Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 58 страниц)
2.2
В ожидании коктейлей разговор не клеился. Парочка напротив углубилась в тихий междусобойный разговор.
Чтобы не скучать, я решила развлечь себя и оглядеться вокруг. Просторное помещение имело форму сплюснутого цилиндра, на плоском потолке которого медленно закручивалась черно-белая спираль, а по бокам располагались в два яруса ниши. На второй этаж вели несколько лестниц, понарошечных из-за видимой хрупкости и неустойчивости. В центре зала, занятом столами, сидели редкие посетители. Кафе не пустовало, но и не могло похвастаться многолюдностью. А зачем хозяевам давка? Оберут парочку простаков как мы, и половина дневной выручки в кармане.
Рядом с входом работал необычный фонтан. Плотные струи воды текли не только сверху вниз, но и распределялись под разными углами, игнорируя силу тяжести: снизу вверх, повдоль, по диагоналям и даже по ломаным. На водном полотне возникали и менялись объемные фигуры, словно за ширмой кто-то растягивал упругую ткань подвластной стихии.
Я загляделась на журчащее представление. Запрокинутая голова смеющегося человека сменилась протянутыми лодочкой ладонями. Затем появился силуэт орла, парящего в водных потоках, а следом на водном экране возникла целующаяся пара. У меня запылали щеки.
– Весна и ей сопутствующее, – сказал Мелёшин, раскинув руки на спинке софы. Блондинка прижалась к нему, и Мэл одной рукой поглаживал ее по плечу. – Как вам, Петр, обстановка?
– Ничего, – прокашлялся Петя. – Впечатляет.
Тут принесли заказ, я в замешательстве наблюдала, как передо мной и Петей появились два крошечных стаканчика с розовой жидкостью. И за эти мизерные порции с нас содрали по тридцать пять висоров с каждого?!
У коктейля, купленного по бешеной цене, вкус мог быть и получше, – подумала сварливо, осторожно посасывая напиток через соломинку. Петя тоже углубился в питие. Блондинка дегустировала чоху-боху, пристроившись под боком у Мэла.
Я, как могла, растягивала коктейль, но он кончился очень быстро. Желудок, не распробовавший прелести изысканного питания, требовательно заурчал.
– Ну, что, заморили червячка? – спросил Мэл. – А теперь закажем что-нибудь посущественнее.
Не успели мы с Петей и рта открыть, как он щелкнул пальцами, и знакомая официантка резво подбежала, подав меню.
– В общем-то, – нерешительно сказала я, – как бы всё было вполне вкусно. Так что…
Однако желудок опротестовал мои слова.
– Наши друзья впервые в этом кафе, – обратился Мэл к девушке в униформе, – поэтому возьму на себя смелость сделать заказ за них.
Мелёшин хочет разорить Петю! – осенило меня. У парня не хватит собственных средств, чтобы расплатиться с Мэлом, и он влезет в долговую яму!
– Нет! – вставила я быстро. – Мы сами сделаем заказ. Правда, Петя?
Спортсмен неуверенно кивнул.
Я снова листала и листала меню. Не выбирать же повторно дурацкий "оптимизи". На глаза попалось мороженое в креманке – три разноцветных шарика за сорок пять висоров. Сплошное грабительство! Наверняка получится такой же обман, как и с коктейлем – креманка окажется размером с наперсток.
Ткнула в картинку и вопросительно посмотрела на Петю. Он кивнул, соглашаясь.
– Я, пожалуй, не буду, – сказал. – А даме мороженое "светофор".
Покуда блондинка тянула бесконечный диетический коктейль, передо мной возникло заказанное трехцветное мороженое, а перед Мэлом – тропический мусс.
Петя мял пальцы, подсчитывая, во сколько ему обойдется поход в кафе для просвещенной висоратской молодежи. А нечего покупаться на зазывные лозунги Мелёшина! – мелькнула мстительная мыслишка и погасла под гнетом укоризны. Конечно же, Петю не стоит винить. Я понимала его желание побывать в элитном столичном заведении.
– Петь, а давай съедим пополам, – предложила парню. – Ты – ложечку и я – ложечку.
– Смешная ты, Эва! Мы же не дети, а взрослые серьезные люди. В порядочных местах не кормят с ложечки. Кушай на здоровье.
