Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 58 страниц)
3.1
Незапланированные траты, связанные с устранением колтуна, расстроили меня, но ненадолго. Гораздо важнее оказалось своевременное избавление от заклинания, бесчестно брошенного в спину, вернее, в голову. Не представляю, как бы я выкручивалась, не окажись в распоряжении свободных денег, поэтому весь вечер усиленно внушала себе относиться по-философски к потере наличности, иначе чудом сохранившаяся редкая поросль на голове поседеет от беспокойства и выпадет раньше времени.
Однако расслабляться не следовало. Надо мной нависла опасность других заклинаний, способных исподтишка нанести непоправимый урон. Ликвидация их последствий грозила прохудить кошелек и свести остаток денежных средств к нулю.
На следующее утро я долго разглядывала себя в зеркало, выискивая подозрительные признаки и симптомы, как-то: сыпь, покраснение, вздутие, припухлость, отсутствие ресниц и появление усов. Вдруг меня успели незаметно наградить парочкой подлых заклинаний? Организм охватила мнительность: чудились шаги за спиной, и виделись тени, заносящие руку для удара в спину.
Не найдя видимых изъянов во внешности, я собралась в квартал невидящих. Бежала по тропинке к дыре в ограде, беспрерывно оглядываясь, и лишь перебежав дорогу, вздохнула с облегчением. Чтобы не идти с пустыми руками, купила в кондитерской рулет, украшенный фигурками снеговиков из крема, и огромный полосатый красно-белый леденец в виде кукиша.
Издали показалось, что мастерская Олега закрыта, но сам он оказался на месте, подпиливая металлический стержень, зажатый в тисках.
– Эва! – воскликнул радостно. – Какой сюрприз! Марта, у нас гости!
В знакомых шторочках появилась улыбающаяся девушка.
– Эвочка, я рада, что ты зашла, – сказала она, и мы обнялись. – С наступившим тебя годом! Не продрогла? На улице страшная холодина.
– И вас тоже поздравляю! Быстро бежала, поэтому не успела замерзнуть. Извиняюсь, что не пришла раньше. Теперь подрабатываю и вечером еле волочу ноги. К тому же сессия изматывает.
– Ну, что за оправдания? – махнула рукой девушка. – Пошли на кухню, расскажешь. Олег потом заглянет, как освободится.
Конечно же, под неспешный разговор был умят рулет и пирог со щавелем, испеченный рукодельницей Мартой. Она удивленно разглядывала мою укороченную прическу.
– Надоел куцый хвостик, – махнула я рукой. – Решила сменить имидж, вдруг волосы станут гуще.
– Можно споласкивать отварами трав, – посоветовала Марта.
– А ты как ухаживаешь? – потрогала я пышный кончик черной косы. – Какие густющие и жесткие!
– Никак не ухаживаю. Они мне достались по наследству от папы. У него была богатая шевелюра. Волосы как вороново крыло, блестящие и волнистые.
В моем наследственном сундучке не имелось достоинств, которыми я могла бы похвастаться, поэтому вручила девушке леденцовый кукиш:
– Передай Тёме, как приедет.
– Передам, – улыбнулась Марта. – Он давно в городе. Как и ты, с утра до ночи вкалывает. Постоянно Тёмке говорю: "Надорвешься!", а он смеется.
– Здоровья много не бывает. Все-таки нужно поберечься, – пожурила я отсутствующего парня.
– А у нас с Олегом новость, – загадочно улыбнулась Марта и почему-то застеснялась. – У нас маленький будет.
– Ура! – я подскочила и бросилась обнимать ее. – Поздравляю! Очень-очень рада за вас!
– Вообще-то срок небольшой, и знают только близкие.
Меня неимоверно окрылило приобщение к узкому кругу лиц, которых девушка считала близкими. Расчувствовавшись, я зашмыгала носом.
– Нужно употреблять побольше витаминов и не волноваться, – начала вспоминать советы, почерпнутые из книг.
О детях и обо всем, что с ними связано, я имела смутное представление, однако ребенок представлялся мне светлым и беззащитным существом, отчаянно нуждающимся в любви и заботе, и не было сомнений в том, что Марта и Олег станут отличными родителями.
