Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц)
10.3
За окном проносились улицы и широкие проспекты, а по ним текли плотные транспортные потоки, в одном из которых ехали мы, зажатые со всех сторон автомобилями. Не столица, а гигантский муравейник.
Жизнь преподносит сюрпризы, – подумала я, разглядывая необычный архитектурный шедевр – здание с растянутыми искаженными формами, занимаемое Первым департаментом. Еще недавно Мэл был далек и недостижим, живя своей звездной жизнью, еще вчера между нами проходила жирная приятельская граница, и я убеждала себя, что ради собственного блага не следует ее переступать, а сегодня благоразумие кануло под воздействием стихийного порыва, стоило дать слабину.
Посмотрела на руки Мэла, лежащие на руле – сильные и крепкие, способные творить со мной нечто невообразимое, разжижающее волю, покосилась на него самого, излучающего уверенность и надежность, и пришла к выводу, что местоимение "мой" меняет восприятие, пробуждая собственнические инстинкты и ревность. Мэл принадлежал мне целиком у кухонного стола, и в душе тоже был моим. Руки, что сейчас поворачивали руль налево, – для меня, и объятия Мэла – тоже для меня, и даже его упрямство – для меня. Он весь – мой, обвешанный сигнальными флажками с надписью: "Чужое не лапать!".
Эгоистичность запросов в отношении хозяйствования над Мэлом потрясла меня. Я не причисляла себя к ревнивицам, полагая, что никогда не опущусь до унижения собственного достоинства, а теперь с неохотой признавалась, что хочу занимать ключевое место в мыслях и планах Мэла.
Мечтать вредно. Несбыточные мечты отвлекают и затрудняют жизнь, создавая ворох осложнений, и за одно из них следовало хорошенько поругать себя и отшлепать для острастки. Благодаря моей беспросветной простоте, Мэл расстался с денежной наличностью в объеме трех нулей, вдобавок придется дрожать осинкой в ожидании, подействует чудодейственный препарат или нет.
Но как я ни выдавливала из себя раскаяние, а не получилось выжать ни капли. Наоборот, вспомнив об обещании Мэла опробовать, разволновалась, чувствуя, как щекочет предвкушение. В конце концов, я не сопливая малолетка, чтобы каяться в случившемся и давиться угрызениями совести, – объявила себе с гонором. Как хочу, так и живу, и сессию сдам, не запачкаюсь.
Хватило бы сил по-боевому задирать нос, если не попаду в сто гарантированных процентов эффективного чудо-препарата. Вот будет номер! Не представляю, как отреагирует Мэл, когда скажу: "Кажется, я влетела". Его сегодняшняя обеспокоенность возможными последствиями и забота о моем самочувствии давали повод думать, что он поддержит и найдет выход, если не влезу в сто счастливых процентов. О реакции моего отца или родни Мэла не хотелось и заикаться.
Интересно, каким родителем стал бы Мэл? – задалась вопросом и тут же испугалась. Мысль о родительстве казалась дикой и нереальной. Я ни разу не держала грудных младенцев на руках и не имела ни малейшего представления о том, как обращаться с ними. Вот Олег и Марта наверняка морально созрели и осознанно пошли на серьезный шаг, подумав о ребенке. С бухты-барахты становятся родителями полные идиоты, не успевшие толком распробовать прелести личной жизни и влетевшие с первого раза. Такие как я.
Для пущей уверенности перекрестила незаметно пальцы и мысленно переплюнула через левое плечо. Залезть бы к Мэлу в голову и узнать, о чем он думает, а то неизвестность вселяет неуверенность.
Бесснежные проспекты центра сменились белизной окраинных улочек с сугробами, наметенными по обочинам дорог. Доехав до ограды института, Мэл свернул в квартал, следуя моим указаниям, и снизил скорость. Я оглядывалась по сторонам, высматривая подозрительные машины, следящие за нами, или странных личностей, караулящих из-за углов или кустов.
Район выглядел заспанным и тихим. Субботним утром лишь редкие прохожие отважились высунуть носы на улицу, спеша по делам. Мэл, сделав круг около небольшого скверика, припарковался у входа в ремонтную мастерскую. Я решила выскочить пулей из машины, быстренько убедить Олега поехать в общежитие и также быстро вернуться обратно, как вдруг Мэл, заблокировав дверцу, потребовал:
– Признавайся, о чем думала.
