Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 58 страниц)
Аффа тоже не церемонилась, решив съесть не меньше меня, а Вива выбрала коктейль, похожий на диетический чоху-боху.
Заказ обошелся мне в тридцать два висора – больше, чем в студенческой столовой. В конце концов, к чему мелочиться? Сегодня сдан еще один трудный экзамен, поэтому можно побаловать себя и подкормить удачу на будущее.
– Значит, основное мы купили? – спросила Аффа, поедая с аппетитом банановый мусс.
– Вроде бы. – Девица отставила коктейль и сверилась с исчирканным листочком. – Осталось последнее дело.
– Какое? – подскочила соседка. После восстановившихся калорий её распирало с новым неугасимым энтузиазмом.
– Завтра утром – посещение косметического салона. Как приедем в общагу, дам адрес.
– Зачем? – удивилась я.
– Как зачем? Тело должно дышать красотой, – ответила наставительно Аффа. – Деньги-то остались?
Я пересчитала оскудевшие остатки:
– Чуть больше тысячи.
– Тогда хватит, и чуток останется, – заключила Вива.
Некоторое время мы ели молча. Не знаю, как девчонки, но моему языку было лень шевелиться, а голове – работать, поэтому мысли текли вязко, словно кисель.
К хорошему привыкаешь моментально. Только сейчас, оглядев горку складированных покупок, я осознала размер растрат. Немыслимые деньги исчезли из кармана за каких-то четыре часа! Восемь тысяч испарились, словно их никогда не было, а я сижу-посиживаю, лопаю в обе щеки и в ус не дую, хотя недавно скрупулезно считала каждый висор, выгадывая на том, что подешевле.
Раньше, в силу строгих финансовых рамок, я существовала в мире практичности, максимальной дешевизны и непритязательности во вкусах, и не совала нос в обособленный мир зажиточности и достатка, стараясь не завидовать – к чему без толку убивать нервы? Сегодня же мне довелось насладиться невиданным разнообразием красивых вещей, так что впору захлебнуться слюной от эстетического восторга. Выяснилось, что во мне дремлет страшная шмоточница, которая внезапно превратилась из куколки в бабочку и полетела транжирить наличность. Как теперь жить, зная, что в столице есть место обетованное для любителей шикануть, угождая своим желаниям?
Похожая смена полюсов наблюдалась и в отношении вкусовых удовольствий. Сидя в оживленном кафе, я поглощала вкуснейшее пирожное без опасения потрепать свой бюджет, а совсем недавно, выбирая продукты, руководствовалась максимальной калорийностью при наименьших затратах.
Отвратительно. Яд обеспеченности и благосостояния проник под кожу, распространяясь со стремительностью каждой совершенной покупки.
В конце концов, хватит заниматься самобичеванием и лелеять жалость к улетевшим в тартарары денежкам. После долгих лет материальных ограничений сегодняшняя награда выстрадана и заслуженна. Впервые я почувствовала себя хозяйкой денег, а не рабыней. Поняла, что могу, не задумываясь о расходах, заказать такси и поехать в "Инновацию", где потрачу уйму висоров на тошнотворный чоху-боху и столько же подарю на чаевые официантам-подлизам. Да что там, я приглашу Петю и заплачу за него широким жестом. И посоревнуюсь с Мэлом в части быстрого расшвыривания наличностью налево и направо.
Пожалуй, перегнула палку. С Мэлом бесполезно тягаться.
Мысли пришли и ушли, а есть расхотелось. Блинчики, как ни пытались залезть в рот, а не смогли, поэтому по просьбе Вивы официантка сложила их в прозрачный контейнер. Угощу-ка Радика. Я бы купила для него и пирожное, но решила, что гордость не позволит парнишке принять десерт. Чего доброго, Радик заподозрит, что его прикармливают из жалости, а так – объясню как-нибудь. У меня же невидимый значок на груди: «Мастер экстракласса по сверхскоростному вранью в мелких и крупных размерах».
– Смотри! – толкнула Аффа стилистку, кивнув в сторону занятых столиков. – Что скажешь о голубках?