Все-таки мне удалось всучить Олегу часть долга за замок, несмотря на громкое возмущение Марты. Ее убедили слова о том, что договоренность о стоимости работы нерушима, и если не выполнить условия, надо мной нависнет проклятие.
На обратном пути меня окликнули. Я не сразу узнала Радика, с которым недавно познакомилась в архиве. Парнишка, закутавшись в шарф, пританцовывал у книжной лавки и разглядывал толстую книгу с драконом на обложке, выставленную на витрине. Нос у Радика покраснел, шапка и шарф около лица покрылись густым инеем, и видно было, что парень окоченел, однако не спешил бежать и отогреваться в тепле.
– Чего мерзнешь? – спросила у него. – Иди домой.
– Мне пока нельзя, – отозвался он, постукивая зубами.
Я удивилась. Добрый хозяин в лютый мороз животину не выбросит на улицу, а тут изуверы-родители не пускают пацана в дом.
– А когда будет можно?
– Ч-через час, не меньше, – с готовностью ответил парнишка.
Ну, и изверги его родственники!
– Ты где живешь? – начала выпытывать у Радика.
– В общаге.
– Не знала, – поразилась я. – На каком этаже?
– Н-на первом.
– Сходится! А в какой стороне? Я – налево-налево-налево. А ты?
– А я направо-направо-направо, – улыбнулся юноша.
– Пошли со мной в бакалею. Заодно поможешь донести продукты.
– Д-давай.
– А почему тебе в общагу нельзя? – спросила я, когда на запредельной скорости мы побежали в магазинчик.
– С-сосед привел девушку.
– Понятно. Козел твой сосед, – констатировала я, а лицо Радика озарила светлая улыбка.
– Он неплохой, – начал защищать свинтуса, выгнавшего товарища на мороз ради какой-то девки.
– Значит, ты замерзаешь на улице, пока он обхаживает подружку?
– Захожу погреться в лавки. Уже по третьему кругу пошел, – пояснил Радик. – Мой дядя недалеко комнату снимает, но его сейчас нет дома. Я не успел предупредить.
Мы добежали до бакалейного магазинчика. Поскольку у меня неожиданно появились денежки, пусть и сократившиеся в количестве, я приняла решение устроить задел для вечерних, а также для утренних перекусов, потому что объедаться в столовой на ежедневных завтраках не получалось.
В результате набрала макарон, крупы, плавленого сыра, соли, сушек, новую порцию сухариков и, не удержавшись, карамелек. Сгрузила продукты в пакет, любезно предоставленный продавцом, и задумалась: в чем же варить макароны и кашу? Не в чайнике же. Покупать для варки специальную посудину накладно. Видимо, придется выгружать часть покупок обратно.
– У меня есть кастрюля, – сказал Радик. – Правда, варю в ней нечасто.
– А давай буду брать твою кастрюлю в аренду! – предложила я. – Все, что в ней сварится – пополам.
– Давай! – согласился юноша и бесхитростно похвалился: – У меня еще и поварешка есть.
– Отлично! Сегодня устроим царский ужин.
Радик взял пакет за ручки.
– Мне не тяжело, донесу. Только все равно не могу пока идти в общагу.
– Что за чушь! – возмутилась я. – Пошли ко мне.
По дороге спросила у него:
– Как сессия? Не боишься завалить?
– Нет, все отлично, – охотно поделился впечатлениями Радик. – Трудно, но очень интересно. Безумно счастлив, что поступил в институт.
Я искоса посмотрела на него. Преувеличенный восторг показался мне искусственным и наигранным, однако Радик светился неподдельной радостью, рассказывая о трудностях в учебе.
В общежитии я провела экскурсию по своей швабровке, и юноша очаровался плафончиком. Замер на несколько минут, разглядывая тени, бегущие по стенам.
– Жаль, кастрюли нет, а то бы воду поставили, – посетовала я, убрав согревшиеся руки с батареи.
– Сейчас принесу, – вскинулся Радик.
– Тебе же нельзя прерывать свидание.
– В комнату нельзя, а ключи от пищеблока при мне.
– Заодно прихвати поварешку с ложкой, – крикнула я вслед.