– Ни о чем, – сказала я с честным лицом.
– Всю дорогу думала и кусала губы, – поделился он наблюдением. – И краснела. Пока не скажешь – не выйдешь. Итак?
– О тебе, – не стала я возражать и потупилась.
– Обо мне? – посмотрел Мэл на мои губы. – Покажи, как думала.
И я показала, притянув его к себе, а Мэл не отказывался и охотно согласился с моими раздумьями. Точно, не менее пяти минут соглашался.
– Хорошо думала, – сказал, отдышавшись. – Почаще так думай. Пошли.
Не успела глазом моргнуть, как хлопнула водительская дверь, и он выбрался из машины, разминая ноги. Я тоже выскочила наружу.
– Немедленно забирайся обратно, – начала подталкивать его в сторону автомобиля, боязливо озираясь по сторонам. Опасности могут подстерегать и на пустынной улочке, например, кирпичи с неба или отпиленная сосулька с крыши. – Тебя же увидят!
– Успокойся, – отмахнулся Мэл. – Неужто меня поджидает снайпер на крыше?
Охнув, я вцепилась в него.
– Не переживай. Пошли за мастером, – потянул Мэл к мастерской.
Стойка пустовала, но едва мы с топотом ввалились в помещение, как из-за шторочек возник Олег.
– Здравствуй, Эва, – поприветствовал меня и, заметив Мэла, вежливо поздоровался: – Доброе утро.
Тот не стал высокомерничать и с дружелюбным видом протянул руку, которую молодой человек пожал. Мэл притянул меня к своей груди и обхватил по-хозяйски. Несмотря на радушие, чувствовалось, что он напряжен.
Возникла неловкая заминка. Однако придется затевать знакомство.
– Это Олег. Мастер с большой буквы, у него золотые руки. – Олег, смутившись, махнул рукой, мол, его умения преувеличены, а я заверила: – От таланта не отмахнешься. А это Мэл… Егор. Мой… парень, – взглянула на Мэла неуверенно, и он подтвердил, поцеловав в щеку, и еще крепче прижал к себе.
Я рассказывала о приключившейся беде с дверью, а сердце пело. "Это Мэл… мой парень". Мой! И он не против! Проблема с замком казалась теперь пустячной и незначащей по сравнению с тем, что в груди росло горячее и трепетное чувство, заливавшее меня нежностью.
Погладив ладони, сомкнувшиеся на талии, я поймала ответ от Мэла, потершегося о макушку.
Олег с большим вниманием выслушал о возникших затруднениях.
– Странно, – сказал недоумевающе и начал складывать инструменты в чемоданчик: – Конечно же, посмотрю.
– На машине обернемся быстро, – предложил Мэл.
– Было бы неплохо, – согласился Олег, одеваясь.
– А где Марта? – встревожилась я, потому что обычно встречала девушку, выглядывавшую из шторочек. – Как ее самочувствие?
– Спасибо, хорошо, – улыбнулся молодой человек. – Она разносит заказы и должна скоро вернуться.
– Марта… – начала я пояснять и застопорилась. Кем же девушка приходится Олегу?
– Марта – моя жена, – добавил тот, и Мэл вздохнул облегченно. Неужели он полагал, что с Олегом меня связывает нечто большее, чем деловое знакомство на почве дверных замков? Чтобы впредь так не думал, я ущипнула Мэла за руку, а он стиснул меня и отпустил. Чем опять недоволен?
Обернуться быстро не получилось. Машиной Мэла заинтересовались два типа в полушубках, и мое сердце тревожно екнуло. Один из мужчин записывал в блокнот, поглядывая на номер автомобиля, а второй прогуливался возле, заложив руки за спину.
Я вцепилась в рукав Мэла, и он, успокаивающе погладив меня по спине, приблизился к типам с самоуверенным видом.
– Приветствую. Возникли проблемы?
– Ваша машина? – спросил тот, что прохаживался, и отвернул край воротника, показав блестящую единичку. У мужчины был кривой нос, видно, что ломаный, и густые черные брови, сходящиеся на переносице.