Неподалеку сидела колоритная парочка: мужчина преклонных лет и молодая девушка. Мимо проходящие приняли бы их за отца и дочь, или, скорее, за дедушку и внучку, но нам, сидящим напротив, был виден каждый жест пары, говоривший о том, что между ними далеко не родственные чувства.
Любви все возрасты покорны, – решила я, заметив их переплетенные руки. Девушка весело рассмеялась, запрокинув голову, а мужчина с улыбкой на лице любовался своей спутницей. Несмотря на седые волосы и почтенный возраст кавалера, язык не поворачивался назвать его стариком.
– Кто рыбка? – спросила Аффа.
– Он, – ответила быстро Вива.
– Близки?
– Нет, – уверенно заключила стилистка, с прищуром разглядывая парочку.
– Мотив?
– Бабло. Влияние. Авторитет.
– Не удивляюсь тебе, – хмыкнула соседка и продолжила игру, понятную ей и Виве: – Причина?
– Висоратка из знатной, но разорившейся семьи предлагает себя деловому партнеру отца.
Аффа хихикнула:
– Сюжет для вышибающей слезу мелодрамы. Не узнаю тебя, Вива. Ты не приемлешь жертвенность.
– Причем здесь жертвенность? – пожала плечами стилистка, недоумевая. – Девчонка привыкла не бедствовать и спать на пуховой перинке, а соломенный тюфяк оказался жестким. Если не нравится, то вот тебе другая версия. Студентка решила подстраховаться, чтобы не провалиться на экзамене.
Вздрогнув, я присмотрелась к пожилому мужчине повнимательней.
Да, он вполне мог оказаться преподавателем. Профессором, как Альрик, или деканом. Приятной наружности, умным, интеллигентным, обходительным, понимающим хорошие шутки и со вкусом ухаживающим за прелестной девушкой.
У такого импозантного экземпляра и я попыталась бы бессовестно вытянуть трояк по общей теории висорики, но сомневаюсь, что седовласый красавец-мужчина обратил бы на меня внимание и рискнул репутацией преподавателя. Зато вместо заматеревшего благородного льва судьба уготовила мне, запуганной крыске, ползущей по первой сессии, спотыкаясь на каждом экзамене, своего "принца", второго Лютика, маленького тихого извращенца, старательно молодящегося и тщательно прикрывающего лысину редкими набриолиненными волосенками.
Вон его из головы! Никому не дам поганить мое будущее.
– Едем или как? – вскочила я с места.
– Едем, конечно, – согласилась Аффа. – Для начала закажи такси, а мы подождем.
Пришлось сесть и отвернуться от разновозрастной парочки, однако девчонки продолжили мусолить тему, тренируя висоратские способности.
– Циничная ты, – сказала соседка Виве. – У тебя вечно женщины получаются виноватыми, а мужики – тупыми баранами на заклание. Я думаю, что рыбак – он. Они еще не близки, и, вообще, её ухажер – маньяк-людоед, которого безуспешно разыскивают много лет.
Стилистка фыркнула:
– Прокол. Маньяки стараются не оставлять следов и используют случайные непродолжительные знакомства. Посмотри на их руки. Девчонка показывает, что доверяет ему. Она пускает пыль в глаза, потому как задумала что-то.
– Потому что сама – серийная убийца! – выдвинула предположение Аффа, и доморощенные сыщицы захихикали. – Почему не хочешь признать, что между ними есть чувство?
– Какое? – усмехнулась Вива. – Любовь, что ли?
– А хотя бы. Или, на худой конец, влюбленность! – ответила с вызовом соседка.
– Ха! Не смеши меня. Любовь и влюбленность придумали эгоисты.
– Разве это разные понятия? – поддержала я разговор, поглядывая мельком на воркующую парочку. Дяденька-маньяк смотрелся лучше, чем дяденька-преподаватель.
– Конечно, разные, – заверила Аффа. – Влюбленность слепа. Она не замечает недостатков и идеализирует возлюбленного. Любовь же зряча. Она видит недостатки любимого и любит каждый из них.
Ну, и удивила меня соседка! Я не подозревала, что она бывает романтичной и может разглагольствовать возвышенно.