Радик действительно принес через несколько минут алюминиевую кастрюльку с небольшой вмятиной на крышке, и процесс варки макарон стартовал. Поскольку роскошь тарелок была недоступна, мы ели из кастрюли. За ужином, приправленным бутербродами с сыром, Радик неожиданно признался:
– Я ведь не висорат, а "грязный".
Сказал будничным тоном, словно похвалил за вкусную трапезу, а я замерла, не донеся ложку до рта.
"Грязными" в обиходе называли тех, кто приобрел способность видеть волны в результате событий, связанных с риском для жизни, например, после аварии, удара молнии или комы. Таких, как Радик, недолюбливали и слепые, и урожденные висораты. Первые – потому что получившие видение поднимались на ступеньку выше, а вторые – потому что презирали.
Я знала одного "грязного". В интернате был мальчик, который, однажды балуясь с друзьями в заброшенной сторожке, попал под напряжение и получил удар электрическим током. Возвратившись из больницы, мальчишка уверял, что научился производить в голове мгновенные вычисления огромных чисел, и говорил, что цифры – живые. Большинство из нас сочли его съехавшим с катушек, мол, короткое замыкание выжгло бедняге мозг, но потом мальчика отвезли на исследование, и обратно он вернулся с дефенсором – маленьким гвоздиком в ухе. Не видящие волн перестали дружить с новообретшим способности, а висоратские сироты не принимали в свою компанию, обзывая "грязным" и "черномазым". Уж не знаю, был ли он счастлив, когда его задирали и те, и другие, хотя я не отказалась бы получить способность видеть волны, упав, например, с чердака и приложившись хорошенько головой. Чем черт не шутит? Может, попробовать на досуге?
– Поменьше откровенничай о своем висоратстве на разных углах, – посоветовала парнишке.
– Почему? – искренне удивился он.
– Люди бывают разные, – ответила я туманно. – А как ты умудрился?
– Попал в аварию на мотоцикле, – бесхитростно ответил Радик, совершенно не вникнув в мое предупреждение. – Долго болел, лежал на вытяжке. Сильно ударился головой и после этого стал видеть тех, кто живет в любом из нас.
Я с опаской посмотрела на него. Так и есть, ненормальный.
– И кто живет внутри нас? – спросила участливо, словно рядом сидел тяжелый душевнобольной.
– Они разные, – не стал ломаться парнишка. – Например, у тебя пушистый и мягкий, а временами увеличивается, будто хочет обнять и поделиться своим теплом.
Радик улыбнулся, а я задумалась над его вменяемостью. Пожалуй, не нужна мне такая странная способность как у него. Хочу подобно богам метать молнии и ругаться с небес громовым голосом. Зря, что ли, пожертвую своей головой?
– Значит, это "он"? – приложила ладонь к сердцу.
– Не здесь. – Юноша переместил мою руку в область живота.
Я засмеялась:
– Тут у меня один зверь, который громко рычит, когда голоден.
Радик поддержал мой смех. Простота и доверчивость парнишки подкупали. Он чем-то походил на Петю, но вел себя по-детски и непосредственно. Меня же, не наигравшуюся в свое время, тянуло к юноше, как если бы старшую сестру тянуло защищать и опекать неразумного брата. Да, наверное, именно так чувствуют себя старшие сестры.
Я смутилась от неожиданно нахлынувших ощущений.
– Спасибо, – открыто улыбнулся Радик.
– За что?
– От твоего зверя душа горит.
– Совсем запутал, – стукнула его по плечу. – Страшный фантазер. А волны видишь?
– Когда как. Плохо удается. Как слепой, – поделился парнишка, и я посочувствовала ему. – Но постоянно практикуюсь. Надеюсь развить видение.
– У тебя все получится. А кто сидит внутри тебя?
– Не могу разглядеть, – ответил он с огорчением. – Беспрерывно спит и не показывается.
Да уж.
– Ты, Радик, не распространяйся о своих способностях, – дала совет. – Мало кому понравится узнать, то внутри него сидит безобразная чувырла или прожорливый каннибал.
– Уже понял, – кивнул он. Видимо, успел попасть в неприятную ситуацию.
Парнишка ел плохо, и я поругала его за плохой аппетит.
– Худосочный и бледный как поганка, потому что мало ешь. В чем душа держится?
