Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 58 страниц)
12.1
С утра Мэл не появился и не пришел на сдаточную работу по символистике, и я не находила себе места, вертясь на скамье и гипнотизируя дверь аудитории.
Завтра экзамен, а его нет. Потоки студентов вливались в большое гулкое помещение, чтобы потрудиться на благо сессии, а Мэл изволил проспать важное занятие после изматывающего труда в дедовской библиотеке. Может, сходить на факультет к элементарщикам и расспросить Макеса? Так и сделаю. Подожду до большого перерыва и схожу.
Приняв решение, я погрузилась в процесс защиты наспех сляпанной работы.
Альрик сдержал слово, вычеркнув вчерашний день из своей памяти. Сегодня он был неизменно элегантен, а красный цветок в петлице делал его похожим на щеголеватого франта. По рядам прошел шепоток, долетевший до меня: у препода день рождения.
Девчонки как одна пришли в коротких юбках и обтягивающих кофточках и с помощью зеркалец проверяли крутизну накрашенных ресниц и идеальность губ, чтобы посылать воздушные поцелуи своему идолу.
Профессор вызывал зараз по нескольку человек за длинный стол рядом с лекторской трибуной и выслушивал заготовленные студентами речи. Меня поразила скорость, с которой Альрик проглядывал многолистные труды и задавал вопросы по существу, мгновенно находя слабые места и прочие минусы исследовательских работ.
Девушки защищались хлопотнее, чем парни. Они эффектно забрасывали нога на ногу, поздравляли профессора с прошедшим днем рождения, выслушивая сухое "спасибо" или "благодарю", деланно краснели или бледнели и жеманно поводили плечами, отвечая на вопросы преподавателя. У меня сложилось впечатление, что еще на отборочном этапе студентки решили застолбить места в группе пересдач, чтобы видеться с Альриком каждый день во время каникул, уж больно много девиц отсеялись ни с чем. Похоже, мою недоразвитую в символистике персону ожидало нечто подобное.
Когда дошла очередь до меня, профессор успел развалиться на комфортном стуле со спинкой и скрестил ноги, притомившись выслушивать невнятное беканье недоучек. Небрежно пролистав мою тощую работу с двумя детскими выводами в заключении, он разгромил в пух и прах куцые размышления о символьной видимости на расстояние и, задав пару наводящих вопросов, на которые я вымучила нечленораздельные "э-э-э…" и "м-м-м…", со скучающим видом вывел в ведомости слово "допущена" в графе "теория". Рядом в графе "практика" стояла тройка, согласованная загодя Стопятнадцатым.
Вот счастье-то! – выползла я из аудитории, изойдя семью потами. Наверное, профессор не захотел портить себе продолжение праздника и последующие каникулы. На красоток в коротких юбках можно любоваться безотрывно, в то время как серая крыска под носом вызовет тоску и уныние на частых пересдачах.
Еще порадовало, что после большого перерыва народ двинется стройными рядами на практическое подтверждение навыков по символистике, а мой папенька уже оплатил авансом замученную троечку, и у меня нашлось свободное время, чтобы пойти и вытрясти из пестроволосого дружка Мэла правду о том, куда пропал его товарищ.
По мере приближения к холлу моя решительность постепенно слабела, пока не снизилась до минусовой отметки. Я находила идею все более нереальной и сумасшедшей. Вдруг элементарщики дружно засмеют меня? К тому же вместе с Макесом учится Аффа, которая сразу поймет и скажет брезгливо: «Совсем докатилась! Бегаешь за парнем, не отличаясь от стада брошенных овечек. Где твое достоинство?»
В общем, я маялась, уговаривая себя и решаясь, а можно было не мучиться пустыми сомнениями. Институтские двери открылись, и в холл вошли два принца с непокрытыми головами, – пестроволосый из-за разноцветных перышек и темноволосый, – и направились к раздевалке. Я заскользила следом, лавируя между студентами и стараясь не потерять из виду синюю куртку с меховым капюшоном. Мне показалось, Мэл выглядел уставшим и измотанным. Может быть, у него дома произошло несчастье, и он не посчитал нужным вовлекать меня во внутрисемейные проблемы?
Пока парни разоблачались и сдавали куртки, я очутилась с противоположного краю как раз напротив них. Тут Макес заметил меня и толкнул товарища в бок. Мэл поднял глаза и… ничего. Стоял и смотрел, не отрываясь, без тени эмоций на лице. Что же случилось? Воображение рисовало картины, одну ужаснее другой: что умер кто-то из близких Мэла, например, дед, или Мэл узнал, что он приемный ребенок, или отец лишил его наследства. Тьфу, ну и фантазии.
