Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 58 страниц)
Нелегко успокоиться после неудавшейся попытки стать чуточку красивее и эффектнее. Чтобы восстановить флегматичность, я вытащила конспекты и, ткнув наобум в один из билетов, принялась штудировать двадцать пятый билет.
Конспекты по элементарной висорике – хорошее средство для тех, кто желает поскорее уснуть. Вскоре глаза начали слипаться, как вдруг телефонная трель, прозвучавшая резко и громко, вытолкнула меня из дремотного состояния. На экране горело: "Аффа".
– Афка, ты где? – всполошилась я.
– У себя, – ответила загадочно девушка.
– То есть как у себя? А зачем звонишь?
В трубке наступила тишина. Господи, у Аффы что-то стряслось! Она стоит на карнизе окна и хочет спрыгнуть вниз из-за неразделенной любви! Вообще-то мы живем на первом этаже, и по стойкости в амурных делах девушка даст фору в сто очков вперед.
– Проверка связи! – захохотала Аффа, и в стену со стороны соседок что-то ударилось. Наверное, тапок.
– Ты меня здорово напугала, – рассмеялась я. – И разыграла.
– На всякий случай проверила твой номер. Вдруг надумаете завтра удрать без меня?
– Разве можно? – я клятвенно положила руку на грудь. – Только с тобой и вместе. Это святое.
– Ладно, – расчувствовалась девушка. – Отсыпайся. Завтра великий день.
Ага, великий. И плевать на экзамен. Завтра поедем по магазинам.
Я улеглась, но сонное настроение пропало, развеявшись от звонка соседки. Что без толку ворочаться и мять простынку, коли не спится?
Полежав, поглазела в потолок, потом включила свет и снова вернулась к билетам, решив уснуть другим способом, так как подсчет овечек показался непродуктивным.
Двадцать пятый доучился до конца, хотя всё смешалось в кучу. Опять ткнув наобум, я принялась за билет номер тринадцать. Вот ведь неудача (или наоборот, удача?): то ли мозг атрофировался, перегрузившись терминами элементарки, то ли попался символичный номер, но я застряла на первом же вопросе и не заметила, как начала клевать носом.
Снова зазвонил телефон. Замучили меня эти светские звонки, – выдернулась я из сонной неги, потянувшись.
На экране высветились цифры незнакомого номера.
– Алё?
В трубке стояла тишина, сопровождаемая пощелкиванием и потрескиванием, словно кто-то грыз невидимую линию.
– Вас не слышно, – разъяснила я позвонившему и отключилась.
Странно: то ли абонент ошибся, то ли соединение не прошло. Надо же, минули всего лишь сутки, как телефон попал ко мне, а уже названивают незнакомые товарищи. Может, это распространители из "магазина на диване" хотели впарить вис-улучшенные кофеварки для домохозяек или анкетчики рассчитывали провести бессмысленный опрос на тему: "С какой ноги предпочитаете вставать по утрам"?
Телефон снова зазвонил, и на экране загорелся вроде бы тот же номер.
– Алло, – сказала я вежливо, но мне ответила тишина. – А-лё! Вы ошиблись. Не туда попали. Проверьте правильность набора, – и снова отключилась.
Какой же пень ошибется, дважды попав не туда? Если только дважды наберет в определенном порядке нужные цифры.
Телефон зазвонил в третий раз. Светящиеся на экране цифры подтвердили, что меня решил допечь какой-то номер-аноним. Ну, сейчас так отвечу, что у любителя поразвлечься надолго пропадет охота испытывать терпение незнакомых людей!
– Алё! Добрый вечер, вернее, ночь! Не спится? Охота почесать язык? – выдала я для затравки и замолчала.
Молчали и на другом конце соединения.
В динамике что-то вжикнуло – повернулся тумблер. Негромко дунуло – кто-то кратко выдохнул. Тихо загудело – завелся двигатель. Меня даже качнуло, хотя я сидела на кровати – это тронулась машина. И мимо проносились более быстрые, истошно сигналящие.