Я приуныла. Мельком глянула на парочку напротив. Мэл, продолжая поглаживать блондинку по плечу, смотрел на меня. Вдруг сглотнул, облизнув губы, и отвел взгляд.
Наглец! Сам покупай и ешь.
Я давилась дорогущим мороженым и тяжко вздыхала. Даже водяные объемные чудеса не радовали, и пустота под ногами перестала пугать. Как представила, что могла бы безбедно существовать целый месяц на съеденные сегодня деньги, так сердце облилось кровью от упущенных возможностей. Конечно же, деньги не мои, а условно Петины, но от этого не менее жалко.
Подружка Мэла встала, оправив тунику, и удалилась походкой от бедра в дамскую комнату, притягивая к себе взгляды посетителей и Пети, засмотревшегося на стройные ноги блондинки.
Я украдкой посмотрела на часы. Обед давно промчался, консультация у Лютика близилась у завершению, а ведь мне следовало защитить исследовательские работы. Еще предстояли работа в архиве и осмотр у Альрика. Ничего себе, "мигом обернемся"!
Девица вернулась и принялась за недопитый чоху-боху. Когда же она его доконает? Может, мы из-за неё торчим в кафе два часа? -
Ну, что? – энергично потер ладони Мелёшин. – Закажем еще что-нибудь?
– Ой, нет, спасибо. Уже не лезет, – откликнулась я и посмотрела на Петю за помощью.
– Петр, ваша дама очень стеснительна, – начал упрекать парня Мэл. – Побывать в "Инновации" и не попробовать фирменный крем-десерт "Нова" – это нонсенс.
– В самом деле, Эва, – поддакнул спортсмен. – Наверняка "Нова" тебе понравится.
Ага, еще бы ей не понравиться. За потраченные деньги нам, как минимум, должны завернуть с собой посуду, в которой приносили заказы.
"Нова" выглядела отвратительно. На картинке треугольный слоеный кусок поворачивался, кокетливо выставляя шоколадный бок, обсыпанный смесью орехов. За полосатый десерт кулинары кафе просили восемьдесят висоров. Сущее издевательство! В квартале невидящих пирожное размером с кастрюлю стоило всего один висор и наверняка было вкуснее фирменной "Новы".
– Ой, вспомнила… Мне нужно получить зачет у Лютеция Яворовича, а то к экзамену не допустят, – сказала я горько.
– Что же ты молчала, Эва? – воскликнул Петя, вскочив.
Мелёшин поглядел на часы, абсолютно не озаботившись моей бедой:
– Какая жалость! Действительно, не рассчитал время. Консультация уже закончилась, но завтра, уверен, можно наверстать упущенное.
Куда теперь денешься? Петя опустился на софу.
– И… и к экзамену по снадобьям у меня больше половины работ не сдано, – опять вывернулась я. – Пора возвращаться к учебе.
– Вернемся, – кивнул Мэл и предложил великодушно: – Кстати, Петр, могу помочь вашей девушке с курсовой без долговых обязательств. Вы не против?
– Не вопрос, – сказал растерянно Петя, взъерошив короткие волосы. – Я бы тоже помог, но занят, готовлюсь к соревнованиям.
– Понимаю вас, Петр, – закивал Мелёшин. Змея змеей, и с клыков яд капает.
– Петя, а как же твоя тренировка?
Парень махнул рукой:
– Опоздал. Но мне нужно попасть вечером в Большую арену на предварительное собрание.
– Наверное, тебе уже пора? – спросила я с надеждой.
– Нет, время есть, – разбил попытку к бегству Петя.
Я разочарованно вздохнула, продолжая лихорадочно раздумывать. Что бы еще придумать?
– Совсем забыла! У меня кот не кормлен. Точнее, не у меня, а у соседок по общежитию. Они подобрали котенка. Сами сейчас в институте, а меня попросили присмотреть, – затараторила, понимая, что экспромт выглядит невообразимой чушью, притянутой за уши.
– Разве в общежитии разрешают держать животных? – запорол идею на корню простодушный Петя.
– Нет, конечно, но держат тайком. Соседки надеются отдать его в добрые руки. Котенок такой маленький, серенький, пушистенький, – сказала я жалостливо, тут же поверив в сказанную белиберду. – Петя, хочешь взять котенка? Мальчик.
