Текст книги "Путеводитель по Библии"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 94 страниц)
Затем следует апокалиптический отрывок, в котором Иисус описывает будущее. Часть его, по-видимому, совершенно определенно связана с разрушением Иерусалима римлянами, которое должно было произойти через сорок лет после описываемого в Евангелии периода.
Мф., 24: 15–16. Итак, когда увидите мерзость запустения, рененную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, – читающий да разумеет, – тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…
Мерзостью запустения была статуя Зевса, установленная в Храме Антиохом IV, и вообще она могла означать победу языческих сил над Иерусалимом, которая случилась в 70 г. до н. э.
В ходе иудейского восстания против Рима последователи Иисуса заняли пацифистскую позицию и не участвовали в защите Иерусалима, а убежали в горы. Может быть, поэтому эти стихи были постфактум добавлены к традиционной апокалиптической речи Иисуса.
После ссылки на падение Иерусалима следует общее описание будущего конца света, дающееся в типичных для Ветхого Завета терминах всеобщего уничтожения:
Мф., 24: 29. И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются…
Далее следует явление Мессии и установление идеального царства.
Мф., 24: 30. …тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою…
Однако это создает некоторую проблему. Для тех, кто верил, что Иисус был Мессией, Мессия уже пришел. Очевидно, должно произойти «второе пришествие». Это второе пришествие не должно быть отсроченным надолго:
Мф., 24: 34. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет…
Конечно, теперь обычно утверждают, что этот стих относится к падению Иерусалима, а не ко второму пришествию, которое описано непосредственно перед этим. Однако это не было точкой зрения ранних христиан, которые, в соответствии с этим стихом, ожидали второго пришествия ежедневно. Тем не менее, Иисус отказался определить точное время второго пришествия.
ТалантМф., 24: 36. …О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один…
Одна из притч Иисуса, которые цитируют в связи с внезапностью и непредсказуемостью второго пришествия, говорит о человеке, который дает рабам деньги на их усмотрение, затем внезапно возвращается и требует отчета.
Мф., 25: 15. …и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился.
Первоначально талант был греческой единицей меры, он происходит от слова, означающего «балансир». Это относится к тому времени, когда золото и серебро тщательно взвешивались на весах перед их использованием для платежей, еще до того времени (в VI в. до н. э.), когда в употребление вошли монеты стандартного веса, чеканившиеся с портретом монарха как гарантией честной меры.
Талант был крупной денежной единицей, особенно для древних времен. Талант, используемый в Иудее во времена Нового Завета, был равен шести тысячам шекелей, и, несомненно, он был эквивалентом нескольких тысяч долларов в современных деньгах.
Использование этого слова в вышеприведенных стихах, в которых каждый слуга получает множество талантов согласно его способностям, привело к использованию этого слова как выражения особой способности, которой обладает отдельный человек. Фактически в современном английском языке использование этого слова как означающего денежную единицу полностью исчезло, и единственное значение «талант», которое знает большинство людей, – это значение высокой способности какого-нибудь вида.
КаиафаДолжно быть, фарисеям и храмовым властям последние речи Иисуса показались серьезной угрозой. Обвинения Иисуса против них пробуждали в невежественных народных массах ярость. За этим могло что-то последовать, и этим обстоятельством воспользовались для созыва собрания высочайшей религиозной власти иудеев – самих первосвященников:
Мф., 26: 3. Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы…
Должность первосвященника была уже не такой, как когда-то. Истинные Цадокиты исчезли во времена Антиоха IV. Маккавейские первосвященники исчезли с пришествием Ирода. Последний из маккавейских первосвященников Аристобул III был казнен в 35 г. до н. э. по приказу Ирода. В последующем столетии (последнем столетии существования Храма) было много первосвященников, учрежденных Иродом или римскими властями, и они выбирались из того или иного аристократического иудейского рода.
Влияние этих последних первосвященников, не имеющих высокого престижа Цадокитов или Маккавеев, было действительно небольшим, но они управляли Храмом и благодаря этому разбогатели и стали могущественными.
В 6 г. первосвященником был назначен Анна (по-еврейски Ханна), и он оставался на этой должности до 15 г. Затем он был снова утвержден следующим римским чиновником, который, несомненно, посчитал, что может использовать взятки, чтобы диктовать свою волю, поскольку обладал властью назначать нового первосвященника. Некоторое время в этой должности служил сын Анны Симон, а затем, в 18 г., этот пост занял зять Анны Каиафа (согласно Иосифу, ему дано было имя Иосиф). Во время пребывания Иисуса в Иерусалиме Каиафа уже был первосвященником в течение одиннадцати лет, и ему предстояло оставаться первосвященником еще семь лет.