И это ехал Мэл, возвращаясь откуда-то. Крутил руль и держал трубку у уха, слушая мои гневные вопли.
Вот так просто в голове всплыла мысль, что звонок – от Мэла, и я поверила, не задумываясь.
Откуда он ехал?
Не отрываясь от телефона, бросилась к окну. Может, Мэл проезжает мимо общежития?
В динамике периодически раздавались звуки – скрип сиденья, щелканье коробки передач, случайно включилась бравурная песенка в автомагнитоле и тут же стихла.
Мэл ехал. Куда? Ко мне?
Боже мой!
Что сказать ему? "Не смей"?
Язык прилип к небу, сердце долбило по ребрам.
Я слушала Мэла, он слушал меня. Мы вслушивались в дыхание друг друга и в мазки звуков, выдаваемых динамиками.
Если приедешь, настучу тебе по голове телефоном! – выкрикнула в темноту за окном. Я ведь неодетая, непричесанная…
Какого фига? Могу хоть кикиморой ходить – дело мое.
Прилегла на кровать, и пружины прогнулись под весом тела. В трубке коротко хмыкнуло.
Мэл поворачивал руль, а я лежала, с жадностью вслушиваясь в каждый звук. Обо всём позабыла: об обидных словах в столовой, о его Эльзушке, об оскорблениях, выплеснувшихся около мужских раздевалок.
Мэл ехал по столице и сидел в салоне один. Один!
Наступило секундное затишье, и гулко хлопнула дверца машины. Что-то зашумело. Или сумасшедше пульсировала кровь в моих висках?
Забренчало, негромкий хлопок.
Мэл вернулся домой. Один. Какое облегчение!
Слух обострился до предела возможностей. Я услышала бы сейчас, как Капа в соседней комнате перелистывает страницы с конспектами и зевает.
Звуки в телефоне: шорохи, стуки, позвякивания, треск, громыхание, – словно наяву я представила, как Мэл бросил связку ключей на столик, прошел к холодильнику и достал бутылку молока, как направился к кушетке и подвинул к панорамному окну, чтобы смотреть на ночной город – сверху вниз. И снова у него молочные усы, как в прошлый раз, и каждый глоток, усиливаясь втройне, отдается эхом в моих ушах.
И я поняла, что хочу быть там, рядом с Мэлом, на кушетке. Хочу любоваться горящим ожерельем улиц, отпивая холодное молоко из одной бутылки. Хочу снова напугаться высокими потолками, чтобы Мэл успокоил меня и утешил. И обнял.
Хочу к нему, до боли, до крика, готового сорваться с губ.
Сама не заметила, как всхлипнула, и в трубке стихли звуки. А я снова швыркнула и, испугавшись, зажала нос и рот ладонью.
Тишина на том конце стала звенящей. Я почувствовала – еще миг, и он скажет. Скажет что-то, что разрушит незримую нить, протянувшуюся из одного конца столицы в другой. Зачем портить очарование момента?
Не удержав очередной швырк, суматошно разъединилась и отключила телефон. Совсем. Наглухо. Придется просыпаться утром по своим внутренним часам. Все равно не просплю. Мне завтра спешить некуда, так что есть минутка, чтобы пустить слезу, уткнувшись в подушку.
Под утро снова приснился древний лес – символ перемен: деревья, погруженные в вечный сумрак из-за плотной листвы, не пропускающей солнца.
Хозяин леса дожидался меня. Я сразу почувствовала, что он стремительно приближается, и, боясь встречи, побежала, как мне казалось, прочь от преследователя, ломая ветки, пролезая под корягами, приминая мох, собирая по пути растянутые паутины.
Считанные мгновения – и хозяин появился в том месте, где незваный гость провел немало времени, оставив после себя следы пребывания.
Хозяин втянул носом воздух, отсеивая от прелой хвои тонкий запах чужого присутствия. Подойдя к стволу дерева, провел по шершавой коре и замер. Ноздри затрепетали от гнева. Почему лес промолчал? Почему не предупредил, не известил о гостье?