– Не могу, – ответил спортсмен с сожалением. – У мамы аллергия на шерсть.
– Жалко, – протянула я. – А вы, Егор, не возьмете котенка?
Мелёшин наблюдал за нами с весельем во взгляде.
– Не могу, потому что он загнется у меня в первый же день. Иза, возьмешь серенького и пушистенького?
Я замерла. Если девица окажется страстной любительницей котят, мое вранье разоблачат. Однако блондинка, не выпуская соломинку изо рта, отрицательно покачала головой.
– А вообще, котенок – дело святое, – проникся выдуманной историей Мэл. – Как назвали?
– Никак, – пояснила я поспешно. – Незачем привязываться, если скоро расставаться.
– Что ж, пойду греть машину. Счет! – подозвал Мэл официантку. Та принесла длинную бумажку с подбитой внизу суммой, и он рассчитался одной банкнотой.
– Честное заведение, – поведал Пете. – Чаевые включены в стоимость услуг.
– Думаю, позже мы обсудим денежные вопросы, – пробормотал спортсмен, расстроенный чрезмерной длиной счета.
– Непременно, Петр. Не скучай, милая, – сказал Мэл блондинке и, мазнув пальцем по кончику её носа, ушел.
Фух, – выдохнула я с облегчением. Исчез главный вымогатель. Интересно, сколько денег улетело в никуда за три неполных часа? Я сочувствовала Пете всем сердцем, но помочь ничем не могла. Хорошо, что удалось отвертеться от крем-десерта.
Блондинка так и не допила чоху-боху, оставив больше половины в бокале, и потянулась как кошка. Петя завороженно посмотрел на нее и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Ничего удивительного. Такие красотки у любого испарят мозги.
У девицы зазвонил телефон. Выслушав говорящего, она поднялась и двинулась к выходу. Надо ли и нам идти? Петя тоже не знал, как быть. Вдруг девушка опять направилась прихорашиваться в дамскую комнату?
Что ж, поскольку команда "подъем" не прозвучала, посидим и подождем, тем более, нас никто не выгоняет. Я откинулась на спинку софы. Мне совершенно не понравилась поездка в это модное кафе, и компания тоже. Хотела спросить у Пети, сможет ли он оплатить расходы, но задавать подобный вопрос показалось бестактным. Между нами не настолько близкие отношения, чтобы выяснять запасы денежной наличности.
Потерла зачесавшийся глаз и, похоже, занесла соринку под веко. Я терла его и так, и этак. В глазу защипало от раздражения, а проклятая соринка продолжала покалывать.
– Петь, посмотри, мне что-то в глаз попало, – наклонилась к парню. Он великодушно принялся исполнять просьбу.
– Ничего не вижу. Лучше бы промыть водой, вдруг занесешь инфекцию.
Рядом кто-то хмыкнул. Мелёшин стоял, надев куртку, и холодно смотрел на нас.
– Машина готова. Советую поторопиться, а то котенок страдает.
Ишь, какой шустрый! Сначала выдумывал разные предлоги, откладывая отъезд, а теперь торопит и подгоняет.
– Мне нужно в дамскую комнату, – сказала я капризно и жеманно повела плечом. Мэл понял, что не обманул меня показным радушием, однако игру поддержал.
– Желание дамы – закон. Мы подождем у гардероба.
В дамской комнате я вымыла соринку и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Ничего хорошего: глаз покраснел и припух. Пока я укупоривалась в теплые одежды у гардеробной, Мелёшин, облокотившись о стойку, посматривал на процесс облачения.
По выходу из кафе с моих плеч свалилась половина нелегкой ноши. Теперь бы добраться до института. Напоследок обернусь, запечатлевая в памяти массивные золоченые ручки и широкие раздвижные двери "Инновации". Сюда я больше ни ногой.
Спортсмен метнулся в обход машины, чтобы сесть, но потом вспомнил и вернулся, открыв передо мной дверцу.
– Спасибо, Петь.
Мелёшин наблюдал за усаживанием с легкой улыбкой, а потом и сам занял водительское сиденье.