– Успеется, – отмахнулся он. – Представь: наращу массу, ты меня не узнаешь и не пустишь на порог.
После того, как Радик, наконец, отчалил со своей кастрюлей, я завалилась на кровать, размышляя о судьбе, уготовившей крутой поворот ничего не подозревающему мальчику. Конечно же, теперь невидящие родители Радика не надышатся на него, надеясь, что он выбьется в люди. Значит, у юноши появились потенциалы, и ему разрешили носить дефенсор.
Раздумья и разглядывание пятен на потолке были прерваны Аффой.
– Официально предупреждаю тебя, соседка, – сказала она серьезно. – Завтра после экзамена поедем в клуб восстанавливать потраченные нервы. Мой четверокурсник достал билеты, так что к четырем будь готова к веселому мероприятию.
– Развлекательные заведения мне всю плешь проели. Никуда не хочу, – скривилась я и рассказала девушке о поездке в "Инновацию", закончив повествование тем, что Мелёшин благополучно доставил меня к крыльцу родного института.
Она слушала с большим вниманием, всплескивая периодически руками и громко вздыхая.
– Везучая, – сделала вывод соседка. – Мне вовек туда не попасть. Ты соображаешь, что побывала в самом-самом-самом…
– Соображаю, – оборвала ее. – Афка, если позавидуешь – обижусь. Думаешь приятно, когда на тебя смотрят как на бедного родственника? Не спорю, обстановка там фантастическая, но я лучше схожу во "Встречу" в район невидящих.
– А Мелёшин-то каков! – не скупилась на эмоции девушка. – Слушай, неспроста он в кафе повез, а потом по городу катал. Он на тебя запал!
– Ну, ты скажешь. Он же лип к своей Изабелке как банный лист и сюсюкался с ней.
– Значит, специально сюсюкался, чтобы ты заревновала.
– Ага, ревность среди цветущих вишен в центре столицы, – скривилась я. – Изабеллу не переплюнуть.
– Сдалась она тебе, – пожала плечами соседка. – Изабелла на порядок выше Эльзы и ценит себя как очень дорогую вещь. Она использует твоего Мэла, как использовала набитые кошельки до него. Если Мелёшин ускользнет из ее рук – не беда. Изабелла не опустится до мелочного выяснения отношений. Найдется полно желающих на красивую обертку – не Мэл, так кто-нибудь другой.
– Не утешай, Афка, бесполезно. К тому же Мелёшин меня бесит, – я демонстративно махнула рукой и порадовалась тому, что блондинка трезво оценивает ситуацию и не страдает от болей в сердце. И тут же одернула себя. Я, что ли, страдаю? Это пусть Мэл переживает, когда его подружка найдет другого кавалера, которого будет доить. А еще меня разволновало мимолетно присвоенное девушкой "твой Мэл".
Аффины мысли не стояли на месте. Пока я разбиралась в своем отношении к Мелёшину, она переключилась на Петю.
– Интересная партия разыгрывается, – сказала задумчиво. – А Петя… Он твой парень?
– Вроде как, – подтвердила я неохотно.
– Не похоже. По-моему, он назвал тебя своей девушкой, чтобы похвастаться перед друзьями.
– Чем тут хвалиться? – развела я руками. – Погляди на меня.
– Не в открытую, конечно, и не вслух. Зато поднял значимость среди однокурсников.
– Нет, Петя не такой. Он скромный.
– Твой парень предпочел собрание, а на следующий день не поинтересовался, доехала ли ты, или Мелёшин вышвырнул тебя под колеса по дороге. Каким словом назвать подобное равнодушие?
– Ну… Петя не привык, – продолжала я защищать спортсмена.
– Глупая ты, Эвка, – пожурила девушка. – Отношения не построить на привычке. Зачем мучиться, если сердце молчит?
Я промолчала, не зная, что ответить.
– У меня вообще складывается впечатление, что твой Петя какой-то толстокожий, – вынесла резолюцию соседка.
– Аф, я сама предложила не провожать меня, а пойти на спортивное собрание.
– Всё равно, – не уступала она. – Когда мужчина питает чувства, от них кругом вибрирует. А Петя питает?
– Не знаю, – растерялась я. – Но он научится.