Пришлая. Лакомый сладкий кусочек, забредший по незнанию в его владения. Юная, совсем еще неопытная самочка, едва вступившая в пору созревания и источающая умопомрачительный аромат, затмевающий рассудок.
Хозяин леса поднял голову к небу и завыл, предупреждая о своем праве возможных соперников и наивную чужачку, пытающуюся убежать вглубь чащи перепуганной ланью.
Разнесшийся по лесу вой заставил вздрогнуть и насторожить слух. Во властных нотах смешались угроза, предостережение, требование вернуться и признать своего повелителя. И обещание – найти.
По телу прошла горячая волна, призывая откликнуться на зов, прекратить бесполезный бег и повернуть смиренно назад.
Оглянувшись на ходу, я с налету запнулась о торчащий корень и расстелилась на земле. Проснулась в поту, задыхаясь, словно от долгой пробежки, и с непонятным томлением в теле.
Оказывается, во сне в лесу небезопасно. Там водятся хищники, поджидающие глупеньких красных шапочек.
17.1
Конечно же, я проспала. То есть по моим меркам встала вовремя, хотя экзамены уже начались. Выползла сонной мухой на утренние умывания, и меня едва не сшибла Аффа.
– Продрала глаза? – спросила она, забежав в приоткрытую дверь соседок, и метнулась с полотенцем в душ, обогнав меня. – Я тоже поздно проснулась. Кошмар! Вчера долго вертелась в постели, и вот тебе на!
Дверь перед моим носом закрылась на защелку, и я, пожав плечами, направилась к раковине. Зевала так, что чуть рот не порвала, и разглядывала себя в зеркало.
Блещу ли я красотой?
Повернула голову влево, вправо. Пожалуй, профиль – ничего, а если смотреть в анфас, то слегка наклонять голову для придания взгляду загадочности. Правда, лицо помятое после сна, но вполне симпатичное. Обычная студентка третьего курса без изысков во внешности.
Соседка промчалась мимо как ветер, забыв выключить свет в душе.
– Эвка! – закричала из своей комнаты. – Ты почему телефон отключила? Все-таки сговорилась с Вивой без меня, да?
– Петя вчера донял меня звонками, – соврала я, не моргнув глазом.
– Ну, так включай! Сегодня нужно быть на связи.
Я поплелась в швабровку, а соседка метнулась к зеркалу.
– Аф, а снами можно управлять? – спросила я у девушки, вернувшись с телефоном.
– Это как? – спросила она, намыливая лицо пенкой.
– Чтобы во сне было так, как мне хочется. Захочу лечь – и лягу. Захочу побежать – побегу. Или захочу ударить кого-нибудь – чтобы получилось.
– А разве тебе по-другому снится?
– По-другому. Обычно я участвую во снах, но не могу их изменить. Но кто-то же программирует мои поступки!
– Твое сознание и программирует, – Аффа потюкала пальцем по моей макушке и снова умчалась в комнату. Я пошла следом. – Сны – это искаженная реальность, потому что твоя память сбрасывает балласт, накопившийся за определенный период. Мне вот на прошлой неделе приснился сон с гулянкой у препода по прогнозированию, и там собрался весь наш курс. Представляешь, что я вытворяла во сне? Перебила половину бутылок, обливала гостей, орала и прыгала на столе. Получилось, будто фильм посмотрела с собой в главной роли. Но первопричиной стали сессия, экзамен и мои переживания. Понятно?
– А бывают интерактивные сны? Или сны с продолжениями? – допытывалась я.
– Тебе зачем? – спросила Аффа, натягивая в спешке колготки. – Приснилось что-нибудь стоящее?
– Ничего особенного. Лес и звери, – объяснила я и включила телефон. В сумке у соседки коротко тренькнуло.
– Мне сейчас некогда, потом поговорим. Не вздумай отключаться! – пригрозила девушка, торопливо нанося макияж. И мне пора бы начинать собираться.