День стремительно убывал, и в большой город сумерки наползли гораздо раньше обычного времени. Высотные здания не пропускали скользящие лучи слабого зимнего солнца, поэтому на улице зажглись фонари, в витринах засияла иллюминация, замигали рекламные щиты.
Мэл вырулил с парковки, и машина двинулась вперед. Я совсем запуталась, куда он нас вез. Опять прилипла носом к стеклу, разглядывая вывески и освещенные окна первых этажей с призывно распахнутыми дверями. В спускающейся темноте ярче разгорались огни, и город приобрел другой вид: сказочный и нереальный.
"Турба" ехала вдоль широкого проспекта, залитого светом, и, казалось, удалялась еще дальше от пункта назначения, то есть от института. Надо же было поддаться на уговоры хитрюги Мелёшина! Больше ни в жизнь ему не поверю. Сердито посмотрела в зеркало заднего вида в надежде, что он увидит пышущий недовольством взгляд, но впустую: Мэл следил за сложным движением на дороге.
Наконец машина остановилась у какого-то здания.
– Что случилось? – всполошился Петя.
– Ничего страшного, – успокоил Мелёшин. – Провожу Изу домой и вернусь.
Он не стал глушить двигатель. Помог выбраться блондинке, изящно выпорхнувшей из машины, и повел к дверям многоэтажного здания. Парочка зашла в подъезд.
Ну, сейчас будут прощаться-миловаться, – скривилась я, а в душе начало прорастать нехорошее злое чувство.
"Ах, милый, поскорее развези лопушков по домам и приезжай. У меня голова заболела от их простоты".
"Конечно, милая, сей момент".
Ненавижу его!
Мелёшин вышел из дверей и быстрым шагом вернулся к машине. Сел, впустив облако холодного пара. Чтобы у него губы потрескались на морозе!
– Петр, могу подвезти вас на спортивное собрание.
– Правда? – вскинулся радостно спортсмен. – Но ведь Эва…
– А что Эва? – обернувшись, взглянул на меня Мэл. – Довезу в целости и сохранности, – повторил дневную фразу, и в зрачках проявились тонкие зеленые ободки, заставившие напрячься.
– Как ты, Эвочка? – спросил Петя. – Если хочешь, доедем до института, и я провожу.
– За меня не волнуйся, – ответила я как можно ровнее и спокойнее. – Иди с чистой совестью на собрание.
– Ну, хорошо, – согласился неуверенно Петя, разрываясь между желанием добраться без толкотни и давки в Большую арену и долгом ухажера, которому следовало проводить даму, а потом улаживать остальные дела. – Ты уверена?
– Уверена, не тревожься.
– Ладно. Если вас не затруднит, Егор, прошу помочь и доставить Эву до института, – ответил Петя манерно. И где научился так выражаться?
– В любом случае, по пути, – пожал плечами Мелёшин.
Так быстро меня еще никогда не возили. "Турба" летела стрелой, обгоняя сигналящие автомобили. Сияние огней слилось в одну яркую полосу. Конечно, коли Изочка сидит дома, можно погонять, ну и пусть у некоторых мороженое с коктейлем поднялось до горла. Дорвался товарищ до детских развлечений, – подумала я мрачно, вцепившись в ручку дверцы.
– Ух, ты! – не удержался Петя, когда Мэл, лихо вывернув, остановился перед спортивной громадой. – Отличная машина.
– Спасибо, – принял комплимент водитель. – Показала десятую часть своих возможностей.
– Рановато, конечно, приехали. Еще полтора часа, – взглянул на меня спортсмен, ища поддержки.
– Петь, сам посуди, зачем мотаться туда-сюда по городу? – начала я убеждать. – Это наилучший вариант.
– Спасибо вам, Егор, – протянул Петя на прощание руку, и тот пожал ее, обернувшись.
Мой кавалер вылез из машины.
– Пока, Эва.
– Удачи перед соревнованиями!
Когда за Петей закрылась дверца, я шумно выдохнула. Свидетели сошли на других станциях, и можно начать грызню, пусть даже меня выбросят между остановками. Перелезла на Петино место, чтобы убраться из-под зеркального обзора и сложила руки на груди.