Пока страсти-мордасти накручивались на веретено, Мэл что-то сказал другу, и тот, бросив на меня быстрый взгляд, ушел к постаменту со святым Списуилом.
Я сглотнула. Неужели Аффа оказалась права в том, что интерес испарился, и сейчас последует развод мостов?
Мэл медленно двинулся по направлению ко мне и остановился в трех шагах, засунув руки в карманы брюк.
– Как дела? – поинтересовался, не поздоровавшись. Привычное дело.
– Привет. Нормально. А вот как у тебя дела? Почему не пришел на защиту сдаточной? – спросила я торопливо и остановилась, чтобы отдышаться.
– У меня тоже нормально, – ровно ответил Мэл. – Что делала вчера?
– Готовилась к экзамену, – слетело с легкостью с языка. Чем меньше знает мой парень, тем крепче будет спать.
– И как? Плодотворно? – продолжал он расспрашивать.
– Вполне, – пожала я плечами. – Сегодня удалось защититься.
Мэл обегал по мне оценивающим взглядом, вверх-вниз и снова вниз-вверх, и я внутренне похолодела от тревожного предчувствия.
– Значит, провела день в учебе? И обо мне не вспоминала, наверное?
– Провела и вспоминала, – ответила я бодро.
– Надо же, – усмехнулся Мэл. – Тогда держи на память.
Он вытащил из сумки пачку цветных картинок и бросил на стойку. При ближайшем рассмотрении картинки превратились в цветные фотографии, и при взгляде на первую мое сердце остановилось. На ней я садилась в клоунское такси с малиновыми ромбиками у институтских ворот.
В висках забухало, изображение поплыло перед глазами.
– Полистай, Папена, там много интересного.
И правда, фотки оказались захватывающими.
…Я выхожу из такси у знакомого подъезда.
…Я сижу на лавочке, отмораживая пятую точку, и с тоской гляжу на дверь.
…Я нажимаю кнопки на подъездной панели.
Почему дрожат руки, а глаза боятся взглянуть на Мэла?
Последующие снимки были сделаны на длинной выдержке и получились слегка размытыми, потому что дело происходило вечером. Мне ли не помнить?
…Я и Альрик выходим из подъезда.
…Я сажусь в машину, а Альрик придерживает дверцу, помогая усесться.
…Я выбираюсь из автомобиля, и профессор протягивает руку.
…Я иду под ручку с мужчиной вдоль аллеи с ангелами.
…Я стою на ступеньках общежития, а Альрик целует мою лапку.
Божебожебожемой! Влипла. Попала, как кур в ощип.
– Ну, как? – спросил глухо Мэл.
– Крупный план, – ляпнула я невпопад, закусив губу.
– Стократное увеличение без потери изображения, – скривился он. – Значит, допы не помогли? Решила заработать хорошую оценку другим путем?
Как назло, подходящие слова упорхнули из головы, оставив лишь пустоту. Как оправдываться, когда твой парень уличил во лжи, и фотографии беспристрастно зафиксировали тебя в компании с тем, кого он не переносит на дух?
– Это не то, что ты подумал… – объяснила я с горящими от стыда щеками.
Мэл зло ухмыльнулся.
– Смотрю на тебя, Папена, и понимаю, что ты ничем не отличаешься от других. "Это не то, что ты подумал", – передразнил, в точности скопировав растерянную интонацию. – А что я должен думать, увидев тебя с ним? Скажи!
– У нас деловые отношения, ничего личного…
– Говоришь, ничего личного? – Он рывком вытянул из недосмотренной пачки фотографию, на которой я и Альрик смеялись, повернувшись друг к другу. Наши веселящиеся профили запечатлелись на фоне обивки автомобильных сидений. Красивое фото, хоть сейчас на выставку.
– Есть и другие ракурсы, – просветил едко Мэл. – Хорошие деловые отношения, которые длились шесть с половиной часов у него дома.
– У него был день рождения! – воскликнула я, решившись взглянуть на Мэла. Зря. Его лицо перекосило от ярости.
– Двух зайцев убила? Помчалась поздравить с праздником и заодно отработала оценочку?
Я задохнулась от гнусности предположения.