Возможно, Каиафа со своего положения видел всю серьезность ситуации, так как он хорошо знал римлян. Он часто имел с ними дело и, несомненно, получил свою должность только благодаря финансовой сделке с ними.
Иудей из сельской местности, или иерусалимских трущоб, или (еще более) галилеянин из провинции мог почти не знать об истинной силе Рима. Он мог наблюдать только тех немногих римских воинов, которые находились в близлежащем гарнизоне. Обычные люди могли считать, что римлян можно победить, благодаря тому, что на их стороне – чудодейственный Мессия.
Однако Каиафа знал, что римлян нельзя было бы победить на этом отрезке их истории, и через сорок лет это оказалось для иудеев трагической правдой.
Разумеется, еврейские повстанцы того периода обычно верили, что Мессия будет с ними, и в этот особый момент иерусалимские народные массы приветствовали Иисуса как Мессию. Однако Каиафа не верил в это. Важно помнить, что через столетие после падения Маккавеев появлялось множество людей с мессианскими притязаниями, и за каждым из них кто-нибудь следовал. О каждом из них появлялись истории об удивительных подвигах и исцелениях, истории, по мере их пересказа обраставшие подробностями.
Иисус у Матфея сам свидетельствует об этом в своей апокалиптической речи:
Мф., 24: 24. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных.
Для Каиафы Иисус мог быть только одним из этих «лжехристов». С его точки зрения, Иерусалим был взбудоражен провинциальным проповедником, который пробудил толпы народа до опасного уровня. Всего лишь через пару дней должна была праздноваться Пасха, и со всех сторон в город стекутся паломники, чтобы поклониться в Храме. Волнение может достичь лихорадки, и кто-нибудь, укрепленный уверенностью в помощи Мессии, убьет священников Храма или, что еще хуже, нападет на какого-нибудь римского воина. Тогда все погибнет.
Если в Иудее произойдет бунт, она будет сокрушена и стерта с лица земли. То, что не сумел сделать Антиох IV, смогут совершить римляне.
Действительно, эта точка зрения явно видна в Евангелии от Иоанна, где в этом же эпизоде цитируются следующие точки зрения священников:
Ин., 11: 48–50. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, – и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб.
Это последнее замечание часто цитируют как пример ужасного цинизма, но, конечно, это тот принцип, который постоянно используется всеми народами, и до и после времен Каиафы. И при этом высший совет первосвященников не может рассматриваться как чрезмерно пессимистический, поскольку через сорок лет случилось все, чего они так боялись. Пришли римляне и завладели их народом. Можно даже доказать, что только потому, что власти приняли меры против Иисуса, народ получил еще сорок лет жизни.
Иуда ИскариотВласти не только решили, что Иисуса нужно арестовать и устранить как представляющего большую опасность для народа, они также считали, что это должно быть сделано немедленно. Уже через два дня наступит Пасха, и тогда может быть уже слишком поздно. Сама попытка произвести арест на этом самом национальном из всех еврейских праздников (когда Бог поразил египтян) могла возбудить страсти вплоть до восстания, даже если восстание не вспыхнет к тому времени спонтанно:
Мф., 26: 4–5. И положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе.
Кроме того, было ясно, что арест лучше всего произвести ночью, когда город спал, так, чтобы не было никакого шума в момент ареста, и так, чтобы город столкнулся утром с уже свершившимся фактом. Действительно, если бы дело можно было бы осуществить без немедленного восстания, то успех только этого предприятия уже предотвратил бы восстание, так как какого Мессию могут арестовать несколько воинов. Для многих Иисус тогда предстал бы лжемессией, и множество народу отпало бы от него.
Но – и здесь была основная проблема – где Иисус ночевал? Власти и нашли бы его, но найдут ли они его вовремя?
Когда это случилось, Каиафа нашел неожиданного союзника. Один из главных учеников Иисуса Иуда Искариот изменил ему:
Мф., 26: 14–15. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников;
Другими словами, он указал им на Иисуса в ночной тишине и дал им возможность арестовать его без лишней суматохи.
Поступок Иуды сделал его имя нарицательным для обозначения подлости с тех пор на многие века. Назвать кого-то «иудой» – значит назвать его предателем.
Но какой был мотив Иуды? Матфей подразумевает, что это была жадность, так как Иуда просил денег: «Что вы дадите мне…»
В Евангелии от Иоанна эта точка зрения выражена резче и подразумевается, что как казначей группы Иуда отвечал за деньги:
Ин., 12: 6. …он… был вор. Он имел (при себе денежный) ящик и носил, что туда опускали.
Могло ли быть так, что обнаружилось присвоение им чужих денег и он был вынужден пойти на предательство в дикой попытке избежать позора?