– Чухня, – возразила прагматичная Вива. – Любви как таковой нет, есть привязанность и уважение. А страсть зачастую путают с влюбленностью, хотя в основе взаимоотношений полов обычная физиология. Прежде всего, мы – животные, вскарабкавшиеся на вершину эволюции. Половозрелые особи ищут пару, основываясь на инстинктах, и выбирают сильного, успешного и смазливого, чтобы потомство получилось крепким и здоровым. Затертые неудачники и тряпки никому не нужны. Вот ты, Эва, обращаешь внимание на хлюпиков и неуверенных образин?
Я растерялась.
– Ну… обращаю, – вспомнила о Радике как о худосочном хилом юноше. Чем не пример моей исключительности из мира животных? Вышла хорошая искренняя дружба между разнополыми особями, и мне плевать на внешность парнишки с высокого балкона.
– Я говорю о внимании другого рода. Когда ты смотришь на незнакомого парня, а внутри так и подмывает принять стойку, облизываясь, и уши против воли встают торчком. А потом еще неделю вспоминаешь случайную встречу.
Я примерила на себя слова стилистки. Парни водились везде, где мне довелось учиться, и встречались среди них такие, при взгляде на которых меня охватывали ощущения, описанные Вивой: учащение пульса, жар щек, волнение. Затем следовали многозначительные улыбки, легкий флирт – в том случае, если намечался взаимный интерес. Но на возможное развитие взаимоотношений с противоположным полом давили страх разоблачения и чувство вины из-за того, что чужое место занято мной не по праву. И, честно говоря, парни не особо обращали на меня внимание. Они выбирали ярких и популярных девчонок.
Вот взять хотя бы Мэла. Он из породы успешных самцов, о которых упомянула стилистка. И сейчас, вспомнив первую встречу с парнем, я с неудовольствием признала, что незнакомец, разбудивший храпящего Монтеморта, мгновенно попал в группу доминирующих особей, как шар, пущенный торпедой в лузу. Почему же я не пала к его ногам во второй же день пребывания в институте? Потому что осторожность и привычка не доверять людям перевесили человеческие, ой, точнее, животные инстинкты. Но смеется тот, кто смеется последним. Животные инстинкты не дремали и умудрились вырваться наружу; неизбежное свершилось, и бастионы сдались, пооборонявшись малость для приличия. Меня все равно прибило к Мэлу и расплющило, словно хлипкую лодку о крутые скалы.
Почему я не испытываю влечения к Пете или к Дегонскому? Или к Макесу или Дэну?
Хотя Макес – симпатичный парень. И пусть у него кредо: новый день – новая подружка, – он мне нравится. Или Тёма – возможный претендент на "близкое" общение в закутке, показанном в пророчестве. Правда, парень не знает об оказанной чести и еще неизвестно, обрадуется ли, но при мысли о нашем уединении у меня мгновенно проявились симптомы, приведенные стилисткой.
Моментально созревшая фантазия "Тёма+Эва" стала апофеозом легкомысленности. Я ужаснулась. Чем оправдать мое непостоянство: кокетством и ветреностью, заложенными природой в каждой женщине, или проснувшейся животной сутью? Что я за существо?
Получается, при поиске своей половинки опираюсь на гормоны, а не на богатый внутренний мир, и не отличаюсь от "мух", роящихся вокруг заметных и успешных парней. И Мэл, и Макес – мужские особи, привыкшие главенствовать, и их характеры сформировались в той среде, где родились парни. А им повезло родиться в известных семьях, славных висоратскими традициями. Но ведь Тёма, появившийся на свет в простой семье невидящих, тоже силен духом и пригож лицом. Значит, дело не в происхождении, а правильности заключения Вивы: каждая самка ищет самца, способного содержать её и потомство. Сильного, наглого, пробивного. Того, кто закроет спиной от опасности или с диким ревом заколотит себя в грудь ревнивым собственником.
Стилистка оказалась права и в другом. В общей массе студентов учились тощие, очкастые, несуразные, прыщавые, ушастые и неуверенные в себе ребята, которых я совсем не замечала. А ведь у них тоже есть мечты, увлечения, и наверняка с ними можно провести время, интересно и весело. В частности, в эту категорию попадает Петя. И ведь положительный товарищ – спортсмен, без пяти минут отличник, трудолюбивый, воспитанный, культурный, внимательный сын и заботливый брат, но почему-то… сердце не пускается в безумный бег при мысли о нем. Если однажды чемпион скажет: "Знаешь, Эва, я познакомился с другой девушкой. Прости, но нам нужно расстаться", то я пожелаю счастья и обниму с сестринской нежностью на прощание. Почему?