Ляпнувшись на кровать, я сладко потянулась. На экране телефона высветилась динамика недошедших звонков по причине отключения от сети. Два непринятых вызова от Аффы и одиннадцать от вчерашнего номера-анонима. От Мэла.
С забившимся сердцем я прижала телефон к груди. Как быть? Проигнорировать его настойчивость или перезвонить? И о чем говорить?
Неожиданно раздалась трель, и на экране высветились ставшие знакомыми цифры. Мэл.
Ответить или нет, ответить или нет? – заметалась я, взбудоражившись заставшим врасплох вызовом, а телефон трезвонил, не умолкая.
Ну и пусть! – нажала кнопку соединения и, медля, поднесла к уху. В трубке стояла тишина, а затем послышался не то шорох, не то громкий выдох.
Я вжалась в кровать. Не стану начинать разговор первой. Пусть он что-нибудь скажет. В конце концов, для чего позвонил?
Мэл не говорил. Он делал.
Умывался, о чем сообщило журчание воды, чистил зубы, брился, донеся до слуха тихое жужжание машинки. Хлопал дверьми, щелкал выключателями, шлепал босыми ногами по полу. И держал телефон у уха, слушая меня.
В общем, Мэл – это Мэл, и вел он себя гораздо увереннее, чем вчера вечером.
Ага! Я-то чем хуже? Вот возьму и тоже позавтракаю.
Вскочив с кровати, я вышла в коридор, не отлипая от телефона. Аффа, на ходу надевая пальто, закрывала дверь на ключ.
– Еще не собралась? И долго будешь блуждать непроснувшимся чучелом?
Я торопливо прикрыла микрофон рукой. Вдруг Мэл услышит и вообразит, чем это серая крыска могла заниматься ночью, проспав начало экзаменов?
Он услышал и вообразил, потому что серия коротких "ф-ф-ф-ф" подтвердила смешки через нос.
– Уже собираюсь, – сказала я одними губами.
– Не забудь об экзамене, – напомнила она о головной боли. – А то у тебя такое лицо, будто без ума влюбилась. В зеркале посмотри.
И выбежала из коридора.
Батюшки! Услышал ли Мэл? Срочно отключаюсь!
Зеркало у раковины показало правду. Щеки пунцовые, глаза блестят, волосы растрепанные – это не я!
Я чуть не нажала на рассоединение, но прислушалась к звукам в телефоне. Мэл ворочал посудой на кухне – переливал, бренчал, помешивая, прихлебывал. Вроде бы не слышал, – выдохнула с облегчением и вспомнила, что тоже хочу завтракать. Как-никак, предстоит трудный день, поэтому необходимо подкрепиться.
В общем, ужасно я покушала, с одной свободной рукой. Мэлу хорошо, он и левша и правша одновременно, а мне пришлось есть с ножа, открыв криво-косо упаковку с плавленым сыром, пить обжигающий чай, шипя, и грызть торопливо сушки, усыпав крошками стол.
На том конце соединения периодически наступала тишина, прерываемая смешками или прочими звуками. Мэл подогрел свой завтрак в печи и тоже ел. Сначала я не поняла, зачем у него стучит метроном, а потом догадалась, что Мэл успевал играть с вилкой. Поставит на зубчики – уронит на стол – перевернет, поставит на рукоятку – уронит – перевернет. Словом, и жевал, и развлекался, и меня слушал. Все успел.
Собиралась я тоже невнятно, уделив максимум внимания молчаливому собеседнику и минимум – себе. Вытащила из тумбочки пакет из продуктовой лавки и переложила из сумки все имеющиеся принадлежности. Вернее, просто-напросто перевалила, потому что управляться с одной незанятой рукой оказалось неудобно. Подумав, положила пачку денег в тумбочку, а в институт на всякий случай взяла пятьдесят висоров. Удостоверение личности тоже осталось в швабровке. Когда поедем в центр, прихвачу с собой, а сейчас оно не потребуется.
