Текст книги "Выход в свет. Внешние связи (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 58 страниц)
Лежа в постели, я любовалась зелененькой «Примой», к которой успела привязаться. И хотя Вива предупредила, что дешевый телефон не годится для приличной девушки, всё же не променяю его ни на какой другой. Не потому ли, что цвет корпуса подозрительно напоминает чьи-то глаза в моменты эмоциональной встряски?
Телефончик действительно оказался простеньким. Минимум кнопок и дополнительных функций, примитивный дизайн, но большего мне и не требовалось. Каким бы дорогим и эксклюзивным ни был аппарат, все равно не получилось бы напичкать его новейшими висорическими разработками, как не удалось за много лет облагородить с помощью висорики всевозможную технику, транспорт и прочие устройства, работающие от электрического тока.
Я добавила номер телефона Аффы и номер для вызова такси за "десять и два сверху". Ого, сделаны уже три записи, и к ним тотчас бы добавилась четвертая, если бы не моя плохая память на числа, за что ей в кои-то веки спасибо. Рука, не задумываясь, внесла бы еще один номер и не замедлила бы нажать на кнопку вызова.
Сжав серебристый блинчик, я дождалась, когда материал потеплеет, и раскрыла ладошку. Надеюсь, у тебя всё хорошо, – послала пожелание владельцу бывшего пера. Притянув к себе вырезку, долго любовалась на фотографию, прежде чем заснуть.
И почему мне не пришло в голову поинтересоваться у декана, где пропадает Мэл? Может, отрабатывает повинность за хулиганское поведение? К примеру, занимается прополкой в оранжереях или выбивает пыль из спортивных матов. Вернее некуда, – успокоила себя. Мы не виделись с Мэлом, потому что он трудится на благо института. Ну и славно.
Так и уснула: с одной стороны вырезка из журнала, с другой – склеенный блинчик, и телефон под подушкой. Следуя инструкции, я научилась выставлять будильник на нужное время.
Теплый влажный бриз шевелил макушки пальм, подгоняя к балкону насыщенные цветочные запахи. Экваториальные созвездия раскинули сияющие ожерелья точек в черной пустоте над головой. Ночь, полная стрекота цикад, набросила покрывало на тропический рай, с той лишь разницей, что тропики располагались в шестистах километрах от столицы, под огромным прозрачным панцирем.
Город-чудо, город-сказка, укрывшийся под гигантской полусферой, раскинулся рядом с модным горнолыжным курортом Моццо-2. Зимой это место пользовалось особой популярностью у висоратской публики. Вдобавок к прочим развлечениям под куполом имелось большое соленое озеро, по всем параметрам соответствующее морской воде. По желанию заказчиков на озере устраивали штормы для любителей острых ощущений или высокие волны для фанатов серфинга.
Естественно, роскошь безделья среди пальм и песчаных пляжей была доступна немногим.
Облокотившись о перила, Мэл смотрел в густую темень тропического сада и, затянувшись сигаретой, выдохнул колечко дыма. Вдалеке раздался женский смех, порывом ветра принесло звуки далекой вечеринки.
– Порнография, – сказал Мэл и почесал грудь под расстегнутой рубашкой, наброшенной небрежно и наспех.
– В чем конкретно? – поинтересовался Дэн, развалившийся на кушетке в глубине террасы и потягивающий через соломинку ледяной коктейль.
– Волны в луже – порнография. Альпинизм на искусственных скалах – порнография. Небо в колпаке – порнография. И долбанные плюс двадцать восемь, когда за шатром минус пятнадцать – тоже порнография.
– Вчера ты так не говорил.
– Вчера было вчера, – ответил Мэл и снова затянулся.
Дэн хмыкнул. Спорить не хотелось. Да и зачем?
В комнате хлопнула дверь, послышались женские голоса и смех, в который ворвался мужской голос, звонкие шлепки, короткий взвизг и снова веселый смех. Опять стукнула дверь, и через пару минут на террасу ввалился босой Мак в шортах. Увидев товарищей, он удивленно присвистнул.