Но если именно жадность была мотивом Иуды, то, по-видимому, он получил от этого совсем небольшую прибыль. На самом деле первосвященники занимали такое положение, что они могли и готовы были щедро оплатить предлагаемую Иудой услугу, однако Матфей сообщает:
Мф., 26: 15. …и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников…
Невозможно не задаться вопросом, а не склонность ли Матфея к пророчествам Ветхого Завета захватила его и здесь. Это была та сумма, которую упоминает Захария в связи со своим таинственным пастырем:
Зах., 11: 12. И скажу им… дайте Мне плату Мою… и они отвесят в уплату Мне тридцать серебряников.
Должно быть, Матфей помнил этот стих. Только Матфей из всех евангелистов упоминает о конкретной сумме, выплаченной за предательство, так как только он считает необходимым соответствие пророчеству Ветхого Завета.
Могло ли быть так, что предательство было лишь второстепенным по отношению к деньгам (если оно вообще было) и что настоящим мотивом было что-то другое?
Часто упоминается, что Иуда был единственным иудеем среди апостолов и что поэтому он был менее лоялен к проповеднику-галилеянину, чем остальные апостолы, которые все были галилеяне.
Действительно, весьма антисемитски настроенные люди доказывали, что только иудеи были истинными евреями в современном смысле и что галилеяне были только обращенными евреями, которые в действительности были нееврейского происхождения. Согласно такой линии рассуждения, получается, что галилеяне добродетельны, а иудеи порочны, и больше не нужно никаких оснований для того, чтобы объяснить предательство Иуды.
Такие аргументы конечно же смехотворны, даже если Иуда был действительно единственным иудеем. Но так ли это? То, что эта точка зрения полностью зависит от того, означает ли Искариот «человек из Кериота», является теорией, которая очень широко была принята в течение многих столетий, но, тем не менее, она сомнительна. Если же, действительно, «Иуда Искариот» – это неправильное прочтение «Иуды Сикариота» («Иуда Террорист»), то предательство можно рассмотреть в совершенно ином свете.
Предположим, что Иуда был душой тех экстремистов, которые хотели и требовали немедленной войны против Рима. Возможно, он присоединился к Иисусу в надежде, что этот человек действительно мог быть Мессией, пришествие которого сразу положит конец ненавистному римскому господству. Возможно, с нарастающим волнением он шел с Иисусом в Иерусалим, он был свидетелем торжественного въезда Иисуса, его очищения храма от торговцев и его растущей популярности.
Возможно, Иуда почувствовал уверенность, что Пасха будет сигналом к божественной битве, как часто подробно предсказывали пророки, у которых все силы язычества должны были быть разрушенными, а сын Давида – возведен на царский престол.
Что изменилось? Вполне возможно, это был вопрос о дани Риму, и Иисус ответил на него, что кесарю – кесарево. Иуде это, возможно, показалось отказом от всякого намерения выступить против Рима политически и объявлением со стороны Иисуса, что он был заинтересован только религиозными и этическими вопросами. Если это так, то для Иуды это оказалось сокрушительным ударом.
Тогда, если Иисус фактически проповедовал о втором пришествии и если этот отрывок не является вставкой более поздних редакторов после смерти Иисуса, то это могло довершить разочарование Иуды. Именно теперь Иуда перешел к действиям, не откладывая их до второго пришествия Мессии.
То, что произошло потом, можно объяснить двумя путями. Иуда мог быть настолько разочарован и подавлен, что жаждал мести. Чувствуя, что он оказался в дураках, он мог поспешить в припадке ярости отомстить тем, что он рассчитывал обманом устроить арест и казнь Иисуса.
Или могло быть и так, что Иуда все еще считал, что Иисус был Мессией, но тем, кто необъяснимым образом воздерживался от окончательного решающего сражения. Возможно, подвергая Иисуса опасности ареста, он мог таким образом вынудить его предпринять то, что, по мнению Иуды, и надлежало совершить Мессии.
Все это, конечно, догадки, не более чем гипотеза. Однако есть еще одно соображение, которое можно прибавить к этому.
В то время как священники совещались, а Иуда строил планы своего предательства, Иисус проводил свою последнюю ночь в Вифании. Там некая женщина омывала его волосы, поливая их из кувшина дорогим миром.
Описывается, что ученики испытывают досаду из-за такой траты, считая, что это миро можно было бы продать и выручить деньги для пожертвования бедным, но Иисус успокаивает их, заметив им, что он был помазан для предстоящего ему погребения. Однако в Евангелии от Иоанна недовольство выражает только Иуда:
Ин., 12: 4–5. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?
(Именно в этот момент Иоанн заявляет, что Иуда сказал это не из заботы о бедных, а потому что он был вором, который отвечал за казну.)