Мэл тоже собирался – гремел ящиками, шуршал, щелкал чем-то. Он оказался сноровистее меня. Закрыл квартиру и поехал вниз на лифте, пока я боролась с волосами, расчесывая.
– Архип! – сказал, приветствуя консьержа, и направился к выходу.
Это было первое слово, точнее, имя, произнесенное Мэлом за всё время телефонного молчания. И снова в трубку набились звуки: открылась дверца машины, заскрипело кожаное сиденье, заработал двигатель, зашумел кондиционер, заиграла музыка. Сегодня Мэл не стал выключать магнитолу, словно подгонял меня ритмичной мелодией. Мол, смотри, Папена, я приеду из другого конца города быстрее, чем ты доплетешься из общаги, которая находится в ста метрах от института.
Пришлось ускорить сборы. Поглядев на изменившуюся в результате вчерашнего экспромта юбку, я приняла решение. Интересно, понял ли Мэл по отчаянным вздохам о долгих сомнениях в выборе одежды.
Намазавшись духами, я кинула флакончик с вытяжкой разъедалы в пакет. Вспомнив о витаминно-успокаивающем комплексе, бросилась к столу и принялась торопливо отмерять и отсчитывать. Также суетливо выпила, а Мэл убавил и без того тихий звук в магнитоле, чтобы слушать, как я пью.
Нанеся на губы бальзам, я ринулась к двери за курткой и проиграла Мэлу окончательно, потому как телефон доложил, что двигатель затих, и хлопнула дверца машины, и что с Мэлом здороваются, и он отвечает, пожимая руки и говоря: "Привет!" или "Здорово!" или "Нормально", "Класс!", и поднимается по ступенькам института.
Повертевшись, я пыталась разглядеть, как сидит на мне куртка. Отвратительно она сидела и юбку совсем не закрывала. Ужас как коротко, но переодеваться некогда, орудуя одной рукой или двумя, с телефоном, зажатым плечом.
Закрыв второпях дверь, я побежала в институт, запинаясь по пути о расставленные козлы, шурша газетами и полиэтиленом, в то время как Мэл вошел в холл, и мое ухо оглушил гул большого помещения. Сам Мэл исчез из динамика. Слышались голоса на заднем плане, говорили парни, но он все равно не отключался. Неизвестно, различил ли Мэл в шуме холла скрип снега под моими сапогами и учащенное от бега дыхание.
Я ворвалась в институт, ослепнув поначалу после зимнего утра, а затем чинно двинулась к раздевалке. Оглядывалась по сторонам, а меня трясло, и мысли разбегались как тараканы. Не помогает чудодейственный успокоительный состав Альрика, хоть литр зараз выпей.
Конечно же, Мэл вклинился в толпу парней на постаменте, заняв место на самом верху рядом со статуей святого, и смотрел на меня, а я, привалившись к гардеробной стойке, слушала его дыхание, как если бы мой молчаливый собеседник находился не на другом конце большого зала, а на расстоянии полушага.
Неудобно снимать куртку одной рукой, и выглядит такой процесс смешно со стороны, поэтому – делать нечего – я нажала на рассоединение. Мэл тоже отнял трубку от уха.
Ну, и как теперь быть? Это за стенами института меня будоражила и волновала атмосфера необычности телефонного общения, а здесь всё по-другому: друзья, Эльза, которая вроде как чья-то подружка, и Петя – мой парень.
Как вести себя с Мэлом, я не представляла. После вчерашних разговоров "по душам" в столовой и у мужских раздевалок было бы странно кивнуть и сказать обычный "привет" однокурснику.
Снова вспомнились обидные слова Мэла, мои обвинения и цель, которую они преследовали, и я решила: не буду обращать на него внимания. Сделаю вид, что не замечаю Мэла в упор. Стены вижу, зеркала по кругу вижу, Списуила вижу, а того, кто у статуи сидит – не вижу, хоть тресни.