– Уже отстрелялись?
– Не всем везет, как тебе, – заметил флегматично Дэн. – На меня сразу двое не вешаются.
– А ты покажи пачку висов[43]43
висы (разг., жарг.) – купюры от ста висоров и больше
[Закрыть] потолще, и на тебя накинутся трое и даже четверо. Или целое стадо. Их тут немерено, – просветил Мак, прошлепал к бару и вытащил из морозильника бутылку, мгновенно запотевшую от перепада температур. Отвинтив крышку, парень начал поглощать содержимое большими глотками.
Внизу синхронно застучали каблуки, и Мак, выйдя на балкон, облокотился о перила.
По улочке, освещенной декоративными фонариками, шли две девушки – длинноногие, с черными как смоль волосами и в коротких платьицах.
Мак громко свистнул.
– Эй, девочки, было классно! Еще увидимся!
В ответ красотки засмеялись и замахали руками:
– Пока, Мак! Зови, если что! Будем ждать.
– Непременно! – откликнулся он, глядя вслед девушкам, пока те не скрылись за поворотом. – Какие ножки! Смотри, у той, что слева, выглядывают трусики. А та, что справа, вообще не носит белья.
– Ага, – ответил Мэл и затянулся.
Мак развернулся к нему.
– Смотрю, у тебя тоже вышло круто. С чего бы еще курить после двухлетнего перерыва?
– А он просто так, – вставил с кушетки Дэн. – Перегрелся.
– Вот ты, Дэн, развлекаешься тут, – сказал медленно Мэл, – а тебя, кажется, кое-кто ждет в столице.
– Одно другому не мешает, – вставил Мак. – К тому же она "слепая".
– Неважно, – упорствовал Мэл.
– Почему неважно? – ответил неохотно Дэн. Затронутая тема была ему неприятна. – Я обеспечил её квартирой, шмотками, деньгами. Так что потерпит, подождет.
– За висы?
– Хочется верить, что деньги для нее – не главное.
– Так прочитай её, – предложил Мак.
– Нет. Я ей доверяю.
– К чему сложности? Проще менять девочек, чем связываться с одной и тем более невисораткой.
– Проще, – согласился Дэн. – Но я приезжаю к ней и знаю, что у меня есть тыл. Что там мне всегда рады.
– Без дальнейших обязательств? – уточнил Мэл.
– Да, – признал Дэн. – И она знает об этом.
– А что будет, когда тебе надоест?
– Пока же не надоело. Отвянь, Мэл. Лучше в себе ковыряйся, – дернулся товарищ и, поднявшись с кушетки, покинул террасу.
– Ништяк оттянулись на лыжах. И склон ровный попался, – заключил Мак, потягиваясь. – Пойдешь завтра с аквалангом?
– Не знаю.
– Утром узнаешь. А вечером опять в клуб или в бар. Кстати, эти девочки – оттуда. Их там полно. Роятся как пчелки и в постельке тоже трудолюбивые.
– Избавь от подробностей, – поморщился Мэл.
– Зря, – пожурил друг. – Имей любую, пока имеется.
– Брезгую.
– Разборчивый, как девица на выданье, – засмеялся Мак.
Помолчали.
Мэл затянулся в последний раз и выбросил окурок, улетевший красной точкой в траву.
– Когда можно сказать, что жизнь удалась? – спросил у друга.
– Когда у тебя есть всё.
– Подразумевается, что за висы? – уточнил Мэл.
– Несомненно, – кивнул авторитетно Мак.
– Значит, твоя жизнь удалась?
– За редким исключением. А твоя, стало быть, нет?
– Почему так думаешь?
– Потому что не спрашивал бы всякую фигню. Что тебе мешает? Только что зажег со сладкой цыпочкой – ноги от ушей и четвертый размер. Тачка есть, адреналина хватает. Щелкни пальцами – и у тебя будет всё, что пожелаешь.