Скажи мне то же самое Мэл… не знаю, что я сделала бы… Вцепилась в волосы сопернице… волочилась бы за парнем, унижаясь и умоляя вернуться… убивалась по порушенным отношениям… может быть, пыталась резать вены или прыгнула с крыши. Словом, что бы я ни предприняла, моя личность будет саморазрушаться, разъедаемая дикой ревностью и лютой ненавистью к той, другой.
– Эвка! – воскликнула соседка, прервав понос размышлений. – Да ты, похоже, втюрилась.
Я испуганно замотала головой.
– Мне не до любовей, – попробовала отвертеться.
– Не отпирайся, на лице написано. Погоди-ка! – посмотрела на меня подозрительно Аффа. – Уж не в этого своего?
– Ни в кого, – поспешила я ответить, хотя мы обе поняли, что говорим об одном и том же человеке.
– Втюривания нет, – заключила стилистка. – Есть инстинкт размножения и обострение хочи. Надеюсь, взаимное?
Аффа посмотрела на меня как на врага народа, а я, ощущая, как жар предательски заливает щеки, пробормотала:
– Какая хоча? Сессия и прием – вот и всё меню.
Возвращались мы обратно на такси и всю дорогу молчали. Меня разморило – от обилия впечатлений, от вкусного перекуса, от пакетов, заваливших салон, и даже приличная порция размышлений о слабостях к сильному полу и вывод Аффы о моем сердечном заболевании успели истереться, пока машина катила по городу.
Расплатившись, мы вылезли на пустой стоянке перед институтом и, нагруженные пакетами, побрели в общежитие с чувством выполненного долга. Я шествовала позади девчонок и, проходя мимо каменных изваяний, важно кивала, приветствуя крылатых, и мне казалось, они тоже светски кивают в ответ. Если бы ангелы носили шляпы, то обязательно приподняли бы их как настоящие джентльмены.
Мелкая снежная пыль сыпалась с небес, вторя умиротворенному состоянию и усыпляя, но состояние расслабленности длилось ровно до тех пор, пока в меня не прилетел снежок.
– Не спать! – закричала Аффа, прячась за постаментом. – Тебе еще покупки примерять!
– Ах, ты!
Бросив в сторону пакеты, я ринулась в бой, догоняя девушку. В Виву тоже прилетела пара бомбардировочных гранат, но она предпочла переждать детский порыв под защитой каменного крыла. Однако Аффа оказалась настойчивее. Когда следующий снежок, распавшись, попал стилистке за шиворот, она не выдержала и присоединилась к нам, и тихий зимний вечер наполнился визгами, криками, смехом и валянием в снегу. А ангелы внимали, посмеиваясь, и готовили материал для новых отчетов, когда их призовет Создатель.
17.7
Когда мокрая одежда разместилась на батарее для просушки, Аффа, не мешкая, потащила меня с пакетами на третий этаж, на примерку.
Девчонки отложили в сторону коробочку с нижним бельем, зато чулки велели примерить в обязательном порядке, и Вива показала, как прикреплять их застежками-пажами. Поначалу я стеснялась, а потом плюнула. К чему краснеть, когда впуклости и выпуклости фигуры успели засветиться на экране в элитном салоне одежды?
– Пройдись, – велела девица, когда обновки украсили меня.
С удовольствием. Правду говорят, что эстетичные вещи вселяют уверенность. Мне показалось, походка стала гораздо плавней, а движения – гибче.
– А теперь сними шубу с перчатками и сдай в гардероб.
Роль гардеробщицы исполнила Аффа, и я снова прогулялась по комнате туда и обратно, а стайка бабочек перелетала по подолу.
– Не скажут ли, что она похожа на зомби в мухах? – озаботилась Аффа, и я похолодела. Неужели найдется тот, кто ляпнет гадость о моем платье на всю страну?