Зеркало заднего вида зажужжало, подстраиваясь под хозяина, и через мгновение на меня опять смотрели глаза Мелёшина. Не отрывая взгляда, он медленно тронул машину. Я надула губы.
– Учти, со мной номер не пройдет, – сказала с видом знатока. – Не куплюсь на твой медок.
Мэл хмыкнул.
– Как же несчастный котенок, оставленный без присмотра?
– Умер, пока мы обжирались в кафе, – огрызнулась в ответ.
– Когда тебе нужно быть на месте?
– А когда тебе нужно быть у Изочки-маркизочки?
– Хочешь попасть сегодня в институт? – надавил Мелёшин, проигнорировав шпильку.
Конечно, хочу, и желательно здоровой и невредимой.
– Вообще-то мне следовало появиться там после обеда, а не вваливаться под вечер, – ответила ворчливо.
– Когда? – повторил он, словно не слышал моих слов.
– Если с запасом, то в шесть вечера как штык.
– Хорошо, – сказал Мэл, выруливая на дорогу, и мы покатили.
Покатили по улицам и проспектам, огибая площади и проскальзывая под высокими арками. Сделали круг около большого здания, на крыше которого реял оранжево-зеленый национальный флаг, освещенный прожекторами. Наверное, это был Дом правительства, и в одном из его кабинетов работал сейчас мой отец, изредка поглядывая в темноту за окном.
При въезде на загруженную магистраль, соединявшую районы мегаполиса, в просвете туч мелькнул багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца. Свернув, машина въехала на освещенную набережную, за чугунной оградой которой виднелось снежное пространство замерзшей реки. Дома, выходящие на набережную, казались низенькими и по-домашнему уютными в сравнении с гигантскими небоскребами. Проехав узкой лентой приречной улицы, "Турба" выпорхнула на транспортную развязку и, миновав её, поплыла вдоль знаменитых исторических зданий столицы. Остроконечные шпили Оперы, стилизованные под горные пики, первый национальный музей со ступенями, самодвижущимися по крутому серпантину, и Дворец правосудия с искривленными формами, меняющимися в течение дня, узнал бы каждый школьник.
Мелёшин показывал мне город, в котором родился и вырос, словно предлагал принять и впустить в сердце хаос зданий, лиц и машин. Как зачарованная, я всматривалась в калейдоскоп мелькающих улиц и любовалась причудливыми рисунками светящихся оконных точек в далеких зданиях.
Неожиданно машина остановилась у обочины на пустой заснеженной дороге, между двумя фонарями. Я и не заметила, как Мэл выехал из центра города. Безмолвная улица утонула в снегу.
– Приехали? – спросила, а голос почему-то дрогнул.
– Не знаю, – ответил Мелёшин, заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья.
Я хотела втолковать ему, мол, водитель со стажем, а не знает, куда зарулил, как снова попала в плен отражения. Взгляд Мэла обтекал и обволакивал, нежа.
– И где мы? – спросила, задыхаясь.
– Понятия не имею, – пожал он плечами. Водоворот омута раскручивался, грозя утянуть в бездонную воронку.
– Обещал же, что довезешь.
– Уже забыл, – сказал насмешливо Мелёшин. – Что поделать, короткая память.
2.3
Если Мелёшин думал, что не решусь вылезти из машины на мороз, то глубоко ошибся. У меня тоже есть принципы. Да я вся состою из принципов!
– Спасибо за помощь, – с максимальной едкостью поблагодарила глаза в глаза. – Дальше дойду сама.
Вслепую я нащупала ручку, чтобы открыть дверцу, и, зашипев от пронзившей боли, отдернула руку. Из ранки на среднем пальце обильной струйкой потекла кровь. Не успела я сунуть его в рот, чтобы утихомирить кровотечение, как меня схватили за пострадавшую руку.
– Кутеляпая, – сказал Мэл, очутившийся на заднем сиденье, и, зажав мою ладонь, принялся посасывать кончик пораненного пальца, дезинфицируя порез слюной. Палец защипало, и я дернула руку.
– Больно же!
– Не двигайся, а то откушу, – предупредил Мелёшин, оторвавшись от кровеостанавливающей процедуры.
Пришлось подчиниться. Сжав зубы, я шумно втягивала воздух, пока он водил языком по содранной кожице, вызывая болезненную пульсацию и покалывание. Измучив мою конечность, Мэл освободил ее, но ненадолго.