– Будет, – подтвердил Мэл.
– Тогда в чем проблема? В том, что раньше тебе не говорили "нет"?
Мэл долбанул ладонями по перилам:
– Она не сказала!
– Разве?
Мэл промолчал.
– Слушай, эти два дня – отпадные, слов нет. Оторвались по полной программе. Но пойми: если будешь успокаивать нервы так, как делал это в последнюю неделю, – долго не протянешь. Забудь о ней. Встретились – разбежались. Ты имеешь другую, ее имеет другой. Селя ви.
– В смысле?
– Ты о чем?
– Ты сказал: "Её имеет другой". Кто?
– Это в философском смысле, не лепись к словам.
– Нет, ты ответь. Кто это?
– Да я образно выразился.
– Мак, мать твою, не выкручивайся. Если знаешь – скажи, пока не стало хуже.
– Отвали. Накурился какой-то чумовени.
– Значит так. Погуляли, и хватит. Собираемся.
– Куда? Ночь на дворе. Завтра поедем, как проспимся.
– Сейчас. Пакуй чемоданы.
– С дуба рухнул, друг? Чего завелся? Из-за того, что я сказал? Забудь. Случайно вылетело.
– За случайности вставляют новые зубы. Едем.
– Обалдеть, – пробурчал Мак. – Зачем ехать, если сам сказал, что "всё, абзац"?
– Далее начинается с красной строки, – сказал Дэн, вернувшись в комнату. – Видишь же, что бесполезно. Уперся и не сдвинется.
– Ну, так переубеди. Не хочу морозить имеющиеся в наличии достоинства. Хотя бы до утра, а?
Через полчаса злой Мак захлопнул багажник «ласточки» и сказал вполголоса Дэну:
– Ни хр*на он не успокоился. Может, дать ему по башке чем-нибудь потяжелее, чтобы отшибло память?
– Не поможет, – ответил тот, поглядев на сосредоточенного Мэла. – Горбатого могила исправит.
Через десять минут компания покинула курорт Моццо.
16.1
Тихое пиликанье оторвало чугунную головушку от подушки. Хорошо, что накануне была выбрана приятная для слуха мелодия, а не истерично вопящий сигнал будильника. Свесив ноги с кровати, я потянулась.
И приснится же дребедень. Полночи меня носило то ли на драконе, то ли на крылатом ящере, оседланном как лошадь, а где-то внизу профессор и Стопятнадцатый, с крайней озабоченностью на лицах, кричали: "Заходи в вираж! Сейчас врежешься!". Затем выплыла проректриса с сигнальными флажками и начала истошно подавать условные знаки. "Заворачивай!" – показывала Царица. – "Остался последний заход!"
Зачем потребовалось наматывать круги – непонятно, но послушно натянув удила, чтобы осадить животное, я вдруг поняла, что лечу не на драконе, а на бревне, обмазанном чем-то жирным и черным, с дистрофичными крылышками как у жареного цыпленка. Тут бревно повернуло то место, где полагалось быть голове, и, оскалившись красным провалом адского пламени, заорало: "Съешь Мокушку – и станешь устойчивым!"
Наверное, чепуха приснилась, потому что рекомендация профессора о приеме капель необычайной пользы не воспринялась мной всерьез. Память – избирательная штука. Я забыла вынуть флакон из сумки, зато уделила особое внимание ключу от банковской ячейки, разместив его в ящике тумбочки, рядом с прочими драгоценностями, где, кстати, слипшееся перо Мэла занимало отдельный уголок.