– Ничего подобного! Там было полно гостей! А встреча действительно состоялась по делу, – сказала звенящим голосом. Ведь не верит, по разгневанному лицу и побелевшим костяшкам видела, что не верит. Я бы тоже не поверила.
– Какие могут быть дела с преподом вне стен института? Объясни простому лопуху, – спросил Мэл с обманчивым спокойствием.
– Н-не могу… Я обещала… – посмотрела на него с мольбой. Поверь же, что не вру!
– А ведь ты, Папена, хорошо пристроилась, – сказал ровно Мэл, хотя его самообладание натянулось как струна. – Использовала спортсмена, так и не поговорив с ним, использовала меня, "готовясь" к экзамену на дому у препода, теперь используешь и его, – кивнул на фотографии. – Потому что тебе удобно и легко. Кто следующий в очереди?
– Никто! – выкрикнула я и понизила голос, потому что на нас начали оглядываться. – Твои догадки – чушь и ерунда!
– Придется вызывать его на димикату, – сказал он с досадой. – Что за невезуха с бабами?
Только не димиката! Это же нонсенс – студент, бросающий вызов преподавателю. Мало того, что Мэл заранее обречен на поражение, потому что преподавательский clipo intacti[27]27
clipo intacti, клипо интакти (перевод с новолат.) – щит неприкосновенности
[Закрыть] не пропустит ни одного заклинания, после димикаты Мелёшина вышвырнут из института со скандалом и с грязным пятном в личном деле. Но чертова висоратская честь не позволит Мэлу спустить позор на тормозах, и он не отступится от провальной идеи.
– За него боишься? – спросил Мэл, видимо, заметив мое безмолвное потрясение.
– За тебя, – сделав шаг навстречу, я остановилась. – Не вызывай. Пожалуйста!
Он хмыкнул.
– А на колени встанешь?
– Встану, – согласилась вполголоса. – Не вызывай.
– Одно утешает, – ответил Мэл лениво, поедая меня глазами, в которых загорелись тонкие зеленые ободки. – Никто не знает о том, что я тебя… поимел. Для коллекции. Так и быть, пусть твой хахаль, – кивнул на фотографии, – продолжает хромать на одну ногу, а не на обе.
Меня аж подбросило. Козел! Поимел он меня!
– Он не мой! – выкрикнула, позабыв, что нахожусь в общественном месте с многочисленными ушами. – И ничего не было, гусь ты длинношеий!
Мэл развернулся, собравшись уходить, и обронил через плечо с нехорошей улыбочкой:
– Теперь у тебя будет уйма времени на деловые отношения. Зато я опередил его, хотя не был первым. Кто снимал сливки, а, Папена?
– Снимают достойные, – огрызнулась я в ответ на гадливые слова, и его рука сжалась в кулак, а изумрудные ободки расширились, накрывая радужки.
Мэл процедил:
– На благородство не претендую, и так неплохо живется. Мой тебе совет – прибери фотки.
Намек ясен. Фанатки профессора растерзают и меня, и улики.
Мой бывший парень направился к товарищу, дожидавшемуся у Списуила, и друзья скрылись в юго-восточном коридоре. Они ушли, а я обессиленно привалилась к стойке.
Мерзко, мерзко. И не отмыться – от собственной лжи, от похабной грубости Мэла.
Вот и закончилась песня на первом куплете. Для нереальных везунчиков.
Отвлечение номер 2 к прологу
Лейтмотив: безвыходных ситуаций не бывает
За сорок шесть лет до описываемых событий
1
Кирилл гнал на запредельной скорости, благо маячок на крыше помог расчистить полосу, заставляя водителей жаться к обочине и пропускать машину с синими правительственными номерами.
Пот заливал глаза, руки дрожали, норовя отпустить руль.
Он должен успеть. Обязательно успеет, иначе и быть не может. Ему рано подыхать по собственной глупости.
Автомобиль свернул с дороги на аллею, на повороте пропахав колесами газон и расшвыряв мусорные баки, содержимое которых рассыпалось по идеально подстриженному травяному ковру. Тенистая аллея промелькнула стремглав, приведя к трехэтажному беломраморному особняку в окружении столетних дубов, и машина резко затормозила на площадке, засыпанной розовым щебнем. Бросив дверцу открытой, Семут с трудом выбрался из машины и шатающейся походкой глубокого пьяницы поднялся по ступеням. Ноги налились тяжестью, и каждый шаг отдавался в голове острой болью.