Так, – пригладила я волосы, – какое у нас первоочередное дело? По замыслу Стопятнадцатого мне нужно попасть на экзамен в числе последних студентов, поэтому времени в избытке. Пойду-ка в архив, чтобы спасти своего начальника от аллергии, пока нездоровье не доконало его. А для этого надо пройти к подъемнику через холл по диагонали. Делов-то.
Подхватив пакет, я вдруг вспомнила, что на мне юбка, в которой неприлично шагать широко, поэтому двинулась походкой, выученной на тренировках у Вивы. В сапогах шлось неплохо и уверенно, но будь каблуки повыше, вообще получилось бы здорово.
По мере того, как ноги подходили к святому Списуилу, сердце мое опускалось все ниже и ниже, уползая в пятки, потому что с каждым шагом лицо Мэла мрачнело, превращаясь в грозовой фронт.
В конце концов, мало ли девчонок в институте, которые одеваются ярче и вызывающе, чем я? Таких модниц полно, и никто не создает вокруг них ажиотаж. И меня не заметят.
Оказывается, заметили. Когда до постамента осталось десять шагов, Макес, рассказывающий что-то оживленно, остановился на полуслове и замер, уставившись на меня, а парни начали оглядываться, ища источник остолбенения.
Не запнусь и не упаду. Завтра на меня будет смотреть вся страна, неужели сейчас позорно растянусь посреди холла?
Подняв голову, я гордо прошествовала мимо, свернув в коридор к подъемнику, а в спину мне донесся одобрительный свист.
Вот так испытание! – запрыгнула я в подъемник, и ноги противно задрожали. До того увлеклась дефилированием, что забыла о возможной ловушке со стороны ревнивой Эльзы, но потом подумала: коли Мэл неподалеку, то девица не рискнет пакостить. Она, наверное, уже заняла очередь перед экзаменационной аудиторией – для себя и своего парня.
Как и следовало ожидать, архив пустовал.
– Швабель Иоганнович! – крикнула я, зайдя в помещение.
Архивариус вышел из брошюровочной, чихая и сопливля. Видимо и в изолированный закуток пробралась вредоносная пыльца обсыпальника. Нет нигде от нее спасения. Зато вот она – я! Пришла и освобожу архив и его население от цветочного гнета.
– Здравствуйте, – просипел удивленно начальник. – Не ожидал вас увидеть. Разве сегодня нет экзаменов?
– Есть, но у меня высвободилась минутка, чтобы помочь в архиве. До моей очереди еще далеко.
– Ну, хорошо, – согласился растерянно мужчина. – После вашего ухода стол вернулся в первоначальное состояние, – показал на завалы папок, более высокие, чем вчера. – Если вас не затруднит…
– Не затруднит, Швабель Иоганнович, – заверила я, направляя архивариуса в сторону брошюровочной. – Наверное, поступили новые дополнения к делам?
– Очень много. Копятся, но не успеваю подшивать.
– Швабель Иоганнович, вы брошюруйте, а я наведу здесь порядок.
– Хорошо, – согласился мужчина и высморкался. – Чаю не хотите?
– Нет, спасибо. Недавно позавтракала. Не волнуйтесь, всё сделаю в лучшем виде.
Едва архивариус скрылся за дверью брошюровочной, я бросилась к раковине в дальнем углу служебной зоны. Там был обустроен хозяйственный уголок, обязательный для помещений с большим количеством хранящихся бумажных документов.
Это на первый взгляд кажется просто – наставил стеллажей, набил папками и выдавай всем желающим. На самом деле необходима пожарная сигнализация, если вдруг приключится загорание, нужна определенная влажность воздуха, требуется вентиляция, чтобы не задохнуться от килограммов пыли, оседающих на поверхностях, должны проводиться влажные уборки по строгому графику, оборудовано особое освещение, чтобы раньше времени не дряхлела бумага, и еще учтена куча мелочей, благодаря которым функционирует любое ответственное заведение. Так что для выполнения важной хозяйственной миссии у начальника имелся набор ведер, губок, щеток, вехоток, тряпок – каждая для определенной цели. Даже скребки имелись и длинные крючки, только непонятно, зачем.