Зевнув, я посмотрела на темное окно. Раннее утро еще не обозначило контуры шторочки, предательски расслабляя и предлагая чуток всхрапнуть. Нет уж, лучше встану. Мало того, что летучее бревно лишило ночного покоя, под утро опять приснился мрачный лес с белыми прожилинами облаков в разрывах крон. В сновидении я прижалась к необъятному шершавому стволу и замерла. Дерево было живым и древним. Оно проросло из крошечного семечка и потянулось к солнцу, когда лес в помине не шумел листвой в тех местах, и теперь с любопытством дряхлого старика наблюдало за своим хозяином, крайне изумленным неожиданным вторжением чужака.
Невидимый хозяин леса замер и настороженно вслушивался, не в силах поверить в нахальство гостя, бесцеремонно утаптывающего землю в его владениях, а затем заскользил бесшумной быстрой тенью меж деревьев, намереваясь найти пришлого. То есть меня.
Забодал меня этот сон, – плеснула я в лицо прохладной водичкой, глядя на припухшее отражение в зеркале. Если он вещий, тогда что означает? Может, намекает на что-то или предостерегает? К примеру, не ходите, девочки, по лесу гулять; в чаще страшные волки могут вас сожрать.
Откуда взяться лесу в мегаполисе? В столице все парки вылизаны и поделены дорожками, расчерченными в правильном геометрическом порядке. Сомневаюсь, что в зеленых зонах отдыха водится иная живность, кроме вездесущих голубей и воробьев.
Наверняка смысл сна иносказательный, а не буквальный. Мол, не лезь на чужую территорию и останешься несъеденной. Кто бы подсказал, куда мне не следует совать нос?
– Эва, привет! – мимо протиснулась соседка, отвлекши от созерцания отражения в зеркале. – В институт торопишься? Не терпится?
От её слов на душе потускнело. Бегу, аж подолы у шубы заворачиваются. Сперва на консультацию по матмоделированию вис-процессов, а затем… Затем предстояла защита работы по удовольствиям, исследованием которых я так и не удосужилась заняться. Зато Мэл подготовился и появится в институте при параде, сияя как начищенный висор. Ну, и ладно. Парень заслужил хорошую отметку, в отличие от меня. Не буду омрачать его триумф и скроюсь с глаз долой, чтобы случайно не спровоцировать. Потому что боюсь.
Вместо защиты пойду к Стопятнадцатому – выклянчивать "автомат" по элементарной висорике, наплевав на совесть и раздутое самолюбие. Можно даже бессовестно солгать, что вчерашнее представление в лаборатории убило все мыслительные процессы, а начавшаяся депрессия не позволила рукам дотянуться до конспектов и взяться за билеты. Для пущей наглядности продемонстрирую трясущиеся конечности и закачу полуобморочно глаза.
Пока я планировала события предстоящего дня, соседка успела умыться и выдавила пасту на зубную щетку.
– А где Лизбэт? Что-то ее не видно.
– Наводит последние штрихи. Челку взбивает, – пояснила девушка, понизив голос.
Понятно. Гордость четвертого курса готовится к очередному покорению вертикальной вершины под названием Недосягаемый Пик Вулфу. Похвальная настойчивость.
– Аф, к чему снится лес?
– К грибам, – не задумываясь, ответила Аффа и засунула щетку за щеку.
– Я же серьезно.
– Фмотя какой, – профуфнила соседка с пеной во рту.
– Какой? – Я задумалась. – Деревья во-от такие. – Показала примерный обхват, потому что моих рук не хватило бы, чтобы обнять треть ствола. – И высокие. – Привстав на носочки, вытянула руку к потолку.
– Штвафный? – уточнила девушка и выплюнула пену.
– Неа. И живой.
– Да уж, галиматень. Заканчивай мучить билеты до утра. Смотри, какая синюшность под глазами, – вынесла вердикт Аффа, решившая, что мой сон – результат затяжного учебного бдения. – И что ты делала?
– Где?
– В лесу.
– А-а… Стояла. Сидела. По сторонам глядела. Слушала, – ответила я и удивилась своему бездействию в сновидении. В следующий раз – если таковой будет – попытаюсь выбраться из чащобы хотя бы потому, что чутье подсказывает: еще одна ночь – и хозяин милой рощицы выйдет на след. И тогда кое-кому не поздоровится.