Нужно быть готовой ко всему. Одна из аксиом теории случайностей и закономерностей звучит так: если кто-нибудь и где-нибудь озвучил мысль, она обязательно всплывает в другой голове, в другое время и в другом месте, принеся неприятности в утроенном объеме.
– Не скажут, – улыбнулась Вива, следя за дефилированием. – Они не заметят.
– Откуда такая уверенность?
– От верблюда, – сказала стилистка. – Завтра увидишь своими глазами. А ты ходи, не отвлекайся.
Пока я шествовала от двери к окну и обратно, Вива взялась тестировать мои умственные способности и задавала вопросы с подвохами, например: "Каким видит молодое поколение политический курс правительства?" или "Каково ваше мнение по поводу реформы образования?" или "Как относитесь к скандальному певческому дуэту такого-то и такого-то?"
Не зря в свое время папуля приложил усилия, чтобы выдрессировать меня, и научил растекаться мыслью по древу. Ответы были ни о чем, и в то же время язык с легкостью набалтывал мнение о политике, спорте, музыке, хотя на самом деле я была пень пнем в большинстве вопросов, заданных девицей.
– Опасная ты штучка, – сказала под конец Вива. – Не ожидала. Или очень умна, или очень глупа. Постарайся, чтобы о тебе составилось второе мнение, потому что сборище тупиц не любит умников и стремится от них избавиться. Тебя будут пытаться поддеть или укусить, наверняка попробуют найти слабые места и надавят на них – прежде всего говорю о дамах. Не поддавайся на провокации.
– Постараюсь.
– Нет уж, приложи все усилия, – потребовала стилистка. – Я создам для тебя образ воздушной девочки, легкой как облака, с чистыми и светлыми мыслями, так что соответствуй ему. Или промолчи, если захочется сказать колкость.
– Вроде бы не язвила, – растерялась я.
– Не язвила, но скрыто колола булавками. Это допустимо наверху, – показала Вива глазами в потолок, – а тебе нужно быть попроще.
Переодевшись, я забрала покупки, потому что хозяйка сказала, что бардак ей мешает и убивает вдохновение. Перед уходом она созвонилась с кем-то и записала адрес косметического салона на листочке, предупредив, что меня будут ждать в восемь пятнадцать. Это означало, что нужно заказать такси на полвосьмого утра, а проснуться – и того раньше.
– У меня глаза не откроются.
– А как ты хотела? Завтра будет суматошный день. Как вернешься в общагу, подхватишь покупки и полетишь ко мне, а оттуда спустишься к своему кавалеру. Когда он заедет?
– В половине пятого, – вспомнила я совет Мэла и согласие спортсмена по поводу времени встречи.
– Придется мне постараться, – вздохнула стилистка. – Учти, чтобы в двенадцать была здесь как штык, поэтому рассчитай время.
Неужели ей недостаточно четырех часов? Она собирается из меня икону делать, что ли?
– При салоне купишь набор средств по уходу за лицом и телом, – предупредила Вива. – У них есть небольшой магазинчик. На декоративную косметику не налегай, а то денег не хватит. Лучше потом наберешь, когда появится наличность. Вот список процедур, – она начирикала абракадабру в скоростном темпе. – Девочки поймут. Завтра не усердствуй с тяжелой пищей и много не пей, чтобы в самый ответственный момент не опростоволоситься. Поняла, о чем говорю?
Я кивнула. Не есть горох с фасолью и не пить ведрами, чтобы не пукать в неурочный час и не искать глазами ближайший туалет во время речи премьер-министра.
– Ой, Вивочка, а можно мне поглядеть завтра? – попросила жалобно Аффа. – Честно, буду сидеть тихо, как мышка. Совсем не помешаю, ни капельки!
– Посмотрим, – ответила уклончиво девица и дала мне последний совет: – Не забудь принять что-нибудь успокоительное: на ночь – чтобы выспаться, утром перед поездкой, и перед тем, как идти сюда. У тебя есть, или отлить валерьянки?
– Есть, – кивнула я, вспомнив о пяти литрах Альриковой настойки. Кажется, кое-кому первый литр пригодится уже сейчас.
Сухие сжатые инструкции Вивы пробили набатом в сознании. День икс стучался в двери. Уже завтра!