– Родственника, – ответил Мэл.
– Предъявите документы на транспорт.
– Не припомню, чтобы первый отдел интересовали права на машину, – сказал недовольно Мэл, не спеша выполнять требование.
– На двоих из вас обнаружены дефенсоры. Согласно шестнадцатой статье кодекса о преступлениях круг лиц, допущенных к пользованию защитными устройствами, ограничен, – произнес стандартную фразу тип с блокнотом, показав крупные неровные зубы с сильной желтизной. – Предъявите опознавательные документы и разрешение на ношение.
Стремительность, с которой первоотдельщики вычислили наличие дефенсоров у меня и Мэла, пугала.
Олег послушно подал пластиковую карточку, и кривоносый провел ее через миниатюрный считыватель. Следом Мэл, нахмурившись, протянул свои карточки. Первоотдельщик перебрал их и тоже подверг считыванию.
С каждой уходящей секундой, приближавшей мою очередь, я нервничала все сильнее. Поскольку документы остались в швабровке, запечатанной неисправным замком, требовалось подтвердить личность, иначе с меня попросту снимут дефенсор.
Изучив документы Мэла, тип с кособоким носом развернулся ко мне.
– У меня нет при себе, – ответила я дрожащим голосом. – Остались в общежитии.
– Задерживаетесь до выяснения, – сообщил бесстрастно мужчина и сказал товарищу: – Подгоняй транспорт.
Меня затрясло, и не по причине мороза, начавшего пробираться под куртку.
– Мы как раз собирались в общежитие, и легко устраним недоразумение, – вступился Мэл, отгораживая меня плечом.
– Машина подойдет через пять минут, а пока заполним протокол задержания, – сказал тип с блокнотиком, проигнорировав его слова; развернул сложенный вчетверо чистый бланк и начал заполнять пустые строчки, не беспокоясь за пальцы, которые заледенеют на морозе. Похоже, первоотдельщиков грели теплые колпаки.
– Давайте съездим в общежитие, – напирал Мэл. – Поездка не займет много времени.
– Не положено, – отрезал писака.
– Если не положено, то я могу удостоверить личность своей девушки, – упорствовал Мэл.
И правда, вдруг его слова достаточно? Как-никак Мэл не простой висорат, а потомственный.
– Могут удостоверять родственники или лица, наделенные соответствующими полномочиями.
Из родственников подтвердить мою личность было некому, за исключением отца, которому в таком случае придется признать наше родство. Нет уж, чтобы не мучиться, упрашивая папеньку, проще броситься под машину и постараться, чтобы сразу под четыре колеса.
Я начала оглядываться по сторонам в поисках проносящихся автомобилей, желательно на сверхзвуковой скорости. Как назло, улица оказалась пустой и тихой, и лишь несколько ворон, облюбовавших макушку тополя в скверике, галдели, вымораживая каркающие глотки.
Глядя, как неумолимо порхает перо по бумаге, я поняла, что на этот раз увязла крепко, и теперь не получится отделаться, как в кафе, где произошло знакомство с Тёмой. Что делать, что делать? – заметались лихорадочно мысли. Попробовать опять воззвать к доброму имени Стопятнадцатого?
– А декан или проректор могут удостоверить? – спросила с надеждой в голосе и объяснила мужчине с блокнотиком: – Учусь в институте с висорическим уклоном.
– Могут, – подтвердил тот, – но лично.
– Мигом привезу! – сказал Мэл с энтузиазмом, я и уверилась, что у него получится всё: мигом оторвать Стопятнадцатого от сочинения сонетов, мигом уговорить и мигом доставить, впихнув в кукольную машинку.
– Ждать не будем, транспорт под завязку. Повезем в отделение, поскольку у нас переполнено, – сказал кривоносый. – Процедуры по опознанию проведут там.
– Это быстро? – спросила я севшим голосом.
– Затянется на сутки или двое, не раньше. Работы через край, а дознаватели валятся с ног.
Сутки или двое, – заторможено вникала я в сказанное. Не час и не два, сидя на скамеечке до приезда декана, а полновесные дни и ночи в камере в ожидании своей очереди.