– Лес снится к переменам в жизни, – ответила соседка.
Ничего не скажешь, многообещающее предсказание. Вот, оказывается, к чему повторяющийся из ночи в ночь сон. У меня что ни день, то зигзаги в судьбе как на горном серпантине.
Капли я все же выпила, смешав с витаминным сиропом, но сначала прочитала этикетку, на которой летящим почерком сообщалось, что во флаконе бултыхается гомеопатическая успокоительная настойка. Натянув юбку и свитер, реанимированный после стирки с пятновыводителем, нанесла невидимые духи на мочки и запястья. Я не боюсь встретиться с Мэлом, – повторяла по дороге в институт, старательно подавляя ростки волнения и, лишь войдя в освещенный холл, вспомнила, что накануне пропустила работу. Вчера мои ноги вместо того, чтобы перешагнуть порог архивного помещения, увлеченно топали мимо шкафообразных охранников по банковскому хранилищу, напичканному сияющей сталью.
Что мне будет за прогул? – углубилась я в размышления, набрав полный поднос кушаний и усевшись за столик в центре оживленной столовой. Поклонник общепита рыжий Алесс поздоровался джентльменским кивком из дальнего угла зала. И вам того же, – ответила я, помахав вилкой.
Какое последует наказание за неявку на рабочее место? На меня наложат штраф или заставят отрабатывать пропущенные часы в утроенном размере?
В конце концов, имеет ли смысл горбатиться из-за жалких восьми висоров? К примеру, сейчас я стрательно впихиваю в себя содержимое тарелок стоимостью семь с половиной висоров – практически недельный оклад младшего помощника архивариуса. Встану после завтрака (ну, или выкачусь как колобок) и поползу к Стопятнадцатому, чтобы написать заявление об увольнении. Заодно широким жестом обеспеченного человека покрою пустячный долг, который высчитывают с меня за талоны, порванные когда-то дружком Касторского.
Как давно это было, – вздохнула я, глядя на светлеющее небо за окном. Скоро дни наберут силу, и начнет раньше светать. Ровно месяц пролетел незаметно с тех пор, как я появилась в столичном институте. В декабре передо мной открылась парадная дверь холла, и компостер Монтемортовых челюстей выдал путевку в студенческую жизнь.
Сколько событий пролетело за короткий срок – не перечесть. Легион событий, и за первый месяц мне удалось не спалиться и не попасть под подозрение студентов и преподавателей, исключая посвященное в подлый обман институтское руководство и Мэла. Да, у парня имеется отличный козырь против меня. В любой момент Мэл может разоткровенничаться с дружками, и назавтра сплетня расползется спрутом по ВУЗу. Или поступит еще проще, объявив во всеуслышание о моей "слепоте".
Не умирать раньше времени! – приказала себе. Буду поддерживать легенду тугодумной дочки некоего известного чиновника, безмозглой и оттого не умеющей обращаться с волнами. Поглядим, надолго ли хватит выдуманной истории.
Опять же об архиве, – переметнулась я к злободневному вопросу, отправив в рот ложку рисовой каши. Рассудив здраво, не стоит с налету отказываться от работы, потому что Стопятнадцатый, заботясь обо мне, начнет подозревать. Конечно, в его ученую голову никогда не придет мысль, что я вступила в сговор с профессором и встала на стезю вне закона. Однако Генрих Генрихович знает, что денег от папеньки мне не видать еще месяца три-четыре: в этом отношении отец тверд как кремень и не уступит своим словам. И тогда Стопятнадцатого осенит догадка, что причиной неожиданной финансовой независимости стали воспринятые мной буквально слова родителя о способах зарабатывания денег. Нет уж, не хочу видеть полный мягкой укоризны взгляд декана и его растерянное лицо. "Как же вы, милочка?… Столь кардинальные меры вовсе необязательны" – скажет смущенно Стопятнадцатый, пытаясь говорить обтекаемее о скользкой теме. – "Если вы… находитесь в затруднительном положении, следовало сообщить. Мы что-нибудь придумаем".