Выбрав пластмассовое ведро, я включила кран, и пока набиралась вода, без конца прислушивалась, не вышел ли начальник из брошюровочной. Оттащив полное ведро к уголку с джунглями, протиснулась между кадками. Вблизи цветущего растения даже у меня, крайне нечувствительной особы, зачесался нос, и заслезились глаза. Утерев рукавом свитера выступившие слезы, я вылила в ведро колпачок мутноватой жидкости с лимонным оттенком и, подождав, когда вытяжка распределится равномерно, поднатужилась, опрокинув ведро в кадку.
Поначалу ничего не происходило: вода впиталась в землю, а растение, как ни в чем не бывало, активно одаривало пыльцой атмосферу помещения. Но затем наметились признаки гибели обсыпальника: листья начали скручиваться и иссыхали на глазах, нераскрывшиеся бутоны чернели и отваливались, цветки съеживались и опадали.
А теперь бегом с места преступления и не забыть улику – флакончик с вытяжкой!
Вернув ведро на место, я умылась и, отряхнувшись от пыльцы, в ускоренном темпе принялась за сортировку папок, поглядывая в сторону загибающегося растения. Да, вот я какая – злая и жестокая губительница флоры, но что поделать, если архивариус не пожелал избавиться от источника сильнейшей аллергии, предпочтя умереть на боевом посту, нежели выбросить кадку, к примеру, на мороз. Теперь понятно, почему хозяева деревца спихнули его Штуссу, чья порядочность не позволила расправиться с растением.
А моя порядочность позволила.
К тому моменту, когда дела были расставлены по полкам, мне показалось, что в помещении легче дышится, и воздух стал чище и прозрачнее, а издалека в гуще зарослей торчит черный обгоревший ствол обсыпальника.
– Швабель Иоганнович, ваше задание выполнено, – открыла я дверь в брошюровочную.
– Спасибо, – поблагодарил архивариус, выйдя, и высморкался.
Ну, ничего, недолго осталось ему чихать, смотря на мир слезящимися глазами.
– Может, все-таки выпьете чаю?
– Спасибо, но мне нужно спешить.
Распрощавшись с мужчиной, я подхватила пакет с вещичками и перед дверью кинула взгляд на дело рук своих. От жизнерадостного, пышущего зеленью и цветочками растения не осталось ровным счетом ничего. Лишь скукоженная коряжка указывала, что когда-то в кадке размещалось высокорослое развитое деревце. Вот так сила у моей вытяжки!
Кстати, обобранные кустики разъедалы, занимавшие уголок по противоположную сторону от двери, снова покрылись шапкой маленьких листиков. Всё-таки здесь удивительный климат, – резюмировала я, покинув архив. По дороге хотела послать воздушный поцелуй Некте, но передумала. Не до него мне сейчас.
Выбравшись из подвала, я вступила в опустевший холл. Народ разошелся, чтобы получить очередную дозу сессионных переживаний. Гномик на часах сообщил, что у меня осталось немного времени до того, как начать топтание перед дверью аудитории. К тому же среди студентов будет Мэл, а рядом с ним Эльза.
Оттягивая встречу до последнего момента, я направилась на чердак, решив не брать из раздевалки куртку, чтобы лишний раз не выслушивать ворчание гардеробщицы о безмозглых студентах, которые не знают, чего хотят от жизни – то ли одеться, то ли раздеться.
Прочитал ли А. записку?
Прочитал.
Ниже моего послания было приписано карандашом: "Когда?"
Коротко и емко. Похоже, у нас завязалась переписка.
Действительно, когда? Сегодня не получится; завтра, в день приема, тоже не удастся, к тому же институт закроют. Следующий день – понедельник. Трудный, но нужный день, поскольку знаменует начало новой недели. Я же отосплюсь после светского мероприятия и вечерком поднимусь чердак.
Ежась и дыша на замерзшие ладони, торопливо накарябала пером: "Пон, 20.00".