– Смертельное повреждение, – констатировал, оглядев царапину и не прекращающийся красный ручеек. – Только ты умудрилась пораниться в машине с уровнем безопасности F4. – И продолжил экзекуцию.
– С самым низким? – поинтересовалась с ехидцей.
В отместку Мелёшин прикусил палец, давая понять, кто и у кого находится в заложниках, и я шикнула от боли. Он снова оглядел порез. Кровь сочилась медленнее, но не свернулась. Мэл легонько подул, подсушивая ранку.
– Даже кровь у тебя неправильная. Полчаса течет и не останавливается.
– Течет, потому что гвозди торчат из дверцы, – ответила я вредно. – Кстати, водишь отвратительно. Чуть не угробил сегодня.
Мелёшин нахмурился и слизнул истощившуюся струйку.
– Если испугалась, могла бы сразу сказать.
– Ага, напоследок гаркнуть в ухо перед смертью.
Он продолжал слизывать капельки, выступающие из ранки.
– Палец грязный, смотри, заболеешь.
Вместо ответа Мэл распрямил ладонь, пошептал над порезом и начал водить рукой, накладывая невидимые стежки.
– Зачем раскрутил Петю? – спросила я строго, наблюдая за его движениями.
– Не должно загноиться, – отозвался Мелёшин тоном озабоченного хирурга, словно зашивал не крохотную царапинку, а делал операцию на сердце.
– Ты не ответил.
– Пусть твой Рябушкин поймет, что иметь девушку на дармовщину не получится. Свою девушку нужно периодически развлекать и вкладывать в нее деньги.
– Это ты вкладываешь в своих девушек, а у нас с Петей бескорыстно.
Было до сегодняшнего дня.
– Что ты разволновалась? Придет парень домой и объяснит ситуацию. Родители на первый раз пожурят, а потом задумаются – значит, сын вырос, и пора подкидывать деньжат на развлечения, чтобы не остался за бортом жизни. Так что твой Рябушкин еще скажет мне спасибо за помощь.
– Но ведь не за сто висоров зараз!
– Сто двадцать пять с чаевыми, – ответил жестко Мэл.
Я охнула, приложив свободную ладонь ко рту.
– А что тебя удивляет, Папена? – скривился врачеватель. – За марку надо платить. Захотел твой Рябушкин в "Инновацию" – значит, должен соответствовать. А, может, ты брезгуешь посещать кафе для висоратов и считаешь, что достойна большего? Или моя машина не годится, чтобы возить тебя?
– Дурак ты, Мэл, – сказала я устало. Совсем выдохлась, и спорить совершенно не хотелось. Признаем, наконец, правду. – Машина – отличная, и кафе – блеск… кстати, спасибо за поездку по городу…
Мелёшин кивнул, продолжая аккуратно накладывать невидимые стежки. По-моему, он успел забинтовать небольшой порез тысячей невидимых лент.
– Машины и развлечения – это твой мир, а я живу на восемь висоров в неделю и отрабатываю свои деньги ежедневно по два часа в архиве, ты же знаешь… – Он подтвердил кивком, не поднимая глаз от ладони. – Поэтому сегодня… в общем, больше не верю тебе, Мелёшин. Ни единому твоему слову. В том числе и в бескорыстную помощь с курсовой.
Мэл закончил работу по спасению пораненного пальца. Ранка засохла и практически исчезла, однако он не спешил отпускать ладонь, разминая линии руки и о чем-то задумавшись.
Разомлев, я поймала себя на том, что могла бы просидеть вечность на заднем сиденье машины, смиренно подчиняясь уверенным поглаживающим движениям. Тепло растекалось по руке, размягчая и расслабляя мышцы. Неожиданно в памяти начали всплывать один за другим мимолетные знаки внимания Мэла к своей подружке, и каждый из моментов их нежности, непроизвольно подмеченных мной, колол острее и больнее, чем полученная ранка. Я представила, как парочка сидит вечером в машине у подъезда, и Мелёшин молчаливо ласкает пальчики девушки, а потом властно берет то, во что вложил деньги.
Мгновенная фантазия отрезвила.