Не сомневаюсь, Генрих Генрихович обязательно бы помог. Например, предложил бы дополнительно подработать младшим помощником ветеринара в институтском питомнике или записал бы в очередную благотворительную программу для сирот и обездоленных.
Помимо нравственной стороны вопроса я неожиданно поняла, что успела привыкнуть к буйству флористических красок и к атмосфере архива. Мне удалось приноровиться к замкнутому начальнику, да и он признал необходимость в младшем помощнике и, тем самым, поднял мою самооценку. Даже такая бестолочь как я, на что-то годится!
В общем, как бы работа в архиве ни съедала свободное время, покуда её не брошу, и меня не пугают возможные наказания за прогул. И вообще, хватит питаться среди холопов. Благодаря должности у меня есть право вкушать изысканную пищу среди интерьеров преподавательской столовой.
Выбравшись из общепита, я вновь упрекнула себя за тяжесть в животе, как следствие неискоренимой тяги к обжорству. Видно, пройдет немало времени, прежде чем исчезнет привычка запасаться жирком на случай строжайшей полуголодной диеты.
Вывернув из коридора в холл, я первым делом отметила столпотворение у святого Списуила. Настоящая куча мала из парней облепила постамент, и среди них был Мэл, живой и невредимый, не выглядевший уставшим после изнурительной прополки и поливки в оранжереях.
Меня закачало. Нет, совершенно не так представлялась наша встреча. Нечестно! За прошедшие дни воображение обыгрывало несметное количество всевозможных вариаций, лишавших спокойствия, а сейчас я даже не успела толком разволноваться и подготовиться. Брела потихонечку, не подозревая о неожиданности за поворотом, и тут раз! – вот он Мэл: что-то рассказывает, жестикулируя, и постамент взрывается дружным смехом.
В глазах запрыгали пятна, и я, затормозив, привалилась к стойке у раздевалки. Ну, почему здесь не поставили стулья для объевшихся студентов? Мне бы любой задохлый табурет на двух ножках – лишь бы сесть.
Ноги не слушались, а сердце собралось побить рекорд по боксированию раздутого желудка. Худо мне, худо! Когда-нибудь обжираловка выйдет боком для организма, который в настоящее время разворачивало неведомой силой к святому Списуилу.
И Макес сидел там же, и Дэн. Вся компания была в сборе, создав эпицентр шумного галдежа.
Известно, что чем интенсивнее смотришь на кого-то, тем явственнее объект наблюдений ощущает взгляд. О нет, не оборачивайся! – молила я, старательно пялясь на настенную мозаику, но глаза упорно косили в сторону статуи святого, заодно выхватывая группки кучкующихся в холле девчонок. А студентки смеялись излишне громко и искусственно, успевая прихорашиваться, и посматривали в сторону постамента, перегруженного сильной половиной человечества. Даже скромные первокурсницы, занимавшие уголок у одного из зеркал, отбросили прочь стеснение и распушили перышки, общаясь на повышенных тонах и постреливая глазками на скопище у святого Списуила.
Кошмар! Оказывается, в институте учится прорва женских особей – хорошеньких и не очень, и каждая из них жаждет большой любви и неземной романтики. Ишь слетелись, точно на мед. Полчища назойливых мух.
У мух, в отличие от меня, имелось преимущество. Девицы не скрывали своего интереса к парням и к Мэлу, потому что не боялись. Это за моей пазухой прячется постыдная биография, могущая в любой момент стать достоянием гласности – и всё из-за того, что Мэл оказался не тем человеком, с которым невидящая обманщица могла бы развивать отношения. Теперь мне остается любоваться им со стороны и надеяться, что болезнь под названием "мэломания" пройдет со временем.