В это время к мастерской подъехал небольшой грузовичок с будкой и встал у обочины позади машины Мэла. Водитель посигналил, и кривоносый приветственно махнул, мол, не глуши, сейчас придем. Мой взгляд выхватил небольшое зарешеченное окошко над кабиной, и я нервно сглотнула. Совершенно не чувствовала озноба и холода, вместо этого по телу потек жар, и страстно захотелось почесаться, раздирая кожу до царапин.
– У вас есть право на звонок, право на молчание, право на добровольное признание, право на смягчение наказания, – сообщил монотонно желтозубый тип, заполняя бланк. – Если вашу личность установят в течение срока, определенного тридцать второй статьей кодекса о преступлениях, срок задержания увеличивается до момента получения из Правительственного суда разрешения на снятие дефенсора.
Я начала судорожно вспоминать, какой срок моей висоратской неприкосновенности определен в упомянутой статье.
– А сколько времени дается на опознание? – спросила смятенно.
– Двадцать четыре часа.
– Но вы сами сказали, что раньше, чем через двое суток моим делом не займутся!
Первоотдельщик пожал плечами:
– Не могу знать. Подписывайте. – Протянул исписанный бланк. – И не задерживайте. Машина греется, а лимит на бензин почти исчерпан.
Я могла бы понять равнодушие уставшего и злого мужчины, третьи сутки не вылезающего из окраинного района и выполняющего дурацкую и пустую работу, но в данный момент мне было не до понимания. В данный момент я являлась частью его работы, эпизодом, о котором он забудет, сдав в отделение ораву задержанных из грузовичка, и поедет домой, чтобы отмокать в ванне и нежиться в мягкой постели, в то время как меня втолкнут в переполненную камеру, где мне достанется стоячее место у решетки.
Получалась абсурдная логическая цепочка, имевшая единственный закономерный конец: я впустую промыкаюсь в отделении, потому что у дознавателей не дойдут руки в силу загруженности работой, а затем через сутки автоматически поступит запрос в Правительственный суд на выдачу ордера для снятия с меня дефенсора и принудительного опознания личности. Обычная процедура.
Строчки поплыли перед глазами.
– А право на звонок? – пролепетала. – Можно позвонить?
– В отделении в порядке очередности.
И когда наступит моя очередность – через два дня или через неделю, когда придет разрешение из суда? И кому звонить? Отцу, чтобы приехал, вызволил из-за решетки и придушил на ступеньках отделения? Стопятнадцатому или Аффе, чтобы придумала, как вскрыть мою комнатушку, и привезла документы? Я же не знаю номер её телефона! – простонала разочарованно. Зато знает Мэл, ведь он звонил ей не раз.
Пока я в панике ломала голову в поисках выхода, не сразу сообразила, что Мэл давно отстранился и переминался в сторонке, разговаривая с кем-то по телефону. Поймал мой затравленный взгляд, нахмурился и отвернулся.
Вот и всё. Я вчиталась в протокол. По пунктам: время задержания, место задержания, обстоятельства задержания, вменяемые нарушения – циферки с точками и их расшифровка: незаконное использование дефенсора и отсутствие документов, удостоверяющих личность. Взгляд выхватил оставшийся незаполненным пункт: "Отметка о принятии под стражу" с пустой заготовкой интервала дат.
Пожизненно, – подумала я безнадежно, обводя тоскливым взглядом окрестности. Прощайте, края, ставшие мне родными!
Мэл, не отрываясь от телефона, что-то спросил у Олега, тот тихо ответил, и он вернулся к телефонному разговору. Быстро же скончалась его симпатия, едва понял, что мне не выбраться из уголовного будущего. Стоит теперь в стороночке, делая вид, что совершил большую ошибку, назвав своей девушкой, – вспыхнула я, послав Мэлу враждебный взгляд.
Нужно бежать, пока на меня не надели наручники и не повели под конвоем на эшафот под бой барабанов, – пришла в голову дикая мысль. Представила, как убегаю, а вслед раздаются меткие выстрелы, выпущенные прицельно с колена, и я падаю лицом в снег, раскинув руки. Красиво падаю, как в кино. Или нет, пригибаюсь, слыша свист пуль, и ползком скрываюсь в проулке, а потом стану живой легендой и буду прятаться от правосудия и мстить.