Аффа ушла к себе, а я, бросив пакеты на кровать, занялась успокоением расшалившихся нервов. Накапала капель по рекомендации профессора и махом выпила. Подумала – и заглотила второй стакан с витаминным сиропом. Поразмышляла – и навела совместную удвоенную порцию капель и сиропа. А потом в чайнике закончилась вода.
В итоге живот надулся как воздушный шарик, и я начала икать. В икающем состоянии и застал меня Радик.
– Будем ужинать? – выложил кулечек с колбасными колесиками.
– Тебя покормлю, а у самой сил нет, – сказала я и икнула. Елки-палки, даже рот не успела прикрыть.
Парнишка растерялся.
– Значит… мне уйти? – спросил расстроенно.
– Я же говорю, будем ужинать, – потянула его в пищеблок и опять икнула, громко и звучно. Ужас!
– Не понимаю…
– Пошли, говорю… – ик! – кашу варить.
Вот кошмарище! Представив, как на приеме на меня нападет неудержимая икота в присутствии премьер-министра, всех его советников и помощников, я захихикала, затем засмеялась, а под конец захохотала, держась за живот.
Радик выглядел смущенным.
– Я сказал что-то смешное?
– Не-ет, что ты! – махнула я рукой и, утерев выступившие слезы, рассказала об икании, которое заглушит разговоры гостей на завтрашнем мероприятии.
Парнишка тоже повеселился.
– Покажешь покупки? – спросил, посолив закипевшую воду.
– Нет, иначе всё пойдет шиворот-навыворот. Потом увидишь.
– Когда отправляешься?
– За мной приедут в полпятого.
– Твой парень?… Ну, тот тип из аллеи?
– Забудь о нем навечно, если не хочешь поссориться, – ответила я, раздражаясь. Что за гадство? Успокоительные капли ни фига не действуют при упоминании о Мэле.
Завтра не он появится в общежитии и не он поведет меня к Дому правительства по дорожке. Мэл пройдет по зеленому покрытию с другой, за которой заедет на машине, и по пути на прием они будут шутить и смеяться. Или наоборот, спутница Мэла разнервничается, и он накроет её ладонь своею, молчаливо успокаивая.
Ненавижу его! Стоял бы здесь – толкнула б так, чтобы улетел на пол и навсегда отшиб копчик. Пусть у него хвост вырастет!
Разве ж это влюбленность? Это непримиримая ненависть.
В итоге Радик ел в одиночестве, а я, чтобы его не смущать, рассказывала о приключениях в городе и о бросании снежками, а потом перескочила на другую мысль и поведала об убежище на чердаке.
– Учти, это большая тайна. Если о ней узнают, люк закроют на замок.
– Никому не скажу, – пообещал юноша. – Я и не подозревал, что институт скрывает богатства.
Мне польстило, что Радик не обсмеял импровизированный домик для медитаций и отнесся серьезно к сохранности секрета.
– Я тоже люблю бывать в одиночестве, – сказал парнишка, уплетая колбасу. – Напротив дядиного дома есть парк. Когда не холодно, болтаюсь там и смотрю, как живет район.
Мне сразу вспомнились крохотный уголок с кучкой деревьев в квартале невидящих и атмосфера окружающих улиц: неспешный ритм жизни, приветливые люди, знающие друг друга в лицо и здоровающиеся каждое утро. Это мое! Оно живет у меня в сердце и закрепилось на подкорке.
Радик наотрез отказался есть блинчики в одиночку, как я ни уговаривала.
– Смерти моей хочешь от обжорства? – простонала, заломив руки как умирающий лебедь. – Пощади, Ирадий! Не позволь лопнуть животу.
Парнишка посмеялся, но сказал:
– Или вместе, или никак.
Так что мне пришлось запихать в себя один блинчик, зато Радик съел второй. Я видела, ему очень понравился десерт, и в душе поднялась теплая волна нежности.
Зазвонил телефон, и хорошее настроение подпортилось. Мне захотел пожелать хорошего вечера Петя.
– Ну, ладно, я пойду, – сказал сотрапезник. – До завтра.
– Завтра у меня дел по сюда, – провела я рукой по шее, – а тебе вот и вот, – сложив в пакет из-под перчаток оставшиеся пачки плавленого сыра и початую упаковку макарон, всучила продукты Радику. Он было завозмущался, но я взмолилась: – Пожалей! Мне нельзя лопать мучное, а тут искушение под носом. Так что выручай, иначе завтра провалюсь на приеме.