– Ну-ну, кот ученый. Так пойдешь завтра в клуб? – девушка перевела разговор в основное русло.
– У меня особых денег нет. Не приглашать же Петю. Он до сих пор не отошел от потрясения в "Инновации".
– Иногда полезно потрясти нервишки, – заключила холодно Аффа. – Потребуется один висор на проезд туда и обратно, и пять-шесть висоров, чтобы заказать чего-нибудь. А если какой-нибудь парень угостит, вообще получится бесплатно.
– Для чего нестись куда-то и тратить деньжищи непонятно на что, если можно поесть в общаге?
– Тебе бы о еде беспрерывно думать, – упрекнула девушка. – Забыла сказать самое главное. В "Одиночество" не попасть с улицы. Туда вход только для своих и по связям.
– Спасибо, находилась по изысканным заведениям – ноги болят.
– Не спеши отказываться. Это клуб для слепых. – При ее словах я навострила уши. – Но и висораты туда вхожи. В клубе соблюдается нейтралитет: на ношение дефенсоров закрывают глаза, и там нельзя применять заклинания.
– По-прежнему не понимаю, зачем мне туда ехать. Лучше полежу в швабровке, кашу сварю.
– Непробиваемая! – вскочила соседка. – Отучишься в институте, и будет нечего вспомнить, кроме бесконечной зубрежки, а ведь вокруг тебя столица. Сто-ли-ца! – повторила она. – В клубе выступают лучшие музыкальные и танцевальные группы! Номера – закачаешься! Завтра как раз состоится сборный концерт. Вход ограничен, и билеты розданы два месяца назад. Если не понравится, сразу уйдем.
– Подозрительно, что ты усердно меня заманиваешь, – просканировала я девушку, сощурив глаза.
– Там будет выступать Костик. Он посвятит мне особенную песню. А с Лизбэт ехать не хочу, она не любит смешанные заведения. Говорит, это вредит её репутации.
Ясно, за стенкой живет брезгливая особа с идеальной биографией.
– Ладно. Послушаем твоего певуна и сразу вернемся обратно.
– Хорошо, хорошо! – захлопала в ладоши Аффа. – Как скажешь, так и будет.
– Есть небольшая проблема. У меня работа, – сказала я и пояснила: – Подрабатываю в архиве по два часа ежедневно.
– Успей, Эвочка, пожалуйста! – девушка сложила умоляюще руки.
С подработкой я расправлюсь, а как быть с осмотром у Альрика? В свете опасных намерений неизвестных особ в отношении моей персоны стоит держать язык за зубами и впредь просачиваться незаметной тенью в лабораторию профессора.
– Придется выкручиваться, – почесала я нос.
– Обещаю, не пожалеешь! Вечеринка будет в тысячу раз лучше, чем в снобистской "Инновации".
– Будем надеяться, – пробурчала я.
4.1
Утром в институте я внимательно вглядывалась в лица встречных студентов, и в особенности девушек, в надежде заметить на чьем-нибудь лице злорадство по поводу моей укороченной прически. Попытка распознать виновницу с треском провалилась: или народу было откровенно наплевать на смену имиджа, или эмоции умело скрывались.
В столовой Мэл долго рассматривал мой новый состриженный вид, и, похоже, пребывал в растерянности. Почему-то ему не понравилось увиденное. Можно подумать, я сама без ума от трех уцелевших волосинок.
Завтрак получился скромным, но вкусным.
– Почему постриглась? – спросил Мелёшин.
– Жевательную резинку закатали.
– Кто? – процедил он свирепо, вызвав у меня секундный приступ испуга. Укажи я сейчас на виновника, не сомневаюсь, Мэл растворил бы его не хуже подноса.
– Не знаю, не заметила сразу, – поведала печально.
– Надо было мне сказать, я бы отклеил. Не пришлось бы отрезать.
– За очередной долг? Нет уж. Предпочту налысо.
Мелёшин потер лоб, а потом сказал, констатируя:
– Тебе неприятно сидеть рядом со мной.
Я опешила.
– Ну, почему же… – забормотала невнятно и смешалась. – Вполне. Общаемся как цивилизованные люди. Подносы мои уносишь. Просто отлично.