Решив воплотить план в реальность, я начала отступать маленькими шажками, воровато оглядываясь по сторонам. Не дав осуществить героическое бегство, рядом оказался Мэл, выудил из моих пальцев помятый протокол и, пробежавшись по строчкам, сказал по телефону:
– Соглядатаи первого отдела Иванов и Филиппов. Да. Спасибо. – Закончив разговор, сказал мне: – Ничего не подписывай.
– Не положено, – обрубил грубо желтозубый. – Подписывайте, и пройдем в машину.
– У нее есть право на несогласие, – сообщил Мэл.
Первоотдельщики переглянулись.
– Оно не распространяется на документы на бумажных носителях, – ответил носатый.
– Тем не менее, в примечании к восемьдесят шестой статье присутствует конкретизация, в которой говорится, что к бумажным носителям относятся рукописные документы, – с видом заправского адвоката пояснил Мэл. – Данный документ нельзя считать полностью рукописным, поскольку четвертая часть исполнена машинописным способом.
– Канцелярские отговорки, – сказал тип с блокнотом и ухватил меня за рукав. – Задержание состоится в любом случае. Пройдемте.
– Поскольку протокол не подписан, взамен необходимо составить расписку о задержании согласно статье девяносто первой, – просвещенный Мэл раскрыл глаза соглядатаям, явно невзлюбившим настырного и чересчур подкованного в юридических вопросах парня.
Пока Мэл дискутировал о статьях и правах, мои ноги то подкашивались, то собирались пуститься в бегство, то приплясывали от начавшегося озноба.
Мужчина, скрипнув прокуренными зубами, демонстративно вырвал из блокнота листок и принялся карябать расписку, как вдруг у него зазвонил телефон.
– Иванов у аппарата, – отрапортовал и замолчал. Выслушав с недовольным видом, он взял из рук Мэла протокол задержания, что-то дописал и снова протянул. – Подписывайте.
Внизу было выведено неровным торопливым почерком: "Папена Эва Карловна. Личность установлена по ходатайству первого советника премьер-министра Семута З.Ч. Задержанию не подлежит".
Я поставила внизу закорючку, оторопев от небывалой чести, оказанной мне первым советником… как его там? Хотела еще раз взглянуть на фамилию, но соглядатай Иванов выхватил бумагу и, сложив, сунул в блокнот. Первоотдельшики официально попрощались с нашей компанией, отсалютовав двумя пальцами, и отправились к урчащему грузовичку, а Мэл успел подхватить меня за талию, потому что ноги мне отказали.
10.4
Мы сели в машину. Я кое-как забралась на заднее сиденье, а Мэл с Олегом, устроившись впереди, тихо переговаривались.
Проводив глазами отъезжающий грузовичок, я наконец-то вздохнула свободно, но облегчение не наступило. Ведь сейчас меня могли увозить за глухими металлическими дверями с большим засовом вместе с другими попавшимися невезунчиками.
Внезапно заныли пальцы ног и рук, видимо, опомнились, что не успели поморозиться. Щеки защипало, и губы нещадно заболели – я вспомнила, что беспрерывно облизывала их, нервничая.
– Третий день как обложили, – пояснил Олег. – Из дома выходим с документами, после девяти на улицу не высовываемся. Меня неоднократно проверяли, и каждый раз – новые лица. Все бы ничего: обычно задерживают и выпускают в тот же день, но если дела обстоят, как они разрисовали, – кивнул на грузовичок, превратившийся в крохотную точку и вскоре завернувший за угол, – то мало хорошего.
Неудачный эпитет выбрал Олег. Это не "мало хорошего", это катастрофа. Апокалипсис личного масштаба.
Я-то знала, из-за кого попала под раздачу, потеряв несколько килограммов душевного равновесия. В зеркале заднего вида, которое Мэл выровнял сразу же, едва мы загрузились в машину, перехватила его взгляд.