Иногда мои слова бывают убедительны.
Пришлось перезвонить спортсмену.
– Привет! – поздоровался он взволнованно. – Наверное, я не вовремя позвонил? Как ты?
– Нормально. Не переживай, я ужинала, – успокоила беднягу, развалившись вальяжно на кровати и подперев голову рукой. – А как ты?
– Тоже нормально, – вздохнул Петя нервно, хотя спокойствие давалось ему нелегко. Наверное, парень тоже держал под рукой бочку успокаивающих капелек и время от времени зачерпывал поварешкой. – Завтра подъеду, как договаривались, хорошо?
– Конечно, я помню.
Мы помолчали.
– Эва! – воскликнул чемпион. – Ты на меня не обижаешься? Я чурбан, прости. Не знаю, как вести себя с девушкой.
– Совсем не обижаюсь, – ответила я великодушно. – На ошибках учатся.
– Конечно! Спасибо, Эва.
– Не за что. До завтра.
– До свидания, – попрощался воспитанно Петя.
"На ошибках учатся"… Не хочу быть прописью для выработки хорошего почерка. Пусть спортсмен учится на других.
Интересное сравнение: Мэл и Петя – непохожие во всем, но и тот, и другой признались, что не умеют общаться со слабым полом. Точнее, с одной девушкой. Со мной.
Едва я нажала кнопку «отбой», отвязавшись от надоедливого чемпиона, как снова затрезвонил телефон.
Мэл. Его не приглашали на беседу!
Вальяжность испарилась. Я вскочила с кровати и снова села.
Телефон звонил и звонил – требовательно, настойчиво. Целую вечность названивал, прежде чем мой палец нажал на соединение. Что за наглые конечности нынче пошли: нет, чтобы отключить назойливый аппарат, они самостоятельно вытворяют безобразия. И рука повела себя отвратительно, самовольно поднеся трубку к уху.
Сейчас скажу Мэлу, чтобы больше не звонил. Осточертело его молчание хуже горькой редьки. И так жизнь нелегкая, еще столичный принц добавляет потрясений.
Я открыла рот, чтобы выдать что-нибудь обидное и едкое, но язык отказался шевелиться, а горло сдавило. Саботаж на корабле! Неповиновение в трюмах!
Очевидно, у Мэла тоже пересохло в нужных местах, потому что он опять безмолвствовал, зато на заднем фоне слышались музыка и громкие голоса.
Значит, он развлекается в веселой компании вместе со своей общипанной змеей и еще смеет названивать! – захолонуло меня возмущением. Упреждая местный ядерный взрыв, в телефоне хлопнуло, зашуршало, и музыка отдалилась, став еле слышной, а голоса пропали. Но Мэл не исчез, он был там, на другом конце: в динамике слышалось его дыхание и невнятное постукивание.
Утомился, бедненький? Устал развлекаться? – вскипела я как молоко, убежавшее из кастрюльки. Вот возьму и отключусь в любой момент. И сделаю это, мне нетрудно.
В динамике снова хлопнуло, и донесшийся до уха всплеск музыки и голосов сообщил, что уединение Мэла нарушено.
– Опять паримся? – спросил мужской голос на заднем фоне. – Вечерушка только началась, а ты закис. Выглядишь как маринованный огурец и не хочешь расслабиться.
Макес! Это он, – выдохнула я с облегчением, узнав знакомые интонации, и снова напряглась. Значит, вот каким способом мы развлекаемся, сбрасывая послеэкзаменационный стресс?
Мэл молчал. Видимо, он забыл о звонке, потому что прокручивал в голове возможные способы расслабления. Язва кобелиная!
– Огурец торчал полдня у института и шоркал шины по вечернему городу, – пояснил другой голос, став гораздо ближе, и я поняла, что Мэл отнял телефон от уха. – Наверное, сжег полный бак.
Кто второй гость? – закусила я губу, вслушиваясь. Дэн? Точно, это он.