Осталось немного: пройти через просторный холл с зеркалами, подняться на второй этаж по изгибающейся лестнице с резными перилами и, постаравшись не налететь в гостиной на мебель, спрятанную под чехлами, доползти до ванной.
Чем ближе, тем хуже. Слабость парализовала мышцы, и пришлось передвигаться, держась руками за стену, подолгу отдыхая. Последние шаги дались с трудом – в час по чайной ложке. В голове звенело, зрение плясало, а тело затрясло в ознобе.
Проклятье! Кирилл умудрился не рассчитать силы, устраивая по просьбе Волеровского демонстрационный показ на светском рауте. Он знал лимит своих возможностей, но сегодня на создание soluti[28]28
soluti, солюти (перевод с новолат.) – растворение
[Закрыть] ушло больше времени, потому что волны ускользали, потревоженные вспышками на Солнце.
В следующий раз нужно скрупулезно просчитывать силы, но это будет в следующий раз, и до него ещё нужно дожить.
Волеровский был предусмотрительнее, нося с собой инъекционный портативный пистолет, и тщательно следил за тем, чтобы в барабане всегда имелись четыре запасных ампулы. В каждой из них находилась доза, рассчитанная на килограмм массы тела премьер-министра, должность которого Волеровский занял после гражданской войны.
В свое время Кирилл легкомысленно отказался от эксклюзивной разработки ученых "Виса-2" и сегодня поплатился за беспечность. Если он выкарабкается, то обязательно закажет такой же пистолет с барабаном на десять гнезд, – пообещал себе клятвенно. Или нет, на двадцать.
Горло обложило режущими спазмами – ни охнуть, ни вздохнуть. Семут ослабил узел галстука и рванул ворот рубашки. Одежда душила его, до вылезающих из орбит глаз и нестерпимого жжения в легких.
Ввалившись в ванную, он добрался до настенного шкафчика. Как оказалось, вовремя, потому что онемевшие мышцы натянулись судорогой, скрючившей пальцы; суставы с хрустом вывернуло, причиняя адскую боль. По позвоночнику потек расплавленный металл, выбивая слезы и принуждая согнуться от нестерпимой муки.
Кирилл не помнил, как ему удалось открыть потайную нишу, наверное, зубами. Не помнил, как заправил ампулу в барабан и, корчась, выстрелил в бедро через штанину.
И упал.
Он успел. Ежедневная доза ушла в кровь, сегодня на два часа раньше.
Очнувшись, Семут долго смотрел в потолок, прежде чем понял, где находится, а потом вспомнил, как очутился в ванной. Ладони оказались в крови, а зеркало на дверце шкафчика разбито.
Чертовы волны. Сейчас начнется рецидив – третья стадия после временного затишья. Длится не дольше минуты, но проистекает вечность.
Зрение прояснялось, предметы выделялись резче, фокусируясь с немыслимой четкостью, до рези в глазах, пока Кирилл не разглядел витавшие в воздухе мельчайшие пылинки. От соприкосновения с ними кожа зазудела, покраснев. Мужчина сдерживался из последних сил, но все-таки начал расчесывать кровоточащие ладони и лицо.
Уши уловили слабое жужжание мухи, попавшей в паутину в пыльном углу, и трепыхание крыльев насекомого ударило взрывной звуковой волной, оглушив перепонки. Семут застонал, зажав уши руками. Он не успел подготовиться, и беруши остались лежать там, где мужчина бросил их в последний раз – в спальне.
Тело вдруг стало невесомым, готовым рассыпаться трухой на миллиарды частиц. Кирилл почувствовал, как бежит кровь по сосудам – он мог бы разорвать и склеить любой из них; видел, как сокращается сердце – он мог бы остановить стучащий двигатель и запустить его вновь; слышал, как слабо пульсирует желудок, перерабатывая выпитый на рауте бокал вина, и как раскрываются меха легких, принимая кислород. Он наблюдал кипучую деятельность клеток и микроорганизмов, пожиравших друг друга и плодившихся со страшной скоростью.
Он видел волны, будь они неладны. Все беды от них.
Кряхтя, Семут поднялся и, глядя в осколок зеркала, не выпавший из рамы, привел себя в порядок, отмыв кровь с рук и лица. Рубашку придется менять, как брюки и белье. Опять обмочился.
Стоило обработать порезы антисептиком и заклеить лейкопластырем, но для висората примитивное лечение считалось недопустимым, и Семут, схватив волну, принялся "зашивать" ранки. Руки слегка дрожали, поэтому латание вышло небрежным.