– Уношу, – сказал Мэл. – Продолжай.
– Что продолжать?
– Что думаешь, то и говори. Сидим, общаемся…
– Ты, Мелёшин, когда запеканку не поешь, делаешься странным. Ну, я побежала, мне нужно занять очередь на экзамен, а то опять проползу в последних рядах. Обед, наверное, отменяется, да?
– Наверное, – согласился Мэл каким-то уставшим голосом. Он так и не притронулся к завтраку.
Экзамен я сдала в первой половине дня, не успев толком разволноваться. Совсем не ожидала, что получу четверку у Лютика. Выбралась из экзаменационной аудитории и попала в кольцо ожидающих своей очереди.
– Ну, как? – накинулись желающие узнать подробности. – Зверствует?
– Нормально. Пока спокойный, так что успевайте.
Народ забегал под дверями, перепроверяя надежность спрятанных шпаргалок. Знают, что не удастся ими воспользоваться, и все равно надежда на авось тлеет из сессии в сессию, от экзамена к экзамену.
У подоконника толпилась кучка парней, и среди них Мелёшин, не спешивший на встречу с преподавателем.
По пути в архив я столкнулась с Капой, поднимавшимся по лестнице.
– Отстрелялась?
– Уже. А ты готов?
– Учил как проклятый и проспал. Надеюсь вымучить трояк.
– Удачи!
– Что-нибудь случилось? – удивился начальник, когда я появилась в архиве в неурочное время.
– Сдала экзамен. На четверку!
– Поздравляю, – проскрипел Швабель. – Наведите порядок на вверенном стеллаже. Совершенно не успеваю, сшиваю новое поступление дел.
По причине экзаменов архив пустовал, поэтому прокрасться к заветному пополняемому делу ПД-ПР не представилось возможности. К окончанию рабочего времени у меня отваливались руки, передвигающие и перемещающие тяжелые кожаные переплеты с нижних полок на верхние и обратно в соответствии с каталогизационными карточками.
Со сгорбленными от усталости плечами я направилась к Альрику, понадеявшись уговорить его провести осмотр. Увы, профессор принимал экзамен у четвертого курса нематериалки, поэтому попасть в лабораторию катастрофически не получалось. Пометавшись по холлу, я решила забежать в институт по возвращению из клуба.
В указанное время Аффа зашла за мной. Девушка преобразилась: собрала волосы в высокий хвост, навела яркий боевой раскрас, облачилась в короткую юбку и сапоги на высоком каблуке. Увидев мой неизменный наряд, она сделала тоскливое лицо.
– Ничего получше нет?
– Получше нет, – развела я руками.
– Ну и ладно. Что сдавала?
– Общую теорию у Лютика. На четверку, – ответила я с гордостью. – А у тебя что?
– Гадания и предсказания. Выпал вопрос по хиромантии, а я его выучила тяп-ляп. С грехом пополам ответила, зато по гаданию на кофейной гуще отыгралась. Усредненно на четверку натянула.
– Молодец, Афка, выкрутилась! Погадаешь мне при случае?
– Почему бы и нет, – согласилась девушка. – Но у гаданий очень низкая вероятность реализации. Побежали, а то не успеем к началу. Скоро должен быть автобус.
Аффа надумала срезать, и, одевшись, мы ринулись по тропинке к дыре в решетке и побежали вдоль дороги, мимо проезжающих машин. Только остановились передохнуть рядом с вросшей в снег обшарпанной автобусной остановкой, как через несколько секунд подъехал транспорт со следами ржавчины на кузове, фыркающий выхлопами и трясущийся, точно безнадежный больной.
В полупустом салоне Аффа рухнула на сиденье и, отдышавшись, сказала:
– Хорошо, что успели. Следующий подошел бы через полчаса. Не расслабляйся, ехать три остановки.
С одной стороны дороги простиралась широкая полоса редких деревьев и кустарника, по которой петляла эстакада с толстенными трубами, уходящая вдаль. С другой стороны тянулась окраина знакомого района, по нему я проезжала на Мелёшинской "Турбе". Затем автобус свернул наискосок на боковую улицу и поехал мимо безликих приземистых серых домов с редкими захудалыми балкончиками. За окном быстро темнело, и в салоне включили тусклую подсветку.