– Что это? – спросил Мэл и поднес мою ладонь к глазам. Посмотрел, как линия безнадежности подавила линию оптимизма, схватил вторую ладонь и повторил отрывисто: – Откуда они у тебя?
– Что "откуда"? – не поняла я. – Откуда руки растут?
– Будто не видишь, – пробормотал он и выругался: – А, черт, совсем забыл.
И снова принялся разглядывать. Руки как руки, разве что слегка грязные. На его безымянном пальце сверкнуло кольцо.
– Это твой дефенсор[5]5
defensor, дефенсор (перевод с новолат.) – защитник
[Закрыть]? – спросила я как можно равнодушнее.
– Нет, – ответил он резко. – Значит, продолжаем общаться с хромым? Устраиваем совместные танцульки, и всё такое?
– Тебе-то какое дело? – вырвала руки из захвата. – Сам тоже плодотворно натанцевался, весь зал видел.
– И ты? – осклабился Мэл. – Разглядывала с биноклем?
Не ответив, я подхватила сумку и вылезла из машины. После прогретого салона меня словно из ведра окатило морозным воздухом. Перелезши через снежный бордюр у обочины и натянув шапку поглубже, я зашагала вдоль ограды в неизвестность, поглядывая по сторонам. Куда же меня завез Мелёшин? Сплошь незнакомые места.
За спиной свистнули. Мэл стоял у машины и смотрел мне вслед.
– Эй, Папена! Тебе в другую сторону!
– А я прогуляюсь и освежусь! – закричала в ответ. – А то в твоей машине нечем дышать, воняет на всю округу дешевыми духами!
И побежала вперед. Лучше замерзну за углом нескончаемого забора, нежели поверну обратно. Из принципа.
Припустила, не чуя ног от холода, и неожиданно вывернула к институтским воротам, но с противоположной стороны. Вот почему местность показалась незнакомой – я никогда не ходила соседней улицей.
Ура, спасена! И ринулась на осмотр к заждавшемуся Альрику.
Обычные телодвижения профессора по анализу моего состояния разбавились пожеланием замерить повторно висорические потенциалы. Я согласилась. Вообще, на меня напала меланхолия. Наверное, извилины взбодрились после непродолжительной прогулки по морозу, а потом расклеились в тепле.
Пока мужчина перецеплял датчики и вглядывался в ноль на шкале, прислушиваясь к тонкому писку прибора, я раздумывала о смысле своего существования.
– Как настроение? – спросил Альрик, считывая беспредельные нули из разных мест моего тела.
– Не очень. Что-то раскисла.
Он потрогал мой лоб.
– Температуры нет, горло чистое, нос не заложен. Хандра?
– Наверное.
– Не переутомляйтесь во время сессии и употребляйте больше витаминов.
Да я уже. Опустошила целую оранжерею, – подумала уныло.
– Хотите увидеть небольшой фокус? – неожиданно спросил профессор.
– Какой?
– Это не займет много времени. Пойдемте.
Альрик проводил в соседнюю лабораторию и заставил надеть при входе халат. Он подвел меня к закрытой стеклянной емкости, в противоположных углах которой возвышались две стойки, и на одной из них лежал темный камешек. Внутреннее пространство емкости щедро опутывали датчики и провода, а под крышкой нависало зоркое око камеры. На приборной доске медленно прокручивались диаграммы и прыгали стрелочки приборов.
– Внутрь лабораторного куба помещен сверхлегкий инертный материал. Каким образом, не притрагиваясь, переместить его на другую стойку? – спросил профессор.
Неожиданный вопрос сбил меня с толку.
– Не знаю, – пожала я плечами, а потом вспомнила: – Создать портал. Но это же материальная висорика!
Одно дело сказать: "Сотвори портал!" и совсем другое дело – получить результат. В сказках герои порхают с места на место, безболезненно минуя огромные расстояния по нескольку раз на дню. В реальности же ученым до сих пор не удалось привести сказку и науку к единому знаменателю. Материальные тела не желали перемещаться в пространстве, их структурные связи рвались необратимо, а целостность нарушалась бесповоротно. По этой причине эксперименты с живой материей находились под запретом.