Закончив с царапинами, он побрел, ссутулившись, в спальню, чтобы переодеться, и по пути раздвигал плотные шторы на окнах.
На время ремонта жена уехала к родителям. Да, с некоторых пор Кирилл женился – на красивой молодой женщине с неплохими провидческими способностями. Семья жены, имевшая корни, уходящие в начало первого тысячелетия, согласилась на условия правительственного режима в обмен на инъекцию вис-сыворотки. О продажности не шло и речи. Всем хочется жить сытно, в тепле и комфорте, при чинах и должностях. Зато тесть не нарадуется: пусть зятюшка из новоявленных висоратских выскочек, зато недавно приобрел большой особняк в элитном районе, с фонтаном и конюшней. Правда, пока нет лошадей, и не набран штат обслуживающего персонала, но они обязательно появятся, когда закончится ремонт. Как-никак тесть породнился с первым заместителем премьер-министра, и для его дочери, ставшей второй леди страны, созданы все условия – дорогие машины, драгоценности на заказ, дамские салоны, роскошь безделья и возможность управлять вис-волнами.
2
Волеровский исходил желчью. На практике выяснилось, что резервы человеческого организма ограничены. Оказалось, мало видеть волны и уметь возмущать их. Требовался запас сил, чтобы управлять невидимой стихией. При должном мастерстве создавались зараз шесть или семь простеньких заклинаний или два-три сложных, после чего начиналась отдача.
Висоратам, вводившим сыворотку регулярно, приходилось туго. Вдобавок к ежедневным безрадостным ощущениям при инъекциях прибавлялся риск отдачи, когда, затратив усилия на создание заклинаний, организм начинал саботировать, требуя время на восстановление: появлялись сонливость, усталость, апатия, мышечные боли и судороги, ухудшение зрения, чрезмерный аппетит. После отдачи уменьшался и интервал между приемами дозы.
– Дармоеды! – орал Волеровский на правительственном совещании, направляя гнев на притихшее руководство научных городков, вызванное к круглому столу с повинной. – Неужели нельзя придумать постоянный источник подпитки помимо энергетических коктейлей или разовых амулетов?
Повинной не получилось. Ученые развели руками. Законы Вселенной не обмануть – энергия постоянна и переходит из одного состояния в другое. Внутренняя энергия организма превращается в энергию возбужденных вис-волн, которые, в свою очередь, отдают энергию объектам, на которые направлены. Поэтому у каждого висората имелся свой предел отдачи, зависевший от индивидуальных особенностей организма – выносливости, умений и наследственности.
– Это наше слабое место, – переживал Волеровский, делясь бедой со своим заместителем Кириллом Семутом. – Приходится принимать столько дряни, что моя печень не справляется. Я вкалываю сыворотку и пью тонизирующие препараты, а затем заедаю их микстурами. Насквозь пропитался лекарствами.
Волеровскому было грех жаловаться. Он относился к единицам счастливчиков, которые переносили инъекции удовлетворительно.
– Многие используют улучшенные вещи, – сказал Кирилл и достал небольшое плоское кольцо на цепочке, которое носил под рубашкой.
– И надолго его хватает? – поинтересовался скептически Волеровский.
– На раз или на два. Тьфу-тьфу, до отдачи дело не доходило, вовремя останавливался.
– На подзарядку, наверное, уходит уйма времени?
– Свойства амулета восстанавливаются около трех суток, поэтому у меня есть набор на каждый день недели.
– Смотрите, не запутайтесь в днях и медальонах, – усмехнулся Волеровский. – И все же меня доканывает зависимость от стимулирующих средств. Организм сживается с ними, а это пагубная привычка. Вдруг вы забудете надеть свою побрякушку? Отдача тут же прикончит вас.
– Что поделаешь, Эогений Михайлович. Со временем наши ученые придумают что-нибудь колоссальное.
– Надеюсь. Пока же преимущество на стороне урожденных висоратов. В их крови течет сила, веками копившаяся в генах предков. Вы знаете, что они могут сотворить reducti [29]29
reducti, редукти (перевод с новолат.) – восстановление
[Закрыть]многокомпонентных структур, не утруждаясь особо?
Кирилл понимающе хмыкнул. Заклинание считалось чрезвычайно сложным и не удавалось никому, кроме добровольцев из урожденных висоратов, принимавших участие в закрытых опытах.