И где же пропадал Мэл? У института? Не видела его там. Может, тискал Эльзу в машине? Пусть объяснит. Да, пусть расскажет всем присутствующим! Он не соврет друзьям, а если рассоединится, значит, у него рыльце в пушку.
– Выходит, ты отшил Эльзу, – ответил Макес вместо Мэла.
– Выходит, да, – подтвердил тот, и по глухому ответу я сообразила, что он положил телефон – на столик или на спинку кресла.
– Поматросил и бросил? – спросил со смешком Дэн.
– Нет. Она решила, что нам нужно расстаться.
Однако, хорошая селекторная связь. Слышно отчетливо и без помех.
О чем это они? Неужели Эльза добровольно выкинула белый флаг? Не может быть!
– Похвально, – сказал Макес, и в трубке дзынькнуло и забулькало. – Женщина должна чувствовать себя королевой, даже если её посылают далеко и надолго. Тогда она не станет мстить. На.
– Не хочу.
– Утопи свои печали… э-э-э…. в коньяке, – пропел фальшиво Макес. – Жизнь хороша, пошли, оторвемся!
– А в вахтёрке зачем закрылись? – допытывался Дэн. – Чтобы одарить друг друга прощальными объятьями?
Я замерла, затаив дыхание. Телефон сросся с ухом.
– Скажи, Дэн, если вокруг намекают, строят предположения и работают языками налево и направо, как поверить человеку, который говорит, что ничего не было? – спросил Мэл, и меня пробрало от серьезности его тона.
– А разве ничего не было?
Было или не было? – закусила я палец. Говори!
– Не было, – отрезал пытаемый Мэл. – Мак сказал, что из разорванных отношений женщина должна выходить с гордо поднятой головой. Поэтому пришлось убедить её без любопытных глаз.
– Представляю, как ты уговаривал, – хмыкнул Макес. – В своей мягкой интеллигентной манере. Эльза – оторвяжница. Она побоится говнить тебе, а ей…
"Ей" означало мне. Мне! Мне!!
– Я честно предупредил, – отозвался глухо Мэл. – Если Штице подумает о чем-нибудь похожем, сверну ей шею… А за туалет она получила своё.
– За какой туалет? – удивился Макес. – У вас еще и в туалете было? В нашем или у девчонок?
Мэл не стал вдаваться в подробности. Да и зачем? Его последние слова предназначались для меня. Для меня!
– Все-таки влип бесповоротно, – заключил Дэн.
– Все-таки, – согласился Мэл после недолгого затишья.
– И не переключишься на другую скорость?
Молчание затянулось.
– Поздно. Уже заклинило, – ответил Мэл ровно. – Ладно, отчаливаю.
– Как же мы без тебя? – запаясничал Макес. – Наше общество опечалено и роняет горючие слезки.
– Обойдетесь как-нибудь. Здесь нескучно, – сказал Мэл и, взяв телефон, поднес к уху.
А я не отключилась. Не отключилась!
Мне показалось, Мэл облегченно выдохнул, услышав вместо коротких гудков мое сопение. Наверное, парню стоило больших трудов не рассоединиться, когда друзья выпытывали подробности расставания с Эльзой.
Но мне признания Мэла не помогут. Они мне не нужны.
Нужны, нужны, нужны!
Мэл ехал в машине, покинув шумное сборище, проводившее его возгласами сожаления, причем в трубке стенали, в основном, женские голоса. Или мне показалось?
Наше телефонное общение прогрессировало. Мэл заговорил! Пусть не напрямую со мной, но он объяснился. Тепло мне или холодно от его откровений?
Не знаю насчет степени горячности услышанного, но координация движений нарушилась. Шатаясь, я сходила в пищеблок за водой и влила в себя еще один стакан с ударной дозой сонных капель. А Мэл ехал и в тишине салона слушал жадные глотки, ожидая моего отклика, моей реакции.
Правдоподобно ли его объяснение, когда Дэн сказал о вахтерке? – спрашивала себя, прислушиваясь к внутреннему голосу, но тот как назло молчал. Ведь недавно я сама убеждала Мэла в том, что ничего не было, а его выкручивало от подозрений и ревности.
– Эвка! – влетела в швабровку соседка, напугав. – Знаешь, что мы не купили, головы садовые?
Я замерла с телефоном у уха.