Хорошо, что вчера вечером проснулась интуиция, отговорившая меня пойти в район невидящих, потому что прогулка по кварталу могла закончиться плачевно. Вчера меня никто бы не спас, а сегодня пришел на помощь Мэл, на которого я зря возвела поклеп. Упрекнула в малодушии, в то время как он искал выход, по-своему, по-мелёшински, не мелочась: позвонил в правительство, оторвал серьезных дядей от совещаний и уговорил подтвердить личность одной сопливой висоратки, не выходя из кабинета. Благодаря звонку Мэла меня вызволили из дружеских лап соглядатаев первого отдела. Какими связями нужно обладать, чтобы добраться – надо же! – до первого советника премьер-министра!
И все же, несмотря на запоздалую радость спасения, на меня угнетающе подействовала легкость, с которой Мэл, оперируя высокими знакомствами, убедил кого-то из избранных удостоверить мою личность с помощью телефонного звонка и пригнуть исполнительных работников первого отдела гнетом властного указания в обход установленных законов и правил.
Я поняла, что Мэл может всё.
До общежития доехали в два счета, и Мэл поставил машину на обочине у дыры в ограде. Я хотела выразить опасения по поводу сохранности имущества в непосредственной близости от района невидящих, но вспомнила, что Олег не подозревает о причастности Мэла к заварушке в районе, и будет лучше и спокойнее, если он останется в неведении, равно как и Мэлу совсем не обязательно знать, что Тёма и Олег – братья.
Комендантша, сменив одеяние вчерашней роковой женщины на знакомый засаленный халат, хотела перегородить дорогу честнОй компании, ворвавшейся в холл общежития, но Мэл, шествовавший впереди словно король, окинул тётку-вехотку надменным презрительным взглядом, и та замерла испуганной статуей.
– Они со мной, – махнул величественно Мэл, указав на меня с Олегом.
– Конечно-конечно, – зачастила комендантша, раскланиваясь, – пожалуйте-с. Немного не прибрано, но у нас ремонт. Принцип непрерывного улучшения!
– Вижу, – сказал недовольно Мэл. – Почему не горят лампочки на этаже? Вдруг кто-нибудь упадет и сломает ногу или руку? Непорядок.
– Сей момент, – подскочила юлой тётка-вехотка, – не успеете оглянуться, всё исправим.
Отрапортовав, она грузно кинулась в сторону своего крыла – вытаскивать из закромов лампочки, заныканные в целях сверхэкономии.
Свита в лице Олега и меня, шурша газетами и спотыкаясь о ловушки в виде забытых ведер и пустых банок с краской, проследовала за монархом, ловко огибавшим препятствия, к месту дверной трагедии. Пока молодой человек выкручивал шурупы, я проверила наличие соседей и убедилась в том, что их унесла неведомая сила и до сих пор не возвратила. Даже Аффа не спешила в общежитие. Наверное, получила от своей родственницы хорошие денежки за стенограмму мемуаров и трясет за шкирку, требуя продолжения воспоминаний.
Олег аккуратно извлек корпус замка и, щелкнув чем-то в засове, открыл дверь в комнатушку. Ура! Открыл! Моя любименькая швабровка открыта! От радости я чуть не запрыгала, но сдержалась.
– Спасибо, Олег! Если бы не ты, жить мне на улице, питаться у мусорных баков и ночевать на теплотрассе.
– Ну-ну, – Мэл оборвал поток щенячьих восторгов и прошел в швабровку, а я не успела крикнуть, что парням нельзя заходить в обиталища одиноких девушек без разрешения, тем более, когда там не прибрано. Ну и ладно. Главное, вот он – дом!
Олег показал корпус замка, залитый прозрачной зеленоватой массой, которая, застыв, образовала скопище крошечных пузырьков.
– Похоже на силиконовый, но с какими-то добавками. Сильно пенился, когда вливали, поэтому много воздушных полостей. Видно, что схватился практически мгновенно. Снаружи твердая корка, а внутри усадочные раковины.
Печальное зрелище, что ни говори.
– Взамен испорченного поставлю другой замок с защитной шторкой, – добавил Олег. – Открыть его можно только ключом с магнитным датчиком в головке. Не очень удобно, но надежно и защитит от повторения ситуации с клеем.
– Большое спасибо! – захлопала я в ладоши. – А когда поставишь?