И все же Мэл хорош, – невольно засмотрелась я на парня, стоящего в профиль. И смешно рассказывает о чем-то, и сам смеется – красиво, заразительно. Кто-нибудь! Помогите отклеить от него взгляд!
Облокотившись о стойку, я опустила голову, чтобы продышаться. Сейчас оклемаюсь и пойду – на твердых ногах, задрав нос к потолку и наплевав на парней, облизываемых повышенным женским вниманием. В отличие от всяких разгильдяев мне нужно спешить на консультацию по матмоделированию процессов. Всего-то требуется пройти краем холла и, не доходя трех метров до святого Списуила, свернуть в западный коридор. Проскользнуть в каких-то паршивых трех метрах от эшафота.
Напоследок я бросила взгляд на постамент. Мэл слушал какого-то парня и кивал, соглашаясь с его словами. Обожемой! Еще минута – и сердце сломает ребра. Сил моих нет пялиться безмозглой овечкой!
И тут Мэл обернулся. И увидел меня. И перестал улыбаться. И вселенная перешла в иное измерение.
Где-то там, в четырехмерии, оставшемся на краю сознания, Дэн окликнул товарища и нахмурился, поняв, куда направлен его интерес, а Макес ловко переключил на себя внимание парней на постаменте, став центром шумного сборища. Где-то там студенты растекались ручейками по коридорам, чтобы, добравшись до аудиторий и кабинетов, отдаться во власть учебной стихии. Я же, позабыв обо всем, отдалась во власть взгляда Мэла, чувствуя, как наливается лихорадкой тело.
К горлу подступил комок, и дышалось часто и прерывисто, отчего грудь вздымалась, точно после забега. Сумасшедше стучало в висках, и щеки стали горячее плиты в кухонном блоке. А Мэл стоял вполоборота и смотрел, не отрываясь: не равнодушно и не с угрозой, не с презрением и не с насмешкой.
Сделай уже что-нибудь! Покажи, чего от тебя ожидать и как быстро убегать, ища место, где спрятаться.
И Мэл почти сделал. Уверена, он хотел показать, но тут рядом с ним нарисовалась какая-то девица и приобняв, поцеловала в щеку.
Я проморгалась, пытаясь выгнать непрошенную песчинку из нашей с Мэлом вселенной, но навязчивая мелочь не желала убираться восвояси, возвращая на бренную землю. Уши обрели способность слышать, а зрение – видеть прочие предметы помимо парня.
Рядом с ним стояла Эльзушка и игриво тормошила, говоря что-то с ослепительной улыбкой.
Рядом с Мэлом появилась Эльзушка! Чертова египетская кошка с облезлым хвостом.
Не добившись от парня вразумительного приветствия, Штице посмотрела в ту же сторону и, встретившись со мной глазами, приподняла удивленно бровь, а Мэл, продолжая смотреть на меня, притянул девицу за талию. Гляди, Папена, чего лишилась! А ведь на её месте могла быть ты, и даже больше: я мог целовать тебя на виду у толпы, – кричал его жест.
Эльза, не теряя времени, прижалась к парню с видом победительницы, обскакавшей прорву неудачниц, и бросила в мою сторону взгляд, исполненный превосходства.
Они так и удалились из холла в обнимку – теснее некуда. Мэл забросил сумку на плечо, а Штице несла супермодную авоську, стуча сапожками в облипку. Свита Эльзы двинулась за воссоединившейся парочкой на почтительном расстоянии.
Очнувшись, я прижала пальцы к занывшим губам. Не почувствовала, когда успела искусать их – до боли, до металлического привкуса на языке. Заметил ли кто-нибудь мой глупый вид? – оглянулась по сторонам. Напрасное беспокойство – до серой крыски никому не было дела.
Шумная компания, облюбовавшая святого Списуила, начала редеть, и постамент опустел. Что ж, и мне пора на консультацию. Осталось пять минут до звонка.
