрашивает настороженно Мэл.

– Нас ждут.

Стон разочарования.

– Макес, ты паршивый водила, мать твою, – презрительно цедит Мэл. – Тебе ни за что не уложиться в три минуты.

– Говори за себя, – отвечает холодно незнакомый голос. – Пристегнитесь, взлетаем.

Крутой поворот, визг тормозов, меня забрасывает в сторону, но сильные объятия охраняют, не позволяя упасть.

Завывание сирен. Опять крутой вираж.

– Эвочка, потерпи, уже близко.

Чувствую свое сердце. Оно замирает и снова разгоняется. У насоса перебои, насосу нужна передышка. Где же выход из черной тюрьмы?

– Давай помогу, – предлагает кто-то.

– Нет, – голос Мэла.

Он сам. И я в его руках.

Меня несут вверх. Чувствую, как безжизненно болтается рука, и хватаю пальцами воздух. Оказывается, весело ловить невидимку за хвост.

– Сюда, на кровать, – глубокий сочный баритон. – Раздевай ее.

Меня ворочают.

– Полностью? – спрашивает дрожащий голос.

– Полностью. Чего перепугался? Шучу я. Белье оставь.

Вздох облегчения и чуть слышное ругательство.

– А с тобой мы поговорим позже, Ромео.