– Сейчас выходим, – толкнула меня Аффа. Хорошо, что предупредила, а то, заглядевшись, я уехала бы в неизвестность.
Выгрузившись из транспорта, мы поспешили по узкой дорожке. Автобус уфырчал, чадя черным дымом. Редкие фонари, освещавшие дорогу, давали мало света, поэтому Аффа чертыхалась, периодически проваливаясь высокими каблуками в снег.
По дороге я поглядывала на светящиеся окна в домах. Кое-где за шторами мелькали тени, но попадались хозяева, не стеснявшиеся показывать убранство помещений случайным прохожим. Освещенные окна представлялись мне кадрами из немого кино, показывавшими обрывки чужой жизни.
Я порядком продрогла, когда Аффа неожиданно притормозила, и мой нос впечатался в её спину.
– Почти дошли, – сказала соседка. – Поднажмем.
Впереди возвышался трехэтажный торговый павильон с освещенными окнами и горящей вывеской, однако девушка направилась в обход магазина, в темноту зимнего вечера. Мы очутились на заднем дворе, окруженном темными прямоугольниками зданий, по всей видимости, нежилых. Дворовая площадка была в беспорядке заставлена машинами и мотоциклами. Яркий фонарь освещал тыльную сторону павильона и кучкующуюся молодежь. В группках смеялись, громко и возбужденно переговаривались, курили.
Я заробела и замедлила шаги. Почувствовав мою неуверенность, Аффа подхватила меня за локоть и повела вперед. По мере приближения уши уловили слабую размеренную вибрацию. Фонарь высвечивал изрисованные стены здания. Слева была изображена фигура в зимней экипировке и на длинной доске, взрезающая торосы, нагроможденные горами у цоколя; справа в окружении звезд покачивалась на желтом полумесяце красивая девушка в длинном одеянии, а посередине настенного творчества уходили вниз широкие ступеньки, открывая светлый прямоугольный проем.
– Клуб в подвале, – продолжала тянуть меня Аффа. – Разрешили, потому что далеко от жилья.
Спустившись по ступеням, мы попали в широкий освещенный коридор и повернули налево, обходя по пути шумные компании. Слух отчетливо распознал низкие звуки, бьющие ритмичными басами. Повернув направо, очутились перед распахнутой дверью и скромной вывеской, на которой аккуратным ученическим курсивом было введено черным по белому: "Одиночество". Железная дверь со следами сварки была оборудована основательными засовами, утопленными в пазах. При входе стояли двое верзил с шеями шире головы и в трещащих пиджаках, распираемых накачанными мышцами.
Монотонное биение ударных раздавалось совсем рядом, за стеной, и сердце непроизвольно начало подстраиваться под ритм, а нога – постукивать в такт.
Аффа протянула бугаю две пластиковых карточки. Тот поочередно сунул билеты в считывающее устройство и вернул девушке, кивнув с серьезным видом. Отодвинулся в сторону, разрешая войти, и мы втекли в знаменитый в народе клуб.
В первый момент я оглохла от музыки и растерялась.
– Здесь нет гардероба. За своими шмотками каждый следит сам, – крикнула Аффа. Она пританцовывала, заразившись ритмичным темпом. – Работай локтями, нам нужно занять место под солнцем.
Придя в себя, я окинула взглядом небольшое помещение. Сверху по периметру тянулся балкон, занятый столиками. Первый этаж тоже окаймляла широкая ступенька-возвышение, а в центре зала пустовала площадка, над которой медленно прокручивался зеркальный шар. На заднем плане за барной стойкой, подсвеченной синим, сновали несколько парней в белых рубашках. Сцена напротив бара освещалась разноцветными прожекторами. Простота обстановки не портила общее впечатление. В целом в помещении было чисто и опрятно.
Клуб оказался забитым под завязку: как балкон второго этажа, так и пристенное пространство первого. Кто-то кому-то махал рукой, кто-то громко хохотал. В зале стоял гвалт и гомон.
Аффа потащила меня к возвышению и втиснула между двумя компаниями, а следом вклинилась сама. Под столом, опоясывавшим помещение лентой, отыскались два высоких треножных стула.