– Замок у меня с собой. Хорошо, что захватил.
– Олег, давай обговорим работу. Верну тебе оставшуюся часть суммы и добавлю за установку нового замка.
Олег заартачился в ответ на мое предложение, уверяя, что сделает работу бесплатно. Пока мы горячо обсуждали расценки на рынке услуг по врезке замков, Мэл стоял рядом и вежливо улыбался. Наверное, ему было непонятно, почему мы торгуемся из-за каждого висора, причем, Олег – в сторону уменьшения, а я – в сторону увеличения. В итоге решили, что вручу молодому человеку двадцать пять висоров, и мы в расчете.
Пока мастер растачивал и рассверливал гнездо под новый замок, Мэл изучал скудно обставленное жилище. Обежал взглядом по стенам и мутному окну, хмыкнул, заметив жуткое голубое дерево в углу. Подошел к подоконнику и развернул рулончик с карандашным портретом. Взглянул на меня, на рисунок, снова на меня и, нахмурившись, спросил:
– Кто рисовал?
– Разве не похоже? – подобралась поближе и, встав на цыпочки, заглянула через его руку. – Вроде бы я.
– Вижу, что ты, – ответил он несколько раздраженно. – Кто рисовал?
– Кто-то из внутренников, – соврала с легкостью. – Подарили на Новый год.
Мэл положил свиток обратно на подоконник, посмотрел на плафончик, которым я очень гордилась, и меня задел равнодушный взгляд, брошенный им на импровизированную люстру.
Пока я второпях смазывала обветрившиеся губы бальзамом, Мэл разглядывал бардак на тумбочке, из которого торчали колпачки флаконов с восстанавливающим сиропом.
– Собственно говоря, здесь и живу, – сказала, елозя пальцем по столу.
– Простенько, – сказал Мэл правду, и я надулась.
– А мне нравится! – отвернулась к окну.
Мэл обнял меня, заставив посмотреть ему в лицо, хотя я упорно косила глазами в сторону.
– Опять обиделась, – констатировал. – Эва, прости меня. Само слетело. Ни разу не был в общежитии и не знал, что живешь в таких условиях.
– В каких "таких"? Очень даже неплохие условия. У-довлет-вори-тель-ные, – отчеканила по слогам.
– Эвка, глупенькая, – потерся он нос о нос и поцеловал. Каким бы невыносимым не бывал порой Мэл, а отвечать ему – сплошное удовольствие. – Переезжай ко мне, – выдохнул, оторвавшись от губ.
Отклонившись назад, я ошарашенно воззрилась на него.
– К тебе? Переехать?
– Ну да, – пропустил он прядку волос через пальцы. – Ко мне.
– Э-это слишком… внезапно, – промямлила я, сбитая предложением, свалившимся как снег на голову. Приличный такой сугробище.
– Ничего внезапного, – продолжал Мэл намурлыкивать на ухо. – Нам же хорошо вместе.
– Х-хорошо, – согласилась осторожно.
А если хорошести закончатся через день или два, или через неделю? Что, если Мэлу надоест, или окажется, что у нас несовместимые характеры?
– Мэл, мне нужно сдавать сессию…
– Сдашь, – куснул он мочку.
– И ты… всем мухам предлагал переехать? – спросила я срывающимся голосом.
– Ты первая, – опалил он губами шею.
Первая! – едва не застонала в голос.
– Ну-у… не знаю… Твоя квартира неудобная, в ней снятся плохие сны.
– Ладно, – согласился Мэл. – Когда найду новую, вернемся к разговору.
Представляю, каким будет следующий разговор: полным выматывающих ласк и провокаций. Я точно наяву видела, как Мэл вытянет из меня согласие.
– Посмотрим, – ответила неопределенно. – И спасибо за помощь. Благодаря тебе с меня не сняли дефенсор.
– Я бы не позволил. Ты попала в переделку из-за меня, поэтому не считай себя обязанной.
– Но ведь ты не виноват в том, что происходит в районе, – горячо опротестовала я, понизив голос и оглянувшись на дверь: – Тебя подставили.
– Спасибо за поддержку, – улыбнулся Мэл.
– Я собиралась сбежать.