В Евангелии от Иоанна именно после этого события Иуда совершил свое предательство. Если мы рассматриваем повествование Иоанна, то это, возможно, не соответствует теории разочарования Иуды. Разве мог его раздражать акт помазания – традиционный обряд установления царствования? Это физическое действие подчеркивало, что Иисус – Мессия, «Помазанник», и это, должно быть, обострило болезненное ощущение Иудой того, что Иисус предал мессианство, отказавшись возглавить восстание против Рима.
ГефсиманияВо время Пасхи Иисус и его ученики обедали в окрестностях Иерусалима. Это была «Тайная вечеря». Иуда Искариот участвовал в этой трапезе, но сразу после этого, должно быть, убежал, чтобы посоветоваться с первосвященниками. Иисус и оставшиеся с ним ученики затем удалились, но не ушли далеко:
Мф., 26: 36. Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там.
Гефсимания находилась сразу за Иерусалимом на западных склонах Елеонской горы и, возможно, в оливковой роще, где некогда стояла маслобойня. (Название Гефсимания означает «маслобойный пресс».) Иуда знал о том, что Иисус будет там, это особенно ясно видно в Евангелии от Иоанна:
Ин., 18: 2. Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими.
Интерпретируемый с рационалистической точки зрения «исторический Иисус», возможно, ожидал, что следующий день будет крайне важным и будет тем днем, когда город встанет на его сторону, и поэтому он находился максимально близко к городу.
Возможно, теперь, когда наступал решающий момент, его охватило чувство неуверенности. Было ли то, что он делал, действительно правильно? Добьется ли он успеха? Пишется, что он провел это время в мучительной молитве.
Мф., 26: 39. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты.
В этом стихе можно увидеть, как «исторический Иисус» пытается уклониться от последнего испытания, сомневаясь в успехе, боясь последствий и, тем не менее, чувствуя, что другого выхода нет.
Поцелуй ИудыОднако тревожное ожидание внезапно закончилось с прибытием вооруженных людей, которых послали священники. Иуда привел их в то место, где должен был находиться Иисус, место, известное Иуде, но не властям. Именно теперь в ночной тишине Иисуса можно было взять, и, когда занялся рассвет пасхального дня, потенциальный бунт был сорван из-за внезапного отсутствия руководителя и того неожиданного открытия, что Иисус не кто иной, как лжемессия.
Единственной причиной возможного провала этого плана теперь было то, что по ошибке могли арестовать ученика, а Иисус мог убежать. С Иисусом в этой последней сцене молитвы в Гефсимании было три ученика:
Мф., 26: 37. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых…
И любой из этих троих мог быть ошибочно принят за Иисуса. В конце концов, было темно, и вооруженные люди, возможно, не знали, как выглядит Иисус. Поэтому Иуда должен был безошибочно указать на Иисуса, и он предложил сделать так:
Мф., 26: 48. …Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его.
Для современных американцев это, по-видимому, усугубляет измену: предать с помощью поцелуя выглядит особенно злодейски. Частично это отражение наших собственных социальных нравов, в которых поцелуй стал знаком особой близости и привязанности. Однако в других культурах поцелуй между людьми при встрече может быть совершенно обычным делом. Это было обычное приветствие, и оно не имело большего значения, чем рукопожатие в нашей культуре. Разумеется, даже в этом случае измена – это весьма плохо.
В изображении Матфея Иисус настолько же удивился приходу Иуды, насколько и не осознавал намерения предателя:
Мф., 26: 49–50. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его.
Несомненно, эта часть Евангелия полна указаний на то, что Иисус заранее знал об измене Иуды, и заканчивается, как и можно было ожидать, божественным предвидением Мессии. И иногда предполагается, что вопрос Иисуса Иуде «для чего ты пришел?» является метафорическим способом высказывания: «Делай то, для чего пришел». То есть «Давай покончим с этим».
Однако, если мы рассматриваем личность «исторического Иисуса», мы вполне можем предположить, что он был удивлен внезапным появлением Иуды и какое-то мгновение не осознавал значения происходящего. Тогда этот вопрос имеет прямой смысл.
Один из присутствовавших учеников предложил оказать сопротивление. Здесь он не назван, но Иоанн утверждает, что это был Петр:
Мф., 26: 51–52. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут;
Можно представить, как «исторический Иисус» видел, что всякое сопротивление бесполезно, и не хотел, чтобы его учеников убили ни за что. Возможно, он видел смысл утешения в том, что решающий момент для восстания еще не пришел. Или, возможно, он все еще считал себя Мессией и был уверен в том, что его еще защитит божественное вмешательство.
(«Традиционный Иисус» знал, как с тех пор принято фактически всеми христианами, что должно было произойти и что испытание в виде распятия на кресте и воскресение были частью божественного замысла.)
Однако в этот момент ученики отреагировали так, как если бы они стояли перед фактом ареста «исторического Иисуса», а не божественного Мессии:
Мф., 26: 56. Тогда все ученики, оставив Его, бежали.