Когда благодарный горнист спросил, чем могут помочь ребята, я придумала. Они передадут весточку маме, хотя пока непонятно, каким образом: у меня нет ни её адреса, ни имени, и я не смогу описать, как она выглядит. Теперь уже не имеет особого смысла шифроваться, коли завтра на всю страну прогремит мое родство с первым заместителем министра экономики и, возможно, всплывет факт первого брака отца. И все же разговор с горнистами нужно вести так, чтобы не подставить ни себя, ни ребят. Пока не знаю, как это сделать, но обязательно что-нибудь придумаю.
Законспирировав записку дрожащими от холода руками, я спустилась с чердака и попрыгала, чтобы отогреться. Больше не буду лазить без куртки по неотапливаемым помещениям, а то недолго подхватить простуду. Пробегусь-ка до экзаменационной аудитории.
У кабинета творился обычный бедлам. Кто-то повторял вслух конспекты, кто-то, прижав ухо к двери, прислушивался к тому, что происходило внутри. Другие счастливчики делились впечатлениями после экзамена и хвастались оценками. Тут же на стене висел листочек с номерами билетов, прилепленный на жевательную резинку, и каждый выходящий из аудитории зачеркивал билет, который ему выпал. Некоторые студенты перепроверяли, хорошо ли спрятаны шпаргалки, чтобы их не унюхал препод. Пустая затея. Все равно почует.
Я проглядела вычеркнутые номера. Мой выученный абы как двадцать пятый остался девственно нетронутым. Стоит ли трястись, переживая, если все равно заходить в числе последних, и уже неважно, какой билет мне попадется?
Поскольку все подоконники рядом с аудиторией оказались оккупированными, пришлось усесться в отдалении у свободного окна.
Прислонив пакет к окну, я огляделась. Если на мое феерическое появление "почти без юбки" и обратили внимание, то недолгое, потому что однокурсников переполнял экзаменационный стресс. В другое время девчонки начали бы сплетничать и перешептываться, а парни – глазеть и показывать пальцами, но сейчас, мельком скользнув по моим, надеюсь, не очень кривым ногам, студенты вернулись к разговорам и беглому просматриванию конспектов по десятому кругу. Неплохо, хотя я ожидала пристальные разглядывания и обсуждения – вполголоса или громко, без стеснения в выражениях.
И Мэла нет нигде – ни в толпе, ни на подоконниках. Наверное, он со своей Эльзочкой сидит на экзамене.
Я состроила равнодушное лицо, а сама вытягивала шею, выискивая знакомый вихор. Повернула случайно голову, а Мэл, оказывается, вовсе не на экзамене заседал, а стоял неподалеку от лестницы засунув руки в карманы брюк, и смотрел на меня, прислонившись к стене.
Под его взглядом я дезориентировалась в пространстве. Где же Мэл пропадал? В библиотеке скучал или отрабатывал долги с веником в спортзале? Или уже отстрелялся, получив стандартное "отлично"?
Отвернувшись в сторону, я делала вид, что мне неинтересно, кто это там стоит, прожигая меня взглядом, но щеки горели так, что на них можно было жарить яичницу. Тогда я поднялась с подоконника и отвернулась к окну. Ой, у меня же юбка короткая!
Поправила юбку, пытаясь стянуть пониже, и снова уселась, бросив взгляд мельком на Мэла. А он ухмылялся, и непонятно, то ли злая у него усмешка, то ли наоборот.
Из аудитории вышли несколько человек и Эльза в их числе. Вспомнив о вчерашней встрече в туалете, я напряглась. Станет ли она задирать меня при всех или начихает на мое существование?
К египетской плясунье подбежала свита, и компания удалилась на дальний подоконник, чтобы поделиться впечатлениями. Видимо от пережитого волнения Эльза не заметила ни меня, ни Мэла, а он не окликнул её и не махнул рукой, подзывая. Мэл продолжал смотреть в мою сторону, а потом оттолкнулся от стены и направился к окну, у которого сидела я. Ой, мамочки, он шел ко мне. Ко мне!