– Сразу заметил, – засмеялся он. – От них далеко не убежишь. Накинули бы lagus[21]21
lagus, лагус (перевод с новолат.) – удавка
[Закрыть] и вменили сопротивление при задержании.
Вот оно как. Оказывается, никто не собирался палить в меня из ружей, а приволокли бы обратно как собачонку на поводке.
– А тот, с кем ты разговаривал, он и есть советник премьер-министра?
– Нет, – сказал Мэл и поцеловал меня в кончик носа.
– Значит, взамен ты не давал клятв и обещаний?
Он покачал отрицательно головой.
– И никому не должен? – расспрашивала с настойчивостью.
– Никому, – подтвердил Мэл и снова поцеловал, а я ответила, радостная оттого, что он не влез в новые долговые обязательства.
– Все-таки интересно, какой альтруист оказал бескорыстную помощь? – выпытывала бесхитростно, понимая, что из меня не получится интриганка, но любопытство глодало.
– Мой дед. Не заморачивайся. Последствий не будет.
Ничего себе "не будет"! Теперь Мэл подключил своего деда. Такими темпами скоро перезнакомлюсь со всей Мелёшинской семейкой.
– Он, наверное, очень любит тебя, если согласился помочь.
– По-своему, – пожал плечами Мэл. – У него тяжелый характер.
Почему-то не сомневаюсь, что у господ Мелёшиных не ангельские натуры.
– Откуда ты разбираешься в кодексе? Знаешь тонкости, о которых мне невдомек.
– Не секу в нем. Дед рассказал по телефону, а я запомнил в точности с помощью certus exempul[22]22
certus exempul, цертус эксэмпул (перевод с новолат.) – точная копия
[Закрыть]. Дед съел собаку на законодательных нюансах. На досуге инсценирует лучшие судебные заседания, имевшие большой резонанс, и у него всегда виноватым получается тот, кого оправдали, или наоборот.
– Он юрист?
– Профессионал. В свободное время почитывает сборники законодательных актов, освежает память.
Не выдержав, я рассмеялась. Наверное, у любителя кодекса о преступлениях уйма времени, чтобы тратить его на непонятные и безнадежно запутанные законы.
– Необычный у тебя дед. Огромное спасибо ему от меня.
– Передам, – кивнул Мэл и покачал рукой кровать. – Хорошая кроватка. Пружинистая.
Смешавшись, я отвела глаза от скомканного одеяла и мятой подушки, а потом сообразила, на что намекал Мэл, не имея в виду мою неряшливость.
– Отвезу твоего мастера и вернусь, – начал он напевать на ушко. – Дождись меня.
– Мэл, мне нужно на допы по символистике, – протянула я жалобно. – Сегодня последнее занятие.
– Пропусти, – попросил Мэл сладкоречивым голосом змея-искусителя.
– Не могу. Совсем забыла о сессии, а нужно её сдавать. Представь, если не появлюсь сегодня на занятиях, во вторник Альрик спустит с меня шкуру и отправит на пересдачи.
При упоминании имени профессора Мэл помрачнел, но, видимо, решил, что стоит пойти на жертвы ради одного занятия, зато я получу оценку за экзамен, а не провалю, и не придется встречаться с Альриком на пересдачах.
Пересдачи трудны тем, что приходится отвечать весь материал по пройденным темам. Если на экзамене существует вероятность, что не попадется невыученный билет и, даст бог, можно заработать троечку, то цикл пересдач состоит обычно из трех – шести небольших экзаменов, посвященных отдельным темам курса.
С пересдачами я была знакома не понаслышке и поучаствовала в них, завалив экзамен по новолатинскому на первом курсе. Это оказалось настоящее мозговыносительство из пяти мини-экзаменов, но после всех мучений толку – почти ноль, потому что язык науки осел тонким слоем пыли в голове, а основная часть выдулась, едва был получен итоговый трояк.
– Ладно. Провожу тебя на допы, но вечером не теряйся, приду пожелать спокойной ночи, – сказал Мэл, ухмыльнувшись, и стукнул себя по лбу. – А, черт! Совсем забыл. Сегодня не получится. – Взглянул виновато. – Наше семейство приглашено на ужин.