Для каждого амбициозного ученого считалось делом чести внести лепту в исследование переноса предметов с помощью порталов. Интерес подогревался щедрым грантом и почестями, обещанными правительством в случае успешного результата. Сколько честолюбивых замыслов сломалось о неудачные попытки совершить революционный прорыв в данной области – не перечесть.
– В кубе работают генераторы, уплотняющие волны, – пояснил Альрик и показал на две малозаметных коробочки. – А вис-волны, связанные цепью символов, образуют пространственный портал, через который наш подопытный должен переместиться.
Под подопытным профессор подразумевал маленький кусочек непонятного материала, лежавший на стойке. Мужчина подошел к приборной доске и повернул небольшую рукоятку. Я опасливо выглянула из-за его плеча, однако за стеклом куба не происходило ничего подозрительного и внушающего беспокойство.
– Символы искажают и деформируют волны, стягивая пространство до минимума, – добавил Альрик, – Остается дело за малым – создать импульс, который подтолкнет объект в портал.
Профессор нажал кнопку рядом с рукояткой. Поначалу темный камешек ленился делать сальто-мортале, но затем начал постепенно растворяться. Не поверив глазам, я наклонилась к стеклу. Кусочек бледнел и становился все более прозрачным.
– Посмотрите сюда, – позвал Альрик.
На соседней стойке проявились слабо угадываемые контуры лежащего камешка. Предмет раздвоился, потеряв первоначальную плотность.
– Он существует? – спросила я шепотом, боясь спугнуть чудо. – Получается, не здесь и не там. А где?
– Он и здесь, и там, – тоже наклонился к стеклу профессор. – Невооруженным глазом не видно, но часть кристаллической решетки перенеслась на расстояние сорока сантиметров, а часть осталась на прежнем месте. Это большой прорыв, – добавил он, увидев мое разочарование.
Я посочувствовала несчастному кусочку, разрозненно болтающемуся в неизвестности. Живое существо давно умерло бы от болевого шока, не дождавшись, пока его переместят по фрагментам.
– А как возвратить обратно?
– Как возвратить? – переспросил мужчина. – Остановить процесс, и растягивающиеся волны вернут оторванные атомы на место. Не все, разумеется, но большую их часть.
Не позавидуешь камешку. Каково было бы мне сначала разорваться на две прозрачные половинки, а потом воссоединиться без руки или головы?
– Погодите, – сказал Альрик. – Остановить процесс…
Подойдя к большой доске на стене, он начал рисовать мелом символы, соединять их линиями, снова стирать и громоздить еще более сложные изображения. Вдоволь нарисовавшись, вернул рукоятку на приборной доске в первоначальное положение и, не дожидаясь, пока к камешку вернется его помятый вид, засунул руку внутрь куба через круглый лючок в крышке. Поводил пальцами, выписывая странные пируэты, после чего вытащил руку и отряхнул ее, наверное, от налипших волн.
– Погоды не сделает, – пробормотал профессор, снова нажав кнопку, – но процесс станет результативнее.
Процесс не просто пошел результативнее. Располовиненный камешек исчез со стойки и мгновенно проявился во всей красе на другой стороне, сияя уродливой красотой. Наверное, он и сам удивился своему физическому восстановлению.
– Вы видели? – воскликнула я. – Он перенесся.
– Он перенесся, – ответил мужчина спокойно, и лишь по бешено бьющейся жилке у виска можно было догадаться, что спокойствие далось нелегко.
– Это же здорово, да? – вглядывалась я в неестественно ровное лицо профессора.
– Да, это здорово, – подтвердил задумчиво Альрик, а потом вдруг воскликнул: – Черт побери, это невероятно! – затряс он меня за плечи. – Сегодня впервые в мире вы увидели полный перенос материального тела! Потрясающе, – забормотал он. – Конечно, нужно проверить записи и прочие показатели, но факт налицо. Эва Карловна!
А что Эва Карловна? Доверьте мне повертеть ручки и потыкать на кнопки, и я половину лаборатории перенесу, куда пожелаете.
Спустя минуту набежали ученые мужи в белых халатах, заразившиеся восторгом профессора. Одни прыгали и размахивали руками около куба с несчастным камушком, другие громко спорили с Альриком у доски. Я бы тоже с ними порадовалась, но следовало не опоздать на подработку.