Мы разделись, и девушка повесила верхнюю одежду в узкой нише перед нашими носами, а затем царственно уселась на высокий стул и закинула ногу на ногу, покачивая носком под музыку. Оказывается, у нее красивые ноги, а я и не знала.
– Класс! – воскликнула она. – Прихожу сюда в третий раз. Посидим немного и позже попробуем что-нибудь заказать, а то затопчут.
Действительно, у барной стойки наблюдалась толкотня и давка. Бармены крутились как белки в колесе, выполняя заказы.
– Ну, как? – крикнула на ухо Аффа. – Нравится?
Я пожала плечами.
– Пока не поняла! – крикнула в ответ.
– Ага, – кивнула она с видом знатока. – Смотри, впитывай. Если захочешь выйти в туалет, возьми билет. Обратно впустят только по нему.
Аффа сунула мне в руки карточку и начала пританцовывать, сидя на стуле.
Освещение поменялось, и в зале потемнело, зато высветилась сцена. Вокруг захлопали и засвистели, оглушая. На сцене появилось несколько человек. Музыка изменилась, и вышедшие вступили один за другим в танец, полный сложных движений. Отработанные слаженные действия танцоров усиливали впечатление.
Наименее усидчивые зрители бросились со своих мест в центр зала, и я порадовалась тому, что помещение удачно спроектировано с учетом прыгающей и скачущей публики. С возвышения прекрасно просматривалась сцена и перемещавшиеся по ней исполнители.
Танцоры выделывали невероятные кульбиты, чем вызвали громкие аплодисменты и крики толпы. Выступление мне понравилось, и я позавидовала гибкости и пластичности танцующих.
Неожиданно Аффа сказала с раздражением:
– Не ждешь, а оно само собой всплывает.
Поджав губы, она кивнула на второй этаж. Напротив, за одним из столиков вольготно развалился пестроволосый Макес и заигрывал с девушками по соседству. Рядом с ним сидел Мелёшин собственной персоной, и, прихлебывая какой-то напиток, смотрел на сцену, а потом, словно почувствовав оторопелый взгляд, перевел глаза на меня. Сделал глоток и продолжил невозмутимо разглядывать нашу дислокацию внизу.
Как ужаленная, я отвернулась к сцене. На ней появились новые исполнители, но их песня прошла мимо сознания, не отложившись в голове. Взгляд Мэла прожигал, путая и выветривая мысли.
– Что они здесь делают? – наклонилась я к скачущей на стуле девушке.
– А-а, – махнула она рукой. – Случайно проговорилась, что после экзамена идем расслабляться в клуб, а крашеный вертихвост услышал и решил испортить мне настроение, и твоего Мэла прихватил для компании.
Я снова стрельнула глазами наверх. "Мой Мэл" потягивал из бокала и по-прежнему смотрел на меня, игнорируя поющих на сцене. Голова закружилась, и я потеряла способность внятно соображать, ощущая на себе давление пристального Мелёшинского взгляда.
Нужен глоток свежего воздуха и как можно быстрее! Рука уже потянулась к куртке, но тут на помощь пришла Аффа.
– Скоро Костик будет выступать, – толкнула меня в бок. – Давай переберемся поближе, все-таки стало посвободнее.
Основная масса зрителей теперь гужевалась в центре зала. Толпа колыхалась, галдя, и отвечала на приветствия исполнителей всплесками аплодисментов и свистом.
Подхватив одежду, мы перебрались на другую сторону возвышения и очутились рядом со сценой, но теперь Мелёшин и его легкомысленный друг оказались над нами. В голове прояснилось, и я с облегчением вздохнула. По крайней мере, начала вслушиваться в слова песен и в музыку.
– Сейчас! – возбужденно заерзала на сиденье Аффа.
На сцену вышла новая группа.
– Третий слева, – пояснила на ухо девушка. Парень, о котором она говорила, оказался симпатичным, высоким и кудрявым. – Это Костик, он достал билеты.
Как выяснилось, Костик не солировал, а играл на гитаре. Песню о перипетиях судьбы разбившегося гонщика исполнил плотно сбитый парень с розовыми волосами торчком. Собрав свою порцию аплодисментов и криков восторженных слушателей, группа удалилась со сцены.